"Искатель. 1973. Выпуск №2" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

— Парадоксальные вещи иногда лезут в голову, — сказал Шухов.

Кожохин поднял глаза от бумаги, которую изучал, и усмехнулся, заметив, что это еще ничего, что бывает гораздо хуже, например, он плохо представляет себе, как Шухов намерен организовать поимку убийцы.

— Подожди, — сказал Шухов, — Дай человеку возможность высказаться. Я подумал об Эдике Мокееве.

— Я тоже о нем думал.

— Не в той плоскости.

— Откуда вы знаете, в какой плоскости я думаю?

— Не будем пререкаться, — миролюбиво произнес Шухов. — Парадокс в том, что Назаров и Мокеев вроде разные, далекие люди, на самом деле имеют, несут в себе, что ли, много общих, роднящих их черт.

— Та-та-та, — пропел Кожохин. — В такой плоскости я действительно не думал. Но для чего, скажите, пожалуйста, я должен об этом думать?

— Для усвоения кое-каких психологических деталей. В будущем может пригодиться.

— Ну что ж. Хотя я уже, кажется, догадываюсь. Они оба оказались в силу каких-то причин отъединенными от общества… Ну и, как говорится, и т. д. Мысль не столько парадоксальная…

— Сколько примитивная, — быстро произнес Шухов. — Ты это хочешь сказать?

— Не только. Я понимаю, что оба они в той или иной степени жертвы обстоятельств…

— Ну и ерунда, — сказал Шухов. — Не жертвы, а творцы обстоятельств. Это во-первых. Во-вторых, оба одержимы. Настолько, что эта одержимость ослепила их. Мир для них перестал существовать. В-третьих…

— Оба сошли с ума, — перебил Кожохин.

— Нет, застыли, окружили себя паутиной. Как куколки в коконах. И ослепли.

— Отсюда мораль: одержимый — потенциальный преступник. Так? Это второй парадокс?

— Чушь, — засмеялся Шухов, — Хотя слепая одержимость — вещь страшная.

— Не новость, — заметил Кожохин. — Первобытные мыслители, по-моему, это тоже соображали. И отделяли своих шаманов, ставили им шалаши в сторонке от общих пещер.

— Не загибай, — хмыкнул Шухов. — Согласись, что все-таки жалко смотреть на человека, потерянного для общества.

— Вы об Эдике?

— Да.

— Ну он-то как раз этого не считает. Он, как шаман, воображает, что пользу приносит. А нам вот не след забивать голову ерундой. До сих пор план не готов.

— Комарова, конечно, отвадить надо, — задумчиво произнес Шухов. — Неизвестно, сколько времени пройдет, пока этот тип за коробкой соберется. С другой стороны, как мы ему понять дадим? Я имею в виду типа этого.

— С ним просто, — сказал Кожохин. — Охрану снимем — и все. Только вот Комарова как отвадить? Может, не трогать его вовсе?

— Нескладно у нас больно с этим стариком получается, — Шухов зажег сигарету, затянулся, сказал сердито: — Мне вовсе не хочется оказаться в положении той бабы.

— Какой бабы?

— Помнишь, у Зощенко рассказ есть. «На живца», кажется, называется. Про бабу, которая в трамвае на лавке сверток забывала, ждала: не клюнет ли кто? Чтоб, значит, схватить жулика с поличным. Так вот и с Комаровым выходит. Если, конечно, не отвести его от греха. Разница между той бабой и нами только в том, что она не знала, кого вытащит, а мы знаем.

— Жалко вам этого паршивца? Он же нас с самого начала за нос водит.

— Не те слова, — сказал Шухов. — Мне лично старик не импонирует. Но зачем впутывать в довольно противное дело еще одного человека. Пусть скверного, пусть потенциально подготовленного к тому, чтобы украсть эти проклятые деньги. Комарова попутал бес жадности, как говорят. Не дать ему возможности совершить задуманное — значит сохранить его для семьи.

— Да за одни лживые свидетельские показания его под суд отдать надо.

— Ну это ты извини, не в ту сторону едешь. Переложи руль, не то в берег врежешься.

— Почему? — вскинул брови Кожохин.

— Потому что против него даже косвенных обвинений не выдвинешь. Это мы с тобой такие умники — догадываемся, что к чему. А факты где? Сидит у дома по ночам? Так он это объясняет вполне убедительно. Остаются в итоге одни психологические нюансы.

— Ладно, убедили.

— Вот и хорошо. Теперь следи дальше. У нас в наличии есть один-разъединственный способ уличить преступника: взять его с поличным. Другого я не придумал, к сожалению. Наши домыслы и косвенные улики — тьфу. Дунул — и нет их. Фото? Да тебя судья на сто метров не допустит с этим фото. Письмо Иванова матери Назарова? Справка из адресного стола? Какие из этих фактов выводы можно сделать? Да никаких. Ну искал Иванов Назарова. Ну и что? Тысячи людей ищут друг друга. Фото курортное? Просто случайная встреча этого типа с Ивановым. Понимаешь, что рисковать нам нельзя? Да старик еще путается под ногами. Старик нам, кроме прочего, легко может карты смешать. Явится одновременно с главным виновником — и весь наш план в трубу вылетит.

— Точно, — сказал Кожохин. — Значит, первое дело — старика отодвинуть.

