Глава 3

СНС. Подтверждаем.

— "Сожалею, не сможем", сигнал, полученный от КО, РШК «Бесстрашный», ответ на запрос вернуться на Скуумаа и прекратить вывод "Батальонов Сарлакка"

Холодный ветер в солдатском отсеке корабля НЛШТ/г [9], несущегося на скорости 500 км/ч… освежает. А еще больше освежали оглушающий рев воздуха, нырки и броски из стороны в сторону когда пилот дергал корабль, срывая наводку наземной ПВО.

Этейн поняла, насколько хороши солдатская броня и костюм. На ней была только мантия джедая, и предусмотрительно надетые на торс бронепластины, слабо уберегавшие от холода. Она призвала на помощь Силу, пытаясь отрешиться от ледяного ветра и лишний раз проверила, что страховая оттяжка надежно закреплена на поручне на переборке.

— Вам точно вломят, когда вернетесь в штаб, генерал, — ухмыльнулся клон-сержант. Он надел шлем и застегнул защелку; он носил прозвище Лязг. Этейн все хотелось спросить, почему.

— Я не видела сигнала, — осторожно сказала она. — Или, скажем так — я его увидела слишком поздно.

Теперь его голос доносился из динамика безликого шлема.

— Это было очень забавно — отправить СНС.

— Забавно? А…

Ледяная пауза.

— Вот так вы отклоняете общее приглашение, ПВП. "Просим вас прийти" — "сожалеем, не сможем".

Да, теперь было ясно, что она попала в переплет. Этейн еще не привыкла ко множеству сокращений и сленговых словечек, с которыми пришлось иметь дело. Она едва привыкла к изобретательности клонов, их невероятной способности принимать язык и обычаи, адаптируя их под себя, и везде создавая собственную субкультуру, характерную для клонов. Иногда ей хотелось иметь протокольного дроида.

Но что такое «нлашка» она знала. Дарман как-то сказал, что НЛШТ/п [10] (или, в этом случае, больший грузовой вариант) — лучший корабль, какой можно представить, если требуется немедленно выдернуть тебя из заварушки. Сейчас Этейн думала точно так же.

"Конечно, СНС."

"Как я могла так сглупить?"

Значит, солдаты считали, что она остра на язык как Фай, и немного бравирует. А она просто не следила за быстро развивающимся и характерным жаргоном, и ляпнула, не подумав.

— Я уверена, что они меня простят, если вы справитесь с задачей, сержант.

Рев заглушил ее голос; рядом провыли два двигателя «Торрента» V-19 — истребители пронеслись мимо них и исчезли вдали. Они собирались обработать позиции дроидов, которые находились между густыми лесными зарослями (где были зажаты оба "Батальона Сарлакка") и узкой лентой побережья дельты, где могли приземлиться пилоты. Дроиды, как заметил однажды Дарман, в густом лесу становились металлоломом.

Этейн на это надеялась.

Корабль неожиданно пошел вниз, теперь находясь на уровне деревьев, и лишь размытость зеленых крон показала, как быстро они летят. Еще одна нлашка возникла по левому борту. Там было тридцать четыре боевых корабля, где-то поблизости, растянутых в свободном построении и направлявшихся к зоне высадки.

— Три минуты, генерал, — сообщил пилот по интеркому. сверкнула вспышка от чего-то взорвавшегося по правому борту. Привлекли внимание 3А жестянок, так что давайте выгружаться побыстрее.

Теперь Этейн уже не вздрагивала. Она уже достигла пика насыщенности адреналином, и в этом состоянии отслеживала любую опасность, но руководствовалась каким-то первобытным холодным рассудком — слишком испугана, чтобы бояться, как это описывал один из клон-солдат.

Три минуты растянулись в три часа и сжались в три секунды.

Красные вспышки бластеров дроидов подсветили деревья, когда транспорт заложил вираж, спускаясь по спирали. Этейн уже не думала и не чувствовала — она просто выпрыгнула, пролетев последние десять метров, рядом со скользящими по веревкам четырьмя клонами и сержантом с зеленым знаком. Техники Силы оказались очень к месту в самые сложные времена.

Она приземлилась перед отрядом и вскинула контузионную винтовку, удерживая приклад одной рукой, а ствол — второй; и огонь расчистил край леса впереди.

Этейн чувствовала, как другие корабли приземляются вокруг, взметая землю и листья, но видела лишь то, что творилось перед ней — около двух взводов бойцов из "Батальонов Сарлакка", ведущих перестрелку с супердроидами на просеке — и ее отряд с обеих сторон.

Дождь из десяти ЭМ-гранат (от клонов) и залп (из ее винтовки) устроил замыкание половине боевых дроидов. В такие моменты ей хотелось, чтобы комлинк был в месте поудобнее — в шлеме, а не пристегнут к руке. Сила не слишком помогала при оценке мощи сотни СБД [11], давая сбой уже после двадцати. И вокруг было столько хаоса и боли в Силе, что она просто не могла сосредоточиться.

Так что Этейн просто делала то, что привыкла делать без раздумий с четырех лет. Она сражалась.

