"Дорога без возврата 3" - читать интересную книгу автора (Лернер Ма)Глава 8. Земля. Родственники бывают разные.– Ужас, – сказала Черепаха, рассматривая бумагу. – Где? – заинтересовался Рафик, забирая у нее распечатку. – Ну и что? – с недоумением спросил он, изучив текст. – Обычное дело. Для поступления в школу при переходе в течение учебного года необходимы следующие документы, – зачитал он вслух 1. Заявление на имя директора. 2. Дневник с годовыми оценками, заверенный печатью школы. 3. Выписка текущих оценок по всем предметам, заверенная печатью школы. 4. Личное дело ученика. 5. Медицинская карта ученика, заверенная заведующей отделением поликлиники. 6. Паспорт одного из родителей. 7. Копия свидетельства о рождении или паспорта. 8. 1 фотография. 9. Ксерокопия медицинского страхового полиса ребенка. Тут в одной школе больше детей, чем в любом вашем поселке, так что, можно знать каждого? Тем более чем он болеет, и какие оценки именно прежней школе... – Это хорошо, – сказал я, засовывая распечатку в карман, – что среди нас есть хоть один умный, способный поинтересоваться что требуется, а то пришлось бы съездить потом еще раз. Спасибо тебе, Протей, – обращаясь к потолку, поблагодарил я, – откуда мне знать, что надо забрать еще и паспорт матери, и что существует такая ужасная вещь как страховка. Слушай, Черепаха, а ведь интересная вещь. Каждый платит все время и тебе не надо думать, откуда деньги взять – капают беспрерывно. В серьезных случаях все равно дополнительно платить надо. Расскажи другим паукам. – Отстань со своими нововведениями, – злобно ответила Черепаха, – мне и так не плохо. Непременно начнут возникать, почему вот это в оплату входит, а вон то нет, и из-за каждой ерунды бегать по ночам тревожить. Я им вроде как обязана, раз постоянно платят. Что смотришь с таким сожалением? – Собирайся, – ответил я. – Придется с нами поехать. Ну не мне же идти ставить печать в школе, за папу выдать себя не удастся. Кто бы еще подсказал, сколько положено секретарше дать, чтобы по быстрому все отпечатала и к директору сбегала. В Интернете размер взятки не указан? – Легкой жизни ищешь, – обрадовано ответила Черепаха, – учись жить как люди, познавая на практике все тонкости земной жизни. В поликлинику сам пойдешь. Сам придумал это развлечение, сам и выкручивайся. Нам предстоят великие дела, единственный консультант, вот этот, – пихая в спину Рафика, – очень скоро нас оставит. Придется жить своим умом. Она залезла на переднее сиденье и задрала ноги на приборную доску. – Поехали! – Может, сядешь нормально? – просительно сказал Рафик. – Отвлекает. – Если есть красивые ноги, надо их показывать, – не согласилась Черепаха. – Пусть смотрят и завидуют. Он завел двигатель и поехал. Медленно и осторожно. Я вот даже пробовать не собираюсь в ближайшее время. По трассе, еще куда ни шло, но в городе с таким движением пусть сам мучается. Честное разделение труда, как в любой банде. Водитель – Рафик, стрелок – я, специалист по разным штучкам – Черепаха. – Присмотрел я хороший жигуленок, – рассказывал Рафик по дороге. – Не очень далеко, и за сараем стоит, из окон не видно. Вместо сигнализации замок на переключении скоростей, снять с нашим инструментом легко и просто. Только я не знаю, как мы заводить-то его будем. Я не умею без ключа. – Не боись, – бодро отвечаю. – Чинить не умею, а заводить запросто. Первое чему я научился у Ивана. Потом Техник еще пару простеньких вещей показал, как, не ломая замок, дверь открывать и секретки обходить. Жаль, проволоки под рукой нет, я бы показал. На разные модели по-разному гнуть надо. Причем другим я эту науку запретил демонстрировать категорически. Еще не хватает, чтобы баловались. Захотят, сами научатся. Нам, конокрадом, самое милое дело лошадей гонять. Табун коней под капотом – это вызов моему умению. Правда