"День моего имени" - читать интересную книгу автора (Пеев Димитр)

БЕЛЫЙ ПЛАМЕНЬ

Тревога поднялась поздно вечером. Как обычно, все коротали время в кают-компании. Резкий, надсадный сигнал опасности застал людей врасплох. Стена кают-компании засветилась, и на экране возникло растерянное лицо Фотона. Несколько дней назад он заступил на вахту — дежурил на заводе антивещества. Взгляд его блуждал. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Казалось, Фотон только что одолел нескольких чудовищ, прямо на глазах у него материализовавшихся из атмосферы.

— Что случилось? Завод? Контейнеры? — Рубина вскочила и подбежала вплотную к экрану.

Фотон молчал.

— Фотон! Фотон! Что случилось?

Опять молчание и этот бессмысленный, затравленный взгляд.

— Он меня уже вызывал сегодня, — раздался голос Регула. — Я от него так ничего и не добился.

— Что ж ты молчал. Регул? — рассердилась Рубина. — Он же явно не в себе. — Тут она снова закричала в экран: — Фотон, отвечай! И выключи сигнал тревоги!

— Это ты, Гемма? — робко спросил Фотон и боязливо скосил глаза.

— Какая Гемма! Ты же знаешь: Геммы давно нет в живых!

Судорога прошла по лицу Фотона. Он забормотал:

— Статистическая вероятность ее смерти, исчисленная по формуле макрозернистой структуры Галактики, равна…

— Фотон! Фотон! Фотон! — кричала Рубина.

Наконец он опомнился, жалко улыбнулся, закрыл лицо руками:

— Я вижу: ты не Гемма. Ты Рубина. Пусть кто-нибудь из вас придет и сменит меня. Если это невозможно, пришлите врача.

Сигнал тревоги смолк.

— Почему невозможно? Мы сейчас же тебя сменим. Что с тобой?

— Мне нездоровится, — неуверенно выговорил Фотон и спросил: — Кого нет в лагере?

— Ксенон и Сигма дежурят на звездолете. Талия с Атаиром бродят по озеру. Остальные в лагере.

— Чего бы это им по озеру расхаживать? — подозрительно посмотрел на Рубину Фотон. — А меня они не навещали сегодня?

Ничего не понимающая Рубина пожала плечами и ответила после некоторого раздумья:

— Посуди сам. Как они могли попасть к тебе, если вышли из лагеря часа полтора назад. А ведь до тебя целых три часа лету… Сейчас Теллур за ними слетает. Через пятнадцать минут они будут здесь. Одного не понимаю, Рубина проводила взглядом метнувшегося к двери Теллура, — почему ты так настойчиво спрашиваешь о них?

— Только что мне показалось… почудилось… будто сюда пришли… Сначала зашумели двери пропускных шлюзов. Потом… я услышал шаги…

— Никого у тебя не было. После обеда ни одна ракета не вылетала, сказала Рубина.

— Вот этого я и боюсь!

Несколько секунд они оба безмолвно вглядывались Друг в Друга. И лишь теперь Рубина поняла состояние Фотона.

— А как аппаратура? Есть ли отклонения в режиме?

— Мне кажется, кое-кто… — Фотон быстро поправился, — вернее, кое-что влияет на процесс. Недавно главный канал взревел так страшно… Даже мое кресло начало вибрировать. И это уже не впервые…

— Спокойно следи за приборами, — твердо сказала Рубина. — Мы с Теллуром вылетаем незамедлительно. Без крайней нужды не вмешивайся в процесс!

— Я подожду, — послушно согласился Фотон. — Одного не пойму: почему мне запрещено вмешиваться в процесс, а ей разрешено?

— Кому — ей? О ком ты говоришь?

— О Гемме, о ком же еще, — ответил поэт и математик.

— Возьми себя в руки, Фотон! Это нервы, нервы. Мы вылетаем!

Тебе, Астер, не имеющему представления о психических аномалиях в человеке, должно быть, трудно представить ужас и отчаяние тех, кто из последних сил цепляется за ускользающую нить разума. А ведь раньше, на докоммунистической Земле, такими несчастными были переполнены специальные лечебные учреждения. Одни пациенты мнили себя Аттилами, Александрами Македонскими, Чингисханами. Другие свихнувшиеся на стезе искусства оспаривали у собратьев право быть Гомером, Лопе де Вега. А некий ученый-маньяк в конце концов свыкся с мыслью, что он парящая в поднебесье птица, и, как ни странно, Астер, открыл один из основополагающих законов гравитации.

