"Король и Королева Мечей" - читать интересную книгу автора (Арден Том)

ГЛАВА 34 «КВИК!» — ЧИРИКНУЛА ПТИЧКА

— Тетя Влада!

— Да, моя милая?

— Этот молодой человек...

— Какой именно, милая?

— Тетя, вы понимаете какой.

— Верно ли я понимаю, что ты говоришь о юном протеже лорда Эмпстера?

— Он слишком настойчив, правда?

— Я ему так и сказала.

— И еще вы ему сказали, что он глуп.

— Верно.

Тетя Влада улыбнулась. Праздник закончился. Укутавшись в узорчатые шали, обняв друг дружку за талию, Влада и Джели сидели в карете эрцгерцога, взбиравшейся по круто уходящим вверх улицам острова. Вечерняя служба давно завершилась, простого люда на улицах почти не осталось. Лишь время от времени позванивали колокола.

— А почему, тетя?

— Почему я назвала его глупцом? Ну, скажем... потому, что он дерзнул коснуться края твоих одежд.

Джели не припоминала, чтобы такое имело место, но она не стала заострять на этом внимания и сказала:

— Но ведь он вполне порядочный молодой человек, правда?

— Милочка, на свете полным-полно порядочных молодых людей! Разве моей девочке не предназначено нечто большее?

— Большее?

— Чей-то протеже из провинции? Да кто он такой? Никто! Дорогая, в доме у леди Чем ты произвела потрясающее впечатление. Констанция Чем-Черинг меня терпеть не может, и все же была вынуждена пригласить меня на эту вечеринку. Из вежливости. Ни в коем случае она не принадлежит к людям, которые что-либо делают из вежливости. Она пригласила меня для того, чтобы иметь возможность пригласить тебя. У мисс Джелики Венс уже складывается репутация.

Джели выглядела так, словно не была в этом слишком уверена. Тетя Влада улыбнулась.

— Милочка, я этим словом обозначаю совсем не то, что им обозначала госпожа Квик! Нет-нет! Моя миссия состоит в том, чтобы превратить мисс Джелику Венс в самую желанную красавицу среди девушек ее возраста. И она такой станет. Даже не сомневайся, так и будет!

— О тетя, почему вы так добры ко мне?

— Я добра к тебе? Но, милочка, разве, будучи добра к тебе, я не добра и к себе?

Джели не совсем поняла ответ, но он ей почему-то все равно понравился. Она прижалась к тетке и размечталась. Перед ее мысленным взором представали чудесные, пусть и несколько туманные видения. Именно их туманность и придавала им оттенок волшебства. Так совершенно по-особому выглядит золотая корона, на которую падает слепящий глаза луч солнца.

Вскоре о протеже лорда Эмпстера было забыто. Он лишь ненадолго позабавил Джели, не более того.

Когда Джели в ту ночь улеглась в кровать и выпила горячего молока, она не смогла заснуть. Она была слишком взволнована. Тетя Влада, улыбаясь, села на край ее кровати и стала гладить ее руки и волосы. Ринг забрался в изножье кровати и свернулся клубочком. Рин уселся на тумбочку и умиротворенно ворковал.

— Миленькая тетя Влада! — вздохнула Джели. — Если бы папа с самого начала отдал меня на воспитание к вам! Сколько же лет прошло напрасно! Подумать только, ведь я целый цикл томилась в пансионе госпожи Квик!

— Не считай, что эти годы прошли напрасно, милая. Все-таки что ни говори, а кое-каким полезным вещам у госпожи Квик учат. Разве ты не уверенно пользуешься ножом для рыбы? Разве ты не способна взойти вверх по лестнице, положив на голову томик Коппергейта? Нет-нет, давай не будем слишком строги к твоей старой учительнице.

Джели не смогла удержаться от смеха. Какими же далекими казались ей теперь ее пансионские годы!

— А вы учились у госпожи Квик, тетя Влада? — спросила она, поскольку ей показалось, что тетка хорошо ознакомлена с тем, чему учили девушек в пансионе.

— У Квик? Ну что ты, милочка! Госпожа Квик уже не молода, это верно, но не настолько же она стара! В те годы, когда я жила рядом с Йули и Марли, ни у кого и в мыслях не было отсылать девушек куда-либо из дома. Нас обучали дома, если обучали вообще.

