"Тайна радости" - читать интересную книгу автора (Чейз Эллен Рако)1Серые глаза Мэтта Грэнгера печально блуждали от напечатанного компьютером авиабилета в его левой руке к загипсованной правой ноге. Он скривил губы в подобие улыбки, представив себе перспективу гонки на колесиках через пять аэровокзалов, и постарался припомнить расписание самолетов. Да, этот вояж, конечно, не сто пятьдесят шагов к морю от его мексиканской виллы! Мэтт вздохнул и небрежно бросил билет на обтрепанную коричневую бумагу, прикрывающую его исцарапанный металлический стол. Его темноволосая голова устало откинулась на спинку обшарпанного желто-коричневого кресла. Он проклинал и лыжные эксперименты, из-за которых пришлось забыть о зимнем отдыхе и которые помешали ему заняться, наконец, повышением качества материалов, отправляемых сейчас почти полностью в корзину. И, если быть совсем честным, упрямо напомнил себе Мэтт, сколько же раз собирался он решить вопрос со своей газетой, чтобы получить возможность отдохнуть в солнечной Мексике! Он встал и подошел к окну. В уши врывался постоянный гул из типографии, где печатался тираж "Бостонского приложения". Через плексигласовую перегородку Мэтт с гордым отеческим удовлетворением наблюдал за рабочей суетой в редакции. Перекрывая стук сотен клавиш пишущих машинок и непрерывный звон телефонов, два громких голоса пробовали мощь легких – это Рейнольдс и Бейкер, стоя глаза в глаза, нос к носу, снова яростно спорили друг с другом. В последнее время Мэтт замечал, что Рейнольдс все чаще и чаще всем раздражается. Рука, лежащая на телефоне, потянулась к спинке рабочего кресла. Мэтт схватил длинными пальцами деревянную ручку черной металлической трости и подобно Тору, мечущему могучие молнии, швырнул трость в огромное алюминиевое ведро, стоящее около кресла. Оглушительный грохот прокатился по офису. Вмиг голоса, машинки и даже телефоны замерли в почтительном молчании. Мэтт резко направил свой указательный палец в сторону скандалящей пары – вечно сонный Бейкер и невозмутимо-дерзкая Рейнольдс покорно прошествовали в его комнату. – Так что у нас со шпилькой для утреннего выпуска "Бостона" в пятницу? – сухо спросил Мэтт, бесстрастно разглядывая спорщиков. – Рейнольдс считает, что этот материал должен пойти на первую полосу. А я хочу аннулировать его… – поспешно пояснил Бейкер. В его голосе предательски зазвучал нервный трепет только что нанятого сотрудника, стремящегося угодить начальству. – Наша передовица – это всегда Бостон, а не международные события! – раздраженно перебила его Кейси Рейнольдс. – И это последняя статья в моем цикле о физических и психических отклонениях. Она обязательно должна быть на первой полосе! – безапелляционно заявила Кейси. Ее изумрудно-зеленые глаза зло прищурились. Демонстративно не глядя на смазливое лицо Теда Бейкера, Кейси уставилась на висящий на стене образец заголовка статьи об атаке на Пирл-Харбор. – Твои другие две статьи уже займут всю первую полосу, – напомнил ей Тед. – Я вовсе не считаю, что эта раздутая статья так уж важна! Ее вполне можно урезать по крайней мере на один абзац. – Урезать?! – Кейси повернулась к нему, вспыхнув подобно языку пламени. Она выхватила листы с материалом у него из рук. – Это законченный, отредактированный кусок! Помни, Тед, ты редактируешь газету, а не корреспонденции для радио! Наши тексты непригодны для тридцатидвухклавишной машинки, чтобы сыграть что-то среднее между новейшим диско и коммерческой программой, от которой обостряется геморрой, – съязвила Кейси, окидывая противника насмешливым, уничтожающим взглядом. – Моим материалам не пристало быть урезанными! – заявила она обоим мужчинам низким грозным тоном. Щеки Теда медленно побагровели. Он поправил рыжеватую прядь, упавшую на лоб, и сделал глубокий вдох. – Я понимаю, что служу здесь всего две недели, но я пять лет работал