Россия и Запад глазами друг друга

Американское руководство, официальные и частные консультанты глубоко вовлеклись в осуществление российских экономических реформ, самонадеянно приняв на себя большую долю ответственности за радикальное переустройство тысячелетнего образа жизни огромной страны. Этим было предопределено, что неудачи и издержки реформ будут ассоциироваться в России с американским участием и неизбежно отразятся на ее отношениях с США. В то же время на мировой арене Вашингтон вел себя по отношению к России как к побежденной державе — как к Советскому Союзу, проигравшему "холодную войну", усиливая тем самым будущую негативную реакцию российской стороны.

Поступать же следовало как раз наоборот: меньше вмешиваться во внутренние российские преобразования и больше считаться с законными внешними интересами России в новых условиях, развивать уважительное и равноправное сотрудничество с Москвой, создавая тем самым максимально благоприятные внешние условия для российских реформ. Такая политика имела бы шанс, если бы в Вашингтоне присутствовало большее понимание исторической динамики внутреннего устройства и внешней политики России.

Судя по всему, в политическом сообществе США сложились две основные группы по отношению к России (в Западной Европе расклад значительно сложнее, но она все еще по-крупному не занимает в этом вопросе самостоятельной от США линии). Одна из них, которую четче всего представляет на официальном уровне С.Тэлбот (в академическом сообществе Дж. Сакс, Т.Гади, Дж. Израэл), исходит из того, что внутренние реформы по предписанному плану автоматически устранят все проблемы из российско-американских отношений, что следование в фарватере США лучше всего отвечает российским национальным интересам, любые же проявления иной позиции со стороны Москвы — суть рецидивы имперского мышления или давления "красно-коричневых", которые нужно снимать, опираясь на экономическую зависимость, политическую слабость другой стороны и на личные отношения с ее лидерами.

Другая группа, яркими представителями которой являются Г.Киссинджер, З.Бжезинский, С.Хантингтон, полагает, что никакие внутренние преобразования не сделают Россию в полном смысле "цивилизованной" страной и полноправным партнером Запада и что в силу своей природы и геополитического положения она всегда будет представлять угрозу соседним народам. Поэтому они призывают оказывать на Москву и далее политическое давление, жестко ограничивать ее внешнюю политику, пользоваться экономической зависимостью и военным параличом России, чтобы максимально ослабить ее и навсегда устранить как самостоятельную фигуру в политической игре на континенте Евразии.

Обе группы неправы, но по-разному. Ибо демократические преобразования в России (и вовсе не обязательно по американским рецептам) положат конец ее антагонистическим отношениям с окружающим миром, однако ее внешние интересы обязательно будут сохранять свою специфику и далеко не во всем совпадать с западными. В таких случаях требуются нормальные и равноправные переговоры для выработки компромиссного решения, причем иногда и США придется признавать справедливость доводов другой стороны. Конечно, в Америке есть широкий круг политиков и ученых, не входящих в указанные две группировки и правильно понимающих всю сложность ситуации. Однако не они определяли в последние годы политику США в отношении России. Сначала почти полная монополия была у первой группы, а в последнее время на ведущие позиции выдвинулась вторая — под влиянием глубокого кризиса российских реформ и растущих внешнеполитических трений между Москвой и Западом.

В первые годы после "холодной войны" Москва в основном следовала в мировых делах за США, сосредоточившись на внутренних реформах и игнорируя свое неустойчивое внешнее окружение на постсоветском пространстве. Но это не могло продолжаться долго. Россия не была побежденным государством, ее географическая близость и историческая вовлеченность во многие региональные конфликты, так же как международный статус одной из великих держав, сделали для нее невозможным бесконечное пассивное следование в фарватере Запада. А молодая российская демократия вынесла неприятие такого курса на гребень внутренней политики страны.

