"Техника и вооружение 2010 01" - читать интересную книгу автора«ДРАКОН», ИСПЕПЕЛЯЮЩИЙ ТАНКИГ. Пастернак Использованы иллюстрации из архивов автора, М. Павлова, А. Хлопотова, ОАО «УКБТМ», а также кадры из учебного фильма «Истребитель танков ИТ-1» (Киностудия МО СССР, 1967 г.). Истребитель танков ИТ-1 («Объект 150») был принят на вооружение Советской Армии Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 3 сентября 1968 г. (приказ министра обороны СССР от 6 ноября 1968 г.). В период с 1966 по 1970 г. Уралвагонзаводом было выпущено 220 машин, а Ижевским заводом – около 2000 ракет ЗМ7 к ним. ИТ-1 являлся боевой гусеничной машиной, выполненной с использованием базы танка Т-62, с новой башней, спроектированной под размещение нового по тем временам полуавтоматического командного комплекса вооружения (2К4) для управляемых противотанковых ракет ЗМ7. Главным конструктором машины являлся Леонид Николаевич Карцев (Уралвагонзавод), главным конструктором комплекса вооружения в целом – Алексей Иванович Богданов (КБ-1). Главный конструктор Дмитрий Людвигович Томашевич разрабатывал ракету в части аэродинамических свойств и реактивного двигателя; аппаратурной отработкой комплекса занимались заместители главного конструктора Николай Валентинович Веселицкий и Борис Алексеевич Васченок. Теоретически вопросы системы управления решал Владимир Николаевич Пугачев, дальнейшую практическую отработку контура автоматического управления вел Юрий Павлович Яко-венко. Испытания комплекса вооружения на начальном этапе были возложны на Леонида Алексеевича Смирнова, а на основном этапе – на заместителя главного конструктора Бориса Владимировича Фролова. Коллективы указанных предприятий составляли костяк разработчиков, наряду с которыми были задействованы ЦНИИ-173 (стабилизатор), ЦКБ-14 (ракета), ЦКБ-393 (прицелы), Томский электрозавод (преобразователи напряжения) и др. К важным особенностям комплекса 2К4 «Дракон» можно отнести: – впервые в мире на базе среднего танка был разработан и принят на вооружение комплекс с управляемой противотанковой ракетой, способной на больших дальностях эффективно поражать танки, в том числе сходу; – впервые в мире была принята на вооружение полуавтоматическая командная система наведения ракеты на цель; – высокая вероятность попадания в цель типа танк (около 90%) во всем диапазоне дальностей: от дальности взведения взрывателя 100-150 м до предельных дальностей, достигающих 3300 м; – впервые в мире была разработана автоматизированная укладка на 12 ракет, находящаяся в забронированном пространстве и исключающая наличие заряжающего (еще три ракеты находились в немеханизированной укладке); – линия передач команд по радиоканалу (в 2-см диапазоне длин волн) с кодировкой, обеспечивающей независимую работу не менее роты истребителей танков (до 14 машин); – стабилизация в обеих плоскостях головки прицела, гарантирующая практически одинаковую вероятность попадания как с места, так и сходу; – простота подготовки наводчиков, незначительно отличающаяся от подготовки танковых наводчиков; – способность соответствовать всем характеристикам подвижности среднего танка, а в некоторых случаях и превзойти их (масса ИТ-1 была меньше, чем у базового танка, примерно на 2 т), отсутствие на башне элементов, выступающих за габариты корпуса, несколько меньший удельный вес, большая скрытность при выстреле из-за отсутствия пыледымового облака, обеспечение уверенного движения подразделений ИТ-1 в танковых колоннах и на поле боя, преодоление типовых танковых препятствий; – стабилизированное в вертикальной плоскости излучение радиопередатчика (антенна – фазированная решетка с подвижной нижней плитой); – наличие дублирующей ручной системы управления ракетой (требовала специальной подготовки наводчика в объеме до 3000 электронных пусков). Такая машина наряду с САУ являлась мощным подспорьем при танковой атаке в зоне прорыва и оперативным средством построения противотанковой обороны дивизии на дальних подступах в пределах прямой видимости. Из-за специфичности вооружения ИТ-1 не мог идти в одну линию с танками в наступлении, а «тащиться» за ними на расстоянии 200-300 м – абсолютно бессмысленно, так как видимость целей за танками (тем более на большие дальности), как правило, отсутствует. С самого начала было очевидно, что предназначение истребителей танков – использование в качестве самостоятельных подразделений для предотвращения фланговых танковых контратак в зонах прорыва. Эта задача не под силу ни САУ, ни подразделениям с ПТУР на колесной базе (имеющей ограниченную подвижность и защищенность на поле боя), которые не способны к маневренному перестроению в ходе наступательного боя танковых частей, имеющих целью захват плацдарма или выход на конкретные рубежи в интересах мотострелковых частей и соединений. Истребитель танков «Объект 150» (копия заводского чертежа). 1965 г. Однако исторически сложилось так, что ИТ-1 отрабатывался силами промышленности на территории НИИБТ полигона, подведомственного ГБТУ, при полном неприятии образца ГАУ МО (ГРАУ), в систему подконтрольных войсковых служб которого он должен был бы попасть (аналогично тому, как в артиллерийские подразделения и части входят противотанковые СУ, САУ, ПТУР на БРДМ и т.