"Ой, мамочки" - читать интересную книгу автора (Кэннелл Дороти)

Глава десятая


— Ну-ну, милочка, все будет хорошо. У вас был шок, вот и все. Ну-ка, примите парочку моих пилюлек от нервов.

Послышался второй голос — что-то насчет горячего чая. Не слишком заманчиво, учитывая, что его приготовят по американскому способу. Без молока. И какое мне дело — оказывается, вовсе не я принимающая сторона этой доброты. На виниловой скамейке сидела "прабабушка"-регистраторша. Маникюрша Роксана обнимала Барбару, самозабвенно рыдавшую в махровое полотенце. Аналогичное красовалось и на мне — "прабабушка машинально набросила его мне на голову, будто я была попугаем в клетке, которого надо заткнуть, пока от его клекота у всех не разболелась голова.

— Мне так стыдно! — Барбара подняла мокрое от слез лицо. — Наверно, я сошла с ума. Вы похожи на ту потаскушку, которая украла моего Дейва. Она поспорила с Дейвом в кафе "Жареный кит", что сумеет обслужить его под столом. С этого все и началось. И я знаю, что никогда не получу его обратно, пока она работает в банке!

— Тихо, тихо, детка! — Роксана баюкала Барбару, как ребенка.

— Если я не позволю ему видеться с ней по четвергам, она может лишить нас права выкупа заложенного дома. Целую неделю я со страхом думаю: что, если она придет помыться-посушиться? И как раз сейчас вдруг все смешалось. Мне вдруг почудилось, что это голова Дарлин над раковиной. — Шлюзы открылись, и вновь хлынул поток слез.

— Крыша у тебя поехала, вот и все! — «Прабабушка» поднесла к ее дрожащим губам пластиковую чашку, а маникюрша Роксана тем временем гладила бедолагу по рыжим волосам.

— Я лишусь лицензии! И что тогда будет со мной и детьми? А она, — Барбара ткнула пальчиком в меня, — подаст на меня в суд и потребует миллионы. Придется мне покончить с собой ради страховки, ничего другого не остается. — Голос ее зазвучал высоко и пронзительно, будто свисток чайника.

И вот все втроем они уставились на меня — но не как на добропорядочную участницу этой человеческой драмы, а как на свидетеля, которого необходимо вразумить.

"Прабабушка" устремила на меня улыбку, которая непременно должна была согреть мое сердце, если уж не высушить изрядно подмокший торс.

— Видите, лапочка, какие дела! Барби в последнее время несладко приходится.

Не успела я ответить, как Роксана схватила мое полотенце и принялась растирать мне волосы.

— Эта красная полоска у вас на горле — оттого, что носите платье с тугой горловиной. Давайте-ка я вам высушу голову за счет заведения и принесу столько кофе, сколько вы сможете выпить?

Мягко, но решительно я отобрала у нее полотенце и скомкала его в шар.

— Прошу вас всех, не суетитесь вы так вокруг меня! Со мной все в порядке…

— Вы уверены? — Слезы по-прежнему струились по лицу Барбары.

— Ну да. — Поднявшись, я потрепала ее по плечу. — Это был полезный урок для меня. Когда я пришла к вам, жизнь казалась мне не слишком приятной — по причинам, сходным с вашими, и тут я будто получила напоминание, что каким бы безрадостным ни было существование, оно все же лучше, чем смерть.

— Значит, вы не станете жаловаться? — воскликнула Барбара, все еще с недоверием глядя на меня.

— Обещаю. — Мечтательная улыбка тронула мои губы, когда следом за Барбарой я шла в уборную переодеться. У Кулинаров свои секреты, а у меня — свои.

