"Тайна старой знахарки" - читать интересную книгу автора (Лессманн Сандра)

Глава 28

— Энн, где Молли? Мне нужна чистая сорочка.

Энн в этот момент ощипывала курицу и даже не подняла головы на вошедшего в кухню Алена. Она была на восьмом месяце беременности, что временами превращало ее просто в стерву.

— Вам что, трудно напомнить ей о том, что нужно сделать? — допытывался Ален.

По-прежнему уткнув физиономию в курицу, Энн сквозь зубы процедила:

— Она ушла.

— Ушла? Куда? И зачем?

— Я рассчитала ее.

Ален изумленно уставился на нее.

— Рассчитали?

— Да! — прошипела Энн. — Думаете, я не понимаю, чем вы с ней каждое утро занимаетесь, когда она приносит вам водицу для умывания? Мерзость какая! Вот я и выставила эту сучку из дому.

Ален в бессильной ярости сжал зубы. Ему не в чем было упрекнуть себя. Молли была просто жизнерадостной девчонкой и не видела трагедии в том, что ее далеко не старый еще хозяин разок-другой залезет ей под юбку или чмокнет в щеку. Но даже здесь были свои границы, которые Ален никогда не нарушал, тем более против воли служанки. Со временем эти тисканья и поцелуйчики стали своего рода ежеутренним ритуалом, который ни Ален, ни Молли всерьез не принимали. Естественно, в один прекрасный день это стало известно и Энн, но Ален никогда не думал, что та станет вымещать злобу на Молли.

— Вы не имели права выставлять бедную девушку на улицу! — укоризненно сказал Ален. — Надо было сначала посоветоваться со мной.

Раздражение гнало его из дому. Он стал даже подумывать о том, чтобы прикрыть свою лечебницу и перебраться в госпиталь, лишь бы не видеть Энн. Риджуэй был настолько погружен в свои мысли, что толком не соображал, куда направляется. Лишь увидев перед собой Ладгейтские ворота, он невольно остановился, прикидывая, что делать. Положившись целиком на волю ног, он миновал сначала ворота, потом Флит-стрит и двинулся к Стрэнду. Может, ему улыбнется счастье и леди Сен-Клер окажется дома. Он, как никогда прежде, жаждал ее общества, ее понимания и нежности. Преодолевая смущение, Риджуэй ударил латунным молоточком на двери дома. Ему отворил лакей.

— Ах, это вы, мастер Риджуэй. Вы как нельзя кстати. А то госпожа уже велела послать за вами. У нас с одним из слуг приключилась беда.

— Что случилось?

— Под лошадь угодил, и она его помяла. Сейчас я провожу вас к нему.

Пострадавший лежал у себя в каморке на кровати. Им оказался Уильям. Аморе с озабоченным видом сидела подле него.

— Мастер Риджуэй! Так скоро? — пораженно воскликнула она.

— Нет-нет, я просто зашел навестить вас, и только здесь от вашего лакея узнал о случившемся, — пояснил Ален и склонился над Уильямом, который с перекошенным от боли лицом беспокойно заворочался. Ощупав пострадавшую лодыжку, Ален вздохнул с облегчением.

— Вроде переломов нет, все цело. Правда, сухожилия растянуты. Необходимо наложить шину. Уильям, вы должны держать ногу в полном покое, и скоро сможете ходить ничуть не хуже, чем раньше.

Слуга облегченно откинулся на подушку.

— Спасибо вам, мастер Риджуэй. А то я уж чего только не передумал.

Аморе с любопытством наблюдала, как Ален ощупывает и перевязывает лодыжку ее слуги, после чего пригласила лекаря уделить внимание и ей.

— С большим удовольствием, миледи, — широко улыбаясь, ответил Риджуэй и последовал за хозяйкой в ее покои.