Она бежала, и отряд следовал за ней; синие лучи хлестали по рядам дроидов, пока Лязг не включил динамик и до ее ушей не донеслись слова:

— …они смыкают ряды по всему побережью. Извините, генерал. Правда, в их рядах теперь хватает дыр.

— Не связывайтесь, — ответила Этейн; ненужные слова разумом просто отбрасывались. Винтовка становилась все тяжелее, а заряды подходили к концу; индикатор был уже почти на нуле. Еще два залпа свалили троих СБД и небольшое дерево за ними. — Сколько их еще?

— Воздушный дозор сообщает — засекли двести СБД и танки, на двадцать градусов, четыре «Торрента» заходят на них…

Еще несколько V-19 взвыли прямо над головой, и белый огненный шар с желтой каймой заставил лес засиять, внезапно подчеркнув контраст между силуэтами деревьев и бегущих людей. Командир воздушной поддержки «Бесстрашного» по-настоящему уловил суть ситуации. Неудивительно, что все любят пилотов.

Лязг рухнул наземь и открыл огонь по СБД, которые потянулись к месту приземления кораблей. Этейн последовала за ним без размышлений. Он считывал информацию с шлема, судя по короткому кивку.

— "Сарлакки" прорываются по побережью, генерал, а «Бесстрашный» направляет оставшиеся нлашки к северу.

— Что от генерала Вааса Га?

Лязг на секунду замолчал; во всяком случае, ей так показалось.

— Клик к северу с коммандером Гри, вызывает авиаудар.

Два корабля прошли достаточно быстро, чтобы Этейн их заметила глазами, и группки бойцов замелькали между деревьями; некоторые тащили раненых товарищей. Этейн понадеялась, что единственный меддроид IM-6 на каждом транспорте сможет совладать с помощью десяткам людей одновременно.

Один из кораблей приземлился справа от линии деревьев; его правый люк был наглухо задраен, и лучи огня дроидов бились об него, разлетаясь искрами. В ответ лазерные турели ударили по СБД.

Стрелок правого борта — казавшийся жутко беззащитным в транспаристиловом пузыре на крыле — поливал дроидов огнем на уровне пояса. Этейн заметила движение и видела, как белые доспехи мелькают позади судна и исчезают, вероятно, в правом люке. Ливень лазерных лучей словно застыл, низвергаясь сплошным потоком.

В какой-то момент Этейн поняла рассудком: стрельба из носовых пушек и атака все более и более опасным оружием приведет к большим потерям в их рядах. Во рту у нее пересохло, а сердце билось так быстро, что она едва могла различить отдельные биения, и хотя бы могла замедлить для себя время, чтобы все обдумать.

Она снова принялась стрелять. Держала палец на спуске, пока винтовка не затихла в руках.

— Эй, здесь жестянки прорываются…

Восприятие сузилось. Она более не видела пятерых людей вокруг — лишь размытые белые тени и всплески энергии в Силе. Головной боевой дроид выбежал к их позиции и она просто метнула разряженную винтовку Силой, прямо в грудь врагу, разбивая сплав; голова дроида взлетела в воздух.

Неожиданно она осознала, что синяя энергия позади следующего дроида льется сплошным занавесом, хотя ее должны прерывать выстрелы ДС-15. Этейн позволила винтовке упасть и выхватила световой меч — больше ничего у нее не было.

Синее лезвие пробудилось к жизни; она не помнила, как нажала на клавишу. Этейн взмахнула рукой, очертив дугу, которая снесла с ног металлическую гору — та рухнула как срубленное дерево, упав на руку с бластером. Взрыв собственного заряда разорвал дроида пополам. Горячие осколки опалили мантию и кожу, но Этейн ничего не ощутила.

И теперь она уже была на ногах, сжимая меч обеими руками, стоя прямо перед следующим дроидом. Двое из ее отряда пробивали себе путь от склона, а Лязг стоял на одном колене, отправляя гранату в десяток приближающихся СБД.

Дроиды шли. И клоны шли. И она — тоже шла.

"Мы похожи. Никто из нас не думает. Просто реагирует".

Она отразила всплеск красных разрядов, крутя световым мечом без участия рассудка. Каждое шипение при столкновении разрядов было первым и последним; она двигалась все дальше и дальше, блокируя каждый выстрел, будто конца им и не было.

А следующий дроид оказался над ней. Взмах — куски кабелей и брони посыпались на нее. Белая перчатка сгребла ее плечо и отдернула с дороги.

— Сматываемся, генерал, транспорт готов к взлету! — Лязгу пришлось, по сути, сдернуть ее с кучи разбитых дроидов и бегом потащить ее к кораблю. — Мы тут все сделали, что могли, и отсеки набиты. Вперед! Беги!

По пути назад она подхватила винтовку; Этейн бежала по собственным следам, чуть не ослепнув от адреналина. Но на платформе корабля она остановилась как вкопанная, поставив ногу на поручень, оглянувшись и считая пробегающих людей. Один, два… три, четыре солдата… и Лязг. Все сосчитаны.

Этейн вспрыгнула вверх, и рука в броне подхватила ее, втянув внутрь. Она не знала, какому солдату эта рука принадлежала, но чувствовала, что теперь она — одна из них.

Корабль рванулся вверх так быстро, что ей показалось, что желудок остался на земле.

