"Меньшее зло" - читать интересную книгу автора (Дубов Юлий)Глава 30 ЗахватВопреки уже укоренившейся на кавказских рейсах традиции, посадка в самолёт прошла даже не то чтобы вовремя, а минут на десять раньше. От минеральной воды и пива Илья Игоревич, измученный бессонной ночью и обилием впечатлений, отказался. В иллюминатор ему было видно, как доставившая его прямо к трапу «Волга» разворачивается и направляется к выезду с лётного поля. У ворот «Волга» затормозила, охранник Андрей высунулся и приветливо махнул рукой на прощанье. Вот и всё. Сейчас самолёт начнёт выруливать на полосу, заревут моторы, шасси заскачет по неровному бетонному покрытию, потом задерётся нос, прекратится тряска, все шторки слева задёрнут, чтобы солнце не слепило, и можно будет полтора часа поспать. В Москве встретят, отвезут за город, там пять минут в душе. И потом — доклад. Чего угодно ожидал Илья Игоревич от поездки, чего угодно… Только не этого. Он прекрасно знал, как, не имея ничего за душой, надувают щеки, стараясь повысить свою ценность в глазах собеседника. Сам неоднократно это наблюдал и на старой работе, и среди облепивших Балтийское пароходство коммерсантов. Конечно же, Платону и Ларри дешёвый трюк не нужен. Первое, что пришло Илье Игоревичу в голову во время беседы с Фёдором Фёдоровичем, — разводка. Невероятная, фантастическая разводка. Без смысла, без видимой цели, наглая по Геббельсу. Кроме того, и Федор Фёдорович вроде бы тоже не слишком верил в эту историю и посылал его, Илью, в гости к старым знакомым скорее для очистки совести. Первому серьёзному испытанию его неверие подверглось при встрече с Ларри. Медленно пробивавшиеся сквозь рыжие усы слова неопровержимо свидетельствовали, что Ларри совершенно уверен в произносимом и даже кое-чего не договаривает, чтобы оставить на сладкое. А уж случившееся впоследствии и вовсе зашкаливало. Сама по себе ночная двухчасовая поездка по серпантину могла довести до грани кого угодно. Хотя Илья Игоревич оценил все по достоинству — если уж и прятать человека, то только в таких медвежьих углах, где, кроме бородатых вооружённых горцев, ни одной живой души, и любой пришлый бросается в глаза. Ещё он отметил хорошую профессиональную подготовку Андрея — несколько раз машина останавливалась, охранник выходил, делая Илье Игоревичу извиняющиеся знаки, дескать, приспичило, исчезал в темноте. Водитель тут же выключал двигатель. Через десять-пятнадцать минут Андрей появлялся, кивал, и машина трогалась. — Где ж вы до этого работали? — не удержался Илья Игоревич после очередного появления сопровождающего. — Я не работал, — улыбнулся Андрей одними губами. — Я служил. — А служили где? — В армии. Командир разведроты. — Афганистан? — В том числе. Костик, там, не доезжая моста, будет просёлок влево. Сверни и метров через сто встань. На просёлке пришлось постоять подольше. Андрея не было с полчаса, потом он материализовался из темноты, поманил водителя Костика рукой. Костик вышел, посовещался о чём-то с Андреем, вернулся и вытащил из-за сиденья автомат. — Посидите пока, — посоветовал он. — Мы тут прогуляемся… Причину тревоги Илья Игоревич обнаружил мгновенно. Вслед за ними с горы сползали две светящиеся точки. На середине спуска неизвестный автомобиль остановился, вроде послышалась музыка. Андрей вернулся, сел рядом с Ильёй Игоревичем. — Там наверху раньше было кафе, — объяснил он. — Местные останавливались, шашлыки жарили. Кафе давно разнесли в щепки, а они все жарят… Костик сейчас посмотрит и вернётся. Не тревожьтесь. — А я и не тревожусь, — соврал Илья Игоревич. — Вы зачем осторожничаете? — Низачем. Указание такое. А вот и Костик. Костик кивнул Андрею успокаивающе, отодрал от куртки репейники, пристроил автомат на место и повернул ключ зажигания. — За мостом осторожнее, — предупредил Андрей. — Там стекло. — Знаю. Здание на краю аула архитектурой напоминало сельский клуб. Таковым и являлось. Андрей проводил Илью Игоревича внутрь, посветил фонариком, убедился, что окна плотно забиты и тогда уже зажёг свечу. — Сейчас к вам подойдут, — сказал он. — Если чаю нужно или ещё чего, скажите. Закончите разговаривать, свечку погасите и выходите вон в ту дверь. Вместо ожидаемого азербайджанского террориста в тёмную комнату вошла тоненькая девушка. Она куталась в байковое солдатское одеяло, из-под которого торчали джинсы, заправленные в когда-то бывшие белыми вязаные шерстяные