п.), но не попал. Надежды ГАУ на то, что промышленности быстро удастся создать для танка управляемый снаряд, выстреливаемый через ствол пушки, оказались достаточно призрачными. Разработчики комплекса вооружения «Кобра» (главный конструктор А.Э. Нудельман) для харьковского танка столкнулись с необходимостью решения сложнейших проблем, и, хотя принципиальных отличий от комплекса 2К4 «Дракон» в своем построении он не имел, конструктивные ограничения были столь неординарны, что потребовались годы поисковых работ. Некоторые из имевшихся проблем не решены и до настоящего времени. Достаточно напомнить о наличии в «пушечном» исполнении ракеты для линейного танка пыледымового облака после выстрела, перекрывающего поле зрения прицела, которое принципиально нельзя устранить. Следовательно, в таких комплексах нельзя добиться высоких показателей эффективности. Но даже и дополнительно затраченные годы не смогли вывести эту систему на удовлетворительный уровень. Так, например, минимальная дальность стрельбы принятого на вооружение комплекса «Кобра» в танке Т-64Б составила более чем 1200 м, что практически исключает его использование по условиям дальности видения целей в танковом бою. Да и реализовать на ракете комплекса «Кобра» характеристики эффективности, близкие к ракете ЗМ7, оказалось невозможно. В те времена считали, что чуть ли не на каждом танке надо иметь управляемые снаряды, хотя к этому времени танки со 125-мм гладкоствольными пушками имели лучшие показатели производительности при стрельбе по большинству типичных целей до предельных дальностей танкового боя (около 1200 м; земля, к сожалению, круглая, линия прицеливания – низкая, имеет место значительное перекрытие линии огня профилем местности, кустарником, травой). Достаточно напомнить, что для организации стрельбы на большие дальности с Кубинки направляли «гонцов» в районы предстоящих испытаний, которым неделями не удавалось найти подходящие условия, а перед каждым показом на штатном полигоне десятки солдат выкашивали траву и вырубали кустарники. Сформированные в войсках отдельные батальоны истребителей танков оказались бронетанковой службе войск не «по зубам». За короткое время в Управлении начальника танковых войск (УНТВ) постарались от ИТ-1 избавиться, демонтировав уникальные башни с вооружением, а базу использовали для изготовлениия тягачей БТС-4В. Мне неизвестен приказ министра обороны или правительственное решение о снятии ИТ-1 с вооружения Советской Армии, а также какие-либо объективные отрицательные моменты его войсковой эксплуатации, которые могли бы привести к принятию такого решения. В различных источниках можно встретить массу рассуждений о причинах, которые привели к прекращению производства и изъятию из войск истребителей танков. Наиболее часто встречающиеся из них: – оперение раскрывалось при выдаче ракеты из боеукладки в боевое положения, тогда как надо было, чтобы раскрытие происходило при сходе ракеты с ПУ. Кстати, такое пожелание выразил и Н.С. Хрущев на одном из показов. Это изменение было возможно, однако никаких выгод для комплекса, кроме внешнего эффекта, такая доработка не несла; – на каждой ракете имелась сбрасываемая рейка массой 15 кг, добавляя на машину 225 кг балласта. Рейка еще на опытных образцах была исключена из состава ракет; – отсутствовала стабилизация пусковой установки по крену. Такой необходимости вообще не было, так как вертикальная ось ПУ жестко связана с вертикалью поля зрения прицела (конструктивно). Другое дело, что в процессе полета ракеты происходят креновые изменения корпуса машины (т.е. прицела) при движении. Однако, как показала практика, они являются несущественными для устойчивости контура управления, и эта поправка была исключена еще на одном из предварительных этапов испытаний (изъят блок ВН-8); – минимальная дальность стрельбы указывается равной 300 м. На самом деле минимальная дальность на истребителе танков определяется временем взведения взрывателя после старта ракеты (0,5-0,7 с), что соответствует дальности полета около 100 м; – указывается дальность встреливания в зону управления, равную 300 м. Эта зона совпадает с полем зрения прицела (9°), т.е. уже на 100 м удаления соответствует кругу диаметром 14 м – встреливание и осуществлялось преимущественно в верхнюю половину этого круга (центр встреливания примерно на 1 м выше центра этого круга). Пусковая установка и аэродинамические характеристики ракеты вряд ли позволили бы попасть в линейную зону (около 3 м) управления на дальности 300 м при баллистическом полете; – на ракете была всего пара рулей, в связи с чем управление ею осуществлялось за счет вращения. Эти сведения ошибочны: на ней две пары рулей. Ракету трудно назвать вращающейся – скорее проворачивающейся (2 об./с); – ракета находилась 6 с на ПУ. Видимо, имеет место путаница: 6 секунд – это время выдачи ракеты из боеукладки, а выстрел (пуск) мог быть произведен одновременно с приходом ПУ в стабилизированное положение; – режим полета с превышением требовал измерения дальности (т.