Джордж Райт Para bellum

A long time ago, in a galaxy far, far away…

Генерал Гарнер еще раз перелистал личное дело Хоуса, затем отложил его в сторону и нажал кнопку селектора: — Пусть войдет.

Дверь распахнулась. Вошедший щелкнул каблуками.

— Господин генерал! Лейтенант Хоус по вашему приказанию…

— Вольно, лейтенант. Проходите, садитесь.

Некоторое время генерал всматривался в лицо лейтенанта. Молодое открытое лицо, сияющие глаза… Это юноша сделал открытие, которым собирается осчастливить человечество.

— Я прочел ваш рапорт самым внимательным образом. И все же я прошу вас лично рассказать о происходивших с вами событиях.

— Две недели назад, седьмого числа, я вылетел в пограничный сектор Дельта-3 на самолете класса F310M. В задачу полета входило испытание нового типа двигателей в условиях длительного беспосадочного перелета. В 15:05 я получил метеопредупреждение о начинающейся буре в заданном районе. Я запросил базу и получил приказ продолжить полет. Вскоре я вошел в полосу шторма. Грозовые разряды создавали сильные помехи, и связь с землей практически прекратилась. Поэтому, вероятно, я не получил приказа вернуться, когда буря усилилась. Вести машину в создавшихся условиях было крайне сложно, и один из двигателей вышел из строя — очевидно, новая конструкция содержит скрытый дефект.

— Наши инженеры уже разбираются в этом. Продолжайте, лейтенант.

— Я не мог совершить вынужденную посадку — подо мной был океан. Нагрузка на оставшиеся двигатели резко возросла, и, опасаясь за них, я снизил мощность. Самолет уже не мог сопротивляться натиску бури, и меня сносило все дальше в океан. Когда я взглянул на приборы, чтобы определить свои координаты, то не поверил своим глазам: я пересекал Границу! Катапультироваться было уже поздно. Я ожидал, что в следующую секунду буду расстрелян СПК противника. Но секунды шли, и ничего не происходило. Я осознал невероятный факт: В СПК Восточного полушария существует брешь, и я в нее проскочил! Разумеется, я решил использовать это обстоятельство и произвести разведку. Итак, я изменил курс и летел туда, куда меня нес ураган. Это позволило сэкономить горючее. Затем буря осталась позади. За те несколько часов, что я летел над океаном Восточного полушария, я не встретил ни одного корабля. Наконец я достиг суши. Все это время я был начеку, ожидая атаки, но атаки не было. Что еще более удивило меня — я не мог поймать ни одной радиопередачи. Я даже подумал, что противник обогнал нас в техническом развитии и использует принципиально новый способ связи.

— И, несмотря на это, вы не попытались вернуться. Это было крайне неосмотрительно с вашей стороны. Ведь брешь в СПК противника могла закрыться, особенно если бы вас обнаружили, и все ваши ценные сведения были бы похоронены вместе с вами.

— Признаться, мной овладело страшное любопытство. Но ведь я ничего не нарушил! Связи с базой не было, а инструкций для такой ситуации просто не существует. Никому ведь не могло прийти в голову, что можно проникнуть в Восточное полушарие.

«Ошибаетесь, молодой человек», — подумал генерал, но ничего не сказал.

— Итак, я летел над сушей. Внизу не было ничего интересного: голые скалы, холмистая равнина, леса. Компьютер самолета анализировал поступающую информацию, но также ничего не обнаружил. Наконец, он подал мне сигнал, что пора возвращаться, иначе не хватит горючего на обратный полет. В этот момент я заметил в густом лесу какую-то проплешину и свернул туда. Еще издали я понял, что подлетаю к базе ВВС. Данные, выданные компьютером, успокоили меня: база была давным-давно заброшена. Никакого движения, все излучения фоновые. Я прошел над ней на бреющем полете и разглядел провалившуюся крышу ангара, полуразрушенный диспетчерский пункт, заросшее мхом и травой летное поле. Я понимаю, это был рискованный шаг, но я пошел на посадку.