Однако мой дедушка Онти, которого, как ты помнишь, я называла дядюшкой, был человеком более или менее просвещенным. Можно даже сказать, что его просвещенность возымела отдаленные последствия.

— Как это, тетя Влада?

ИСТОРИЯ ЙУЛИ (окончание)

— Ты знаешь, что дядюшка Онти желал для своих дочек всего самого лучшего. Когда приблизилось время совершеннолетия Йули, он стал заботиться о том, чтобы она не была похожа на своих глупых, невежественных ровесниц. Для того чтобы подчеркнуть уровень невежества юных девушек, он любил стукнуть за обедом по столу и возмущенно заявить, что эти девицы не способны даже найти на карте Агондон!

Йули при таких речах отца краснела. И Марли тоже.

И тогда дядя Онти решил нанять учителя. Наиболее подходящей кандидатурой на этот пост ему показался молодой священник. Такого в те дни можно было отыскать в стенах Школы Храмовников. Архимаксимат такого молодого человека нашел и снабдил его наилучшими рекомендациями. Этот молодой человек был серьезен, набожен, и самая мысль о телесной нечистоте была ему противна. Можешь себе представить — по крайней мере, архимаксимат заверял в этом дядюшку Онти, — этот юноша якобы даже не различал своих учащихся по полу! Звали его Сайлас Вольверон.

— Какое смешное имя, тетя.

— Тебе так кажется, милая? Такие имена частенько встречаются среди набожных провинциалов. Там, откуда он был родом, этот Сайлас Вольверон, всех мальчиков нарекали такими тяжеловесными именами. Эбенезер, Натаниан и даже Полтисс! Но мы не звали его по имени. Звали мы его «кандидатом» или «кандидатом Вольвероном», ибо таков был его церковный титул. Он пока не прошел обряд Посвящения в духовный сан.

Очень скоро наша детская превратилась в школьный класс, заполнилась учебниками, тетрадями и досками, чернильницами и партами. Дядюшка Онти не желал и слышать о каких-либо отказах от учебы. Мы, все трое, садились за уроки каждое утро, кроме дней Канунов.

Помню, как стонали Йули и Марли в первое утро, когда мы сидели в нашем классе в ожидании кандидата Вольверона. Каков он будет собой? Йули и Марли соревновались между собой, придумывая его внешность. По их мнению, к нам должен был явиться жутко жирный малый со щеками красными, как кирпич, и блестящей лысиной. Вдобавок от него должно было противно пахнуть потом. А явился бледный стройный юноша с глазами с поволокой и курчавыми черными волосами. Сестры были просто потрясены.

Пойми, милочка, я не хочу, чтобы ты подумала, что Сайлас Вольверон был необыкновенно красив. Нет, он был приятной наружности, но во многом вполне обычен. Ты просто должна понять, что Йули и Марли до него почти совсем не видели мужчин. Мужчин настоящих.

— Но, тетя, ведь этого человека тоже нельзя было счесть настоящим...

— Верно, поскольку он принял обет безбрачия. Я имела в виду мужчин вообще.

— Но... — нахмурилась Джели, — а как же кузен Пелл?

— Пелла девушки считали братом, и, кроме того, он им разонравился. Нет, я все же должна сказать, что кандидат Вольверон стал предметом обожания сестер. Теперь по ночам они перестали мучить меня (не помню, говорила я тебе или нет, что мы спали в одной комнате?). Теперь они подолгу не спали и взволнованно шептались о том, какой душка наш учитель.

Началось все, конечно, как забавная игра. Но, моя милая, то, что началось как игра, может впоследствии превратиться в нечто весьма и весьма серьезное! Кандидат Вольверон был так тонок, так чувствителен! Йули потешалась над тем, как легко его вогнать в краску. А Марли, вздыхая, говорила о том, как ей нравится его острый кадык, о том, как он смешно подпрыгивает. И как только он не порежется этим кадыком!