е. расходовалось дополнительное время). Техника стрельбы исключала необходимость измерять дальность; – нерациональным являлся сброс ракеты (принудительный выстрел при аппаратурном отказе ракеты). Надо отметить, что в боевых условиях остаться в боеготовности без сброса отказавшей ракеты невозможно. При отсутствии на машине другой ПУ это положение сохраняется на всех аналогичных подвижных образцах, включая танковые пушки с управляемыми ракетами; – велико было время перевода машины из походного положения в боевое – 1-1,5 мин. Время практически не отличалось от норм для линейного танка; – в аппаратуре управления комплекса применялась устаревшая радиоэлектронная база (радиолампы). За все время испытаний не наблюдалось выхода комплекса вооружения из строя по вине радиоламп. По стойкости от поражения радиоактивным излучением им и сейчас нет равных среди современных радиоэлектронных элементов. Нельзя не сказать о том, что ИТ-1, как ракетный первенец, безусловно, имел объективные недостатки. В частности, с моей точки зрения, он не в полной мере удовлетворял своему предназначению независимо от того, в какую бы службу, артиллерийскую или бронетанковую, он не попал бы. К недостаткам этого комплекса вооружения можно отнести: 1. Ограниченный по времени режим работы (4 ч непрерывной работы – специфика предприятия-разработчика), что подходит для самолетного вооружения, но совершенно не приемлемо для сухопутного комплекса: у него нет сравнительно безопасного «аэродрома» базирования, куда он может переместиться после боя. Его боевая готовность должна быть круглосуточной и не может быть ограничена часами непрерывной работы. 2. Длительное время (до 20-30 мин) «стабилизации нулей» ламповых схем после включения комплекса. 3. Значительное тепловыделение аппаратуры (к сведению: около 10 кВт – достаточное зимой для отопления помещения до 80 м3; боевое отделение ИТ-1 – около 8 м3) в обитаемое отделение, что в летнее время, особенно в условиях жаркого климата, оказывает заметное влияние на боеспособность экипажа. 4. Шум свыше 100 дБ от многочисленных вентиляторов из-за применения в аппаратуре управления в блоках станции вакуумных радиоламп серии «дробь». 5. Мала маршевая скорость ракеты (220 м/с вместо 290 м/с). Насколько серьезны и принципиальны были указанные недостатки? Еще на этапе опытных заводских образцов удалось оценить их допустимость и понять, явились ли они «смертельными» для дальнейшего развития этого направления работ. Начнем с последнего пункта. Конечно, имелась возможность несколько приблизить скорость ракеты к скорости звука, но это не было бы принципиальным отрывом. Сверхзвуковая ракета – это не просто годы разработки, но и порой непреодолимые трудности и потеря свойств, важных для контактного наземного боя. При одних и тех же аэродинамических показателях (располагаемые перегрузки, собственная частота) сверхзвуковая ракета (например, со скоростью 400 м/с), будет иметь в 2 раза худшие показатели маневренности. Так, режим сопровождения флангово движущейся цели ограничивается либо в 2 раза меньшей ее скоростью, либо в 2 раза увеличивающейся минимальной дальностью стрельбы. А если учесть наличие противотанковых вертолетов противника, то эти ограничения станут серьезным изъяном такого комплекса. Легко убедиться, что комплексы управляемого вооружения, реализованные в танках, отнюдь не являются эффективными средствами ближнего боя, а представляют из себя некий «камень за пазухой» – для случаев, практически не реализующихся в условиях танкового боя. Кроме того, в ходе отработки комплекса «Дракон» пришлось убедиться, что высокой вероятности попадания на большие дальности нельзя добиться, если применять технику стрельбы, заложенную в отработке трехточечных систем: навел центральную марку (ЦМ) на цель и пускай ракету – из этого ничего хорошего не получится. И вот почему. Достаточно представить себе по линии прицеливания «трубу» дыма длиной 3000 м, через которую наводчик после выстрела на все время полета ракеты больше не увидит цель, в которую выстрелил, если не поможет сильнейший боковой ветер. Как ни бейся с порохами маршевого двигателя, исключить дым нельзя. А для танковых управляемых ракет после пуска характерно еще и пыле-дымовое облако перед дульным срезом ствола. Куда оно денется? А если вы в обороне и стреляете из танкового окопа? Ничего, кроме потери ракеты, не получится. Еще маленький нюанс: не только мешающий дым маршевика, но и его горячие газы приводят к флюктуации изображения цели в поле зрения прицела, пока угловой размер цели значительно меньше угловых размеров видимой траектории ракеты. Дело в том, что ракета колеблется около ЦМ с отклонением около 0,2-0,3 м в обеих плоскостях с частотой примерно 1 Гц при хорошо отработанном автоматическом управлении; при этом вероятностное распределение времени нахождения ракеты на ЦМ совершенно не может быть описано нормальным законом распределения, а носит в сечении распределение М-образного характера, т.