— Да, — кивнул Шухов. — Намекнем ему недвусмысленно на кое-какие обстоятельства. Полагаю, этого урока ему до конца жизни хватит.

— Думаете, поймет?

— Больше чем уверен. Ну а с Мокеевой что? — спросил Шухов.

— Пока статус-кво. Работает в киоске, живет на прежней квартире.

— А этот тип крутится возле киоска?

— Как заведенный. По два раза в день мимо проходит. Иногда даже нахально газетки покупает.

— Ждет.

— Да, — Кожохин кивнул. — И удивляется, наверное, нашей медлительности.

— Глуп он все-таки, — сказал Шухов. — Не находишь?

— Как сказать. Когда дело начинали, не находили. Кроссворд знатный он нам поднес.

— И тем не менее он глуп, — упрямо произнес Шухов. — Значит, так. Комарова предупреждаем. Мокеева должна исчезнуть из киоска на время. Это будет сигналом для убийцы. Откроем ему дорогу, так сказать. Теперь давай план засады разработаем.

С планом они кончили быстро. Члены оперативной группы получили задания. Охрана дома снята. Пустую коробку Шухов водворил на прежнее место в первую же ночь. Кожохин инсценировал арест Мокеевой, он же беседовал со стариком Комаровым. Хитрый старикан, как и предполагал Шухов, крепко струхнул, когда ему намекнули, что «было бы неплохо, если бы он поменьше шарил глазами по крышам дворовых построек».

— А чего? — начал было он. — Дом-от мой аль нет?

— Дом-от твой, — передразнил его Кожохин. — Вот и возись с ним, ремонтируй. А по двору по ночам не шляйся. Понял? Уборной пока тоже не пользуйся.

— А чего?

Кожохин строго посмотрел на старика. Тусклые ледяшки Комарова, казалось, не выражали ничего. Но Кожохин все-таки понял, знает хрыч, видел он утром убийцу. Но не скажет об этом никому и никогда. Подумал: «И такую сволочь спасаем».

— Ну как? — спросил его Шухов. — Уяснил старичок ситуацию?

— Уяснил, — буркнул Кожохин.

— Все идет как задумано. Одно смущает: три дня прошло, а толку нет.

— Не вытерпит. В доме ремонт идет. Он же это видит. Мало ли что может случиться? Надумает Комаров уборную рушить — и пропали денежки. Он это понимает. Мираж золотой ему покоя не дает. Придет, не волнуйся.

Прошло пять дней, а он не появился. Теперь и Шухова стали одолевать сомнения. Все ли сделано правильно? Кожохин, встречаясь с ним, обменивался пустопорожними фразами. Оба, словно сговорившись, молчали о главном, которое волновало все больше. Первым не выдержал Кожохин:

— Арестуем его. Фото покажем. Убедим, одним словом.

— Улик нет, — вздохнул Шухов. — Отопрется.

— Билет в Сочи, — напомнил Кожохин.

— Это не то, — отмахнулся Шухов.

— Алиби разрушим.

— Чушь. Без его признания ничего не докажешь. Не подкопаешься.

— Неужто так прочно?

— А ты как думаешь?

— Сделаем еще попытку? Вдруг что-нибудь прояснится.

— Испортим только все. Надо ждать.

— Штучка, — сказал Кожохин. — В жизни бы никогда не подумал, что может такое дело достаться.

— В жизни еще и не такое бывает. Я, между прочим, все время думаю: не допустили ли мы где ошибки?

— И что же?

— Вроде все чисто. Я думаю, что он просто трус. Жадная трусливая дрянь. Он и деньги сразу не унес, потому что струсил в последний момент.

— Нож тем не менее не бросил.

— С ножом проще. Он, когда обратно уходил, мог нож в землю воткнуть.

И еще одна ночь миновала, не принеся никаких новостей. А потом прошло еще несколько дней в томительном ожидании.

Убийца появился на десятые сутки, перед рассветом. Он медленно прошел по спящей Тополевской улице, прошел не оглядываясь, не торопясь. Постоял у назаровского дома, опершись рукой о штакетник, как будто к чему-то прислушиваясь. Потом оторвался от изгороди, двинулся дальше по улице. Тявкнула собака в соседнем дворе. Он ускорил шаг. Серая тень надолго скрылась в овраге. Кожохин уже стал думать, что убийца больше сегодня не появится. Но темная фигура вынырнула вновь. На этот раз человек шел быстро. У дома он уже не остановился, растворился в темноте. Кто-то из сидевших в засаде вздохнул. Послышался шепот: «Неужели не придет?» Кожохин тихо шикнул: «Молчи».

Минут через пять человек вернулся. Скрипнула решетчатая калитка, он скользнул во двор, решительным шагом направился к уборной, снял с крыши коробку…

Два ярких луча вонзились ему в лицо. Клацнул затвор фотоаппарата. Строгий голос сказал из темноты:

— Стоять на месте!

Но человек не захотел стоять. Он вскрикнул, выронил коробку, рванулся в сторону… И забился в сильных руках.

Кожохин поднял коробку и через огороды двинулся к машине, стоявшей на соседней улице. Убийцу, обмякшего, растерянного, подвели к другой. Двое сели рядом с ним. Третий сел к Кожохину, Хлопнули дверцы, взвыли моторы.

— Свяжитесь с дежурным, — сказал Кожохин шоферу. — Пусть позвонит Шухову.