носки. Рыжие волосы выбивались из-под мохнатой папахи. Девушка села за стол рядом с Ильёй Игоревичем, зябко поёжилась и спросила: — Может быть, у вас есть сигарета, пожалуйста? Даже если бы не акцент, само построение фразы отчётливо выдавало англо-саксонское, возможно, заокеанское, происхождение. Лишённый предрассудков Илья Игоревич тем не менее напрягся. — Вы кто? — Джейн Маккой. Американская журналистка. Фрилэнс. — А что вы здесь делаете? Лицо девушки сморщилось, как от звука бормашины. Она закусила губу. — Не знаю, — неожиданно призналась Джейн. — Я сперва думала, что понимаю. А теперь не понимаю. Я жду. — Чего? Девушка пожала плечами. — Чего-нибудь. Жду. Чего-нибудь. Может быть, войны. Возможно, землетрясения. Беды. Или кто-нибудь приедет и заберёт меня. Вот вы приехали. Но вы меня не заберёте. Да? — Мне нужен один человек. Его зовут… Вы знаете? — Знаю. Да. Его зовут Аббас Гусейнов. Только вы его не увидите. — Почему? — Не знаю. Так решили. — Кто? — Те, кто показал вам дорогу. Мне передали, что с вами буду говорить я. — А вы здесь причём? — Я его прятала в Москве. Я привезла его сюда. Я знаю всю историю. Илья Игоревич посмотрел на сидящее рядом тщедушное существо и ощутил мощнейший прилив негодования. Конечно же, государство доведено до полного развала. Но и в этом случае невозможно предположить, чтобы эдакая пичуга, да ещё и иностранка, могла бы беспрепятственно вывезти из Москвы и транспортировать за полторы тысячи километров одного из самых разыскиваемых преступников в новейшей истории. ФСБ. МВД. «Альфа». «Вымпел». Бдительные российские граждане. И вот под носом у них сущий заморыш проводит операцию, которая… Которая — что? Которая необъяснима и невозможна. Будет о чём рассказать Федору Фёдоровичу. Надо всё-таки, чтобы он знал, с каким контингентом вынужден работать и какое наследство досталось ему от предшественников, не к ночи будь помянуты. — Он где? — спросил Илья Игоревич в лоб. — Здесь? Девушка оглянулась на дверь, за которой скрылся Андрей, и покачала головой. — Он был здесь. Ещё утром. Потом я его не видела. — Может, он в другой комнате? — Здесь нет другой комнаты. Здесь вообще нет комнат. Только эта, и ещё подвал, где мы прятались днём. Больше ничего. Здесь его нет. И в подвале тоже нет. — Ну тогда, — решительно заявил Илья Игоревич, — разговаривать не о чём. Я приехал специально, чтобы увидеться с Гусейновым. Он оглянулся и увидел стоящего рядом Андрея. Тот, как и положено настоящему разведчику, появился совершенно бесшумно, даже старые половицы не скрипнули. — Илья Игоревич, — сказал Андрей. — Вы вправе уйти, и мы немедленно отвезём вас обратно. Однако присутствие здесь госпожи Маккой в Москве ни с кем не обсуждалось. Про неё вообще никто не знает. Ларри Георгиевич просил вам передать, что ваша встреча с ней есть жест доброй воли с его стороны и демонстрация наивысшего доверия. Поговорите. Если у вас после этого возникнет необходимость увидеть ещё кого-то, скажите мне. Попробую организовать. Чаю не желаете? Он бросил на стол полиэтиленовый пакет с батарейками и снова скрылся за дверью. Дженни протянула Илье Игоревичу диктофон и четыре кассеты. — На них поставлены номера. Здесь записано всё, что он рассказал, около двух часов. Потом мои комментарии. Многое из этого уже на серверах, готово к передаче в Интернет. Достаточно нажать кнопку. — И кто будет нажимать? — Я оставила все инструкции… Одним людям… Я больше не принимаю решений. Я жду. Илья Игоревич испытующе посмотрел на девушку, убедился, что психологически она находится в весьма тяжёлом состоянии, надел наушники и включил диктофон. Когда кассеты закончились, Илья Игоревич встал и прошёлся вокруг стола. — Я всё понял, — сказал он. — Но у меня совершенно другой вопрос. Вернее — два вопроса. Можно? Первый вопрос такой. Вы с ним сколько-то дней прожили в Москве и, насколько я понимаю, около месяца здесь. Лучше вас его вряд ли кто знает. Скажите честно, что из этого правда? — А как вы сами думаете? — Не знаю, — признался Илья Игоревич. — Вернее сказать — даже не хочу знать. Если хотя бы половина и если документы, которые вы зачитываете, действительно существуют в природе и могут быть предъявлены, то это катастрофа, равной которой в истории России не было. Знаете весёлую птичку — страуса? Как что не так — голову в песок. Так вот. В этой ситуации не то что голову, а самому хочется в песок зарыться