"Ты — сильнее воды!" - читать интересную книгу автора (Коновалов Евгений Дмитриевич)

Глава первая ЧТО ЗАВИСИТ ОТ ПСИХИКИ

Ходячие фразы — остолбенел от страха, онемел от ужаса, до смерти напугался — мы слышим часто. А много ли истины в этих, на первый взгляд преувеличенных выражениях?

Еще в древности выдающиеся умы своего времени интересовались влиянием психики (а оно, несомненно, есть, и вы в этом убедитесь сами) на состояние организма. Сегодня накопилось много доказательств, подтверждающих такую зависимость даже у животных. Примеры этого можно найти и в научных трудах, и в популярных изданиях. Вот некоторые из фактов.

В обезьяньем питомнике у самца отсадили самку, поместив ее рядом, в клетке с другим самцом, чтобы разлученный мог постоянно видеть эту пару. Ревность и ярость его достигли такой степени, что он заболел и вскоре погиб (как показало вскрытие, от развившегося инфаркта миокарда).

Журнал «Юный натуралист» пишет: «Животные, как и люди, иногда испытывают глубокие психические потрясения. Вот что произошло однажды в Лондонском зоопарке с молодым кенгуру, привезенным из Австралии. Как-то несколько зверят, его соседей, затеяли между собой драку. Забияки отделались легкими ранениями. А кенгуренок был мертв, хотя никакого участия в потасовке не принимал. Он сидел, забившись в угол. Его убил… страх. Чаще других животных жертвами подобной впечатлительности становятся зайцы».

А вот что сообщает журналист В. Песков о поведении лося в неволе: «Взрослого зверя приручить невозможно… Лось необычайно пуглив и, оказавшись в плену, почти всегда погибает от нервного шока…»

Еще более заметна взаимосвязь психики и физического состояния у человека. Отечественные и зарубежные этнографы, изучавшие быт и культуру племен, пребывающих и в наше время на низком уровне развития, приводят факты скоропостижной смерти людей, нечаянно преступивших различные морально-этические запреты: один — после того, как дотронулся до человека, на которого распространялось табу неприкасаемости, другой— от сознания, что нарушил религиозные табу, являющиеся по своей сути не более чем предрассудками.

Альберт Швейцер описывает случай смерти от отчаяния молодого африканца после того, как, садясь в пирогу, тот случайно раздавил паука, считавшегося, по представлениям племени, его священным родственником.

Похоже, что присказки о страхе не так уж далеки от истины: он способен вызывать в организме изменения, приводящие к гибели человека и животных. Поэтому настало время сказать несколько слов вообще о сфере эмоций.

Чувства выработались в процессе эволюции прежде всего как сигнальная функция и как выражение отношения к меняющимся условиям окружающей среды или к самому себе. В палитре эмоций выделяют в зависимости от окраски настроения положительные и отрицательные, например радость и печаль; а по характеру воздействия на организм стенические и астенические. Первые сопровождаются повышением жизнедеятельности, общего тонуса, вторые — снижением этих процессов.

Положительные эмоции, как правило, не приносят ущерба. Зато отрицательные способны уменьшать эффективность деятельности человека и животных, вызывать болезненные состояния и даже угрожать самой жизни. В этой группе особого внимания заслуживают робость, боязливость, беспокойство, тревога, испуг, страх, ужас, паника. Вызывая одну, почти стереотипную, реакцию — стресс, они являются причиной многих бед.

За миллионы лет совершенствования животного мира сформировался определенный психофизиологический механизм защитной реакции, включающийся, когда возникает угроза существованию организма и нужно мобилизовать его энергетические ресурсы, когда должна быть мгновенно осуществлена готовность к борьбе или бегству от опасности. Стресс (в переводе с английского — напряжение, напряжение всех внутренних систем и функций) способствует усиленной деятельности организма для преодоления трудных и опасных условий. Соответственно этому факторы, вызывающие стресс, в научной литературе называют стрессорами.

