"Варианты поэм" - читать интересную книгу автора (Лермонтов Михаил Юрьевич)Разночтения текста «Русской мысли»:Кто дни свои воспоминаньем губит. Пою смеясь. — Герой мой добрый малый. И был ли то привет стране родной, О наслажденьях знает лишь как слух И сам лишь ест и пьет, да давит мух? Но, услыхав ответ красноречивый, Раскладывали карты и гадали Она была затейлива, мила, Вы в том должны поверить мне в кредит, Огонь горел в очах, без цели томной; В ланитах рдел, и белый полукруг И ножка, разрезвясь, не знала плена. Бесстыдно обнажаясь до колена. Поспорю, мудрено ее понять, — Ей было трудно сердце приковать, Как баловня ребенка. Надо было Но души их сливалися в едину Она на жертву прелести несла, Ласкать умела бойко, горячо Она звалась Варюшею… Но я Желал бы дать другое ей названье: «В подлиннике имени не выставлено, а только стоят точки. П. Вlt;исковатовgt;» Скажу, при этом имени, друзья, Как труп давно остывшего вампира, Так что едва не уронила стула. Не знаю, мук иль бурь последних след. Презренье, гордость; хоть он был не горд, Герой мой, друг мой, Сашка! Жаль для нас, Ощупал тихо кончик башмака. И славу позабыл бы… Я не смею Я был на бале! «— Что это такое?» — «Невежда милый! — говор, шум и стук, Соперниц гордо презирать и в свете Блистать, да ездить четверней в карете. ( И только раздавались иногда Да мышь в тени родного уголка С бессонницей. В теченье длинной ночи Как лазарони, а по-русски — нищий… Светили ей двоюродные братья, Да иногда имеют в добрый час Люблю я с колокольни иль с горы Теряться взорами средь цепи их огнистой, — Покойной ночи! Вы ж, читатель милый, Пожалуйте, — иначе принужден Я буду вывесть вас отсюда силой… Роман, вперед!.. Не хочет? — Ну так он Неумолимо требовал поклон „Эта строфа, а также строфы 63, 69, 82, 83, 84 и 108 в подлиннике Лермонтовым зачеркнуты“. Ведь в наших жилах — кровь, не молоко, Ну, и краснеть умеете уж кстати Читать любила нежные романы, А искушенью только б подобраться! Но в брачной жизни Марья Николавна Что долг супруга только лишний труд Мужья у жен подобных (не в обиду Будь сказано), как вывески для виду. И кое-где в тени ограды, днем, Уютный двор, обсаженный рябиной, Натянутый.[155] Краснеющий закат Из-за горы кидал свой луч прощальный На гребни сизых волн и берег дальний. И странный говор грубых голосов Казался вечер, день был на закате, С французской книгой, часто, сев к окну. Какая радость в мысли: Я отец! Прошел давно, как тучка над степями; Осталось сердцу, вместо слез и бурь тех, Пишу, что мыслю, что придется, Два года миновало. Третий год Не верить вместе тайнам и Гамлету?.. Затем, что сам был в детстве часто сечен. И что отец, нимало с ним не споря Цветы ж на нем незнаемы увянут… На дружный зов не встретил он ответа Как талисман, носил в кармане он И голова отторгнута от шеи… И клеветой героя не унижу, — Хоть похвалы порою и достоин, Но от кадильниц, дыма и свечей Не каждому здоровилось, ей-ей! И, длинным одам внемля, поневоле Зевал кто в комнате, кто на престоле. Его заманит. Медленно придет Я, выпив яд по капле, ни одной В моем лице ни страха, ни печали Тем самым ядом, а по праву мести Но, совершим скорее переход, — Вновь обратимся к нашему герою. Всех философов мира. Пять систем Рассеянно в тетрадях над строками Вздыхал он и хранил его прилежно Идя во след известного Фоблаза. Но кто она? — Не модная вертушка Он догонял их пошутить порой. Его невинность — вы поймите сами — Ведь не могла расти с его годами. Ведь надобно ж на что-нибудь решиться. Я сам страдал от каждой женской ножки, За каждую отдал бы целый свет, Я целовал следы их по дорожке. Во мне рождали чудное желанье; Он принял, иногда улыбкой хладной И чувства подавлял он, как раба, Но с сердцем, страх, невыгодна борьба!.. Волна катилась медленней и глаже. И размышлял о тайне единенья Волнующейся груди, а потом Обнявшийся в тени цветущей вишни Как Аббадона грозным новым адом Слегка платок накинув шерстяной, И с жгучим поцелуем он сливался. Дремало всё, лишь в окнах иногда. Являлся свет и силуэт, объятый Тьмой ночи, из картин Рембрандта взятый, Чтоб поскорее осушить ей глазки. Ну полно! Слезы прочь и сядь сюда!» Уж я терплю, за что же? Сердце вольно. Завистливых… Всё Васька ваш, злодей. Она замолкла. Точно так, или нет К окну в волненьи Саша подбежал: Но должен знать?.. Он должен быть свидетель, Что умный и забавней и сносней, И список их, как памятник святой, На двух листах, раскрашенных отлично, Как пить — с водой иль просто голый ром Напрасно входит, кланяяся чинно, — Пленительна беспечной наготою, У наших дам найти б его я мог, Вам посмотреть?.. там есть Мишель Abine, Ей-богу, всё равно мне, что случится! Истратился; но это мне урок — Надменностью бессильной отзывалось. Воображеньем бойким наш приятель Восточных слов был страстный обожатель И потому Зефиром наречен Блеснув, как рысь, очами, денег взял Для дикаря всё было непонятно — Колеблющие перья! Пред грозою Ты мук своих не выразил словами, — И зябнешь ты, как часовой бессменный. На голове твоей? И весел ли как прежде? Ты любишь нас и веришь ли надежде? На алтаре моем. Желанья славы, Как призрак, разлетелися. Вы правы, О, суета! И вот вам полубог — Но полно! Злобный бес меня завел Умел смирять пред гордою толпою Как подлый раб, пред идолом другого! Блажен, кто посреди больших степей Летя подобно сумрачному Диву Копытом звонким и вперед землею В рядах дворянства, с робким униженьем, За сильных всюду, всем за деньги служит, Слабейших давит, бьют его — не тужит! Профессор важный — каждый их сапожник С листом в руках, с оравою друзей, В душе моей, и я, как в первый раз, Есть рифма: гадость, а не только радость! Или еще крыло жильца развалин — И русский бог очистил храм священный Его паденья также был свидетель. Черты карандаша, стих. Посетитель Проводит… Кто писал, с какою целью? Из мертвых уст их низлетит — увы! Осветятся главы церквей златые, Клокочет и шипит струей румяной, Мелькают… Вот учтивый силуэт Рисуется, вот шопот удивленья, Улыбка, взгляды, вздохи, изъясненья… |
|
|