не породистые рысаки, всего лишь пони российского разлива, то ли дело в мерседесах и фордах – там лошадиные силы импортные, но и сигнализация серьезная. Только по мне гораздо проще снять номера и привинтить на нашу. Один раз всего и требуется. – А наделают тебе дырок в кузове, куда потом девать? – Резонно, – соглашаюсь. – Будем угонять. Лучше две. – Где-то здесь должно быть, – оповестил Рафик притормаживая. Номеров на домах не видно. – Вы не подскажете, – высовываясь в окно и скалясь самой лучшей из моих улыбок, спрашиваю пожилого деда, – где здесь дом 21? – Вон туда, – показывает он, – и направо. – Спасибо, – вежливо отвечаю, и пожаловался соратникам, – умом я все понимаю, но страшно раздражают вот такие люди. Наша физиология гораздо лучше. Раз – и покойник. Как признаки заметны, так надо завещание писать и с родственниками прощаться. – Ты бы думал, что и кому говоришь, – посоветовала Черепаха. – Да брось, уж кого-кого, а вот эту семью Каримовых по старому знакомству я обеспечу молодым видом. Амулеты носите? – спрашиваю Рафика. – Носим, – согласился он. – Вот и не снимайте. Не будете похожи на этих. А вопросы начнут задавать, смело отвечай, вот он сделал, но очень дорого. Цену не говори, типа коммерческая тайна. Я лучше знаю, у кого и сколько взять можно. Есть стандартные амулеты, а есть мои очень специфические. Я мысленно прикинул. Ага, даже не каждому человеку, попросившемуся в Клан, делаю. Такое надо заслужить. Вот Псица, незаменимый кадр, ей можно и за обычную цену лечебного амулета. Доценту тоже. А кроме них и Рафика с женой всего у троих имеется. Вот вне Клана, совсем другое дело. Пятеро в Федерации, еще шесть у славян, и из всех только один мужик. Если бы не общественные интересы, под хвост мне ваша Земля, всех в кабалу загоню, за подобные изделия стоимостью во много нолей еще и благодарить будут. Женщины особенно, до пенсии выглядеть максимум на тридцать – любая что угодно отдаст. Все инерция мышления, до простейшей вещи сразу не додумался. Одна маленькая проблема, надо окончательно доводить несколько дней, имея контакт. Заочно такое не получится, характеристики у всех индивидуальные. – А ты можешь сказать срок? – посмотрев на меня в зеркальце заднего вида, спросил Рафик. – Никто тебе не скажет, – серьезно отвечаю. – От возраста, когда амулет сделан, зависит, от первоначального здоровья, от ранений и болезней. Кушать тоже надо нормально. Всего по немногу и регулярно. На одном вегетарианстве или мясоедстве жить нельзя. Очень много всякого. Поэтому и нельзя зафиксироваться на одном точном возрасте. Все равно внешне стареешь, только гораздо медленнее. Физиология у людей другая. – Вон, 21 дом, – обрадовала нас Черепаха. – Сами идите, я здесь подожду. Дом был стандартной шестиэтажкой, еще советских времен. Много лет не ремонтированный и не покрашенный. Возле мусорного ящика на колесиках валялась куча пластиковых мешков с мусором. Донести донесли, но внутрь кинуть, уже здоровье не позволило. Несколько деревьев, посаженные в незапамятные времена, радовали сердце молодежи своим поломанным видом. В подъезде прямо на стенах были написаны мудрые изречения, в основном из трех букв, но изредка попадались и рисунки. В книжках это называлось примитивизм и, безусловно, им и являлось. – До чего коммунисты народ довели, – с грустью сказал я Рафику, показывая на окурки на лестнице. – Интересно, при чем тут коммунисты? – возмутился он. – У нас на дворе, что советская власть? – У вас в домах проживают люди, воспитанные именно при ней. И дети, которых воспитали члены партии, пусть и бывшие. Ну ладно, злобные демократы не дают краску, ремонт сделать, но гадить в собственном подъезде зачем? Это я что ли прихожу сюда мусор бросать? Ты, наверное, не чувствуешь, а мой нос исправно доложил про постоянную лужу мочи в углу. – Еще как