К тому же, США (и в меньшей степени их союзники) проявляли склонность принимать как должное покладистость России и в ряде случаев открыто ущемляли ее достоинство, игнорируя или подавляя ее скромные попытки отстаивать свою собственную позицию. Это проявилось в ходе односторонне антисербских операций по принуждению к миру в Боснии, в произвольных воздушных ударах США по Ираку, блокировании сделки России с Индией по ракетным технологиям и по передаче оборудования для ядерного реактора Ирану, в вытеснении России из проекта по строительству атомного реактора в Северной Корее, в выкручивании рук Москве в договоре СНВ-2, уточнении договора ПРО и пересмотре договора ОВСЕ.

Но сильнее всего это было продемонстрировано в связи с проблемой расширения НАТО на восток, которая безусловно стала поворотным моментом отношений Запада и России периода после "холодной войны". Одновременно этот вопрос ознаменовал глубокий сдвиг в настроениях внутри России, начало формирования там вполне демократического, но весьма антизападного и еще более антиамериканского внутриполитического консенсуса по важнейшим проблемам внешней политики.

При наличии острых разногласий практически по всем мало-мальски существенным темам внутренней жизни, в России за последние два года сложилось широкое согласие относительно того, что расширение НАТО на восток не только противоречит интересам безопасности России, но и нарушает некоторые общепринятые правила, в соответствии с которыми была прекращена "холодная война". Когда Москва согласилась на объединение Германии и сохранение членства последней в НАТО, роспуск Варшавского Договора, а затем и Советского Союза, пошла на сокращения своих ядерных и обычных сил, более глубокие, чем Запад (по договорам ДОВСЕ, СНВ-1 и СНВ-2), согласились на поспешный вывод полумиллиона своих солдат из удобных казарм в Центральной и Восточной Европе в палаточные городки в России, — никто не потрудился предупредить россиян, что в результате всех этих уступок и жертв НАТО, самый мощный в мире военный союз, начнет приближаться к российским границам.

Россия не против НАТО как таковой, но она предпочла бы, чтобы этот военный союз нашел для себя иные функции в период после "холодной войны", чем расширяться до ее границ без какого-либо убедительного или ясного тому объяснения. После парижской и мадридской встреч в верхах в мае и июле 1997 г. первостепенный и основной вопрос в сознании россиян остается нерешенным: если НАТО расширяется как крупнейший военный союз, то какова угроза новым государствам-членам, которая могла бы оправдать такое расширение (оставляя в стороне "исторические обиды", в которых и у России нет недостатка)? Если же, с другой стороны, НАТО расширяется в своей новой роли, как основа новой европейской системы безопасности и поддержания мира, — то отчего такая поспешность, и почему отмахиваются от мнения Москвы? Экспансия НАТО на восток рассматривается сегодня в России в лучшем случае как ошибочная политика, чреватая осложнениями и новыми противоречиями. А в худшем — как осуществление "большого замысла" по окружению и изоляции России, получению подавляющего стратегического превосходства над ней и в конце концов расчленению самой России, чтобы раз и навсегда покончить с ней как современной державой. Натовская встреча в верхах в Мадриде, формально давшая старт процессу расширения, вполне может оказаться поворотным пунктом периода после "холодной войны", который серьезно укрепит позиции сторонников жесткой антизападной линии в Москве и положит начало новому циклу дистанцирования России от Запада.

Противодействовать дальнейшему расширению НАТО или добиться, чтобы оно обошлось как можно дороже, — это воспринимается многими как жизненный интерес России. Кстати, к данному вопросу полностью применимо следующее мнение, изложенное Генри Киссинджером: "…Жизненно важный интерес — это изменения в международном окружении, которые с такой большой вероятностью приведут к подрыву национальной безопасности, что им следует противостоять независимо от того, какую форму принимает угроза или сколь законными основаниями она внешне прикрывается." [14] По иронии истории, в отличие от многих случаев в прошлом (в конце 40-х, начале 60-х или конце 70-х годов), на этот раз для возникающей трещины в отношениях нет осязаемых геополитических или идеологических причин, кроме самоуверенности Запада, его пренебрежения законными интересами безопасности России и готовности руководства США за их счет решать свои частные внутриполитические (в том числе предвыборные) проблемы.