В общем, не было ничего удивительного в поведении Фотона. Его счастье, что ему привиделась Гемма. Могло пригрезиться вообще черт знает что.

Никто не сомкнул глаз в тревожную эту ночь — ждали вестей с завода. Далеко за полночь Рубина вышла на связь. По ее словам. Фотона они застали почти невменяемым. Без сомнения, он пережил глубокое нервное потрясение. С заводом тоже что-то произошло. Напряжение в главном канале нестабильно, плазма словно взбесилась. Теллур зарылся в схему, пытается найти неполадки. Как они намерены поступить дальше? Утром она привезет Фотона, а Теллур останется дежурить на заводе.

— Фотон утверждает, будто он слышал, как отворялись двери входных шлюзов, — обратился к Рубине Регул.

— Слуховые галлюцинации, — отмахнулась она.

— Но это легко проверить. Как же ты не догадалась раньше?

— Каким образом? — искренне изумилась она. — Насколько я знаю, индикаторы привидений еще не изобретены.

Регул пропустил мимо ушей ироническое замечание.

— С помощью счетчика на входном турникете, справа от шлюза, — мягко произнес Регул.

— При чем тут счетчик? — все еще недоумевала Рубина. — Его назначение ясно и ребенку. Щелкнул 500 раз — стало быть, пора менять прокладки на дверях.

— Хвала твоей учености, Рубина. А теперь вспомни, что инструкция строго запрещает дежурному отлучаться куда-либо с завода. По правде сказать, ему и отлучаться-то некуда. И потому я утверждаю: если на счетчике сейчас стоит число 93, то шум открываемых дверей был плодом галлюцинации больного. Если же 94 — я ни за что не ручаюсь.

— Но почему? — разом воскликнули Рубина на экране и вся кают-компания.

— Потому что я запомнил предыдущее число. Когда сдавал дежурство Фотону, — медленно сказал Регул, — там значилось 91. Входит Теллур — щелк! — 92. За ним ты, Рубина, — и опять щелчок — 93.

— А если 94? — сдавленным, задушенным голосом сказала Талия.

Регул отвечал скоро, не задумываясь:

— Тогда одно из двух. Либо на завод после Фотона вошел еще кто-то, либо надо признать, что привидения способны вращать турникеты.

— Я сейчас же взгляну на счетчик! — закричала Рубина и скрылась с экрана. Стена погасла.

Ни у кого из нас и в мыслях не было усомниться в цифровой памяти Регула. Человек, который в считанные секунды извлекает корни двадцать третьей степени или столь же быстро перемножает в уме пятнадцатизначные цифры, даже такой человек внушает к себе уважение. Что же говорить о Регуле! Трансцендентные уравнения биполярного сфероида галактики одолевал Регул играючи. Те самые уравнения, от которых не одна машина вычислительная электронная задымилась и сгорела, не один академик разуверился в мощи машинного, а заодно и своего собственного, разума.

Итак, Регул назвал число 93. Другого быть не могло. Весь лагерь ждал, что скажет Рубина. Прошло три минуты, пять… пятнадцать.

Неожиданно засветился экран на противоположной стене, и в длинном овале возникла Сигма. Она, как ты помнишь, Астер, дежурила вместе с Ксеноном на звездолете.

— Что произошло? — голос Сигмы срывался. — Отчего засветилась планета? Ослепительное белое сияние… В западном полушарии Неогеи. Может быть… Вызовите завод антивещества!

Атаир кинулся в пультовую. Экран оставался мертвым. Связь бездействовала. В тот же миг мы почувствовали сильный подземный толчок. Весь лагерь заходил ходуном от первого и последнего землетрясения на Неогее.

— Почему вы молчите? — хрипела с экрана Сигма. — Отвечайте, что произошло!

Рядом с ней появился Ксенон. Он долго молчал, затем тихо заговорил:

— Неужели… Завод… Но ведь; буквально десять минут назад я связывался с Рубиной. Оказывается, она спешно отправила мне очередной контейнер. Раньше срока. Заполненный лишь наполовину. Я ничего не понимаю… Одно ясно: взорвался завод.

Страшная минута, Астер. Нечто ужасное, непознанное, неведомое вторглось в нашу жизнь, унесло в забвение трех наших соотчичей. Все оцепенели, застыли в своих креслах. Томительно текло время.