Различают физические и психические стрессоры, которые в реальной жизни действуют как в «чистом виде», так и в сочетании. К первым относят, например, действие резкого холода или жара, инфекционные заболевания, дефицит сна. Психические стрессоры значительно разнообразней: признаки угрозы или опасности, условия изоляции, неудачи, монотонная работа, порождающая крайнюю умственную и физическую усталость, и многое другое-

В роли психического стрессора выступает и страх. Составлена «шкала страха», где боязливость и ужас — крайние точки в ряду этого эмоционального состояния, хотя физиологический механизм воздействия всех степеней страха один и тот же — меняется лишь количественное выражение реакции. (Однако количество способно переходить в качество.) Здесь можно выделить целый комплекс признаков: от учащенного сердцебиения, скованных движений и сухих губ до ощущений тошноты, болей в животе и «медвежьей болезни». Как это знакомо многим, кто не научился владеть своей психикой!

И тревога, и беспокойство, и волнение перед экзаменом, и «предстартовая лихорадка» у спортсменов, базирующиеся на отсутствии уверенности в себе, — суть разновидности одного эмоционального состояния, называемого психогенной напряженностью. Этот термин уже встречался вам без разъяснения его сущности. Он объединяет промежуточные психические состояния в «шкале страха», имеющие в своей основе умеренную стрессовую реакцию, и означает «эмоциональное состояние, характеризующееся временным понижением устойчивости психических и психомоторных (двигательных) функций и понижением профессиональной работоспособности». Становится ясным, что психогенная напряженность (или просто напряженность) является помехой и должна преодолеваться. Еще важнее, чтобы человек научился тормозить ее появление, не допускать ее развития.

Давно замечено, что в одних и тех же экстремальных условиях люди чувствуют себя и действуют по-разному. Оказалось, что определяющим фактором и в поведении, и в физиологических реакциях на стресс являются личностные особенности человека: его характер, жизненный опыт, ум, хотя тренированность и специальная подготовка способны значительно повысить устойчивость к стрессу. Волевые усилия и контроль, сознательное подавление страха, стремление овладеть собой приводят к тому, что физиологические последствия стресса быстро затухают или не проявляются совсем.

Страх и плавание… В том, что он существует, теперь уже сомнений нет: это убедительно показано в письмах спасенных и спасшихся. Но, может быть, боязнь водной стихии закономерна, и страх перед нею, как враждебной средой, у нас врожденный, инстинктивный: ведь обиталищем нам служит суша?

Обратимся за аналогиями к миру животных. То, что мы теперь знаем о них, позволяет считать, что, хотя для большинства сухопутных млекопитающих земля тоже является средой обитания, они не избегают воды, если она преграждает им путь, не отказывают себе в удовольствии искупаться, поплавать.

Перед многими животными у человека в плавании есть ряд преимуществ: он может держаться горизонтально, может лечь на спину и без движения отдыхать (об этом в конце книги), он владеет разными способами плавания, приноравливаясь к разным условиям в проплыве. Животные же в силу своего анатомического строения, за редким исключением, испытывают в воде немалое лобовое сопротивление: их конечности почти перпендикулярны туловищу и в плавании не служат, как у человека, продолжением тела, когда он с вытянутыми вперед руками напоминает торпеду.

Кроме того, почти все сухопутные животные в плавании постоянно держат голову над водой и, следовательно, в штормовую погоду при срывающейся волне могут захлебнуться. Так что утверждать, будто у «венца творения» — человека — страх перед водой неистребим, ибо зиждется на инстинкте самосохранения, у нас нет оснований. Увы, этот страх — продукт коммуникабельности. Он родился из накопленной в межлюдских связях информации, и его почва — впечатлительность, подогретая рассказами о водных несчастьях.

Наверное, с тех пор, как человек стал существом социальным и для выражения своих мыслей и чувств использует речь, мимику, жесты, в его мозгу развился аппарат внушения. И коль скоро роль внушения в жизни и в исследуемой проблеме велика, поговорим о нем подробнее.

В. М. Бехтерев, написавший в 1908 году книгу «Внушение и его роль в общественной жизни», дает такое ему определение: «Внушение сводится к непосредственному прививанию тех или других психических состояний от одного лица к другому — прививанию, происходящему без участия воли (внимания) воспринимающего лица и нередко даже без ясного с его стороны сознания».

