"Где я?" - читать интересную книгу автора (Шагинян Мариэтта Сергеевна)

I

Зовут меня Сусанна Ивановна. Два месяца назад мне стукнуло пятьдесят девять лет. Когда в нашем городе стало тревожно, многие забрали деньги и семейства и повыехали на юг. Наша семья, — то есть незамужняя сестра моя, два моих деверя да дочь Люба, уже третий год вдовеющая, — сперва никуда не трогалась. Но, как стало слышно стрельбу, не спеша двинулись и мы.

На юге России был у нас и приют готовый — родительский дом-особнячок, где я и родилась и выросла, откуда и замуж вышла. Там доживали свой век старенькие родственники. Когда мы приехали, они отвели нам полквартиры.

А было это в мае месяце. Уже расцвела акация, душный-предушный стоял от нее запах. За последние годы я перестала быть чувствительной к запахам, но тут мне стало как-то на душе странно: все припоминались под этот запах разные привычные, да уж позабытые картины. Память на лица у меня из рук вон плохая, на события и того хуже. А теперь вынырнет из прошлого чья-то физиономия, поторчит перед глазами, да и опять нырк в пустоту. Чья — не помню, а только знаю, что хорошо знакомая.

Кухарку свою мы оставили на месте — квартиру стеречь. Здесь на первых, порах прислугу не нашли, и я даже этому рада была. Люблю, грешным делом, сама все под рукой держать, и хозяйство и порядок. Стала ходить на базар за провизией, и первое время, с нашей голодухи, это меня очень развлекало.

Жалко мне женщину, которая никогда на базар не ходила. Многое, многое можно увидеть на базаре, ни из какой социологии этому не научишься. Тут, в платочках да с корзинками, встречаются люди степенные и на общий взгляд второстепенные, которые ни в кабинете не сидят, ни в гостиных ножками не дрыгают. А на самом деле эти люди про себя убеждены, что они-то и есть соль земли. Все через них проходит, — купля-продажа, городские новости, верные слухи, их не надуешь, не заговоришь, им пыли в глаза не пустишь. Человека они с первого взгляда распознают лучше всякого хироманта. И есть между ними, кто на базаре свой человек, тихое такое и молчаливое соглашение без видимой отметы: словно заговорщики или масоны.

Я всегда говорила дочери своей, Любе: что парламент для мужчины, то базар для женщины. Да где ей это понять. Ей лучше месяцами на диване валяться и со скуки скулить, чем куда-нибудь с матерью по делу выйти.

Но, однако же, хозяйством всего времени не заполнить. Сделали мы и визиты по соседству, а в день ангела покойного мужа пригласили кое-кого на обед. По нынешнему времени обед вышел очень хороший. Пришли двое из беженцев, как и мы, муж и жена, Любочкнны знакомые. Пришел доктор из местных старожилов, а с ним еще два господина, полковник и какой-то Девяткин или Дитяткин, — не разобрала, — старик лет шестидесяти, представили мне его как старого знакомца.

После обеда я вздремнуть хотела, да гости не дали. Сперва чай, потом карты, потом опять чай. Села я в углу за самовар и задумалась, как там с квартирой, не разграбили ль дочиста, не выдала ль кухарка, — хоть и долго она жила, а какой теперь народ. Гляжу, идет ко мне с палочкой этот самый Десяткин или Девяткин, сел рядом, посмотрел на меня и говорит:

— А ведь мы с вами, Сусанна Ивановна, да-авнишние друзья. Помните лавку купца Тарасенкова?

— Смутно помню (хоть, по правде сказать, вовсе не помнила!).

— А я племянник Тарасенкова, Серапион. Что, узнали бы, если б не напомнил?

— Где там, — ответила я и виду не показываю, что совсем его не узнаю. — Можете себе представить, ведь и город-то я не вспомнила. Изменился, отстроился, трамваи. В моей памяти только соборная церковь да площадь в траве. А теперь ее асфальтом покрыли и узнать нельзя.

— А видели здание, где банк помещается? Мой дом. Столичный архитектор строил. На базаре трехэтажный дом видели? Тоже мой. Недели две назад купил.

— Сколько лет я тут не была… Постойте, муж помер четырнадцать лет, замужем я была двадцать семь лет, значит, сорок первый год пошел. Мудрено что-нибудь вспомнить.

— Ваш покойный муж состояния не оставил?

— Какое состояние! Служил. Пока служил, были сыты, а умер, жили на пенсию. Хорошо еще, что застраховался.

— Всю страховку получили?

— Всю. Я его в последние годы уломала. Дочь бесприданница — это не пустяк.

— Что же она у вас, в войну овдовела?

— Представьте, от войны бог спас, — мы зятя в канцелярии пристроили, а потом он в земском союзе работал, ни разу на фронте не был. Такой хороший, спокойный человек, благоразумный, он Любино приданое удвоил, — и на бирже играл, и дома перепродавал. А умер от случая.

— Какой же случай?

— Глупейший! Поехал на извозчике к доктору, а извозчик ухитрился под трамвай попасть. Сам спасся, лошадь тоже, а зятю обе ноги выше колен отрезало. Так он и умер от заражения крови.

— Внуков нет?

— Вначале она рожать не хотела, а теперь и я рада, что детей нет. Такое ли время! Тут дай бог самим как-нибудь прожить, не то что за детьми присматривать. А вы что ж, не женаты?

— Бог спас. После вашей свадьбы я лет пять в меланхолии был. Ну, а потом дядя умер, лавку на меня оставил. Была одна акробатка из немок, чуть не женила меня. С тех пор живу бобылем.

Тут подошли к нам прощаться Любочкины гости, и мы прекратили разговор. Встал и он тоже. Я попросила их всех запросто заглядывать, а как проводила и парадное заперла, спрашиваю у дяди-старичка, что это за Десяткин или Девяткин и чего ради он пришел без приглашения.

— Не Десяткин, а Дитятин, первый в городе богач. Спасибо скажи ему, что пришел. Другие в ноги кланяются, чтоб ходил, да и то не ходит.

— Спекулянт! — перебила моя Люба. — Дрянь ужасная. Мне доктор про него ужасные вещи рассказывал. Пожалуйста, мамочка, ты его не принимай.

Я махнула на них обоих рукой и пошла вздремнуть. Признаться сказать, смутило меня, что это он насчет моей свадьбы так странно выразился: «пять лет в меланхолии был». Уж не сватался ли за меня?

Подумала, подумала и ничего не вспомнила, хоть убей. Легла на диван, да и заснула.