Юрий Hестеренко (Джордж Райт) Рильме гфурку

Эксанвилль…

Небо, по-вечернему темное даже в полдень; ветер, беспрепятственно расчесывающий буйные травы бескрайних степей; пологие холмы — воспоминание о некогда грандиозных горных хребтах; города, обратившиеся в руины и погребенные под слоем осадочных пород еще в те далекие времена, когда единственные звезды, интересовавшие волосатого и низколобого предка homo sapiens, были глазами хищников…

Эксанвилль. Это слово звучит, как название провинциального городка, но это планета. Единственная планета красного карлика, отстоящего почти на 600 парсеков от Солнца. Самая старая из обитаемых планет, известных землянам.

Фрэнк Хэндерган усмехнулся охватившим его поэтическим мыслям и, подхватив свой серебристый чемоданчик, зашагал от здания космопорта к стоянке робокаров. Ближайшая машина гостеприимно распахнула дверь, и, приняв пассажира, бесшумно покатила по прямому, как лазерный луч, шоссе к видневшимся на горизонте строениям Земной Миссии.

Фрэнк испытывал странное возбуждение от того, что впервые находится в по-настоящему чужом мире. До сих пор он лишь однажды покидал Солнечную систему, но две недели, проведенные на Нью Флориде, не произвели на него впечатления. Это был мир, переделанный в подобие Земли с той тщательностью, с какой человек всегда переделывает под себя окружающую среду. Разумных обитателей на Нью Флориде не было, и некому было заступиться за самобытность планеты. Здесь же, на Эксанвилле, все обстояло иначе. Различия начинались уже с названия, которое было туземным, хотя, в силу странного каприза вероятностей, и звучало несколько на американский лад. Впрочем, элианты менее всего походили на американцев.

Но пока это осознание чужого мира было для Хэндергана чисто рассудочным — за исключением красноватого солнца, непривычно высоко стоявшего в темном небе, ничто не указывало на 600 парсеков, оставшихся за кормой. Космопорт, робокары, дорога, Миссия — все это было создано землянами, с помощью земных машин, по земным проектам и технологиям. У элиантов не было звездного флота. Никогда, за все бесчисленные тысячелетия их истории.

Машина остановилась возле серого здания Административного Отдела. Фрэнк поднялся на второй этаж и вручил свою идентификационную карточку явно скучавшему чиновнику. Тот не спеша вставил ее в щель кардридера, взглянул на монитор, а затем — вопросительно — на Фрэнка.

— Фрэнк Т. Хэндерган, инженер по информационным системам. Личный код А8942Е. Контракт #82.

— Все правильно, мистер Хэндерган. Вы зачислены в Технический Отдел Земной Миссии на Эксанвилле. К работе приступаете с завтрашнего дня, — он вернул Фрэнку карточку, на верхней стороне которой уже красовалась желтая полоса Технического Отдела, а затем ткнул кнопку принтера. Тот выплюнул свежеотпечатанную брошюру. — Здесь план Миссии и прочая полезная информация. Ваша комната 44 в 9 корпусе. Желаю успешной работы.

— Благодарю. А могу я… прогуляться за пределами Миссии?

— У элиантов статус B, вы знаете, — усмешка чуть тронула губы чиновника. — И все же я не рекомендовал бы вам преждевременные контакты. Сначала вам следует здесь освоиться.

Три часа спустя уже отдохнувший с дороги Фрэнк вошел в закусочную. Конечно, еду можно было заказать прямо в комнату, но Хэндерган хотел пообщаться со своими новыми коллегами. Однако здесь его ждало разочарование: в этот послеобеденный час павильон был пуст. Подъехал робот-официант и принял у Фрэнка заказ. На Земле снова были в моде официанты-люди, но Миссия с ее ограниченным бюджетом не позволяла себе лишней роскоши.

Бесшумно открылась автоматическая дверь, и вошел еще один посетитель. Заметив Фрэнка, он направился к нему. Хэндерган заметил на его карточке белую полосу Отдела Науки.

— Кажется, я не встречал вас раньше? Эдвард Моррисон, экзоэтнолог.

— Я прибыл на сегодняшнем корабле. Фрэнк Хэндерган, инженер по инфосистемам, — Фрэнк опустил руку с бокалом, загораживавшую его карточку.

— Аа… — разочаровано протянул Моррисон. — Рад познакомиться, — он сделал движение, чтобы уйти.

Фрэнк удивился. Он, конечно, знал, что на Земле и главных колониях люди разных профессий почти не общаются друг с другом — неизбежная плата за узкую специализацию — но он не предполагал, что те же обычаи действуют здесь, где всех землян не больше сотни.

— Подождите! — воскликнул Фрэнк. — Я здесь новичок, и мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь ввел меня в курс дела.

— Разве вы не получили ваши инструкции?

— Получил. Но речь не о моей работе и не об общих правилах. Меня интересуют элианты.

— Вот как? — Моррисон опустился на стул, и робот тотчас покатил к нему на своих мягких колесах. — Что же, я рад это слышать. Честно говоря, меня чертовски раздражает снобизм ваших коллег-техников по отношению к этой расе. Дескать, раз они за сто тысяч лет не создали атомной бомбы, то с ними и говорить не о чем. Меж тем это удивительный народ, старейшая из известных цивилизаций…

— Сто тысяч лет, говорите вы? Неужели так много?

— Гораздо больше. Сто тысяч — это просто возраст самых древних предметов материальной культуры, которые нам доводилось держать в руках. И эти предметы говорят, что уже тогда цивилизация была весьма развитой. Точные же цифры назвать затруднительно… Может быть, двести, а может, и все триста тысяч лет.

— А что говорят по этому поводу сами элианты?

— Ничего не говорят. Дело в том, что у них фактически нет истории… в нашем понимании истории как науки.

— Как это?