А вот что об этом же пишет психиатр И. Губерман: «Внушение — это то духовное влияние, которое оказывают люди друг на друга. Внушение вообще непременно содержится в любом, совершенно любом общении людей. Совет, указание, высказывание собственного мнения уже таят в себе внушение. Любая речь — это уже внушение, действенное или исчезающее впустую в зависимости от готовности слушателя — готовности в меру доверия, возможности и способности проверить, от активности и достаточности ума.

Внушают родители детям, наставники — ученикам, говорящие — слушателям, врачи — пациентам, все люди друг другу, вниз и вверх по лестницам и цепочкам социальных, родственных, интеллектуальных, любовно-дружеских — любых человеческих взаимоотношений, связей и общений.

В разной степени и от разных лиц подвержен внушению любой человек. Обращенное к человеку слово если и не сказывается решающим образом, то все же как-то влияет и откладывается где-то».

В. Л. Леви, психиатр, работающий успешно и в жанре популярной литературы, в книге «Я и мы» пишет: «Внушение и биологично и социально. Оно всегда акт общения, прямого или косвенного. Практически именно внушение определяет и наше мировосприятие, и наше поведение. Традиции, общественные стереотипы, социальные установки — все проходит через этот механизм. Логичное мышление — вот, казалось бы, антитеза внушения. Но ведь оно покоится на доказательствах. Доказательства же сводятся к аксиомам, применяемым как нечто само собой разумеющееся, то есть на веру. Вот и внушение…

Уничтожить внушаемость невозможно и не нужно, но ее можно и нужно сознательно контролировать… Мы тем более внушаемы, чем меньше у нас информации… Мы начинаем понимать, каким образом в поколениях держатся заблуждения, которые кажутся потом такими нелепыми: коллективные заблуждения имеют силу закона в 80 процентах…»

И снова И. Губерман: «Нельзя всегда обо всем до мелочей думать самому, каждый раз заново вырабатывая линию поведения, оценку, распорядок действий, мнения и поступки. Огромное количество общечеловеческих ценностей, навыков, отношений, привычек и познаний мы впитываем в себя именно благодаря воздействию коллектива. И это вполне разумная экономия энергии и времени.

Но человек экономит их, сплошь и рядом не замечая, что издавна впитанные сведения со временем становятся сомнительными и опровержимыми, усвоенные некогда представления уже вовсе не бесспорны…»

Теперь, когда мы уяснили суть понятия «внушение», рассмотрим его влияние на биологические процессы в организме.

О том, как тесно аппарат внушения связан с биологическими механизмами, свидетельствует хотя бы такой факт. Известен феномен «внушенного ожога», когда к коже загипнотизированного прикладывают предмет комнатной температуры, а внушают, будто прикоснулись раскаленным железом, что ему нестерпимо больно, что теперь на этом месте образуется волдырь. Затем человека пробуждают. Естественно, он ничего не пом-кит из того, что с ним было в гипнозе. И вот через 20–30 минут на месте «ожога» появляется краснота, через час припухлость, а через 2–4 часа — настоящий ожоговый волдырь: словесного внушения оказалось достаточно, чтобы организм отреагировал на холодный предмет как на действительный ожог.

А вот противоположный пример. Психофизиологические процессы в нем не менее разительны и пока необъяснимы наукой. На всех континентах можно встретить этнические группы, в которых бытует обряд «огне-хождения»: на празднествах, при скоплении зрителей, в ритуальном танце, приведшие себя обрядовыми приготовлениями в определенное возбуждение участники представления проходят неторопливо босыми ногами по большому кострищу, где только что разгребли головешки, или так же босиком исполняют танец на больших камнях, раскаленных горящим целый день костром. И хотя повреждающий фактор налицо — ожогов на подошвах не возникает! По-видимому, в состоянии экстаза, в своеобразной гипнотизации происходит отключение от всего внешнего. В наступившей отрешенности, может быть, невольной, неосознаваемой, блокируются сигналы с периферии тела и ответная реакция организма не развивается: ожоговых изменений на коже нет! Вот какие чудеса присущи нашей психике!

Есть примеры внушения и без гипноза. Врачам хорошо известны случаи так называемой ятрогении, когда заболевание развивается вследствие неосмотрительного поведения медиков и невольного внушения ими каких-то сведений о болезни, травмирующих психику чрезмерно впечатлительного пациента. К счастью, ятрогенные заболевания чаще всего выражаются лишь функциональными расстройствами, не заходя далеко, как при настоящих болезнях, и быстро прекращаются после разъяснения пациентам их природы.