Утром Сигма снова вышла на связь. Поначалу никто из нас не узнал ее, настолько она постарела за эту ночь. Говорила Сигма шепотом, то и дело переходящим в хрипы и свисты.

— Полчаса назад мы пролетали над местом, где… где был завод. Там на сотни километров клубится туман, бушуют ураганы. Сквозь испарения и смерчи разглядеть ничего невозможно, — еле выговаривала она и, не выдержав, разрыдалась. — В центре… острова… металл… растоплен добела. Белый, белый пламень… И радиация… Несколько тысяч рентген…

Никто не проронил ни слова. Казалось, каждый боится вспугнуть тени погибших, витающие в кают-компании. Обращенные в белый пламень тени…

— Вечером мы вылетаем к вам в лагерь, — устало закончила Сигма.

— И бросите звездолет на произвол судьбы? — спросил Регул, никогда не терявший присутствия духа. Это были первые слова, произнесенные в лагере после катастрофы.

— Бросим, бросим, бросим! — вскричала Сигма. — Я не хочу… не могу больше пролетать над братскою могилой! Я не хочу свихнуться от вида этих смерчей и ураганов. Какой смысл торчать в звездолете? Да и кому он нужен теперь, этот ваш звездолет!

— Она права, — сказал Атаир. — Другого завода нам вовек не построить. А без горючего ни о каком возвращении на Землю и думать нечего. Пусть возвращаются в лагерь.

— Пусть возвращаются, — согласился Регул. — Но не раньше, чем я заменю их. Я сейчас же вылечу вместе с Селеной. Привидение, посетившее Фотона, наверняка захочет наведаться и в звездолет.

По прошествии нескольких месяцев мы решились пролететь над местом катастрофы.

От завода не осталось никаких следов. Железо-никелевый остров длиною в несколько километров начисто испарился. Вместо него зиял страшный кратер, покрытый толстым наростом замерзших газов. Метеозонд, опустившийся на дно кратера, тотчас же обволокло синеватым туманом — столь велика была еще радиация.

Что здесь произошло? Неизвестно.

Белый пламень радиации поглотил завод антивещества, растопил в горниле своем плоть Регула, Рубины, Фотона. Нет, никто у нас, Астер, не заблуждался относительно коварных свойств антиматерии вообще, антивещества — в частности.

Не секрет, что экипаж лишь чудом уцелел за время нашего путешествия, когда целых шестнадцать лет мы обитали в нескольких шагах от смерти. И все же чисто интуитивно мы чувствовали, что во взрыве завода скрывается нечто странное, неподвластное разуму, какая-то тайна.

Теллур был самым хладнокровным из всех нас. Он глубоко презирал показную храбрость, драматические интонации в голосе, трагические жесты. Он не раз заявлял, что звездолет не космический цирк-шапито и что в минуту опасности он готов посоветоваться скорее с бесчувственным роботом, нежели со сверхчувствительным человеком. Уж кто-кто, а ом не пожертвовал бы собой напрасно, бессмысленно. Тем более если рядом с ним Рубина.

Между прочим, в твердости и самообладании мало кто мог сравниться и с Рубиной. Вспомни хотя бы эпизод с космическим облаком. Экспедиция была на грани катастрофы, и если бы не решительность твоей матери, Астер, всех постигла бы печальная участь.

Итак, Теллур и Рубина спешным порядком отправили на звездолет очередной контейнер полупустым. Стало быть, они ожидали взрыва, понимали, что завод не спасти. Но почему они не бежали сами? На что рассчитывали? Что заставило их задержаться?

Как бы то ни было, они спасли всему лагерю жизнь: взрыв нескольких сот килограммов антивещества обратил бы Неогею в космическое облако пострашней того, что мы миновали в свое время.

Смущало и другое; как объяснить поведение Фотона?

Что могли означать шаги, те, что он слышал незадолго до сумбурного разговора с Рубиной? Просто слуховые галлюцинации? Или что-то другое? Но что?..

Лицо, искаженное страхом, намеки на Гемму… При чем тут вообще Гемма, столь нескладно покончившая с собой? И чего он, в сущности, боялся? Смешно думать, что на миг вышедший из режима канал мог бы смутить Фотона. Чертовщина какая-то, мистика, бред…

Регула раздражала сама постановка этих вопросов.

