"Форель и Фемида" - читать интересную книгу автора (Марш Найо)

Глава седьмая УОТТС-ХИЛЛ

— Подведем итоги, — сказал Аллейн, не выходя из лодки. — Во-первых, я нашел головку маргаритки на носу. То есть неподалеку от двух других, но несколько дальше от места, где она была срезана. Во-вторых, у этой старой посудины швартов в тридцать футов длиной. Он очень прочно закреплен другим концом, и я его еле вытащил. Я думаю, это для удобства леди Лакландер, которая, судя по брызгам красок, рисует, сидя в лодке. Да, видно, так оно и есть. Воображаю себе эту толстую сирену на носу судна, входящего в гавань. Еще тут валяется большая желтая заколка и несколько окурков, некоторые — со следами губной помады. Они тут давно и, значит, совсем из другой оперы.

— Следы сэра Джорджа, — предположил Фокс, — и вашей красотки?

— Вы, — сказал Аллейн, — где угодно раскопаете любовную историю. Продолжим. В-третьих, не забудьте, обитатели Уоттс-хилла не могли увидеть плывущей лодки. Оттуда видны только этот конец моста, небольшое пространство перед ним да ивовые заросли. Можете забрать тело, Гриппер.

Доктор Кертис накрыл труп брезентом. Полицейский Гриппер и водитель из Скотленд-Ярда с помощью Бейли и Томпсона понесли полковника Картаретта через ивняк и вдоль берега, где он имел обыкновение ловить рыбу, а оттуда — на Уоттс-лейн, где ожидал фургон из суивнингской больницы.

— Ну и славный был джентльмен! — вздохнул сержант Олифант. — Надеюсь, мы поймаем убийцу.

— Как пить дать! — сказал Фокс, спокойно взглянув на своего начальника.

— Полагаю, — заметил Аллейн, — что убийца увидел с другого берега Картаретта, сидевшего на корточках с удочкой. Думаю, убийца, неподалеку заметив лодку, прокрался туда, отвязал фал, после чего пресловутое «шекспировское» течение отнесло ялик к другому берегу. Там, где на этом берегу пристала лодка, должны были остаться следы. Если я встану ближе к корме, то окажусь как раз напротив того места, где сидел Картаретт. Отсюда уже можно нанести удар, если все было так, как я думаю.

— Так ли все было? — сказал Фокс.

— Не знаю. Если у вас, черт побери, есть теория лучше моей, выкладывайте, — с усмешкой предложил Аллейн.

— Виноват, — сказал Фокс. — Умолкаю, сэр.

— На первый взгляд кое-что может показаться подозрительным, — продолжал Аллейн. — Верно, что удар, нанесенный острым предметом, мог срезать все три маргаритки, так что одна упала на полковника, другая — на берег, а третья — в лодку. Это вполне правдоподобно. Но тем же ударом нельзя было свалить полковника.

Олифант покосился на багор, лежавший в лодке.

— Нет, Олифант, — сказал Аллейн. — Попробуйте, стоя в лодке, раскрутить эту штуку над головой, метнуть ее и попасть в висок сидящему человеку. Кто такой, по-вашему, убийца — специалист по метанию копья?

— Тогда, может быть, — произнес Фокс, — маргаритки были срезаны следующим ударом или сорваны в тот же день, но до убийства? А?

Сержант Олифант неожиданно спросил:

— Простите, но какое имеют отношение к делу маргаритки?

— Полагаю, какая-то связь тут есть, — отозвался Аллейн, повернувшись к нему. — Эти три маргаритки еще не увяли. Одна лежала на теле полковника, а другая — в лодке.

— Но простите, сэр, — продолжал осмелевший сержант, — какое отношение к делу имеет лодка?

— Пока мы не найдем преступника, это наша рабочая гипотеза. Взгляните: вот где была лодка, а вот где лежал труп. Посмотрите на камни около того места, где были срезаны маргаритки, и туда, где лежала рыба. Можно сойти с лодки на гальку, и тогда вы окажетесь у самой головы сидящего полковника. Ваше присутствие не оставит следов. А перед ивняком земля мягкая и рыхлая. Сам полковник, сестра Кеттл и доктор Лакландер оставили там легко различимые следы. Но ничего, что бы говорило о присутствии еще одного человека, там нет. Предположим на секунду, что после того, как полковник был уже убит, наш преступник перешагнул с лодки на гальку, чтобы нанести последний удар или, скажем, чтобы удостовериться, что жертва уже мертва. Как такую теорию связать с исчезнувшей форелью, яликом и маргаритками?

Аллейн перевел взгляд с Олифанта на Фокса. Первый насупился, по обыкновению скрывая полное замешательство. Второй выглядел удивленным: ясно было, что Фокс понял, где зарыта собака.

Аллейн принялся излагать свою теорию насчет форели, ялика и маргариток и нарисовал полную и детальную картину одного из способов, каким мог быть убит полковник Картаретт.

— Я понимаю, — подытожил Аллейн, — что все это гадание на кофейной гуще. Разработайте другую теорию, которая вязалась бы с фактами, и я с восторгом ее приму.

Фокс с сомнением сказал:

— Выходит любопытно! А ялик как же?

— Да, ялик! На киле — обрезки травы, пахнущей рыбой.