Переступив порог бара "У Джимми", я совсем не удивилась, что никто из моих товарищей не бросился ко мне с приветствиями. Я стала другим человеком. Роксана сочла, что сушка — недостаточная компенсация. Она накрутила мои волосы на толстые розовые бигуди, обрызгала лаком «Суперцемент» и усадила меня под колпак сушилки, пока я не пропеклась до золотисто-коричневой корочки. Таким образом на свет божий явилось что-то вроде певички в стиле «кантри». Что же до моего наряда… я-то полагала, будто переход с обычной одежды на «беременную» — случай, достойный бутылочки шампанского, но все произошло в сортире парикмахерской, без фанфар и барабанной дроби.

Возможно, дела у Джимми идут распрекрасно, но рыжий линолеум и пластиковый потолок особых восторгов у меня не вызвали.

Симпатичный паренек в обтягивающих джинсах будто врос в землю, не давая мне пройти.

— Мисс…

Он был так близко, что я могла пересчитать его ресницы.

— Я тут встречаюсь со знакомыми. — В гуще голов я увидала Эрнестину, от шеи и выше.

— Мисс, вы стоите на моей ноге.

— Ой, простите! — Мужчины нынче такие хрупкие создания.

— А еще на вас висит ценник.

Проклятье! Я перелезла через троих посетителей и добралась до Эрнестины — та сидела за одним столиком с Соланж и Хендерсоном Брауном, который прятался под своей белой панамой. Тоска его не развеялась, даже когда в нашу сторону устремилась официантка. Возможно, ему не понравился ее основательный бюст, рвавшийся на свободу из кружевной блузки. И, судя по римскому носу и железному подбородку официантки, ей вовсе не улыбалось рядиться под Красную Шапочку. Послюнив большой палец, она перекинула страничку в своем блокноте.

— Слушаю вас, господа.

Хендерсон, набравшись смелости, подал голос:

— Нам нужны отдельные счета.

— Ради бога. — Красная Шапочка нацелила карандаш: — Что будете пить?

Соланж и Эрнестина заказали белое сухое.

Хендерсон выдавил слабую улыбку:

— Я, знаете, хронический трезвенник. Воды, пожалуйста, если она, конечно, свежая.

— Лучше нигде не найдете. — У Красной Шапочки был густой низкий голос. — Натуральная вода из источника, свежая и бодрящая, как весенний день.

Впервые за все утро я с трудом удержалась от смеха. Официантка вещала не хуже телевизора. Вспомнилось вдруг, как мы с Беном в «Малберри-Инн» смотрели отрывок из "Печального Дома" и интервью Гарварда Смита с Мэри Фейт. Теперь же, сидя в баре, я вдруг почувствовала себя марионеткой в руках судьбы, покорно притащившейся за тысячи миль.

То, что не под силу изменить, можно поправить с помощью хорошего обеда.

— Гамбургер, двойную порцию картошки-фри и коку, пожалуйста.

— Остальные будут заказывать? — Красная Шапочка покосилась на большие круглые часы над прилавком бара. — Через десять минут начнется показ мод.

Эрнестина напомнила нам, что Джеффриз отказалась от шанса стать моделью. Хендерсон хотел было заказать овощной суп с мясом, но потом передумал. Лоис, мрачно сообщил он нам, готовит лучшие супы в мире. Что, естественно, вызвало самые горячие возражения Эрнестины. Ее Бинго в три годика готовил такой овощной супчик, от которого за милю слюнки текли. Графиня, и без того густой румянец которой потемнел, уставилась на толпу. Бедный ослик — в смысле, Хендерсон! Поджав губы, он присоединился к нам и заказал гамбургер.

Не успела Красная Шапочка отойти, как Эрнестина поинтересовалась, не Джимми ли тот человек за стойкой бара.

— Этот? Седой, с щеками как у хомяка? Да это наш добрый старина шериф, Том Догерти. Каждый день заглядывает в это время, проверить, не нужно ли разнять каких драчунов.

— В этом городке есть собственный шериф? — Хендерсон явно собрался выразить своему конгрессмену протест против растранжиривания денег налогоплательщиков.

Красная Шапочка посмотрела на него в упор.

— Хотите верьте, хотите нет, сэр, но Грязный Ручей раньше был административным центром округа. А Джимми сидит рядом с шерифом.

