"Клятва воина" - читать интересную книгу автора (МакКенна Джульет Энн)

Глава 6

Письмо, которое было найдено среди вещей, спасенных с алдабрешской галеры, потерпевшей кораблекрушение в Пеорлском Заливе в 278 году Свободы города Кола.

Я стоял, неловко прислонясь к стене, и чувствовал, как пот стекает меж лопаток. Хоть я старался не двигаться, должно быть, чем-то выдал свое смущение, потому заслужил недовольный взгляд Ляо. Чтобы как-то отвлечься, я уставился на фонтанчик, струящийся в широком керамическом бассейне посреди беломраморного пола. Где-то зажужжало насекомое, и я попытался его разглядеть, не желая, чтобы оно пополнило мою и без того впечатляющую коллекцию зудящих укусов.

– Прости, моя госпожа, но эта нить такая неровная. Она застревает на станке или рвется, и мне очень стыдно за качество ткани.

Ткач, беловолосый тощий старик в чисто выстиранной набедренной повязке, униженно стоял на коленях перед юной женщиной, годившейся ему во внучки.

Счастливчик, подумал я; мои плечи нещадно болели после целого дня в кольчуге, хотя я ничего особенного не делал, а только стоял с воинственные видом, устрашая работников Ляо. Но по крайней мере я стоял прямо.

– Я понимаю твои трудности, и наказания не будет, – прервала Ляо жалобы старика.

Мы весь день слушали одно и то же в разных вариантах. Я уже загодя знал, что скажет этот старец Ляо.

Ее живая, деятельная манера все еще поражала меня несоответствием ее облику: Ляо сидела здесь же в тонком как паутинка шелковом платье, которое мало что из ее чар оставляло воображению. Яркие краски почти скрывали ее лицо, и драгоценностей на ней было больше, чем у всего Дома Д'Олбриотов на свадьбе сьера.

Отвлекшись от их разговора, я посмотрел в открытое окно. Ухоженные сады окружали центральную часть дворца, за ними приткнулись жилища рабов. Дальше возвышались черные стены, патрулируемые днем и ночью бдительными часовыми с короткими, дважды изогнутыми луками. Я посмотрел на лениво колышущийся зеленый вымпел, водруженный на башне над главными воротами, и на виднеющиеся вдали темно-зеленые холмы соседнего острова, подернутые туманом во влажной жаре. Перспектива выйти одному за ворота была столь же эфемерна, как возможность шагнуть сквозь радугу, чтобы встретиться с элдричским человечком.

Над коническими пиками дальних островов громоздились темные тучи. Может, все-таки придут дожди, которые Ляо обещает вот уже несколько дней… Станет ли хоть немного прохладнее? Я постоянно был залит потом. Пока дул ветерок, это еще было терпимо, если, конечно, я не надевал эту треклятую кольчугу. В те дни, когда я ее носил или когда воздух висел тяжелый и неподвижный, мне казалось, будто хожу, завернутый в теплое мокрое одеяло, и не раз я ловил себя на том, что мечтаю о свежих соленых ветрах, дующих с океана в родных местах, дома.

Стук в дверь вернул меня к действительности. Я открыл – на пороге стояла Гар Шек. В ее золотистых глазах плясало удовольствие, а Сезарр, бесстрастный, как всегда, маячил у нее за спиной.

– Ляо, дорогая, у меня чудные новости, – сладко пропела Гар, скрывая под привычной улыбкой пакость, которую намеревалась сделать. – Хозяин голубей только что принес мне письмо от Каески. Она прибывает домой с вечерним приливом. Это так прекрасно! Она будет здесь во время родов!

Ляо подняла голову и безмятежно улыбнулась.

– Спасибо, что так быстро дала мне знать.

Она взглянула на сложное устройство из зубчатых металлических колес, служившее ей календарем. Старшую жену, Каеску, ждали обратно не раньше чем через два дня.

Гар кивнула и посмотрела на ткача; он стоял, как полагается, на коленях, прижавшись лбом к полу, – очень трудная поза, должен сказать.

– Твои работники все еще мучаются с той пряжей, что ты обменяла у Тани Каазик? – с невинным участием спросила Гар, не упустив случая напомнить Ляо о ее промахе.

Та пожала плечами.

– Я должна была что-то сделать для бедной девочки. С таким количеством лишней пряжи она просто дошла до точки.

Может, и так, но самой юной жене Каазика все же хватило ума всучить Ляо самый некачественный хлопок. Я вспомнил ту встречу: жадность Ляо и ее безумное желание увеличить количество собственной продукции, дабы приумножить прибыли, одержали верх над здравым смыслом. Ляо не проверила пряжу, и мне здорово досталось на орехи, когда она обнаружила свою ошибку, – выместила на мне свою досаду.

– Уверена, ты найдешь выход из положения, – слащаво улыбнулась Гар.

– Да, мне есть кому предложить ткань, – заверила ее Ляо. Ее уверенный тон определенно убедил бы меня, если б я не видел накануне, как Ляо носилась по комнатам, без конца твердя, что ей совершенно некуда деть эту ткань.

Не стирая улыбки со своего лица, Гар круто повернулась и легкой походкой пошла по коридору; Сезарр тихо позвякивал доспехами позади нее. Хотя Гар никогда не упускала случая уколоть Ляо, я сам недавно слышал, как она уверяла некоего знатного посетителя, будто Ляо знает, что делает, щедро помогая несчастной Тани Каазик выйти из затруднений, порожденных прискорбной неопытностью этой девочки. Я убедился, что в течение дня алдабрешская дама носит больше различных масок, чем актер в солурском маскараде.

– Вы все свободны! – Ляо кивнула ткачу и другим в коридоре, терпеливо ждущим своей очереди. Они безропотно разошлись, и я с презрением посмотрел им вслед.

– У тебя озадаченный вид. В чем дело? – спросила Ляо, когда мы поднимались по лестнице в ее покои на верхнем этаже дворца.

Мне следовало помнить, что Ляо обладает талантом замечать каждый оттенок тона или выражения и заткнет за пояс даже такого профессионального игрока, как Ливак, – несомненно, результат многолетней подготовки к сложной жизни жены воеводы.

– Твои рабы, ткачи… они очень послушны, – нерешительно сказал я.

Ляо досадливо щелкнула языком.

– Они не рабы, они – свободные островитяне. Пора тебе запомнить такие вещи. Раб – тот, кого купили с материка или обменяли из другого владения.

Лично я назвал бы рабом всякого, кто полностью зависит от воеводы и его жен, торгующих плодами его труда, дающих ему крышу над головой, разрешение жениться, растить детей и делать все прочее, кроме разве что сна и питья. Я покорно кивнул и прибавил это к постоянно растущему списку вещей, которые я должен помнить. Мы добрались до верхнего этажа, и я торопливо открыл дверь в спальню Ляо. Едва переступив порог, она уже снимала платье, затем бросила его небрежно на узорчатый деревянный пол. Я слишком часто видел ее нагой, чтобы смущаться, и просто направился к лестнице – послать одного из пажей за горячей водой.

Когда я вернулся с кувшином, из которого поднимался пар, Ляо снимала краски с лица в выложенной плитками ванной.

– Иди сюда, – приказала она. – Мне нужно поговорить с тобой.

Я вылил кипяток в широкий таз, и Ляо подождала, пока я добавлю холодной воды.

– Каеска – очень умная женщина, но ее власть кончится с рождением ребенка Мали. Поэтому она постарается навредить Мали или малышу.

Я без труда поверил в это. Несмотря на все их бесконечные учтивые танцы друг перед другом, я уже видел достаточно свидетельств алдабрешской жестокости. Ветерок, залетающий в открытые окна, все еще доносил остатки пепла из соседнего владения, где остров, пораженный какой-то чумой – из тех, что гуляют по Архипелагу, был сожжен дотла вместе со всеми домами, растениями, животными и жителями, чтобы остановить заразу.

Ляо нахмурилась, быстро намылила лицо.

– Ты должен все время быть начеку. Нынче вечером мы ужинаем всей семьей, и ты ничем не должен осрамить меня. Ты будешь говорить только по-алдабрешски и только когда к тебе обратятся. Ты не станешь привлекать к себе внимание, что бы ни услышал.

Мыльные пузыри слегка подпортили ее грозный вид, но, не желая вновь ощутить ее палку на своей спине, я подавил смех.

– Какое платье ты наденешь?

Я уже мог спросить это на сносном алдабрешском, а также произнести несколько других небесполезных фраз, но, похоже, нынешний вечер я проведу молча. Меня это не беспокоило. Может, я все еще с трудом говорю на этом языке, хоть он и оказался гораздо проще, чем я думал, зато понимаю все больше и больше – факт, который я тщательно скрывал от окружающих. Чего я действительно хотел, так это подслушать нечто интересное, то, что проведет меня мимо стражников за ограду дворца и вниз, к гавани. Я все больше и больше убеждался, что ждать спасения от магов – пустая трата времени.

Ляо помолчала, энергично намыливая тело.

– Красное с золотым. Ты согласен?

Я призадумался.

– Лучше кремовое с золотым, особенно если Мали наденет желтое. У Гар есть то новое красное платье, помнишь?

Ляо кивнула.

– Да, это должно напомнить Каеске, что у Мали здесь имеется поддержка.

Запрокинув голову, она вылила на лицо чашу холодной воды и содрогнулась. Ее кожа соблазнительно заблестела, пока вода, закручиваясь, уходила в водосток в наклонном полу.

Я оставил Ляо одну и пошел за платьем, прихватив к нему усыпанные жемчугом украшения из желтого золота для лодыжек, запястий, шеи, талии и волос. Я стал без особого почтения относиться к богатству, которого хватило бы, чтобы скупить половину Зьютесселы. У Ляо стояли целые сундуки этого добра, и, вполне очевидно, она и понятия не имела, что там у нее есть. Я легко мог бы украсть кольцо, пару серег, возможно, тонкую цепочку – это полностью оплатило бы мой проезд через Старую Империю там, дома. Здесь они не провели бы меня даже за первые дворцовые ворота, так как никто, кроме знати, не понимал цены таких вещей. И это было бы даже смешно, если б не было так обидно. Драгоценности Ляо тоже представлялись мне какой-то странной смесью: одни были столь изящны, что их не постыдился бы сам император, другие поражали своей простотой: громадные драгоценные камни, отполированные в их природной форме, выглядели точь-в-точь как необычно окрашенная галька, а не как богатство, способное купить всех рабов в Релшазе.

– С волосами хватит, займись моим лицом, – велела Ляо, тщательно укладывая складки платья.

Я принес краски и поискал благоразумные цвета. Чему бы я ни рассчитывал научиться у алдабрешского воина вроде Сезарра, смешивание косметики туда не входило. Однако обязанности личного раба алдабрешской дамы оказались самым причудливым сочетанием обязанностей стражника, персонального одевалыцика, шпиона и лакея. К счастью, прежде чем мы с отцом пришли к выводу, что работа каменщика – не для меня, я достаточно прослужил в учениках, дабы выработать хороший глаз и твердую руку. Могло быть и хуже: от индиго, которым Гар подкрашивает свои волосы, Сезарр постоянно ходит с синими ногтями.

Медные рога громко затрубили в гавани. От неожиданности я едва не уколол Ляо в щеку тяжелой серебряной кистью, и она прошипела что-то – наверняка ругательство.

– Это корабль Каески. Она, конечно же, рано. Шевелись! И умой свое лицо, я не хочу, чтобы ты выглядел чумазым!

Я еще не успел вытереться, а Ляо уже выходила за дверь. Я бросился следом, с тоской думая о том, когда же мне самому удастся вымыться и охладить натруженные плечи. Лучшее, что я пока мог сделать, это туже затянуть пояс на кольчуге, чтобы перенести как можно больше тяжести на бедра.

– Не думаю, что нам нужно спешить, моя дорогая.

Когда мы вышли из центральных дверей дворца, Шек Кул уже ждал на широкой лестнице из полированного черного камня. Его длинная борода лоснилась от масла, и весь он выглядел точь-в-точь как маскарадный варвар в своих просторных шароварах и тунике из белого шелка, щедро вышитого и усеянного драгоценными камнями. Еще больше перлов сверкало на пальцах и запястьях воеводы. Его зачесанные назад волосы тоже были умащены, заплетены и обвиты золотыми цепями – я впервые видел у него такую прическу. Опахало из радужных перьев на золотой ручке вносило завершающий штрих в его оригинальный облик.

– Мы подождем Мали, – улыбнулся он Ляо, нежно беря ее за руку.

– Конечно, – просияла та, и я спросил себя, придется ли мне этой ночью снова выносить свой набитый хлопком тюфяк в коридор, вместо того чтобы спать подобно сторожевому псу у изножья постели Ляо.