— Рыбой? — переспросил Фокс и продолжал: — Тогда мы должны поверить в совершенно немыслимого убийцу. Он подплывает на ялике к своей жертве и убивает ее. Не уверенный, что Картаретт мертв, преступник спрыгивает на берег и наносит второй удар другим орудием. Затем по причинам, которые вы тут так гладко нам изложили, хотя и без единого доказательства, он подменяет рыбу полковника Старушенцией. Для этого ему приходится вернуться и вытащить ее из лодки. А подменив форель, убийца каким-то образом умудрился срезать маргаритки. Где он взял оружие и что сделал с рыбой полковника — большой секрет. Все правильно, мистер Аллейн?

— Правильно, и я по-прежнему придерживаюсь этой версии. Вот что, Олифант, займитесь-ка поисками пропавшей рыбы. А вы пойдете со мной, — сказал Аллейн Фоксу, — на другой берег. Я кое-что вам покажу.

Он смотал длинный швартов и легко провел лодку против течения под навес. Когда Фокс, обойдя кругом через мост, присоединился к Аллейну, тот сокрушенно качал головой.

— Олифант и его ребята прошлой ночью потоптали землю, — вздохнул Аллейн, — как стадо носорогов. Хотя… взгляните-ка сюда, Фокс.

Он спустился в глубокую ложбину. Здесь дождь не успел размыть следы табурета и этюдника леди Лакландер. Аллейн указал на них.

— Но по-настоящему интересный след здесь, на склоне. Взгляните.

Они с Фоксом прошли по слегка примятой траве и минуту постояли, глядя на едва заметное углубление в земле. В нем еще стояла вода. Трава вокруг была смята.

— Если вы рассмотрите эту ямку с близкого расстояния, — сказал Аллейн, — вы увидите, что она окружена круговыми насечками.

— Да, — сказал Фокс после долгой паузы, — да, Господи, вот они, точно как на ране.

— Это след второго орудия, — промолвил Аллейн, — это след сиденья-трости, дружище Фокс.

— Красивая усадьба, — сказал Аллейн, когда они, выйдя из рощицы, очутились перед Нанспардоном. — Не правда ли, Фокс?

— Славное местечко, — согласился Фокс. — Эпоха Георга, верно?

— Да. Особняк построен на месте одноименного женского монастыря. Дарован Лакландерам Генрихом Восьмым. Потише, дружище Фокс. Они как раз должны кончить завтракать. Интересно, леди Лакландер ест внизу или у себя? Внизу, — произнес он, увидев леди Лакландер, выходящую из дома в сопровождении своры собак.

— На ней мужские ботинки, — ахнул Фокс.

— Это, наверное, из-за подагры.

— О Господи! — воскликнул Фокс. — У нее в руках сиденье-трость!

— Да. Но, может быть, не то же самое. Хотя, — сказал Аллейн, сняв шляпу и приподняв ее в знак приветствия, — может быть, и то.

— Она идет в нашу сторону. Нет, раздумала.

— Дьявол! Она собирается на него сесть.

Леди Лакландер действительно направилась к ним, но остановилась. Ответив на приветствие Аллейна взмахом руки, она раскрыла сиденье-трость и осторожно опустилась на него.

— С ее весом, — проворчал Аллейн, — она загонит всю эту штуковину в землю. Пошли!

Когда они приблизились к леди Лакландер, она крикнула им: «Доброе утро!» Затем она молча уставилась на них и так и сидела, пока они не подошли вплотную. «Старая медуза-горгона! Она нарочно сбивает с толку», — подумал Аллейн и ответил леди Лакландер невинным взглядом и рассеянной улыбкой.

— Вы были на ногах всю ночь? — спросила она, когда они приблизились к ней. — Это я не к тому, что у вас усталый вид…

Аллейн сказал:

— Простите, что беспокоим вас так рано, но мы кое-чем озадачены.

— Озадачены?

— И всерьез! Считаете ли вы возможным, — продолжал Аллейн с нарочитой любезностью, которую его жена считала грубоватой, — чтобы мы обратились к вам с просьбой в девять часов утра?

— Что вы имеете в виду? — Заплывшие жиром глаза леди Лакландер сверкнули.

Аллейн прибег к хорошо продуманной лжи.

— Мы считаем, — сказал он, — что убийца Картаретта до нападения прятался где-то поблизости.

— Да?

— Да.

— Я его не видела.

— Я же сказал — он спрятался. Наши попытки найти это место не увенчались успехом. Мы полагаем, что оно находилось там, откуда открывается достаточно хороший вид на мост и ивовые заросли, а также на ложбину, в которой вы сидели.

— Вы нашли место, где я рисовала?

— Клянусь вам, нет ничего проще. Вы пользовались мольбертом и табуреткой.

— А она под тяжестью моего веса, — сказала леди Лакландер, к ужасу Аллейна, раскачиваясь взад-вперед на своем сиденье-трости, — без сомнения, оставила след в земле.

— Дело в том, — пояснил Аллейн, — что, по нашему мнению, убийца ждал, пока вы уйдете, чтобы вылезти. Вы все время оставались в ложбине?

— Нет, я часто отходила от мольберта, чтобы посмотреть на мой эскиз издали. Из него все равно ни черта не получилось.

— Где же вы находились, когда смотрели на ваш этюд?

