"Танец Арлекина" - читать интересную книгу автора (Арден Том)

ГЛАВА 3 СИНИЙ МУНДИР! КРАСНЫЙ МУНДИР!

Фургоны племени ваганов уже два цикла подряд не наведывались в деревню, если не больше. В мрачные дни войны и еще целый цикл после нее в долине не видели ни одного вагана. Поговаривали, будто бы они ушли высоко в горы, а другие болтали, будто бы они и вовсе отправились в иной мир — некоторые верили в то, что ваганы это умеют.

Ката тоже верила в такое. Она шла рядом с отцом по проходам между ярко раскрашенными фургонами, крепко сжимала его руку и думала о том, как славно бы ей, наверное, жилось в том, ином мире. Толпа колыхалась вокруг, словно волны необъятного моря. Пахло благовониями, звенел смех, сверкало золото. Как зачарованная, Ката проталкивалась к размалеванным яркими красками лоткам, тянула ручонки к разноцветным ниткам бус и рулонам красивейших тканей.

— Купи мне это! И вот это!

Вдруг Ката отшатнулась. Ее напугали мальчик и девочка, сжимавшие в руках деревянные мечи. Смеясь, они пробирались сквозь лес ног взрослых людей. Около горы кокосовых орехов мальчик подобрал яркий мяч и радостно воскликнул:

— Нашел! — и победно подпрыгнул на месте. Отовсюду доносились крики:

— Сюда, милая!

— Налетайте! Налетайте!

Смех, шутки, радостные возгласы. Для Каты все это было чудесным, сказочным царством. Ей казалось, что куклы на полках вот-вот пустятся в развеселую пляску.

— Поди-ка сюда, милашка!

Кату манила к себе женщина-ваганка. Она стояла в проеме между двумя фургонами, затянутом занавеской, одетая в яркое платье с множеством оборок. Пальцы ее были унизаны кольцами.

— Хочешь узнать свое будущее, детка?

Ката изумленно выдохнула:

— Мое будущее?

Женщина-ваганка рассмеялась. Кожа у нее была смуглая, темная, как ягоды бузины, — как будто она намазала себе лицо бузинным соком. В руке женщина держала дымящуюся трубку. Мундштуком трубки она указала на занавес, расшитый золотыми звездами.

Ката обернулась, нашла глазами отца.

— Папа, кто они такие?

Она спрашивала о ваганах. Ката догадывалась, что это очень странный народ, что в них есть нечто гораздо более необычное, нежели украшения, темная кожа и яркая одежда.

— Папа! — окликнула отца девочка.

Но старик молчал. Крутом шумела толпа, а он ни с того ни с сего погрузился в глубокую задумчивость. Все эти звуки и запахи вошли в него и пробудили воспоминания о том дне, когда он последний раз побывал на ярмарке. Все предстало воочию перед его мысленным взором. Золотые монеты, сверкавшие в потных ладонях, белая пена, стекавшая с боков серебряных пивных кружек.

О сладкий обман!

Сейчас Вольверон, который и тогда уже был немолод, не чувствовал и малой толики того, что чувствовала его дочь. Все это он видел и раньше, и, кроме того, он видел правду: потрескавшуюся, облупившуюся краску, подгнивший ковер, рытвины оспин на лицах бродяг. Но в тот день, в тот последний день, когда они пришли сюда, маленькая обшарпанная ярмарка преобразилась.

Эйн, его возлюбленная, должна была встретиться с ним на кладбище.

— Сюда, милочка!

На миг — так ясно, словно к нему вернулось зрение, старик увидел девушку, бегущую между надгробьями, сжимая в руке туфельки. Ее белое платье развевалось на ветру, подол отлетал назад и казался похожим на шлейф. Сгущались сумерки. Между могилами залегли черные тени. Старик ждал, притаившись под тисом. Упав в его объятия, девушка задохнулась от испуга. К ее губам прилипли крошки печенья. Кукла, выигранная в состязании, упала на землю.

— Хочешь узнать свое будущее, детка?

Но даже тогда, сжимая девушку в объятиях, старик слышал, как, перекрывая веселый гомон ярмарки, где-то вдали стучат походные барабаны, как их грохот приближается к деревне по заросшей лесом долине.

Войско Синемундирников неумолимо приближалось.


Сайлас Вольверон умел видеть в темноте. Еще тогда, когда он был мальчишкой и глаза его были подобны зеленым озерам и сверкали так, как теперь сверкали глаза Каты, он мог с закрытыми глазами ходить в темноте. Все Диколесье, все его извилистые корни и колючие ветки запечатлелись в сознании Сайласа так, словно были выгравированы на стали. Однако потеря зрения стала для него ужасной утратой, и ничто не могло сравниться с тем кошмаром, который он увидел тогда, когда был еще зряч.

— Папа!

Старик склонился к дочери, и девочка, взглянув на изуродованное лицо отца, сразу забыла о том, что рассердилась на него за то, что он долго не отзывался. Ката протянула руки и поправила капюшон Сайласа.

День клонился к вечеру.

Старик и девочка ходили по проходам между фургонами и кабинками. Кате повезло — она успешно взобралась на самый верх груды кокосовых орехов и получила приз — толстую тряпичную куклу с нарисованной улыбкой от уха до уха. Войдя в темный шатер, девочка с замиранием сердца смотрела на женщину с рыбьим хвостом и ее безголового мужа. А потом отец усадил ее на замечательного пони с колокольчиком на шее.