– Каеска, как всегда, рано! – Мали осторожно спустилась по лестнице, тяжело опираясь на руку Гривала.

Последние дни мы с Сезарром видели его все реже и реже. Мали вот-вот должна была родить, и Гривал вертелся вокруг нее, как старая сука вокруг своего щенка. Лично я начал задаваться вопросом насчет его нежности к ней, но свои подозрения держал при себе.

– Пойдемте поприветствуем нашу жену, – приказал Шек Кул.

Хрустя галькой, он зашагал по дорожке, вьющейся среди ярких душистых цветов, коими был наполнен сад. Ляо взяла Мали под руку, а Гривал пошел рядом со мной. Сзади грохнула дверь. Я хотел оглянуться, но Гривал сверкнул на меня глазами, и я уставился вперед, сохраняя бесстрастность, когда Гар пробежала мимо нас в суматохе алого шелка. Сезарр занял свое место справа от меня, и мы втроем замаршировали в ногу. Я с облегчением обнаружил, что за пределами дворца все носят легкие кожаные сандалии, но, хотя мои ноги понемногу грубели, я все еще чувствовал каждый камешек сквозь тонкие подошвы.

Как только мы подошли к воротам, я сумел обуздать лицо, но внутри меня все дрожало от ожидания. Мы прибыли ночью и отправились прямо во дворец, поэтому я не смог разглядеть гавань и получить хоть какое-то представление о наличии лодок и основательности их охраны.

То, что я увидел, не придало мне бодрости. Ухабистая дорога змеей спускалась к широкому изгибу бухты. По обеим ее сторонам толпились крохотные домишки. За широко открытыми ставнями были видны люди – они стирали, стряпали, ткали, пряли, короче, жили своей обычной жизнью, равнодушные к наблюдению со всех сторон. Почти у самой кромки воды стояло суровое квадратное здание из шероховатого серого камня. По крыше его ходили караульные, окна – не более чем щели для стрел, единственная двойная дверь – массивная преграда из дерева и железа. Скорее всего внутри оно имело пустое пространство, подобно многим дворцовым зданиям, построенным таким образом для защиты снаружи, – все помещения смотрят внутрь. Огромные двери из черного дерева были распахнуты, смиренные островитяне вносили грузы, выложенные на темный песок флотилией лодок, которые перевозили этот груз с галер, стоявших на якоре в центре бухты. Даже будь у меня возможность украсть один из этих яликов, я бы не рискнул выйти на нем, с его небольшой осадкой и треугольным береговым парусом, в открытое море. Я мысленно вздохнул. Удастся ли когда-нибудь найти реальный план побега?

Я посмотрел на корабли, которые привезли домой плоды долгой торговой поездки Каески Шек. Два из них были галерами вроде той, что привезла меня сюда: широкие в бимсе, с прямыми парусами для попутного ветра, они были гораздо массивнее галер, курсирующих вдоль побережья Лескарского Залива. Каждый гребец на банках имел собственное весло, а не одно на троих в тормалинском стиле, и я знал: алдабрешцы давно позаботились о том, чтобы никто больше не экспериментировал с этой техникой, топя любое судно больше чем с одним рядом весел. Так как все драгоценные камни находились в руках воевод, моряки с материка предпочитали уступать им в этом споре.

Третий корабль был совсем иной: узкий, с тремя рядами весел, расположенных друг над другом; вдоль бортов стояли вооруженные люди, а пенный гребень выдавал длинный таран, разрезающий волны сразу под ватерлинией. Это был военный корабль – одна из наиболее убедительных причин, почему галеры, которые ходят вдоль побережья от Кола до Релшаза и дальше, к Тормейлу, держатся близко к своим берегам и не рискуют заходить в Архипелаг без особого приглашения и флагов на мачте для его подтверждения. Два таких судна присоединились к нашей галере, как только мы оставили внешние якорные стоянки Релшаза. В нашем долгом продвижении на юг через острова я узнал, что Шек Кул имеет договоры с другими воеводами, по которым его суда могут каждый день приставать к определенным крошечным островкам, чтобы взять еду и воду и дать отдых гребцам. На всех этих остановках мы видели в море такие же хищные формы. Держась на расстоянии, они следовали за нами по пятам, пока мы не оставляли воды конкретного владения. Я пришел к выводу, что Дастеннин и впрямь благоволит нам, южным тормалинцам, нагоняя яростные шторма, что ревут вокруг Мыса Ветров и не пускают алдабрешцев в наши воды. В данный момент внутри Архипелага преобладала атмосфера вооруженного доверия, и я искренне надеялся, что мир удержится, пока я не выберусь отсюда.

Маленькая лодка отделилась от борта военного корабля. Гребцы наклонялись к веслам, а на корме сидели трое. Женщина в алых шелках, развевающихся на ветру словно пламя, рядом с ней – мужчина, весь в торжественно черном, короткие белые волосы блестят на солнце. Он был не намного выше женщины, но широкий в плечах и груди. Я уже видел таких людей – в прошлом году и в гадании Вилтреда, где сердце Империи пожиралось пламенем. Я смотрел, как приближается лодка, и растущий страх душил мои инстинктивные отрицания. Эльетимм! Я готов был поставить на это свое годовое жалованье.

– Каеска, любовь моя!

Шек Кул пошел на пляж помочь Каеске выйти из лодки. Волны плескались вокруг его лодыжек, но воевода словно не замечал этого.

– Мой уважаемый муж. – Они обнялись, и голос Каески был теплым от любви. – Мали, дорогая моя, тебе следовало подождать в саду, в тенечке. Слишком жарко для тебя идти в такую даль столь близко к твоему благословенному часу.

– Я хотела приветствовать тебя, как подобает, ведь тебя так долго не было.

Мали с самым искренним видом поцеловала безупречную щеку Каески, а следом Ляо и Гар шагнули вперед, чтобы обнять новоприбывшую.

После всех рассказов, что я слышал от Ляо о хитрой, коварной и мстительной натуре Каески, я ожидал чего-то более впечатляющего, нежели эта тонкокостная женщина с оленьими глазами, стройными лодыжками и изящной фигурой. Ее кожа и волосы были светлее, чем у других женщин, локоны, хитро уложенные вокруг головы, явно отливали рыжиной. Что касается ее возраста, то я решил – она примерно моих лет.

– Какое восхитительное платье, Ляо, милая моя. – Чтобы лучше рассмотреть, Каеска слегка отстранила ее. – И твое лицо… какой необычный стиль!

– У Ляо новый раб, – вмешалась Гар, сияя от удовольствия.

– О да, – с девичьим восторгом протянула Ляо, – Гар поступила так умно, выбрав мне жителя материка. Представляешь, он ничего не знал о наших обычаях, даже не умел говорить! Было так забавно всему его обучать!

Я стоял и смотрел прямо перед собой, старательно делая вид, будто их быстрый щебет выше моего разумения. Но я заметил мгновенный взгляд, которым обменялись Гар с Каеской: первая – ища одобрения, вторая – давая его с блеском удовлетворения в светло-карих глазах. Выходит, они что-то плели между собой – но что?

– Ты привезла нам гостя? – Шек Кул оценивающе разглядывал беловолосого.

– Это Кра Мизак. – Каеска, полуобернувшись, наградила своего спутника коротким кивком. – Он прибыл из далеких северных земель и желает изучить здесь возможности для торговли.

Я мысленно выговорил это имя: Крамизак – так оно звучало бы на цивилизованном языке, но нигде в Империи не было таких имен.

– Добро пожаловать в мои владения!

Шек Кул не поклонился, не протянул руки, но эльетимм не встревожился – видно, хорошо знал, чего ожидать.

– Благодарю за гостеприимство. – Он наклонил голову в точно выверенном почтении. Лицо его было открытое и честное, поза – свободная, но маскирующая легкий испуг. Этот человек определенно был хорошо осведомлен: мне потребовался не один день, чтобы выработать правильные поклоны для различных уровней знати. Мои плечи все еще саднили под кольчугой при воспоминании о недовольстве Ляо, когда я смутил ее перед заехавшей в гости подругой.

Эльетимм пробежал взглядом по нам с Сезарром и Гривалом. Мы стояли втроем как статуи на фасаде усыпальницы, все одинаковые в наших доспехах, с оружием и короткими бородами. Я смотрел прямо перед собой, придав лицу пустое выражение, вколоченное в меня палкой Ляо. Голубые как лед глаза эльетимма были строги, но ничего не выказывали. Он подал Каеске руку, и все начали подниматься к дворцу, сдерживаемые затрудненным шагом Мали.

Я уставился в спину Крамизака: что я упускаю здесь? Каеска говорила с ним, смеялась и улыбалась. Когда она повернулась к нему, я внезапно похолодел, несмотря на изнуряющий зной. Я узнал в ее наклоне головы, в ее профиле ту женщину с релшазского причала. Именно с ней разговаривал эльетимм, который присутствовал на аукционе рабов. Тот покупатель был моложе Крамизака и выше ростом, это я хорошо запомнил, но тут должна быть какая-то связь. Как бы не угодить в релшазскую тюрьму! Эльетиммы знали достаточно, чтобы воспользоваться случаем, не так ли? Если Каеска устроила мою покупку через Гар, то с какой целью? Еще меня удивило отсутствие у Крамизака каких-либо эмблем. Все Ледяные Люди, которых я видел в прошлом году, носили значки, чтобы провозгласить свою верность тому или другому из ожесточенно конкурирующих феодальных владений. Почему этот Крамизак такой таинственный?

Прежде чем я успел развить сию мысль, Сезарр толкнул меня локтем. Это было так необычно, что я невольно отвлекся от всего прочего. Скосив глаза, я увидел, что Сезарр хмурится. Он чуть заметно наклонил голову к Гривалу, и тот немедля сбился с шага, чтобы я мог увидеть личного раба Каески, вставшего в строй с другой стороны от него.

Раб смотрел прямо вперед, один глаз заплыл в синевато-багровом подтеке, под которым виднелся след прежнего ушиба. Его неровно подстриженная борода слиплась под ухом от запекшейся крови. Плечи под кольчугой были выпрямлены, но напряжение в нем было хрупким от страха. Какая уж тут готовность к бою! На руках краснели полосы от плети или палки, и я подумал: какие еще раны мы увидим, когда он разденется для тренировки с нами? Его кожа была бледной, бледнее моего загара, и хотя его черные волосы росли тугими алдабрешскими завитками, черты лица были явно каладрийскими. Если он смешанных кровей, то, возможно, сохранил какую-то привязанность к материку, которую я мог бы использовать, учитывая, что Каеска так плохо с ним обращалась… Нет, на это надежды мало: его глаза были мертвы, как у собаки, которую слишком давно и слишком часто секут.

Наше продвижение к дворцу замедлилось: так называемые свободные островитяне вышли из своих домов, чтобы низко поклониться Шек Кулу. Они совали дамам цветы, а многие нежно клали руку на выпирающий живот Мали – подобная бесцеремонность меня весьма удивила. Я заметил, что Мали достается больше всего цветов, причем самых отборных, и хотя Каеска улыбалась, смеялась и кивала направо и налево, продев длинный стебель золотистых цветов в свои волосы, глаза ее оставались жесткими и расчетливыми.

Людской напор отделил господ от нас, телохранителей, и я увидел, как Гривал хлопнул раба Каески по руке.

– Как съездили, Ирит?

Не встречаясь с ним взглядом, тот покачал головой. Сезарр нахмурился и подвинулся ближе. Я тоже.

– Ты болен? – вполголоса спросил Сезарр, явно обеспокоенный.

По-прежнему глядя себе под ноги, Ирит вновь покачал головой, на этот раз издав слабое мычание.

Гривал покосился на Каеску, но она с интересом рассматривала ветку малиновых цветов.

– Ты оскорбил нашу госпожу?

Раб передернулся, словно от внезапной боли, и, повернувшись к Гривалу, разинул рот. Гривал отшатнулся с откровенным ужасом.

– В чем дело? – прошипел Сезарр, но дорога вдруг расчистилась, и нам пришлось возобновить размеренный шаг позади дворян.

Гривал пробормотал незнакомое мне слово, и то же самое испуганное отвращение вспыхнуло в темных глазах Сезарра.

– Сезарр? – Я взглянул на него, обернувшись на изгибе дороги.

– У Ирита теперь нет языка, – ответил он с резкостью, положившей конец расспросам.

Еще одна группа кланяющихся преградила дорогу, и я заметил взгляд Крамизака, устремленный не прямо на меня, но на мой меч. Меня будто громом поразило, когда я осознал, что по этому клинку эльетимм меня наверняка узнает, несмотря на бороду и доспехи. Может, это звучит глупо, но я так старательно вживался в эту новую для меня ситуацию, где малейшая ошибка приводит к побоям, что и думать забыл о мече, с тех пор как попал сюда. Меня в общем-то не тревожили сны; если я спал плохо, то лишь оттого, что Ляо храпела еще хуже Шива. Сохраняя на лице пустое выражение и стараясь не смотреть на Ледяного островитянина, я решил, что лучше поговорить об этом с Ляо, как только мы останемся одни. Если я намекну, что Каеска плетет интриги, Ляо мгновенно проявит интерес.