в других газетах, и я… – Я опередила тебя всего лишь на семь лет, – опять съязвила Кейси, всплеснув руками и упрямо скрестив их на груди. – Ладно, довольно! – сердито оборвал склоку Мэтт. – Дай мне твой материал. Кейси обиженно надулась, когда он вынул синий карандаш и начал строка за строкой проверять текст. Перечеркнув два слова, переставив фразу и поправив три речевые ошибки, Мэтт отдал материал редактору. – Печатайте, как написано. Первая полоса, в подвал. Тед с трудом обрел голос, облизнув языком пересохшие губы: – Я понял. Может быть, поручить издание этой газеты мисс Рейнольдс? – Мисс Рейнольдс отказалась от редакторской работы. – Кейси высокомерно улыбнулась, увидев мгновенную радость, мелькнувшую на злой, человеконенавистнической физиономии Теда. – Да, – вмешался Мэтт. – Хотя Кейси, судя по всему, еще дитя, она работает здесь дольше, чем я. Он уже вернулся в кресло и сейчас тщательно обследовал тяжелую гипсовую повязку. – Я… Я не понимаю… – заикаясь, пролепетал Тед. Мэтт вежливо улыбнулся своему новому сотруднику: – Послушайте, Тед, действительно, работать на радио и издавать газету – совершенно разные вещи. Нам не нужны просто голые факты. С тех пор, как "Бостонское приложение" выходит еженедельно, мы хотим, чтобы наша газета освещала преимущественно жизнь Бостона и его предместий. Общенациональные и международные новости можно получить от телевидения и ежедневных газет. А мы хотим как можно шире освещать наши местные проблемы. Статьи Кейси как раз и отвечают этому требованию. – Я не спорю о важности ее темы, – быстро сдал позиции Тед. – Я просто подумал, что ее последняя статья о вреде неосторожных слов и этических нормах не настолько остра, как ее статьи о детском хулиганстве и совращении малолетних. – Ты, наверное, не понимаешь, насколько бездушные слова и психологическое давление на личность подрывают человека физически! – сорвалась опять Кейси. – Может быть, ты и права. А вообще я чертовски устал, споря с тобой, – грустно улыбнулся Тед, стараясь разрядить обстановку. – Почему бы вам не перепечатать этот материал и не приготовить небольшой ланч? Мы должны в два быть на совещании у директора, – Мэтт жалостливо посмотрел на опущенную голову и поникшие плечи Кейси. – В самом деле, – согласился Тед. – Я хотел попросить Кейси принести мне поесть. Мы составили список и… – "Мы"? – Кейси резко вскинула голову. – Брайан, Фред, Стив, Энди и я остаемся и… – И ждем, когда старина Кейси принесет ланч, – закончила она притворно безразличным тоном. Она словно тряхнула невидимой броней. – Ну да. Мы… – голос Теда, сорвавшись, замолк, и он неловко засунул палец под воротник своей голубой рубашки. Кейси медленно приблизилась к нему, агрессивно вздернув подбородок, и ткнула его в грудь длинным указательным пальцем. – Не собираешься же ты сделать из меня девочку на побегушках! – прошипела она, привстав на цыпочки, чтобы посмотреть на него сверху вниз. – Я не только не приготовлю ланч сегодня, я не буду его готовить никогда. И кофе тоже. А если тебе и твоим друзьям это не нравится, можете прыгать с горя в Чарльз-ривер! – Кейси, сядь! – приказал Мэтт. – Тед, выйдите и закройте за собой дверь. – Можно ли поверить в это? – скрежетала она зубами, ее глаза-буравчики, казалось, просверливали насквозь спешившего убраться поскорее редактора. – Старина Кейси, приготовь ланч, подай кофе! Сделай то, сделай это! Кейси выхватила из пенала карандаш и нацелилась им в сторону гула, доносящегося из рабочей комнаты. – Многое изменилось за последние десять лет, – сетовала она, все больше возбуждаясь. – Но каждый из них до сих пор видит во мне только рослую школьницу на подхвате. – Ее длинные пальцы легко переломили карандаш. Она выбросила его в мусорную корзину и тут же схватила другой. – Довольно, меня тошнит от этого, я устала! И я устала быть мусорной ямой для всех