е. ракета реже всего находится на ЦМ (процесс носит колебательный характер). И еще одно обстоятельство, свойственное сверхзвуковой ракете: все, конечно, слышали звук «выстрела» от высоко пролетающего на «сверхзвуке» самолета – прохождение так называемого скоса волны давления. Теперь можете себе представить полет сверзвуковой ракеты над поверхностью земли: взлетает все, что даже не способно летать. Попробуйте увидеть после этого цель – так что это дополнительный фактор, который нельзя не принять во внимание в качестве ограничения при создании систем наведения сверхзвуковыми ПТУР наземных противотанковых комплексов, да еще при пуске их из пушки. Это все же не вертолет, производящий стрельбу с «подскока». Во всяком случае, не трудно сейчас оценить, что мы потеряли, возложив на танки выполнение маловероятных задач за достаточно приличные деньги, сопоставимые со стоимостью самого пушечного танка. Чтобы обойти описанные выше препятствия, при стрельбе ракетой ЗМ7 на дальности свыше 1,5 км (примерно когда цель начинает вписывается в разрыв ЦМ прицела) была отработана такая техника стрельбы: выстрел производился, когда ЦМ наводилась примерно на 2-3 корпуса выше цели, и по мере уменьшения видимых угловых колебаний ракеты (трассера) до соизмеримых с размерами цели, ЦМ переводилась на центр цели. Никакого принудительного (программируемого) превышения на начальном участке полета в «Драконе» не требовалось. Реализовать вышеизложенную технику стрельбы для ракеты, имеющей сверхзвуковую скорость, достаточно сложно. Тем не менее дым наводчику все же мешает и на «Драконе», так как в целом выполняется трехточечная схема наведения, снижающая качество видения цели после выстрела и в процессе полета ракеты к цели, хотя со стороны дыма практически не видно. А вот три ранее упомянутых недостатка достаточно легко устраняются простым и хорошо известным решением – введением дежурного режима, при котором до выдачи ракеты на пусковую установку анодные напряжения не подаются, а накальные цепи ламп запитываются дежурным напряжением (5,6-5,9 В вместо 6,3 В). Оставалось только убедиться в достаточности 6 секунд, отводимых на выдачу ракеты из боеукладки в боевое положение, для выхода аппаратуры комплекса на рабочие параметры. Макетирование подтвердило такую возможность, а вместе с ней возможность исключения всех вентиляторов и воздуховодов (это более половины объема всей аппаратуры), обеспечения гарантированной стабильности настроек, а также снижение уровня шумов не менее чем 15-20 дБ (до типичного «танкового» уровня). Но этому не суждено было произойти: Алексей Иванович Богданов был тяжело болен и считал необходимым закрепить достигнутый уровень принятием истребителя танков на вооружение Советской Армии, имея в виду проведение такой модернизации впоследствии. Жизнь не предоставила ему такую возможность. Да и мой начальник отдела испытательного полигона в Кубинке не давал выполнять эту работу, серьезно предупредив: «Еще раз увижу с паяльником в руках – влеплю выговор». Он был прав в том, что страдали другие работы, возложенные на меня, а лишнего времени у нас тогда просто не имелось – с 18.00 до 19.00 у нас был ужин, а далее до 23.00 работали в качестве «приставки» к ЭВМ «Минск», обсчитывая траекторную «цифирь» с траекторных киноаппаратов (суббота была рабочим днем). Если к этому добавить нередкие ночные работы, плюс дежурства по части и минус воскресенья, используемые на регулярные спортивные мероприятия, то действительно не остается времени даже для того, чтобы сообразить, как можно все это выполнить. На этап Государственных испытаний в Кубинке подготовили наводчиков из числа солдат срочной службы, поскольку сама стрельба не вызывали никаких сложностей по сравнению с системами «ручного» наведения. Мало того, один из основных наводчиков был нестроевым солдатом (в батальоне обеспечения исполнял должность кочегара в котельной), поскольку к этому моменту полк обеспечения расформировали, и солдат едва хватало на караульную службу полигона. Все наводчики прошли качественную подготовку и получили высокую оценку по показателю точности удержания центральной марки на цели с помощью самодельного прибора, определяющего вероятность удержания ЦМ за 15 с в заданных габаритах при движении истребителя танков «Объект 150», хотя описанная выше техника стрельбы не требовала такого напряжения. Стоит подчеркнуть особо, что испытательные стрельбы по сложности не идут ни в какое сравнение с обычной стрельбой по цели или даже со стрельбой на различных показах. Это объясняется тем, что при испытаниях экипаж не просто стрелял, а осуществлял фактическое управление системой полигонных измерений и в значительной степени зависел от ее функционирования. Запуская с «Объекта 150» систему единого времени, в каждом случае приходилось по секундам высчитывать или момент пуска, или момент своевременного предотвращения его при отказе одной из систем (например, при остановке мишени, невыдерживании скорости самого истребителя танков, отказе одного из киноаппаратов траекторных измерений по трассе полета ракеты и даже самой аппаратуры комплекса или аппаратуры измерений на машине). Достаточно сказать, что за три последние минуты до пуска вместе с командиром машины приходилось выполнять в строго определенном порядке до 40 операций с различными органами