Глава 3:

Шаги оторвались

от человека.

Он нарушил ритм,

вглядываясь в луну.

Г. Коэлет "Против видения"

— Марина Игоревна…

— Да, — Обернувшись в темном коридоре, я увидела лишь черный, обрисованный на фоне окна силуэт того, кто ко мне направлялся. Однако фигура была достаточно "самобытной", чтобы я узнала оперуполномоченного Александрова по одним очертаниям. Мне он всегда напоминал мультяшного героя, только так и не определилась какого: толи длинного брата из парочки "Лелик и Болек", толи одного из персонажей "Приключений Незнайки" — имя, увы, не припомню. Был он высок, а вернее сказать, длинен, сухопар, имел каплеобразное лицо, с острым подбородком, большие оттопыренные уши и острый нос с утолщением-"кнопкой" на конце. Добавьте сюда еще и черные прилизанные волосы. При этом, несмотря на комичную внешность, Александров был мужчиной серьезным и одним из самых умных и въедливых сотрудников в управлении.

— Марина Игоревна, я съездил на повторный осмотр в морг.

— Нашли что-нибудь? — Я мысленно вздохнула: не хотелось тратить время на не связанную с моими непосредственными делами проверку. А опера как начнут докладывать — слушать — не переслушать. Но что поделаешь…

— Нет.

Ответ показался мне каким-то неуверенным.

— Досадно. — Но на самом деле я ничего другого и не ожидала.

— Я хотел бы показать вам кое-что.

— Что, протокол? — С ходу предположила я. Обычно оперативники, особенно младшие, не слишком сильны в "бумажных" вопросах, и часто просят проверить составленные ими документы. Александрову, правда, раньше подобная помощь не требовалась. — Вы опытный сотрудник, я на вас полагаюсь. Тем более, ведь ничего не обнаружено?

— Нет-нет, я хотел показать кое-что на месте осмотра.

Тут я нахмурилась. Если начальник будет таскаться на каждое место происшествия, ему некогда будет заниматься своими прямыми обязанностями. Проверка доследственная, значит, и осмотр проводит орган дознания. С другой стороны есть указания прокуратуры, и вообще материал взяли на контроль…

— Что там такое, что понадобилось мое личное присутствие? Лазарев с этим разобраться не может?

— Лазареву я не стал докладывать. — Опер явно был в смущении, я только никак не могла сообразить, из-за чего.

— У меня и машина прогрета… — Необычные просящие интонации в голосе, старшие оперуполномоченные так не разговаривают, даже с собственным руководством. — Только надо торопиться, пока снег не пошел. А то заметет.

— Да, что вы там такое высмотрели?

— Помните, что санитар говорил, тот, что дежурил на вахте?

— Ну, конечно. Такую околесицу разве забудешь. Пьяные бредни.

— В том-то и дело… В общем, чтобы быть уверенным, я хотел, чтобы кто-то еще взглянул на это. Хотя, может вы и правы, и ехать не стоит… — Александров заколебался. Но как только он пошел на попятный, мне, как со мной часто случается, тут же показалось крайне важным поехать-таки в морг, посмотреть, что привело в замешательство опытного сотрудника.

— Едем. — Решилась я. Заскочила в кабинет, чтобы надеть шубу, шапку. Тщательно застегнулась, несмотря на то, что машина, по словам опера, стояла прямо во дворе УБОПа. Не хотела перебегать улицу в шубе нараспашку, так недолго и пневмонию заработать.

Александров ездил на "Пежо" несуразного сине-зеленого цвета. Зато в салоне, как и было обещано, можно было спокойно снять перчатки и даже шапку. Впрочем, я этого делать не стала. Объезжая пробки на проспекте, долго тряслись по колдобинам в каких-то переулках, потом перед самым мостом вывернули на главную дорогу и влились в медленно движущийся поток.

— Так что, скажете мне, наконец, что такое вы там узрели? — Спросила я, когда мы перебрались за реку и ряды автомашин значительно поредели.

— Сами увидите.

— К чему столько тумана? — Не замечала прежде в характере Александрова тяги к загадочности. Чудит опер. Я недовольно хмыкнула, но не возвращаться же назад с полдороги? Александров за рулем отмалчивался, так в молчании мы и подъехали к свертку, ведущему к остановке на задах у ГУЗа. Не доезжая остановочного павильона, оперативник затормозил. Вслед за ним выбралась из салона. Ветер с реки, чье русло пролегало в десятке кварталов отсюда, ухитрялся миновать плотную застройку и, в точности как мне и представлялось, во всю задувал над пустырем. Но поземки не было, снег успел слежаться в сероватый наст. От больничных корпусов к остановке вела узкая тропинка. Вдвоем мы прошлись по ней метров восемь, в утоптанную поверхность вмерзло немало следов, но все явно давние, времен последней оттепели, случившейся до нового года. Александров, идущий впереди, остановился. Здесь тропинка делала полупетлю, огибая сугроб, образовавшийся вероятно на месте кучи мусора или земляного отвала — хотя стройка кончилась больше десятка лет назад, они тут еще встречались. Но кто-то из прохожих не захотел делать крюк, пунктир его следов взбирался прямиком на снежный холмик.