— Это был верх безрассудства! Вы хотя бы подумали, что у вас горючего в обрез и один двигатель неисправен?

— Да, но я подумал, что, возможно, на земле мне удастся исправить поломку и что военная база, хотя и брошенная, предоставит больше полезной информации, чем аэрофотосъемка лесов и холмов.

Итак, я сел благополучно. Вокруг по-прежнему не было никакого движения, и я отправился осматривать базу. Разумеется, я включил систему дистанционного самоуничтожения самолета и все время держал палец на кнопке на случай внезапного нападения. Но скоро я понял, что никакого нападения ждать не приходится. База была мертва уже сотни лет. Причем она была не эвакуирована, а просто брошена. В ангарах я обнаружил несколько старинных самолетов, изъеденных коррозией, покореженных рухнувшими перекрытиями. Насколько я разбираюсь в истории авиации, такие машины состояли на вооружении 3 века назад. Я нашел некоторые инструменты, которые надеялся использовать для ремонта двигателя. В одном из проржавевших топливных баков осталось довольно много горючего. Тут я по достоинство оценил новые двигатели, способные работать на чем угодно. В одном из помещений командного пункта я наткнулся на скелет в истлевших лохмотьях. Судя по полусгнившим погонам, это был офицер. В черепе его зияла дыра, а рядом валялся ржавый старинный пистолет: видимо, этот человек застрелился. Больше ни на базе, ни в соседнем летном городке я не видел людей, ни живых, ни мертвых; впрочем, доступ в некоторые помещения преграждали запертые металлические двери, а в некоторые я не решился войти, так как они выглядели слишком ветхими. После этого осмотра я позволил себе несколько часов сна, предоставив компьютеру следить за обстановкой.

Следующий день я посвятил ремонту. Полностью исправить двигатель мне не удалось, но я заставил его работать с половинной мощностью. Я решил испробовать старинное топливо и заправил им один бак. Сделав несколько пробных кругов над аэродромом, я решил продолжить разведку и облететь окрестности. Мне попалось еще несколько военных объектов; все они были в том же состоянии, что и первая база. Затем я обнаружил железную дорогу. Если бы не компьютер, я бы не заметил: ее скрывали густые заросли. Я полетел вдоль нее и вскоре увидел поезд. Деревья росли прямо сквозь дыры в крышах вагонов. В дальнейшем мне не раз попадались такие поезда. Железнодорожная ветка привела меня в небольшой город. Здесь не было аэродрома, и я не мог исследовать город вблизи, но и сверху было видно, что он давным-давно мертв. Большинство зданий носило следы пожаров. кое-где на улицах виднелись ржавые остовы автомобилей. Двигаясь вдоль железной дороги, я миновал еще несколько городов, уже более крупных. Значительные разрушения, а также искореженная военная техника на улицах указывали на то, что некогда здесь шли боевые действия. Исходя из характера разрушений, не применялось ни ядерное оружие, ни даже массовые бомбардировки; дело ограничилось артобстрелом и уличными боями. Все эти руины были безжизненны. В одном из городов я совершил посадку. Экскурсия по городу оказалась довольно опасным занятием: один раз невдалеке от меня рухнула стена дома, дважды мне приходилось отстреливаться от стай одичавших собак. Видел я и полчища крыс. Я заходил в здания, казавшиеся мне особенно надежными, и часто натыкался в них на останки их обитателей. Судя по позам, эти люди умерли от голода или болезней. Причиной смерти мог быть и холод — судя по тому, что мне почти не попадались книги или деревянная мебель, они были пущены на топливо в зимнее время.

Закончив осмотр города, я вернулся на самолет и проверил с помощью своей аптечки, не подцепил ли я какую-нибудь заразу в мертвом городе.