— На склоне между ложбиной и мостом. Вы еще недостаточно обследовали ложбину, иначе сами бы догадались.

— Почему? — спросил Аллейн, мысленно поплевав через левое плечо.

— Потому, мой славный Родерик, что я пользовалась сиденьем-тростью и так глубоко вогнала его в землю, что вынуждена была оставить его там, когда уходила, — и это не в первый раз.

— Вы оставляли его там, уходя домой?

— Разумеется. Как ориентир для слуги, когда тот придет за моими вещами.

— Леди Лакландер, — сказал Аллейн, — я хочу восстановить обстановку, какой она была после вашего ухода. Не можете ли вы одолжить нам ваше сиденье-трость и этюдник на час-другой? Мы обещаем обращаться с ними чрезвычайно осторожно.

— Не знаю, что вы задумали, — ответила она. — Но, видно, придется мне с этим смириться. Берите, что хотите.

Леди Лакландер тяжело поднялась с сиденья. Оно, как того и следовало ожидать, глубоко вошло в землю.

Аллейн хотел вытащить его с максимальными предосторожностями, может быть, даже выкопать вместе с дерном, а потом дать ему высохнуть и отвалиться. Но это у него не получилось: леди Лакландер повернулась и одним мощным рывком выдернула сиденье-трость из земли.

— Вот оно, — равнодушно сказала она, передавая Аллейну сиденье. — Этюдник в доме. Возьмете его сами?

Аллейн поблагодарил ее. Он взял сиденье-трость наперевес, и все трое направились к дому. Джордж Лакландер был в холле. Его поведение неожиданно изменилось: теперь он говорил с той туповатой торжественностью, с какой люди его типа входят в комнату больного или в церковь. Вновь, сославшись на свои обязанности мирового судьи, он оставался все так же заносчив и скрытен.

— Ну, Джордж, — сказала ему леди Лакландер и насмешливо улыбнулась, — если меня не выпустят под залог, не сомневаюсь, что тебе разрешат меня посещать.

— Ну что ты, мама!

— Родерик просит у меня мой этюдник, и, как мне кажется, под весьма неубедительным предлогом. Впрочем, он еще не сделал мне обычного в таких обстоятельствах предупреждения.

— Ну что ты, мама! — повторил Джордж с жалкой улыбкой.

— Пошли, Рори, — обратилась леди Лакландер к Аллейну и провела его через холл в чулан, полный зонтов, галош, ботинок, туфель, теннисных ракеток и клюшек для гольфа.

— Я все храню здесь, — пояснила она, — потому что часто рисую в саду. Мне лучше всего удаются цветы — ваша жена сумеет вам объяснить, что такое натюрморт для акварелиста.

— Ну, в ней эстетства нет ни на грош, — спокойно ответил Аллейн.

— Зато она замечательный художник, — сказала леди Лакландер. — Вот. Держите.

Аллейн поднял холщовый рюкзак, к которому были привязаны мольберт и тент.

— Вы пользовались тентом? — спросил Аллейн.

— Уильям, мой слуга, его поставил, но мне он не был нужен — солнце уже ушло. Когда я отправилась домой, я оставила его, но так и не открыла.

— Проверим, был ли он виден со стороны.

— Родерик, — вдруг спросила леди Лакландер, — каков был характер ранений?

— Разве ваш внук ничего вам не сказал?

— Нет, иначе бы я не спрашивала.

— Ранения черепные.

— Вы можете не спешить с возвратом вещей. Я сейчас не расположена рисовать.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы их нам предоставили.

— Надеюсь, Кеттл все мне расскажет, — сказала леди Лакландер.

— Разумеется, — поспешил согласиться Аллейн, — и гораздо лучше, чем я.

— Что заставило вас уйти с дипломатической службы и заняться этим неблагодарным делом?

— Это было давно, — сказал Аллейн, — но, помнится, дело было в моем пристрастии к фактам.

— Факты — это не всегда истина!

— Но все же ее основа. Не стану вас дольше задерживать. Большое спасибо за помощь, — сказал Аллейн и посторонился, чтобы пропустить леди Лакландер.

Полицейские направились к роще, затылком чувствуя, что грузная старая леди провожает их взглядом с крыльца. Аллейн нес сиденье-трость, а Фокс — все остальное.

— Могу себе представить, — сказал Аллейн, — до чего у нас сейчас дурацкий вид.

Скрывшись за деревьями, они рассмотрели свои трофеи.

Аллейн положил сиденье-трость на берегу и сел перед ним на корточки.

— Диск, — сказал он, — навинчивается на трость, заканчивающуюся двухдюймовым шипом. Все в земле, даже диск, который не отвинчивали по меньшей мере месяц! Ладно… Если это орудие убийства, оно было вымыто в Чайне и вытерто, а затем воткнуто в мягкую землю, но, так или иначе, его не разбирали. Не исключено, что под диском имеются следы крови. Мы должны сейчас же отдать эту штуку Кертису. А теперь посмотрим этюдник.

— Но ведь он нам не нужен!