Лесная и плодородная дельта Динло становилась все меньше и темнее. Люк отсека скользнул вперед, захлопываясь; Этейн оказалась прямо-таки на складе оплавленных и грязных доспехов, среди запаха крови и обожженной плоти. Первобытные инстинкты позволили ей наконец задрожать — все закончилось.

Лязг стащил шлем и их глаза встретились; на секунду ей показалось, что смотрится в зеркало. Этейн знала, что шок в немигающем взгляде солдата в точности повторял то, что он видел на ее лице. По наитию, они протянули друг другу руки и задержали их в пожатии на пару секунд. Лязг тоже дрожал.

Затем они расцепили пальцы и отвернулись. Синхронно.

"Да, — подумала Этейн. — Мы одинаковы. Все".

Было очень и очень тихо, когда она отрешилась от гудения двигателей, несущих их на скорости 660 км/ч назад к "Бесстрашному".

И — нет. IM-6 не мог работать с сорока людьми, набитыми в модифицированный отсек, рассчитанный на три десятка; только не когда четверть из них была ранена.

Потом, когда Этейн прислушалась повнимательнее, и адреналин в крови спал, она осознала, что в отсеке вовсе не так тихо, как ей казалось. Затрудненное дыхание, приглушенные стоны боли, и — самое худшее — бессвязное бормотание, восходящее к единственному сдавленному вскрику на пике, и снова затихающее.

Она пробралась через отсек, переступая через сгорбившихся или стоящих на коленях солдат. Клон-солдат опирался на переборку; его брат поддерживал его в положении сидя. Шлем и нагрудник лежали рядом, и Этейн не нужен был меддроид, чтобы дать заключение по ране в груди, которая окрасила ему губы кровью.

— Медик? — она оглянулась вокруг. — Медик! Тут нужна помощь, быстро!

Меддроид объявился из ниоткуда, стремительно отлетая от группы солдат, над которыми явно работал. Двойные фоторецепторы уставились на нее.

— Генерал?

— Почему этого человека не лечат?

— Очередь «ксеш» [12], — ответил дроид, возвращаясь к солдатам, и возобновляя первую помощь.

Этейн надо было понять. На плече солдата светился красный значок «ксеш». Она надеялась, что он не услышал, но он мог уже знать; в каминоанском образовании не было места сентиментальности. Очередь «ксеш»: слишком тяжелые раны. Нет вероятности выживания, несмотря на лечение. Сконцентрировать внимание на очереди 3, потом — очереди 5.

Этейн глубоко вздохнула и напомнила себе, что она — джедай, а быть джедаем — это больше, чем носить световой меч. Она опустилась на колени позади солдата и взяла его за руку. Ответная хватка была удивительно сильной для умирающего.

— Все в порядке, — сказала она.

Она потянулась в Силе, пытаясь получить представление о ране, обрисовать ее в уме, надеясь замедлить течение крови и связать вместе разорванные ткани, пока транспорт не войдет в док. Но, оценив степень повреждения в уме, она поняла, что это солдата не спасет.

Этейн поклялась никогда больше не использовать влияние на разум на клонах без их согласия: она облегчила горе Атина и дала Найнеру уверенность, когда она была тому нужна; оба раза она действовала без спроса, но с тех пор избегала таких поступков. В любом случае, клоны не были столь слабовольными, что бы не думали другие люди. Но этот человек умирал и ему была нужна помощь.

— Я Этейн, — сказала она. Сосредоточилась на его глазах, видя позади них что-то вроде бесцветного водоворота, и представила себе спокойствие. Она протянула руку к солдату, поддерживавшему умирающего за плечи и одними губами сказала ему «медпаки». Она знала, что там есть одноразовые шприцы с сильным болеутоляющим: Дарман не раз использовал их при ней. — Нечего бояться. Как тебя зовут?

— Фай, — ответил он, и она вздрогнула; но в армии, где у солдат есть лишь номера, имеется много Фаев. Его брат беззвучно ответил «нет» и показал несколько пустых шприцев на ладони; они уже накачали его всем, чем можно. — Спасибо, мэм.

Если она может влиять на разум, то может влиять и на эндорфинную систему. Этейн вложила в действие всю свою волю.

— Боль уходит. Лекарство работает. Чувствуешь? — если от Силы есть польза, то пусть теперь она проявится. Этейн посмотрела на его лицо, и мускулы челюсти слегка расслабились. — Как теперь?

— Лучше. Спасибо, мэм.

— Держись. Может захотеться поспать.

Его хватка по-прежнему была крепкой. Этейн ответила пожатием; она пыталась понять, проник ли он в ее ложь и поверил просто для своего упокоения. Он больше ничего не сказал, но не кричал, и лицо его выглядело умиротворенным.

Этейн пристроила голову солдата на свое плечо, просунув руку между его головой и переборкой; вторая все еще сжимала его ладонь. И так она сидела десять минут, сосредотачиваясь на образе холодной бледной пустоты.

Потом он закашлялся. Его брат взял другую руку, и Фай (новое напоминание о друге, которого она месяцами не видела, и может никогда больше не увидеть) сказал:

— Я в порядке, — его хватка ослабла.