— Об этом следовало подумать прежде, чем соваться туда, — пробурчал генерал.

— К счастью, все обошлось благополучно, и я вернулся на брошенную базу. В принципе ничто не мешало мне возвращаться в Западное полушарие, но я решил установить масштабы катастрофы, постигшей наших врагов.

В последующие дни я совершал дальние полеты в разные части континента. Всюду мне открывалась одна и та же картина: буйство дикой природы, поглощающей руины городов. В некоторых из них я набрал наиболее сохранившихся газет и журналов. Сам я, конечно, не знаю языков Восточного полушария, но думаю, что эти издания прольют свет на обстоятельства катастрофы. В одном из полетов я был атакован: какая-то автоматическая система, не вышедшая из строя окончательно за 3 столетия, выпустила по мне ракету, которая взорвалась, едва оторвавшись от земли. Лишь на пятый день, пролетая над южной частью континента, я заметил людей.

Я увидел столб дыма, поднимавшийся из джунглей, и полетел туда. Внизу оказалось небольшая деревушка, состоящая из крытых пальмовыми листьями хижин. В центре ее горел большой костер, вокруг которого плясали полуголые люди. Когда я прошел над ними на бреющем полете, они сперва окаменели от ужаса, а потом бросились кто куда. Очевидно, они никогда не видели самолета. Еще несколько раз мне встречались подобные поселения в джунглях. Компьютер, анализируя снимки этих людей, прилетел к выводу, что не все они — представители коренной южной расы. Предки многих из них пришли с севера, когда гибель цивилизации сделала жизнь там затруднительной. Впрочем, я видел людей и в умеренных широтах. Здесь сохранился более высокий уровень культуры: дома в деревнях сложены из крепких бревен, жители занимаются земледелием и скотоводством. Впрочем, как и на юге, люди встречаются здесь крайне редко, поселения находятся на больших расстояниях друг от друга и между ними, по-видимому, не существует сообщения. Гораздо чаще я наблюдал брошенные деревни, а несколько раз видел полуразрушенные деревянные крепости, что свидетельствует о том, что и после гибели городов местные жители не прекратили воевать друг с другом.

Во время своих полетов мне приходилось огибать некоторые районы из-за крайне высокой радиоактивности, Должно быть, там находятся разрушенные атомные электростанции или склады ядерного оружия. В основном же природа Восточного полушария залечила некогда нанесенные ей раны. На юге, где растительности развивается особенно бурно, развалины городов почти полностью поглощены джунглями. Плотины на большинстве рек разрушены.

Четыре дня назад, когда память компьютера была уже до отказа забита информацией, а кабина самолета — реликвиями, я в последний раз заправился на базе и взял курс на Западное полушарие. Я беспрепятственно пересек границу — теперь меня не удивляло, что СПК Восточного полушария не действует.

Таким образом, на основании проведенной мной разведки можно однозначно утверждать: нашего врага больше не существует. Агрессивные империи Восточного полушария исчезли с лица земли. С трехсотлетним страхом покончено. Наступила, наконец, эра вечного мира и спокойствия!

Глаза лейтенанта сияли энтузиазмом.

Некоторое время генерал молчал, затем вдруг спросил:

— Лейтенант, вам не приходило в голову, что все, что вы увидели — совершенно естественно? Что ничего иного и быть не могло?

— Не понимаю вас, господин генерал.

— Ведь вам же объясняли в школе политическую и экономическую доктрину Восточного полушария. И, конечно, доказывали полную несостоятельность этой доктрины. И одновременно внушали вам, что Восточное полушарие — грозный и могущественный противник. Вы не видите здесь противоречия?

— Да, но существует теория профессора Тернера, согласно которой нация, сформировавшаяся в условиях крупного унитарного государства т. е. государства имперского типа — обладает повышенной склонностью к диктатуре. Следовательно, подобная нация может существовать в условиях жесткого тоталитаризма неограниченно долго.