проблем. Что я им, палочка-выручалочка? Знаешь ли ты, сколько людей в этой газете должны мне деньги? Да я могла бы объехать всю Европу за счет их долгов мне! Она стукнула желтым карандашом о металлическую крышку стола, успешно сломав его, как и предыдущий. – Эти карандаши стоят пять центов штука, – сухо заметил Мэтт. Кейси испепелила его взглядом, засунула руку в карман своей бургундской ветровки и бросила двадцатипятицентовую монету на стол. – Остальное тоже за мой счет, – гордо отрезала она. – С тебя причитается и за ремонт машинки, которую ты использовала как аргумент во вторник, – напомнил Мэтт. Он вздохнул и устало потер лицо. Его тон смягчился. – Кейси, ну когда ты бросишь эти свои дьявольские штучки? Глядя на его посветлевшее лицо, Кейси почувствовала, что ее раздражение быстро улетучивается. Она открыла штору и прижалась лбом к успокоительной прохладе морозного стекла. Кейси задумчиво наблюдала за мечущимися прохожими, застигнутыми врасплох большими сугробами грязного снега, завалившего улицу под окном. Мрачное небо олицетворяло февральскую угнетенность и безрадостность, от которых тоскливо щемило сердце. Кейси ненавидела февраль и понедельники. Жизнь ее превратилась в нечто вроде зубной боли. В последнее время внутренняя пустота все больше мучила ее. Жизнь казалась бессмысленной. Она чувствовала себя несчастной, одинокой и обиженной всеми. "Надо остановиться и поразмыслить, что делать дальше", – грустно думала она, тупо разглядывая свое отражение в оконном стекле. Кейси нерешительно вздохнула, затем резко встряхнула головой. Ее каштановые волосы рассыпались по плечам. – Я увольняюсь, Мэтт. – Подожди минуту! – Он попытался покинуть кресло, но потерпел фиаско в борьбе с гипсовой повязкой на ноге. Мэтт рассерженно стукнул кулаком по столу. – К черту, Кейси, ты не можешь это сделать! – Почему? – Что значит почему?! – проревел он. – Ты слишком ценный репортер, ты получила Пульцеровскую премию… Бога ради, не уходи! О… постой. – Его глаза удивленно расширились в догадке: – Ты что же, собираешься переметнуться в "Глобус", так ведь? – Никуда я не собираюсь… – Она вздохнула и отвернулась от окна. – Я просто хочу уйти. – Ты не можешь оставить газету! – Черт побери, Мэтт, почему не могу?! – выпалила она в сердцах. – Почему я не вправе изменить свою собственную жизнь? Я устала постоянно делать что-то только для других. Я теряю себя! – Конечно, конечно, но давай подумаем. – Он потер шею, пытаясь снять вдруг возникшую боль. – Пожалуйста, подойди сюда и сядь, мы все обсудим. Кейси плюхнулась в обшарпанное металлическое кресло, изящно положив ноги в серых фланелевых облегающих брюках на подлокотник. – Видишь ли, на это трудно было решиться, – спокойно сказала она. – Журналистика у меня в крови. По правде говоря, я сама испугалась своих слов об уходе, как будто мир обрушился, но я хочу перемен. К тому же теперь я уже не чувствую себя хорошим репортером. – Не мели чепухи! – возразил Мэтт. – Ты участвовала в одном из самых престижных журналистских конкурсов и… – Это была просто удача, – прервала она его. – В прошлом году ты кинул Фреда, Дага и меня раскручивать эту жуткую детскую тему. Все чистые интервью и расследования, ну, в общем…это досталось им. – Ее волнующийся голос дрогнул. – А я влезла в самую грязь настолько, что, кажется, окончательно подорвала свою психику. – Это моя оплошность. Я давал тебе слишком много заданий, требующих большого нервного напряжения. Мэтт вспомнил написанные ею материалы о наркоманах, беременных девчонках, изнасилованиях и недавние выпуски об избитых женах и совращении малолеток. Кейси заставила себя подняться с кресла и бесцельно зашагала по комнате. – Ты не понимаешь, Мэтт. Не в этом дело. По-настоящему профессиональные репортеры и должны быть объективными, бесстрастными и бесчувственными. А я после недели репортажей для спортивного