— Как знать! Этюдник складной, с ножками-шипами, и тент складной, и тоже кончается шипом. Шипов сколько угодно, однако сиденье-трость подходит лучше всего. Теперь залезем внутрь. Вот, — сказал Аллейн, развязывая ремни, — большая коробка с акварелью. Пачки чистой бумаги. Кисти. Карандаши. Палитра. Банка для воды. Губка. Тряпка. Тряпка! — тихо повторил он, склонившись над этюдником и принюхиваясь. Аллейн вытащил большую, испачканную краской хлопчатобумажную тряпку. Она была вся измазана акварелью, было на ней также и одно бурое пятно, и в этом месте она была особенно сильно смята, словно в нее что-то заворачивали.

Аллейн взглянул на своего коллегу.

— Понюхайте, Фокс, — предложил он.

Фокс опустился около него на корточки и с силой втянул воздух носом.

— Рыба, — сказал он.

Перед тем как вернуться назад, они еще подошли ко второй метке и взглянули на долину со стороны Нанспардона. Отсюда был виден дальний конец моста и верховья реки. Как и с противоположного склона, нижнее течение реки и часть моста, расположенная ближе к Нанспардону, были скрыты деревьями, сквозь которые виднелась часть той ложбины, где леди Лакландер писала этюды.

— Смотрите! — сказал Аллейн. — Отсюда миссис Картаретт и этот осел Джордж Лакландер видели, как браконьерствует мистер Финн, а вот оттуда, снизу, леди Лакландер заметила их.

Он повернулся и посмотрел на купу деревьев на площадке для гольфа.

— Готов побиться об заклад что все эти их занятия гольфом не более чем повод, чтобы пообжиматься на законном основании.

— Вы так думаете, мистер Аллейн?

— Не исключено. А вот и Олифант — там, на мосту, — сказал Аллейн и помахал рукой. — Мы попросим его отнести вещи Кертису, который уже должен быть в Чайнинге. Вскрытие должно начаться в одиннадцать. Доктор Лакландер предоставил Кертису возможность работать в больничном морге. Мне поскорее нужны результаты экспертизы по сиденью-трости и тряпке.

— А молодой доктор будет присутствовать при вскрытии?

— Наверное, будет. Думаю, наш следующий шаг — это официальный допрос капитана Сайса.

— Это его упоминала мисс Кеттл? У него еще люмбаго? — заметил Фокс. — Сомневаюсь, чтобы он что-нибудь видел.

— Это зависит от того, где стоит его кровать.

— Противная штука — люмбаго, — задумчиво произнес Фокс.

Они вручили имущество леди Лакландер сержанту Олифанту вместе с сопроводительной запиской доктору Кертису и велели сержанту прочесать равнину в поисках пропавшей форели или хотя бы ее части. Затем они двинулись по Речной тропинке к «Нагорью».

Они миновали хаммеровскую рощу и вошли в подлесок, принадлежащий капитану Сайсу. К одному из деревьев была прибита небольшая свежевыкрашенная дощечка, на которой было аккуратно выведено: «Берегись! Ведется стрельба из лука».

— Взгляните-ка! — сказал Фокс. — А мы-то забыли надеть кольчуги!

— Это, может быть предупреждение сестре Кеттл, — предположил Аллейн.

— В каком смысле?

— Чтобы не заигрывала с капитаном Сайсом, когда растирает ему поясницу.

— Вовсе не остроумно, — насупился Фокс.

Выйдя из подлеска и попав в сад капитана Сайса, они услышали тренькающий звук, за которым последовал характерный свист и стук вонзившейся стрелы.

— Черт побери! — воскликнул Фокс. — Похоже, кто-то стрелял.

— Ничего удивительного, — отозвался Аллейн. — Так оно и есть.

Аллейн указал на стоящее рядом дерево: из него, как это ни дико, торчала стрела с красивым алым оперением, воткнувшаяся в самую середину старательно вырезанного на коре сердца. Стрела еще чуть подрагивала.

— Нельзя сказать что нас не предупредили, — заметил Аллейн.

— Безобразие! — разгневался Фокс.

Аллейн выдернул стрелу и внимательно рассмотрел ее.

— Может убить наповал. Вы, надеюсь обратили внимание на сердце. Отсюда вытекает, что капитан Сайс исцелился от люмбаго и теперь страдает любовным недугом. Пошли.

Выйдя из рощи, они обнаружили примерно в пятидесяти ярдах от себя самого капитана Сайса, багрового и растерянного, с луком в руке и с колчаном у пояса.

— Эй! — крикнул он. — Простите, но, тысяча чертей, откуда я мог знать, что вы там ходите. В конце концов, дьявол вас побери, я же повесил там табличку.

— Да-да, — отозвался Аллейн. — Но мы решили рискнуть.

Они с Фоксом двинулись к Сайсу, который, в отличие от леди Лакландер, явно не знал, как себя вести все то время, пока полицейские поднимались к нему по склону. Он глядел куда угодно, но только не на них, а когда Аллейн представился сам и представил Сайсу Фокса, капитан попятился от них, как испуганный жеребенок.

— Мы, — пояснил Аллейн, — из полиции.

— О Господи!

— Надо думать, вы слышали о трагедии, которая произошла вчера вечером?

— О какой еще трагедии?

— С полковником Картареттом.

— С Картареттом?

— Его убили.

— Боже мой!

— Мы посещаем его соседей, чтобы…

— Когда это случилось?

— Около девяти.

— Откуда вы знаете, что это убийство?