— Джимми — это она? — Хендерсону явно был по не плечу столь бешеный темп: одно потрясение за другим.

— Именно! Вообще-то ее зовут Джемима, так написано в свидетельстве о рождении. Но я вам этого не говорила. — Заправив карандаш за ухо, Красная Шапочка вразвалочку направилась к двери с надписью "Посторонним вход воспрещен".

Толпа отхлынула от стойки, позволив нам хорошенько рассмотреть ширококостную даму с волосами скорее протравленными, нежели выкрашенными в рыжий цвет с металлическим отливом. На ней было атласное одеяние, смахивающее на пеньюар; из ложбинки на груди торчала увядшая роза. На лице хозяйки было столько краски, что хватило бы на внутренние и наружные стены дома на одну семью, а голос такой, что душа в пятки уходила.

— Чертова муха! — рявкнула она, саданув мощной дланью по стойке.

Беседа за нашим столиком текла, как вода в гору.

— Вам стоит всегда так причесываться, Элли, — заметила Эрнестина. — Очень худит ваше лицо.

— А вы хорошо разбираетесь в моде? — Соланж критически оглядела прическу "под горшок", горчичное платье и зеленые лягушачьи бусы своей соседки. Кажется, в отношениях между этими двумя прогрессирует холодок.

— Я, милочка, не считаю себя красоткой. Стоит мне выйти на солнце, и я тут же превращаюсь в хот-дог. Но меня это не тревожит, потому что главное — моя семья. Мы с Франком тратим все деньги на нашего мальчика. Но вы-то, конечно, будучи бездетной, не можете знать, что такое настоящее самоотречение. Ради счастья моего Бинго, ради того, чтобы он…

— Стал Кулинаром, не так ли? Mais oui, вам не очень понравилось, когда я сказала вам — еще до того, как пришли мсье Бен и Элли, — что мой Венсан вовсе не одержим мечтами угодить вам с вашим сынком. У него припасены такие фокусы, что вам и не снилось! — Из неподвижной статуи Соланж превратилась в пылкую женщину. Хлестнув по столу полами своей черной накидки, она щелкнула пальчиками с огненно-красными ногтями перед носом разъяренной Эрнестины. — Сыта по горло вашим сопливым Бинго! Мои пудельки, мои обожаемые детки куда симпатичнее! Анжелика, Флер и все остальные — как они могут быть счастливы, когда их папочка в печали? Моему Венсану уже под пятьдесят, и я не многим моложе. Ему до смерти надоело засовывать меня в печку на сцене и, устроив большой взрыв, вынимать оттуда жареного цыпленка. Я хочу одного: чтобы мой Венсан хоть раз в жизни нашел себе мечту, которая не потребовала бы разрезать меня пополам.

Откуда такая враждебность? Вчера вечером, в ходе операции "Марджори Задсон", мы все вроде бы неплохо ладили.

Волосы Эрнестины прилипли к ее раскрасневшемуся лицу. Она уже раскрыла рот для ответной речи, но тут, к счастью, прибыла наша еда, и я сумела плавно перейти к нахваливанию хрустящей картошечки и лука с помидорами, уютно угнездившихся на наших гамбургерах.

— Да, но высшего ли сорта это мясо? — встревожился Хендерсон.

Красная Шапочка повела плечом, и тут, перекрывая шум и гам, раздался рык:

— А ну замолчали, трепачи несчастные! Дайте Джимми слово сказать! — Великанша-людоедка с растущей из груди розой стряхнула в стакан сигарный пепел и подалась вперед, облокотившись на стойку. — У нас кое-какие проблемы со сбором денег для ремонта детской площадки, но наши прихожанки обожают сложности. Так что рассаживайтесь, держитесь за стены или за что хотите и слушайте, пока наш дорогой шериф Том Догерти ознакомит вас с программой нашего показа мод!

Аплодисменты.