Когда мы вошли на территорию дворца, один из прислужников повел эльетимма в гостевые покои. Я с облегчением вздохнул и, глядя ему вслед, злобно подумал: что будет, если раб неверно истолкует отсутствие у беловолосого бороды? Вскоре после приезда я понял, почему Сезарр предостерег меня против бритья, когда обратил внимание на ночные визиты двух елейноглазых парней в покои управляющего с гладкими щеками. По крайней мере мне, как воину, полагалось коротко стричь бороду, дабы врагу не за что было ухватиться, но она все равно противно чесалась в этом знойном климате.

– Ужин скоро подадут. – Мали улыбнулась Каеске, с видимым удовлетворением располагаясь под тенистым деревом.

– Поздравляю, дорогая, у тебя все так хорошо организовано, – медоточиво произнесла Каеска. – А ведь ты понятия не имела, когда я прибуду.

– К чему скромничать? – Мали с притворным упреком покачала головой. – Я многому научилась, наблюдая за тобой все эти годы. Мой дозорный на севере острова готов был послать сигнал по цепочке флагов, как только покажется твой вымпел.

– На всех флаг-постах и маяках расставлены люди. – Шек Кул тепло пожал руку Мали. – Все ждут вестей о нашем ребенке.

– У меня есть прелестные вещицы для малыша, – оживилась Каеска, садясь между Ляо и Гар. – Я объехала все наветренные владения.

Затем последовала скороговорка, и я не успевал за их речью, когда они впятером стали говорить о людях и местах, которые ничего для меня не значили. Единственное, что я заметил: Каеска ни разу не упомянула Релшаз. Любопытно, как Ляо воспримет мое утверждение, что Каеска была там в одно время с ними?

Я прекратил вслушиваться и, пустив мысли в свободное плавание, лениво оглядывал сады. Вездесущие садовники подстригали буйно разросшиеся кусты, удаляли засохшие цветы, убирали дорожки. Наконец раздался гонг. По кивку Гривала мы сопроводили наших дам и воеводу в длинную просторную столовую, где по мраморным каналам, проложенным вдоль стен, струилась вода, низвергаясь в центральный декоративный бассейн, в котором обитали странного вида ящерицы. Маленькие курильницы испускали ароматный дым – желанное зрелище, ибо я уже думал, что обязан служить еще и приманкой для насекомых. Не знаю почему, но алдабрешцам эти твари не досаждали с таким усердием, как мне.

Я вдруг сообразил, что вечер будет столь же долгим и скучным, как те вечера, когда Ляо принимала гостей из владения Каазика Рея. Единственное, что меня обрадовало, это отсутствие эльетимма. Я хотел держаться от него как можно дальше, пока не пойму, что ему тут нужно. Конечно, было бы неплохо узнать, чем он занимается, пока все ужинают, но мои обязанности не позволяли отлучаться. Одно блюдо сменялось другим, и меня все больше терзал голод, ибо Ляо забыла поесть в полдень, слишком поглощенная жалобами своих ткачей. Итак, я приносил, подавал, голодал и слушал.

Когда разговор наконец повернулся к неожиданному гостю Каески, я навострил уши, как хороший охотничий пес, которому так часто подражал в последнее время.

– Откуда он? – невинно спросила Гар, не сумев завладеть вниманием Шек Кула.

Каеска дожевала кусочек кислой маринованной рыбы.

– Откуда-то с севера.

Ляо посмотрела на нее задумчиво, но ничего не сказала. Недавно она расспрашивала меня о точной географии Старой Империи, но все прочие воспринимали материк как сплошную неразличимую глыбу, и это при том, что могли описать каждый риф и островок Архипелага и назвать к тому же его владельца.

– Житель материка… – На лице Шек Кула отразилось нечто среднее между жалостью и презрением. – Все они одинаковы.

Каеска немного по-кошачьи наклонила голову.

– Его народ живет на островах. Он не такой неотесанный, как большинство жителей материка.

– Что он может предложить для торговли? – Мали подняла глаза. – Его народ интересуется настоящим обменом или они все сводят к кусочкам металла и пустяковым драгоценным камням, как и остальные?

Каеска пожала плечами.

– Север всегда был источником металлов, леса, кожи, разве не так?

Я не мог понять, говорит она так по причине откровенного неведения или нарочно подпускает туману? Придется рассказать Ляо, что Ледяные острова не располагают ни одним из этих ресурсов, как мне, конечно же, известно.

– Дай мне знать, когда выяснишь, на что он желает обмениваться. – Ласково улыбаясь Каеске, Мали небрежно положила руку на свой живот. – Гар и Ляо составляют для меня свои отчеты, и я оцениваю казну.

– Дорогая, а ты посмотрела те сапфиры, что я получил от Рат Тека? – поинтересовался Шек Кул, жуя заостренные зеленые стебли. – Думаю, ты сможешь выгодно продать их, когда мы в следующий раз будем в Релшазе.

Лицо Каески застыло, и даже Ляо моргнула, внезапно поняв, сколько обязанностей Каески берет на себя Мали еще до рождения ребенка.

– Если этот человек из северной страны, возможно, он взял бы ту твою ткань, Ляо. – Гар поспешила заполнить неловкую тишину, ее глаза выдавали непривычное смущение. – Она слишком толстая для наших островов, не говоря уж о плохом качестве.

– О Ляо, дорогая, – мгновенно прониклась сестринской заботой Каеска, – у тебя неприятности с ткачами?

Ляо поспешно отвергла подобное предположение и начала объяснять, что только стремилась помочь глупой Тани Каазик. Каеска сочувственно кивала, поддакивала, но всякий раз, когда Ляо пыталась сменить столь досадную тему, Гар невинно отпускала еще одно колкое замечание. Меня удивило, что Мали держится в стороне от их пикировки, но она погрузилась в обсуждение домашних дел с Шек Кулом, что, казалось, заставляло Каеску все решительнее развивать тему ошибок Ляо.

За окнами сгустилась ночь. Большая луна уже начала убывать и висела над зубчатой стеной, а краешек Малой показался над деревьями. Я пытался вспомнить, когда последний раз видел альманах и сколько дней Императорский летописец отвел для поствесны в этом году. По моим прикидкам выходило, что сейчас уже первые дни предлета, пятый или шестой.

Послышалось строгое приказание Шек Кула, и домашние рабы бесшумно внесли маленькие лампы. Радуясь, что этот бесконечный вечер наконец-то закончился, я увидел мое собственное облегчение в глазах Ляо. Развеселившиеся Гар и Каеска взялись за руки и первыми направились к широкой центральной лестнице. Однако стоило Каеске оглянуться и узреть, что Шек Кул собственной рукой поддерживает Мали, как удовлетворение на ее лице исчезло. Когда воевода оставил своих жен на площадке этажом ниже их покоев, чтобы уйти к себе, Каеска рывком отпустила руку Гар и театрально зевнула.

– Прости, я так устала. – Она тут же обернулась к собственной свите. – Ирит!

Бедняга помчался по оставшимся ступеням как побитая собака, и Каеска, ни на кого не глядя, стремительно вошла в распахнутую дверь.

Шек Кул что-то пробормотал. Я не расслышал слов, ибо он в это время обнимал Мали. Женщина громко засмеялась и, опираясь на руку Гривала, пошла по коридору. Ее смех наверняка отчетливо доносился сквозь щели в двери Каески, когда Мали проходила мимо.

– В постель!

Шек Кул торопливо поцеловал Гар, затем схватил Ляо за талию столь молниеносно, что все только диву дались. Он поднял ее на руки и запечатлел звонкий поцелуй на ее открытой груди. От удовольствия Ляо захихикала. По ее кивку я тотчас открыл дверь в ее спальню. А когда пропускал воеводу с его извивающейся ношей, то увидел лицо Гар – пунцовое, с блестящими слезинками в глазах. Она круто развернулась и побежала дальше по коридору к своим покоям.

Я понадеялся, что она не выместит свою досаду на Сезарре с помощью палки, но беспокоиться о чувствах Гар было уже некогда. Шек Кул спустил платье с плеч Ляо до талии и обхватил руками ее спелые груди. Между тем я выволок в коридор свой тюфяк и сходил за парусиновым мешком, в котором хранились пожитки, какие мне были позволены.

В подобных случаях было невозможно притворяться перед самим собой, что я слуга, а не раб. Я устал, проголодался как волк, спина и плечи немилосердно болели, но для других я был все равно что дверной косяк. С соколами Шек Кула и то обращались лучше, чем с персональными рабами. Расстегивая ремни на кольчуге, я тихо выругался и наклонился с вытянутыми руками, чтобы снять ее через голову. Грохот ее при падении на полированные половицы эхом прокатился по безмолвным коридорам, и я застыл в ожидании нагоняя от Ляо. Но зря волновался: едва ли имелась пауза в звуках нарастающей страсти, слышимых через тонкую дверь.

Сбросив тяжесть с плеч, я почувствовал себя лучше, но натруженные мышцы по-прежнему кричали от боли. Если б я мог пойти и отыскать Сезарра или Гривала, мы бы помогли друг другу с растираниями, у алдабрешцев есть для этого на редкость эффективные масла. Но теперь я знал, что, когда жена воеводы удаляется на ночь в свои покои, ее рабу положено оставаться с ней. Если, конечно, он не сидит на своей подстилке в коридоре как пес, которому нельзя доверить мебель. Я не мог даже рассчитывать на горячую ванну утром. Ляо как-то недвусмысленно заявила мне: только жители материка барахтаются в собственной грязи, а порядочные люди моются свежей водой. Растирая плечи, я пытался не обращать внимания на шумные требования желудка. Я еще не голодал так с тех пор, как Ляо деспотично оставила меня без еды на полтора дня в качестве наказания за некую провинность во время трапезы, которой я доселе не понял.

Из спальни Ляо доносились восторженные стоны и вскрики. По предыдущим ночам я знал, что, когда дело доходит до преследования змеи через заросли, воевода проявляет завидную для своих лет выносливость, поэтому я крадучись отошел от двери, бесшумно ступая босыми ногами. Пажи, обретавшиеся все дни в каморке у лестницы, всегда запасались водой, и я надеялся раздобыть у них питье, чтобы заглушить ужасные муки голода.

Лестница находилась в углу полого квадрата – центральной части дворца. Вдоль его внутренних стен тянулись анфилады комнат каждой из жен с окнами на центральный сад, который имел какое-то особое значение, мне пока неведомое. Комнаты Каески соседствовали с комнатами Ляо. Я шел осторожно, дабы Каеска не услышала, что я оставил свой пост. Добравшись до лестницы, я увидел полоски света на темном деревянном полу: лампа в гостиной Каески еще была зажжена. Я молча выругался и присел от страха, что меня обнаружат, когда я буду переходить к комнате пажей.

– Но что ты делаешь, чтобы помочь мне?

Тихие слова Каески прогнали все мои мысли о жажде. Помимо всего прочего, она говорила на сносном тормалинском. Кровь громко застучала в ушах, оглушая меня, и я с трудом унял бешеное сердцебиение.

– Что бы я для тебя ни сделал, это будет целиком зависеть от того, что ты можешь сделать для меня, – последовал непреклонный ответ.

Эльетиммский акцент резал слух, хотя его тормалинский был лучше, чем у Каески.

– Конечно, я сделаю все что смогу, – залебезила женщина. – Разве я уже не преуспела? Ты сказал, что доволен мною, что можешь наградить меня…

– Королеву Безлунных Ночей следует чтить подобающим образом, дабы она вняла твоим молитвам, – презрительно отрезал эльетимм. – Она должна иметь приверженцев в каждом владении.

Я задышал медленно и ровно, боясь пропустить хоть слово. Я никогда не слышал об этой Королеве, да и как часто вы видите пустое небо без всякого следа и той, и другой луны? Может, раз в горсть лет.

– Я буду путешествовать, я буду распространять твое учение. Я выполнила твое приказание, не так ли? Я велела Гар купить для Ляо этого раба… – Голос Каески звенел от истерики и был резко оборван пощечиной.

Какую власть имел над ней этот колдун, что посмел ударить жену воеводы и тут же не лишился руки от меча ее личного раба?