— Вы, вероятно, знаете, что Эксанвилль — достаточно уникальная планета. Ее ось перпендикулярна к плоскости орбиты, и смена времен года отсутствует. Поэтому для эксанвилльцев не существует понятия «год». Лун также нет, нет даже других планет системы — словом, ничего такого, что можно было бы положить в основу измерения больших отрезков времени. День слишком короток для этого. Разумеется, у элиантов во все времена существовали летописи, но события в них датируются по принципу «в царствование короля Илькруаза, между первой и второй Пубенсиахскими войнами». А если учесть, что за все эти тысячелетия в разных концах Континента сменилось несчетное число правителей, а одни и те же события в разных странах и в разные времена именовали по-разному… Словом, даже получи мы доступ ко всем историческим документам, задача была бы не из легких. Конечно, на определенном этапе элиантские астрономы открыли-таки факт орбитального движения планеты, но это открытие осталось просто любопытным наблюдением, не имеющим практической ценности.

— Они могли бы пользоваться кратными единицами. Гектодень, килодень…

— Последние 60 тысяч лет они так и делают, но это остается чистой формальностью. Вы поймите, у них другая психология. Они не испытывают нужды в летоисчислении. На планетах, где существуют времена года, такая необходимость вытекает из сезонности сельского хозяйства, навигации, брачных или охотничьих периодов. У элиантов же нет ничего сезонного. Для них история — не бухгалтерская книга с ежегодным подведением балансов, а материал для произведений искусства. Так ли вам важно, в каком конкретно году произошла Троянская война?

— Ну, в какой-то мере важно. Чтобы не задаваться вопросом, почему в ней не применяли танки и авиацию.

— В «Илиаде» описано вмешательство богов, а это гораздо более фантастично, чем танки под стенами Трои. И тем не менее «Илиада» остается выдающимся произведением.

Фрэнк, разумеется, не читал «Илиады» и сомневался, чтобы Моррисон читал ее иначе чем в кратком изложении. Груз знаний, накопленных землянами, слишком велик, и краткой человеческой жизни едва хватает только на то, чтобы поддерживать профессиональную квалификацию.

— Любопытно, как элианты справляются с этим чудовищным объемом информации, скопившейся за десятки тысяч лет, — сказал он. — Другие старые цивилизации обычно доверяют все компьютерам, оставляя на долю живых существ либо самые общие, либо, напротив, предельно специализированные знания. Но ведь у элиантов нет компьютеров.

— У них много чего нет, — ответил Моррисон, — особенно теперь. Ныне они вообще практически обходятся без машин. Но некогда у них были высокие технологии, которых до сих пор нет у нас.

— Разве у них не биологическая цивилизация?

— Нет цивилизаций чисто биологических и чисто машинных. Есть лишь разные соотношения того и другого. Даже самая биоориентированная культура не сможет перестроить клетку на уровне ДНК без высокоточных приборов.

— У элиантов есть генная инженерия?

— Сейчас нет. Была ли она прежде — вопрос спорный, лично я убежден, что была. Не может быть, чтобы все их достижения по части совершенствования и изменения живых организмов были просто результатом многолетней селекции, как утверждают некоторые снобы и скептики, неспособные поверить, что кто-то оказался умнее их. Когда зурбицане или гглеа ставят их перед фактом своего превосходства, эти субъекты скрипя зубами признают очевидное. Но раз элианты утратили большую часть достижений прошлого — ату их! Обзовем их варварами и тугодумами, и дело с концом! А то, что элианты вообще никогда не болеют, что у них даже теперь, в эпоху упадка, не бывает врожденных аномалий, что флора и фауна служат им лучше всяких машин — это все мелочи, результат примитивной селекции — у них, видите ли, было для этого время! И подобное утверждают люди, называющие себя учеными! Но, так или иначе, пока их точка зрения не разгромлена окончательно, вместо термина «генная инженерия» пользуются нейтральным «Е-технологии».

— Почему Е?

— От слова «евгенические». Так вот, возвращаясь к вашему вопросу о компьютерах… У элиантов другой подход к информации. Они не накапливают ее такими темпами, как земляне и нам подобные. Эксанвилль вообще очень спокойное место. Ни сезонных изменений, ни приливов, поэтому жизнь здесь развивалась очень медленно. Эксанвилль ведь почти вдвое старше Земли, а разум, по геологическим масштабам, зародился здесь почти одновременно с нами — что такое для планеты лишний миллион лет? Тектонические процессы к тому времени давно угасли, рельеф сгладился, в экологии установилось полное равновесие. Поэтому у элиантов изначально было меньше оснований для агрессии, для жесткого противостояния окружающему миру, для гонки по принципу «выживает только первый». Нет, конечно, и их цивилизация знавала бурные периоды с войнами и мятежами, грозными империями и тоталитарными культами. Но для них это далекое прошлое, что-то вроде раннего детства с его озорством и капризами. Правда, мы о своем детстве стихов не слагаем, а они слагают.

— Значит, все эти кровавые побоища еще кажутся им привлекательными? Хотя бы с ностальгической точки зрения?

— Ну, надо сказать, за все эти тысячелетия у них образовалась достаточно своеобразная мораль. В их современном языке нет даже понятий «хорошо» и «плохо». «Элле» и «гфурку» следует переводить скорее как «изящно» и «неизящно». Собственно, с этой точки зрения они и оценивают все окружающее. Знаете, почему у них нет прямых контактов с зурбицанами?

— Разве нет?

— Нет. Когда зурбицане хотели основать здесь свое представительство, элианты заявили им буквально следующее: «Мы с уважением относимся к вашей высоко цивилизованной расе, но, к сожалению, не можем общаться с существами, чей внешний облик столь разительно контрастирует с нашими представлениями об изящном».

— М-да. Хорошо еще, что они хоть с нами согласны общаться.