управления, и было совершенно не до того, чтобы заблаговременно взглянуть на цель через прицел. Попытки в этих условиях заменить на кого-то другого не только наводчика, но даже командира машины подполковника Владимира Дмитриевича Безрукова неизменно приводили к срыву планируемого опыта или к потере ракеты. Спустя много десятков лет приходится самому удивляться, что входе испытаний не «запорол» ни одного пуска по условиям испытаний, не потерял ни одной ракеты, стоимость которой в те времена соизмерялась со стоимостью четырех танков Т-55. А таких стрельб было под сотню. Тем более что можно было спросить с младшего научного сотрудника лаборатории радиолокации и телевидения, ведущего самостоятельную тематику, не связанную с этой работой, и не имевшего квалификации наводчика ни по одному из известных видов вооружения. По должности мне не полагались ни танковые комбинезоны, ни шлемофоны, ни соответствующая обувь: все пуговицы на моей пропитанной «соляркой» шинелишке и тужурке держались на медной проволоке, проткнутой через подкладку. Естественно, это приводило к заболеваниям и даже травмам. Вспоминается забавное предсказание одного из гражданских специалистов: «Я вижу, что еще пару раз стукнешься как следует головой и будешь полковником!» Поводом для этой шутки послужило присвоение мне очередного воинского звания – «капитан», совпавшего с вынужденным отсутствием на работе из-за травмы головы, произошедшей в результате падения с «Объекта 150». Однако для реализации полученного предсказания потребовалось этих ударов гораздо больше, и чаще они были морального толка, а не чисто физического. То, что я попал на роль наводчика, объяснялось, возможно, какими-то накопившимися у меня познаниями в одной из самых сложных в отработке и настройке систем – телевизионной системы считывания координат ракеты в условиях естественных световых помех, хотя, впрочем, большой уверенности в этом нет, а также каким-то просто необъяснимым доверием главного конструктора, которое с моей стороны невозможно было не оправдать. Обычно он прятался на момент пуска куда-нибудь в укромное место, не выпуская изо рта папиросу. На испытаниях других противотанковых комплексов наводчики обычно выбирались из числа разработчиков, а для отработки «ручных» систем – предпочтение, как правило, отдавалось бывшим пилотам в силу наличия у них профессионального навыка управления по двум производным. Подготовка наводчиков после принятия на вооружение ИТ-1, как мне удалось в последствии узнать, имела «особенности», свойственные военным учебным частям. Из-за высокой стоимости ракеты на весь срок службы каждому наводчику-оператору выделялась для стрельбы одна ракета (либо в «учебке», либо в линейной части). Как-то удалось собрать наводчиков отдельного батальона ИТ-1 в Белорусском военном округе (БВО), чтобы познакомиться с их уровнем подготовки, особенно тех из них, кто свою норму уже отстрелял. Спрашиваю, как прошла подготовка комплекса к бою? Отвечают, что ничего не готовили, все было заранее включено и настроено: там был такой здоровый капитан со связистскими эмблемами, который показал им достаточно увесистый кулак, сопровождая этот жест словами: «Только что там троньте – убью!» Хорошо и очень поучительно, ну а результат-то стрельбы хоть видели? Попали? Ответы были разные, а смысл – либо не видели, либо не поняли. И это не случайно – ракеты без боевых частей невыразительно взаимодействуют с мишенью, особенно когда она выполнена из плетеных прутьев, а дальность до нее около 3000 м. Но им сказали, что все попали. На этапе войсковой эксплуатации отсутствовали тренажеры для наводчиков: один пуск за три года службы ни при каких условиях не обеспечивал им достаточный уровень квалификации. Уместно напомнить одну особенность создания этой машины, что, скажем мягко, не способствовало качеству ее отработки и обеспечению войсковой эксплуатации: специалисты ГРАУ не привлекались к этой работе, зато при полигонных испытаниях ими подспудно ставилась задача «завалить» комплекс. Так, например, чтобы сбить ракету в полете, станцию «радиопомех» (тот же передатчик «Дракона» с установленным кодом радиолинии) на полигоне под г. Горьким ставили в основной лепесток приемной антенны ракеты, т.е. не со стороны цели, а со стороны истребителя танков. Хорошо еще, что не смогли синхронизовать передатчик помех с тактовыми посылками командной линии. Или запрещали по громкоговорящей связи проводить инструктаж для выполнения очередных условий стрельбы, хотя я являлся на том этапе испытаний официальным инструктором экипажа, состоящего только из солдат срочной службы, не имеющих даже минимального опыта стрельбы. В конечном счете истребитель танков даже с таким экипажем успешно прошел весь предусмотренный программой объем госиспытаний. Как-то один из заместителей начальника отдела управления НТК ГРАУ, полковник, пользуясь властью секретаря комиссии по испытаниям, вызвал меня к себе в кабинет и учинил такой разнос, который мне, молодому, но уже в то время весьма ответственному специалисту, и не снился. Из его бурного наскока следовало, что я обманываю партию, правительство и весь советский народ тем, что