"Король и Королева Мечей" - читать интересную книгу автора (Арден Том)

ГЛАВА 13 ГОЛЛУХСКИЕ ХОЛМЫ

— Скрип-скрип! Скрип-скрип! — весело кричала Мила, взбегая вверх по мокрому склону холма.

— Сестренка, подожди! — со смехом кричал ее брат. Девочка бежала так резво — но, в конце концов, ей ведь не пришлось почти всю ночь удерживать перепуганных лошадей под проливным дождем.

Им поручили задание. Великой Матери до отъезда в Агондон понадобились определенные ягоды, которые росли только на Голлухских холмах. Раджал смотрел вперед — туда, где зеленые пастбища сменялись лесистыми возвышенностями. Сквозь тучи струился водянистый солнечный свет, через деревья перекинулась яркая радуга. Зрелище было просто восхитительное, но Раджал не слишком проворно переставлял ноги, да и сердце его билось невесело.

Где же Нова?

И почему это его так тревожило?

— Ну, догоняй же, старая колымага! — крикнула Мила. У нее был такой радостный вид, что брат не выдержал и улыбнулся. Ничто не вызывало у Милы такой радости, как походы за ягодами. Ее разноцветная птица, похоже, была с ней солидарна. Эо порхала, описывая круги над головой девочки, время от времени снижалась и что-то клевала в траве или засовывала головку в кротовину, а то принималась кружить у самых ног девочки. Потом девочка и птица начинали вместе плясать, и, в конце концов, Эо широко расправляла крылья и становилась похожей на маленькую радугу.

Раджал не мог не рассмеяться. Как он любил свою маленькую сестренку!

— Подожди! — крикнул он снова, шагая вверх по склону. На опушке леса, остановившись, чтобы отдышаться, он обернулся и обвел взглядом влажную долину. На небольшом возвышении лежал, как на ладони, город Варби. Гулко звенели колокола дня Кануна. Раджал помнил о том, что сегодня — ночь окончания сезона. Сегодня мало кто будет спать в курортном городке и мало кто посвятит себя молитвам. К городским воротам торопились экипажи. У других ворот, в которые пропускали груженые повозки, толпились торговцы.

Однако происходило нечто странное. От вереницы повозок вдруг отделилась фигурка человека в яркой одежде пажа. Паж бежал, а плащ развевался на ветру, словно парус. Торговцы с любопытством глазели на бегущего, а тот, пробежав мимо повозок, покатился вниз по склону холма, задыхаясь, но при этом хохоча. Разве так мог вести себя паж? Но, с другой стороны, кто их там, в Варби, поймет?

Неожиданно ноги сами понесли Раджала назад.

— Нова?

— Привет, Радж! Я все-таки улизнул от них!

Голос Новы звучал беззаботно, голубые глаза радостно сверкали. Но мальчик-ваган встал на его пути, подбоченившись.

— От кого ты улизнул? — прошипел Раджал, ухватил Нову за грудки и рывком поднял с земли. Отведя его подальше от торговцев, он проговорил: — И лицо у тебя совсем белое опять! И почему ты так нарядился? Это же одежда пажей принца Чейна, верно?

У Раджа было смутное подозрение, что он разговаривает с человеком, у которого не все в порядке с рассудком. С Новой что-то случилось, с ним что-то было не так. Но Нова только спросил:

— Радж! А ты ведь учился править лошадьми, правда?

— О чем ты болтаешь? Ладно, пошли. Нас послали за голлухским боярышником. Ну, идешь? Если я тебя сейчас отпущу, ты только снова угодишь в беду.

— О миленький аптекарь, что же с ней будет?

Явившийся по вызову модный аптекарь, толстячок в напудренном парике, выглядел, пожалуй, чересчур щегольски для представителя своей профессии. Он уже отвернулся и щелкнул замком своего блестящего саквояжа, когда Умбекка вдруг схватила его за рукав. Аптекарь обернулся к ней с профессиональной улыбкой.

Укутанная в теплые одеяла, толстуха сидела в глубоком кресле у огня. Ее забинтованная укушенная нога покоилась на табуреточке.

— Миледи, я бы поставил вопрос иначе. Давайте спросим: что будет с вами? Ваша юная падчерица в добром здравии. А вот ваше здоровье в более плачевном состоянии. То измождение, коему вы подверглись нынче утром, способно нанести непоправимый ущерб радикальному теплу — его потоку, его скорости, его флуктуациям. Не говоря уже о радикальной жидкости. Отдыхайте, досточтимая госпожа, и принимайте прописанные мною лекарства. К следующему Кануну все будет хорошо, но только если вы будете соблюдать предписанный мною покой, покой...