Вместе с тем нельзя не отметить "вклада" в это со стороны самой России. Дезорганизованность и непоследовательность ее внешнеполитического курса, разительное расхождение слов и дел, шарахание из крайности в крайность и в "ближнем" и в "дальнем зарубежье", провалы внутренних реформ, глубокий экономический кризис, растущая финансовая зависимость от Запада, дезинтеграция военного потенциала, не говоря уже о преступной войне в Чечне и беспрецедентной коррупции на всех уровнях власти, — резко убавили за рубежом стимулы рассматривать Москву в качестве ответственного и важного партнера, декларации которого следует принимать всерьез и с интересами которого нужно считаться. Смена руководства российского МИДа в начале 1996 г. и Министерства обороны в середине 1997 г., конечно, заметно улучшили ситуацию в плане выработки самостоятельной военно-политической линии государства. Но это не могло решить и не решило коренные ее проблемы.

Примером таких проблем является то, что экономические интересы России часто идут вразрез с ее геополитическими и стратегическими потребностями, в особенности в отношениях с "большой семеркой" и МВФ. Предоставляемые ими кредиты Россия использует для того, чтобы покрывать часть огромного ежегодного дефицита своего бюджета и сдерживать уровень инфляции (несмотря на продолжение экономического спада и сокращение поступлений в бюджет). Это резко сужает свободу маневра внешней политики Кремля, но не выводит экономику и бюджет из кризиса.

Кроме того, децентрализованность формирования политики позволяет влиятельным российским банкам и корпорациям преследовать свои интересы во внешней политике, невзирая на стратегию Москвы. Например, могущественный "Газпром" увеличивал экспорт газа на запад (Германия, Польша, Прибалтика) несмотря на усиливающиеся противоречия по поводу расширения НАТО и жесткие предупреждения Президента Ельцина. Хуже того, высшие правительственные чины из Москвы всячески давали понять за рубежом: мол, не принимайте эти декларации всерьез — они на потребу внутренним "ястребам". Другие высокопоставленные чиновники не нашли ничего лучше, как пугать Запад приходом к власти в России "красно-коричневых" из-за расширения НАТО, тем самым пытаясь свалить на чужую голову российские внутренние дела и укрепляя мнение о необходимости расширения НАТО в свете российской непредсказуемости и "взрывоопасности".

Попытки Москвы смягчить напряженность в отношениях с Киевом то и дело ставились под удар "Газпромом", настаивавшим на том, чтобы потребовать от Украины выплаты долгов за энергоносители. А военно-морское командование саботировало договоренности по флоту и базам, при поддержке видных региональных лидеров и некоторых МИДовских чиновников. Вразрез с генеральной стратегией Москвы направить нефте- и газопроводы из Закавказья и Центральной Азии по российской территории "Газпром" присоединился к проекту строительства газопровода из Туркмении на юг через Афганистан и Пакистан, чего всегда добивались США и Великобритания. Причина — "Газпром" опасается конкуренции со стороны Туркмении в экспорте газа на Западную и Центральную Европу в случае, если газопровод прошел бы прямо на запад через российскую территорию. [15]

То же относится и к крупным поставкам российской оборонной промышленностью вооружений Китаю (в частности, зенитно-ракетной системы С-300 и истребителей Су-27 и МиГ-31), которые могут лишить Россию ее главного преимущества перед Китаем в обычных вооружениях — превосходства в воздухе. Еще пример: недавнее сближение Москвы с Азербайджаном в результате лоббирования со стороны российских нефтяных компаний (прежде всего, "Лукойла"), заинтересованных в разработке каспийского нефтяного шельфа и получении прибылей от него, без учета интересов безопасности Армении — единственногох искреннего и надежного союзника России на постсоветском пространстве.