Слово является пускателем биологических механизмов не только когда проникает в сознание «со стороны». Наше мышление тоже обладает эффектом внушения, или, точнее, эффектом самовнушения. Когда студенты медицинских институтов на третьем курсе впервые приходят в клиники и приступают к изучению симптомов основных заболеваний, многие из них начинают осаждать преподавателей жалобами на те или иные недомогания. Эта повальная «эпидемия» среди здоровой молодежи носит официальное название «болезни 3-го курса» и объясняется тем, что студенты, впервые столкнувшись с клиническими проявлениями серьезных заболеваний, подсознательно тревожась за свою судьбу, начинают искать у себя признаки этих болезней. Неудивительно, что они их находят, так как эффект самовнушения здесь действует безотказно.

Его результат зависит в первую очередь от степени эмоциональной окраски мыслей: чем спокойнее они были, тем проявление самовнушения слабее, и наоборот — чем большими эмоциями сопровождается мысль, тем она действенней. Мы сталкиваемся в жизни с самовнушением па каждом шагу и пользуемся им, подчас даже не подозревая об этом, однако его стимулирующий или деморализующий эффект не замедляет проявиться.

Условно самовнушение можно разделить на два вида: неосознанное, или пассивное, когда мысль, адресованная самому себе, не подкрепляется специальной методикой внедрения в сознание; и активное, когда используются специальные приемы воздействия на физиологические процессы организма, Последнее получило название аутогенной тренировки, аутотренинга, психорегулирующей тренировки.

Оказалось, что если, сконцентрировав внимание, облечь обращение к самому себе в краткие словесные формулы и мысленно повторять их в определенной последовательности, отчетливо представляя те ощущения или ситуации, о которых упоминается в формулах, то после некоторой тренировки удается достигнуть желаемого результата.

Активное самовнушение и самовнушение пассивное, неосознанное, происходящее, однако, ежедневно у каждого из нас, очень близки друг к другу. И если поразительный успех аутотренинга зависит от способности к концентрации внимания, то последствия неосознанного самовнушения объясняются подчас тем, что оно было подкреплено выраженной эмоциональной реакцией. Вот почему безотказно включаются психофизиологические механизмы стресса, как только в заплыве на фоне сильной эмоции страха возникает мысль-самовнушение: «Вдруг я утону!» или «Вдруг судорога!»

К сожалению, отрицательные эмоции, сопровождающиеся неосознанным самовнушением, оказываются обычно более разрушительными, чем те же неосознаваемые положительные. Чтобы положительные эмоции достигли максимального эффекта, требуется намеренное внедрение их в сознание, требуется методика, мобилизующая резервы организма. Отрицательные же эмоции срабатывают в демобилизующем плане значительно действенней. Поэтому-то они нуждаются в постоянном контроле и управлении со стороны человека.

Когда кто-то вел свою роль с подъемом, выше привычного и, может быть, хорошего уровня, превзошел себя — будь то артист на сцене, лектор в аудитории либо наш приятель в дружеской компании, — мы говорим: он был в ударе. Чем же обусловлено, что психические и физиологические процессы переходят на максимальные режимы? Как они включаются? Осознанно? Или как-то случайно, действуют помимо воли человека? Если осознанно, то какова методика управления этими процессами, что надо предпринять, чтобы в нужный момент уметь запускать их.

Оказывается, этому можно научиться, хотя многие делают это, не отдавая себе в том отчета. Есть немало приемов, при помощи которых удается вызвать необходимый психологический настрой. Одни люди, когда хотят поднять свой тонус, напевают бравурную мелодию, взбадривая себя. Другие берутся за какую-нибудь работу, уходят в нее с головой и в процессе ее выполнения перенастраиваются. Третьим, особенно женщинам, бывает достаточно надеть любимое выходное платье, как у них появляется торжественно-праздничное настроение. И так далее. Здесь все очень индивидуально.

Важно иметь в виду, что, поставив себе задачу — изменить настрой, человек способен это сделать. Он действительно волей над своими эмоциями, настроением, и надо лишь, чтобы он знал об этом, что он сильнее самого себя, знал, как управлять своими чувствами.