чувствую, – хохотнул Рафик. – Тем более. Живешь в доме – для начала не портить его. Демократически выбранная мэрия все равно исправлять за тобой не будет. Что лифт стабильно не работает, – проходя мимо закрытой двери, порадовался я, – это даже хорошо для здоровья, очень полезно пешком на шестой этаж с тяжелыми сумками. Приходят домой эти малолетние гаденыши и начинают в Интернете на форумах жалеть стариков и про их тяжелую жизнь рассказывать. "Ах, пенсия маленькая!", "Ах, плохо относятся к больным!", "Ах, народ вымирает и рождаемость падает из-за козней демократов!". В жизни пробежит мимо и не подумает помочь. По клавиатуре стучать легче, чем хоть немного потратить время на человека, от которого кроме благодарности и получить нечего. У такого борца в лучшем случае один ребенок и тот стены пачкает. Тут тоже, наверняка, как в нашем доме, начинали с поджигания спичками кнопок и тушения сигарет об стены. Поймаю кого-нибудь за этим занятием, наплюю на конспирацию и руки переломаю. Самое противное в этом, что должен найтись человек, который добровольно и чаще всего совершенно бесплатно начнет следить за порядком. Обычно вполне достаточно одного, если люди все-таки способны подумать, как им улучшить собственную жизнь. Он должен бегать, собирать деньги на разные починки и улучшения, уборку и прочие необходимые вещи. Тот же домофон собственные жильцы непременно сломают не реже двух раз в год, и никто не признается, чтоб не платить. А через какое-то время этот доброволец начинает остальными восприниматься как само собой разумеющееся и к нему начинаются претензии. Почему это не сделал и почему вон то не организовал. Почему вообще так много денег требуешь? Как будто он обязан, получает за это зарплату и своих дел не имеет. Приходят к нему с пятого этажа и спрашивают противным голосом: "Почему у нас лампочка не работает?". А бедняга живет на третьем, понятия не имеет о лампочке, которую кокнули дети хозяина, чтобы тот не видел, как они портвейн на лестнице пьют. – Ты так говоришь, – с подозрением сказал Рафик, – как будто сам этим занимаешься. – А что я по твоему делаю на своем замечательном посту главы семейства? Успешно совмещаю должность мэра с добровольными обязанностями всех выслушивать, и попробуй не отреагируй на жалобу! Причем зарплату мне никто не предлагает, еще чего не хватает, дополнительно скидываться на свой собственный дом. Должность не выборная, а практически пожизненная. Так что плачу за все ровно столько же, сколько остальные, и должен думать, как достать очередные трубы для канализации подешевле для общественных зданий и домов соседей или откуда взять цемент в наших лесах и степях при полном отсутствии производства. У меня подобные экспедиции со стрельбой и членовредительством почти как отпуск проходят. Соседа, который тебе родственник и с которым вместе крыс гонял, не пошлешь просто так, даже если он чушь несет и делает вид, что чисто случайно забыл про срок очередной платежки. Эта? – спросил я его, показывая на дверь. – Рафик посмотрел на номер соседней квартиры, – она. Я нажал звонок, потом еще раз. Затем нажал и уже не отпускал, слушая дребезжание за дверью. – Может, нет никого? – Есть, – уверенно отвечаю. – Ты еще и сквозь дверь слышишь? – насмешливо спросил он. Потом недоверчиво переспросил: – Нет, правда, слышишь? – Я вижу, – поясняю, не понижая голоса, – как глазок потемнел. Кто-то смотрит на нас изнутри. И если он дверь не откроет, я с удовольствием ее вышибу. Гражданин Охлопков Петр Денисович, открывайте, если не хотите больших проблем на давно не мытую шею, – еще громче сказал в сторону двери. – Милиция явилась по вашу грязную душу. Замок заскрежетал и дверь приоткрылась, явив нашим взорам невысокого лысого человечка в тренировочных штанах и грязной майке. – Вы кто? – проблеял он опасливо. – Документы