— Поймите же вы, горе-психологи, — мрачно говорил Регул, — ведь вы идете по пути Фотона. Если вы начнете слишком много фантазировать на эту тему, ждите, что и к вам не сегодня-завтра явятся призраки. Чего ж мы ждем? Ежели нервишки так расшатаны, давайте сообща заклинать духов, гаданием по внутренностям рыб займемся, спиритизмом, наконец.

— Не убеждай нас в том, в чем мы от рожденья убеждены, — в диалектике, в материализме. Внутренности рыб и заклинания тут ни при чем, — перебила Регула Талия.

Однако тот и бровью не повел.

— Фотон, должно быть, все еще любил Гемму, не мог ее забыть, постоянно размышлял о ней, о трагических обстоятельствах ее смерти. Одна, в ледяном космосе, среди оцепенелых космических стихий… Учтите, что и Фотон был один, вдали от нас, наедине с чужой, мертвой Неогеей, лицом к лицу с антиматерией. Или вы думаете, что созерцать превращение дейтерия в гелий столь же приятно для глаз, как наблюдать потоки водопада либо мерцанье бабочек над альпийским лугом? Ошибаетесь. Я сам не из робкого десятка, отнюдь, но скажу вам: когда я дежурил на заводе, у меня порою мурашки по спине бегали. Сидишь, как истукан, у пульта, лампы мигают, на экранах импульсы кривляются, а канал то вздохнет, то откашляется, то заскрипит, как будто в нем сама нечистая сила прохаживается. Я и сам несколько раз слышал шаги, вскакивал, бежал к шлюзу. Прибежишь — никого. А однажды собственной тени испугался, прошил ее бластером, изрешетил, покуда не смекнул: эдак и свихнуться недолго.

— И я, когда дежурила на заводе, слышала вроде бы шаги, — робко сказала Талия.

— Я тоже, — сказал Атаир. — И шаги чудились, и в собственную тень стрелял. Неоднократно.

Остальные хранили молчание.

— Стало быть, галлюцинации погубили Фотона? — спросила, наконец, Селена. Она только что вернулась с дежурства и слушала рассуждения Регула, устало подперев ладонью голову.

— Именно так: галлюцинации, — твердо сказал Регул. — Или ты не согласна со мной? Но если возразить нечего, давайте больше не возвращаться к этой теме. Она у меня как кость поперек горла.

— «Кость поперек горла!» — передразнила его Селена. — Послушать тебя и сама психопаткой станешь. Что ж, допустим. Фотон и в самом деле бредил наяву. Но Теллур! Он был настоящий герой, не из тех хлюпиков, что палят из бластера по собственной тени. Он-то почему остался?

— Остался, ибо высокий долг человека вдохновил…

— Да оставь ты словеса свои высокопарные! — отмахнулась Рубина. — То, что он нас спас, несомненно. Это лишь одна сторона трагедии, Регул, человеческая. Но ты мне объясни другое. Почему завод взорвался? Целый год работал как часы, и вдруг… Ведь Теллур знал завод, как ты знаешь свои интегралы и алгоритмы. Не допускаешь ли ты, что появился какой-то новый, неизвестный доселе, непредусмотренный фактор?

— Новый фактор! Неизвестный и непредусмотренный! Что ты имеешь в виду!

— К сожалению, покуда еще ничего определенного, — вздохнула Селена. Но, может быть, скоро я все пойму. Во всяком случае, не стоит закрывать глаза перед некоторыми обстоятельствами только потому, что они нам кажутся загадочными. Твои, Регул, законы математики неприменимы к житейскому опыту. Жизнь, бытие, даже если оно не очень сносное, не вмещаются в твои готовые формулы и формулировки.

Селена была возбуждена необычайно. Что могло ее так разволновать?

— И заметь, заметь, Регул. Вселенная не может вместиться в прокрустово ложе логики. Слишком она необъятна, неисчерпаема. Ты что, полагаешь, что, прилетев на Неогею, мы исчерпали тайны всего мира? Не допускаешь ли ты, например, что, кроме нас, здесь могут обитать и другие существа, и, между прочим, тоже разумные.

— Здесь, на Неогее?! — Регул усмехнулся. — Да не они ли подшучивали над Фотоном? Но зачем эта игра в кошки-мышки? Чтобы вместе с земными братьями по разуму превратиться в белый пламень? Рискованное предприятие…

— Иронизируешь! Так знай, что они снова здесь! — воскликнула Селена.