— О, мэм… — выдохнул его брат.

Этейн как-то отстраненно осознавала, что в течение следующих двадцати минут говорила с каждым солдатом в отсеке, спрашивала их имена, спрашивала, кто погиб и при этом удивлялась, почему они сперва смотрят на ее грудь, а потом на лицо, с явным замешательством.

Она приложила руку к щеке и ощутила острую боль. Этейн потерла щеку и на ладони остался кусочек металла в яркой, свежей крови. До этого она осколка не чувствовала.

Этейн направилась к знакомой зеленой метке среди леса грязно-белых доспехов.

— Лязг, — спросила она, оцепенев. — Лязг, я никогда не спрашивала… Где мы хороним наших? Или кремируем, как джедаи?

— Обычно ни то, ни другое, генерал, — ответил Лязг. — Не стоит сейчас об этом волноваться.

Она глянула на свою бежевую мантию; ткань была более чем грязной. Она была испещрена ожогами, будто она что-то приваривала и была неосторожно; неровный темно-красный овал тянулся от правого плеча к поясу, уже почерневшему.

— Мастер Камас меня зажарит, — сказала она.

— Тогда он может зажарить и нас, — отозвался Лязг.

Этейн знала, что иногда думает о ловком и уклончивом ответе на ее вопросы, но прямо сейчас ее разум обнимал все. Она подумала о Дармане, вдруг уверившись, что с ним что-то случилось; но с коммандос на заданиях всегда что-то случалось, и Сила ясно говорила, что Дарман жив.

Но другой Фай — солдат — умер. Этейн устыдилась собственных страхов и пошла искать тех, кому еще можно было помочь.

Депо «Браво-восемь», место преступления, Манарай, Корускант, 367 дней после Геонозиса

Скирата считал гибель каждого клона личным оскорблением. Его злость была направлена не на Обрима; оба они были наемными профессионалами и друг-друга уважали — Ордо это знал. Он просто надеялся, что Обрим понимает — те колкости, которые говорит Кэл'буир, не всегда стоит принимать на свой счет.

— Так когда ваши парни соизволят оторвать свои шебсе и рассказать нам как бомба сюда попала? — поинтересовался Скирата.

— Скоро, — ответил Обрим. — Голокамеру разнесло взрывом; мы ждем запасную запись со спутника. Конечно, не будет такой ясной… но по крайней мере, что-то у нас будет.

— Извини, Джайлер, — сказал Скирата, глядя и на руины и что-то прожевывая. — Не хотел оскорбить.

— Знаю, приятель. Я не в обиде.

Еще и поэтому Ордо восхищался своим сержантом: он был прямо-таки архетипом мандо'ада. Идеал мандалорианина — это строгий, но любящий отец, почтительный сын, который учится на каждом жизненном уроке; воин, верный личным принципам, а не постоянно меняющимся правительствам и флагам.

А еще он знал, когда надо извиниться.

И сейчас он выглядел измученно. Ордо не знал, когда Скирата поймет, что никто не ожидает, что он будет держаться наравне с молодыми солдатами.

— Ты мог это оставить на меня.

— Ты хороший парень, Орд'ика, но я сам должен этим заняться.

Ордо положил руки им с Обримом на плечи, стараясь слегка увести их от разрушений, и стараясь, чтобы аруэтиизе ("не-мандалориане", «чужаки», иногда — даже "предатели") не заметили, что сержанта надо успокоить. Ожидание было наихудшим в нынешнем настроении Кэл'буира.

Комлинк Обрима что-то прочирикал.

— Есть, — сказал он. — Они передают запись; давайте это проиграем на комлинке Ордо.

Запись представляла из себя зернистую синеватую голограмму, возникшую на ладони Ордо; они просмотрели ее несколько раз. Транспорт проходил над барьером и ему показывали, где на полосе приземлиться. Затем вся картина тонула во вспышке света, за которой следовали столбы дыма и дождь из обломков.

Взрыв разнес транспаристилово-гранитные стены депо снабжения Браво-пять пятнадцать раз, прежде чем Ордо решил, что с него хватит.

— Похоже, что бомбу провезли на этом транспорте, — констатировал Обрим. Некоторые обломки, раскиданные вокруг места взрыва, ясно указывали, что транспорт тоже разнесло. — Никто не убежал. Так что пилот был внутри, и… — он сделал паузу, просмотрев информацию, загруженную в его собственную деку. — Подтверждают, что это была рутинная доставка, и пилот — обычный штатский. Никаких намеков, что была миссия для смертника. Просто рутинная доставка — с добавлением нежелательного содержимого.

— Мы можем просмотреть записи за предыдущие дни? — спросил Ордо. — Просто чтобы понять, интересовался ли кто-нибудь кораблями и их движением незадолго до этого?

— Записи хранятся десять дней. Ничего получше и пояснее не достанешь.

— Все равно лучше посмотреть.

Ордо глянул на Скирату, молчаливого и явно злого, но что-то сосредоточенно обдумывающего. Коммандо очень хорошо знал эту расчетливую рассеянность.

— Тогда лучший наш след на этот момент — проследить путь поставок взрывчатки, — сказал Кэл.