покажите. – Вот это, – отодвигая его в сторону и проходя мимо, не делая попытки достать что-нибудь из кармана, за полным отсутствием там краснокожего удостоверения, сказал я Рафику, – яркий представитель племени не желающих поддерживать чистоту и порядок не только в доме, но и в собственной квартире. Ты посмотри, что тут делается! Месяца два минимум никто не убирал и даже посуду не мыл. Из-за таких придурков остальные жильцы в подъезде должны платить больше. Мне проще, я просто могу заставить особо несговорчивых, хватает возможностей. А в доме нет ни своей полиции, ни даже нормального участкового. Приходится выкручиваться. Один вот такой заставит опустить руки любого энтузиаста. Все равно без толку. Так и будет дом постепенно превращаться в помойку. Я взял с пола газету и постелил ее на стул. – Липкий, – пояснил свои действия вставшему у входа в комнату Рафику. – Шприц где? – поинтересовался у хозяина. – Какой шприц? – испуганно переспросил он. – Тебе лучше знать какой, – равнодушно отвечаю. – Будешь выеб... найду, даже если нет. Только есть. А сожительница твоя где? – без перехода спрашиваю. – В магазин пошла. – В смысле за дозой? – Я не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнул он. – Сейчас поймешь, – сказал Рафик и заехал ему немаленьким кулаком в солнечное сплетение. Мужичок рухнул на пол, скорчившись от боли. – А можно я его еще ногами попинаю? – кровожадно спросил Рафик. – Что вы себе позволяете, гражданин старший оперуполномоченный, – равнодушно поинтересовался я. – А зачитать предварительно Правило Миранды? – Это где право на адвоката и право на молчание? Так мы не в американском сериале. – Тоже верно, но бить надо так, чтобы не оставлять следов. Вот это – показывая на полуживое стонущее тело, – было хорошо, а ногами синяки будут. Вот в прошлый раз, – объяснил побитому слушателю, – проверяемый споткнулся о твою ногу, сломал два ребра, а потом бегал по врачам с криками, что его избили. Толку все равно чуть, свидетелей не было, но нервы мне попортил. В старые времена брали валенок, ложили в него гантелю и дубасили. Сейчас новые веяния. Демократическая общественность может возмутиться, поэтому бить надо умело. Посмотри пока, что интересного в комнатах есть. – А зря, хоть удовольствие получим, – не согласился Рафик и вышел. – Если что, зови, – крикнул он уже из другой комнаты. Я подождал, пока мужичонка отдышится и, подняв его за ворот двумя пальцами, посадил на стул напротив себя. – Полегчало? – Он поспешно закивал. – Вот и хорошо. Думай в другой раз с кем разговариваешь. Руки покажи. – Чего? Я взял его за плечо и задрал рукав. – Ну, как и ожидалось, – порадовался, обнаружив следы уколов. – Будем дальше общаться, а то я уж подумал, что ты весь из себя невинный и чисто случайно мимо проходил. Я оттолкнул этого типа, так что он шлепнулся на стул. – Кем тебе приходится Екатерина Токарева? – Никем, – поспешно ответил он. – А вот она говорит другое, – порадовал я его, – когда бедную девочку поймали на краже в бутике, она сказала, что ты ее отец. Очень много рассказала про интересные нравы, царящие в этой квартире. Про то, что здесь практически притон наркоманов и ко всему еще ты, Петр Денисович, приторговываешь, а ее послал воровать. Нехорошо. – Не имею к ней никакого отношения, – твердо ответил он. – Она вообще совершенно неуправляема, постоянно врет, ворует, сбежала из дома, и даже мать не имеет на нее никакого влияния. Делайте что хотите, но она все врет. – Посадят ведь девочку, – укоризненно сказал я. – Адвоката хоть найди. – Там в колонии она получит правильный урок жизни, – продолжая держаться за живот и морщась, заявил он. – А на адвокатов у нас нет денег. От государства положен бесплатный. – Документы давай сюда, скотина, – сказал я. – Какие документы? – испугано спросил он. – Все что есть. Свидетельство