— Да ладно вам, ребята. — Шериф взъерошил свою шевелюру и сразу заметно помолодел. Кобура болталась возле его бедра, совсем как в кино. — Как поживаете, друзья, соседи и туристы! — Он остановил взгляд на нашем столике, будто занося каждого из нас в графу «Праздношатающиеся». — Не ждите, что я буду тут перед вами разглагольствовать вроде как оратор от Диора. — Он улыбнулся, и на его пухлых щеках наметились ямочки. — Но я вам скажу, что и у нас найдутся симпатичные девчата, которые порадуют ваш глаз. И помните: добровольные пожертвования — они, конечно, добровольные, но смотрите, как бы вас не обвинили в пренебрежении своими гражданскими обязанностями.

Музыкальный автомат заиграл медленную, убаюкивающую мелодию. Шериф достал тетрадку.

— Поприветствуем любимых близнецов Грязного Ручья, Терезу и Тересу Бринхартер!

Из-за двери с надписью "Посторонним вход воспрещен" выскочили две юные особи женского пола, белокурые и загорелые. Из их символических нарядов вышли бы отличные повязки на запястье какому-нибудь спортсмену. Хихиканье девушек потонуло в восторженных возгласах.

— Туалеты сшиты матерью девушек Айрин, храни ее Господь.

Я поклялась в душе, что вся одежда моего ребенка, до последней детали, будет с любовью прострочена от руки.

Следом появилась молодая женщина в прикиде для сельской дискотеки — клетчатой блузке и синей юбке, из-под которой выглядывала белая нижняя юбка с рюшечками. Ее встретили почти такими же бурными аплодисментами, как и близняшек. Затем настал черед хорошенькой девчушки лет четырех. На ней было розовое платьице, в руках — корзина с цветами, и держалась малышка с недетским апломбом.

Мой интерес не угас. А вот сама я начала угасать. Сказывался недосып. Фигуры, сходящие с пандуса, стали сливаться… Я надеялась, что не сползу со стула или, хуже того, не заговорю во сне. И тут я услышала щелчок, будто открылась дверь и Бен беспрепятственно проник в мой мозг.

"Элли, я люблю тебя". — "Нет, не любишь". — "Солнышко, нельзя же верить всему, что ты видишь и слышишь".

Он заключил меня в объятия. Я воспарила…

"Что ж, если ты настолько меня любишь, что готов пойти на обман…"

Я проснулась, когда плавная мелодия внезапно сменилась грохотом и лязгом. Что это все вокруг разохались? Неужели близнецов Бринхартер вызвали "на бис"? Даже мистер Хендерсон Браун напряженно подался вперед.

— Друзья, милые мои земляки! Прошу вашего внимания! — Голос источал патоку. На женщине, спускающейся по пандусу, было белое шелковое платье, отороченное мехом горностая, а в руках она держала два огромных веера из птичьих перьев. Лет тридцати-сорока с виду, она была намного старше близнецов и далеко не такая смазливая, зато в сто раз обаятельнее. У нее было лицо девчонки-сорванца, обрамленное короткими серебристыми волосами; глаза медвежонка панды и яркие губы, растянутые в ослепительной улыбке.

Это была Теола Фейт.


* * *

— Теола Фейт! — Эрнестина вцепилась в мою руку, на лице ее застыло такое же жадное выражение, что и на остальных лицах. Один только Хендерсон Браун с ужасом наблюдал, как дама в белом высунула из-под длинной юбки изящный носок серебристой туфельки, гордо выгнула шею и повела стройными бедрами.

— Я пришла вовсе не затем, чтобы утопить свою дочь в потоке унижений, подобных тем, что она обрушила на меня. Милосердие матери не знает границ. — Два быстрых шажка вперед. Взмахнув одним из своих вееров, Теола Фейт задела нос Хендерсона. Тот чихнул. Больше в баре не раздавалось ни звука. Теола остановилась в центре сцены. — Я смогла бы побороть стремление вернуться сюда, если бы моя милая дочурка Мэри не узурпировала мой дом, моих слуг и моих голубей.