— Ну, мы, как-никак, ближе всего к ним по внешнему виду… как и они к нам. Впрочем, они считают, что нашей внешности и манерам не достает утонченности.

— Значит, цивилизация эстетов. Ну а все-таки, чего они добились реально, кроме того, что приспособили под свои нужды несколько биологических видов? Даже если сейчас они в упадке, за такую чертову кучу тысячелетий они могли стать властелинами Вселенной. Нашей цивилизации всего около 6 тысяч лет, если считать от появления письменности, и то мы уже стали весьма реальной силой в изрядном секторе Галактики.

— Ну, во-первых, как я уже говорил, и жизнь, и разум развивались на Эксанвилле гораздо медленнее, чем на Земле. Но все равно у элиантов было достаточно времени, чтобы продвинуться дальше нас — и в ряде областей они этого добились. Но вы правы в том смысле, что какого-то ошеломляющего превосходства, как в случае с теми загадочными древними цивилизациями, которые исчезли неведомо куда, оставив лишь немногочисленные артефакты, природа и предназначение коих до сих пор не разгаданы — такого превосходства у элиантов не было. Но здесь следует опять-таки учесть разницу культур. Люди еще так недавно находятся в контакте с другими цивилизациями, что до сих пор не избавились от антропоморфизма. Взять, к примеру, межзвездные полеты. Когда мы еще только выходили в Космос, считалось чуть ли не аксиомой, что всякая цивилизация, способная к подобным полетам, непременно будет их проводить. И что же оказалось? В настоящее время нам известны 6 внеземных цивилизаций, уровень развития которых вполне позволяет строительство гиперпространственных звездолетов. Но две из них даже не стали вести исследования в этом направлении. Одна ограничилась доказательством теоретической возможности и на этом успокоилась. Еще одна построила корабль, испытала его в нескольких полетах к ближайшим звездам и также свернула программу — было это 6 тысяч лет назад. В результате лишь две цивилизации, кроме нашей, реально практикуют межзвездные полеты — а фактически и вовсе одна, ибо культура куэкуэйцев находится под сильным влиянием зурбицан.

— И это обстоятельство позволяет землянам делать неплохие деньги на межзвездных перевозках, — заметил Фрэнк.

— Да, и другие расы нам платят, рассчитав, что содержание собственного звездного флота обошлось бы дороже. И они правы. Мы летаем не потому, что нам это выгодно — до установления контакта с другими цивилизациями звездные экспедиции были абсолютно убыточными — а потому, что стремление к звездам, к новым мирам заложено в нашей психике. И, между прочим, многие расы считают эту нашу особенность комплексом, извращением. Так вот, возвращаясь к элиантам. С тех пор, как они в последний раз применяли Е-технологии, прошли многие тысячелетия, и если анализировать этот период с нашей точки зрения, то это классическая деградация. Утрата научных знаний, распад общества. Но за это же время элианты создали восхитительно совершенное искусство. Их музыка — это что-то невероятное. Их стихи поражают сложностью и в то же время изяществом, но не просите меня что-нибудь процитировать — это нельзя перевести на английский и вообще на земные языки. Это язык, созданный специально для поэзии и очень сильно отличающийся от современного бытового языка элиантов. Конечно, происхождение этих языков общее, но размежевание произошло так давно, что родство может быть выявлено только специальными лингвистическими исследованиями.

— И все же объективно упадок имеет место, вы сами недавно упоминали о нем.

— Да, — вынужден был согласится Моррисон. — Объективно раса элиантов угасает. Но этот процесс может продолжаться очень долго, возможно, они еще нас переживут, учитывая, как неторопливо все у них происходит. И создадут еще множество шедевров. Знаете, это вообще общая тенденция: умирающая раса или нация способна дать культуре больше, чем развивающаяся. Впрочем, это верно ведь и для личности, не так ли? В молодости человек озабочен достижением материальных благ, а под старость начинает задумываться, как говорится, о душе.

— А сколько, кстати, живут элианты? — спросил Фрэнк.

— Трудно сказать определенно — мы еще не настолько долго контактируем с ними, чтобы проследить путь отдельного индивидуума от рождения до смерти, — усмехнулся Моррисон. — Предположительно этот путь составляет 400–500 лет. По внешности взрослого элианта никогда нельзя сказать, сколько ему лет. Но, во всяком случае, они не бессмертны. Это совершенно точно.

— Странно, что даже они, с их Е-технологиями, за столь длительный срок так и не победили смерть.

— Не знаю, насколько это вообще возможно. Существует такая теория, что цивилизации, заметно опережающие нас по уровню развития, решили эту проблему, однако тщательно скрывают это от остальных. Причины понятны: просочись такая информация наружу, мы все потребуем, чтобы с нами поделились технологией бессмертия. Ясное дело, что отказ — а у них может быть множество оснований для отказа — повлечет за собой в лучшем случае разрыв отношений, а в худшем — войну, порожденную элементарной завистью. Но я не слишком верю в эту гипотезу. Вы ведь знаете, с какими проблемами столкнулись мы, земляне. Продлить жизнь до 120 лет оказалось сравнительно легко. После этого, до 140, каждый год давался с боем. А на 140 наступил стопор. Ресурсы организма оказались выработаны полностью, без остатка. И сколько бы мы не пересаживали органы, сколько бы не вводили искусственно ферменты и гормоны — мозг все равно превращается в кашу. (Кстати, элиант сейчас бы упрекнул меня за неизящный натурализм.) Так что, на этом фоне, достижения элиантов выглядят довольно впечатляюще. 400–500 лет для гуманоида — это срок.

— А откуда эта предположительность? Почему не спросить у них самих?

— Потому что элианты не говорят о смерти. Говорить о смерти — это гфурку, неизящно. Они даже не пользуются словом «умер» — они говорят «ушел от нас».

— Но ведь они должны различать праздное любопытство и научный интерес!

