"Минувшие годы" - читать интересную книгу автора (Погодин Николай Федорович)КАРТИНА СЕДЬМАЯВерочка Жданович. Вернулся. Только что звонил с аэродрома, вызвал меня, Месяцева… Но почему зарежет… почему персонально вас? Верочка. А потому что я одна маюсь. Я изнемогаю. С утра голодная. Это переходит в настоящее кощунство. Не нахожу слов. Где верхушка? Нет верхушки. Откололись. У нас портится настроение массы. А у меня по программе, во-первых: Жданович открывает карнавал. Нет, Черемисов открывает карнавал. А вы, Евгений Евгеньевич, будете чествовать старейших юбиляров. Секретарь парткома сейчас по телеграфу принимает списки награжденных. Пойдемте согласовывать программу. Жданович. Обожаю всякие согласования. Катенька. Простите. Вы не можете сказать мне, как ближе пройти к дому Черемисовых? Лина. Пожалуйста. Вон за деревьями виден дом Черемисовых. Катенька. Благодарю. Лина Катенька. Лина. Чего же тут подразумевать? Мы старые знакомые. Катенька Лина Вы к Черемисову? Его еще нет дома. Звонил домой. Была у них. Сын на каникулы приехал. Так хорошо все у нас устроилось. Мальчик учится в Ленинграде. Математик. Катенька. Да, я знаю. Лина. Слыхали? Очень хорошо. Здесь сегодня праздник. Десятилетие закладки города. Через час у нас большой концерт. Когда вы приехали? Катенька. Уже несколько дней. Лина. Да, да, да! Десять лет тому назад уехала учиться в Ленинград. Ну, и как же?.. Не бросила металлургию? Катенька. Нет, не бросила. Лина Катенька. Науке учатся всю жизнь. Лина. Ах, вон что! Значит, вы пошли по научной линии? Катенька Лина. И много получаете? Катенька. Это дело относительное. Лина. Но вы одеты — дай бог каждому. Замужем? Катенька. Да. Лина. За кем же? Катенька. За Черемисовым. Лина. Нет, вы шутите! Ну разве это правда? За Черемисовым! Он здесь — вы где-то… То есть я, конечно, предсказывала, но десять лет! Когда это случилось? Ничего не понимаю. Катенька Лина. А он ждал и ждал, несчастный! Катенька. Если здесь несчастье, то мы оба жили одним несчастьем. Лина Катенька. Юлий Цезарь… Лина. Зритель изумительный, плакаться не приходится Есть независимое положение, успех… Катенька Лина. Да, стремилась. Ради этого стремления эксцентрически полетела вслед за Кряжиным. Но, как говорится, «недолго музыка играла, недолго продолжался бал». Мы с ним расстались очень мило, как друзья. Катенька. Представьте себе, я встретила Романа Максимовича в Челябинске на вокзале, неделю тому назад. Лина. Ах вон как, путешествует… А куда едет, не говорил? Катенька. Поехал на Балхаш работать в горном деле и, как он выразился, жить снова начинать. Лина. И прекрасно. Что-нибудь сказал о наших прежних отношениях? Может быть, наплел чего-нибудь? Он не тонкий, нет. Катенька. Нет, ни слова не сказал. Лина. Это даже мило. Все-таки он честный человек. Не выдающаяся личность. Но я не осуждаю. Катенька. Вы уж извините, я пойду. Я ведь еще и не была у них. Лина. Сказано не так. Вы можете сказать — «у нас». Катенька. Да, пожалуй. Придется привыкать. До свидания, Ангелина Тимофеевна. Лина Молодой человек. Добрый вечер, Ангелина Тимофеевна. А мы вас ждем с нетерпением. Зал полон. Что вы будете читать? Чильдибай. Месяцев, давай путевку. Месяцев. Какую путевку? Чильдибай. Пойду учиться. Месяцев Чильдибай. Жену, детей брошу, пойду учиться. Месяцев Чильдибай Месяцев. Женщина! Вот что его сразило. Дорогой, успокойся, не страдай. Это глупо в конце концов. Чильдибай. Я знал, когда она девчонкой здесь работала. Она в женском бараке жила, босиком ходила. Месяцев Чильдибай. Пойду учиться. Месяцев. Ну, хорошо, ты пойдешь учиться, я пойду учиться, а кто работать будет? Чильдибай. Слушай, товарищ Месяцев, я не дурак. Знаю, что говорю. Месяцев Чильдибай. Шутки-дело — возглавляет! Я, ты не возглавляем. Она. Да? Месяцев Жданович. Верно, Чильдибай, обидно, когда отстаешь. Ордена, заслуги, а отстал. Ужасно. Месяцев. Под этим не подписываюсь. Жданович. А ты пойми сравнительно. Вот уже вырос у нас молодой лес. Смотри, какие тополя!.. Можно обижаться, ничего не признавать, но тополя от этого расти не перестанут… Поймите глубочайшее, решающее — новые люди выросли. Я сравниваю себя с ними в молодости. Иное поколение, новая ухватка, свое мышление. Мы делали карьеру, эти строят государство. Мы о народе рассуждали в общем, идеальном смысле, а этим рассуждать не надо: они и есть самый народ. Она вернулась на завод с новыми большими знаниями. И против правды не попрешь. Суть вещей есть непреложность. Она нас бьет, как хочет. Это громадная тема, Месяцев, громадная. Чильдибай. Она идет. Молчите! Месяцев Жданович Месяцев. Говорят… Жданович Месяцев. Характер мы этот знаем. Пойдемте. Жданович. Вы идите. Я Черемисова здесь подожду. Мне надо предварительно с ним потолковать. Чильдибай. Здравствуй, Катенька, здравствуй! Ай