— Придется пройтись по сугробам. — Извиняющимся тоном сообщил мой спутник и первым опустил ботинок на хрупкий наст. Нога провалилась примерно до середины щиколотки — неприятно, но "не смертельно", сапоги у меня были под самое колено, так что можно не бояться, что снег набьется за голенища. Подобрав подол, побрела за Александровым, стараясь ступать в уже проложенные им ямки. Одолеть подъем на холмик, выглядевший с протоптанной дорожки таким маленьким, оказалось не самым простым делом.

— Вот. — Опер наконец остановился, сделал шаг в сторону, пропуская меня на свое место, и указал на ямку в снегу — след ноги. Позади нас тянулась цепочка таких же. С небольшим отличием: четкий оттиск на дне овального углубления был сделан босой ногой. Чуть растопыренные пальцы образовывали венчик над вытянутым отпечатком стопы. В одном месте, мне показалось, я различила даже капилляры.

Склонившись, с минуту внимательно рассматривала след, Александров выжидательно замер рядом.

— Что ж, — распрямляясь, усмехнулась я, — намек понятен. Как там сказал санитар: пошли голышом через пустырь к остановке? Но их же семнадцать было, что же остальные не наследили?

— Они шли след в след. Там, чуть дальше будет хорошо видно. — Он сделал еще несколько шагов вдоль следа, я со странным чувством неправильности всего происходящего прошла за ним. Здесь снег оказался более рыхлым, края ямки обвалились и на образовавшейся в углублении подушке веером отпечатались пальцы не менее двух правых ступней.

— Да, следы босых ног зимой — конечно необычно. Но не мертвецы же их оставили?! — Чуть более раздраженно, чем хотелось, заметила я. — Есть же у нас секция моржей в городе…

— До реки довольно далеко. — Заметил Александров.

— Может, они босиком трусцой бегают. Вы проследили, куда эти следы ведут, в смысле, откуда начинаются?

— От автостоянки за моргом. — Голос опера звучал мрачно. — Там поверх тротуара снег тоже утоптан, но на газоне сугробы вроде здешних.

Я некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Сто против одного, что эти следы не имеют к ночному происшествию в морге ни малейшего отношения, даже двести против одного! Но какой бы ничтожной не была вероятность, раз уж мы набрели "на след", требовалось его проверить. Я представила, как будет звучать мой звонок в управление: "Это Рольская. Пришлите пожалуйста сотрудника со служебно-разыскной собакой к ГУЗу. Что случилось? Да мы тут обнаружили следы мертвецов, нужно установить, куда они направились…" Бред. Если действовать, как предписывает инструкция, над нами будет ржать вся милиция (досрочно провожая на пенсию "по состоянию здоровья").

— Сфотографировали следы? — покосилась я на Александрова.

— На мобильник. — Подтвердил тот.

— Что думаете предпринять? — Я ненавязчиво подсовывала роль посмешища своему коллеге, в конце-концов, это все еще не мое расследование. — Собаку вызывать не пробовали?

— Мороз под тридцать. — Покачал головой опер. — При такой температуре собака запах учуять не сможет. К тому же, я лично прошелся вдоль всего следа — он обрывается на автостраде и по другую сторону дороги ни одного отпечатка нет. Я осмотрел обочины метров на пятьсот в обе стороны. Видимо их ждала машина.

— Да, вероятно. — Мы рассуждали о мертвецах и ждущем их автомобиле, как о чем-то естественном. На самом деле ничего подобного не было, и быть не могло. Но собаку все же следует вызвать. И эксперта — чтобы снял слепки со следов. И месяц потом, если не больше, терпеть глумливые ухмылки сослуживцев: "Ну что, Марина Игоревна, как там ваши мертвецы, далеко убежали?" Какого черта, Александров опытный сотрудник, он же сказал, что при таком морозе собака след не возьмет!

— Как считаете, имеет это отношение к нашему делу? — Александрова роль посмешища тоже явно не прельщала.

— Не знаю. — Честно призналась я. — Наверняка это все же были любители зимнего закаливания. А нормальных отпечатков, то есть подошв обуви, вы рядом с этими не находили?

— Нет.

— Тогда… Вы составили протокол осмотра?

— Да, но эти следы там не указаны.

— Почему?