во всех случаях попадаю в цель из такого негодного комплекса, стреляя, как он считает, в ручном режиме. Попытки объяснить ему суть отличия этой системы от всех принятых на тот момент систем (он был лауреатом по одной из них) оказались совершенно бесполезными, так как он совсем не разбирался в этих вопросах. Я был потрясен этим инцидентом до глубины души. Выйдя в коридор, я наткнулся на заместителя начальника полигона по артиллерии. Он мгновенно понял, что со мной что-то случилось. Выслушав мои путанные объяснения, он спокойно предложил мне, инженер-капитану, пойти и послать того товарища куда подальше. Мне совет сильно помог, тем не менее до сего дня не могу этот десяток минут забыть, несмотря на то, что в последствии многие годы пришлось взаимодействовать с этим чиновником и даже получать от него предложения на работу в системе ГРАУ. Из этого «урока» я впервые сделал неожиданный для себя вывод, что в руководящем аппарате МО существуют офицеры, техническая грамотность которых совершенно не соответствует проводимым работам и получаемым наградам. Примеров тому оказалось множество. Впоследствии я сам, став чиновником центрального управления аппарата Министерства обороны и непосредственно соприкоснувшись с системой правительственного награждения, получил на всю оставшуюся жизнь отвращение к наградам, включая «лауреатство». Этому немало способствовал мой старший товарищ-фронтовик. «Владимир Иванович, почему Вы свои боевые награды держите на работе в грязном ящике служебного стола и в таком безобразном состоянии?» «А потому, что получал я их не за то, что совершал, а по случаю очередного вселенского причащения, а когда, по моему мнению, чего-то заслуживал, то никаких наград не получал». За более чем 20-летний срок моей работы в Научно-техническом комитете ГАБТУ (ГБТУ) ни один рядовой сотрудник нашего отдела (11 человек: начальник, заместитель, 5 офицеров, 4 вольнонаемных), представленный к награждению за 5-10-летнюю успешную работу (ведущий инженер по машине – офицер или гражданский, не говоря уж об испытателях на полигоне), не получил предназначавшейся ему награды, кроме наград по «случаю». А отделом было отработано достаточно много образцов машин и различной техники, принятых на вооружение и получивших для МО «свои» 5% от выделяемых отделом ЦК КПСС наград для разработчиков от промышленности. Распределение наград в ГБТУ МО публично не оглашалось. Вспоминается и такой эпизод. В 1968 г. главный конструктор комплекса вооружения истребителя танков ИТ-1 А.И. Богданов прибыл в БВО для ознакомления с проблемами освоения нового комплекса в войсках. В программу входило и посещение командующего округом, молодого, 44-летнего генерал-полковника И.М. Третьяка. После непродолжительной беседы, связанной с текущими вопросами освоения, командующий неожиданно предложил проехать на один из ближайших полигонов под Минском и посмотреть стрельбу из ИТ-1. Сам полигон не представлял никакого интереса: трехэтажная деревянная наблюдательная вышка со смотровой площадкой постройки «не первой свежести», километрах в трех – мишень, сплетенная из прутьев, в 100 м впереди – одинокий ИТ-1. В общем, обычная будничная обстановка, если не считать, что все руководство округа разместилось тут же, на смотровой площадке. Правда, ближе к трибуне, чуть справа от направления стрельбы, стояли близко друг от друга (3-5 м) в ряд 10 неподвижных танков (с направленными в сторону поля пушками), не привлекавших особо нашего внимания, так как все оно было сосредоточено на ИТ-1. Стрелял солдат срочной службы, в связи с чем А.И. Богданов, практически никогда не наблюдавший за пусками на протяжении многих лет испытаний, сильно нервничал и непрерывно курил. Последовала команда на проведение пуска, открылся лючок, вышла наверх ПУ с ракетой, оперение раскрылось, появился огненный хвост – ракета стартовала. То, что произошло дальше, вызвало у нас состояние оцепенения, если не шока: через 3-4 с после пуска мы услышали мощный, оглушающий залп танковых пушек роты в направлении полета ракеты. Дальнейшее поразило в прямом и переносном смысле уже не только нас, но и тех, кто стоял на смотровой площадке: стекла этого убого сооружения вывалились и посыпались на смотровую площадку, заставив всех согнуться и прикрыть головы руками. Казалось, что вот-вот рухнет и сама вышка. Обошлось без травм. Ракета, однако, цель поразила, несмотря на то, что командующим, оказывается, была дана команда танкистам сбить ракету, стреляя ей в хвост: таким образом должна была быть разрешена в округе дискуссия о возможности существования дозвуковой ракеты в условиях танкового боя. Созданные условия стрельбы, казалось бы, гарантировали поражение ракеты на траектории. Одновременно решили таким сюрпризом в какой-то степени показать главному конструктору техническую несостоятельность реализованных им принципов. И все же, несмотря на небольшой календарный срок своего существования, истребитель танков ИТ-1 дал достаточно мощный толчок к разработке и появлению полуавтоматических систем наведения ПТУР. Спустя более чем 40 лет после принятия на вооружение ИТ-1, когда полупроводниковая техника