— "Омега" находится сейчас на ОППС, — заметил Ордо. — По возвращении у них могут оказаться подозреваемые для Вэу.

— Я этого не заметил, правда? — заметил Обрим, производивший впечатление человека, который предпочел бы быть на фронте, а не поставлять припасы из тыла. — С подозреваемыми должен работать я. Но с недавнего времени меня так бесят проблемы со зрением…

— И как долго будешь болеть? — спросил Скирата, мягким толчком убирая Ордо с дороги.

— Так долго, как тебе понадобится, Кэл.

— Тогда пока что не будем лечить.

Скирата пробрался сквозь команду техников, которые все еще расставляли голомаркеры на руинах: красные значки там, где лежали части тел, синие для неорганики. Ордо подумал: хоть кто-нибудь из штатских, которые сейчас таращатся из-за барьера, видел что-то вроде этого не в бюллетенях НГН.

Cкирата остановился и наклонился над техником-суллустианцем, который на четвереньках водил сканером по обломкам.

— Могу я забрать таблички с брони, когда вы их найдете?

— Таблички? — суллустианец сел на пятки и взглянул вверх круглыми черными глазами. — Поясните.

— Маленькие сенсорные таблички, по которым опознают солдата. Они на нагруднике, — Скирата слегка раздвинул указательный и большой пальцы, показывая размер. — Их тут должно быть около пятнадцати.

— Мы можем добыть тебе данные, Кэл, — сказал Обрим. — Не беспокойся об этом.

— Нет, я не для подсчетов прошу. Мне нужна часть брони, чтобы отдать им должное — по обычаю Мандалора.

Ордо отметил озадаченное выражение лица Обрима.

— Тела для нас не важны. На самом деле это и к лучшему.

Обрим серьезно кивнул и провел их за еще один пластоидный экран, где команда ОК [13] на столе собирала и сортировала металлические обломки и другие едва опознаваемые части.

— Можешь взять все это, если хочешь.

Скирата направил Ордо к возвышению, где стоял стол.

— Это уже сфера Ордо, но я рад, что твои ребята тут работают. Я верю в трудолюбие суллустиан.

Возможно, это было лишь безвредное потакание сердцам и умам со стороны Скираты. Но, похоже, оно сработало с людьми из ОК-отдела.

Один из них посмотрел вверх.

— Рад слышать, что военная разведка уважает КСБ.

— Меня еще никогда не называли "военной разведкой", — заметил Скирата, будто и не понимал, что так именуется все то, что он делает с того момента, как прошло пять дней после Геонозиса.

Ордо протянул руку к одному из ближайших криминалистов и жестом попросил его деку.

— Вам это понадобится, — сообщил он, соединяя устройство со своей собственной декой. — Вот последние данные по СВУ [14].

Да, за последний год антитеррористические команды КСБ и маленький отряд Скираты стали очень близки. Работа через официальные каналы республиканской безопасности была лишь тратой времени, и всегда был шанс, что штатские поведут себя как обычные идиоты во всей Галактике и шлепнут штамп "совершенно секретно" по своим мелким карьерным причинам. У Ордо на это не было времени.

Он проверял, переданы ли данные правильно, когда гололинк на внутренней стороне его предплечья снова включился, и в ладони оказался небольшой синеватый хаос.

На секунду он подумал, что это передача с ВИДа, но она шла снаружи… и это была "Омега".

— Говорит «Омега» — красный ноль. Красный ноль. Конец связи.

На голограмме были четверо коммандос, прижавшихся к переборке; перед ними плавал мусор. Хотя бы они все были живы.

Скирата резко обернулся, услышав голос Найнера и пугающий код — "красный ноль", запрос на немедленную эвакуацию.

Ордо моментально переключился на процедуру помощи, определяя координаты послания и удерживая деку так, чтобы Скирата мог увидеть цифр; затем он открыл комлинк для флотского канала. Их манера речи изменилась; голоса стали монотонными и тихими, и они перешли на предельно краткие и ясные фразы.

Криминалисты замерли, наблюдая.

— Отчет, "Омега".

— Мы высадились. Внеплановая декомпрессия; наш пилот и КП пропали. Нет энергии, но нет потерь.

— Флот, на связи Скирата, у нас "красный ноль". Быстрая эвакуация, пожалуйста — вот координаты. Пилота там нет, и нет точного места.

— Ждите, «Омега». Мы сейчас требуем помощи у флота. Критическое время?

— Десять минут, если мы не взломаем тут люк; примерно три часа, если взломаем.

Скирата застыл, все еще прижав ко рту комлинк. Обрим смотрел на маленькие голографические фигуры; он выглядел как человек, понявший что-то ужасное.

"Мы можем увидеть, как они умрут".

— Продолжай, — сказал Ордо.

— Трое подозреваемых с другой стороны люка, и они его не откроют теперь, даже если б хотели. Дар собрался его взорвать.

— В замкнутом пространстве?

— Мы в броне.

Это верно: Фай выжил, накрыв собой гранату, в доспехе второй модели.

— Выбора у вас нет, так?

— Бывало и хуже, — жизнерадостно отозвался Фай.