— Развивается наука, — усмехнулся генерал. — В наше время это тоже объясняли особенностями национального характера, но не называли это теорией. Однако профессор Тернер ошибся, точнее говоря, он не учел всех факторов. Доктрина Восточного полушария в основе своей противоречит человеческой природе, ибо предполагает общество идеальных винтиков, а не живых людей. Это тупиковый путь. В свое время она завоевала полмира; тем сокрушительнее было крушение. Их экономика катилась под откос с самого начала. Последние двадцать лет перед эпохой изоляционизма они держались в основном за счет продажи нам своих природных ресурсов. Система изоляционизма ускорила их катастрофу. СПК была последним, что они смогли построить. После этого хозяйство Восточного полушария развалилось в несколько лет. Кризис охватил все стороны жизни. Начался голод, вспыхнула гражданская война, анархия охватила все полушарие. Около двух десятилетий свирепствовали войны, голод и эпидемии, дополняя и разжигая друг друга. Сказался также экологический кризис и общее вырождение нации вследствие многолетнего геноцида. Теперь вы знаете, что произошло в Восточном полушарии.

— И все это… давно известно?!

— Ну, не слишком давно. Надо отдать должное нашим врагам — их СПК проработала еще несколько десятилетий после того, как сами они исчезли. Ну и, разумеется, сначала брешей было немного, так что вероятность случайно наткнуться на них была слишком мала… Впервые о положении дел в Восточном полушарии мы узнали полтора столетия назад.

— Но почему же тогда… зачем все? Зачем нужна военная промышленность, постоянная боевая готовность… зачем мы? Почему все держится в секрете?

— Вы, должно быть, уже решили, что военное командование в собственных корыстных интересах держит в тайне факт отсутствия противника? Об этом действительно знают немногие, но все руководство полушария в курсе. И, уверяю вас, все, что делается, делается в интересах большинства.

— Но как же так? Огромные военные бюджеты расходуются впустую, целые отрасли занимаются бесполезным трудом, лучшие ученые отвлечены на решение никому не нужных задач! Ресурсы Восточного полушария пропадают зря, а наши граждане испытывают страх перед несуществующей угрозой!