— Чего ты хочешь, Теола? — Шериф сунул свою тетрадку за ремень.

— Отомстить.

— Послушайте, нам не нужны проблемы, — раздался из толпы мужской голос.

Клоунская улыбка на лице звезды не потускнела.

— Вот как? Джимми наверняка не забыла, что в долгу передо мной за все те вечера, когда я оплачивала ренту этого заведения, распевая "Полюби меня или уходи". Джимми до сих пор рассчитывается со мной, предоставив в мое распоряжение свой пентхаус. А может, у вас, ребята, есть предложение получше?

Женщина за соседним с нами столиком заткнула ладонью раскрывшийся было рот своего спутника.

— Теола, — заговорил шериф, и лицо его под седой шевелюрой сделалось смущенным, как у мальчишки. — Ты не найдешь «Мамочку-монстра» в нашем книжном фургончике. Наша Джейн Спенсер, из движения "Граждане за благопристойность", сообщила в библиотеку, чтобы нам эту книжку не присылали.

— Что? Никто из вас не читал этих прелестей, которые моя милая Мэри обо мне понаписала? — Круглые глазки панды еще больше округлились. Ярко-алая улыбка стала еще шире. — Неужели вы, доморощенные кретины, не следите за модой в области греха? Или же вы верите только собственным глазам?

Исполнив медленный поворот, Теола Фейт поднесла оба веера к своим глазам, так же медленно опустила их и промурлыкала:

— Музыку, маэстро!

Музыкальный автомат молчал, но Теола закружилась, повинуясь какому-то внутреннему ритму. Серебристые кудряшки хлестали ее по щекам, на нестареющем лице играла улыбка, кокетливая, как обнаженная лодыжка.

Теола Фейт запела задорным опереточным голоском:


О мама, что бы ты ни натворила,

Признайся, ведь не ты соседей порешила?

Такого быть не может в мире!

А мистер Джонс висит в сортире…


Трудно сказать, как публика отреагировала на эту песенку, поскольку оглушительный свист, вполне возможно, был вызван тем, что Теола Фейт бросила в толпу сначала одну из своих длинных белых перчаток, а затем и вторую.

Мистер Хендерсон Браун медленно сползал под стол. О нет! Всем закрыть глаза! Держа оба веера одной рукой, Теола расстегивала молнию на боку своего шелкового платья.


Мистер Грин дал дуба в среду,

После сытного обеда.

Ну а милый мистер Смит

Прямо как живой в гробу лежит!


Слава богу, среди нас присутствовал шериф Догерти, который бросился на защиту морали и нравственности Грязного Ручья. Выхватив из кобуры револьвер, он проревел: "Ни с места!" В ответ донеслось нестройное многоголосье: "Да заткнись ты, Том!" На Теолу Фейт все это не оказало практически никакого воздействия. Она неторопливо спускала с плечика рукав своего блестящего платья. Однако узнать, как далеко Теола могла бы зайти в эпатировании простого народа Грязного Ручья, нам, увы, было не суждено. Дебаты по этому вопросу, вероятно, будут продолжаться и в следующем веке.

Входная дверь резко распахнулась, будто от удара сапога со шпорами. Раздался оглушительный голос, при звуках которого закачались бутылки за стойкой бара и пластиковые абажуры. Толпа отшатнулась.

— Адское пламя и проклятье на ваши головы! Поистине нечестивы уловки женщин! Змей-искуситель пригрел ее на своей груди, а сатана приложил палец к ее челу. И в этой обители зеленого змия она привечает пьяниц и искателей удовольствий!

Глаза оратора, казалось, вот-вот прожгут дыры в ковре. С бочкообразной головы свешивались желтоватые патлы, в руке он держал книгу в черной обложке — под цвет своей одежды. И я его узнала. Это был тот самый фанатик, с которым я столкнулась на бензозаправке, — преподобный Енох, член ордена Диетеологов. И в руке его была вовсе не Библия, а "Книга Спасения Через Голодание".