— Фрэнк, если человек, не знающий обычаев элиантов, говорит или делает гфурку, ему вежливо объяснят, что это гфурку. Если он настаивает, это означает, что он сам гфурку. И тогда его просто перестают замечать. А профессия его при этом не имеет никакого значения.

— Гм… похоже на табу у дикарей.

— У дикарей табу имеет религиозную природу, и нарушителей табу убивают. А элианты просто игнорируют тех, кто некрасиво ведет себя в обществе.

— И тем не менее, вы говорите, они описывают всякие древние кровопролития в своих балладах.

— Это другое дело. Недаром у них для поэзии существует отдельный язык. Впрочем, в их балладах тоже нет смакования насилия — скорее оно выступает как эмоциональный фон драмы.

— Кстати говоря, а проза у них есть?

— Новой нет. Они считают, что все, что можно сказать средствами прозы, уже сказано за все эти тысячелетия. Так что есть только древняя классика, по своему объему в несколько раз превосходящая всю литературу Земли. Парни из Торгового Отдела все уговаривают их купить у нас компьютеры и перенести эту информацию на них, а заодно и нам предоставить к ней доступ. Если уговорят, вам придется этим заниматься.

— Да, это был бы грандиозный проект, — подумал вслух Фрэнк. Перекодировать многие миллионы древних книг… потребуется куча техники, работающей одновременно.

— Но я не уверен, что до этого дойдет… во всяком случае, скоро, сказал Моррисон. — С элиантами чертовски трудно вести дела, которые касаются не отдельных личностей, а расы в целом.

— Ну да, у них ведь нет центрального правительства.

— У них нет никакого правительства. Никаких общественных структур, даже полиции. Собственно, современное общество элиантов — это даже не общество в нашем понимании, а аморфный конгломерат отдельных индивидуумов, семей и лантинов — это что-то вроде сообщества друзей… хотя и семьи, и лантины весьма неустойчивые образования, и отношения, связывающие их членов, куда более холодны и рассудочны, чем земные любовь и дружба. Сильные эмоции это гфурку, это ришмаэр — варварство. Биотехнологии давно избавили элиантов от необходимости массового производства — представьте себе ферму, где не надо заботиться ни об урожае, ни о скотине, ибо они заботятся о себе сами. Элианты живут в гармонии с собой и окружающим миром, поэтому общественные институты им просто не нужны.

— Однако у них есть средства коммуникации, хотя они и далеки от наших компьютеров.

— Да, весь континент опутан оптическими кабелями, проложенными в незапамятные времена. С их помощью элианты передают как аналоговую, так и цифровую информацию — соответствующие приборы тоже идут от древних веков. Но это только средства передачи, а не обработки информации. Элианты не создали компьютеры — или, во всяком случае, не сохранили памяти о них потому что их собственный мозг во многом справляется с теми функциями, которые у нас выполняют машины. Их интеллектуальный уровень примерно такой же, как у землян, но возможности мозга они используют гораздо полнее. Разумеется, это тоже результат Е-технологий.

— Однако по пути инов они так и пошли.

— А, ины… В самом деле, уникальный народ. Единственная известная нам раса, для которой телепатия — не исключение, а норма. Мир, где ложь невозможна в принципе. Столкнувшись с нами, они долго не могли понять, что это такое, а поняв, пришли в ужас. Утаивать и сознательно искажать информацию — это для них… мне просто трудно подобрать сравнение. Убийства себе подобных, каннибализм — все не то, все это мы можем себе представить. А для них ложь — это настолько дико, противоестественно… Ины единственная цивилизация, не знавшая войн и преступлений, ибо то и другое базируется на тайнах. И темпы развития инов воистину фантастические, ибо в решение всякой проблемы, в обсуждение всякой идеи включаются сразу тысячи умов, непосредственно взаимодействующих друг с другом. Мы в их возрасте еще жили в пещерах, а у них уже есть ядерная физика. Но существует и оборотная сторона. Слишком сильная интеграция размывает понятие личности. И хотя ины все же не клетки единого мозга, а самостоятельные индивидуумы, в отрыве от своей цивилизации ин оказывается неполноценным, почти калекой. Поэтому, в частности, у них никогда не будет космических полетов. И искусства у них тоже фактически нет — ведь в основе подлинного искусства лежат глубоко личные переживания. Хотя, с другой стороны, ины гораздо легче относятся к смерти, ибо реально, а не абстрактно, сознают себе частью неумирающего целого и знают, что их мысли и чувства переживут их, сохраняясь и развиваясь в сознании соплеменников. Однако ины таковы изначально, от природы. Они не создавали телепатию искусственно. И, насколько нам известно, ни одна из контактирующих с ними рас не захотела обращаться в телепатов, хотя это возможно. Ины прямо утверждают, что им известна природа телепатии и они могли бы поделиться с нами необходимыми сведениями — но лишь при условии, что мы тоже сделаем телепатию достоянием всех, а не избранных. Однако мир без тайн пугает нас так же, как тайны — их.

— И правильно, — заметил Фрэнк, — ни одна культура не выдержит подобной информационной революции.

— Так или иначе, элианты тоже не захотели развивать телепатию, хотя я почти уверен, что в свое время они могли это сделать.

— Копаться в чужих мозгах неизящно, — усмехнулся Фрэнк.

— Да, пожалуй… элиант предпочтет изящную ложь неизящной правде. Но обычно они не лгут. Предпочитают просто молчать о том, что им не нравится.

Моррисон допил свой коктейль и посмотрел на часы.

— Извините, мне пора. Рад был пообщаться. Если захотите еще поговорить об элиантах, вот мой личный код, — экзоэтнолог протянул руку, и часы двух землян, являвшиеся одновременно микрокомпьютерами и переговорными устройствами, соприкоснулись, транслируя друг другу коды вызова.