С мучительной осторожностью я подобрался к углу, потом лег ничком и тихонько пополз к двери, после чего посмотрел в щель между нижними планками. Каеска и эльетимм сидели на подушках лицом друг к другу. На низком столике между ними стояла курильница, под которой трепетала свеча. Но листья в курильнице предназначались не для отпугивания насекомых. Случайный порыв ветра принес дым в мою сторону, и я узнал острый, соблазнительный запах тлеющих листьев тассина. Я затаил дыхание, и не только от дыма. Жевать орехи тассина – это одно; это привычка, которую трудно превозмочь, но, кроме притупления чувств и окрашивания зубов, орехи не причинят вам большого вреда, во всяком случае, при умеренном употреблении. Однако дым – совсем другое дело; любой присягнувший, кто начал его вдыхать, скоро останется с лескарским ломаным грошом вместо своего обычного вознаграждения. Никто не станет доверять воину, который в любой момент может повернуть клинок на воображаемых трехголовых чудищ.

Глаза у Каески стали темными и остекленевшими, ее сложный макияж размазался. Пот выступил на лбу, и женщина стерла его неуклюжим жестом, не обращая внимания на струйку крови в уголке рта.

– Покажи мне моего сына, – взмолилась она хриплым шепотом.

Эльетимм покачал головой, кривя губы в жестоком удовлетворении. Он сидел со скрещенными ногами, прямой, раздетый до пояса, но на шее его блестела золотая цепь. Странные темные символы покрывали его бледную кожу на груди и руках до самых кистей. Очевидно, их нарисовали. Я хорошо помнил, что раньше на его ладонях ничего не было. Даже в тусклом свете свечи я видел, что глаза колдуна остаются ясными и острыми. Он совсем не цепенел от дыма, и я удивился: как такое возможно? Я надышался уже достаточно, чтобы наслаждаться легкой головой и экзотическими снами, поэтому прижал лицо к полу и старался изо всех сил дышать неглубоко. Кто этот человек, и что он делает здесь со своим проклятым колдовством?

– Прошу тебя… – Каеска униженно протянула дрожащие руки.

– Если я сделаю это, ты должна сделать что-то взамен. Королева Безлунных Ночей во всем требует равновесия.

Он притворялся, что раздумывает, но я видел этого человека насквозь с его фальшивым колебанием. Он точно знал, чего хочет.

– Все что угодно. – Глаза у Каески стали уже широкими и пустыми, рот безвольно приоткрылся, но она по-прежнему смотрела на эльетимма так, будто он держит ключи Сэдрина к дверям в Иной мир.

– Тот раб женщины Ляо, – Ледяной островитянин наклонился вперед, в глазах его читалась одна цель, – он и ему подобные – враги моей Королевы. Мне нужно уничтожить его силы, чтобы ты родила. Обменяй его на что-нибудь. Если он будет твоим, то мы, уезжая, возьмем его с собой, и я расправлюсь с ним как следует.

– Когда родится ребенок, Мали станет Первой женой. – Каеска озабоченно наморщила лоб, соображая с явным трудом. – Это будет ее дело – совершать такие обмены.

– Сделай это до рождения ребенка, – категорично потребовал эльетимм. – Если нужно, я сегодня же покончу с этим мусором. Раздави еще несколько ягод на его деснах, и он даже не проснется.

Он ткнул ногой в то, что я принял за груду подушек и покрывал. На самом деле это был Ирит; он слабо застонал, откатившись от пинка прямо к двери. Сквозь щель я разглядел его лицо, налитые кровью приоткрытые глаза и струйку темной слюны, сочащуюся по подбородку.

– Шек будет недоволен, – заныла Каеска. – Одно дело – наказать раба, и совсем другое – травить его тахном.

Мерзавцы, ублюдки, гады. Я сжал кулаки, едва сдерживая отвращение. Гнев не поможет Ириту, ничто ему теперь не поможет, но мне нужно услышать как можно больше, чтобы убедительно изложить Ляо план заговора и по возможности использовать это для моих собственных целей.

– Если ты поклянешься совершить обмен, я снова покажу тебе твоего сына. – Теперь голос Ледяного островитянина был сладок и приманчив, как мед.

– Клянусь, – дрожащим шепотом ответила Каеска, не сводя глаз с голубых струек, поднимающихся из курильницы. Наркотик уже смешал ее чувства; в голове и душе ее царил полный хаос.

Эльетимм начал тихое скандирование, и волосы у меня на затылке встали дыбом, как у собаки, учуявшей ненавистный запах. Странные слова и ритмы вторили словам и ритмам мелких заклинаний Керрита, но в голосе этого человека звучала уверенность и подлинная, неоспоримая сила. Непрошеное воспоминание о плене на тех Далеких, бесплодных островах повергло меня в дрожь: похожие заклинания раздавались в моих ушах, когда я лежал парализованный, голый, связанный по рукам и ногам. Только позже обнаружилось, что те путы никогда не существовали. Такое ощущение создал внутри моей головы человек, которого мы называли Ледышкой.

Дым из курильницы начал свиваться кольцами и странно густеть. Он восставал четко вверх наперекор вечернему бризу, а потом закрутился в вихре. Не прерывая скандирования, эльетимм положил на стол что-то маленькое. Оно блеснуло, когда пламя свечи вспыхнуло до неземной яркости, и стало видно, что это – старинная пряжка от пояса, выполненная в истинно тормалинском стиле. В ней было что-то неуловимо знакомое, но я, хоть убей, не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь ее видел.

Вихрь внезапно исчез, и появился слабый контур лица, сотворенный из дыма и света. Это было совсем не похоже на магию Шива или Вилтреда. Как только дым тассина заколыхался над моей головой, я, хоть и старался дышать мелкими вздохами, ощутил колдовство, парящее вокруг моего ума, любопытные пальцы ощупывали края моего разума. К счастью для меня, эльетимм был целиком поглощен Каеской, и это ощущение исчезло прежде, чем я как-то выдал себя. Меж тем участилось дыхание у Каески, как у женщины, испытывающей муки страсти, и я догадался, что это колдовство каким-то непостижимым образом питается ее страхами и желаниями. Лицо ее стало более ясным и отчетливым. Я нахмурился и едва не потер глаза, чтобы стереть с них дымную пелену, но в последний миг удержал руку, вспомнив о смертельной опасности даже слабейшего шума. Это лицо было не более алдабрешским, чем та пряжка – сделанной на Островах. Сквозь клубы дыма я видел юные черты, вероятно, мальчишки, но, возможно, и девочки на грани зрелости. Волосы были рыжеватые, песочные, и веснушки усеивали бледную кожу. Когда высота скандирования изменилась, неземное видение открыло глаза. Даже на таком расстоянии было видно, что они бледные – голубые или зеленые. Глаза Каески жадно, безумно приковались к этому образу, и дышала она тихими, животными вдохами.

– Сын мой, мой и Шека, – прошептала женщина, – наследник владения и мое будущее.

Возможно, дым притуплял мое сознание, но я разводил достаточно собак, чтобы не сомневаться, что Каеска и воевода не произведут на свет ребенка с лицом, типичным для жителя с бремилейнских холмов, даже если она каждую вторую ночь будет ловить старого барана в свои сети и рожать ребенка каждое Летнее Солнцестояние. Не знаю почему, но внезапно я почувствовал убежденность, что Каеска видит совсем не то, что вижу я.

– И ты родишь его в должный сезон. Твои права Первой жены будут восстановлены, и ты возвысишься над женщинами других владений, когда твоя торговля с моим народом принесет вам металлы и лес, чтобы и дальше укреплять могущество Шек Кула. Тебе больше не придется иметь дело с ворами и дикарями материка, а только с островным народом, как твой собственный, народом, который понимает ценность красоты и чести в торговле. Ты дашь своему мужу влиятельный союз, поставишь его первым среди воевод, когда Острова найдут друзей, которые будут защищать их от грабежей пиратов и мошенников с материка.

Эльетимм наклонился вперед, устремив взор на Каеску.

– И твой сын унаследует все это. Он будет расти и процветать, а ребенок твоей соперницы заболеет и умрет, но только пока Королева получает должное и ты беспрекословно подчиняешься ее жрецу.

То есть ему. Я медленно покачал головой, не сводя глаз с Каески. Когда видение растворилось в грязных клубах дыма, уносимых прочь ночным ветром, жадный свет исчез из ее глаз, и она в отчаянии схватила пальцами последние струйки.

– Прояви достоинство.

Жрец произнес отрывистый приказ, и свеча потухла, последний усик дыма, свиваясь, исчез в темноте. Колдун встал, глядя на Каеску; она растянулась поперек стола, ее плечи сотрясались в безмолвных рыданиях. Усмехнувшись, эльетимм решительно направился к дальней двери, и как только он вышел из комнаты, я тотчас вернулся к своему тюфяку под дверью Ляо. Но прежде довелось приложить немало усилий, чтобы идти бесшумно, ибо я все еще находился под влиянием дыма, которого не мог избежать. С радостью положив голову на мягкий прохладный хлопок, я закрыл глаза. Пол качался подо мной, то опускаясь, то вздымаясь, и запах наркотика продолжал дразнить меня.

Темар целеустремленно шагал по людной рыночной площади. Его так и распирало от гордости: тут и там в сгущающихся сумерках желтела свежая каменная кладка. Это ли не предметное доказательство его успеха в разыскании тех каменоломен! Вокруг танцевальной площадки мрак сдерживался светом факелов и жаровен, а самые решительные уже выстраивались для круговых плясок. Эсквайр с удивлением заметил, что некоторые ремесленники и торговцы, размечавшие эти первые границы их нового поселения, все же нашли время установить необычного размера полубочки и мятые котлы. Все в ярких цветах, эти импровизированные сады маскировали убогость деревянных домишек, приютивших колонистов в их первое лето, и создавали атмосферу праздника.

По меркам Д'Алсенненов это было, конечно, примитивное торжество, но, судя по шуму, который уже разносился эхом по широкому устью, колонисты навсегда запомнят этот праздник, хотя сейчас им, возможно, чего-то не хватало. Темар кивал проходящим мимо людям, махал полузабытым лицам из плавания и надеялся, что теплая улыбка заменит им деньги, которые он обычно раздавал на улицах в такие дни года. Сегодня вечером он нес богатство, предназначавшееся только для одного человека.

Темар остановился у ворот усадьбы Ден Ренниона и глубоко вдохнул, затем посмотрел, не выбились ли волосы из заколки, и с сожалением потрогал потертости на камзоле. Но тут же решительно вздернул подбородок. Не он один будет носить прошлогодний наряд, не так ли?

– Темар!

Вдруг кто-то чувствительно хлопнул его по спине, и юноша едва не растянулся на разбитой дороге.

– Держись, я тебя поймал!

– Вахил, ты идиот!

Темар сбросил руку, спасшую его от падения, одернул рубаху и торопливо проверил карман.

– Входи! – Довольный, Вахил постучал по светлому дереву ворот рукояткой ножа. – Всем не терпится тебя увидеть.

Сторож открыл ворота, и Вахил промчался мимо него с веселым приветствием, что немало удивило Темара.

– Да благословит тебя Дрианон, – неловко пробормотал он этому человеку, когда проходил мимо него.

– И тебя, эсквайр! – Сторож приветливо поднял пивную кружку.

Свернув в сторону от входа, Темар с любопытством посмотрел на изменения, происшедшие за те полтора сезона, которые он отсутствовал. Усадьба все еще была окружена частоколом вместо приличной каменной стены, но сады начали обретать форму. Среди тонких фруктовых деревьев, редко посаженных вдоль идущей к дому аллеи, светились фонари, и виноградные лозы пытались смягчить грубое дерево ограды. Правильной формы клумбы ждали своих растений, но слабый запах уже поднимался от кустиков мяты, тимьяна и таволги. Темар изумился мимоходом, откуда взялась галька, хрустящая под ногами на дорожках, а вскоре ему припомнилась груда балласта внизу, у пристани.

– Ваш управляющий не сидел без дела! – заметил он с одобрением.

Вахил покачал головой.

– Это все матушкина работа. Идем выпьем! – Он энергично зашагал к довольно тощей беседке из вьющихся лиан с поразительно алыми цветами, где на столе стояло вино. – Вернее, матушкина и Джейса, привратника. – Он махнул рукой в сторону ворот.

– С каких это пор ты на короткой ноге со слугами? – Темар сам налил себе в кубок золотистого вина, так как никаких слуг, обязанных это делать, не было видно.

Вахил остановился, пожал плечами и потянулся за графином красного.

– Даже не знаю. Просто как-то глупо казалось соблюдать эту официальность. Здесь все по-другому, ты не находишь?

Темар кивнул, отпивая вино, и немного зажмурился от его молодой резкости.

– Думаю, да. Когда мы ходили вверх по реке, все были равны, каждый просто делал свое дело. Ты застал меня врасплох, вот и все.

– Мы были слишком заняты, пока распахали достаточно земли, сеяли и убирали урожай, чтобы беспокоиться, те ли люди сидят за нижним концом стола. – Вахил на миг помрачнел. – После гибели в море тех кораблей нам каждого пришлось усадить за работу.