метра на три и пожить там лет десять-пятнадцать, пока все это не пройдёт. Но вы мне не ответили… — Вы же сказали, что не хотите знать. — Не хочу. Но у меня поручение. — Это — правда. Он — не плохой, не хороший. Он просто ещё не человек, он как ребёнок. Сэвидж. Он хочет есть — он кричит. Он хочет женщину — он идёт ко мне, садится на кровать. Я его прогоняю — он возвращается к себе, ворчит. Мне показалось даже, что мастурбирует. Он хочет спать — требует, чтобы было тихо, хочет разговаривать — будит меня, начинает рассказывать, как он служил в армии. Он хитрый, но безобидный. Может сказать, что у него болит живот. Это чтобы я к нему подошла. Тогда он начинает приставать. Я ухожу, он снова ворчит, потом опять делает это. Но он не умеет врать. Я точно знаю. Я видела документы, говорила с ним. Много говорила. Это — правда. — Понятно, — сказал Илья Игоревич. — Это понятно. Ещё вопрос, если позволите. Вот вы угодили в эту историю. И как вы себя чувствуете? Не жалеете? — Это моя работа, — глухо ответила девушка, будто сквозь вату. — Я знаю — это сенсация. И потом ещё — это правильно, если я обо всём этом расскажу. Потому что такие страшные вещи не могут оставаться сами по себе, про них должны узнать люди. Но это я раньше так думала. Может быть, я и сейчас так думаю. Но теперь я уже ничего не хочу. Я просто жду. Я устала и не могу больше. Я приехала, как в лагерь бойскаутов. Сначала думала, что интересно — заброшенный дом в горах, свечи, подвал. Незнакомый мужчина, дикарь, жертва КГБ. Простите, ФСБ. А потом я поняла, что я так не могу. Там внизу у нас есть такое ведро, вы понимаете? И мы вдвоём. И он слышит все, и я слышу все. И так один день, потом второй, потом неделя. И никто не говорит, когда всё закончится. Илье Игоревичу стало жалко девушку. Она, повинуясь дурацким законам профессии и руководствуясь непостижимым для взрослого человека детским легкомыслием, угодила в мир, в котором женщинам и детям места не было. В этом мире пахло порохом и кровью, в нём человеческие жизни считались сотнями и без колебаний укладывались на дымящийся алтарь. В этом мире не было ни друзей, ни врагов. Были лишь объективно посчитанные аргументы «за» и «против». И аргумент со знаком минус подлежал немедленному опровержению — ножом, пулей или бомбой. Но делать нечего, она уже живёт в этом мире и занимает в нём отведённое для неё место — грязный и холодный подвал, рядом с явно презираемым ею человеком, которого она, рискуя жизнью, притащила сюда через пол-России, и вместо унитаза они используют усиливающее звуки оцинкованное ведро. Ещё Илья Игоревич от всей души пожалел Федора Фёдоровича. Из приблизившегося тупика был только один выход — немедленный арест всего ближнего окружения и беспристрастное следствие, которое и должно установить, кто отдавал приказ взрывать дома с собственными гражданами. Но даже и по этому пути от подозрений и шёпота за спиной не уйти, да и Федор Фёдорович, при всём уважении, которое Илья Игоревич к нему испытывал, явно не обладал качествами, необходимыми для подобных решительных шагов. А значит, остаётся только ждать, просыпаясь по ночам от бешеного сердцебиения. Ждать, когда рванёт эта убойная информация, уже разбросанная по десятку серверов. Платона и Ларри он тоже пожалел. Правильный руководитель, верно оценивая угрозу для страны и себя лично, а также реальный цейтнот, приказал бы немедленно сбросить на этот регион атомную бомбу средней мощности. Республикой больше, республикой меньше — какая, к чёрту, разница. Зато одним ударом удастся избавиться и от свидетеля, и от журналистки, и от рыжего грузина, который точно знает, какую кнопку надо нажать, чтобы серверы погнали документы во всемирную паутину. Но это решение принято не будет, поэтому в данном случае жалость носила, скорее, академический характер. Единственно кого Илья Игоревич не успел пожалеть, так это себя. А зря. Выруливая на полосу, самолёт вдруг резко встал, так что пассажиров ощутимо тряхнуло. Начавший было дремать Илья Игоревич выглянул в иллюминатор. Он увидел «уазик», из которого вылетали бородачи с автоматами и в зелёных головных повязках. Через минуту они заполнили салон. — Вставай, — гортанным голосом сказал старший. — Вставай. Вещи твои где? Два удара — один под дых, второй по печени. Чёрный мешок на голове. Заломленные за спину руки, лязг наручников. Команда: — Продолжайте полет. Аллах акбар! |
||
|