И все же, при всех своих издержках, эти новые черты формирования политики характерны для демократического государства с его группами интересов, соревнующимися друг с другом и лоббирующими в средствах массовой информации и законодательных органах. В России формируется открытая система выработки политики с участием широких кругов политической элиты, хотя на нынешнем раннем этапе она все еще дезорганизована, плохо структурирована, да и глава государства не отличается последовательностью или глубокомыслием. Как бы то ни было, эта новая система представляет резкий контраст с прошлым, когда советская политика была жестко подчинена ясно понимаемым и всеми разделяемым целям, даже если цели были ошибочны, а политика в целом — неуклюжей и неэффективной.

Еще одно важное новое явление в том, что факторами российской внешней политики стали независимое общественное мнение, средства массовой информации и демократически избранный парламент. Правда, в большинстве случаев по внешней политике и безопасности парламент придерживается более жесткой линии, чем исполнительная власть. В Государственной Думе существует оппозиция признанию территориальной неприкосновенности и суверенитета Украины, Молдавии и Грузии, заблокировавшая ратификацию договоров с этими государствами. Ратифицировав, наконец, Конвенцию о запрещении химического оружия (октябрь 1997 г.), парламент все еще противится ратификации договора СНВ-2 и других соглашений по разоружению. Он принял резолюции в поддержку Ирака против ООН и против американской политики в Персидском заливе.

И все же важно иметь в виду, что эти позиции, пусть неправильные, имеют под собой вполне реальные основания. Одна из них — рассматривавшаяся выше политика США в адрес России, которая у многих в российском парламенте вызвала обиду и жесткую критику по поводу того, что представлялось прислужнической и унизительной позицией исполнительной власти в отношениях с Западом. Вторая причина — отсутствие какой-либо действенной или последовательной политики Москвы на постсоветском пространстве, ее неспособность уменьшить нестабильность, конфликты, антироссийские настроения, дискриминацию этнических русских и неумение противостоять там растущему влиянию извне (в частности, серьезным раздражителем стала серия военных учений НАТО совместно с Украиной, Молдавией и Грузией).

Третий фактор — противоречивость политики правительства в вопросах безопасности, когда бюджет не обеспечивает достаточного финансирования ни для выполнения соглашений по разоружению (выделяется, как правило, 20–30 % от необходимого), ни для поддержания надежной обороны в рамках соглашений по контролю над вооружениями, ни для проведения военной реформы согласно планам Министерства обороны, утвержденным Президентом.

И наконец, что не менее важно, — растет оппозиция общему курсу экономических реформ, которые прочно ассоциируются с активным участием США и постоянным давлением МВФ и Всемирного Банка. Анализ макроэкономической политики и нынешнего экономического и социального кризиса в России не входит в задачу данной работы. Однако очевидно (и финансовый крах 1997 г. был тому ярким свидетельством), что политика так называемой "макроэкономической стабилизации" окончательно и полностью провалилась. Она не может активизировать экономический рост, "невидимая рука рынка" не работает. Продолжающийся экономический спад — результат высоких налогов, недостатка государственных субсидий и высоких процентных ставок государственных ценных бумаг — каждый год все более снижает поступления в бюджет, ведет к секвестрированию, еще большим неплатежам и долгам, дальнейшему спаду. Эта экономическая политика и кризис — главные причины плачевного сотояния российского здравоохранения, образования, социальной защиты, культуры и науки, обороны и военной реформы.

Кроме того, этот курс лежит в основе унизительной экономической зависимости России от Запада, слабости ее позиций в отношениях с другими странами в вопросах политики и безопасности, а также уязвимости России в постсоветских зонах ее жизненных национальных интересов. Все это — принципиальная отправная точка для жесткой оппозиции правительству в новой политической элите, и в частности — в парламенте. Это же — и плодородная почва для антизападных настроений и неонационалистических идей в российском политическом сознании.