Им нравилась эта игра, а молодой человек был такой прекрасной игрушкой! И скоро ставки начали расти. Как-то раз вечером в сезон Короса — о, как хорошо я помню холодное сверкание снега! — кандидат Вольверон, остановившись возле парты Йули, чтобы объяснить той какой-то сложный момент в геометрии, положил руку рядом с ее грифельной доской. Сам он при этом явно ничего не имел в виду, но Йули, как бы случайно, положила свою руку поверх его руки. Вольверон побагровел от смущения и отдернул руку. Такая мелочь! Все произошло мгновенно! Один раз тикнули часы, один раз треснул в печи уголек.

Но это было только начало, самое начало.

После этого случая девочки принялись испытывать терпение кандидата Вольверона. И если Йули коснулась его руки, то Марли предпочитала задеть юбкой его колени. Вскоре жизнь этого юноши превратилась в сплошные мучения. Пожалуй, даже в сплошные искушения, поскольку он то и дело краснел.

Конечно, если бы дядюшка Онти хотя бы на миг представил, что приглашенный им педагог вызывает у его дочурок такие страсти, кандидат Вольверон был бы вышвырнут из дома с таким же треском, с каким в свое время был изгнан Пелл. Однако дядюшка Онти, как я теперь понимаю, был человеком, лишенным особой прозорливости. Он верил рекомендациям архимаксимата. Разве тот не убеждал его в том, что кандидат Вольверон не способен понять, какого пола его учащиеся? И вот порой, встретив учителя в прихожей, дядюшка Онти спрашивал, усмехаясь: «Ну, кандидат, как там ваши мальчики?» Этот вопрос дядюшка Онти просто обожал, а кандидат Вольверон, наверное, думал, что его работодатель слегка свихнулся.

О да, это была игра, чудесная игра, придуманная девочками для того, чтобы развеять скуку жизни в большом унылом доме в те дни, когда замерзало озеро, а снега сезона Короса укрывали землю толстым белым одеялом. Но когда на смену морозам приходили жаркие дни сезона Терона, эта игра приобретала более зловещую окраску.

Помнится, я думала, что возглавляла нападки на Вольверона Йули, а Марли только подыгрывала сестре, но была готова остановиться, если бы дело зашло слишком далеко. Я ошибалась.

Однако я должна была бы объяснить тебе, что кандидат Вольверон был молодым человеком, обладавшим удивительными моральными качествами. То есть не просто казался человеком чистым и непорочным, он таким и был. Нет-нет, он вовсе не был каким-нибудь коварным искусителем, рядившимся в сутану набожности. У меня никогда и сомнений не возникало в том, что обет безбрачия он принял искренне. Увы, он не учел существования таких коварных созданий, как Йули и Марли. Можешь себе представить, эти противные девчонки решили, что их учителю не стоило давать такого обета! И они дали друг дружке другой обет: они поклялись, что заставят учителя нарушить его клятву.

Они стали еще более открыто искушать его. Я ведь уже говорила тебе, милая, что Йули и Марли вовсе не были такими уж невинными девочками. И вот то, что поначалу было всего лишь ребячеством, переросло в настоящую порочность. Девочки искали любую возможность остаться с кандидатом Вольвероном наедине. Как только стало теплее, Йули уговорила отца, чтобы тот позволил проводить занятия вне дома. Дядюшка Онти, воплощенная наивность, был только рад тому, что его дочери посвятят себя изучению природы. «Подумать только, — возмущался он порой, — нынешние барышни не способны отличить корень лопуха от корня лютика!»

Пожалуй, наши уроки в дни сезона Терона бывали настоящими мучениями для кандидата Вольверона. Порой мы гуляли вдоль берега озера, иногда останавливаясь, чтобы полюбоваться тростниками, ароматно пахнущими цветами или скорбно повисшими ветвями ивы. Стоило плеснуть в озере рыбешке, сверкнуть алым с серебром плавником — и Йули приходила в восторг. Она хватала кандидата Вольверона за руку, тащила к воде и требовала, чтобы он удовлетворил ее любопытство.

Кроме прогулок вдоль озера, случались прогулки по лесу. В то время все пространство от Варбийской долины до Оллонских топей было покрыто лесами. Из окон дома дядюшки Онти можно было полюбоваться не только зеркалом озера, но и верхушками деревьев на поросших лесом бесчисленных холмах. Поначалу мне не очень-то верилось в то, что дядюшка Онти позволит нам удаляться за пределы своего поместья. Однако на его взгляд, поросшие лесом холмы как раз таки входили в его угодья, а, кроме того, разве нам, его мальчикам, как он нас теперь называл, что-либо могло грозить в компании с кандидатом Вольвероном?

