"Хвала и слава. Книга третья" - читать интересную книгу автора (Ивашкевич Ярослав)

VII

К вечеру следующего дня за Венгровом свернули с основной магистрали и поехали по узкой, но хорошей дороге, ведущей в деревню, где жила старая Голомбекова. Анджей уговорил мать согласиться на эту остановку, потому что надеялся узнать там что-нибудь об отце. Ведь он не знал, при каких обстоятельствах ушла машина и почему отец не вернулся за женой и дочерью. Оля же видела, как все было, и инстинктивно чувствовала, что Франтишек исчез безвозвратно.

Спыхале тоже не слишком был по душе визит к матери Голомбека. А Оля боялась этой встречи со свекровью, она понимала, что невозможно будет объяснить ей, каким образом они потеряли Франтишека. Старуха Голомбекова жила в стороне от шоссе, почти не выбиралась из дому и, конечно, понятия не имела о том, как теперь выглядят большие дороги. Олю страшил разговор с ней.

Между тем все обошлось благополучно. Старуха лежала в постели после гриппа. Она была поглощена своей болезнью, и весть о том, что Франек где-то «пропал», приняла очень спокойно. Как все крестьяне, она привыкла мириться с самыми трудными обстоятельствами и никогда не пыталась бороться с всесильной судьбой. Что у человека на роду написано, так тому и быть. Франек исчез? Видно, такова уж судьба. Но Антек не унаследовал от бабки такой рассудительности.

Встреча с Антеком была большой неожиданностью. Ни Оля, ни Анджей не знали, что он здесь, и, увидев его рослую фигуру во дворе, очень обрадовались. Антек сердечно обнял мать, но в свою очередь был очень удивлен при виде Казимежа Спыхалы в повозке, которую он сразу узнал (так же как и Анджей, Антек всегда безошибочно узнавал упряжку из Пустых Лонк). Он холодно подал Спыхале руку. Анеля тотчас же принялась готовить ужин. Оле пришлось рассказать старухе Голомбековой о всех своих злоключениях — и о том, что случилось в Варшаве, и о том, что произошло в Пустых Лонках, — и одновременно выслушивать бесконечные жалобы свекрови.

Спыхала остался на крылечке избы. Антек же тотчас потащил Анджея к гумну, где шла молотьба (это соседи молотили свое зерно на молотилке старой Голомбековой), и, уведя его подальше, за стога соломы, спросил прямо:

— Слушай, что это значит? Откуда взялся этот кавалер? Почему он едет с вами?

Анджей попытался уклониться от ответа.

— Ну и что такого? Он был в Пустых Лонках, собрался в Варшаву, мы его и взяли.

— Все-таки, — с сомнением протянул Антек, — не нравится мне это. Он что, снова подбирается к маме?

— С ума ты спятил! — рассердился Анджей.

— Ну конечно, сначала вы отца потеряли, — Антек уже и Анджея считал виновным, — а теперь готовы отдать маму ее давнишнему возлюбленному…

Анджей не любил таких разговоров.

— Послушай, — сказал он, — не болтай зря. Подумаешь, какой-то там бывший жених…

— А где Билинская?

— Уехала на его машине. Наверно, в Румынию.

— А он остался? Зачем?

— Почем я знаю! И он хотел было ехать, но вернулся.

— Не нравится мне вся эта история, — повторил Антек упрямо.

— Поедешь с нами в Варшаву, — начал было Анджей, — вместе все-таки лучше…

— И не подумаю, — сказал Антек. — Что мне делать сейчас в Варшаве? Ты думаешь, немцы позволят открыть университет?

— Посмотрим, — сказал Анджей, задумавшись. — Что будет, то будет.

— Пока там только войска, еще полбеды, — рассуждал Антек, — но вот придет полиция…

— Мне кажется, в городе человеку легче затеряться, — сказал Анджей.

— Я предпочитаю сидеть здесь. Мне и у бабки хорошо. У них здесь нет ни одного мужчины, должен же кто-то помочь. Анеле одной не справиться.

— Ну а что это за Анеля? Какая она? — спросил Анджей без всякой задней мысли.

Но тут же заметил, что брат вдруг покраснел и, скрывая смущение, стал грызть соломинку. Анджей был очень деликатен, никогда не настаивал в таких случаях. Он и сам никогда не говорил брату о Касе, хотя знал, что и в Варшаве и в Пустых Лонках — все болтали об этой Касе. Ему было неприятно, что он заставил брата смутиться. И ни в коем случае не хотел выслушивать его излияния — ужасно не любил он этих разговоров о женщинах. Ну, если Ромек болтал что-то такое, он еще мог это снести, но с Антонием он не заговорил бы об этом ни за что на свете.

Видя, что Антек ничего не отвечает, Анджей добавил:

— Видишь ли, она показалась мне очень милой девушкой.

Волей-неволей Антеку пришлось ответить.

— И очень работящая, — сказал он убежденно.

Анджею стало смешно, но он не подал и виду. Однако не мог удержаться, чтобы не показать брату свое превосходство.