отдела, возвращаясь домой, рыдала из-за поражения "Брюинс". – Она сгорбилась, сжала руки в кулачки внутри карманов жилета. – На прошлой неделе я наблюдала, как Фред с совершенно невозмутимым видом писал некролог на своего лучшего друга. А я в то же время чуть не задохнулась от жалости, читая "Мелочи" в разделе юмора. – Она покачала головой. – Нет, проблема – это я сама. – Разве это только твоя проблема, Кейси? Она подошла к окну и недоверчиво покачала головой. – Ты все понимаешь, Мэтт. Я очень люблю этот дом, этот старый красный кирпич колониальных времен, пытающийся выжить среди растущих как грибы стеклянных небоскребов. Время, кажется, не властно над ним. – Ее палец чистил квадратик запыленного окна. – Я буду тридцатой на Мартовских идах, но, в отличие от Юлия Цезаря, вершина моей личной жизни – это борьба за пониженную плату в подвальном помещении Файлина. – Тебе не кажется, что ты все несколько драматизируешь? – Я? Я всегда стремилась быть такой же, как все, быть одной из многих, но у меня никогда не получалось вписаться в толпу. Знаешь, каково быть в тринадцать лет ростом метр девяносто пять? Это счастье, если только ты мальчишка и хочешь играть в шотландских горцев! – Я всегда ругался с твоим отцом по поводу твоих комплексов, – сердито пробормотал Мэтт. – Не стоило ему таскать тебя по всей стране. Оставь он тебя… – Не причитай надо мною опять! – резко оборвала она его. – Я – это я. И все проблемы во мне. Кейси вдруг засмеялась, затем грустно покачала головой. – Если бы я знала, что стану в двадцать девять лет хроническим капитулянтом! Я потратила всю свою энергию, помогая другим решать их проблемы, выполняя архитрудные редакционные задания, кого-то сочувственно выслушивая, давая взаймы. Я шла на поводу даже у продавщиц, вынуждавших меня покупать то, что совсем не было нужно, чтобы, видите ли, не обидеть их. Она вздрогнула, глаза ее заблестели лихорадочно и враждебно. – Хватит, я побыла стариной Кейси, пора подумать и о себе! Я хочу сама распоряжаться своей жизнью, и мне надоело всем угождать и ублажать всех и каждого, пусть это и звучит эгоистично, пусть даже это очень дурно. Я помогала всем, но никогда не получала за это и ломаного гроша. – Не говори глупостей, Кейси! Тебя все любят. Ты вежливая, заботливая, преданная… – Бережливая, прилежная и почтительная. Ты составил точный портрет герлскаута[1]. Мэтт не обратил внимания на ее горестное возражение. – …И ты все-таки чертовски хороший репортер. Она покачала головой. – Тебе только кажется, что я действительно имею профессиональный имидж, но ты не прав. Никто даже не заметил моего имени в списке на ту премию. Я по-прежнему что-то вроде редакционного талисмана, который гладят по головке за хорошо сваренный кофе. – Прямо-таки сгоревшая на работе закомплексованная мученица! – бесстрастно заключил Мэтт, наклонившись к ней, чтобы лучше видеть ее расстроенное лицо. – Ты, пожалуй, прав, – непроизвольно вздохнула Кейси и, соскользнув в кресло, заняла подобающее положение. – Я сама виновата в том, что позволяю себе делать безрассудные вещи. Но я очень несчастлива. Я вижу, как ускользает время, а я стою на месте. Она печально взглянула на него. В ее изумрудных глазах стояла невысказанная тоска. – Меня засасывает в серое чистилище. Я как марионетка. Мне надо выбраться из этой унылой дыры и сделать свою жизнь более сносной. Я хочу жить по-настоящему – расправить крылья, поступать по своей воле, пренебречь, наконец, условностями. Я понимаю Тину, вот кто живет не зря! – И не пытайся состязаться с этой своей подружкой! – рассердившись, вставил он. – Я не могу понять, что у вас общего. Вы абсолютно противоположны друг другу, но вы всегда вместе. – Это просто из соображений экономии. Ты же знаешь, что жить в Бостоне недешево, – сказала Кейси. – Кроме того, Тина – удобная соседка по комнате, она обыкновенно