– Нам? – Темар недоуменно поднял брови.

– Именно.

Вахил не отвел глаз от насмешливого взгляда Д'Алсеннена и произнес с чувством:

– Нам есть, чем гордиться, и мы можем спокойно ждать зимы.

– А что именно делал ты? – спросил Темар с ударением на последнем слове.

Вахил отступил на шаг и согнулся в расточительном поклоне.

– Я имею честь представлять Секретаря на Первом Совете Кель Ар'Айена. О, прости! – обратился он к проходящему мимо мужчине, которого едва не облил вином. – Да, Темар, дай мне пару часов, и я покажу тебе списки всего, что было посажено, собрано, ощипано и зарезано с тех пор, как мы высадились здесь.

– Вахил Ден Реннион, первый щеголь в публичном доме, считает бобы? Поверить не могу! – Темар засмеялся.

– Не ты один. – Мессир Ден Реннион появился у плеча Темара; нотка гордости слышалась в его голосе, когда он посмотрел на сына. Однако ее сменила более суровая. – Ты опоздал, Вахил. Твоя мать спрашивала, где ты.

Вахил поклонился и ловко ушел от ответа.

– Пойду извинюсь.

Он стремительно ушел, а отец, тихо вздохнув, проводил его взглядом.

– Идем, Темар, – поспешно пригласил его мессир, отбросив беспокойство. – Здесь есть люди, которые очень хотят услышать от тебя новости.

Эсквайр снова прощупал через камзол карман своей рубахи.

– А барышня Тор Приминаль здесь? – обратился он к спине мессира и вспомнил, что Ден Реннион изрядно глуховат.

Темар пожал плечами и покорно отправился к группе беседующих мужчин.

– Д'Алсеннен! – Один шагнул вперед, приветствуя Темара легким поклоном. – Рад тебя видеть.

– Капитан Гретист, – широко улыбнулся Темар, – как «Орел»?

– В безопасности на берегу. К счастью, те камни не причинили нам особого вреда.

– Допустим. Но если тот большой водопад непроходим, то мы не сможем использовать реку, чтобы добраться в глубь страны. – Худой мужчина с усталыми глазами скрестил руки на этом окончательном утверждении.

– Я слышал, на ремонт «Орла» потребуется целый сезон, чтобы он вновь стал годным для плавания. – Высокий человек с залысинами опустил крючковатый нос в кубок и сделал долгий глоток.

Гретист подмигнул Темару.

– А что морякам делать зимой? Вокруг пока еще нет борделей, не так ли? Мне будет нетрудно засадить парней за работу и не давать роздыху, пока все не проконопатят и не осмолят, если им негде будет смягчать жесткую веревку.

– Весной мы пошлем экспедиции вдоль побережий, мастер Дессмар, – серьезно сказал Ден Реннион худому. – Карты мессира Ден Феллэмиона, составленные во время его предыдущих плаваний, показывают несколько устьев, заслуживающих разведки. Пройдет несколько сезонов, прежде чем люди будут готовы самостоятельно плыть отсюда, и к тому времени мы уже сможем предложить им судоходные реки и хорошие участки.

Дессмар кивнул, поджав губы.

– Возможно, они найдут остатки кораблей, рассеянных тем ужасным штормом.

Высокий продолжал, словно никто больше не говорил.

– Это, конечно, приятно, что «Орла» можно починить, но больше половины судов, которые достигли этой земли, сейчас нужно вытаскивать на берег и чистить. Значительное число тросов и парусов нуждаются в починке, а материалы строго ограниченны. Страшно подумать, в каком состоянии будут шпангоуты к следующей весне.

– Найти подходящий лес для корабельных плотников и было одной из задач экспедиции Д'Алсеннена, мастер Саттлер, – как бы между прочим сообщил мессир, но Темар заметил в его глазах расчетливый огонек.

– Действительно, – сказал юноша, – мы нашли великолепные участки зрелого строевого леса, верно, мастер Гретист?

– Мы начнем рубить, когда закончится сезон роста и подлесок увянет, – подтвердил моряк. – Я уже велел тем, кого можно было снять с рудников, выкапывать док, а за зиму мы заложим киль и начнем работы.

– Видишь, мастер Саттлер, новые суда будут сновать у нас вдоль побережий и по рекам задолго до того, как нынешний флот отслужит свое. – Ден Реннион одобрительно кивнул Темару. – А крупные суда все еще в хорошем состоянии.

– Понадобятся только океанские корабли, если у нас будет что-то стоящее для отправки домой, – нетерпеливо вмешался в разговор мужчина с красным лицом. – Итак, эсквайр, что представляют собой эти рудники? Если мы хотим заинтересовать этой затеей больше людей, нам жизненно важно доказать, что она – не просто несвоевременное истощение ресурсов Империи.

– Мы нашли значительные поверхностные залежи меди в долинах вокруг притоков главной реки, мастер Дарин, – сообщил Темар. – Несколько человек с гидестанским опытом совершили короткую вылазку на плато и думают, там наверняка есть и олово.

– Новости заслуживают внимания, но они не заставят говорить весь Тормейл. – Краснолицый задумчиво посмотрел в свой кубок.

– Да ладно тебе, Сони, еще слишком рано, – ободрил Ден Реннион мастера Дарина, фамильярно хлопнув его по плечу. – Кто знает, что Темар и его люди найдут за следующим холмом, когда придет весна?

– Хорошо бы получить сведения о качестве этой руды… – промолвил мастер Дарин.

– Первоначальные пробы многообещающие. – Помолчав немного, нерешительно сказал Темар. – Боюсь, я в этом мало что смыслю, но горняки выглядели очень довольными.

Он подумал, стоит ли показать этим людям то, что лежит в кармане его рубахи, и решил не показывать. Гуиналь должна увидеть это первой.

– Так мы сможем весной послать на родину слитки? – требовательно вопросил Дарин. – Чтобы вдохновить вторую флотилию, новых поселенцев?

– Я в этом уверен, – ответил Темар. – К тому времени у нас будут отличные новости.

– Вот подождите и увидите. – Мессир Ден Реннион широко улыбнулся. – Мы снабдим ремесленников там, дома, всеми материалами, какие они только пожелают, пока наши поселения здесь множатся, а их товары найдут широкий спрос среди наших людей, Нашим парням дома вскоре больше не нужно будет тратить никаких усилий, чтобы продавать их мятежным каладрийцам…

– Пусть это будет не золото и серебро; Империя довольно скоро может стать благодарной за медь и олово, – заявил мастер Саттлер. – Перед нашим отъездом дела в Гидесте шли все хуже и хуже, не так ли? Его Императорскую Бесполезность могли уже выгнать обратно за Далаз.

– Племянница Ден Феллэмиона получала для тебя какие-нибудь известия в последнее время? – обернулся Сони к Ден Ренниону. – Это, конечно, хорошо, когда радом есть владеющие Высшим Искусством, но что-то я не заметил, чтобы она очень себя утруждала.

– Барышня Тор Приминаль была занята. Она искала растения и травы, дабы пополнить запасы и найти замену лекарствам. – Темар поймал себя на том, что говорит слишком быстро и решительно.

Мессир Ден Реннион спокойно подхватил, желая сгладить неловкость:

– Вы знаете мою свояченицу, Авилу? Она привезла с собой старое наставление по домоводству своей бабки, и женщины пытались справиться со своим новым положением на другой стороне океана с помощью любимого аптекаря.

– Вечно эти дамы первым делом заботятся о собственных удобствах! – усмехнулся мастер Саттлер, поднимая свой крючковатый нос.

Темар засмеялся вместе со всеми, но вспомнил слова Гуиналь и подумал: что запели бы эти люди, если б оказались без мыла для белья, без пижмы для отпугивания вшей и моли из их платьев, без лавровых листьев, не допускающих долгоносиков в муку? Мастер Дессмар начал расспрашивать Гретиста об условиях плавания по реке, а Темар между тем схватил мессира Ден Ренниона за локоть.

– Гуиналь здесь?

Юноша надеялся, что выглядит не слишком нетерпеливым.

– Думаю, да. – Ден Реннион задумчиво посмотрел на Темара. – Авила сказала мне, будто они встретили твою экспедицию в одном из своих путешествий за травами в постлето. Она беспокоилась, что ты слишком задержался, из-за того что провожал их обратно к судам.

Темар глянул на толпу, опасаясь, что румянец может выдать его.

– Мне не хотелось отвечать перед Ден Феллэмионом за исчезновение его любимой племянницы.

– Ну конечно. – Мессир Ден Реннион наклонил голову. – Кажется, она была с моей женой, когда я видел ее последний раз.

– Тогда пойду, засвидетельствую свое почтение. – Темар изумился, увидев, что Ден Реннион усмехается.

– Ступай, мой мальчик. Да, и скажи моей жене, что было бы неплохо для нее провести некоторое время с госпожой Дарин.

Темар кивнул и быстро пошел через сад к новому каменному особняку, встающему из лесов.

– Эсквайр Д'Алсеннен, не так ли? Доброго вам праздника!

Деликатное прикосновение к его руке заставило Темара остановиться. Обернувшись, он увидел смутно знакомое и, несомненно, хорошенькое лицо; оно улыбалось ему. Золотистые волосы были уложены кольцом, старинные драгоценности украшали грудь и плечи, открытые гораздо больше, чем Д'Алсеннен привык видеть на тормалинских дамах.

– Да благословит вас Дрианон. – Темар низко поклонился, отчаянно пытаясь вспомнить имя этой женщины, а когда выпрямился, на его губах играла улыбка. – Мейринн, верно?

– Верно, а я буду звать тебя Темаром, да? – кокетливо молвила она.

У нее были барвинковые глаза, изящный носик и полные, покрашенные в алый цвет губы. Эта дама явно не жалела косметики, заметил юноша.

– Темар, вот ты где! – Вахил приблизился к нему. – Моя матушка желает поговорить с тобой. Извините нас, госпожа Саттлер. – Он схватил друга за локоть и, небрежно поклонившись даме, потащил его за собой.

Темар стряхнул руку Вахила, ему было скорее смешно, нежели досадно.

– Как это старому Саттлеру удается прятать свой нож в такую шкатулку?

– Мейринн дала ему ключ в обмен на несколько ступенек по общественной лестнице. – Вахил чуть ли не бежал к дому. – Она находилась на «Песне Тростника», двухмачтовом, который разбился на барах, а ее муж утонул. Кажется, он был дубильщиком с земель Д'Истрака, но Мейринн помалкивает теперь о своем происхождении, став женой купца. Держись от нее подальше, Темар, она присматривается к перспективным женихам – на случай, если старик Саттлер не переживет зиму.

– Не беспокойся, я бы не клюнул на нее, даже если б нашел голой в своей постели, – засмеялся Темар. – Я нутром чую неприятности. К тому же ты не единственный, кто остепенился.

– Рад это слышать, – улыбнулся Вахил. – Здесь все совсем не так, как дома, здесь все на глазах друг у друга.

Поднявшись по лестнице, они вошли в дом. От повисшего в воздухе дыма щипало глаза и Д'Алсеннен заморгал.

– Разумеется, этот центральный очаг временный, в дальнейшем будут строиться камины. – Госпожа Ден Реннион показывала толпе любопытных гостий костяк своего нового имения. – Каменщик уверен, что они смогут продолжать работы даже в постосень: климат здесь гораздо мягче, нежели дома.

– Да благословит вас Дрианон. – Темар начал отвешивать поклоны, когда хозяйка повернулась к нему, но госпожа Ден Реннион схватила его за плечи и нежно поцеловала, к немалому смущению юноши.

– Темар, дорогой мой, как я рада тебя видеть. Когда ты приехал?

– Нынче после полудня. Пришлось ждать отлива, чтобы спуститься по реке.

Отступив на шаг, Темар обвел взглядом дам и восхищенно раскинул руки.

– Вы все такие элегантные в этих новомодных платьях, что я испытываю неловкость. Простите великодушно!

Несколько женщин покраснели и захихикали. Госпожа Ден Реннион пригладила облегающий лиф серого платья с узкой юбкой; вырез у платья был более пристойный, чем у Мейринн, но все равно значительно ниже, чем диктовала тормейлская мода перед отплытием флотилии.

– У Эльсир обнаружился настоящий талант к шитью, – объяснила она с едва заметной улыбкой, украсившей ямочкой одну щеку, – как только она поняла, что должна получать по два платья с каждого отреза, дабы не лишиться привычного разнообразия в своем гардеробе.

– Ты не застанешь мою сестру в одном и том же наряде дважды за праздник, – ввернул Вахил, широко ухмыляясь. – А что это я слышу насчет нее и мехов?

– Эльсир намерена разбогатеть на мехах. Сначала она раззадорит тормейлских дам экзотическими шкурами, которые приносят ей звероловы, а затем проследит, чтобы они оставались исключительной редкостью.