— Минуту, — окликнул Фрэнк уходящего ученого. — Мне хотелось бы поговорить не только об элиантах, но и… с ними самими. Это возможно?

— Чего же тут невозможного? — усмехнулся Моррисон. — У них статус B. Допускаются контакты без ограничений.

— Но я боюсь, что они просто… могут не захотеть со мной общаться. Без соответствующих рекомендаций.

— О, я вижу, вы кое-что поняли, — улыбнулся экзоэтнолог. — В отличие от ваших коллег-технарей. Хорошо, я познакомлю вас с одним из них пожалуй, его может заинтересовать общение с новым землянином. Но может и не заинтересовать, тут уж я ничего не могу поделать.

Три дня ушли у Фрэнка на ознакомление со своей новой работой и проведения давно запланированного усовершенствования системы инфокоммуникаций Миссии. Отныне любой абонент, будь то человек или компьютер, мог связаться с любым другим напрямую, не дожидаясь, пока его запрос пройдет через центральный сервер. Была как раз пятница, когда Фрэнк просмотрел последние результаты тестов и вызвал на связь Моррисона, рассчитывая договориться о планах на уик-энд.

— А, Хэндерган, — раздался знакомый голос в динамике, — я ждал вашего вызова.

— Зовите меня просто Фрэнк.

— В таком случае, можете называть меня Эдвард. (Фрэнк подумал, что снобизм элиантов распространился и на этнолога — другой на его месте предложил бы звать его просто Эд.) Если ваш энтузиазм все еще сохраняется, то завтра вечером мы можем наведаться к Эннальту Хаулиону.

— Во сколько?

— Это все равно. Это земляне привыкли рассчитывать свое время на неделю вперед, а для элиантов время не имеет значения.

— Разумеется, — сказал Хэндерган с легкой ноткой раздражения, — но мы-то с вами не элианты.

— А… ну конечно. Я, знаете ли, частично перенял их образ жизни. Просто позвоните мне, когда будете готовы.

На другой день инженер и этнолог встретились на транспортной площадке Миссии и взяли глайдер, заплатив, по земному обычаю, каждый за себя. С тихим гудением силовой установки машина поднялась в воздух и заскользила над степью, почти касаясь днищем высокой травы.

— Как, вы сказали, зовут вашего приятеля? Энальт Холливан?

— Хаулион, и постарайтесь не переиначивать имена элиантов на американский манер, а также не называть их «приятель», «дружище», «старина» и прочими словечками в этом роде. Его полное имя — Эннальт Аусенквир Иллироа Коэлиррэ Хаулион, гирт Йоллесиэнский.

— Похоже на дворянский титул.

— Да, гирт — это что-то среднее между графом и герцогом.

— Вот как? У столь древней расы сохранилась аристократия ранних веков? — Фрэнк был изрядно удивлен.

— Не в том смысле, как вы думаете. Это не дает каких-либо социальных льгот, да и по наследству не передается. Просто элианты считают, что дворянские титулы — это изящно и красиво, и присваивают сами себе те, которые им больше нравятся, беря их из легенд, исторических документов и собственного воображения.

— В таком случае удивительно, что у вашего знакомого только один титул, а не десяток.

— О, элианты во всем знают меру. Они не имеют ничего общего с варварами, увешивающими себя яркими побрякушками.

— Кстати, о варварах… Мы с вами все время говорим об элиантах, но ведь это не единственная разумная раса на планете.

— Да. Грумдруки, — Моррисон невольно нахмурился. — Надеюсь, вы не собираетесь говорить о них с элиантами?

— Да, я знаю, что это гфурку и все такое…

— Это рильме гфурку — крайне неизящно.

— Разумеется, разумеется. Но я хочу спросить о них не Хаулиона, а вас. Они ведь тоже входят в сферу интересов экзоэтнологии?

— Что я могу о них сказать? — пожал плечами Моррисон. — У них статус D — контакты крайне нежелательны. Это агрессивные варвары, без какой-либо развитой культуры, и, кажется, с весьма невысоким интеллектуальным уровнем. Ксенофобичны до крайности, враждебно настроены как к элиантам, так и к нам. Мы мало что знаем о них. Вообще-то, — добавил Моррисон, чуть помолчав, Эксанвилль и в этом отношении уникальное место. Нам известно несколько планет, на которых существует или существовало более одного разумного вида. Но всегда эти виды зарождались и развивались, будучи четко отделены друг от друга природными барьерами. Скажем, на разных континентах, или один на суше, другой в океане. Если бы не это обстоятельство, один из видов еще на этапе зарождения разума неминуемо подавил бы другой в ходе эволюционной конкуренции. И лишь технический прогресс позволял представителям одной расы проникнуть на территорию другой. И первой реакцией на такую встречу всегда была дикая, остервенелая взаимная враждебность. Проистекающая из ксенофобии, страха перед неизвестным и нежелания делить планету с кем-либо еще.

— Ну так и здесь то же самое, — нетерпеливо заметил Фрэнк. — И взаимная враждебность, и территориальное разделение. Элианты живут на Континенте, грумдруки — на Острове.

— Разделенных проливом шириной в милю, — усмехнулся Моррисон. — Есть, кстати, предположение, что этот пролив вырыт искусственно в давние времена именно с целью отделения элиантов от грумдруков. После того, как первые загнали последних на Остров. Сейчас считается доказанным фактом, что некогда обе расы жили на одной территории, это подтверждают и археологические находки. Потом, очевидно, взаимная враждебность привела к тотальной войне, в результате которой элианты, как более высокоразвитые, с легкостью одержали победу, однако, в силу все той же цивилизованности, не уничтожили грумдруков, а выселили их на Остров — тогда, возможно, бывший полуостровом. То есть разделение двух этих видов не было изначальным.

