"Врата исхода нашего (девять страниц истории)" - читать интересную книгу автора (Кандель Феликс)

3

Год начался, как небо обвалилось.

Год тысяча девятьсот сорок девятый…

Запестрели заголовки театральных статей: «Злопыхательства безродного космополита», «Клевета идеологического диверсанта», «Низкопоклонник и космополит!», «Расчистить дорогу!», «Покончить со всеми проявлениями!», «До конца разгромить и разоблачить группу антипатриотических театральных критиков!» (Это вам не Пекин времен хунвэйбинов. Это вам Москва — на двадцать лет раньше.)

Замелькали на страницах фамилии, едкие, острые, вызывающие всеобщее раздражение, чесотку, зуд на теле: Юзовский, Гурвич, Борщаговский, да Варшавский, Альтман, Янковский, да Березарк, да Шнейдерман с Бейлиным, Дрейден и Цимбал, да еще Алперс, Фрейдкина, Модель, Герцович, да туда же Бенде, Гальперин, Смолкин, Головчинер, и Мазель, и Шнеерсон, и Грубер, и Житомирский, и Бэлза, Шлифштейн и Вайнкоп… И отдельно еще Холодов. И не просто Холодов, а Холодов (Меерович). Чтобы не спутали при случае!

А в статьях содержание было откровенное, неприкрытое, только что бери кистень да выходи по команде на погром.

Кто же они, кто такие?!

«Эти критические проходимцы… Наиболее развязные и наглые представители… Злобный националист. Человек, глубоко чуждый нашей современности… Ослиные уши антипатриота и космополита… Как это ничтожество ходило в ранге талантливого критика… Один из главарей разоблаченной ныне антипатриотической группы театральных критиков…»

Что же они делали, эти «проходимцы», эти «ничтожества»?

«Распространяли злобную клевету… Свободно орудовали… Шельмовали передовую советскую драматургию… Нагло оклеветали основоположника… Приглашал советского читателя довериться Расину… Поощрял деятельность литературных прощелыг… Прикрывался именем Дидро… Встретил улюлюканием и безграничной злобой… Лгал и клеветал на эту пьесу… Долго измывался над советским искусством… Калечил нашу молодежь, готовя себе смену… Стремился перенести все противоречия в так называемый «внутренний мир» человека… (Вам еще не надоело читать? А вы потерпите, потерпите чуточку. Вспомните те времена. А то мы забывчивы. Мы отходчивы. Что-то мы чересчур отходчивы, граждане!) Оболгал и испохабил… Бесстыдно утверждал… Занимался гнусной фальсификацией… Глумился над советской культурой, низводя всех наших деятелей искусства до положения ничтожных учеников культуры прошлого… Травил лучший наш театр… Оболгал, оклеветал, договорился до прямой реакционной клеветы на великий русский народ… Написал книгу, которую словчился потом дважды переиздать… Не имея возможности выступить открыто, встал на путь замалчивания успехов советской музыки… Расшифруем этот бандитский налет на нашу драматургию… Вот уж поистине предел злобы, клеветы и оголтелой диверсии… Можно составить полный список их злодеяний. Но и этого достаточно!»

Каковы же выводы из всего этого? Каковы указания?!

«Пора решительно покончить… Наглухо закрыть двери… Выкурить из всех щелей… (10 лет исправительно-трудовых лагерей). Разгромить безродных космополитов… Гнев народа — суровый и беспощадный… (15 лет). До конца разоблачить, уничтожить все очаги, искоренить враждебное влияние… (15 лет). Только гнев и презрение советских людей может быть уделом гурвичей, юзовских, борщаговских и иже с ними!..» (Высшая мера наказания!)

И что же потом?! Что стало потом? Тут же, сразу, почти мгновенно?

«Вы не можете представить себе, какой творческий подъем, насколько здоровая атмосфера создалась сейчас в театре… Коллектив ермоловцев стойко выдержал этот враждебный натиск диверсантов… Счастье наше, что нами руководит великий гений… Он вовремя указывает, каким образом мы должны разоблачать… Мы чувствуем, как распрямилась грудь, появилось горячее желание еще лучше работать!..»

Вот так! На этом мы пока остановимся. Все приведенные цитаты — из журнала «Театр» №№ 1, 2 и 3 за 1949 год. А газеты! А радио! А другие журналы! Все они, вплоть до «Коневодства», выявляли своих Рабиновичей-Абрамовичей, накрывали пыльной попоной — и кулаками, ногами, директивными дубинами но голове…

А они жили среди нас, — без прав, без работы, без будущего, — жили в коммунальных квартирах, стояли в бесконечных очередях, ездили в переполненных трамваях, безуспешно устраивались на работу, воспитывали детей, прививали им чувство добра и справедливости, все эти юзовские-гурвичи-борщаговские, с клеймом на лице, со страхом в груди, отметкой в паспорте…

А по ночам свистел-высвистывал за окном студеный ветер, по ночам шуршали шинами безобидные с виду фургоны, по ночам стучали в дверь наглыми кулаками, по ночам слепли от ужаса за прозрачными стенами, по ночам, по нескончаемым зимним ночам, за которыми не было рассвета…