К вечеру Алена стали терзать укоры совести. Верно говорила Энн — он совершенно забросил работу в последнее время. Предстояло решить, как все-таки жить дальше. Аморе посоветовала ему не ходить домой пешком, а воспользоваться извозчиком — наступали сумерки, и передвигаться по Лондону становилось небезопасно. Извозчик тащился еле-еле — весь Лондон отмечал победу британского флота над голландцами. Эскадра англичан высадилась на островах Флиланд и Трешеллинг, сожгла около ста пятидесяти неприятельских кораблей и несколько захватила. Жители Лондона бегали с факелами, а кое-где даже палили в воздух из мушкетов.

Извозчик довез Алена до его дома на Патерностер-роу. И здесь вовсю шло празднество. Ален обратил внимание на привязанную у соседнего дома лошадь, пугливо вздрагивавшую при каждом выстреле.

Света в окнах лечебницы не было, хотя ставни оставались незатворенными, что было довольно странно. Доставая ключ, Риджуэй подумал, что женщины и его ученик уже ушли к себе. Собираясь вставить ключ в замок, Ален вдруг заметил, что дверь не заперта. Более чем странно. Риджуэй отворил дверь и вошел в дом. Не успел он и сделать двух шагов в полутемной лечебнице, как вдруг наверху прогремел выстрел и вслед за ним раздался женский крик. В следующую секунду он увидел, как на верхнюю площадку лестницы, вопя как безумная, выскочила Энн. Повернувшись, она окаменела, заметив в паре шагов от себя преследователя. И действительно — позади нее мелькнула зловещая темная фигура. Ален успел разглядеть мужчину в просторной черной накидке и широкополой шляпе. Незнакомец, грубо схватив Энн за плечи, толкнул ее, и она, тяжело упав, покатилась по лестнице. Нападавший бросился вслед за ней, на ходу выхватывая из-за пояса пистолет. Ален, не помня себя, закричал. Бандит ловким движением взвел курок и наставил дуло прямо на Риджуэя.

Реакция Алена была чисто инстинктивной. Впоследствии он так и не мог объяснить, как ему удалось столь молниеносно укрыться за массивным деревянным операционным столом. Пуля лишь слегка задела ему плечо. Ален тут же вскочил, пытаясь разглядеть незнакомца. А тот тем временем, схватив тяжелый пистолет за ствол, принялся молотить рукояткой по голове Энн. Ален в отчаянии стал перебирать хирургические инструменты в надежде вооружиться, и при этом довольно сильно порезался. Но незнакомец уже бросился прочь из лечебницы. Ален заметил, что лицо его закрывал темный платок. Хлопнула дверь.

Скальпель — жалкое оружие лекаря — выскользнул из окровавленных пальцев Алена.

— Энн! Энн!

Та лишь стонала в ответ. Ее белый чепчик пропитала кровь. Ален осторожно снял его с головы Энн и невольно ахнул. Увиденное поразило даже его. Несмотря на страшные раны на голове, Энн еще дышала. Подхватив жену, Ален отнес ее наверх в спальню, где осторожно положил на кровать.

— Элизабет! Кит! — что было мочи стал звать он. Ответа не последовало.

— Проклятие! Да куда вы все запропастились?! — в отчаянии вырвалось у него.

И в самом деле, почему Энн оказалась одна в пустом доме? Что делать? И в доме ни души.

Первым делом следовало заняться раной на ее голове. Сбежав вниз в лечебницу, Ален собрал необходимые инструменты и чистые салфетки, налил бренди в миску, после чего вернулся наверх. Энн, не шевелясь, лежала на постели, Риджуэй тщательно осмотрел рану. Вооружившись бритвой, сбрил часть волос вокруг раны. В рану проглядывали кости черепа. Тяжелая рукоять пистолета размозжила их, вдавив в отдельных местах внутрь. Да, ранение было весьма серьезным, если не смертельным. Сознавая, что уже ничем не сможет помочь Энн, Ален тем не менее аккуратно извлек мелкие отломки костей и тщательно промыл рану.

Теперь следовало подумать, как быть с ребенком в ее уже начинавшем мертветь чреве. Выжил ли он после падения матери? Большими ножницами он взрезал платье Энн и приложил ладони к животу. И ощутил внутри движение.