надолго уезжает в командировки в какое-нибудь экзотическое место. – Вроде того, о котором она сама недавно рассказала? – неприязненно спросил Мэтт. – Я видел только один показ мод с Тиной, сфотографированной в "Квинси маркет"[2], и если – Не в этом дело, – вздохнула она с досадой. – У Тины нет пунктиков, она свободна и беззаботна. Она счастлива. Она… – Она слабое создание, которое с каждым днем становится все слабее, – недовольно прервал ее Мэтт. – Поэтому она демонстрирует большую часть своих моделей в горизонтальном положении. Не хотелось бы, чтобы ее нежная, подобная цветку красота увяла и обесценилась. Кейси устремила виноватый взгляд на сердитое лицо Мэтта. – Не говори мне, что ты и Тина… – Она увидела его покрасневшую шею и поняла, что догадки ее верны. Мэтт нервно ослабил свой вязаный желто-коричневый галстук, который, казалось, душил его. – Послушай совет человека, который трижды безрассудно был женат и все еще подвергает испытаниям свою уходящую молодость и мужское достоинство. Секс стал ведущим национальным видом спорта. Секс превратился в ни к чему не обязывающее рукопожатие. Постоянное сексуальное воздержание может сделать тебя закомплексованной и ущербной, а это тебе совершенно ни к чему. – Я не знаю, что мне нужно, но я всерьез решилась пожить ва-банк и перестать быть такой, как все – на 99 процентов порядочной! – А как же мы? Она дерзко усмехнулась в лицо Мэтту. Глубокая ямка образовалась на ее правой щеке. – Жить чужой жизнью – значит не жить совсем, Мэтью. Мэтт изумленно смотрел на ее задумчивое лицо. Кейси обнаруживала все признаки депрессии и переутомления – гнев, беспокойство, готовность ко всяким скандалам, личная и профессиональная неудовлетворенность. Ей срочно необходима хорошая встряска. Мэтту она нравилась, и он мог позволить ей на время оставить работу. – Хорошо, – нехотя сказал он, – могу я спросить тебя, что ты хочешь делать? Кейси рассматривала потертые носки своих туфель и глубоко дышала. – Ты помнишь, в прошлом году я состряпала пару коротких рассказов? Ну, я принесла их с собой на писательскую конференцию, о которой я писала прошлой осенью. Еще принесла черновик захватывающего романа, над которым я и сейчас продолжаю работать. – И что же? – Я встретила женщину-агента и показала ей свою рукопись. С тех пор я шлифовала и шлифовала этот роман, и он почти готов для публикации. Агент считает, что он стоящий, и, черт побери, я тоже так думаю. – Что, если роман не будет иметь успеха? Такова судьба большинства книг, – заметил Мэтт. – Пускай, по крайней мере я хочу попробовать. Это то, что я собираюсь делать, – создать свое, – убежденно сказала Кейси. – Меня, конечно же, беспокоит, правильно ли я поступаю. Работа в редакции надежна и спокойна, но я не хочу быть счастливой прежде, чем проверю себя. Кроме того, Мэтт, – она неожиданно усмехнулась. – Я всегда смогу прокормиться, расписывая, например, потолки в домах. – Ты всегда можешь вернуться к нам. – Нет. – Она медленно покачала головой, с нарастающей печалью уставившись в сторону рабочей комнаты. – Моя репортерская жизнь закончена. Я получила свое место в Альманахе знаменитостей – единственном в своем роде. Сейчас же я шагаю в неизвестность и рискую, хожу по раскаленным углям. Я намерена делать все – для себя. У меня хватит денег на некоторое время. Мэтт взглянул на нее, ничего не сказав. – В самом деле, ты немного теряешь. В его голосе слышалась грусть. Он обдумывал эту печальную ситуацию. Свет люминесцентных ламп возвращал их к неприкрашенной действительности: трещины на стенах, грязные обои, облезлая краска, следы которой остались на кафельном полу, обшарпанная и неудобная металлическая мебель. – Если тебе кажется, что ты оторвалась от жизни, посмотри вокруг, – мрачно произнес Мэтт. – Эта газета – одна из немногих выживших еженедельников. Мой Бог, мы до сих пор