— К следующему Кануну? Но мы должны уехать из Варби! Мы должны уехать немедленно! О моя бедная, бедная девочка!

Аптекарь наигранно рассмеялся — так смеются в ответ на несмешную шутку, когда рассмеяться обязывает вежливость. С той же наигранностью он называл Умбекку «миледи» и «досточтимой госпожой». Несомненно, для него она была пустым местом: подумаешь, супруга какого-то провинциального чиновника. Но аптекарь давным-давно научился обращаться со своими пациентами не в соответствии с их титулами, а в зависимости от того, кем эти пациенты себя воображали. Подобное обращение производило подлинные финансовые чудеса. Кроме того, госпожа Вильдроп была амбициозна, весьма амбициозна.

Аптекарь понимал, в чем суть ее игры. Притворяясь особой высочайших моральных качеств, эта толстуха держала девушку на коротком поводке. На всем протяжении курортного сезона в Варби ни одному молодому человеку не было позволено подойди к ней близко. Девушку это раздражало, а молодые люди просто-таки стонали от тоски. Но к концу сезона какой притягательностью могут похвастаться те девицы, которых на коротком поводке не держали, которым давали порезвиться? Разве они способны привлечь к себе такое же внимание? Разве в ночь новолуния, когда происходил обряд выхода девушек в свет, приуроченный к их совершеннолетию, теми же глазами смотрели бы на них кавалеры? И тут появилась бы госпожа Вильдроп с наживкой на крючке. В течение одной луны — да нет, скорее — вопрос с замужеством был бы решен. Девушка выскочила бы замуж за какого-нибудь богача.

И теперь она была жутко напугана тем, что за одно-единственное утро все ее труды, вложенные в этот сезон, пошли прахом.

Аптекарь позволил себе едва заметную иронию.

— Леди, вы намерены уехать сейчас? В преддверии окончания сезона? О, это непростительно с вашей стороны. — Он широким жестом указал в сторону окна. Солнечный свет с трудом проникал сквозь плотные шторы. — Завтра темное небо над парком Элдрика взорвется миллионами звезд. Яркие фигуры в серебряных масках будут кружиться и подпрыгивать, словно вырвавшиеся на волю духи, и всех и вся очаруют своим волшебством. О миледи, это будет волшебная ночь! Разве вы хотя бы из окна не полюбуетесь на нее?

Для Каты, стоявшей у того самого окна, о котором говорил аптекарь, его слова звучали сладчайшей музыкой. Она, сверкая глазами, обернулась. Похоже, она на миг забыла о позоре, пережитом в Курортном Зале. Похоже, на миг она подумала о том, что, может быть, ей позволят пойти на бал.

Умбекка осталась непреклонна. Правда, приняв сильнейшие успокоительные пилюли, она расслабилась, и, как ей сейчас казалось, мозг ее словно обернули ватой, и все же она умудрилась возразить:

— Добрейший аптекарь, вы не представляете, какой позор обрушился на голову моей бедной падчерицы! О эта порочная кокотка, эта Влада Флей...

Она еще довольно долго продолжала причитать, но, в конце концов, иссякла. Аптекарь снисходительно погладил ее руку и произнес слова, которые сам посчитал успокоительными:

— Ну вот, а теперь, как я уже сказал, вам предписан полный покой. Только покой позволит вам сохранить душевное равновесие. Да, и весьма щадящая диета. Я скажу вашей служанке, чтобы она готовила вам на завтрак постный бульон, а на ужин вареное яйцо и кусочек черствого хлеба.

Умбекка жалобно застонала и крепко уснула. Ката расхохоталась.

Аптекарь резко обернулся к ней. Она снова была одета в строгое церковное платье. Не успевшие высохнуть волосы были отброшены со лба и схвачены очаровательной небесно-голубой лентой. Непредвиденное купание не принесло ей ничего, кроме пользы. Ее кожа просто светилась чистотой.

Какой невинной, какой чистой она казалась!