— Тогда напрашивается предположение, что оба вида происходят от общего предка, — сказал Фрэнк, поражаясь смелости своего дилетантского суждения.

— Это верно в отношении любых двух видов на планете, — усмехнулся Моррисон. — Все они имеют предками простейших. Конечно, у элиантов и грумдруков был общий предок, ибо те и другие — теплокровные гуманоиды. Но размежевание между ними произошло очень давно, очевидно, задолго до зарождения разума. Слишком уж они несхожи, чисто биологически. Это даже не две ветви приматов, как, скажем, гориллы и шимпанзе или субцивилизации мрру'гуа. Это разные отряды, как кошки и собаки, а может быть, и разные классы. Мы ведь до сих пор даже не знаем, являются ли грумдруки млекопитающими в классическом смысле, или они все же ближе к рептилиям.

— Неужели они настолько не изучены? — изумился Фрэнк. Ему, как специалисту по информационным системам, казалось дикостью провести на планете несколько лет и при этом не собрать даже базовой информации об одной из населяющих ее цивилизаций.

— Это не так просто, — поморщился Моррисон. — С одной стороны, грумдруки не животные, мы не можем ловить их в силки и волочь в лаборатории. С другой стороны, у них статус D.

— Который мы же им и присвоили, — напомнил Хэндерган. — Или не совсем мы?

— Да, элианты довольны, что мы не общаемся с отвратительными для них грумдруками, — признал Моррисон слегка раздраженным тоном. — Но не думаете же вы, что элианты, при всем моем к ним уважении, могут диктовать Земле ее научную и дипломатическую политику? В конце концов, грумдруки сами отвергают любые попытки контакта. И они действительно варвары с примитивной культурой, не способной ничего дать Земле ни в информационном, ни в материальном плане. Неужели, по-вашему, здесь возможны были колебания в выборе партнера?

«Ах, значит, выбор все-таки был, — подумал Фрэнк. — Значит, эти высоко цивилизованные элианты все же заявили: или мы, или они.» — Меж тем у самих элиантов всего-навсего статус B, — сказал он вслух. — Даже не A.

— Да, «дружественной и союзной цивилизацией» они не являются, согласился Моррисон. — Они вообще не могут быть друзьями и союзниками кому бы то ни было. Слишком холодны для первого, слишком благополучно-равнодушны для второго.

— Господа, мы прибываем к месту назначения, — сообщил компьютер глайдера. Прямо по курсу росли очертания поместья Хаулиона, расположенного посреди бескрайней степи — подобно большинству домов элиантов, давно отказавшихся от городов. Фрэнк с интересом разглядывал асимметричную архитектуру; казалось, в доме не было ни одного прямого угла, а округлые формы явно превалировали над плоскими. Все помещения располагались на разных уровнях, так что говорить об этажах в привычном смысле не приходилось. Окна сильно различались формой и размером, превращая одни помещения в открытые террасы, другие — в глухие бастионы. Колонн не было совсем, зато имелись лесенки и галереи, соединявшие далеко выступавшие комнаты. Несмотря на то, что вся постройка состояла из самостоятельных и разнородных элементов, она отнюдь не выглядела эклектичной: во всем чувствовался единый стиль и удивительная гармония. В целом дом казался легким и устремленным ввысь под некоторым углом, словно его уносил ветер.

Глайдер плавно опустился перед главным входом. Фрэнк достал из кармана горошину транслятора и вставил ее в ухо; то же самое на всякий случай сделал и Моррисон, хотя и считал, что знает язык элиантов. Трансляторы — микрокомпьютеры для перевода устной речи — были незаменимым приспособлением для общения не только с инопланетянами, но и с землянами, говорящими на разных языках; в кармане каждого путешественника обычно лежала пригоршня таких горошин, как для личного пользования, так и для раздачи случайным собеседникам. Их раздавали на пассажирских линиях и за символическую цену продавали автоматы в космопортах.

— Есть ли еще какие-нибудь запретные темы в разговоре с элиантами? — спросил Фрэнк.

— Да нет, вы можете общаться с Эннальтом вполне свободно, просто помните об эстетике. В крайнем случае он отнесется снисходительно к вашему промаху, ибо знает, что вы не привыкли общаться с его народом. Ну и вы, в свою очередь, должны быть снисходительны к древней гордости элиантов, даже если она покажется вам слишком высокомерной. В конце концов, они действительно самая старая раса в известной нам части Галактики.

Они вышли из машины и направились к округлым дверям, украшенным сине-золотым орнаментом. Фрэнк задержался у входа и потрогал стену жемчужного оттенка.

— Из чего это сделано? — спросил он. — Явно не камень, не дерево и не металл.

— Это соэллис, дальний родственник земных кораллов, — пояснил Моррисон. — Так что термин «сделано» здесь не совсем подходит. Точнее будет сказать «выращено».

— Погодите, вы хотите сказать, что этот дом — ничто иное, как сухопутный коралловый риф? — изумился Хэндерган. — Сколько же лет ушло на его создание?

— Такого — около трех недель. Соэллис — один из продуктов Е-технологий. Он очень быстро растет по заданным для него направляющим, по окончании же «строительства» впадает в спячку. Однако, если часть структуры разрушается, прилегающие клетки соэллиса активизируются и активно растут, пока не восстановят первоначальную форму. Поэтому такой дом практически вечен. Этому, насколько мне известно, более десяти тысяч лет.

Земляне вошли внутрь.

Хозяин дома ждал их в полукруглом зале, выходившем на широкий балкон. Энальт Хаулион сидел в высоком кресле с плавными формами и без ножек; он не счел нужным встать при входе гостей, а лишь сделал приветственный жест рукой. Моррисон ответил тем же жестом, Фрэнк неловко кивнул, и вновь прибывшие уселись в предназначенных для них креслах (которые тут же изменили форму, подстраиваясь под фигуры и позы гостей).