— Он умер от ран, нанесенных в висок. Так что это убийство, и жестокое.

— Кто обнаружил тело?

— Медсестра. Сестра Кеттл.

Капитан Сайс покраснел.

— Почему она ничего мне не сообщила? — воскликнул он.

— А вы думаете, что она должна была обратиться к вам?

— Нет.

— Ну, тогда…

— Да вы заходите в дом! Нечего нам здесь разглагольствовать, — перебил Аллейна капитан Сайс.

Аллейн и Фокс вошли за капитаном в его холостяцкую гостиную, и в глаза им бросилось его импровизированное ложе, которое, впрочем, было аккуратно застелено, и аккуратно разложенные на столе акварельные краски и кисти. К доске была прикреплена кнопками большая незаконченная иллюстрированная карта. На ней, как увидел Аллейн, был изображен Суивнингс — там и сям уже виднелись набросанные карандашом маленькие фигурки.

— Очень мило! — сказал Аллейн, взглянув на карту.

Смущенно и испуганно забормотав, капитан Сайс встал, чтобы загородить от полицейских свое произведение. Как следовало из его бормотания, карта предназначалась в подарок.

— До чего же ей повезло с подарком! — небрежно заметил Аллейн.

Капитан Сайс покрылся густым румянцем, а инспектор Фокс помрачнел.

Аллейн сказал, что не сомневается: капитану Сайсу ясно, что полиция опрашивает всех соседей Картаретта по очереди.

— Просто для того, — добавил Аллейн, — чтобы изучить, на каком фоне произошло преступление. Когда начинаешь расследовать подобное дело…

— А вы что, еще не поймали убийцу?

— Нет, но мы надеемся, что, побеседовав с теми из соседей полковника, кто находился поблизости…

— Я не находился поблизости! Меня там не было!

В тоне Аллейна появились едва заметные новые нотки:

— Значит, вы знаете, где нашли тело?

— Еще бы! Вы же сказали — убит в девять часов. Мисс… э… э… словом, та леди, которая, по вашим словам, его нашла, уехала отсюда без пяти девять, и я видел, как она спускалась в долину. Если она обнаружила его в девять, значит, полковник и торчал в этой проклятой долине! Я же видел, как она направилась вниз.

— А откуда вы это видели?

— Да отсюда же! Из окна! Да она и сказала мне, куда поедет.

— Значит, вы подошли к окну? Несмотря на люмбаго?

Капитан Сайс беспокойно заерзал.

— Мне это стоило большого труда, — ответил он.

— Но сегодня утром вы уже проснулись совсем здоровым?

— Люмбаго то проходит, то снова как схватит!

— Да, хитрая болезнь… — протянул Аллейн.

Стрела по-прежнему была у него в руке, и теперь он показал ее Сайсу.

— И часто вы постреливаете у себя в роще? — спросил он.

В ответ капитан Сайс пробормотал, что, мол, стрельба в цель ему надоела.

— Я всегда мечтал подзаняться стрельбой из лука, — не моргнув глазом, прилгнул Аллейн. — Вот уж это спорт так спорт! Скажите, что у вас за лук?

— Шестидесятифунтовый.

— Да ну? И на сколько же ярдов летит стрела?

— Максимум на двести сорок.

— Значит, при попадании в яблочко это дает двенадцать очков?

— Верно, — кивнул капитан Сайс и одобрительно взглянул на Аллейна.

— Солидная дистанция. Впрочем, о стрельбе пока хватит. Вот о чем я хотел у вас спросить: вы ведь много лет были знакомы с полковником Картареттом?

— Да, мы как-никак соседи. Человек он превосходный.

— Понятно! Кажется, когда вы служили на Дальнем Востоке, вы и там встречались с полковником? Не в Гонконге ли? — наугад спросил Аллейн.

— Нет, в Сингапуре.

— Вот оно что! Я ведь почему об этом спрашиваю: судя по характеру преступления и по тому, что здесь никаких мотивов не выявлено, можно думать, что убийство как-то связано с работой полковника на Востоке.

— Едва ли.

— Послушайте, а не можете ли вы хоть что-нибудь рассказать нам о его жизни там? Чтобы было за что зацепиться. Вы когда с ним там встречались?

— В последний раз — около четырех лет назад, Я тогда еще не ушел в отставку. Мой корабль стоял в Сингапуре, и полковник заглянул ко мне, когда мы были в порту. Через полгода меня списали на берег.

— И часто вы с ними видались?

— С кем это «с ними»?

— С Картареттами.

Капитан Сайс бросил взгляд на Аллейна.

— Они тогда еще не поженились, — ответил он.

— Значит, вы не были знакомы с его второй женой, пока не вернулись сюда?

Сунув руки в карманы, капитан Сайс подошел к окну.

— Я был с ней знаком, — пробормотал он. — В Сингапуре.

— До того как она вышла замуж?

— Да.

— Это вы их свели? — небрежно спросил Аллейн и увидел, как Сайс напрягся и шея его побагровела.

— Да, я представил ей Картаретта — громко произнес Сайс, но не обернулся.

— Такие знакомства — занятная штука! По крайней мере, мне, неисправимому своднику, это ужасно нравится, — сказал Аллейн и пристально посмотрел на Фокса.