вытеснила вакуумную ламповую и практически были решены проблемы с реализацией лучевых систем для управляемых ракет танковой ствольной артиллерии, вопросов истребителе танков, казалось бы, потерял свою остроту. Танки, оснащенные дополнительным ракетным вооружением, в какой-то мере способны взять на себя задачи истребителей танков при правильном применении. Но в линейном танке реализовать все возможности управляемой ракеты практически невозможно в силу их боевого построения и потери многих полезных свойств ракеты за счет ограничений, связанных с реализацией пуска ее через ствол танковой пушки полной баллистики. Все имеющиеся на сегодня описания истребителя танков ИТ-1, как правило, касаются внешних показателей (какая использовалась базовая машина, сколько раз она менялась, конструкция укладки, бронирование блинообразной башни и тому подобные вопросы), не задевая главный из них – чем принципиально отличалось построение системы управления ракетой на этой машине от других, тогда уже принятых на вооружение ПТУР типа «Шмель», «Фаланга» и аналогичных зарубежных образцов. Принципиальное отличие комплекса 2К4 «Дракон» заключалось в том, что впервые человек был исключен из контура управления ракетой. Зачем это делалось? Причин имелось несколько, и все они были достаточно весомы. 1. Как правило, ПТУР оснащались аэродинамическими рулями, и независимо от аэродинамической ее схемы (нормальная, утка и др.) от наводчика требовалась отработка навыка управления, отсутствующего в обыденной жизни – управлять рулями ракеты, которые лишь придают ускорение ракете в картинной плоскости прицела вместо ожидаемого перемещения; более того, ускорение (т.е. любое перемещение пульта, книппеля и др.) приводит к все нарастающей скорости перемещения, затрудняющей вывод ракеты на цель в трехточечной системе наведения. И это надо было реализовывать в картинной плоскости прицела. Только после длительной отработки навыка управления в такой системе наводчик способен интуитивно осуществлять своевременное плавное торможение ракеты для первоначального вывода ее в район ЦМ, а затем удерживать ракету в контуре цели. 2. Человек – достаточно инерционный элемент в системе управления, и реализовать приличную частотную характеристику контура управлении с ним не представляется возможным, что отражается на точности попадания, особенно в движении. 3. Человек также подвержен психическим и физическим воздействиям, степень влияния которых на результат стрельбы зависит от того, в какой сложности контур он включен: в привычном (одно интегрирование на объекте управления, как на танке) или в котором навык управления искусственно наработан и поддерживается путем длительных тренировок. 4. При наличии автоматического контура управления ракетой, как это имеет место в полуавтоматических системах, можно существенно уменьшить ошибки наведения, если к характеристикам ракеты применить повышенные требования по управляемости, собственной частоте и располагаемым перегрузкам. Система управления ракетой ЗМ7 «Дракон» строилась на основе двух составляющих: автоматического контура захвата и удержании ракеты (объекта управления) на ЦМ прицела в картинной плоскости прицела и контура управления ЦМ прицела, в который включался человек и где можно было реализовать любые требуемые от него передаточные функции, не предполагающие длительной отработки на специальных тренажерах, так как они основывались на естественных, природных навыках человека. К такому построению трехточечных систем пришли как наши специалисты, так и зарубежные. В настоящее время такое решение уже давно не вызывает вопросов и стало обычным при создании как командных, так и лучевых систем. В те времена его очевидность вызывала у многих сомнение: одно дело, когда наводчик в поле зрения непосредственно совмещает ракету с целью, и совсем другое, когда есть два контура, в каждом из которых свои ошибки, что, с точки зрения некоторых специалистов, делало это решение проблематичным для реализации. Одновременно предлагались разного рода «улучшения» ручных систем (например, комплекс «Астра» А.Э. Нудельмана, в котором наводчик управлял не рулями, а рамками трехстепенных гироскопов на ракете; однако при наблюдении через прицел добиться этих «ожидаемых» выгод не представилось возможным). Точность, реализуемая автоматическим контуром управления, основывается на двух «китах»: максимально возможных характеристиках ракеты как управляемого объекта, одновременно способного разместиться в укладке боевой машины, и на создании оптико-электронных считывающих устройств положения ракеты в поле зрения прицела с разрешающей способностью менее 0,1 м на предельной дальности стрельбы (менее 0,5 угловой минуты). Первую сложную задачу блестяще разрешил Д.