Ален лихорадочно раздумывал. Он понимал, что никакие роды в таком состоянии матери невозможны. Но если она умрет, с ней погибнет и ребенок. Была лишь одна возможность спасти его: кесарево сечение! Этот метод был знаком еще в Древнем Риме — названием своим он был обязан римскому императору Цезарю, родившемуся именно благодаря надрезу матки. Однако метод этот был чрезвычайно опасен и поэтому применялся только в тех случаях, когда роженица умирала, а ребенок продолжал жить.

Ален колебался. Приложив ладонь к груди Энн, Ален попытался определить, бьется сердце или нет. Сердцебиение едва ощущалось, удары были редкие. После краткого раздумья Риджуэй спустился в лечебницу и пропитал губку уксусом — последнее средство привести жену в сознание. Вернувшись в спальню, он поднес губку к носу. Энн никак не реагировала, тогда Ален смочил ей лицо холодной водой и стал энергично растирать ладони и ступни ног. Все тщетно — Энн пребывала в глубоком обмороке! Ален заметил, что из носа у нее сочится водянистая жидкость, перемешанная с кровью. Он вытер ее, но это не помогло — жидкость продолжала сочиться. Осмотрев голову, он заметил, что кровь истекает и из ушей.

Опыт врача подсказывал ему, что Энн при смерти и что ему уже не спасти ее. И все же, следуя долгу врача, Риджуэй не решался делать Энн кесарево сечение, что, несомненно, ускорило бы ее смерть. Риджуэй стал страстно взывать к Деве Марии помочь ему в нелегком выборе. Всем сердцем сейчас он желал присутствия Иеремии, чтобы тот подсказал верный путь. Впрочем, требовать подобного от пастора в его положении было нелепо — того ведь в первую очередь заботило спасение души. И если бы в чреве матери погиб ребенок, естественно, так и оставшийся некрещеным, душа его оказалась бы в Limbus infantum, или чистилище, преддверии ада, куда Богу доступа не было и где она была бы обречена вечно томиться страстным желанием узреть благотворящий взор его.

Воздав молитву Деве Марии, Ален снова направился в лечебницу за необходимыми инструментами. Между тем была уже ночь, улицы затихли. И снова Ален спрашивал себя, отчего ни Элизабет, ни Кита не оказалось дома, но не мог заставить себя додумать эту мысль до конца. Разложив инструменты рядом с постелью, Ален вдруг заметил, как предательски дрожат у него руки. Ведь это была не первая его операция, но никогда прежде ему не приходилось делать ее на еще живом человеке. Он постарался взять себя в руки. Первым делом вложил между челюстей Энн небольшой деревянный брусок — рот должен быть открыт, она должна дышать, обеспечивая воздухом матку. Дыхание было настолько слабым, что ребенок вполне мог задохнуться. После этого Ален убрал подушку из-под головы Энн и подложил ее под крестец. Ополоснув руки, Ален обмыл бренди участок, где надлежало сделать надрез. Затем, выбрав самый острый из скальпелей, приставил его лезвие слева в области лобковой кости и на брюшине сделал надрез шириной примерно в ладонь. Показались внутренности, Ален осторожно убрал их. Выступившую наружу матку вскрыть было совсем несложно. Отложив скальпель, Ален бережно повернул безжизненное тело Энн на левый бок — вместе с телом матери переместился и плод. Плод представлял собой крохотное существо с морщинистой кожицей. Наскоро перевязав пуповину, Ален перерезал ее. Риджуэй с тревогой убедился, что ребенок молчит и не двигается. Смахнув слизь с губок крохотного ротика, он мизинцем постарался раздвинуть их. Когда ребенок и после этого не задышал, он, приставив свой рот к его рту, попытался вдуть ему в легкие немного воздуха, как обычно делают в подобных случаях повитухи. Снова и снова он отчаянно стремился в буквальном смысле вдохнуть жизнь в новорожденного. Ощупав грудь с левой стороны, он убедился, что сердцебиение отсутствует. Ребенок был мертв — не выдержал слишком долгого ожидания.