— Ах ты наивная душа, — сказал он.

Антек пропустил это мимо ушей и вернулся к разговору о Спыхале. Но тут уж Анджей не захотел вдаваться в обсуждения. Характер бабки в чем-то передался ему.

«Чему быть, того не миновать», — подумал он и не поддержал разговора.

— Посмотри, какие у меня брюки, — сказал Антек, — видал?

Анджей взглянул равнодушно.

— Брюки как брюки, — сказал он, но тут же спохватился. — А верно, ты ведь был в военной форме. Как же ты переоделся?

— Ого! Все зарыто в землю, — ответил Антек, — а брюки мне Анеля достала из чулана. Это брюки Владека Голомбека. Знаешь?

— Владек Голомбек? — задумался Анджей. — Кто это такой?

— Не знаешь? Не помнишь? Брат отца, он живет сейчас в Советах.

— Живет? — Анджей пожал плечами. — Там его, наверно, давно уже прикончили…

— Нет, — твердо сказал Антек. — Бабуня получила от него известия, ее разыскивали еще в Бартодзеях. Устное известие, конечно, но получила. Он жив, просил передать всем привет и сказать, что, наверно, скоро увидимся.

— Кто знает? Может, и правда.

— Думаешь, они скоро придут?

— Скоро не скоро, а все-таки придут.

— Ну идем, наверно, можно уже поесть.

Они вернулись в дом, и начались приготовления к ужину. Бабка поднялась с постели, нарядилась в черное платье и даже набросила на голову «одесскую» шаль, которую когда-то подарила ей тетя Михася. Шаль была кружевная, длинная, так называемая косынка — когда-то их носили на юге России. В этом наряде, редко доставаемом из шкафа, бабуся выглядела очень благообразно. Видимо, ей хотелось как-то отметить приезд невестки и внука.

Но ужин не получился ни веселым, ни торжественным. Был он какой-то печальный, скорее похожий на поминки, хотя и трудно было бы сказать, по ком или по чем эти поминки. Ведь бабуся не принимала близко к сердцу сообщение о том, что ее сын — и это уже второй сын — «пропал без вести». Она даже сказала Оле:

— Не беспокойся, Оля, он найдется.

— Дорогая мама, — сказала Оля, — но ведь это так ужасно…

— Еще никогда не бывало, чтобы он не нашелся, — сказала бабка, и юноши не могли удержаться от улыбки, услышав это безапелляционное заявление.

Все уселись за стол в чистой, с низким потолком комнате. Анеля подавала на стол. Антек то и дело вскакивал, чтобы помочь ей. Анджей с удивлением поглядывал на него: дома Антек никогда не обнаруживал охоты к каким-либо хозяйственным делам.

За столом воцарилось молчание. Ужин был немудреный: простокваша с картошкой, салат из помидоров, яичница…

Бабуня настаивала, чтобы все выпили немного водки. Оля отказывалась, ссылаясь на усталость, ведь они сегодня проехали больше двадцати километров да и к тому же недалеко от Венгрова произошел неприятный случай. Во время осмотра их повозки немцы обнаружили у Спыхалы пистолет. Когда его спросили, имеется ли у него оружие, он признался сразу. Только поэтому его отпустили. Немец, отобравший пистолет, сказал Оле: «Вы знаете, что я могу расстрелять его без суда? За ношение оружия расстреливают на месте».

— Видно, он принял пана Спыхалу за твоего мужа, — сказала Голомбекова.

— Наверно, — вставил Ромек, потому что все другие молчали.

— Неужели правда он мог его застрелить? — спросила старуха с беспокойством.

— Конечно, мог, — сказал Спыхала, — война есть война.

Выпили водки. Молодежь тотчас же повеселела — и Анеля, и Антек, и Анджей; Ромеку, у которого от усталости слипались глаза, водка сразу ударила в голову. Все начали рассказывать друг другу забавные и не очень забавные истории о пережитых неделях. Вестей из Варшавы давно не было, сюда доходили только неверные слухи да осипший голос Стажинского [8].

Если бы они не видели этого собственными глазами, многого не могли бы даже вообразить. Осада и защита Варшавы (Варшава — открытый город), вполне вероятный расстрел Спыхалы там, на дороге, все эти истории о том, как на мосту возле рва подорвался немецкий автомобиль, как взлетели на воздух трое солдат, как был убит какой-то еврей, ехавший в фурманке… Все это могло показаться просто неправдоподобным. Ведь еще совсем недавно здесь колыхались хлеба, рос зеленый, высокий и веселый «конский зуб» и бегали зайцы.