пользуемся механическими пишущими машинками, когда уже повсюду стоят компьютерные терминалы! И я попустительствую всему этому… Кейси, твой уход – это удар ниже пояса! – Погоди, Мэтт, – она пыталась оправдаться, внезапно виновато покраснев. – Не поддавайся моему настроению. С тех пор, как пять лет назад ты купил эту газету, "Бостонское приложение" выиграло два Пульцера и бессчетное количество национальных и местных премий. Мы завоевали уважение читателей и подняли тираж. Из-за того, что мы не набираем статьи на компьютерах и у нас нет программистов, мы ведь не проиграли! Мэтт аккуратно опустил свою упакованную в гипс ногу на пол и вытянулся в кресле. – Согласен. В подборе новостей мы из лучших. Однако с финансами – другое дело. – Он остановил ее нетерпеливое движение поднятой ладонью. – Мы почти терпим крах, хотя наше положение не так уж плохо в плане усовершенствований, в которых мы действительно нуждаемся, или в том, что касается повышения окладов. Я говорю о необходимости войти в газетный синдикат. – Ты имеешь в виду одно из этих бульварных рыночных суперизданий с сенсационными заголовками?! – возмущенно воскликнула Кейси. – Нет! – Мэтт дружелюбно рассмеялся. – Я разговаривал с представителем группы Маршалла из Флориды. Они очень заинтересовались нашим "Приложением", ознакомившись с нашим тиражом, репортерской практикой и финансами. – Держу пари, дело в том, – огрызнулась она, – что они любят погреть свои жадные лапы на рентабельных газетах. Они поставят начальниками своих людей, вставят свои статьи и будут поддерживать политических кандидатов – это спекуляция! – Кейси, я же не сказал, что газетный синдикат будет криминальным! Группа Маршалла поручит нам руководство нашими собственными репортерскими делами и не собирается менять администрацию. Они просто хотят вложить деньги в наше "Приложение" и получать прибыль. – Ты спятил! – сердито сказала она. – Ты потеряешь управление газетой, а на первой полосе "Приложения" замелькают парапсихологические факты, посадки НЛО или прочие глупости… Я не могу поверить, что ты в самом деле собираешься продаться! – Речь не о продаже. Улучшение качества газеты, качества материалов и… черт возьми, я уже стар. Кейси внимательно посмотрела на Мэтта Грэнгера. Темно-серые мешки под глазами, мелкие морщины избороздили лоб и нижнюю часть его лица и стали глубже, чем раньше. Несмотря на густую темную шевелюру и молодцеватую сухопарость, он выглядел далеко не цветущим и утомленным. У Кейси была лишь депрессия. Проблемы Мэтта имели еще и возрастную причину. Кейси села в кресло. На лице ее витала задумчивость. Майк, его сын, владеет большей частью газеты. Интересно, а как на все это смотрит он? Мэтт выдвинул ящик своего стола, вынул конверт и бросил его через стол. – Читай, это и для тебя. Кейси молча пробежала глазами две страницы написанного впопыхах послания Майка. Она сложила письмо и засунула его обратно в ящик. – Так Майк тоже в курсе? Мэтт кивнул. – Ты не говорил ему о своей сломанной ноге? – Нет. – Он печально улыбнулся. – В самом деле, это судьба… эти три прыжка в никуда при спуске на горных лыжах с горы Манфилд – и теперь я могу провести свой отпуск в переговорах с группой Маршалла. – И в ожидании сюрприза от Майка, – напомнила Кейси с кривой усмешкой. – Это-то и беспокоит меня! – сказал Мэтт, смеясь. – Последним сюрпризом Майка был учитель английского Джордж или кто-то вроде этого, который был озабочен обособленными причастными оборотами и неуместными определениями больше, чем успехами своего ученика. – Он вздохнул и передразнил высокий голос учителя: – "Со времен Уотергейта каждый, кто может написать письмо домой к маме, уже считает себя журналистом". Она рассмеялась. – Ну, на этот раз ты будешь удачливее и найдешь в последнем сюрпризе Майка что-нибудь поинтересней, чем метаморфозы инфинитива. В конце концов, тебя