Прогулки по лесу для меня были наиболее мучительны. Только мысль о том, что этого не одобрит наш учитель, останавливала девочек, и они не приставали ко мне, как прежде. Они вообще вели себя тихо и благонравно, всячески старались выглядеть привлекательно и невинно. То есть, наверное, им казалось, что они выглядят невинно. А на самом деле, как бы и кто бы ни посмотрел на происходящее, он сразу бы понял, что Йули и Марли стали просто-таки дерзки в своих нападках на учителя. О, как они умели смущенно потупиться, когда он к ним обращался! Как они хватали его за руку, оступившись на неровной тропинке! Как-то раз после ливня только обнаружение тропинки, что вела в обход, спасло молодого человека, а не то ему пришлось бы переносить девочек через лужу на руках!

Тетя Влада улыбнулась и чуть не рассмеялась, а Джели рассердилась.

— Послушайте, тетя, я просто ничего не понимаю! Неужели этот человек был настолько глуп? Неужели он не видел проделок этих девчонок?

Улыбка Влады стала печальной.

— Ах, моя милая, мы должны вспомнить о том, что кандидат Вольверон был молодым человеком редкостной невинности. Боюсь, в наши дни такого уже не встретишь даже в стенах Школы Храмовников. Разве наш учитель был способен заподозрить подобные коварные замыслы у своих учениц? Думаю, он почитал их чистыми и наивными созданиями и все их проделки приписывал неведению и нечаянностям.

Как мне хотелось утешить его! Но между тем кандидат Вольверон был на редкость послушным молодым человеком, а дядюшка Онти строго-настрого наказал ему уделять самое минимальное внимание девчонке-зензанке. Очень часто обо мне забывали, и я оставалась одна на какой-нибудь полянке, а Йули и Марли уходили с учителем вперед, и каждая старалась схватить его за руку. С грустью смотрела я вниз, на белые стены дома дядюшки Онти. Какую тоску познала я в те дни, какое одиночество! Но как давно, кажется теперь, это было! Как давно!

Сезон был в разгаре, но все уловки девчонок вызывали у кандидата Вольверона только румянец и легкое смущение. Вскоре девочки стали предпринимать попытки по очереди увести учителя подальше в лес. Может быть, они слишком много времени проводили вместе? Может быть, оставшись с кем-то из них наедине, он бы хоть как-то среагировал на это? «Главное, — говорила Йули, — заставить его оступиться, чтобы потом можно было посмеяться над его обетом». Она, правда, не думала, а что же произойдет, если кандидат Вольверон возьмет да и влюбится в Марли. Мучить других — это занятие объединяло сестер. Но зависть, словно подколодная змея, подстерегала их.

Как-то раз поздно вечером, лежа в постели, Йули изложила коварный план. Приближался день Посвящения нашего учителя. Следовало принять более срочные меры. План заключался в том, чтобы Марли отвлекла учителя — увела вперед, заговорила зубы, а в это время Йули должна была вывихнуть ногу. Взаправду ли она собиралась вывихнуть ногу или намеревалась притвориться, этого я точно не знаю. Мне же следовало побежать вперед, догнать учителя и позвать его обратно. Это, как говорила Йули, придаст ситуации больше достоверности. Почему-то Йули не сомневалась в том, что полученная ею травма разбудит новое чувство в сердце кандидата Вольверона. Не сомневалась она и в том, что он непременно должен будет отнести ее на руках до самого дома.

Конечно, я в осуществлении этого плана участвовать не хотела. Но как я могла противиться? Ведь если бы я ослушалась, Йули и Марли прижали бы меня к кровати и отстегали бы поясами своих пеньюаров.

Все началось, как было задумано. На следующий день мы снова отправились в лес. В условленное время, получив знак от Йули, Марли стала расспрашивать учителя о каком-то растении, которое она заприметила днем раньше. Она вроде бы совершенно невинно ваяла его за руку и увела вперед. Вскоре они исчезли в лесу.