Антек, видно, хотел порисоваться перед Анелей и в который уже раз рассказал историю, как его оставили в лесу вместе с двумя солдатами. Он повторял эту историю не однажды и Анеле и самому себе и теперь немного приукрасил ее. Но мать слушала с увлечением, смотрела на него и все не могла успокоиться; совсем другим каким-то казался ей сейчас ее родной сын. Вообще в голове у нее не укладывалось, что это ее сын, маленький Антек, любимый племянник пани Кошековой. Он всегда казался упрямым, замкнутым и менее развитым, чем Анджей. А сейчас перед ней сидит взрослый мужчина, который много курит и рассказывает о своих военных подвигах. «Совсем солдатом стал, — подумала Оля. — Что за каста эти военные? Для чего они существуют? Для чего предназначены? Разве война — это неизбежность?» — спрашивала она себя. Видно, и на нее подействовала водка, вот и начала философствовать. Колышко говорил когда-то, что после водки появляется склонность к философствованию. И тут вдруг при воспоминании о Колышко ее осенило: ведь это его она тогда видела издали, это он подошел к «бюику» Франтишека и стал что-то говорить ему.

Антек неохотно, порой даже невежливо отвечал на вопросы Спыхалы. Может, захмелел от водки, которой угостила их бабка? Водка была крепкая, настоенная на черной смородине и выдержанная несколько лет. Она, конечно, понравилась мальчикам, и они выпили ее слишком много.

Наконец Ромек пошел к лошадям, а потом завалился спать в закутке позади овина, там, где Анеля прятала Антека первое время. После ужина бабуня почувствовала себя нехорошо и ушла спать. Оле была приготовлена постель в той же комнате на диване. Спыхале и мальчикам Анеля постелила в горнице.

Оля решила еще посидеть немного с сыновьями.

— Ты знаешь, мама, Антек не хочет ехать с нами в Варшаву, — сказал Анджей. — Он считает, что здесь ему будет безопаснее.

— Антек, неужели ты бросишь учиться? — спросила Оля.

— А ты думаешь, мама, немцы дадут нам учиться?

Анджей иронически улыбнулся.

— Видишь ли, Антек, мама держится того же мнения, что и тот немец, который заявил: «Война окончена». Маме кажется, что стоит нам вернуться домой, и тотчас же начнется нормальная жизнь.

Антек пожал плечами.

— Ведь ничего больше нет — ни дома, ни дела, ни вещей, может, даже и самой Варшавы уже нет. Знаешь (Антек только сейчас сообщил Анджею эту новость), вчера подписана капитуляция. Передали сообщение: Варшава сдана.

— А Стажинский?

— Стажинский продолжает руководить.

— Ну вот видишь, — сказала Оля, — жизнь возвращается в прежнее русло.

— Ну, мама, — Анджей рассердился, — ты что, и в самом деле так думаешь? Станем слугами Гитлера и будем жить по-прежнему?

— Вот потому-то я и не еду с вами, — серьезно сказал Антек. — Не могу я слушать спокойно подобные вещи. Как может, спрашиваю я, вернуться нормальное течение жизни после всего того, что произошло? Как можем мы вообще мириться со всем этим?

Анджей добавил:

— И, наверно, не смиримся никогда.

Оля вздохнула.

— Я все понимаю, — сказала она, — но надо же на что-то надеяться. Поговорим обо всем в Варшаве. Трудно судить на расстоянии. Ты в самом деле не едешь с нами?

— Я уже сказал тебе, мама. В общем, когда вы там осмотритесь, Анджей напишет мне. Может быть, и в Варшаве что-нибудь можно будет сделать.

— А ты думаешь, кто-то что-то будет делать? — с беспокойством спросила Оля.

— Неужели все на этом успокоятся? Думаю, что в лесах скрывается много наших…

— Что же наши разбитые части могут сделать против регулярной немецкой армии?

— Но мы же не одни все-таки. Ты ведь слышала, у нас есть союзники.

Это сказал Анджей, но Антек только рассмеялся.

— Много они нам помогли!

— Все же это была хоть какая-то поддержка.

— Да ну его к черту, не лучше ли, как Ордон, подвести фитиль под редуты и взорвать все это? А что еще остается делать? Конец.

Оля встала.

— С вами невозможно говорить, пойду к маме и лягу. Вы такие пессимисты! Послушать вас, так просто страшно становится. Лучше хоть ненадолго заснуть.

— Завтра надо выехать очень рано, — сказал Анджей.

— Ложитесь и вы, пессимисты мои, — сказала Оля, целуя Антека.

— Только пессимизм и может нас спасти, — рассмеялся Анджей.

Антек задумался:

— А знаешь, ты, кажется, прав. Даже наверняка прав. Мы должны быть готовы к самому худшему.

— А мне как быть? — спросила Оля, остановившись посреди комнаты.

Сыновья подошли к ней, обняли ее с обеих сторон.

— Мама, одна ты у нас осталась, — сказал Анджей.

— Только не огорчи нас какой-нибудь глупостью, — заметил Антек.

Оля внимательно посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Но Анджей поспешил опередить брата:

— Не правда ли, Антек, приятно, когда родители делают глупости?

Но Антек с ним не согласился.

Разошлись рано, потому что действительно надо было выехать с рассветом. Хотя Варшава была уже занята немцами, первоначальный план остался в силе: они решили «проникнуть» в город с запада. Перед ними был дальний путь.