Увы, аптекарь не видел того, что произошло в Курортном Зале, но слышал уже два рассказа об этом — от девушки-служанки, что вызвала его, а потом — от собрата по профессии, который, хохоча до упаду, поведал ему эту историю на площади. «Ах, Франц, жаль, что тебя там не было!» Утирая слезящиеся глаза, он рассказывал о пикантных подробностях происшествия. "Эта жирная старая корова вынырнула из бассейна, словно какой-нибудь громадный кит... А эти двое старикашек барахтались в воде... но девушка... " Тут другой аптекарь смеяться перестал, и во взгляде его возникло нечто мечтательное. Он наклонился к самому уху приятеля и горячо зашептал о том, как облепило фигурку девушки намокшее платье, как прекрасно очертились при этом ее формы. «Но, Франц, ведь юная мисс Вильдроп — из твоих пациенток?» Аптекарь ответил, что это так и есть, многозначительно помахал саквояжем и поспешно попрощался со своим коллегой, который ему явно жутко позавидовал.

А теперь он пристально смотрел на девушку.

Разве прежде она не казалась ему скучной, бесцветной девицей, марионеткой в жирных пальцах тетки? А теперь он не сомневался в том, что в ее жилах течет горячая кровь. Как он жалел о том, что за все время пребывания этой девушки в Варби он только и делал, что время от времени щупал ее пульс да прописывал ей фруктовые сиропы! Долг аптекаря порой вынуждал его обследовать пациенток более внимательно. Многие высокосветские дамы стонали от восторга, когда он касался их своими тонкими, чувствительными пальцами...

Но тетка всегда была рядом, вот в чем беда!

Аптекарь спрятал усмешку и заверил девушку в том, что ее тетушка скоро будет в добром здравии, если только придет в равновесие радикальное тепло, радикальная жидкость и радикальный гумор. Он любил щеголять своей профессиональной терминологией. Однако, отметил аптекарь, трогаться в путь им пока было, безусловно, рано.

Сам он этому радовался.

И не сомневался в том, что этому рада девушка.

На пороге маленькой гостиной он поклонился и на миг пожал руку девушки. Ката обратила внимание на то, что аптекарь сегодня ведет себя с ней более торжественно, более почтительно. Быть может, он в мыслях смеется над ней? Она покраснела и, опустив глаза, уставилась на его руки.

Ногти аптекаря были удивительно чистыми и ухоженными.

— Ну до чего вкусны... — покачал головой Нова и облизнул пальцы, перепачканные соком ягод.

— Тебя не для того послали, чтобы ты их ел, балбес!

— А почему их есть нельзя? Разве они ядовитые?

— Мы их собираем для Великой Матери, — прошептал Раджал и кивком указал на Милу — так, словно она могла сильно огорчиться из-за того, что Нова ел собранные ягоды. Все трое шагали под соснами, с игл на них падали капли дождя. Карманы у всех были набиты ягодами боярышника. Солнце стояло высоко над лесом, пробивалось сквозь густую хвою яркими стрелами лучей.

— Знаешь, я съел... почти все, — шепотом признался Нова. — Я ведь не завтракал.

— Не завтракал он! Ну, вот что, будет лучше, если ты соберешь еще ягод, понял, Нова? А не то тебе и завтракать не захочется!

Раджал не смог удержаться от насмешливой ухмылки. Ягоды голлухского боярышника предназначались не для еды, а для волшебства.

— Да, кстати, а что с тобой стряслось ночью? Нова все еще оставался излишне возбужденным.

— Спал в подворотне. Угодил в драку в трактире. Ой, и еще... ты не поверишь, Радж. Я чуть было не поступил в «Серебряные маски»!

Теперь настал черед Новы снисходительно улыбаться.

— Что?!

Но разговор на этом оборвался. Чистый, прозрачный звук наполнил воздух. Это была Мила. Девочка остановилась чуть в стороне, ее легкие волосы сверкали в лучах солнца, губы были разжаты, руки раскинуты. С губ ее слетала мелодия без слов... да нет, то была и не мелодия, а скорее этот звук напоминал звучание камертона. Звук этот был настолько завораживающ, что разноцветная птица Эо начала медленно кружить над головой девочки. Мальчики, не шевелясь, слушали как зачарованные. Пение Милы даже немного напугало их. А потом голосом, непохожим на свой собственный — голосом более низким и глубоким, Мила произнесла:

ВАРБИ ЖДУТ

Вот и все. Но затем она произнесла эти слова вновь, когда обернулась к своим спутникам. Взгляд у нее был странный — остановившийся, застывший, но глаза ее сверкали.

ВАРБИ ЖДУТ