Какое-то время Ален стоял, бессмысленно уставившись на крохотный трупик в руках. Вокруг стояла звенящая, мертвая тишина. И тут до него дошло, что Энн не дышит. Не раздумывая, Риджуэй положил ребенка подле умершей матери и набросил на обоих покрывало. После этого он вдруг ощутил, что ноги не хотят ему повиноваться. Прислонившись к стене, он бессильно скользнул на пол и в приступе отчаяния закрыл лицо окровавленными ладонями.

Он не знал, сколько времени так просидел. Словно омертвев изнутри, Ален был не в состоянии ощутить ни боль, ни горе утраты, ни ужас… ничего. В голове царила пустота; мысли, будто мифические существа ускользали от него, едва он пытался ухватиться за них.

Вдруг он услышал щебетанье птиц. За окном лечебницы воробьи приветствовали наступающий день. Занималась заря. Мгновение спустя Риджуэй ощутил боль в правом предплечье. Повернув голову, он глуповато уставился на запекшуюся кровь по краям дыры на рукаве. И она напомнила ему обо всем. Выстрел. Пуля, едва задевшая его. Замешкайся он хоть на мгновение, и все, он был бы в царстве мертвых. «Почему это случилось? — спросил он себя, так до конца и не понимая, что произошло. — Как убийца попал в Дом? Что ему понадобилось здесь?»

Разглядывая окровавленные руки, Ален внезапно ощутил дурноту. Рывком поднявшись, он, пошатываясь, спустился в лечебницу и, став на колени у ведра, опорожнил желудок. Потом кое-как проковылял до кухни, наполнил водой миску и стал методично смывать остатки запекшейся крови: сначала с ладоней, затем с запястий. Потом внезапно прекратил это занятие и бессильно шлепнулся на табурет. Без толку! Все без толку! Ему никогда не смыть с себя кровь жены и ее ребенка. Он убил их, он, и никто другой. Ее — потому что поспешил, а его — потому что медлил. И вдруг спросил себя: интересно, а как бы он действовал, будь этот ребенок его? Будь эта женщина ему по-настоящему дорога! Разве тогда он прекратил бы попытки вернуть ее к жизни? Разве не мелькнула у него тогда, в горячке, гаденькая мыслишка: вот умри она сейчас, и он снова свободен? Мысль о том, что он внезапно овдовел, внушала сильнейшее чувство вины. Риджуэй больше не верил себе. А если бы он не стал ее оперировать? Может, Энн пришла бы в себя, выжила и родила этого ребенка?

«Что я наделал! — вопила его душа. — Я убил ее! Их смерть на моей совести!»

В горле у Алена шевельнулся отвратительный комок. Он задыхался. Рванув рубаху на груди, он разразился рыданиями. Но рыдал он не по погибшей Энн, которую никогда не любил и которая тяжким бременем висела на нем; нет, он оплакивал себя. Его переполняла злоба на Энн, злоба за то, что та сподобилась отойти в мир иной именно у него на руках, что, в свою очередь, впрыскивало в душу новую порцию вины. Это было невыносимо! Может, она и не погибла бы так страшно, если бы он почаще оставался дома, если бы исполнял свой супружеский долг как полагается. А он посвятил себя всего без остатка Аморе. И теперь его сжигало чувство мучительного стыда за познанное им счастье в объятиях этой женщины.

Когда приступ самобичевания миновал, Риджуэй некоторое время просто сидел, прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам пробуждавшегося города. Ремесленники и купцы уже открыли лавки, по улицам вновь загрохотали колеса повозок, зацокали копыта лошадей.

И снова Алена стал мучить вопрос: где Кит? И куда подевалась тетушка Энн? Ужасная догадка когтистой лапищей сжала сердце. Вскочив, он поднялся по лестнице на второй этаж и замер у входа в их с Энн спальню. Нет, никогда он не сможет переступить порог этой комнаты, не говоря уж о том, чтобы спать там. Ален повернулся к расположенной напротив двери. Когда-то, давным-давно, в прошлой холостяцкой жизни, она стояла почти без пользы — тогда ему было куда приятнее посиживать на кухне в обществе Иеремии, прислуги, подмастерьев и учеников, пока ворвавшиеся в его жизнь и разом перевернувшие ее с ног на голову Энн и Элизабет скоренько не оккупировали ее, вмиг найдя ей применение.