В отношении США, и в какой-то степени Запада в целом, в российской политической элите в настоящее время имеются три основные группы, вовсе не обязательно разделенные партийными рамками или разграничением между ветвями власти, ее федеральным и региональными уровнями. Одна — малочисленная и почти невидимая в публичной политике, но все еще весьма влиятельная во внешнеэкономических отношениях России, которые ощутимо воздействуют и на ее внешнеполитическую линию. Это последователи безоговорочно прозападного курса Гайдара-Чубайса, практически лишенные общественной поддержки в стране.

Другая — это растущая под влиянием внутренних и внешних процессов последних лет группировка разнородных сил левой и националистической направленности (включающая, кстати, немало представителей бизнеса, финансовых кругов, влиятельных региональных лидеров и чиновников исполнительной власти). Она считает, что Россия сможет увеличить свой вес в мире только за счет более жесткой и властной линии в постсоветском пространстве и переориентации на таких партнеров, как Китай, Иран, Индия. Экстремистское крыло этой группировки прямо призывает к союзу с Ираком, Ливией, Кубой, Северной Кореей против США и их союзников. Для первой группы универсальной точкой отсчета является безусловное следование за Западом, какие бы ошибки он ни совершал. Для второй (особенно ее радикального крыла) — "всепогодным" ориентиром служит тот же репер, но только со знаком "минус" — безоговорочное противодействие Западу везде и во всем, какими бы глупостями и ущербом это ни оборачивалось для собственных интересов своей страны.

Наконец, третья группа, тоже весьма неоднородная, но исключающая экстремистов с любой из сторон, полагает, что Россия должна ясно определить и последовательно отстаивать свои собственные национальные интересы, сообразуясь со своим новым геополитическим положением, потребностями безопасности и наличными ресурсами. Выступая за дальнейшее демократическое развитие страны, эта группа считает, что в ряде случаев интересы России и Запада могут объективно расходиться, но в отличие от времен "холодной войны" такие разногласия поддаются компромиссному решению — при условии, что Москва убедительно и без разноголосицы выразит свою позицию, а другая сторона признает право России на собственные интересы. При этом экономика и политика не должны идти в разных направлениях, а стремление к равноправному сотрудничеству с Западом не отменяет, и даже предполагает развитие связей России по другим азимутам в рамках норм международного права, договоров и резолюций ООН, даже если это не одобряется кем-то в Вашингтоне.

В начале 90-х годов первая группа безусловно имела практическую монополию на внешнюю политику, широкую опору в общественных кругах и полное доверие высшей власти. Ближе к середине десятилетия эта "команда" резко ослабла и поредела, но значительно усилилась вторая группировка, особенно в парламенте и общественном мнении. Курс высшего руководства заколебался, стал эксцентричным и непредсказуемым. К концу декады относительно укрепилось третье направление, как умеренное и консолидирующее общество. Но если можно с уверенностью сказать, что первая группа окончательно обанкротилась, то будущее третьего направления остается во многом неопределенным и вызов ему со стороны второй группировки далеко не снят с повестки дня. Дальнейший ход дел будет решающим образом зависеть от экономического положения внутри страны, состояния высшей власти и, в большой мере, от политики Запада в отношении России.

Было бы глубоко ошибочно объяснять существующие антизападные настроения в России влиянием коммунистов или националистов, недоразвитостью российской демократии или синдромом традиционного великорусского шовинизма, мессианского сознания или возрождением "русской идеи". Все это — реальные факторы политической и интеллектуальной жизни сегодняшней России, но они являются в гораздо большей степени следствием, чем движущей силой этой жизни. Это прежде всего реакция на провалы российской внутренней и экономической политики, неудачи в постсоветской и посткоммунистической региональной стратегии, это ответ на высокомерное обращение со стороны США. Короче, это признаки нынешней слабости России, а не силы; неуверенности и страха перед будущим, а не коварных замыслов восстановления советской или российской империи.

Сейчас, когда Россия слаба, политика выкручивания рук может позволить США и "большой семерке" достичь сиюминутных целей, но посеет семена обиды и разочарования, что вызовет лавину еще более серьезных противоречий и конфликтов между Россией и Западом в более отдаленном будущем.