— И да настигнет возмездие эту грешницу, и да будет она повергнута на колени, и звуки ее рыданий…

Спрятав оружие обратно в кобуру, шериф Догерти раздумчиво почесал в затылке. Джимми сунула в рот сигару, а Теола Фейт вальяжно подбоченилась, небрежно прикрыв веером расстегнутый бок своего платья; улыбка ее ничуть не померкла.

— Это ты мне, голубок?

И без того разъяренное лицо Еноха потемнело, приблизившись по цвету к адскому пламени. Однако не успел преподобный диетеолог сделать и двух шагов вперед, как на нас обрушилось новое потрясение. Некая особа в бежевом плащике протиснулась сквозь толпу к музыкальному автомату. Ба, да это ж Лаверна, супружница Еноха! Рыжая шевелюра и полинявшее лицо! Не сводя глаз с Теолы Фейт, она судорожно дернула пояс своего плаща и взвизгнула:

— Да лучше компания отпетых грешников, чем жизнь с тобой, Енох! Не желаю я больше ходить за тобой хвостом, как собака! Не стану больше притворяться, будто не замечаю презрительных взглядов людей, когда ты начинаешь нести свой бред насчет небесных кар и прелести искупительных мук голодания!

Теола Фейт обвила Лаверну своими шелковистыми руками. Его диетеологическое преподобие рухнул на колени и, заламывая руки, принялся благодарить Господа за то, что тот привел его в это логово греха, где можно принять муки ради спасения душ человеческих.

— Где твоя обещанная надежда? Где любовь? — вопила его женушка-отступница, подпрыгивая рядом с Теолой Фейт. — Господь не назначал тебя своим заместителем! Зря я оставила ту записку, где сообщила, что иду сюда, чтобы напиться. — Она расстегивала плащ. — Лучше б я написала, что сбрасываю кандалы и собираюсь раздеться догола перед всем честным народом!

— У-у-у! — радостно взвыла толпа.

Лаверна отшвырнула плащ к стойке — и шериф ловко поймал его. Вернув на место ворот своего платья и застегнув молнию, Теола Фейт с интересом наблюдала за состязанием. Все прочие будто замерли в ступоре. За моим столом никто не шевельнул ни единым мускулом.

— У меня нет дочери, которая написала бы бестселлер о том, как часто я меняю нижнее белье, — Лаверна уже расстегнула половину пуговиц на своей блузке, — но, сдается мне, если я хорошенько им тут потрясу, то вполне могу попасть в газеты. Кто знает — может, даже в те, которые читают люди с запотевшими мозгами! — Блузка полетела в толпу.

Кликушества преподобного Еноха достигли своего пика. Теола Фейт, казалось, пытается прикрыть Лаверну своим веером. Ревность взыграла? Наконец шериф Догерти взял дело в свои руки.

Решительным шагом он двинулся к Лаверне, которая ожесточенно освобождалась от лифчика, и положил руку ей на плечо.

— Почему бы вам не присесть на чуток, миссис Гиббонс? Может, подниметесь с Джимми наверх и обо всем потолкуете?

Толпа обезумела. Теола Фейт вместе с несчастной Лаверной скрылись из виду.

Тут я опустила взгляд на стол и с изумлением обнаружила, что разделалась с гамбургером, картошкой-фри и ополовинила бокал с кокой.

— Какая трагедия! — вздохнула Соланж.

Эрнестина поежилась:

— До чего же жуткий тип!

— Он связан с Диетеологами, — внесла и я посильный вклад. — Это организация, которая выступает против еды.

Хендерсон вцепился в подлокотники кресла.

— А вот и ошибаетесь, Элли! — самодовольно возразила Эрнестина. — Они выступают не против питания как такового. Бинго написал об этом статью, "Опасность Диетеологии", для журнала "Кушать подано". А выступают они против еды ради удовольствия. Иными словами, можете есть сколько хотите, но только то, что вам не по вкусу.

— Старая как мир диета, — обронила я.

— Моей Лоис ни за что не следовало в этом участвовать!