Несмотря на то, что Хэндерган, конечно же, видел голограммы элиантов перед отправкой на Эксанвилль, он не мог отделаться от подсознательной ассоциации с героями псевдосредневековых легенд, популярных в XX и XXI столетии, а потому ожидал — хотя и понимал, что это глупо — увидеть этакого высокого и стройного эльфа со светлыми волосами до плеч, перехваченными серебряным обручем с самоцветом на лбу, в зеленом или красном плаще и даже с длинным и узким мечом на бедре. Элиант действительно был высоким и тонким, явно тоньше землян, а его длинное лицо украшали большие фиолетовые глаза, которые придавали бы ему странное сходство с красотками из земных мультфильмов, если бы не твердо очерченный подбородок и очень тонкие, почти бескровные губы. Поскольку в спектре солнца Эксанвилля, красного карлика, очень мало ультрафиолета, у элиантов начисто отсутствует защитная пигментация; при этом кожа их даже не розовая, как у незагорелого землянина, а совершенно белая, белая, как снег. В красноватом свете солнца это выглядит почти обычно для человеческого глаза, но здесь, в помещении, залитом исходящим от стен голубоватым свечением (Фрэнк догадался, что его производят какие-то микроорганизмы), смотрелось достаточно жутковато. Волосы, однако, были значительно темнее и средней длины; еще в незапамятные времена элианты с помощью Е-технологий истребили волосы на теле, а на голове ограничили их рост определенной длиной, чтобы никогда не испытывать необходимости в стрижке. Кажется, даже нынешние поколения эстетов находили эту меру весьма разумной, ограничивая заботу о волосах безупречной прической. Никаких обручей и вообще украшений, а также оружия, естественно, не было. Одет Хаулион был не в плащ и уж тем более не в тогу, а в двухцветный фиолетово-желтый комбинезон, облегающий, но не обтягивающий, то есть подчеркивающий общий абрис фигуры, но не конкретные детали, и обут в высокие глянцевито-блестящие сапоги, чьи голенища спереди заканчивались треугольниками, прикрывавшими колени, а сзади едва доходили до середины голени. В целом облик элианта одновременно походил и не походил на человеческий, будучи при этом в полном смысле элле — изящным и утонченным; Фрэнк поискал точное определение и понял, что перед ним образчик абсолютно асексуальной красоты.

— Полагаю, представляться нет нужды, ибо мне известно ваше имя, а вам — мое, — сказал Хаулион. Даже по этой короткой фразе Хэндерган понял, как красив и мелодичен язык элиантов; тотчас прозвучавший в ухе английский эквивалент показался грубым и неблагозвучным.

— Как мне следует называть вас? — продолжал хозяин. — Фрэнк, Хэндерган, мистер Хэндерган или сэр?

Фрэнк чувствовал, насколько неуместна какая-либо фамильярность с этим… с этим существом, чей личный возраст насчитывал, возможно, несколько столетий, не говоря уже о возрасте его цивилизации. Еще более неуместна, разумеется, была бы кичливость.

— А как вы называете Моррисона? — спросил он.

— Эдвард, а он меня, соответственно, Эннальт. Но с ним мы давние знакомые. Я вижу, вы в затруднении? Должно быть, Эдвард запугал вас нашей обидчивостью, — элиант иронически улыбнулся, Моррисон смущенно хмыкнул. — На самом деле все не так страшно, мы вовсе не выжившие из ума снобы, помешанные на этикете. Мы просто чтим красоту и изящество. Итак, если вы не возражаете, я буду звать вас «Хэндерган», ибо это красивое имя, хотя и немного варварское, — Хаулион опять улыбнулся. — Вы можете выбрать любое из моих имен, поскольку все они достаточно благозвучны, либо же звать меня «гирт», ибо среди всех присутствующих я один ношу этот титул.

— Да. Гирт. Пожалуй, это подойдет, — кивнул Фрэнк.

— Итак, с формальностями покончено. О чем вы хотели расспросить меня, Хэндерган?

Фрэнк был несколько озадачен таким прямым переходом к делу. Он ожидал, что сперва ему самому придется отвечать на обычные в таких случаях вопросы: как добрался, как ему нравится планета, долго ли он намерен здесь пробыть и тому подобное. Но, очевидно, элианта не прельщала светская болтовня. От неожиданности с языка Фрэнка едва не сорвался вопрос о грумдруках, он уже открыл было рот, и, смутившись, снова его закрыл. Он и не предполагал, что общение с представителем древней расы вызовет у него столько волнения. Хаулион, похоже, не замечал всего этого или же делал вид, что не замечает.

— Вы живете в этом доме один? — спросил наконец Фрэнк.

— Да, уже много килодней. Один, если не считать моих животных, транслятор произнес последнее слово более низким голосом, подчеркивая, что в английском языке нет адекватного понятия и перевод приблизителен. — Насколько мне известно, большинство элиантов большую часть времени живут именно так.

— И вы совсем не испытываете потребности в обществе?

— Общество, Хэндерган, есть не более чем неизбежное зло эпохи низких технологий, — наставительно изрек Хаулион. — Прогресс культуры есть прогресс индивидуализма. Гуманоидная цивилизация в своем развитии проходит три стадии. Первая из них — первобытная, период непосредственной зависимости. Уровень технологий настолько низок, что выживание человека напрямую зависит от личных отношений с окружающими его конкретными людьми. Отсюда высокий уровень эмоциональности и раздробленность расы на мелкие сплоченные группы, часто враждебные друг другу. Вторая стадия средневековая, ее в последний мегадень проходите вы. Период опосредованной зависимости, через социальные институты и массовую индустрию. Это время экспансии и глобальных задач; человек зависит не от конкретных людей, а от общества в целом, соответственно, роль личных отношений снижается, эмоции становятся контролируемыми, цивилизация интегрируется в единое целое, и роль отдельной личности уменьшается. На начальном этапе средневековья это сопровождается и уменьшением прав личности, но, по мере разрешения глобальных задач, эти права начинают увеличиваться, поскольку исчезает необходимость в жестком принуждении. Наконец наступает третья стадия, период реальной независимости. Технологии настолько высоки, что позволяют обеспечить каждого всем необходимым в индивидуальном порядке, без потребности в массовом производстве и каких-либо формах интеграции. Общество распадается, сперва на группы, связанные общностью интересов, потом — до отдельных индивидуумов. Права и свободы личности максимальны, стадные инстинкты полностью изжиты.