Л. Томашевич. В ходе всех испытаний аэродинамические характеристики ракеты практически не претерпели принципиальных изменений: менялись источники питания, трассеры заменялись лампами, потом лампы трассерами. Легко критиковать размах стабилизаторов, дававших собственную частоту около 5 Гц, обеспечившую срез контура управления где-то на уровне одного герца, но на протяжении всех испытаний мы не имели ни одного случая врезания в землю. Вторая задача решалась с применением передающих телевизионных трубок: на первых порах устройство съема координат (УСК) строилось на видиконе, весьма чувствительной трубке за счет эффекта накопления. Видикон, однако, вносил в контур недопустимое запаздывание, что не позволяло реализовать высокие точности удержания ракеты на ЦМ. Был произведен переход на более «древнюю» трубку – «диссектор», практически безинерционную, на которой и были решены вопросы устойчивой обратной связи в автоматическом контуре управления. Последнюю точку в этом решении поставил И.Л. Алексеев, который удачно применил развертку телевизионного считывающего сигнала в виде небольшого следящего растра, обеспечив должное превышение полезного сигнала над шумами и существенно повысив помехозащищенность комплекса. Конструктивно УСК основывалось на двух независимых каналах слежения днем (в дневном прицеле) и одного канала ночью (ночной прицел). Каналы совмещались с полем зрения наводчика за счет светоделения. Через первый канал дневного прицела обеспечивался «захват» ракеты в конце баллистического участка ее полета (90-150 м), выведение на линию ЦМ и ведение по ней на дальность примерно 500 м, после чего сопровождение передавалось более длиннофокусному каналу до предельной дальности 3300 м. Собственно, сами оптико-телевизионные каналы вырабатывали только угловые координаты ракеты в своих оптических каналах, а аппаратура программно пересчитывала их в линейные отклонения от ЦМ таким образом, что в картинной плоскости ракеты на всем протяжении ее полета как бы формировалась линейная статическая матрица размером примерно 6x6 м. Каждой точке линейной матрицы соответствовало определенное статическое отклонение рулей (перегрузка): в центре – нулевое отклонение, на краях – максимальное, соответствующее располагаемым перегрузкам рулей ракеты ЗМ7 (примерно пятикратная). В командной системе ИТ-1 роль радиоканала заключалась в непрерывной и точной передаче выработанных на истребителе танков команд и достаточном уровне радиосигнала для приемника ракеты. Совершенно дезориентирующими являются применяемые для описания радиоканала ИТ-1 термины типа «управление по радио» (аналогично тому, как в справочниках по ПТУР упоминается «управление по проводам») или, что еще более безграмотно для ПТУР – «по радиолучу». Никакого управления линия передачи команд не производит, а тем более бессмысленно для наземного объекта говорить о каком-то радиолуче. Габариты наземных боевых подвижных объектов исключают любую возможность построения антенных устройств, способных своим излучением не задеть (даже основным лепестком излучения) поверхности земли, независимо оттого, стабилизирован ли он (как на ИТ-1) или нет, как на «Кобре» танка Т-64Б. Форма электромагнитного поля и его напряженность по траектории полета ракеты зависят не столько от линейных размеров антенны, сколько от профиля местности, наличия «местников», переизлучающих в самых разных направлениях относительно направления стрельбы. В частности, за счет происходящей дифракции по линии визирования может происходить настолько глубокая модуляция напряженности электромагнитного поля, что приходится предъявить повышенные требования к модуляционной характеристике (быстродействию автоматического регулирования усиления) приемника ракеты, чтобы радиосвязь по траектории полета не нарушалась. Эти требования усугубляются для сверхзвуковых ракет. Опытная эксплуатация истребителей танков ИТ-1 в войсках подтвердила простоту освоения солдатами срочной службы системы наведения комплекса «Дракон», высокую эффективность попадания и сохранение всех танковых показателей самой машины. Остается только сожалеть, что это направление не было поддержано заказывающими управлениями Министерства обороны и не получило соответствующего развития как средства непосредственной противотанковой поддержки танков наряду с САУ. Калибр ракеты специального истребителя танков не будет диктоваться калибром танковой пушки, и над ним не будет довлеть чисто танковые задачи выхода на какой-то рубеж для ввода мотострелковых подразделений, не будет стоять задача двигаться в атаке в линейном строю танков, а лишь задачи прикрытия от танковых и вертолетных контратак. Вооруженный современными прицелами, дополнительным вооружением в виде малокалиберной автоматической пушки истребитель танков на современной танковой базе может и сейчас найти достойное место в боевых действиях танковых частей и соединений. Во всяком случае, даже ИТ-1 в свое время не имел принципиальных недостатков, неустранимых при его модернизации. Использование управляемых ракет серийными танками в их боевых порядках в абсолютном большинстве не представляется возможным по условиям неудовлетворительной видимости при артиллерийской и авиационной подготовке, постановке дымовых завес, в том числе в результате действия самого танкового вооружения и средств его поддержки, в то время как истребители танков свои задачи могут реализовать с использованием превалирующих высот, на флангах и стыках частей и соединений. ФОТОАРХИВ |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|