о рождении, паспорт, страховка. Все неси. Он поспешно метнулся в комнату и вернулся через минуту с большой жестяной коробкой в сопровождении Рафика. – Жуть, – сказал мой напарник, – кровать и перекосившийся шифоньер. Больше ничего, даже половичка. – Что есть за чудо такое шифоньер? – удивленно поинтересовался я. – Шкафчик такой на ножках, – угодливо сообщил Петр Денисович, ставя на стол коробку. – Сюда давай. Это есть, – перебирая бумаги и откладывая в сторону, перечислял я, – это тоже... О! Фотографии. Потом разберемся, пригодится. Вот это тоже удачно, не надо теперь дожидаться возвращения.... – Э... , – проблеял хозяин и мгновенно получил по шее от Рафика, так что чуть не слетел с табуретки. – Что э? – вроде не понял я, засовывая документы в карман. – Получишь паспорт сожительницы потом. И, – подумав, отправил второй туда же, – свой тоже. Придет по почте. Или в отделение милиции заходи, там будет. Как мне больше не понадобится, так и заброшу вашему участковому. Нам лишние бумажки ни к чему. Соседи на тебя жалуются, – доверительным тоном сообщил ему. – Мы тут навели справки, прежде чем в гости идти. Не одна девочка рассказывает про наркош, таскающихся сюда, про крики по ночам, и как ссыте в подъезде. – Клевета! – возмутился он. – Все может быть, но ты мне активно не нравишься. Это ж дело такое, – пояснил я ему, – как следователь бумаги оформит, так дело в суд и пойдет. Про одно и тоже можно по-разному протокол написать. Угрожая физической расправой, послал падчерицу воровать, потому что на дозу не хватало. Или еще лучше – сексуально домогался к малолетней девочке, подглядывая в замочную скважину, когда она мылась, и трогал ее при всяком удобном случае за разные места. Что она все что угодно напишет, стоит только попросить, а я еще непременно расскажу про твое нежелание хоть что-то сделать для помощи, сомнения имеются? И свидетели найдутся твоего отвратительного поведения. Те же бабки во дворе и довольные возможностью избавиться от тебя и соседи, понимаешь? Он сидел с видом человека, у которого разболелись зубы. – Молчишь? Значит понимаешь. Значит так. Срок тебе три месяца. Потом непременно приду, проверю, и если не сделаешь к тому времени, что скажу, загляну еще и с ОМОНом. – Что сделать? – обреченно спросил он. – Продавай квартиру и переезжай. Хочешь в другой район, хочешь на сто первый километр, мне без разницы. В этом районе притона не будет. Мне на участке наркоши не требуется. Сегодня я добрый, но в будущем могу и пакетик с героином найти. Понял? Он обреченно кивнул. – И радуйся, что просто не посадил или не отвел к нотариусу акт продажи написать в мою пользу. Дать тебе еще десяток раз по почкам, непременно потечешь и на все согласишься. Не такая уж и плохая квартира, убрать, ремонт сделать и желающие на нее найдутся. Чтоб духу твоего вместе с бабой здесь не было! – на прощанье приказал я. – Думаешь, послушается? – спросил Рафик на лестнице. – Знаешь, не поленюсь навестить при случае. Скотина, хуже любого маньяка. У того голова не в порядке, а этот вполне соображает. Если бы сказал, вы ее запугали, она такого написать не могла, я старался, но у девочки трудный возраст, я бы хорошо подумал, не вешает ли нам Катя лапшу на уши про злых родителей. А так – с большим удовольствием по лестнице вниз головой спущу. Да и не нужен нам такой тип поблизости, еще встретит случайно на улице. Пусть мотает в какие Мытищи и портит воздух там. – Без паспорта? – Ничего, восстановит. Сходит в ментовку, заплатит штраф за утерю. Не станет он объяснять кто у него забрал докУмент. А мы можем официально открыть фирмочку по купле продаже на его имя. – Послушай, – остановившись, спросил Рафик, – а как у вас с этим делом? Ну, наркоманы, извращенцы... – Почти пять лет мы с тобой знакомы, – укоризненно ответил я, – четвертый год ты