Темару почудилось напряжение в голосе госпожи Ден Реннион.

– Ты позволяешь ей заниматься торговлей? – Одна дама с фигурой, коей не очень льстил новый фасон, колебалась между изумлением и завистью.

– На этой стороне океана совсем другая жизнь, не так ли? Столько всего изменилось, почему бы нет? – Госпожа Ден Реннион беззаботно пожала плечами. – А теперь пойдемте, я покажу вам, где мы разместили восточное крыло. Пока это только колышки и веревки, но вы получите представление. Увидимся позже, Темар.

– Хотел бы я увидеть Эльсир в таком платье, – молвил эсквайр, когда женщины удалялись, а их изящные лодыжки мелькали из-под юбок, достаточно коротких, чтобы не касаться грязных полов.

– Да вон она! – указал Вахил своим кубком.

Эльсир стояла возле лесов, поддерживающих дверной проем, увитый праздничными гирляндами из незнакомых цветов. Темар затаил дыхание, сердце, казалось, пропустило удар, а затем помчалось словно пришпоренная лошадь. Эльсир болтала с Гуиналь.

Шелковое платье Эльсир было переливчато-зеленым, с красновато-коричневым узором в тон ее блестящим золотисто-каштановым волосам. Облегающий покрой выгодно подчеркивал узкую талию и высокую грудь, фамильное ожерелье из золота и янтаря блестело на молочной шее. Темар одобрительно кивнул другу и озорно ухмыльнулся.

– У нее еще не сошли веснушки, а?

– Цена, которую мы, колонисты, вынуждены платить за наш труд в дневную жару, – беззлобно передразнил сестру Вахил, и Темар засмеялся.

– А Гуиналь хорошо выглядит, – заметил младший Ден Реннион, покосившись на друга. – Мы довольно часто видели ее, с тех пор как они с тетей Авилой начали работать над теми старинными рецептами прабабушки.

Не доверяя своему голосу, Темар молча кивнул и направился к девушкам, во все глаза глядя на Гуиналь. Она добавила свой собственный штрих к новому фасону: глубокие складки на голубой юбке, отделанные более темным голубым шелком, этот же цвет повторялся и в отделке лифа. Скромный кружевной палантин, сколотый на груди сапфировой брошкой, закрывал плечи. Темар невольно вздрогнул, внезапно вспомнив мягкие молочно-белые груди под ажурным узором листвы.

– Ты слышишь? Гуиналь сказала, будто ты хочешь и зимой изучать с ней Высшее Искусство, – развеселившись, повторил Вахил.

– Что? – Темар поспешил обуздать свои мысли. – Да, верно. Думаю, оно могло бы пригодиться, мы ведь уже планируем исследования на следующий сезон.

– Темар! – От восторженного крика Эльсир гости умолкли. – Как я рада! – Она обняла его, обдав нежным ароматом духов и теплом. – Когда ты вернулся? Я хочу услышать все-все, все подробности. Ты останешься с нами, верно? Ты уже говорил с мамой?

– Привет, Гуиналь. – Темар посмотрел на девушку через плечо Эльсир; в его глазах отражалось то, чего сейчас он сказать не мог.

– Доброго тебе праздника, Темар!

Гуиналь, как всегда, сохраняла самообладание, но Темару было приятно видеть, что щеки ее слегка покраснели.

– Мне нужно еще выпить, – сказал Вахил, – а как вы, барышни…

– Я просто говорил, что эта колония не дает той прибыли, которую мне сулили. – Резкий голос прозвучал во временном затишье, и взгляды присутствующих сосредоточились на кряжистом человеке в броском платье из пурпурного бархата, стоявшем лицом к лицу с Ден Реннионом.

– С самого начала мы ясно дали понять, что плоды этого предприятия будут зависеть от упорной работы. – Тон Ден Ренниона был холодно вежлив. – Упорной работы каждого из нас.

– Я слишком давно закончил свое ученичество, чтобы снова браться за инструмент. – Толстяк демонстративно уперся руками в свои обширные бока. – Я имею право брать комиссионные с моих ремесленников, коли ссужаю им материалы, закупаю их товары и организую перевозку их изделий обратно в Зьютесселу. Разве это не справедливо?

– Но ты не имеешь права бездельничать и лишь взимать процент, чтобы разбогатеть, мастер Свир.

– Отец, не надо! Давай просто наслаждаться вечером. Не говори о делах во время праздника. – Девушка с заурядным лицом тщетно дергала его за локоть; ее длинные белокурые косы, свернутые кольцом на голове, только подчеркивали длину шеи и носа. – Все же смотрят!

– Я вынесу это на Совет! – Не слушая дочь, толстяк наклонился вперед и погрозил пальцем мессиру Ден Ренниону.

– Совет уже постановил, что каждый ремесленник волен торговать непосредственно с тем, кто ему нравится, каким бы ни был его прежний статус – арендатора или наемного работника. – Мессир Ден Реннион говорил все тем же тоном, но лицо его выдавало презрение. – Скажи мне, мастер Свир, ты был обязан Ден Мюре, не так ли, прежде чем твой сьер разрешил тебе присоединиться к этой затее? Ты будешь посылать весной положенную десятую долю тому Дому?

– Эльсир, ты можешь вытащить оттуда Киндру?

Пораженный отчаянием в голосе друга, Темар снова посмотрел на девушку. Она была костлявая и нескладная в своем лавандовом платье, с худыми бедрами и плоской как доска грудью.

– Конечно. – Воинственный огонь сверкнул в зеленых глазах Эльсир. – Нечего ей снова страдать из-за своего отца.

– Я пойду с тобой.

К ужасу Темара, Гуиналь шагнула за Эльсир, но та ее остановила.

– Нет, ты же знаешь, Киндра тебя боится.

Темар смотрел, как Вахил ломает руки, пока спор увязал в опасной колее.

– Думаю, тебе придется защищать свою позицию перед Советом, а не жаловаться на меня, – говорил меж тем мессир Ден Реннион, сжимая губы от закипавшего гнева. – И потрудись объяснить, зачем ты пытался скупить на зиму провизию и фураж сверх всяких потребностей твоей семьи. Мне будет интересно услышать, как это согласуется со свидетельством некоторых ремесленников, прежде обязанных тебе, которые сейчас считают подходящими условия, прилагаемые к твоим так называемым подаркам.

– Киндра, дорогая моя, пойдем-ка поглядим, что принес мне сегодня один зверолов, – безмятежно защебетала Эльсир, перебив несдержанный ответ Свира. – Этот мех такой мягкий, белый, как горностаевый, но шкурки гораздо больше; он тебе ужасно понравится. Я хочу, чтобы ты сказала мне, хорош ли он для отделки платья или, может, лучше оставить его для капюшонов и муфт. Не то чтобы мы нуждались в них здесь, если только эта зима не окажется очень суровой, но подумай о зимах в Тормейле и на севере, близ Орелвуда. Тебе вообще знакомы те края?

Темар увидел, как все вокруг заулыбались, когда Эльсир взяла Киндру под руку и увела прочь, больше напоминая пастушью собаку, оттесняющую теленка, чем благовоспитанную сопровождающую особу. Как только ее вмешательство весьма эффектно заткнуло рот мастеру Свиру, люди вернулись к прерванным разговорам, тут и там вновь послышался смех.

– Пойду посмотрю, как там Киндра. – Вахил мельком взглянул на отца. – Задержите старика, ладно?

– Что здесь происходит? – Темар вопросительно поднял брови.

Его друг направился в тень забора и кружным путем к Эльсир, которая показывала что-то стайке ахающих девушек.

– Вахил умудрился по уши влюбиться в девушку, чей несносный отец встал поперек горла обоим мессирам еще до того, как мы высадились, – сухо ответила Гуиналь.

– Она не в его вкусе, слишком уж похожа на мышку. Должно быть, он просто охотится за подвязкой, – брякнул Темар, вспоминая ярких шлюх, за коими Вахил имел обыкновение волочиться в Тормейле.

– Это забава, в которой ты отличаешься, не так ли?

Темар готов был дать себе пинка, но с облегчением вздохнул, увидев, что Гуиналь улыбается. Щеки обдало жаром, словно настала его очередь превозмочь стыд.

– Больше нет. После того как встретил тебя. – Сердце его снова бешено забилось. – После того как мы нашли друг друга нынешним летом…

– Темар, об этом… – Гуиналь подняла руку, и внезапная тень омрачила ее глаза.

– Гуиналь, – появилась в проеме госпожа Ден Реннион, – ты не видела Вахила?

– По-моему, он хотел выпить, – слегка насупилась Гуиналь, покосившись на винный стол.

– Ох, дорогая. – Госпожа Ден Реннион посмотрела на Эльсир и ее спутниц, среди которых больше не было видно белокурой головки Киндры. – Уверена, она – милая девушка, и я знаю, что глупо с моей стороны беспокоиться о рангах и тому подобном, когда мы все беремся за одно и то же колесо, но думаю, он мог бы найти себе кого-нибудь получше. Я уж не говорю о его неприятностях с отцом.

– Хотите, я его поищу? – предложила Гуиналь.

– Спасибо, моя дорогая. Просто этот ужасный человек испортил Анселю вечер, и он будет совершенно разъярен, если обнаружит, что Вахил его ослушался и разговаривает с ней.

Госпожа Ден Реннион внезапно заметила новых гостей и убежала, чтобы проводить их к закускам и вину. Гуиналь тоже собралась уйти, но Темар схватил ее за руку.

– Мы можем найти здесь укромное место? Я прошу всего минутку.

Гуиналь кивнула.

– Только на минутку, нам нужно поговорить.

Она повела его вокруг дома в затененный угол меж двух стен. Темар потянулся к ней, безумно желая поцеловать, но Гуиналь уперла ладонь ему в грудь и огляделась – не следит ли кто за ними.

– Это тебе не какая-то лесная глухомань, Темар, с Авилой, закрывающей на все глаза, – упрекнула она юношу. – Люди будут говорить, а сплетни подхватываются здесь быстрее, чем огонь в соломе.

Темар прижал ее пальцы к своим губам, его рука дрожала от страсти.

– Пусть говорят. Да и о чем сплетничать, когда мы будем помолвлены? – Он полез в карман и вложил драгоценный льняной узелок ей в ладони, сжимая ее пальцы на шелковых ленточках.

Девушка развязала подарок и поднесла к глазам драгоценный камень, лунный свет искрился голубым огнем на его гранях. У нее перехватило дыхание.

– Я знаю, эта цепочка не очень хороша, было мало самородного золота в ручьях, но алмаз способен заставить всех девушек по эту сторону океана жевать свои волосы, пока они не получат такой же. – Темар не мог сдержать ликования и говорил, запинаясь. – Я попросил горняка огранить его для меня. Нас была всего горсть в том путешествии в холмы, и я должен получить хартию от Совета для защиты наших прав. Ты выйдешь за человека достаточно богатого, чтобы удовлетворить твою семью, не сомневайся в этом. Нынче вечером мы объявим о нашей помолвке, а затем поженимся на Солнцестояние. Следующей весной, если захочешь, съездим в Тормейл, навестим твою семью. Если к тому времени, конечно, ты не будешь ждать ребенка.

– О Темар!

Эсквайр и сам не знал, что ожидал услышать в голосе Гуиналь – возбуждение, удовольствие, преданность? – но только не эту смесь сожаления и упрека.

– Что?

– Жаль, что ты не поговорил со мной, прежде чем составлять все эти планы. – В ее тоне послышалась досада. – Ты не продумал это до конца.

Юноша тут же начал каяться.

– Прости, любовь моя. Я должен был сделать это более официально, но после нынешнего лета я не думал, что мне надо посылать сватов просить твоей руки. Я думал, мы оставили это все позади.

– Темар, послушай меня, я тебя умоляю. Я не собираюсь выходить замуж ни за тебя, ни за кого другого!

Эсквайр моргнул и помотал головой, дабы прогнать растерянность.

– Что ты такое говоришь?

– Я не намерена выходить замуж еще много лет, если вообще когда-нибудь выйду.

Гуиналь попыталась вернуть Темару алмаз, но он не взял его.

– Халкарион, спаси нас, почему?

– У меня здесь слишком много дел, слишком много обязанностей, слишком много людей зависят от меня. Я не могу все бросить, чтобы поддерживать огонь в твоем очаге. Мой дядя нуждается во мне…

– Он не может помешать мне жениться на тебе, я этого не допущу! Ты можешь по-прежнему практиковать свое Высшее Искусство, если тебя это беспокоит. Разве я не вбирал в себя то, чему ты меня учила в плавании, разве не приобрел сноровку?