— Ну-у, я набрел на них не сразу. Понятые уже ушли…

— Понятно. — Я вполне могла понять опера, но брать на себя ответственность за его решение мне не хотелось.

— Послушайте, вы показали мне отпечатки. Они действительно э-э-э-э… странные. И, что с этим делать я вам дать совет не смогу, определяйтесь сами.

— Может это чья-то шутка? — С надеждой предположил мой спутник. — Кто-то еще услышал историю вахтера, решил приколоться.

— Очень может быть. — Согласилась я. — Как бы то ни было, ничего нового эти следы нам не дают. Отпечатки протекторов на проезжей части, если здесь действительно останавливалась машина, мы все равно не обнаружим, трасса оживленная, кто знает, сколько транспорта проехало здесь с ночи.

— Точно. — Александров был рад хоть такой поддержке. — Жилых домов поблизости нет, так что опрашивать, видели ли стоящий у обочины автомобиль, некого.

— Вам решать. — Еще раз подчеркнула я. — Но фотографии на всякий случай сохраните.

— Конечно.

Не сговариваясь, мы повернулись и подгоняемые морозом, двинулись к машине. Возвращаясь по собственным следам, напоследок бросила взгляд на босой отпечаток, глупый и неуместный посреди снежных наносов.

Всю дорогу назад меня не оставляло гнетущее чувство неисполненного долга. Видимо и Александров ощущал нечто подобное.

— Сообщите о находке начальству? — Выходя из машины, уточнила я.

— Нет. Нет достаточных оснований. А вы?

— У меня тем более.

У себя в кабинете я еще раз обдумала все увиденное, и пришла к выводу, что докладывать и впрямь не о чем. Давайте рассуждать здраво: могли трупы босиком уйти через пустырь? Нет. Трупы не ходят. Тут двух мнений быть не может. А, что злоумышленники вытащили их из морга и увезли куда-то на машине — было ясно с самого начала. Пешком, на горбу, семнадцать тел далеко не унесешь, во всяком случае, незаметно. Значит рассказ вахтера и отпечатки босых ног на пустыре — простое совпадение, или, как и предположил Александров, чья-то глупая шутка.

В дверь заглянула секретарша Шефа.

— Марина Игоревна, зайдите к начальнику.

Посторонним обычно трудно объяснить внутреннюю иерархию нашего подразделения, но если взять упрощенную схему, она будет выглядеть примерно так: следственная часть делится на несколько отделов, во главе каждого стоит свой начальник. Половина из них, я в том числе, подчиняется нашему Шефу, который одновременно является заместителем начальника следственной части, половина — второму заместителю. В свое время Шеф стоял, так сказать у колыбели нашего отдела, и до сих пор питает к его сотрудникам отеческие чувства, так что вызов мог объясняться простым желанием узнать последние новости. Но с тем же успехом меня мог ждать начальственный нагоняй. Право, с нашей службой, никогда не знаешь, с какой стороны прилетит оплеуха!

Скроив серьезную мину, я отправилась в приемную к Шефу, расположенную на нашем же этаже, только дальше по коридору.

— Здравствуйте, Анатолий Федорович. — Приветствовала нашего Главного.

— Садись, Рольская. — Шеф — мужчина приятной округлости, с интеллигентной лысиной "а-ля Козырев" (был во времена перестройки такой министр финансов), восседал за необъятным столом, предназначенным, чтобы вести заседания "областного масштаба". — Чего опаздываем? — Как только я заняла место по другую сторону столешницы, строго осведомился он.

— Почему это опаздываю?! — Я придала себе вид оскорбленной невинности. — Меня с утра в прокуратуру вызывали.

— Зачем? — Тут же насторожился шеф.

— Из городского морга похитили семнадцать трупов. Проверку поручили УБОПу, а меня просили помочь следователями в случае затруднений.

— Почему не докладываешь? — Начальник явно настроился на головомойку, и терять свой настрой впустую не желал. Подловить меня на опоздании не удалось. Но уж такой-то повод он не упустит!

— Не успела. — Попыталась оправдаться я. — Сначала — прокуратура, потом — попросили на место происшествия съездить.

— И ты поехала?! — Голос Шефа был полон праведного гнева. — Не уведомив ни меня, ни кого-другого из руководства? Ты хоть понимаешь, чем этот материал может для нас обернуться? Семнадцать трупов! А у всех родственники. Скандал будет такой — мало не покажется. А ты хочешь отдел под такое дело подвести?!

Все-таки Шеф у нас — голова, сразу суть ухватывает!