Бывает, что чрезвычайные обстоятельства изматывают человека физически и морально, казалось бы, до последней степени. Дальше бороться уже невозможно: все, это предел. Ан нет. Человек говорит себе, обстоятельствам, смерти: «Врешь, не поддамся!» или «Я все равно выстою». Он внутренне не сгибается, не сдается. Самое замечательное, что при этом активизируются резервы, до сих пор не использованные организмом, приходят новые силы, помогающие выдержать, победить, преодолеть трудности. Потом и сам человек и другие будут удивляться: «Как можно было в таких условиях выстоять или выжить? Ведь это выше всяких возможностей!»

У одних людей, с сильной волей, этот активный настрой осуществляется быстро, у других — медленно, у третьих, слабовольных, он почти не происходит. И пусть это звучит как давно знакомое, но об этом надо напоминать до тех пор, пока не станет законом для каждого, его привычкой и отработанной реакцией: «Не отчаиваться, не теряться, не поддаваться дурному настроению, не трусить! Не думать о неудаче». Тысячу раз правы те, кто в трудные минуты вселяет в себя и других бодрость и уверенность в успехе, искусственно поднимает настроение; и тогда он приходит, этот подъем, который так необходим для работы, борьбы, творчества.

Ну а когда у человека моральный спад, когда его одолевает угнетенность, при которой психофизиологические процессы протекают вяло, без огонька, когда человек весь в плену «дурных предчувствий» — разве все это не результат отрицательного самовнушения? Правда, предчувствия могут порождаться неосознаваемым легким недомоганием, ощущением физической разбитости, которое наблюдается иногда у взрослых людей. И уже на его фоне, цепляясь друг за друга, могут появиться мрачные мысли, особенно если человек склонен к самокопанию вместо того, чтобы позаботиться о сознательном и активном изменении настроя. Вот и почва для предчувствий!

Многие факторы влияют на настроение человека. Однако расценивать их как предзнаменование неудачи и позволять появляться дурному настроению, развиваться тягостным предчувствиям — значит впадать в суеверие. Ибо дурное настроение — это всего лишь продукт недостаточно контролируемой и организованной психики. И когда вслед за поэтом повторяют: «Учитесь властвовать собой», — то имеют в виду не только умение погасить вспышку гнева, обуздать неразумные чувства, но и способность сменить при необходимости душевный настрой.

Мы уже видели на примерах, что самовнушение может быть как оптимистическим, тонизирующим, так и демобилизующим, со знаком минус. Позволив себе подумать «я утону», или «я сейчас упаду», или «я что-нибудь забуду при ответе экзаменатору», или «я собьюсь», человек вольно или невольно способствует осуществлению того, чего как раз не хотел бы. И если во-время не взять себя в руки, самовнушение подействует, ибо происходит мысленное вмешательство в биологические процессы организма. Поэтому бывает трудно лечить мнительных, «увлекающихся» своим здоровьем людей, ипохондриков. У них слишком прочно закрепляются эти отрицательные прямые и обратные связи «орган— психика — орган», возникшие не на благодатной жизнерадостной основе, а на чрезмерно болезненной внимательности к себе, которая, как и всякие крайности, вредна.

Силой внушения обладают не только мысли, устная речь, но и речь письменная. Вот почему воспринятое без критики, на веру, сформулированное из прочитанного, услышанного, увиденного представление об опасностях в воде превращается в «пороховую бочку», способную взорваться от искры страха. Не меньшую угрозу для такой «пороховой бочки» представляет «тлеющий фитиль» сомнений в своих силах, который может разгореться под «ветром» надуманных опасностей, даже родившихся в воображении пловца. Тогда может произойти роковой «взрыв», если «порох» не окажется «подмоченным» опытом и знанием, уверенностью в себе. Обычно человек освобождается от этого «взрывчатого груза», как только становится осведомленным и тренированным, подготовленным психологически и физически.