— Боже мой! — воскликнул Сайс. — Да я ничего подобного не имел в виду! Не приведи Господи!

Капитан произнес эти слова с совершенно неожиданной энергией — казалось, он разрывается между удивлением, стыдом и негодованием. Аллейн и сам не понимал, почему Сайс не дал ему подобающей отповеди, и решил, что капитан попросту растерялся. Аллейн попытался еще что-то выведать у Сайса насчет его встреч с Картареттом в Сингапуре, но безуспешно. Тут ему бросились в глаза дрожащие руки, покрытое испариной лицо, багровые щеки и жалкое выражение голубых глаз капитана. «Да он пьет, бедняга!» — подумал Аллейн.

— Нечего меня расспрашивать, — подвел Сайс черту под этим разговором. — Никто мне ничего не говорил. Я нигде не бываю. Потому что никому не нужен.

— Мы просто интересуемся обстоятельствами убийства, и я надеялся, что вы нам поможете. Вчера вечером мисс Кеттл говорила нам, что в Суивнингсе все жители прекрасно знают друг друга — прямо как в средние века. Вот, например, младший Финн был секретарем у сэра Гарольда Лакландера. Что вы сказали?

— Ничего. Жаль беднягу… Ничего.

— Естественно, что, когда ваш корабль пришел в порт, Картаретт вас навестил. Кстати, насчет его первой встречи с его будущей женой… Я ведь не знаю ее девичьей фамилии.

Лицо капитана Сайса выражало отчаяние.

— Может быть, вам нетрудно будет мне в этом помочь, — извиняющимся тоном произнес Аллейн. — Фамилия должна быть указана в деле. Иначе нам придется беспокоить миссис Картаретт.

Аллейн просительно посмотрел на Сайса, который ответил ему взглядом, полным муки, сглотнул слюну и хриплым голосом произнес:

— Де Вер.

Наступило многозначительное молчание. Фокс откашлялся.

— Ага, — сказал Аллейн.

— Можно ли было предполагать, — заметил Фокс когда они с Аллейном шли через рощу мистера Финна по направлению к Джейкобс-коттеджу, — что миссис Картаретт — дворянка?

— Я бы так не сказал, дружище Фокс Какая же она дворянка!

— Но она же — де Вер!

— Подумаешь!

— А может быть, — рассуждал Фокс, обращаясь к тому языку, которым пылко мечтал овладеть в совершенстве — может быть, она… э… d#233;class#233;e?[4]

— Напротив, она продвигается вверх по социальной лестнице.

— Ну да! Ведь баронет от нее без ума, — продолжал Фокс — Как вы думаете могло подобное чувство подтолкнуть кого-то из них к преступлению?

— Думаю, Лакландеру нужно перебеситься — такое случается со всеми людьми этого типа в его возрасте Честно говоря, не могу себе представить, чтобы он вызвал в женщине страсть, которая подвигла бы ее на убийства Впрочем, как знать! Ей, наверное, жизнь в Суивнингсе должна представляться в мрачных тонах. А какое впечатление произвел на вас Сайс, Фокс?

— Ну, глядя на него, я задумался, каковы его истинные чувства к миссис Картаретт. Они вроде бы старые знакомые. Мисс Кеттл сказала мне, что капитан нарисовал портрет миссис Картаретт еще до того, как та вышла замуж Кроме того, мне показалось, что Сайс не в восторге от этого брака. Когда мы об этом заговорили, он так разгорячился — я думал, вот-вот задымится. Думаю, что между капитаном и миссис Картаретт что-то было — там, где «Восток встречается с Западом».

— Пошляк вы, Фокс! — рассеянно произнес Аллейн. — Впрочем, надо будет это обмозговать.

— Убийство на почве страсти?

— Как знать! Позвоним в Скотленд-Ярд и попросим, чтобы проверили Сайса но Морскому справочнику. Они выяснят, когда он был в Сингапуре, и соберут конфиденциальные сведения.

— Предположим, — рассуждал Фокс, — что Сайс был в нее влюблен. Предположим, они обручились, и тут он познакомил ее с полковником. Предположим, он отправился в плавание, потом ушел в отставку, вернулся домой и обнаружил здесь Китти де Вер в качестве жены Картаретта. И вот он начинает пить, и у него появляется идея фикс.

— И у вас появится идея фикс, если вы не перестанете изощряться в своих домыслах. А как насчет его люмбаго? Лично я думаю, что у него какие-то шашни с сестрой Кеттл.

Фокс опешил.

— Только этого не хватало! — сказал он.

— А вот и роща мистера Финна! И если я не ошибаюсь, наша вчерашняя знакомая.

Так оно и было: миссис Томазина Твитчетт вышла на прогулку. Увидев Аллейна и Фокса, она махнула хвостом, зажмурилась и села.

— Доброе утро, голубушка! — поздоровался Аллейн.

Он сел на корточки и протянул кошке руку. Миссис Твитчетт с места не сдвинулась, но громко замурлыкала.

— Знаешь, — строго сказал Аллейн, — если бы ты умела не только мурлыкать и мяукать, думаю, ты сообщила бы нам чрезвычайно важные сведения. Ведь вчера вечером, милая, ты была у реки и, уверен, все видела и все слышала.

Миссис Твитчетт снова зажмурилась, понюхала протянутый ей палец и принялась его лизать.