Ордо знал, что он имел в виду. Он сам чувствовал свою иную часть, Орд'ику, который хотел оплакать своих братьев… но тот был очень далек, словно принадлежал иной жизни: сейчас превалировал холодный рассудок, заключенный в броню.

— Делайте, — сказал он.

— "Красный ноль" передан на все корабли ВАР в пределах досягаемости, — сообщил Скирата. Ордо не хотел, чтобы сержант смотрел на голограмму в случае, если что-то пойдет не так, и повернулся спиной. Но Скирата развернул его обратно и вошел в поле зрения голограммы, так что отряд его увидел. — Я тут, ребята. Собрались домой, а? Пристегнитесь только.

Его голос звучал очень уверенно, вне зависимости от того, как странно это соотносилось с реальностью. Но Ордо ощущал его внутреннюю беспомощность, и разделял ее: «Омега» была во многих световых годах от Корусканта, далеко за пределами способности сержанта лично выйти на линию огня.

Два солдата сдвинулись, закрывая голограмму, и к ним шагнул Обрим, дипломатично перекрывая вид своим людям.

— Твоему парню Фаю, — сказал он, — мои все еще хотят поставить выпивку.

Именно людей Обрима Фай спас от гранаты. И эта фраза была так близка к сентиментальности, как к ней мог быть близок Джайлер Обрим.

— На счет «пять», — сказал Дарман. — Четыре…

Дальнейшее напоминало малобюджетную голодраму; изображение в руке Ордо показало, как коммандос прижались к дальней переборке, пытаясь за что-то зацепиться при нулевой гравитации, опустив голову на грудь и сжавшись в комок.

Изображение пропало, когда Найнер (у которого была камера) опустил голову.

— Три, два, один, ноль!

Полыхнула вспышка синего света, и беззвучный взрыв прибавил еще больше сходства со скверным голофильмом, у которого пропал звук.

Изображение на мгновение дернулось, а затем включились ракетные ранцы коммандос, и они рванулись в свободный полет, вскинув винтовки; в камере можно было различить только стремительное движение и две ослепительные вспышки.

— Так, три бандита готовы, не порезаны и одним куском, но все равно удрученные, — раздался голос Фая, явно более радостный. — И тут кислород!

— Отлично, «Омега», — Скирата на мгновение прикрыл глаза. Он сдавил переносицу так, что на ней остался белый след. — А теперь продержитесь, пока мы вас не выдернем, хорошо?

Лицо Обрима было серым как пепел.

— Хотел бы я, чтобы все знали, что эти парни делают, — сказал он. — Иногда я эту секретность ненавижу.

— Шабу 'дротен, — пробормотал Скирата и пошел прочь. «Все» его совершенно не интересовали.

— Что это значит? — спросил Обрим.

— Ты не захочешь узнать, — ответил Ордо, обдумывая слова Джусика о том, что он извлек из Силы на месте взрыва. Тут не было врага.

Тогда… возможно, тут никто не наблюдал.

Никто не ждал наилучшего момента, чтобы взорвать бомбу с расстояния и причинить наибольшие повреждения.

Взрыв движущейся цели с расстояния требовал одного из двух: или очень хороший обзор цели, или (если цель не была видна) четкое расписание, чтобы террорист знал, где бомба точно будет в любой момент времени.

А это означало либо отменное знание обеспечения ВАР, или (если террорист желал видеть всю картину, а не место действия) доступ к сетям безопасности.

Ордо ощутил внезапную ясность, чувство удовлетворения от того, что он понял что-то новое и ценное.

— Джентльмены, — сказал он. — Думаю, что у нас "крот".

РШК «Бесстрашный»: ангарный отсек

Лязг твердо сжал руку Этейн, пока она не ощутила вибрацию, сопровождавшую сброс скорости, и в подошвах не отозвался глухой толчок — корабль прибыл в ангар "Бесстрашного".

Вскоре она уже балансировала на краю отсека, почему-то больше боясь прыжка в один метр, чем в десяток; Гетт ждал с совершенно нейтральным выражением.

— А у генерала вкус к разрушению, — одобрительно сказал Лязг. — Вы прямо "смерть дроидам", правда, мэм?

Он снял шлем и наклонился к Гетту, но она его все равно слышала. Этейн различила слова "пришлось туго".

— Нам лучше вас привести в порядок, — сказал Гетт. — Боюсь, у нас будет классическое "интервью без кафа", когда вернемся к флоту.

Коммандер Гри прохромал мимо них; рядом шел генерал Ваас Га. Оба выглядели изможденными и были покрыты копотью.

— Я так не думаю, — заметил Ваас Га. — Отменно сработано. Спасибо, "Бесстрашный".

— Дайте мне от этого отойти, коммандер, — Этейн оглядела ангарный отсек, забитый кораблями, выгружавшими людей. Прибыли медкоманды. Запах горелой краски и смазочного масла ее отвлекал. — Кто-нибудь мне даст статистику?

Гетт глянул на панель на его левом предплечье.

— Рота «Импрокко» — четверо УВБ*, пятнадцать раненых, вернулись сто сорок из ста сорока четырех. Батальоны "Сарлакк А" и "Сарлакк Б" — тысяча пятьдесят восемь забрано; девяносто четыре УВБ [15], двести пятнадцать раненых. Нет ПБВ [16]. Двадцать «торрентов» выгружено и все вернулись. В общем, 7,5 % потерь, и большинство из них — во время самого конфликта на Динло. По-моему, это результат, генерал.