Дверь в комнату была приоткрыта. Помедлив, Ален протянул ставшую вдруг свинцово-тяжелой руку и толкнул ее. То, что он увидел, заставило его отпрянуть, и он больно ударился спиной о притолоку двери в спальню. На деревянных досках пола растянулась Элизабет. Ее грудь была залита кровью. Оцепеневший от ужаса, Ален, словно заведенная кукла, повернулся и чисто механически, с неестественной размеренностью стал спускаться по лестнице на первый этаж. Пройдя через лечебницу, он вышел на улицу и отправился куда глаза глядят. Искать Кита, чтобы снова испытать ужас, у него не было сил — мальчик наверняка лежал в комнате Элизабет, мертвый, как и хозяйка. Постепенно до Алена стало доходить, как повезло ему вчерашним вечером — ведь останься он дома, и тоже угодил бы на тот свет.

Пройдя несколько улиц, Ален остановился и прислонился к стене дома. Свежий воздух постепенно привел его в норму. Так! Необходимо сообщить о преступлении! Необходимо предпринять все, чтобы этот зверь понес заслуженное наказание!

— Что с вами, сэр? Вы, случайно, не поранились? — раздался чей-то голос.

Ален, испуганно вздрогнув, поднял голову и увидел хорошо одетого мужчину.

— У вас ведь вся сорочка в крови, — недоверчиво добавил незнакомец.

— Я… У меня… жена… умерла… Ее… ее убили, — заплетающимся языком пробормотал в ответ Риджуэй. Трудно ему было говорить, чертовски трудно получалось складывать слова в осмысленные фразы.

— Вероятно, вам следует обратиться к констеблю, сэр, — учтивым, но не терпящим возражений тоном произнес незнакомец.

— Да-да, конечно, вы правы, — согласился Ален.

Прохожий, взяв Алена под руку, повел его куда-то по улице. Риджуэй не сопротивлялся. Они остановились у какого-то дома, и мужчина нажал на ручку двери. Когда на пороге появилась служанка, он спросил:

— Могу я поговорить с мистером Осборном? Мне необходимо сделать заявление о преступлении.

Служанка, посторонившись, пропустила их внутрь и проводила в комнату, стены которой были покрыты деревянными панелями. Тут же появился и мистер Осборн, констебль округа.

— Мистер Бенсли, что вас привело ко мне спозаранку? — осведомился служитель порядка у мужчины, продолжавшего удерживать Алена за локоть, словно опасаясь, что тот исчезнет. Вот, я случайно встретил этого человека на улице. Он утверждает, что его жену убили.

Повернувшись к Алену, Осборн стал испытующим взглядом буравить его.

— Ваше имя, сэр!

— Риджуэй. Ален Риджуэй. Я мастер гильдии лекарей.

— Где проживаете?

— На Патерностер-роу.

— Когда было совершено преступление?

— Вчера вечером. Едва я вернулся домой, как на моих глазах неизвестный мужчина в маске убил мою жену. Он убил также и ее тетку.

— А почему вы решили сообщить об этом только сейчас?

— Моя жена еще была жива. Я попытался спасти ее и ребенка. Она была беременна. Но спасти их я не сумел.

— Ладно, давайте сходим к вам в дом и все там осмотрим.

Предупредив служанку, констебль вместе с мистером Бенсли и Аленом Риджуэем отправился на Патерностер-роу. Прибыв туда, где несколько часов назад произошло зверское убийство, констебль толчком отворил входную дверь, которую Ален, уходя, так и не удосужился закрыть за собой. Ален вместе с мистером Бенсли прошли за ним в лечебницу.

— Где ваша жена, сэр? — осведомился констебль Осборн.

— На втором этаже в спальне. А ее тетка лежит у себя в комнате рядом, — сдавленным голосом ответил Ален.

— Ждите здесь! — распорядился констебль и стал подниматься по лестнице. Вернулся он подозрительно скоро, побелев как мел.

— Воистину ужасное зрелище, — произнес он, обреченно качая головой. — Ничего подобного в жизни видеть не приходилось.