Мы с Йули ждали. Она в тот день была особенно счастлива. Еще чуть-чуть — и стала бы мне улыбаться. Она с мечтательным видом опустилась на упавшее дерево и устремила взгляд на отцовский дом. Она стала говорить о том, как мечтает в один прекрасный день стать хозяйкой этого дома. И больше ей ничего в жизни не хотелось.

А я спросила: «Сестрица, но разве ты не хочешь, чтобы кандидат Вольверон стал хозяином этого дома?»

Ты должна понять, милая, что в ту пору я была — сама невинность. Йули же раздраженно взглянула на меня и ничего не сказала.

Довольно скоро она велела мне пойти и разыскать учителя.

«Но, сестрица Йули, — возразила я, — ведь ты еще не поранила ногу!»

«Вот ведь глупая зензанка! — рассердилась Йули. — Иди, иди же! Ступай!»

Я пошла. Я притворилась, что испугалась, и стала окликать учителя. Но никто не отзывался. Я пошла дальше в глубь леса. Вскоре я перестала видеть Йули, но так и не нашла Марли и учителя. А еще через какое-то время исчез из виду дом. Но я упорно шла вперед, хотя мне было очень, очень страшно.

Я оказалась в незнакомой части леса. Ветви и кусты сплелись так густо, что полностью преградили дорогу. Мне пришлось продираться сквозь них.

И тут я увидела их. Вернее, сначала я услышала странное всхлипывание... или посапывание — такие звуки издают раненые звери. Я, как ты уже заметила, всегда относилась к зверям с особенной нежностью, — сказала Влада и погладила шею Ринга, — потому ты можешь представить, как я встревожилась. «Неужели, — подумала я, — какой-нибудь олененок или лисенок угодил в капкан?»

Должна тебе сказать, что сначала я не поверила своим глазам. Кандидат Вольверон стоял на коленях перед Марли, обнимал ее талию и рыдал. Я поняла, что происходит некое объяснение. «Моя прекрасная, — говорил он. — Моя милая Марли!» Сердце мое часто-часто забилось, я зажала рот ладонью и решила, что должна уйти незаметно и ни в коем случае не рассказывать Йули о том, что видела.

Но я не знала, что Йули надоело ждать, и она решила пойти за мной, а план с вывихом лодыжки отложить на другой день. И вот я отвернулась; чтобы уйти, и увидела ее. Она разжала было губы, намереваясь сурово отчитать меня за долгое отсутствие, но вместо резких слов с губ ее сорвался дикий крик, потому что она увидела сквозь листву то же самое, что увидела я. Она разрыдалась и была готова бежать, но тут у нее подвернулась нога, и она упала в колючие кусты.

Бедная Йули! Сбылась ее мечта. Кандидат Вольверон нес ее до дома на руках. Но не такого спасения она ждала. Молодой человек так дрожал от стыда, что едва мог удержать свою ношу. Надо сказать, он вообще не отличался завидной крепостью. Распухшую лодыжку Йули царапали ветки, а когда мы начали спускаться с холма, пошел дождь. Кандидат Вольверон едва не поскользнулся и чуть было не упал.

Мы с Марли отстали. Она молчала.

С этого дня я внимательно следила за сестрами. Йули пролежала в постели всего несколько дней. Под действием мази все ее ссадины и царапины скоро зажили, а вывих оказался не слишком серьезным. Но этих несколько дней хватило для того, чтобы чувства ее сестры и учителя друг к другу окрепли.

Зависть! Какое это опасное, ужасное чувство! Как оно разъедает душу! Надеюсь, ты, моя дорогая, ни к кому не испытываешь такого чувства?

Джели покачала головой:

— О нет, тетя Влада!

Тетя Влада улыбнулась и продолжала рассказ:

— Игра была окончена. Вернее сказать, происходящее перестало быть игрой. Йули настроилась против сестры. О, как хорошо я помню одну сцену... Это случилось утром в классе, который когда-то служил нам детской. Солнце заливало комнату утренним светом. Порой я прищуривалась и видела на месте досок, парт и чернильниц старенькую лошадь-качалку Йули, большую куклу Марли с улыбающейся мордашкой, и тогда мне становилось грустно.