— Да я же ничего… — Про выезд я, конечно, зря, сдуру ляпнула. Торможу после вчерашнего. Но поздно, мои объяснения уже никого не интересовали, не начальство во всяком случае. Дальше мне популярно объяснили про служебную дисциплину, ответственность перед руководством, пределы моей компетенции и тому подобное. Также шеф не преминул напомнить пару случаев, где моя "неуместная самостоятельность" привела к не самым благоприятным последствиям. Я могла бы возразить, что и в те разы ничего страшного не произошло, но почла за благо промолчать. Затем мой руководитель коснулся непосредственно темы хищения из морга — оказывается, он уже знал подробности из суточной сводки. — Тебя какого черта туда понесло?! — Все больше распаляясь, рокотал он. — Тебе своих дел мало? В прошлом квартале оправдательный приговор получили, в этом — никак статистику поправить не можем. Следователи сидят в завале, а выхода дел — никакого. (Ну, тут шеф, как всегда преувеличил). Прокурор грозится последнее дело на дополнительное расследование метнуть. Ты ему звонила? ("Звонила" — успела вставить я, но без видимого результата.) Вот какие вопросы буддировать надо, а не оперскими делами заниматься! Ты в курсе, что потерпевший по делу Эмпусова накатал жалобу, на то, что бандит-Эмпусов гуляет у нас на свободе?

— Н-нет. — Эта жалоба была мне внове.

— Почему он у нас не под стражей?

— У следствия нет достаточных оснований для избрания такой меры пресечения. — Уверенно парировала я. — Дело экономическое, с неоднозначной перспективой. Эмпусов юридически не судим, от следствия не скрывается, является по первому зову…

— Ты мне тут не части! Вот, идите с Рейнгард и все это в прокуратуре обоснуйте. Держи… — Шеф перекинул через стол сколотые скрепкой листы — жалобу. — А то, трупами она, понимаешь ли, занимается!

Однако запал у начальника уже прошел, и он готов был взглянуть на мир более снисходительно.

— Прежде чем идти в прокуратуру, подготовьте письменный ответ на жалобу. И держи под контролем проверку по моргу, как будут новости — сразу ко мне. — Напутствовал он меня уже в спину. Я не стала возвращаться и напоминать, что буквально минуту назад мне выговаривали как раз за то, что я сую нос в оперские дела. Только кивнула на ходу.

В шесть вечера я засобиралась домой. Вообще-то для руководителя в такое время уходить с работы рановато. Но, учитывая мое утреннее похмелье и общий недосып, хотелось пораньше лечь спать. Да и устала я зверски, хотя вторая половина дня и выдалась поспокойнее первой.

Дома ужин готовить не стала, сжевала пару бутербродов с копченой колбасой и завалилась на боковую. Не знаю, сухомятка ли тому виной или то был прощальный привет вчерашнего праздника, только ночью на почве изжоги, меня посетило не самое приятное сновидение. Вернее, местами оно было вполне даже ничего, но местами — мрачненькое. Я увидела себе в каком-то склепе или пещере. Каменный свод подпирала головой статуя, метра два высотой. Толи трехголовая женщина, толи три женщины закутавшиеся в один хитон. В правой руке мраморная великанша сжимала пучок змей — не иначе вырванный из собственной прически — монументально вздыбленные космы волнами поднимались надо любом. Другая ладонь обхватила нечто похожее на факел, а может и дубину. В общем, каменная дама произвела на меня отталкивающее и даже устрашающее впечатление. Особенно, когда повернув среднюю из голов, устремила на меня слепой взгляд мраморных глаз. В пещере-склепе резко похолодало и, показалось, будто сама я каменею под взглядом идола. Хотела вскочить и убежать, но как часто бывает во сне, двинуться с места оказалось абсолютно невозможно. А потом я почувствовала, что статуя меня отпускает, и тогда, поднявшись с колен (убейте — не вспомню, с чего вдруг я оказалась в столь унизительной позе!?) медленно побрела темным коридором, к маячившему впереди ярко-солнечному треугольнику выхода.

"Смена кадра", и вот я плавно покачиваясь, плыву по зеленой степи, и травы с невызревшими метелками-колосьями на концах, мягко гладят конское брюхо. Конь идет медленным шагом, неся на спине двух седоков. Моя щека прижалась к спине симпатичного незнакомца. Лица мне не видно, но я точно знаю, у него голубые-голубые глаза и русая, стриженная "под горшок" челка. А еще я знаю, это — мой мужчина, и что под сердцем я ношу его сына.

Насчет ощущения беременности — тут посыл вполне ясный: подсознание напоминает, что мои биологические часы не стоят, и детородный период стремительно движется к завершению. Странно конечно, ведь наяву я особого беспокойства по этому поводу не испытываю. Ну, на то оно и подсознание! А вот к чему мне каменная баба приснилась? Женщина — это всегда к интригам, ревности. С другой стороны, если верить сонникам: со среды на четверг, ничего путного присниться не может. Так что никакой провидческой нагрузки мое сновидение не несет — вот и славно!