Отерев тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот, констебль вздохнул.

— Я вынужден сообщить об этом члену муниципалитета. Сомнений нет, что столь тяжкое преступление сэр Генри возьмется расследовать лично.

Сэр Генри Краудер как член муниципалитета и мировой судья отвечал за расследование преступлений, а при разборе малозначительных случаев, относившихся скорее к категории проступков, представлял в судах магистрат. Кроме того, в его компетенцию входило передавать подозреваемых в совершении тяжких деяний суду высшей инстанции.

Ален почувствовал нарастающую слабость. Сказывались и бессонная ночь, и эмоциональное перенапряжение, и то, что со вчерашнего вечера у него маковой росинки во рту не было. Мысль о том, что ему предстоит долгий и обстоятельный допрос и необходимость в точности описывать все события минувшего вечера и ночи, была невыносима.

Внезапно дверь распахнулась, и в лечебницу ввалился Мартин Лэкстон. Ален невольно отступил на пару шагов. Сломанная Уильямом рука, по-видимому, успела прийти в норму — он даже не подвязывал ее.

— Что произошло? — прокричал Мартин. — Моя сестра… Где моя сестра?

Констебль, смерив Лэкстона строгим взглядом, подошел к нему.

— Кто вы такой, сэр?

— Меня зовут Мартин Лэкстон. Моя сестра замужем вот за этим типом, и с первого дня горько сожалеет, что пошла за него. Что он ей сделал?

— Весьма сожалею, сэр, но вашей сестры нет в живых. И вашей тетушки тоже, — объяснил пришельцу Осборн.

Лицо Мартина исказилось. Прежде чем констебль Осборн и Бенсли опомнились, он бросился на Алена.

— Ах ты, свинья! — взревел Лэкстон. — Это ты их убил!

В бешенстве он схватил Алена за горло и стал душить.

На помощь Алену пришли Осборн и Бенсли, с трудом оттащив от него Лэкстона.

— Хватит, сэр, хватит! Успокоитесь! — приказал констебль. — Если вы желаете заявить на этого человека, обратитесь к члену муниципалитета.

— Обязательно заявлю, уж будьте уверены!

Ален с трудом отдышался. После хватки Лэкстона шея болела нестерпимо. Впервые после кровавых событий этой ночи ему со всей отчетливостью стало ясно, что он в ловушке. Теперь Лэкстон на каждом углу будет твердить, что Энн вышла за него против своей воли. И у Алена не было свидетелей, кто мог бы опровергнуть его причастность к убийству Энн и Элизабет. Никого, кроме убийцы в черном балахоне и широкополой шляпе.

Во второй раз за это утро распахнулась дверь в дом Риджуэя. Увидев на пороге Кита, Ален вздохнул с облегчением — хорошо хоть мальчику удалось избежать кровавой бани.

Юноша обвел присутствующих непонимающим взором.

— Что тебе здесь надо, мальчик? — спросил его констебль.

— Это мой ученик, — ответил Ален, все еще потирая ноющую от боли шею. — Кит, бог ты мой, где ты был?

— Они меня отправили из дому, мастер.

— Кто «они»?

— Ваша супруга и миссис Элизабет. Дали мне корзинку с едой — курицу, хлеба и вина для моей семьи — и сказали, чтобы я переночевал у своих.

Констебль стал проявлять нетерпение — сказывалось волнение, вызванное кровавыми событиями.

— Послушайте! Сейчас все присутствующие отправятся со мной к члену муниципалитета сэру Краудеру и там изложат все, что им известно об этом деле.

На сей раз уже сам констебль Осборн взял Алена за локоть, опасаясь, как бы он не сбежал по пути к члену муниципалитета, и повел лекаря. Тот попытался переброситься парой слов с Китом, но Осборн упорно тащил Риджуэя за собой — вероятно, опасаясь сговора.

— Давай-ка, парень, и ты тоже с нами пойдешь, — велел он Киту.

Сэр Генри Краудер был явно не в восторге от пожаловавшей к нему с утра пораньше целой толпы визитеров. Чертыхаясь, он прервал завтрак и препроводил всех в свой кабинет.