на острове живешь, а такие глупые вопросы задаешь. Идем, – открывая дверь на улицу, сказал я. – Не стоит здесь. У всех есть свои уроды, – пояснил я на улице. – Попросился бы в Клан, сам бы скоро понял. Не захотел, теперь не разводи руками в недоумении. Некоторые вещи с соседями не обсуждаются. Семейные дела решаются в семье и никак иначе. Педофилов разных и тому подобную публику, мы просто режем. Это тебе не Москва, каждый на виду, такие вещи не спрячешь. Гомики сами уходят. Есть такая возможность жить и рядом, и не со всеми. На равнинах вполне встречаются, а к нам в Клан даже проситься не станут – нечего им тут делать. Леха поставил задачу плодиться, размножаться и заселять земли, а это не по ихней части. Мы, Народ, в массе своей такое... патриархальное общество, сам знаешь. Подобных типов недолюбливаем, но стараемся не обращать внимания, если они между собой дурью маются. С другой стороны при ограничении рождаемости – это даже выгодно. Часть конкурентов на благосклонность красавиц отсеивается сразу, так что кроме легкой брезгливости никакого физического воздействия. Но бывают ситуации, когда ходят по грани. Вроде и не нарушают ничего, но жить рядом с такими типами крайне неуютно. Вечно готовы ножом без всякой причины пырнуть или маму за дозу продать. Вот тут существует церемония лишения имени. Тебе про такое не расскажут за бутылкой – это внутренние дела. Когда семья изгоняет одного из своих без права отмены приговора и с этого момента он считается чужаком. Не такое уж простое дело, мало ли какие отношения бывают. Вот я в свое время тоже был не подарок, но все в рамках определенных правил и борьбы за место в стае. Если что, меня бы половина рощи поддержала. Так что это суд – с адвокатами, прокурорами, присяжными, в присутствии совершенно незаинтересованных посторонних пауков, определяющими правду ли говорят и если оправдают, будут большие неприятности у того, кто все это затеял. Чтоб такое произошло, надо всех достать по самое не могу. Или представлять опасность для общества. Вот Леха в свое время под это дело со своими прогрессорскими идеями мог попасть, но единого мнения бы не вышло, и никто даже не попытался организовать мероприятие. Так что очень редко бывает, но случается иногда. Это не казнь. Ни в коем случае! Изгнание. Только идти-то ему некуда. Никто не захочет принять подобного к себе. Он никто и звать его никак. Мы представляемся такой-то из рода, из семьи. Ему и сказать нечего. Из имущества, только личные вещи, даже родители смотрят сквозь него и не желают общаться. Про остальных и говорить не стоит, а территория принадлежит семье, и места для него там нет. – И что тогда делать? – спросил после размышления Рафик. – Много разных вариантов, – открывая дверцу машины, пояснил я. – Жить самому, но непременно ограбят, убивать не будут – так даже унизительнее. Попытаться попроситься в другую семью, но очень мало шансов. Надо быть уникальным специалистом и даже при том всю жизнь будешь из милости жить и никогда не станешь в иерархии выше определенного уровня, будь ты хоть трижды Мастер или великий воин, а это тоже унизительно. Поэтому чаще всего выбирают легкий вариант. Отправиться в лес и убивать зеленых, пока тебя не прикончат, или вообще самоубийство. Только иногда находятся такие... стремящиеся отомстить. Прийти ночью и убить бывших сородичей. Они винят не себя за произошедшие, а всех прочих. Тут уж его будет ловить вся степь. Поймают – повесят на тонкой веревке, чтобы шею не сломать, а медленно удушить и другим неповадно было. Очень неприятная казнь, долго может мучиться. На этом лекцию считаю законченной, – садясь на заднее сиденье, поясняю ему, – твое дело крутить баранку, а если увидишь на острове кого, подпадающего под твое понятие извращенца, прежде чем бить его или еще что, спроси сначала умных знакомых – что делать можно, а что нельзя. Лучше всего меня. Потому что бывают такие клоуны, но вполне безобидные типы.... В нашем понимании. – А все-таки, – приземлившись на водительское место и обернувшись ко мне назад, спросил Рафик после недолгого раздумья, – как много я еще не знаю о вас? – Ты про свою жену не все знаешь, а туда же, вопросы задавать, – лениво заявила Черепаха. – И про то, как наша мадам любит подслушивать чужие разговоры, – радостно подхватил я. – Впрочем, это стандартная привычка всех пауков. Сидят в свободное время и слушают все, что их не касается. Эта еще и с применением современной земной техники. – Нет, – взвился Рафик, – это что за такие намеки? Что именно я не знаю про Ленку? – Не будешь бараном, задействуешь вот это место, – наклоняясь вперед и стуча ему пальцем по голове, посоветовал я. – Вспомнишь, кто такая собственно Черепаха и по какому поводу к ней приходят. – И ждет тебя дома, – замогильным голосом сообщила она, – сюрприз. Надо было как в вашей сказке – отдай то, о чем не знаешь. Только мне без надобности. Заметила я странную закономерность, которую называю стадный инстинкт. Если у всех соседей по два-три ребенка, то как-то автоматически получается, что все дружно рожают и один ребенок уже удивительное дело. Причем от обеспеченности семьи это совершенно не зависит. У богатых может быть один, у бедных вообще ни одного. И в другой ситуации, как раз наоборот – один уже странно, вне зависимости от доходов. А хотите, – сказала Черепаха, – я вам поведаю, какие мы идиоты? – В смысле, – напрягся Рафик. – Нет, ты в порядке, – успокоила его Черепаха, – не больше, чем мы оба. Вот зачем нам девочку отдавать в школу? Чтобы красиво смотреться в собственных глазах? Или потому что так положено? Так нам земные законы под хвост. Все равно, еще месяц – другой и уедем. А ее что здесь одну оставим или с собой в Африку повезем? – Ну и что тогда делать? – спросил я. – Выгонять поздно. – Жене на воспитание отдай, – посоветовала Черепаха. – Все лучше, чем по улицам ходить. – На остров? – переспрашиваю. – Вот именно. Сделай доброе дело. Не понравится, вернется и все. – А раньше никак нельзя было эти умные речи произнести? – Зато, какой интересный опыт получится, – невозмутимо сказала Черепаха. – Приспособится к нашей жизни или нет. – Домой поехали, – сказал я, подумав. – Все равно не зря сходили, – поворачивая ключ в замке зажигания, порадовал нас Рафик. – Два настоящих паспорта на дороге не валяются. Опять же свидетельство о рождении... А она там в наше отсутствие ничего не стырит, растворившись в большом городе? Черепаха издевательски засмеялась. – Все ценное и стреляющее мы в "Сундук" сложили, – пояснил я. – Пусть попробует открыть. Если сможет, я сам ей премию выдам. Первый такой случай будет без знания кода. Найти при желании тоже не проблема, если голой не смоется. На то у нас и паучиха имеется, чтобы метки на нужных людей ставить и потом отслеживать и подслушивать. А захочет уйти, ее дело. Насильно удерживать никто не собирается. Благотворительностью я заниматься не собираюсь. Кто не работает, тот не ест. Кто хочет остаться в Клане должен не просто трудиться, а очень хорошо работать. Зачем существует испытательный срок? Чтобы составить впечатление о поведении. Я даже кого из клановцев назначаю на должность, до месяца не утверждаю официально, а присматриваюсь, нет ли с ним проблем. Бывает, что просто не способны подняться выше на ступеньку. Десятник замечательный, сотник паршивый. Это не только армии касается, вся жизнь такая. Так что пусть доказывает свою полезность. То, что сразу сообразила, как можно хорошее впечатление создать и побежала нас кормить и поить в плюс. С одного случая выводов не делают. Нагрузить работой и внимательно посмотреть на реакцию нормальная тактика. Короче, поживем, увидим... |
|
|