азамат! Молодец! Пойду учиться. Катенька. Евгений Евгеньевич… у вас свидание? Жданович Катенька. Вы холостяк принципиальный? Жданович. Нет. Только запоздалый. Катенька. Что я? Жданович. Я спрашиваю, собственно, к тому… ваш муж тоже будет здесь работать? Катенька. Да, он будет здесь со мной работать. Жданович. Это очень важно. Катенька. Знаю, знаю. Жданович. Трудно будет после Ленинграда… Балет… Катенька. А я, представьте себе, десять лет мечтала вернуться именно сюда. Жданович. Да… Грузовик. Сегодня тут гулянье. Катенька. Я так и думала. Жданович. Но вам здесь будет трудно с кабинетными теоретическими работами. Мы не академия. Катенька. А я уже три года соединяю теорию и практику. Что-то получается. Жданович. Да… получается. Не спорю. Есть у меня к вам еще вопрос. Скажите, пожалуйста, что вас толкнуло на мысль решить именно эту вашу проблему? Катенька. Не понимаю вас, Евгений Евгеньевич! Неужели вы за дальностью расстояния не видите угрозы? Как можно не думать, не предвидеть, что в дни войны нам неминуемо придется от заводов взять двойную, тройную производительность. Мы утверждаем точно, окончательно, что ваши механизмы при быстрой реконструкции сами собой наполовину, на три четверти подымут выдачу металла. Остальное дадут люди. Вы вдвое увеличите программу. Ведь мы дадим стране как бы другой завод. Даже другой город. Это же не мечты. Это у нас в руках. Трехлетний труд целого коллектива. А вы молчите. Вы целую неделю не даете нам окончательного ответа, занимаете какую-то нейтральную позицию, экзаменуете. Экзаменуйте дальше. Слушаю вас. Жданович Катенька Черемисов. Ты ли это? Катенька, моя Катенька! Наконец-то! Катенька. Я же писала: весной приеду. Приехала, а тебя дома нет. Тоскую, мучаюсь, предаюсь мечтам о прошлом и возмущаю ваши воды. Черемисов. Воды? Какие воды? Катенька. Узнаешь скоро. Ох, боюсь!.. Но погоди. Милый ты мой, когда же мы в последний раз виделись? Осенью?.. Это вечность. Черемисов. Да, в сентябре… Были и синие и прямо-таки золотые дни в Ленинграде… Что может быть чудесней! Катенька. Может быть. Еще чудесней, что ты помнишь, еще чудесней, что такое чудо эта роща — серебряные тополя, — и ты ее при мне загадывал! Значит, мы ровесники этой чудесной роще! И я готовила в уме другие фразы, и все на свете позабыла. Любимые мои глаза. Черемисов. Катенька, пойдем к нам в дом. Катенька. «К нам в дом»… А что такое дом? Понимаешь ли ты, Митя: я сейчас всем существом, до подлинного превращения ощутила себя в прошлом. Я помню каждое лицо, каждое слово того вечера. С того вечера на озере мне все снилось. Мы непременно сегодня же пойдем на озеро. Черемисов Катенька. …которая не умела связать двух слов и изъяснялась больше междометиями. Ты лишь пойми, какая удивительная радость наполняет сердце человека, который был, действительно, ничем. Жданович. Дмитрий Григорьевич! Я совещание отменил, в нем нет сейчас необходимости. Черемисов Жданович. План этот пересмотрен, и вряд ли дело разойдется с решением правительства. Разве что в сторону увеличения. Черемисов. Как пересмотрен? Кем? Жданович. Говоря философически — жизнью, практически — людьми. И главное — людьми твоими, близкими тебе людьми. Представь себе, что мы построили второй завод. Я лично это ясно представляю. Черемисов Катенька. Мы тут целую неделю объяснялись. Жданович. Два пуда соли съели. Красивые дела… ничего не скажешь. Черемисов. Так вот что значит — возмущала воды. Теперь я все понял. Жданович. А ты-то, директор, клади визу, решай! Что ты, действительно, ничего не знал? Черемисов. Каюсь, братцы, помалкивал… Были причины. Почему я в прошлом году не поехал в отпуск? Мои ребята в Ленинграде провалились с опытами, не дотянули. А мы мечтали вместе вернуться… Да, но разрешите вам представить. Катенька. А я сама представилась. Черемисов. Еще лучше. Жданович. Но ты, оказывается, романтичен. Черемисов. Положим… ну и что? Жданович. Нет, не сердись, я ведь говорю всерьез. Ведь вот она, сама романтика. И какая целеустремленность! Ничего не скажешь, высокий класс. Я, может быть, завидую, но восхищен. Черемисов. А что ты думаешь?.. Вот, например, за что меня не переносят наши Кряжины? «Ох, Черемисов, ты у нас поэт». А я не могу терпеть сухих дельцов, лишенных даже признака воображения. Да ежели у тебя нет полета, радости в душе и восхищенья, то чем живешь? То-то и дорого, что победила сталинская школа высоких целеустремлений, творческого вдохновения большевиков. Эх, други милые, какие мысли, какие новые мечты являются сейчас! Если десять лет тому назад в пустыне, на диких камнях, мы видели вот этот праздник, то какое будущее возникает впереди! Верю, друзья мои, что еще при нашей жизни придет такое время, когда мы скажем: вот он, праздник коммунизма. Сбылось!.. |
||
|