Для Этейн это выглядело множеством смертей. Так и было. Но большинство вырвалось; ей надо было довольствоваться этим.

— Тогда — назад, на Тройной Ноль, — раньше она по-уличному называла его «ноль-ноль-ноль», но солдаты пояснили, что это сбивает с толку и по комлинку будет непонятно — имеется в виду Корускант или просто обычный военный прием тройного повторения важных данных. Все равно "Тройной Ноль" ей больше нравился. Так она себя чувствовала частью солдатской культуры. — И не торопитесь.

— Очень хорошо, генерал, — сказал Гетт. — Сообщите, когда захотите привести себя в порядок, и я позову стюарда.

Этейн не хотелось возвращаться в каюту в одиночку; только не сейчас. На переборке над маленькой ванной висело зеркало, и она не хотела сейчас смотреть себе в глаза. Так что она просто принялась бродить по заполненному ангару.

Похоже, что цистерны с бактой будут полностью забиты по пути домой.

А клон-солдаты "Сорок Первого Элитного", пытавшиеся отыскать место и поспать несколько часов, казались другими, чем четверо почти-мальчиков, которые дали ей такой грубый, но эффективный урок командования на Квиилуре.

Люди меняются за год, а солдаты вокруг были людьми. Какие бы наивность и чистота — та самая «котэ», слава — ни наполняли их, когда они в последний раз покидали Камино — с тех пор поверх этого наложился горький опыт. Они многое видели, многое прожили, теряли братьев, разговаривали, сравнивали впечатления. И они больше не были одинаковыми.

Они шутили, сплетничали, создавали маленькие субкультуры, горевали. Но у них никогда не будет жизни вне боя. И это казалось неверным.

Этейн это чувствовала почти на вкус, пока бродила по ангару, глядя, кому из солдат она может помочь. Ощущение «ребенка», которое ее так озадачило при первой встрече с Дарманом на Квиилуре, полностью исчезло. Только две тени существовали в Силе в ангаре — смирение и переполняющее все чувство самосознания и принадлежности к обществу.

Этейн чувствовала себя лишней. Клоны в ней не нуждались. Они были уверены в своих возможностях, очень сосредоточены на своей индивидуальности, несмотря на каминоанские воззрения, что они — предсказуемые и стандартные «единицы»; и они были несомненно связаны друг с другом.

Она слышала тихие разговоры. Тут и там мелькали слова на мандо'а, которому вряд ли учили обычных солдат, но что-то просочилось от людей вроде Скираты и Вэу. Они за это держались. Судя по тому, что она знала о мандалорианах, это имело смысл.

Единственное логичное объяснение, которое придавало смысл тому, что ты сражаешься за дело, не имеющее для тебя никакой выгоды. Самоуважение наемника: внутреннее, неоспоримое, основанное на мастерстве и товариществе.

Но наемники получают плату и в конце концов отправляются домой, где бы он ни был.

Один из солдат терпеливо ожидал врача. На плече у него была нанесена метка — "?5" — ходячий раненый. По доспеху стекала кровь от осколочной раны в голову, и он держал шлем на коленях, пытаясь отчистить его куском ткани. Этейн присела рядом и коснулась его руки.

— Генерал? — сказал он.

Она уже так перестала обращать внимание на их внешность, что лишь через несколько секунд увидела в нем черты Дармана. Конечно, они были одинаковыми, исключая тысячу и одну маленькую деталь, которые делали их совершенно разными.

— С тобой все в порядке?

— Да, мэм.

— Как твое имя? Не номер.

— Най.

— Что ж, Най, держи, — она передала ему флягу с водой. Только фляга у нее и была, кроме двух световых мечей (ее собственного и погибшего учителя), контузионной винтовки и комлинка. — Больше мне нечего дать. Я не могу тебе заплатить, не могу дать повышение в звании, не могу дать пару дней отпуска, и даже не могу наградить за доблесть. Мне действительно жаль, что я не могу. И мне жаль, что тебя так используют; хотела бы я положить этому конец и изменить твою жизнь к лучшему. Но не могу. Могу лишь просить тебя простить меня.

Най выглядел ошарашенно. Он посмотрел на бутыль, и сделал большой глоток; выражение внезапно сменилось на огромное облегчение.

— Все… в порядке, генерал. Спасибо.

Неожиданно она поняла, что весь ангар погрузился в тишину — немалый подвиг, учитывая огромное пространство и количество людей в нем — и все слушают.

От нежданного внимания она густо покраснела; а потом по рядам прокатилась небольшая волна аплодисментов. Этейн не была уверена — согласие это, или они просто поддерживают офицера, который (как она со всей внезапной ясностью поняла) выглядит как ночной кошмар, и у которого явные проблемы с постбоевым стрессом.

— Каф и смена одежды, генерал, — Гетт возник из ниоткуда, нагнувшись над ней. — Вам станет гораздо лучше, когда вздремнете несколько часов.