– Высшее Искусство намного сложнее, чем ты думаешь, – возразила Гуиналь. Потом глубоко вдохнула и заговорила спокойнее: – Да не в этом дело! Пожалуйста, постарайся меня понять. Ты говоришь, что хочешь на мне жениться. Ты хочешь, чтобы я рожала тебе детей?

– Я тебя люблю, – запротестовал Темар. – Я хочу создать с тобой семью. Что тут плохого?

– Значит, ты будешь сидеть у очага и качать колыбель, когда мои обязанности отзовут меня из дома? А что, если я умру при родах? – Гуиналь отодвинулась от него и скрестила руки. В тени ее лицо было невозможно разглядеть. – Здесь не Тормейл, где на каждой праздничной ярмарке можно нанять служанок и нянек. Ты много занимался с маленькими детьми? Ты знаешь, сколько забот они требуют? У трех моих сестер есть семьи, и я не собираюсь взваливать на себя такую обузу, пока не буду к этому готова, тем более не в то время, когда у всех по эту сторону океана сразу по три дела на руках и по четыре в рыночный день!

– Я помогу. – Темар начинал злиться. – И ты сама сказала летом, будто можешь использовать Высшее Искусство, чтобы предохраниться от зачатия. Мы все равно можем пожениться; я подожду детей, если ты настаиваешь.

– А все будут считать сезоны и ждать, когда я раздамся в талии. И шушукаться по углам, когда этого не произойдет. Нет уж, спасибо! К твоему сведению, я могу найти лучшее применение своему мастерству. О Темар, пожалуйста, попробуй встать на мое место. Как я понимаю, ты собираешься и дальше вести разведку для моего дяди и мессира Ден Ренниона.

– Конечно, это моя обязанность.

– А что прикажешь делать мне, если ты погибнешь в одной из этих экспедиций? Темар, я была там, когда пришло известие об обвале, в котором погибли Фринн и Юсель; я знаю, какому риску ты подвергаешься. Сэдрин, спаси меня, здесь хватает опасностей даже для тех, кто остается на берегу. – Ее дыхание участилось, но тон оставался спокойным. – Эта колония не может поддерживать больше вдов и сирот, и будь я проклята, если меня отошлют обратно к доверенному браку с твоим дедом, как твоим единственным родственником по мужской линии. Я не могу попусту тратить год, выдерживая траур, дабы убедиться, что не ношу твоего ребенка, прежде чем снова буду свободна.

– Никто бы не заставил тебя делать это. – Юноша невольно повысил голос и с трудом успокоился. – Просто смешно подобное слышать.

– Я так не думаю. Ты последний из своего рода. В любом случае, как бы ты ни старался, моя семья будет настаивать на традиционных обрядах.

– Значит, дело в семье, да? – Темар не мог скрыть негодования. – Мое имя недостаточно хорошо для тебя? Ты прекрасно знаешь, что Д'Алсеннены – старинный Дом и…

– Если б я хотела выйти замуж за какого-то холеного жеребца с впечатляющей родословной, я бы десять раз могла это сделать там, в Тормейле, – язвительно перебила его Гуиналь. – У меня имелось немало охотников за деньгами и положением моего отца, с тех пор как Дрианон пустила мне кровь. Как ты думаешь, почему я изучаю Высшее Искусство? Почему напросилась сюда, к моему дяде?

Мерзкое подозрение зашевелилось в душе Темара и овладело его языком прежде, чем он успел прихлопнуть его.

– Ты опять киваешь на дядю? Вы не связаны кровным родством, не так ли? Он не планирует спасать род Ден Феллэмионов благоразумным браком, да? Это было бы очень традиционно!

Гуиналь влепила Темару жгучую пощечину.

– Не будь отвратительным. Ты просто не можешь смириться с этим! Ты так поглощен собой, что не можешь представить себе девушку, которая не лезет вон из кожи, чтобы выйти за тебя замуж!

– Ты довольно быстро легла со мной этим летом! – От боли, вызванной собственными словами, Темар чуть не заплакал и внезапно обрадовался темноте, скрывшей его лицо.

– То другое дело. То было развлечение, восхитительное развлечение. – Гнев ее смягчился раскаянием. – Но я б никогда этого не сделала, если бы знала, что ты так серьезно это воспримешь. Прости.

Изумление выгнало все прочие мысли из головы Темара.

– Ты хочешь сказать, я у тебя не первый?

– О Темар, я самая младшая дочь в огромной семье. Это мои старшие сестры должны были себя блюсти, дабы убедительно запятнать свадебные простыни. – Тихий смешок слетел с ее губ, и проблеск луны осветил ее улыбку. – Видно, ты не часто имел дело с девственницами.

– Я бы никогда о тебе такого не подумал, – огрызнулся юноша. – Как ты могла!

– О, неужели? – Гуиналь шагнула к нему. – Да какое право ты имеешь меня судить, Темар Д'Алсеннен, эсквайр, от которого все компаньонки предостерегают своих девушек, наказывают им, чтобы не позволяли отводить себя за занавеску? Ты обвинил Вахила в охоте за подвязкой? А каков был твой счет в то Зимнее Солнцестояние? Не ты ли убеждал девушек биться об заклад, что попадешь кинжалом в руну-кость с двадцати шагов? По словам моих братьев, у тебя была лучшая коллекция в когортах, и немало девушек позволили тебе срывать их лепестки, когда ты требовал свой приз, не так ли? Твоя репутация опережает тебя, Темар, ты этого не знал? Я по крайней мере осторожна!

Темар стоял среди обломков своих надежд, злой на Гуиналь, на себя, на весь мир. Он открыл рот, но прежде чем успел заговорить, госпожа Ден Реннион вышла из-за угла и резко остановилась, увидев их.

– Простите, госпожа, я как раз собиралась… – Гуиналь подняла руку ко рту, и только тогда вспомнила, что цепочка все еще обвивает ее пальцы.

– Дорогая моя, что это? – Госпожа Ден Реннион потянулась к руке девушки и подняла ее к фонарю.

– Ах, Темар, как великолепно! – Любопытство вспыхнуло в ее глазах. – Вы отмечаете праздник Дрианон чем-то важным?

– Темар рассказывал мне об открытиях его экспедиции. – Гуиналь попыталась отдать юноше камень, но эсквайр упрямо засунул руки за пояс.

– Это подарок Гуиналь на праздник рождения. – Он выдавил подобие улыбки. – Ведь вы – постлетний ребенок, не так ли, барышня?

Госпожа Ден Реннион повернулась к нему с открытым ртом.

– Ну, не типично ли это! Я ведь спрашивала мессира Ден Феллэмиона, не празднует ли кто-нибудь из его семьи свой год в этот праздник, и он сказал, что Гуиналь родилась в предзиму! Ну-ка, моя дорогая, позволь я возьму твое кружево, ты должна всем показать такую красоту! – Она отколола кружево, прежде чем девушка успела найти подходящее возражение, и застегнула цепочку. Алмаз засверкал, сочный и яркий, на мягкой впадинке ее шеи. – Какой восхитительный подарок, Темар!

– Кажется, мессир ищет вас, госпожа. – Темар указал на Ден Ренниона в арке окна; вертя головой, он стоял у очага.

– О да, думаю, ты прав. – Госпожа Ден Реннион быстро подоткнула кружево Гуиналь вокруг своего выреза. – Пойду узнаю, что ему понадобилось.

– А я найду Вахила.

Гуиналь поспешила уйти, но Темар последовал за ней.

– Пока вы его будете искать, сударыня, я уведу Эльсир от тех глупых девиц. Музыка уже играет, и если я весь вечер протанцую с ней, это вызовет массу сплетен, не так ли? Это должно защитить твою репутацию, Гуиналь. Не беспокойся, я никому не скажу, какая она на самом деле пустая!

Обогнав девушку, Темар схватил Эльсир за талию, отвесил ей экстравагантный поклон и, решительно повернувшись спиной к Гуиналь, увлек Эльсир в более тесное объятие, чем этого требовал танец.

Я проснулся под впечатлением образов из моих ночных видений. Они были столь яркими и отчетливыми, что я мог вспомнить каждую подробность. Молодой человек с черными волосами, стянутыми сзади заколкой из серебряных листьев, и в старинной одежде, как на фамильных портретах мессира. Итак, это был Темар Д'Алсеннен, последний отпрыск исчезнувшего рода, человек, чьим мечом я теперь владею. Но это был больше, чем образ, больше, чем сон. Я покачал головой, вспоминая о его противоречивых надеждах и опасениях, его планах на будущее, рожденных из непреодолимой потребности создать семью взамен той, которую он потерял в детстве. Я чувствовал его боль, вызванную непреклонностью Гуиналь, его смятение, я сочувствовал его показному флирту с Эльсир: мол, смотри, Гуиналь, ты не единственная голубка в голубятне. Во многих отношениях он напоминал мне меня самого двенадцать лет назад. Я узнал ту импульсивность, ту самоуверенность, которая привела меня в сети тассина, а более всего – мощь юношеских чувств, не притупленных еще зрелым опытом.

Я покачал головой и добродушно посмеялся над трудностями Темара с Гуиналь. По крайней мере мы с Ливак сошлись на том, что будем просто получать удовольствие, пока не решим, чего хотим друг от друга и от будущего, если вообще когда-нибудь решим. А интересно, что Ливак делает в эту минуту?

Но мои мысли вновь вернулись к ночным видениям. Странный это был сон… Я как бы видел все глазами Темара, но в то же время чувствовал себя отдельно от него. Я был сторонним наблюдателем, но смотрел прямо в его мечты и страхи любопытнейшим образом. Больше всего меня поразила одна вещь: если б я встретился с Темаром на дороге, то поклялся бы, что он и есть тот самый человек, который разбудил меня, когда на нас напали бандиты в Прозайнской Пуще. Что все это значило? Очевидно, тогда это тоже был сон, не так ли? Я также узнал и пряжку, ту самую, вокруг которой эльетиммский жрец, или как он там себя называет, плел для Каески свои заклинания. Пряжка принадлежала Темару. Это тоже должно что-то значить? И не страсть ли Темара, прорывающаяся в мой ум, лишила меня сознания в Релшазе? Логика не согласовывалась с моими мыслями, и тем не менее я был в этом уверен.

Я сел на тюфяк и прислонился к стене. Ранним утром воздух был еще прохладен, сквозь легкие ставни проникали звуки птичьих трелей в садах, и никакие насекомые не донимали меня. Я наслаждался покоем и тишиной, царящей во дворце. Только где-то далеко внизу домашние рабы бесшумно выполняли свою работу. Было это воспоминание о давно прошедшем празднике, того рода воспоминание, на которое рассчитывал Верховный маг Планир? Если да, то я, хоть убей, не мог понять, что в нем такого важного. По мне, это лишь наглядное доказательство того, какие невероятные причины находят люди, чтобы ссориться с любимыми. Я посмотрел на меч. Если это эфирная магия, то она представляется не более чем диковинкой, не идущей ни в какое сравнение со злым колдовством эльетиммов.

Я давно пришел к выводу, что одним из самых досадных обстоятельств в жизни раба было то, что у меня не находилось ни минутки для себя – на мои собственные размышления. Действительно, только я собрался обмозговать эти тайны, как дверь сзади отворилась и вышел Шек Кул – с голой грудью, в свободно завязанных шароварах, с небрежно переброшенной через плечо туникой. Даже без драгоценных камней и украшений воевода вселял страх – слишком мускулистый для своих лет, весь исполненный самообладания. С довольной улыбкой Шек Кул кивнул мне и, тихо насвистывая, легко зашагал по коридору. Я проводил его взглядом, немного завидуя его счастью, немного гневаясь на него и ему подобных с их неоспоримой властью над такими, как я.

Я заглянул в приоткрытую дверь. Ляо крепко спала, лежа на животе, нагая, в ворохе шелковых одеял. Лицо – как у ребенка, волосы упали на глаза; солнечный луч проник сквозь жалюзи, чтобы ласкать ее гладкое бедро. Утренний ветерок зашевелил воздух в комнате, насыщенный от запаха духов и страсти.

Подавив злобное желание с шумом втащить свой тюфяк и начать доскональную уборку, предпочтительно щеткой, скребущей пол, я прикрыл дверь и полез в свой мешок за чистой туникой. В дальнем конце коридора раздались тяжелые шаги. Я испуганно поднял глаза: эльетиммский жрец смотрел на меня с мерзким ожиданием в глазах. Он выглядел довольно миролюбиво в простой, неприметной одежде – тунике и шароварах черного цвета, аккуратно выстиранных и немного линялых, – обычный проситель в честной торговле. Только глаза выдавали его, опасного, как собака, приученная понимать лишь плетку и жестокость.

– Дай мне посмотреть меч! – внезапно приказал он.

Я тупо уставился на него с видом вежливого непонимания, который я совершенствовал на Гар.