Пони поскакал по проходу.

Вдруг послышался визгливый выкрик:

— Синемундирник!

Выкрик донесся оттуда, где проход сворачивал влево. Вот он прозвучал вновь — словно приглашение. В полотняном павильончике было прорезано окошко, а в окошке появлялся и тут же исчезал крошечный человечек в синей курточке.

Ката радостно рассмеялась.

Около павильончика быстро собиралась толпа. Кате мешали смотреть чьи-то широкие спины, толстые ляжки, пыльные юбки с турнюрами. Девочка изо всех сил вытягивала шею. Послышалось новое восклицание:

— Красномундирник!

Человечек в синей курточке исчез. На его месте подпрыгивал человечек в красном.

— Синемундирник! —и снова выпрыгнул человечек в синем.

— Красномундирник! — появился человечек в красном.

— Синемундирник!

— Красный!

Это было кукольное представление — игра в Красно— и Синемундирников. Вольверон, сжимая руку дочери, вздрогнул. Он и не думал, что бродяги-кукольники по-прежнему разыгрывают эту балаганную пьеску. Ведь прошло столько времени с тех пор, как состоялось настоящее сражение. А для Каты куклы были просто смешными маленькими человечками. Что старик мог сказать ей такого, чтобы она узнала правду? Куклы подпрыгивали все быстрее и быстрее. Красный, синий человечек, и снова красный, и всякий раз кукла выкрикивала свое имя.

Пауза. Над занавесом пусто. А потом вдруг снова:

— Синий!

Пауза.

— Синий, синий, красный.

Сцена опять опустела. Ката затаила дыхание. Казалось, что сейчас нет ничего важнее на свете, кроме догадки, какой же человечек выскочит — синий или красный.

Ката подняла повыше свою куклу, чтобы та тоже увидела.

— Синий!

— Красный!

И снова пауза. Открылся задник, на котором была нарисована картинка — гряда зеленых холмов, а выше — заснеженные горы.

— Папочка, это же наша долина! — воскликнула Ката. Внизу, под сценой, застучал барабан. Потом над краем занавеса медленно-медленно появился человечек в синем мундире. Сначала была видна только его треуголка, потом появился нос. О, какой большой был нос, какой распухший! Наконец появился и расшитый золотом мундир. Кукла задрала нос, расправила плечи и начала раскачиваться вперед и назад. В маленьких ручках кукла сжимала штык. Раскачиваясь, она гордо пропела:


Я солдат в мундире синем!

Синий — самый лучший цвет!

Лучше цвета в мире нет!

Этот цвет я обожаю и люблю,

Только синему служу я королю!


Публика зашепталась, послышались смешки, а потом и громкий хохот. Человечек в синем мундире злобно уставился на публику и нацелил на зрителей свой штык.

— Предатель! — крикнул кто-то.

Человечек в синем мундире на глазах становился все уродливее и уродливее. Треуголка сползла ему на уши, мундир бесформенно повис на плечах. Однако он продолжал петь, еще более решительно, нежели раньше:


Синий! Синий! Тру-ля-ля!

Цвет законного короля!


Шум и хохот утихли, и только тогда куклу в синем мундире сменила кукла в красном:


Я синий ненавижу, я красный цвет люблю!

И красному, законному служу я королю!


Кукла в красном мундире была толстощекая, мордашку ее украшала радостная улыбка, и этим она выгодно отличалась от куклы в синем. Эта кукла не тыкала так злобно штыком в сторону публики — он был закинут за спину. Мундир куклы был чистенький, на груди сверкали медали. Кукла маршировала на месте, держа спину прямо и ровно. Толпа приветствовала куклу в красном восторженными выкриками. Вскоре зрители подхватили песенку куклы, и вся долина запела хором:


Восславим дружно красный цвет!

Эджарда Алого лучше нет!


— Ой, папочка, как мне нравится эта куколка в красном мундирчике! — воскликнула Ката, запрокинула голову и запела: — Эджарда Алого лучше нет!.. Папа!

Но где же он? Старик отпустил ее руку… Ката была зажата между толстой старухой в платье с оборками и стариком с брыжами — еще толще нее. Краснолицые, разгоряченные, они покачивались из стороны в сторону в такт песенке. Оборки юбки старухи и брыжи старика сходились и расходились, словно складки провонявшего занавеса.

Ката сжалась.

Заслонив небо у нее над головой, серебряная пивная кружка качнулась в руке старика, уронив пену на шею девочке. Ката вскрикнула, дернулась и вырвалась.

— Папа!

Через несколько мгновений Ката увидела остроконечный капюшон отца, вздымавшийся подобно скале над морем чужих голов. Отец стоял около темно-синего занавеса, расшитого золотыми звездами, и разговаривал с женщиной-ваганкой, предложившей Кате узнать ее будущее. Блеснули кольца на руке у женщины. Она схватила Сайласа за рукав. Он наклонил голову, и они вместе исчезли за занавесом.

— Папочка!

Ката сердито топнула ногой. Почему он бросил ее! Представление в балаганчике продолжалось. Человечек в красном мундире и человечек в синем бегали по кругу и кололи друг дружку штыками, но Ката в ту сторону не смотрела. Она вертелась, сердито зыркая по сторонам.

Вот тогда-то она и увидела арлекина.