При изучении писем, в беседах с людьми выяснилось, что сведения, касающиеся водоемов и плавания, особенно остро воспринимаются и легко запоминаются, поскольку имеют самое непосредственное отношение к пашей безопасности. Это и понятно: в потоке информации, ежедневно получаемой со всех сторон, не все воспринимается нами одинаково — для каждого есть информация безразличная и информация, вызывающая интерес. Но особое место в информационном потоке занимают известия о гибели людей на водах: по принципу внушения эти сведения действуют не только на наше сознание, но и на подсознание. Так, услышав о разговорах или прочитав хотя бы однажды о водоворотах или судорогах, каждый твердо запомнил и «намотал на ус»: на воде — опасно, тонут даже хорошо плавающие. Далее подсознательная мысль развивается в следующем направлении: раз это случается с другими, может случиться и со мной! Если же учесть, что «страшных» рассказов о «затягивающих» воронках, судорогах, утопленниках и прочем мы слышим превеликое множество, то станет ясно, как закладывается, программируется этот страх.

Способность информации проникать в подсознательную сферу помимо воли человека замечено давно. Это свойство, в частности, широко используется торговыми фирмами в капиталистических странах для влияния рекламы на людей. Интересные опыты ставили грузинские психологи, проверяя способность человеческого подсознания воспринимать звуковые сигналы. В эксперименте среди шума средней интенсивности периодически раздавался голос, не перекрывающий уровень шума: «Выпить воды!» Внимание участников эксперимента было поглощено выполнением определенного задания, и этой фразы они действительно «не слышали». Однако более чуткий подсознательный слух отфильтровал слова и направил их на механизм жажды, сигнализируя о необходимости удовлетворить эту, в данном случае не обоснованную физиологически, а внушенную потребность, Вот почему, ничего не зная о содержании и цели опыта, большинство его участников вскоре попросили попить.

Информация, получаемая нами из внешней и внутренней среды, имеет свойство, независимо от воли и сознания, накапливаться в памяти. Под «информацией» понимается весь объем сигналов, приходящих через органы чувств в специальные структуры мозга: это и зрительные раздражения, составляющие основную часть информации у большинства людей, и слуховые, и обонятельные, и осязательные, и сигналы от внутренних органов, мышц и сухожилий, объединенные понятием интерорецепции. В связи с этой способностью бесконтрольно накапливаться в памяти, в равной мере относящейся и к прикладным сведениям о плавании, нам важно уяснить, что информация способна проникать, минуя сознание, и, осев в подсознательной сфере, влиять на поведение человека…

Вот почему наши взгляды на жизнь, отношение к различным явлениям формируются не без участия подсознательно усвоенных сведений, истин, оценок, чужих мнений, воспринятых нами в разное время со стороны; вот почему в применении к плаванию и воде так важно провести «ревизию» своих взглядов. Ибо, если вся эта информация не проходит через горнило грамотной критики, а скапливается (прибегнем здесь к такому сравнению) как хлам где-то под лестницей или на чердаке, то в какой-то момент тревожная мысль поджигает эту массу непроверенных или неверных представлений, вызывая пожар, способный поглотить и хозяина «захламленного помещения».

Вспыхнувший в заплыве страх у «бесстрашных» людей существовал и раньше, но был где-то скрыт, задавлен в глубинах подсознания. Представители «сильного пола» этого чувства стыдятся, а в то же время личные достижения в спорте позволяют им считать, что все нипочем: плаваю далеко, дышу правильно, умею отдыхать в воде. Однако слишком много услышано о несчастьях на воде, чтобы это не могло не сказаться в какой-то момент. И такие неуместные воспоминания не окажут своего пагубного влияния, если человек знает, почему не надо бояться реальных, а тем более надуманных опасностей, если осведомлен о происхождении каждого явления, знает, как к нему следует относиться. В противном случае «бесстрашие» будет не чем иным, как легкомыслием или бравадой, потому что не опирается на фундамент знаний, опыт и тренированность.

Что касается плавающих хуже и не скрывающих страха, то, не имея точных сведений, что же происходит с человеком в воде, они легко допускают вероятность любой трагичной случайности. И мы с вами постараемся разобраться, в чем истоки присущих многим людям сомнений, опасений, насколько они состоятельны. Это поможет избавиться от унизительного чувства, оказывающего столь сильное влияние на человека. Последовательное осмысление обстоятельств, вызывающих напряженность и страх, приблизят понимание того, что почти все это преувеличено и недостойно опасения. А когда человек проверит это на практике, тогда постепенно уйдет страх, так мешающий научиться уверенно плавать, стать непотопляемым. В этом вы скоро убедитесь сами по отрывкам из писем.