— Мсье Браун, вы просто заноза в заднице! Вы ничуть не лучше этого человека — повсюду вам зло мерещится! — Соланж собрала свои сумки. — Pardonez moi! Хочу посетить toilette.

Мы с Эрнестиной немедленно вскочили, чтобы составить ей компанию.

— Ох уж эти женщины! — Хендерсон скривился. — Если мужчина говорит, что хочет пойти в уборную, его спутники ни за что не станут вскакивать и орать: "Я с тобой!"

Неужто бедняга заподозрил нас в намерении провести в сортире вечеринку для избранных? Стоило Эрнестине скрыться за дверью одной из кабинок, как Соланж подскочила ко мне. Ткнув большим пальцем в сторону ног Эрнестины, графиня прошипела:

— Я ее видела!

— Где? — проартикулировала я в ответ.

— Как она выходила из вашей комнаты сегодня утром, когда вы завтракали.

Для подробностей не хватило времени. Эрнестина вышла из кабинки, на ходу одергивая юбку; ее лягушачьи бусы сбились набок. Как я могу подозревать эту женщину в злом умысле? Не иначе как у Соланж от ревности мозги съехали набекрень. И потом, кто я такая, чтобы осуждать кого-то за то, что он сует нос в чужие дела, — особенно после моих манипуляций с аптечным шкафчиком? Когда мы вернулись, Хендерсон ждал нас, будто мы, женщины, дети неразумные, которых нельзя оставить без присмотра. Джимми, снова возвышавшаяся за стойкой бара, скормила нам паучью улыбку. Мы вышли и… буквально налетели на Мэри Фейт. Ее лицо было в тон серому арестантскому платьицу, а короткая стрижка катастрофически дисгармонировала с очками-стрекозами.

— Привет, девочки! — Ее восторг был поистине трогательным. Мэри вцепилась в мое плечо и прошептала: — Я взяла себя в руки и решила, что народная любимица должна находиться с народом! Вот и попросила Пипса меня подвезти — все равно он за вами ехал. Обычно я не хожу к Джимми: слишком уж там шумно и многолюдно. Я предпочитаю одно мексиканское заведеньице в нескольких домах отсюда — "Мексиканское кафе Мартина". Еда там — просто пальчики оближешь. Такая острая, что, кажется, тебе в рот запихали бенгальский огонь. Но между ланчем и ужином они закрыты. А здесь я только коку выпью.

Как помешать ей туда зайти? Трое остальных моих спутников стояли как памятники.

— До чего же я рада вас видеть! — разлилась я соловьем. — Понимаю, конечно, что лезу не в свое дело, но мне все никак не удавалось спросить: это вы отвезли Джима Грогга и Дивонн с острова сегодня утром? Похоже, никто не знает, когда и как они уехали.

— Загадка! Как интригующе! — Мэри по-прежнему не выпускала моей руки, но распространила улыбку на остальных. — Нет, я их не отвозила, хотя с лодками вообще-то здорово управляюсь! Но нельзя же оставлять Пипса без работы. Вы ведь не спешите, правда? Я так надеюсь, что все мы станем добрыми друзьями. Да-да, на это, конечно, нужно время, но вы ведь зайдете со мной к Джимми, правда? Посидим, изольем души.

— Детка… — Эрнестина решительно посмотрела ей в глаза. — Нелегко это сказать, но… ваша матушка там. Внутри.

— Нет! — Мэри отшатнулась. — Даже Теола не может быть таким чудовищем, чтобы лишить меня этого крохотного уголка земли! — Схватившись за живот, с отвисшей челюстью, она выглядела точь-в-точь как я в агонии утренней тошноты.

Пришлось мне ее увести. Подальше от родительнницы, стараниями которой Мэри стала героиней цикла ток-шоу и возглавила список бестселлеров. Взяв на себя руководство нашей маленькой группой, я устремилась к Пипсу и лодке.

Когда мы прибыли в Менденхолл, нас встретили известием, что Бинго пропал.