Йули специально зазвала сестру туда. Она еще только-только начала вставать с постели и ходила с трудом. Царапины на ее лице еще не зажили, и нянька смазывала их какой-то лиловой настойкой. Еще никогда бедняжка Йули не выглядела так уродливо, еще никогда не было так очевидно, насколько Марли красивее ее.

— Сестра, — сказала Йули. — Ты нарушила клятву и испортила нашу игру.

— Но почему же, сестрица? — возразила Марли. — Разве ты не говорила, что он должен как-то проявить себя?

— Да, но разве ты тайком не разжигала в нем страсти? Тут уж Марли не выдержала:

— Мне вовсе не было нужды разжигать в нем страсть. Он меня любит, и мы поженимся!

Йули ахнула.

— Сестра, скажи, что ты шутишь!

Но это была не шутка.

Изуродованная сестра ошеломленно смотрела на Марли, а та выкладывала ей невероятную правду. Действительно, поначалу она, как и Йули, просто мучила несчастного Сайласа.

— Она назвала его по имени?

— Именно так, моя милая. Как видишь, все успело зайти довольно далеко. Сайлас любил ее — так она говорила, и намерения у него были самые благочестивые. Йули стала пытаться отговорить сестру. Что скажет отец? Неужели девушке, которая могла бы возлечь на брачное ложе с самим королем, стоило бросать все ради какого-то бедного храмовника-провинциала? Отец бы ни за что не согласился на такой союз.

«Отец может соглашаться или не соглашаться сколько ему угодно, — фыркнула Марли. — Я все равно выйду за Сайласа. Через одну луну должно состояться его Посвящение. Но теперь оно не состоится совсем. Завтра Сайлас должен пойти к архимаксимату и попросить, чтобы его освободили ото всех обязательств. Мы быстренько поженимся и уедем».

«Но что вы станете делать? Как будете жить?» «Сайлас посвятит свою жизнь науке. В той далекой провинции, откуда он родом, он откроет небольшой пансион. Я стану его помощницей. Какое мне дело до радостей светской жизни, когда в меня влюблен такой мужчина? О сестра, как это вышло славно — все, что ты задумала только для забавы!»

«Сестрица, это безумие!» — вскричала Йули, но Марли не пожелала ее слушать. Кандидат Вольверон ждал в саду, готовый начать уроки.

Но в тот день пошла с ним только Марли.

Оставшись одна, Йули дала волю страстям. Она ругалась. Она рыдала. Она стонала. Но что делать, ей было яснее ясного. Дурочка Марли! Все разболтала! «Я пойду к отцу! — закричала Йули. — Неужто он не положит конец этому безумию?! Еще как положит! Он запрет Марли в ее комнате и скорее уморит голодом, чем позволит связать судьбу с каким-то нищим провинциалом! А его... его отец вышвырнет на улицу!»

Увы, Йули не повезло. В тот день Онти не было дома. Он уехал с визитом к какому-то старому товарищу по торговым делам. Его отсутствие стало роковым. В ярости, потом в тоске, потом — мучаясь от боли, потом — страдая от страха, Йули бродила вокруг дома. Устав, она потребовала у няньки кресло-каталку и велела, чтобы я катала ее вдоль озера. Нянька стала было возражать, но Йули так накричала на нее, что бедная старушка залилась слезами.

Мы отправились в путь по берегу озера. Как трудно находиться рядом с изуродованной и озлобленной девчонкой! Сезон Терона клонился к концу. Озеро подернулось рябью, холодный ветер шелестел в ветвях ив и в тростнике. Где же была Марли... Марли и ее возлюбленный? Йули со злобой представляла их в лесу, где они отыскали потаенную пещеру и предавались там порочным удовольствиям.

В ту пору ни я, ни Йули понятия не имели о том, что собой представляют подобные удовольствия. Но одна мысль о них пугала нас.

Но вышло так, что мы неожиданно наткнулись на них. Помнишь нашу старую лодку, привязанную у дальнего берега озера? Марли и ее возлюбленный лежали на дне лодки, обнявшись, и спали.

Какой у них был счастливый вид!

Это зрелище вызвало у Йули страшную вспышку гнева, что она даже не нашла слов. Она поднялась с кресла. Хромая, подошла к лодке, уставилась на влюбленных. Она не стала ни плакать, ни кричать. Она тут же отвернулась, и лицо у нее стало белое-белое. Она опустилась в кресло и тихо велела мне везти ее дальше.