– Я знаю, кто ты, тормалинец. – Жрец остановился и, подбоченясь, смерил меня презрительным взглядом. – Ты ничто. Все, что мне надо, – это меч. Отдай его мне, и я позволю тебе жить.

Я встал, сжимая ножны в руке. Жрец был не дурак и держался вне досягаемости клинка. Я взялся за рукоять и увидел странную смесь опасения и ожидания в его светло-голубых глазах, холодных как зимнее небо.

– Я все равно получу и этот клинок, и тебя в придачу, – усмехнулся он, уязвленный моим упорным молчанием. – Ты будешь в моей власти. И прежде чем я покончу с тобой, ты будешь рыдать как высеченный ребенок.

– Думаю, это мне решать, когда и как наказывать мою собственность. – Ляо быстрым движением распахнула дверь и надменно уставилась на эльетимма. Ее царственная манера нисколько не пострадала от того, что из всей одежды на Ляо была одна лишь прозрачная нижняя туника. – Твое поведение едва ли почтительно… для гостя Шек Кула, – добавила она с недвусмысленным ударением.

В мгновение ока с лица эльетимма исчезло всякое выражение. Он низко поклонился Ляо, круто повернулся и быстро ушел обратно по коридору.

– Каков наглец! – Ляо озадаченно покачала головой. – О чем Каеска думала, привозя его сюда?

Я воспользовался моментом.

– Я могу рассказать тебе, что она замышляет. Я подслушал, о чем они говорили прошлой ночью.

У Ляо заблестели глаза.

– Отлично. Я знала, что в конце концов ты научишься быть хорошим рабом. Принеси нам что-нибудь поесть и тогда все расскажешь.

Она открыла балконные створки и выбрала из кучи одежды, лежащей на скамье, простое, свободное платье. То, что Ляо сама все это делала, – лучшее доказательство ее серьезного интереса к моим сведениям. Я молниеносно сходил вниз, на кухню, и вернулся с огромным подносом пресного хлеба, сыра, фруктов и сока. Я оголодал со вчерашнего дня, к тому же приучил себя при всякой возможности обильно завтракать, так как это была самая безобидная еда для моего желудка.

– Итак, что ты слышал? – Ляо села на подушку и потянулась к ягодам. – Рассказывай все.

Я помолчал в нерешительности, не зная, с чего начать. Вряд ли все это дело с мечом вызовет у нее любопытство. Нужно рассказать что-то, непосредственно касающееся ее амбиций.

– Ну, во-первых, я знаю, откуда родом этот человек. Он с островов далеко на северо-востоке, в сердце огромного океана. Это очень бедные земли, там нет ни металлов, ни дерева, ни животных, годных для выделки хорошей кожи. Он лжет Каеске насчет торговли, которую может предложить.

Ляо пожала плечами, но в глазах ее я увидел удовлетворение.

– Тогда она будет выглядеть ужасно глупо, если ничего не достигнет, и совсем утратит свое положение. Продолжай и поешь чего-нибудь. У меня есть дела на утро.

– Торговля – это только предлог. – Я поспешно налил себе сока. – Он говорит Каеске, что поможет ей родить ребенка и вернуть место Первой жены.

К моему удивлению, Ляо искренне засмеялась.

– Тогда он так же глуп, как она. Каеска бесплодна, мы все это знаем.

Следующие слова я выбирал с крайней осторожностью.

– Возможно, она была бесплодна с Шек Кулом, но что, если она хочет взять этого человека в любовники и выдать его ребенка за дитя воеводы?

Ляо призадумалась.

– Шек Кул не имеет трудностей с потомством – женщины в нескольких владениях могут это подтвердить. Мали особо позаботилась, чтобы ее первенец тоже был его крови. Во всяком случае, если б дело заключалось только в подходящем мужчине, Каеска давным-давно бы родила.

Теперь пришла моя очередь недоумевать.

– И Шек Кул не стал бы возражать?

– Я все время забываю, какой ты невежественный! Пойми же, в чем тут смысл: ветер разносит семена, но урожай снимает фермер. – Ляо вздохнула и покачала головой. – Долг жены – рожать детей для мужа, а от кого – ее личное дело. В конце концов, некоторые жены – близкие родственницы своим мужьям, некоторые мужчины не могут заставить женщину забеременеть, иные предпочитают ходить гладко выбритыми. К тому же мы – островитяне; вливание новой крови во владение всегда благотворно. Понятно, что хорошая жена сделает это, по крайней мере с одним из своих детей. Если б мы всегда рожали только друг от друга, то были бы уже все шестипалые и ростом с три меры.

Она бросила на пол оторванный хвостик ягоды и подцепила ложкой темно-зеленый стручок с зернами молочной спелости. Я капнул меда на кусок жесткой лепешки, сверху положил ломтик белого сыра и, свернув все это, запихнул в рот, пока Ляо продолжала говорить.

– Каеска бесплодна, – твердо повторила она. – Они с Шек Кулом женаты почти двадцать лет, и за все это время она ни разу не забеременела. Если б она только признала этот факт, то легко могла бы вернуть себе статус Первой жены; например, выменяла бы ребенка у островитянина и сама его воспитала. Не стыдно быть бесплодной среди цивилизованных людей. Беда в том, что Каеска не признает этого. Она почти все время проводит вдали от владения и распускает слухи, что именно поэтому и не зачала; она двадцать лет выставляла себя и Шек Кула на посмешище, но он вынужден был ей потакать ради договора с ее братьями, которые души в ней не чают, а заодно извлекают выгоду из ее ранга. Еще она делает все возможное, дабы спровоцировать Шек Кула на какой-то оплошный шаг, что даст ей право развестись с ним, но он слишком умен, чтобы позволить ей выйти сухой из воды. Однако теперь, когда ее братья изгнаны из владений Данака, Шек Кулу больше не нужно защищать ее статус Первой жены. Тот союз мертв, как вчерашняя рыба. Теперь наш муж может наконец заиметь себе наследников.

Ляо весело хихикнула.

– Они с Мали были заняты прежде, чем кровь Данака Нила высохла на песке. Я буду следующей, и когда Гар оправится от понижения Каески, я думаю, она тоже захочет ребенка. Наш муж еще не решил, как долго он будет воздерживаться от ее постели, дабы она поняла, что он знает об их с Каеской интригах, но думаю, Сезарр сможет выполнить свою обязанность.

Награждать свою хозяйку дитем – одна из обязанностей личного раба? Я не хотел толкать эту корзину крабов!

– Что будет с Каеской?

– Она закончит Четвертой женой, если не совершит какую-нибудь глупость, которая даст Шек Кулу повод развестись с ней. – Ляо наклонилась вперед и внезапно перешла на шепот. – Что именно обещает ей этот чужеземец? Думаешь, она могла бы просчитаться?

– Не уверен, – опасливо ответил я. – Он точно обещает ей ребенка, и я знаю, он использует наркотики, чтобы задурить ей голову.

– Наркотики? – Ляо наморщила лоб. – Я могу здорово дискредитировать Каеску, если дам знать, что она предается грязным порокам жителей материка. Ее переговоры скоро тоже пострадают. А как насчет спиртного? Ничего такого не видел?

Я покачал головой.

– Это было бы хуже?

Ляо раздраженно открыла рот и вдруг улыбнулась.

– Вы – жители материка! Конечно, это было бы хуже. Наркотики и спирт притупляют ум и гноят тело. Любое владение, допустившее их употребление, вскоре окажется с чужими войсками на своих пляжах. – Она нахмурилась. – Однако для развода с Каеской этого мало. Есть еще что-нибудь, что я могла бы использовать против нее?

– Она дает Ириту ягоды тахна, – вспомнил я.

– Что это?

– Это такое растение. Из его листьев целители делают настой, который притупляет боль, но ягоды – очень сильный, даже смертельный наркотик.

Ляо пожала плечами.

– Если Каеска хочет отравить своего раба, это ее дело. Если это войдет у нее в привычку, Шек Кул сможет лишь упрекнуть ее за напрасно растраченный обмен, но больше у него никаких прав в этом вопросе нет.

– Она приказала отрезать бедняге язык! – с жаром возразил я.

Ляо подняла тонко выщипанные брови.

– Как странно! Немые вышли из моды еще до моего рождения. Однако мы уходим от сути. Как этот чужеземец предполагает наградить Каеску ребенком?

Я вынудил себя игнорировать эти новые и малоприятные сведения, проливающие свет на алдабрешскую жизнь.

– Думаю, с помощью магии. По всем признакам он – колдун.

– Магии! – выдохнула Ляо, прижимая ладони к лицу, у нее заблестели глаза от ликования.

– Шек Кул может развестись за это с Каеской?

– Он может ее казнить! – Ляо выглядела как ребенок, который проснулся и обнаружил, что Солнцестояние наступило сезоном раньше. – Ты получишь щедрую награду, а мы навсегда избавимся от нее за такое преступление!

– Магия карается смертью? – Я чуть не подавился, но Ляо была слишком довольна, чтобы сердиться на меня за невежество.

– О да, она абсолютно запрещена. Стихии священны, они дают нам жизнь и лелеют всех нас. Вмешательство в равновесие – это осквернение, которое можно искупить только жизнью тех, кто к этому причастен.

Я молча возблагодарил Дастеннина за то, что не успел проговориться о моей собственной связи с магами.

– Этот человек давал Каеске дышать дымом тассина, – напомнил я Ляо. – Колдун туманит ее сознание, пока оно не изменит ей, и использует ее отчаяние, чтобы обмануть.

Моя госпожа снова пожала плечами – ее излюбленный жест.

– Ну и дура она! Неведение – вовсе не оправдание для суда Шек Кула.

– И что будет?

– Я обвиню ее, а Шек Кул станет судить и взвешивать твое свидетельство против ее отрицаний. – Ляо откусила сочный красный фрукт и облизнула липкие пальцы. – Затем их обоих казнят.

Слишком уж все просто, подумал я, но постарался скрыть недоверие.

– Воевода примет слово раба с материка против своей собственной Первой жены?

– Теперь ты островитянин, не забывай, – строго напомнила Ляо. – Твое слово так же надежно, как слово Каески.

– Когда ты обвинишь ее? – Я вспомнил, что у меня есть и свои причины для форсирования этого дела, особенно теперь, когда я не хотел объяснять интерес эльетимма к моему мечу.

– Я должна тщательно выбрать время. – Прищурив глаза, Ляо уставилась в пространство. – Думаю, прежде всего нам следует изолировать Каеску. Если мы дадим знать Гар и Мали, что она затевает, Гар сразу захочет устраниться от ее интриг, так как сама рискует быть казненной. Это должно принести нам какие-то ценные сведения.

– Когда ты скажешь Гар?

Ляо обратила на меня раздраженный взгляд.

– Я не скажу Гар. Ты расскажешь Сезарру, а он расскажет ей. Тогда она сможет прийти к нам по собственной воле, показать, что действует, исходя из собственных подозрений, и ведет себя как хорошая жена.

Этого следовало ожидать.

– Ладно. Но этот человек, эльетиммский жрец, требует, чтобы Каеска совершила обмен и я стал ее личным рабом. Он опасен, и если ты хочешь, чтобы я мог давать показания, тебе лучше не тянуть слишком долго.

– Что ему от тебя нужно? – надула губки Ляо, а потом вдруг расхохоталась. – Уж не хочет ли Каеска, чтобы ты стал отцом ее ребенка?

Я опешил: а может, это видение – и в самом деле ребенок Каески? Но нет. Я твердо покачал головой. Эльетимму нужен меч, он ясно это сказал.

Ляо вытерла слезы умиления.

– Так что же нужно от тебя этому чужеземцу?

Я впился зубами в сочный фрукт, чтобы потянуть время и придумать ответ. Не говорить же Ляо, что он хочет завладеть заколдованным мечом, каким-то таинственным образом связанным со мной, и расстроить планы магов Хадрумала.

– Думаю, он знает, что я могу его разоблачить, рассказать всем, как бедны его острова и что ему нечем торговать.

К счастью, идея избавиться от Каески настолько поглотила Ляо, что она приняла как должное это довольно жалкое объяснение. Вероятно, алдабрешская одержимость торговлей заставила его звучать весьма убедительно для Ляо, как будто все, чего добивался Ледяной островитянин, – это вступление в торговлю с Архипелагом.

Стук в дверь испугал нас обоих, но это был всего лишь Гривал. Он стоял на пороге, взбудораженный, как никогда.

– Ребенок, он вот-вот родится, – с дрожащей улыбкой выдавил раб. – Мали хочет, чтобы ты пришла, моя госпожа.

– Уже иду.

Схватив первый попавшийся шарф, Ляо завязала волосы и уже в дверях повернулась ко мне.

– Будь осторожен. И поговори с Сезарром прямо сегодня.

Я низко поклонился и, стоя у двери, смотрел, как Ляо легко бежит по коридору, а Гривал деловито шагает рядом.