— Она вас считает своим котенком, — сардонически заметил Фокс.

Аллейн в свой черед понюхал палец, а потом наклонился к кошке. Она ткнулась мордочкой в его лицо.

— Ну и кокетка! — сказал Фокс.

— От нее больше не пахнет сырой рыбой. Кажется, попахивает молоком и вареной крольчатиной. Вы помните, где мы ее повстречали вчера вечером?

— Кажется, на этой стороне холма?

— Да. Надо будет нам осмотреть эти места. Пошли!

Поднявшись вверх по склону через рощу мистера Финна, они наконец выбрались к лужайке перед Джейкобс-коттеджем.

— Если это коттедж, — заметил Фокс, — то Букингемский дворец — лачуга.

— Ну, это название — от ложной скромности. Красивый фасад. Наверное, этот дом когда-то относился к нанспардонской усадьбе. Не странно ли, что в двух соседних домах живут одинокие мужчины и обоим вроде бы чересчур просторно.

— Интересно, ладят друг с другом мистер Финн и капитан или нет?

— Ладят? Уверен, что нет. Глядите, вот и мистер Финн.

— Матушки! — ахнул Фокс. — Ну и семейство!

На пороге дома стоял мистер Финн, окруженный кошками и тремя толстыми котятами миссис Твитчетт.

— Больше ничего нет! — увещевал он кошек своим необычно высоким голосом. — Вы все съели! Отправляйтесь ловить мышек, пушистики ленивые!

Он наклонился, чтобы поставить на землю пустую миску. Из его нагрудного кармана что-то выпало, и он поспешно подобрал упавший предмет. Одни кошки, изображая испуг, отскочили в сторону, другие продолжали смотреть на хозяина. Три котенка, заметив мать, спотыкаясь побежали к ней, задрав хвосты и громко мяукая. Тут мистер Финн заметил Аллейна и Фокса. Глядя на них, он продолжал все медленнее и медленнее хлопать в ладоши, как механическая игрушка, у которой кончается завод.

Хотя кисточка колпака свисала на нос мистеру Финну, внезапная бледность на его лице разрушала комический эффект. Из нагрудного кармана высовывался торопливо спрятанный предмет. Мистер Финн двинулся навстречу полицейским, а за ним — за исключением семейства Твитчетт — потянулась и его кошачья свита.

— Доброе утро! — просипел мистер Финн, нетвердой рукой отбросил кисточку колпака и вытащил из кармана несвежий платок, прикрыв таким образом таинственный предмет. — Каким благодетельным порывам нашей доблестной полиции обязан я этим восхитительным сюрпризом? Из-за деревьев появляются сыщики! — воскликнул он и прижал к груди руки. — Словно фавны, преследующие ускользающих от них нимф! Фавны, я вижу, вооружены, — добавил он, косясь на стрелу капитана Сайса, которую Аллейн по забывчивости прихватил с собой.

— Доброе утро, мистер Финн! — поздоровался Аллейн. — Сегодня я вновь повстречался с вашей очаровательной кошкой.

— Она у меня прелесть! — сказал мистер Финн и облизнул губы. — А какая преданная мамаша — вы и представить себе не можете!

Аллейн присел на корточки рядом с миссис Твитчетт, которая добродушно оттолкнула от себя чересчур прожорливого котенка.

— Для кормящей матери шерсть у нее в отличном состоянии, — сказал он и погладил Томазину. — Вы ее держите на особой диете?

Мистер Финн, страстный любитель кошек, пустился в тошнотворные рассуждения.

— У нее сбалансированная диета, — объяснял он визгливым голосом, — подобранная не по вкусу. Рыбка по понедельникам и пятницам, мясо по вторникам, печеночка по средам, крольчатинка по четвергам и воскресеньям. К этим блюдам, — добавил мистер Финн с кровожадной улыбкой, — мы, давая труд своим коготочкам, добавляем также мышек и птичек.

— Рыба, значит, только дважды в неделю? — задумчиво произнес Аллейн.

Фокс, чувствуя, что и ему следует принять участие в разговоре, выразил свое удивление:

— Вы только подумайте!

— Она с нетерпением ждет завтрашнего дня, — продолжал мистер Финн, — с верой и преданностью доброй католички, хотя, конечно, исповедует она многобожие — тайные верования древнего Нила.

— Вы, наверное, иногда кормите ее рыбой из Чайна?

— Когда есть улов, — ответил мистер Финн, — она получает свою долю.

— Ну, — игриво спросил Аллейн у кошки, — получила ты вчера на ужин свежую рыбку, моя лапочка?

Презрительно промолчав, миссис Твитчетт отвернулась к своим котятам.

— Не получила! — своим обычным голосом воскликнул мистер Финн.

— Значит, кроме Старушенции, вы ничего не поймали?

— Нет!

— Мы могли бы с вами поговорить?

Мистер Финн молча провел Аллейна и Фокса через боковую дверь и по коридору в просторную библиотеку.