Мы снова тронулись в путь вдоль берега. Я устала, а на небе собрались темные тучи. Да, сезон Терона почти закончился. Упали первые капли дождя, и я стала умолять Йули позволить мне отвезти ее домой. Она сердито велела мне замолчать. Когда мы снова оказались около маленькой пристани, мне стало не по себе. Йули вдруг стала такой спокойной! Я молилась о том, чтобы влюбленные успели уйти.

Но когда мы подошли к пристани вплотную, Йули подняла руку и знаком велела мне остановиться. Она встала, а я чуть было сама не повалилась в кресло от усталости. Йули подошла к лодке и бесшумно, чтобы не разбудить влюбленных, вынула весла из уключин. Затем она отвязала лодку и легонько подтолкнула ее. Затем она вернулась, села в кресло и велела мне везти ее дальше.

Ты спросишь, милая, почему я исполнила ее приказ? Столько лет прошло, а я до сих пор не в силах ответить на этот вопрос. Но вот я говорю об этом сейчас, признаюсь тебе в том, что не знаю, как ответить, но ведь я смутно вспоминаю о таинственном уроке, преподанном нам кузеном Пеллом. Вспоминаю, милая! Разве я не знала все это время о том, что нечто во мне стремится к страшной воронке? Когда-то я думала о том, что мне хочется самой исчезнуть, погрузиться в ужас этого водоворота! Но теперь я понимаю, что в жизни много водоворотов, в которые можно угодить, и для этого совсем не обязательно тонуть.

Мы уже успели обойти половину озера, когда услышали крики и плеск воды. Кандидат Вольверон выпрыгнул из лодки. Думаю, он решил позвать кого-нибудь на помощь. Увы, героя из него не получилось. Он в отчаянии колотил своими тоненькими руками по воде, стараясь отплыть от жадного жерла водоворота. Марли он оставил в лодке, и лодка подплывала все ближе и ближе к черному горлу омута. Марли не умела плавать. Дергаясь, словно какая-то дурацкая кукла, она металась по качающейся лодке. И вот, наконец, слишком поздно, я бросилась в озеро. Но что я могла сделать? Через несколько мгновений лодка вместе с дико кричавшей Марли исчезла в воронке омута.

Все это время Йули сидела в кресле, не шевелясь, как мертвая.

Все произошло мгновенно. К тому времени, как из дому прибежали слуги, сделать что-либо уже было невозможно. В смысле — для Марли. Кандидата Вольверона вытащили из озера. Он наглотался воды и рыдал. Естественно, он был уволен. Только уважение к архимаксимату, как я понимаю, удержало моего деда от судебного разбирательства. Правды он, естественно, так и не узнал. Убитый горем, он вскоре умер.

И вот Йули стала хозяйкой, самой настоящей хозяйкой в отцовском доме. Какие мысли владели ею, когда она стала наследницей? Трудно вообразить. После похорон Онти я с ней не разговаривала. Я получила наследство от моего отца Конечно, маленькое, но я намеревалась распорядиться им с умом и не желала никакой помощи от Йули. Но конечно, я еще много раз потом видела ее в обществе.

— Но, тетя, что с ней стало? Она вышла замуж?

Тетя Влада рассмеялась.

— Ты прекрасно знаешь, что с ней случилось, милочка! Быть может, из-за чувства вины Йули вспомнила о мечте своей сестры и ее возлюбленного открыть маленький пансион. Быть может, она все время с тоской вспоминала наш класс, где она когда-то наслаждалась тем, что мучила своего учителя. Как бы то ни было, она превратила дом своего отца в пансион для девочек из высшего общества.

Но вот озера она сохранять не стала, и потому за высокими белеными стенами забора теперь лежат болота. Джели привстала, в изумлении приоткрыв рот.

— Так значит, Йули — это...

— Ну конечно, моя милая! Разве я забыла сказать тебе фамилию моего деда? Его фамилия Квик, милочка. Квик. Квик

Тут Рин взлетел и уселся на плечо тети Влады и стал повторять, как попугай:

— Квик! Квик!

А Влада рассмеялась, запрокинув голову, — так беззаботно, словно вся эта история была всего лишь забавной шуткой.