Гетт был хорошим командиром и исключительно компетентным офицером флота. Он руководил кораблем. Он был, в полном смысле этого слова, командующим офицером. Она — не была. И если бы он родился в семье на Корусканте, Кореллии или Альдераане, то сделал бы блестящую карьеру. Но он появился из цилиндра на Камино, и потому его искусственно укороченная жизнь была совершенно другой.

Когда она вернется, то отыщет Кэла Скирату и упросит его придать всему этому смысл. Найдет отряд «Омега» и в лицо им скажет, как много она о них думает, пока не стало слишком поздно. Больше всего она скажет Дарману. Этейн никогда не переставала думать о нем.

— Вы действительно имели в виду то, что сказали, генерал? — заметил Гетт, провожая ее к каюте.

— Да. Именно так.

— Я рад. Как бы вы себя беспомощно не чувствовали, но единство для нас очень важно.

Неожиданно Этейн захотелось увидеть, как Гетт возвращается домой, к семье и друзьям, и она удивилась: хотела ли она такого для него или для себя?

— Однажды меня научили видеть с закрытыми глазами, — сказала она. — Это был куда более важный урок, чем я когда-либо представляла. В то время я считала, что это лишь метод обучения — как ударить световым мечом, пользуясь только Силой. А теперь я знаю, какое применение есть у Силы. Я заглядываю за лица.

— Но вы ничего не измените, обвиняя себя.

— Так. Вы правы. Но также я ничего не изменю, притворяясь, что не несу ответственности.

К этому времени она твердо (так твердо, как возможно) знала, что Сила сняла ее с одного пути, повернула и поставила на другой. Она могла что-то менять. Она не могла изменить нечто немедленно, и не могла ничего поменять для любого из солдат здесь, но каким-нибудь образом она изменит будущее для людей вроде них.

— Если это вас успокоит, генерал, то я не знаю что бы мы делали не на этой работе, — сказал Гетт. — И вам предстоит выслушать огромное количество шуточек.

Он коснулся пальцами брови и оставил ее у каюты.

Они умели находить поводы для смеха даже среди боли и смерти. Гетт обладал этим грубым, изобретательным и непочтительным чувством юмора, казавшимся обычным для любого в униформе: если ты не понимаешь шуток, то не надо было влезать. Она не раз слышала, как «Омеги» цитировали эту фразу Скираты. Надо уметь смеяться, или слезы тебя научат.

Этейн уставилась на испачканную засохшей кровью мантию, и, ужасаясь своим воспоминаниям, не смогла заставить себя ее выстирать. Она сунула одежду под матрас своей койки, закрыла глаза и даже не поняла, как заснула.

А потом вздрогнула и проснулась.

Этейн проснулась, а корабль сменил курс и увеличил скорость: это она чувствовала. И разбудило ее не это, а какое-то возмущение в Силе.

Дарман.

Она чувствовала очень слабую дрожь, говорившую, что двигатели «Бесстрашного» выжимают максимальную скорость.

Этейн села, свесила ноги с койки, и тут же ощутила болезненную судорогу. Чистая мантия висела на крючке у двери каюты; она не знала, где команда ее раздобыла. Этейн умылась в ванной и наконец взглянула в зеркало — увидев исцарапанное, мертвенно-бледное, быстро стареющее лицо незнакомки.

Но по крайней мере, она могла смотреть себе в глаза.

Она натянула чистую мантию и уже вешала на пояс свой меч и оружие мастера Каста Фульера (которое всегда носила из чистой сентиментальности и практичности разом), когда снаружи по коридору протопали сапоги. Кто-то постучал в люк; она открыла его Силой. Было приятно, что ее сейчас хоть на это хватает.

— Генерал? — это был Гетт. Он передал ей кружку кафа; выглядел удивительно расслабленно для человека, чей корабль явно сорвали с пути для нового задания. — Извините, что потревожил вас так рано.

— Очень любезно с вашей стороны, коммандер, — Этейн взяла каф и поняла, что руки у нее дрожат. — Я что-то почувствовала. Что-то неладное?

— Я взял на себя смелость кое-что сделать, генерал. Надеюсь, вы не оскорбитесь, но я отменил ваш приказ.

Этейн и представить не могла, чтобы это ее волновало. Однажды она приказала Дарману делать то е самое, если он почувствует, что она на неверном пути. Клоны знали свое ремесло куда лучше, чем она когда-нибудь узнает.

— Гетт, знаете, я вам полностью доверяю.

У него была обезоруживающая улыбка; не как у Фая — с меньшим желанием всех вокруг повеселить.

— Я направил корабль к сектору Тинна. Мы получили сигнал "красный ноль", и я подумал, что вы захотите ответить. Еще один день или около того вряд ли окажут влияние на процент выживших.

"Красный ноль". Призыв на помощь ко всем кораблям, знак действительно серьезной беды. Даже помощь сорок первому не была под знаком "красного ноля".

— Я тоже всегда считаю "красный ноль" приоритетным. Правильно сделали, Гетт.

— Я так и думал, — он подождал, пока она выпьет каф и протянул руку за чашкой. — Особенно потому, что сигнал от отряда «Омега». Они в большой беде, генерал.

"Дарман," — подумала она. Сила всегда давала самую важную информацию, в конце концов. Дар…