Как всегда, попадая в чужой дом, Аллейн незаметно оглядел комнату. В опрятном кабинете полковника чувствовалась культура и присутствие женских рук. Гостиная капитана Сайса отличалась порядком и чистотой, но была по-холостяцки пустовата. В библиотеке мистера Финна, грязной и запущенной, царил хаос. В ней сочетались георгианское изящество, викторианская помпезность и эдварианская эклектика. Некогда изящные мягкие диваны были покрыты пятнами. На стенах висели тусклые холсты — раньше они составили бы честь любому музею, и среди них — портрет хрупкой дамы с волевым подбородком, в которой было что-то смутно знакомое. На стеллажах стояли ряды бесконечных подарочных изданий, посвященных кошкам, а бок о бок с ними — вышедшие из моды романы. Перелистав их, наверняка можно было наткнуться на иллюстрации, изображающие молодых дам в вуалях, сидящих за рулем старомодных автомобилей и надменно поглядывающих на мускулистых молодцов в клетчатых сюртуках. Стояли в библиотеке и два-три превосходных кресла, а на полу лежал красивый, хотя и потертый ковер. На полках, рядом с бесполезными, забытыми романами, попадались и замечательные книги. Среди них Аллейн заметил одну, от которой ниточка вела к полковнику. Рядом с другими книгами по рыболовству он увидел «Чешуйчатую породу» Мориса Картаретта. Но больше всех остальных предметов Аллейна заинтересовал тот хаос, который царил вокруг очаровательного бюро со змейками на передней крышке. Забитые бумагами ящики были выдвинуты, а один вообще лежал на полу, наверху валялась всякая всячина — полицейскому сразу было видно, что вещи были вытащены как попало, даже на ковре лежали вперемешку какие-то вещи. Казалось, отсюда только что бежал застигнутый врасплох грабитель.

— Чем могу служить? — спросил мистер Финн. — Не желаете ли подкрепиться? Выпить стаканчик шерри? Какой напиток вам более по вкусу?

— Благодарю вас. Еще слишком рано, к тому же мы на службе.

— Вот как? Мне очень хотелось бы вам помочь! Я провел ужасную ночь, точнее, остаток ночи — в мучительных размышлениях. У нас — и вдруг убийство! Право же, в этом было бы нечто гротескное, не будь это столь чудовищно! В Суивнингсе живут респектабельные люди. И тихо и плавно течет наш Чайн…

Мистер Финн скривился и поморщился, словно у него внезапно заныл зуб.

— Тихо и плавно? — переспросил Аллейн. — Так что его не замутила даже Великая Битва за Старушенцию?

Мистер Финн был готов к этому вопросу. Взмахнув руками, он ответил с притворной небрежностью:

— О мертвых — только хорошо, как говаривали древние, но, право же, полковник был никудышным рыболовом. Во всех остальных отношениях это был образцовый человек, но, когда дело доходило до рыбной ловли, он, увы, совершал ужасающие промахи. Здесь заключен какой-то этический парадокс: благородное искусство рыболовства ведет порою к самым ужасным проступкам!

— Таким, как рыбалка на участке у соседа? — спросил Аллейн.

— Этот мой шаг я отдаю на рассмотрение Высшего Суда и уверен, что нетленный дух самого Уолтона не оставит меня без защиты. Мое поведение не выходило за пределы правил.

— А вы с полковником, — осведомился Аллейн, — беседовали о чем-нибудь еще, помимо… э… помимо этого этического парадокса?

Мистер Финн глянул на него, открыл было рот, но, видимо, вспомнив о леди Лакландер, промолчал. Аллейн же, в свою очередь, не без сожаления вспомнил закон о внесудебных показаниях. Леди Лакландер сообщила ему, что между полковником и мистером Финном состоялся разговор на другую тему, но отказалась уточнить на какую. Если бы мистер Финн был привлечен к суду по обвинению в убийстве Мориса Картаретта или выступал бы как свидетель, а Аллейн использовал бы первое показание леди Лакландер, но скрыл бы второе, суд счел бы это нарушением закона. Аллейн решил рискнуть.

— Как нам дали понять, — сказал он, — вы беседовали о чем-то еще.

Наступило продолжительное молчание.

— Итак, мистер Финн?

— Я — что, я жду.

— Чего?

— Того, что, кажется, называется у вас «обычное предупреждение», — ответил мистер Финн.

— Полиция делает такое предупреждение, только если собирается произвести арест.

— А у вас разве нет такого намерения?

— Пока нет.

— Вы, разумеется, получили эту информацию от леди Гигантер, Могучей Мамонтихи, Славной Владетельницы Нанспардона, — произнес мистер Финн и неожиданно покраснел.

Его взгляд был устремлен куда-то за спину Аллейна.

— Разумеется, — добавил мистер Финн, по-прежнему не глядя на Аллейнс, — ее величие, по самым приблизительным оценкам, соответствует ее живому весу. Она сообщила вам содержание нашей беседы с полковником?

— Нет.

— В таком случае, — промолвил мистер Финн, — я тоже промолчу. Пока. Если меня не вынудят говорить.

Взгляд его по-прежнему был неподвижен.

— Хорошо, — сказал Аллейн и решительно повернулся.

До этого он стоял спиной к бюро. Теперь он увидел, что на его верхней крышке среди разбросанных вещей и бумаг стоят две фотографии в потускневших серебряных рамах. На одной была изображена та же дама, что и на портрете. На другой — очень похожий на нее молодой человек. По низу этой фотографии было изящным почерком выписана «Людовик».

На эту-то фотографию и смотрел мистер Финн.