— Мистер Осборн, что все это значит? — вопросил явно недовольный член муниципалитета. — Мне предстоит важное расследование. Так что уж покороче, пожалуйста.

— Прошу простить меня, сэр, что пришлось побеспокоить вас, да еще с утра, но произошло нечто столь ужасное, что я решил обратиться именно к вам, — извиняющимся тоном заговорил констебль, после чего изложил увиденное им в доме на Патерностер-роу.

— Вследствие жары было бы неразумно оставлять трупы в доме надолго. А я не наделен полномочиями отправлять их в морг.

Член муниципалитета внимательно выслушал доклад констебля Осборна, время от времени понимающе кивая.

— Я немедленно распоряжусь послать человека в морг. А теперь, джентльмены, я готов выслушать вас.

Ален, стараясь быть точным, описал события прошлого вечера и ночи, а Бенсли рассказал, как он обнаружил Риджуэя на улице. Выслушав обоих, член муниципалитета обратился к Мартину Лэкстону:

— Как я понимаю, вы брат этой беременной женщины, сэр?

— Да, это так, и должен вам сказать, что история, которую тут на ходу сочинил мастер Риджуэй, — ложь от начала и до конца. Это он, и никто другой, убил мою сестру и ее тетку!

Брови члена муниципалитета удивленно поползли вверх.

— Это серьезное обвинение, сэр. У вас есть тому доказательства?

— Поведение этого негодяя само говорит за себя. Он ведь изнасиловал мою сестру! И когда выяснилось, что она от него понесла, всеми силами старался уйти от ответственности. Спросите хотя бы настоятеля церкви Сент-Фейт или главу гильдии цирюльников и лекарей, и они подтвердят вам мои слова — Риджуэя заставили жениться на моей сестре, которую он и обесчестил. У кого, как не у него, мог быть повод убить Энн и ее тетку, чтобы избавиться от них?

— Если все, что вы здесь заявляете, правда, тогда вынужден согласиться с вами, сэр, — заявил сэр Генри. — Вы готовы повторить высказанное здесь вами обвинение перед судом под присягой?

— Еще как готов! — оскалившись по-волчьи, заявил Лэкстон, злорадно взглянув на Алена.

Член муниципалитета строго глянул на побледневшего как смерть Алена.

— Сэр, вы обвиняетесь в тяжком преступлении. В этой связи считаю своим долгом препроводить вас в тюрьму, где вы будете находиться до судебного заседания в Олд-Бейли.

— Я не убивал свою жену! — в отчаянии протестовал Ален.

— На суде вам будет предоставлена возможность доказать свою невиновность, — жестко произнес в ответ сэр Генри. — Мистер Осборн, доставьте его в Ньюгейтскую тюрьму.

Ален судорожно сглотнул. При упоминании о Ньюгейте у него во рту пересохло от страха. Ужас! Его — и в Ньюгейт!

— Нет, прошу вас, только не в Ньюгейтскую тюрьму! — выдавил он. — Только не туда!

Но констебль уже приближался к Алену, который, судорожно пятясь, вновь и вновь умолял члена муниципалитета не отправлять его в Ньюгейт. Несколько лет назад ему пришлось побывать там — правда, в качестве посетителя, — и увиденное потрясло его до глубины души. Условия пребывания тамошних заключенных были настолько ужасны, что и до начала процесса доживали далеко не все. И сейчас у Алена в кошельке позванивала всего-то парочка мелких монет, а на них там и краюхи хлеба не купишь — в этом заведении свои цены.

Констебль, боясь, что Ален будет сопротивляться, попросил лакея сэра Генри принести веревку, которой за спиной связал руки Алену.

— Вы уж будьте благоразумны, сэр! И не стремитесь ухудшить ваше и без того непростое положение.

Ален заметил ужас в глазах Кита.

— Кит, сейчас же беги к леди Сен-Клер и расскажи обо всем, что со мной произошло! — крикнул он мальчику, когда его уводили. — Мне срочно нужна ее помощь. Ради Христа, не медли!