— Что ж, я все объясню вам. Начнем с простой истины: наше общество — благополучное общество. Его вполне можно назвать обществом всеобщего процветания. Наш промышленный потенциал уже превышает средние потребности граждан и продолжают возрастать. Куда девать эти излишки? Если не нейтрализовать их, у нас произойдет глобальный кризис перепроизводства по всем отраслям. Мы не можем производить товары и тут же уничтожать их — это вызовет общественное возмущение. Мы не можем искусственно сдерживать расширение производства это торможение развития, это стагнация, а стагнация есть путь к регрессу, вырождению и гибели цивилизации. Наиболее приемлемый выход — направить эти излишки в некую бездонную бочку, не оказывающую влияния на обычный рынок, причем делать это так, чтобы население не сомневалось в необходимости этой «бочки». Такой «бочкой» и являются военные отрасли. Здесь находят применение излишние не только промышленные, но и людские ресурсы. Ведь при нынешнем уровне автоматизации значительная часть людей вообще никому не нужна. Но если их интеллектуальный уровень не позволяет им заниматься исследовательской работой, это не лишает их права на жизнь и труд, не так ли? Часть этих людей занята в военной промышленности, часть служит в армии. Я не имею в виду вас, лейтенант: речь в основном о рядовом и сержантском составе. Далее. Бюджет. Производству дотации не нужны — оно и так развивается слишком активно. В науку мы вложили все, что можно — теперь результаты зависят уже не от средств, а от таланта ученых, который за деньги не купишь. Увеличивать социальные ассигнования также бессмысленно, иначе граждане будут иметь все, практически не затрачивая труда. Это — развращение нации, потеря интереса, стагнация и гибель. Таким образом, военный бюджет также отсасывает излишки, поддерживая, образно говоря, общество в хорошей спортивной форме и не давая ему умереть от ожирения. Ученые, занятые в военных отраслях, вовсе не теряют времени зря. Большинство открытий, используемых сейчас в мирных целях, было сделано за последние столетия при решении военных задач. Просто то обстоятельство, что ученый работает на оборону своей страны, создает ему дополнительный стимул. Кроме того, это оправдывает фундаментальную, не приносящую немедленных благ, науку в глазах обывателя. Ресурсы Восточного полушария — наш неприкосновенный запас на будущее. То, что пока мы обходимся лишь собственными природными ресурсами, учит нас использовать их экономно, а не хищнически, разрабатывать новые прогрессивные технологии. Кроме того, если люди узнают о существовании почти незаселенного полушария, полетит к чертям вся наша демографическая политика. Ведь сбалансировать естественный прирост удалось в основном благодаря угрозе перенаселения. А демографическая стабильность — необходимое условие всеобщего процветания. Ну и, наконец, психологический аспект. С первобытных времен, когда опасность была естественным состоянием, в человеке живет потребность в риске. В полной и абсолютной безопасности человек рано или поздно начнет скучать и тосковать. Угроза войны недостаточно сильна, чтобы вызвать панику — все-таки наша СПК надежно защищает нас от всех известных видов оружия. В то же время уберите эту угрозу — и потребность в риске начнет проявляться в извращенных формах. Начнутся сытые бунты, всплеск преступности, всякие мании и фобии. Угроза, пусть и небольшая, сплачивает людей, поддерживает в них здоровый патриотизм, предотвращает возможные раздоры между странами Западного полушария. Таким образом, нам со всех точек зрения необходимо готовиться к войне, которой никогда не будет.

Лейтенант молчал. На лице его отображались противоречивые чувства.

— Я понимаю вас, — сказал генерал отеческим тоном. — Тридцать лет назад я испытал то же самое.

— Вы были в Восточном полушарии?

— Да, и тоже думал, что принесу радостную весть всему цивилизованному миру… Но я понял. что это должно остаться в тайне. Теперь вы проникли в государственную тайну. Если вы чувствуете, что сохранение ее будет вам в тягость, наука предлагает вам простой выход, — генерал достал из ящика стола маленькую коробочку. — Примите эту пилюлю, и вы забудете все события двух последних недель. Гарантирую вам, что это не отразится ни на вашем здоровье, ни на вашей карьере.

Лейтенант медленно покачал головой.

— У меня есть другая альтернатива?

— Есть. Я могу предложить вам работу в Восточном полушарии достаточно трудную и опасную, но нужную нашей Родине. В Восточном полушарии осталось большое количество ядерного, химического и бактериологического оружия. Разрушаясь, оно наносит ущерб экологии; кроме того, некоторые системы еще действуют, как вы могли убедиться на примере атаковавшей вас ракеты, так что есть вероятность случайного запуска ракет по заложенным в них целям в нашем полушарии. Разумеется, СПК защитит нас, но к чему лишние неприятности? Вы получите направление в отряд, занимающийся поиском и обезвреживанием оружия массового поражения противника. Подробности вам объяснят в кабинете N 17. Вы принимаете это назначение?

— Так точно. Разрешите идти?

— Идите, лейтенант.

Дверь за Хоусом закрылась. Генерал побарабанил пальцами по столу. В последние годы их становится все больше — любопытных летчиков, заблудившихся моряков… Ведь СПК противника не работает, а СПК Западного полушария беспрепятственно пропускает свои самолеты и корабли. Число людей, посвященных в государственную тайну, растет… Работы по обезвреживанию ведутся давно и скоро будут закончены. Но генерал уже знает, чем занять впоследствии людей, знающих правду о Восточном полушарии. Предложение генерала получило высокую оценку на самом верху.

Следующая программа — восстановление СПК Восточного полушария.