В психологической подготовке есть один почти философский вопрос: как вообще относиться к мысли о смерти и как реагировать, если в заплыве возникает мысль, часто повергающая пловца в ужас: «Вдруг я утону!» Сама по себе она обычна, как и мысль пассажира, садящегося в самолет: «Долетим ли?»

Отнеся это к закономерностям психики, будем пока считать тревожную мысль если не нормальным, то хотя бы объяснимым явлением. Отсюда следует, что при обучении плаванию необходима психологическая подготовка, которая предотвращала бы стрессовую реакцию там, где для нее нет объективных причин, чтобы не влекла за собой панику обычная в заплыве мысль: «Вдруг и я..!» Тогда в результате подготовки, зная заранее, что появление такой мысли возможно, пловец уже спокойно воспримет пробивающуюся тревогу, поскольку это не будет для него неожиданным. А неожиданность здесь играет огромную роль… Впрочем, только ли в воде?

Страх в заплыве потому и становится всесильным в приведенных примерах (и во всех остальных, с которыми вам еще предстоит познакомиться в книге), что человек внутренне не был готов к этому психологическому испытанию. Если бы хоть единожды любой из авторов присланных писем еще до описываемого происшествия всерьез задумался над тем, как станет реагировать на навязчивую мысль: «А вдруг я утону» — и как он поведет себя в сложной ситуации, все было бы иначе. Тогда возникновение этой мысли в заплыве сопровождалось бы не паникой, а торжествующей радостью: «Ага, вот оно, злополучное сомнение! А мне не страшно!»

Даже если просто предупредить человека, что в та-кой-то момент те или иные явления могут встревожить его, но надо суметь овладеть собой, то он встретит их уже спокойно, отреагирует без стресса. Поэтому бороться со страхом и предупреждать его появление надо прежде всего с помощью просвещения. Зная хотя бы необходимый минимум из психологии и физиологии человека, прикладную гидрологию, нетрудно будет в заплыве правильно оценить степень угрозы и отнестись к обстоятельствам, как они того заслуживают, без тревоги и паники.

Но-этого мало. Надо приготовиться к тому, что мысль «Доплыву ли?» может появиться не только в спокойном заплыве при хорошей погоде. Каждый может оказаться и в реально трудных условиях плавания: усилившийся ветер, беспорядочная волна, темнота… Важно, чтобы и тут человек не поддался отрицательному самовнушению, не, реагировал на пугающую мысль; чтобы не «засела» она в сознании. Малейшее сомнение в своих силах надо гасить незамедлительно, чтобы не доводить себя до психического и физического истощения. Потому вмешательство с целью саморегуляции должно начинаться раньше, чем разыграется стресс, а еще правильнее — до заплыва.

Вот как определяет саморегуляцию известный психотерапевт А. В. Алексеев: «Способность сознательно, путем использования соответствующих приемов, изменять в нужном направлении состояние своей нервнопсихической сферы и всего организма».

Не об этом ли всегда мечтал человек? Быть могучим, когда нужна мобилизация сил, спокойным — когда требуется хладнокровие, собранным — когда необходима сосредоточенность; ощутить прилив энергии, когда нужно сбросить с себя усталость; наконец, уметь произвольно регулировать некоторые функции своих внутренних органов, когда возникает потребность и в этом.

Волевое усилие опосредованно передается на рычаги исполнения от механизмов самовнушения, действующих независимо от того, знаем мы о них или нет. Большинство людей использует их, так и не подозревая об этом. В той или иной форме мы внутренне постоянно взываем к себе. Примером этого может служить хотя бы исследование Р. М. Загайнова, изучавшего методы предстартовой настройки спортсменов. Он пишет: «Особо важное место в механизме настройки занимает монолог, то есть обращение спортсмена к самому себе. Монолог произносится (или продумывается), как правило, во время разминки, а чаще всего — перед самым выходом на ринг, помост и тому подобное. Он всегда интимен, и узнать его содержание в этот момент очень сложно. Проще это сделать, когда спортсмен закончил соревнование.