больше не будет беспокоить мой стол. – Ты все-таки уходишь? – Я говорила об этом вполне серьезно. – Она нервно покусывала нижнюю губу. – Фактически я хочу сделать это сегодня. Но я не оставлю тебя ни с чем. Я закончила последнюю статью из цикла и написала пару коротких материалов, чтобы забить дыры на ближайшие три недели. Боюсь, если я не уйду сейчас, моя неизвестно откуда взявшаяся храбрость улетучится. – Тогда сделай мне одолжение, – сказал Мэтт неожиданно. Он улыбнулся, заметив ее насмешливо изогнувшиеся брови, и вручил ей бело-голубой сверток. – Кидай в багаж свои летние платья, забирай свою портативную машинку и возьми мой билет на самолет, вылетающий в воскресенье утром в Акапулько. – Я не могу сделать этого, – она оттолкнула его руку. – Прими это как подарок к дню рождения, – сказал он. – Пользуйся виллой сколько хочешь. Холодильник набит продуктами, за овощами можно спуститься в местный магазин. Погода там великолепная почти всегда, и, имея здоровые ноги, ты можешь протопать сто пятьдесят шагов к заливу, чтобы искупаться. – Это попахивает… – Расположением к тебе. – Я имела в виду другое. – Разве ты не была девушкой, всегда мечтавшей об экзотических краях, о том, чтобы отдаться воле ветра, быть беззаботной? – подшутил он над ней. – Конечно… – Она смущенно заерзала на краю кресла. – Но я не могу… – Я не предлагаю тебе Бог знает чего, Кейси. Я считаю, что имею право подарить тебе хотя бы отпуск, – отчетливо произнес он. – Кроме того, ты выполняла мои обязанности здесь и заботилась о доме, когда я учился передвигаться с двухкилограммовым куском гипса на ноге. В благодарность за это, – продолжал он ласково, – сахарно-белые пляжи, теплые ясные дни, благоухающие цветы. Короче, Теспан-де-Галеана, ровно сорок миль от Акапулько на такси "Хуана", или можно воспользоваться автобусом и проехать между корзинами с цыплятами. Кейси усмехнулась. – Ты делаешь доброе дело для мексиканского турбюро. А я, так и быть, соглашусь стать богиней и поменять туфли на пару сандалий, чтобы увидеть солнце и искупаться в середине зимы. – Это запросто! – добродушно сказал Мэтт. – Все, что тебе нужно, – взять машину до Кенмор-сквер, заполучить транспортного агента, который изменит имя на билете и выправит тебе карточку туриста; упакуешь вещи – и вперед. Живи пять-шесть недель – сколько хочешь. Дом готов для приема гостей. Если тебе что-нибудь понадобится, прогуляйся до соседней виллы "Розовый фламинго", там живут Рикардо Кастильо и его жена Инеса. – Тот архитектор, что приезжал к нам прошлым летом? Мэтт кивнул. – У него классный мотор, и он позволяет мне брать его, когда я бываю там на уик-энде. – Мэтт, ты так красиво все расписал, что очень легко согласиться. – Тогда скажи "да"! – обрадовался он. – Я разрешаю практически любому из нашего офиса останавливаться там, а ты имеешь больше прав на это, чем остальные. – Мэтт… – Кейси… – Отлично, – она рассмеялась, протянула руку и взяла авиабилет. – Если надумаешь – прилетай. Он поднял указательный палец. – Если ты передумаешь насчет работы, просто спустись в поселковую парикмахерскую. Ее используют как переговорный пункт, позвони мне оттуда… хотя, может быть, тебе придется говорить уже с новым хозяином. – Я хотела бы, чтобы ты еще раз обдумал эту сделку с Маршаллом, – резко сказала она. – Мне будет неприятно увидеть нашу газету превращенной в скандальное издание. – Не волнуйся, – отрывисто произнес Мэтт. – Ты как раз успеешь закончить свой будущий бестселлер, но… – его серые глаза подобрели, а голос зазвучал еще мягче, – не проводи все свое время за пишущей машинкой. Отправляйся в Акапулько, радуйся ночной жизни, расправь крылья, но будь осторожна. – Буду. – Она улыбнулась. – Мэтт, я… – Отправляйся! – прорычал он. – Только остерегайся пляжных приставал и юнцов. Она рассмеялась и запечатлела на его щеке прощальный поцелуй. |
||
|