Примерами таких монологов могут служить следующие. Чемпион СССР П.: «Где ты вырос? Ты вырос в Сибири! Ты работал в шахте! Твоя мать одна воспитала троих детей. Где твой отец? Ты знаешь, где твой отец (отец погиб на фронте). Что же ты трусишь? Встань и иди!»

Чемпион Европы Ч: «Ты уехал на соревнование, оставил дома больную мать. Так что же? Ты приехал проигрывать? С чем ты вернешься к ней?..»

Монологи могут быть приготовленными заранее и импровизированными (в зависимости от ситуаций, возникающих в ходе соревнований). Монологи можно классифицировать следующим образом: монологи-самоприказы («Докажи…», «Только вперед, и никаких сомнений!»); монологи-убеждения («Любая помеха только мобилизует меня!», «Я могу, и я должен!»); монолог-уговор («Сделай это ради нее!», «Подерись за тренера, ему очень нужна твоя победа!»); монолог-объяснение («Он волнуется тоже», «Болеют за слабых»).

Тренеру важно знать, какие монологи действуют на психическое состояние спортсмена наиболее эффективно, необходимо учить спортсменов пополнять запас монологов и с их помощью воспитывать с первых шагов в спорте способность к самооптимизации. Это обеспечит постоянную эффективность механизма настройки, составной частью которого является монолог».

Как видите, диапазон «разговорного жанра» весьма широк: от уговоров и убеждений до жестких самоприказов. И замечательно, что овладение методами самовнушения, психическая саморегуляция могут принести успех там, где все другие методы неэффективны.

В план психологической самоподготовки следует включать монологи, выбирая в зависимости от обстановки наиболее действенные формулы. Когда обдумывание или «разговор» происходит вне воды, применимы разные формулировки, в том числе и «мягкие». В заплыве же, где тревогу или страх надо пресекать быстро, целесообразно применять самоприказы. В таких обстоятельствах обычно говорят себе: «Хватит паниковать! Взять себя в руки! Справился со своим страхом! Уже не боюсь! Спокоен! Действую уверенно!»

Сомневающиеся в эффективности этого метода должны согласиться хотя бы с тем, что активное самовнушение будет занимать в заплыве мысли человека, концентрировать его внимание на этом, не давая тревоге разрастись, и уже потому эти приемы, безусловно, полезны. В трудные минуты особенно важно, чтобы сознание было занято положительными, мобилизующими мотивами, а не пассивными и паническими.

Если самовнушение проводится с верой в успех, оно становится максимально эффективным, в чем убеждается каждый, кто всерьез взялся за освоение его приемов. Поражающие нас результаты саморегуляции у йогов или способность к «огнехождению» основаны на тех же механизмах внушения и самовнушения, использовать которые хотя бы частично может научиться каждый.

Чем же объяснить, что на воде внезапная мысль «Вдруг я утону!» не получает опровержения, а служит пусковым механизмом паники? Ответ напрашивается один: очевидно, у человека нет доводов для возражения самому себе, так как нет знания, что же именно может случиться, нет запаса уверенности, какой нужно выработать, чтобы избежать несчастий на воде.

«Запас надежности», «запас уверенности» — термины, заимствованные из авиации и авиационной психологии, вполне применимы и к плаванию, ибо отражают суть психического состояния человека — уверенность в том, что ничего плохого с ним не произойдет, что он все может и все умеет, справится в любой ситуации, какой бы неожиданной, сложной или опасной она ни оказалась. И если говорить о задаче психологической подготовки, то ее можно считать достигнутой лишь тогда, когда в сознании каждого создан этот «запас». Отсутствие его порождает психологическую напряженность: наряду с определенными для человека устрашающими обстоятельствами, он порой не знает точно сам, чего именно боится, плывя вдали от берега, но страх не покидает его. Человек не в состоянии от него избавиться, и это не позволяет совершать дальние заплывы, лишает высокого наслаждения, которое можно испытывать всякий раз от встречи с водой, если сознаешь свою непотопляемость, а главное — обладаешь ею.

Итак, что же конкретно порождает страх перед водой? Что мешает стать непотопляемым? Об этом — в следующих главах.