— Но прогресс невозможен без решения глобальных задач, требующих интеграции, — заметил Фрэнк.

— Все необходимые задачи решены на второй стадии.

— Но нельзя же останавливаться на достигнутом! Надо двигаться дальше!

— Зачем?

Фрэнк обалдело уставился на Хаулиона.

— Знаете, какова главная отличительная черта варварства? — продолжал элиант, и в тоне его инженеру послышалось легкое презрение. — Вовсе не низкий уровень знаний и даже не агрессивность. Отличительная черта варварства — ненасытность. Будь то ненасытность к самкам, материальным богатствам или знаниям.

Фрэнк с удивлением поглядел на Моррисона, чтобы понять, не шутит ли Хаулион. Но экзоэтнолог оставался серьезен.

— Насчет самок и материальных богатств я, конечно, соглашусь, — сказал Фрэнк, — но как можно валить в ту же кучу знания? Разве есть во Вселенной что-нибудь ценнее информации? Разве развитие науки не является высшим смыслом каждой цивилизации?

— Наука — всего лишь рабское изучение объективной реальности, — пожал плечами хозяин дома. — Игра, смысл которой состоит в выяснении ее правил. Скучное ремесло, необходимое лишь для того, чтобы сделать наше физическое существование достаточно сносным, чтобы мы могли о нем не задумываться. Как только эта цель достигнута, необходимость в науке отпадает. Знание ради знания, говорите вы. А вы уверены, что подобное любопытство пойдет вам на пользу? Я говорю не о вульгарном использовании научных открытий для создания средств разрушения, как вы, вероятно, подумали. Нет, дело гораздо серьезнее. Что, если, доверчиво блуждая в темных подземельях мироздания, вы обнаружите истины столь ужасные и отвратительные, что знание их обратит все ваше существование в бесконечный кошмар? Кошмар, от которого нельзя избавиться, ибо это будет последнее, окончательное знание, не оставляющее надежд на ошибочность гипотез и отыскание обходных путей!

— И ваша цивилизация… обнаружила такие знания? — спросил Хэндерган, чувствуя, как холодеет в животе.

— Нет, — ответил элиант, и огоньки в его глазах погасли. — Нам хватило ума вовремя остановиться.

— Но если не наука, то что же тогда остается цивилизации в качестве высшего смысла?

— Искусство, разумеется, — ответил Хаулион будничным тоном.

— Значит, по-вашему, искусство выше науки?

— И по-вашему тоже. Даже с позиций вашей профессии, наука — сбор информации, искусство — создание оной. Чем изучать единственный несовершенный мир, данный нам природой, не лучше ли создавать свои, совершенные?

— Вы считаете, что человек способен создать совершенный мир?

— Человек разумен, в отличие от природы. С другой стороны, у него меньше времени на эксперименты. Но ведь ему нет необходимости создавать целую вселенную. Один совершенный сонет, сложенный вами лично, стоит миллиона галактик, до которых вам нет никакого дела.

Фрэнк мысленно поежился при мысли, что цивилизация, уже многие тысячелетия исповедующая этот принцип, может без колебаний уничтожить тот самый миллион далеких галактик ради одного совершенного сонета. И, значит, очень хорошо, что элианты вовремя остановили прогресс технологий. Но что, если где-нибудь в недрах вселенной обитает раса еще более древняя и при этом не прекратившая наращивание технического могущества?

— Ну хорошо, — сказал он вслух. — Допустим, искусство — высшая ценность. Но все равно, как это совмещается с распадом общества? Положим, для художников не существует такой потребности в объединении усилий, как для ученых. Но все равно им необходимы потребители их продукции. Читатели, зрители и так далее.

— Вы так думаете? — иронически усмехнулся Хаулион. — Разумеется, вы еще далеки от подлинной цивилизованности, но даже самые варварские ваши мифы о величайшем художнике говорят иное. Я имею в виду бога любой из ваших монотеистических религий. Разве он нуждался в обществе равных себе, чтобы получать удовольствие от процесса творчества? Нет, он был совершенно одинок, как и подобает великому художнику. На роль независимого ценителя мог бы претендовать разве что дьявол, однако и сам он — творение бога, причем созданное отнюдь не в качестве ценителя, а в качестве критика, который должен указывать слабые места произведения, и одновременно как элемент того же самого произведения. В этом суть подлинного шедевра; поэма, состоящая из одних положительных героев и благородных поступков, представляет собой бездарную пошлость. У создателей ваших религиозных мифов был вкус и понимание натуры настоящего художника; однако их невежественные соплеменники не понимали, что религия преподносит мир как произведение искусства, и постоянно спрашивали, отчего же в нем так много черной краски — как будто картину можно написать одной белой.

Но тем не менее у нас есть общение друг с другом, в том числе и по части искусства. Просто для нас это не главное. В противном случае цивилизация просто не могла бы существовать. Даже в вашем мире, где художественная одаренность — достаточно редкое явление, человек уже не в состоянии за всю свою жизнь ознакомиться даже со всеми выдающимися произведениями, не говоря уже о средних. А в нашем мире, где творчеством занимается каждый, не говоря уже об огромных объемах древней классики, это тем более невозможно. Если человек посвятит все свое время изучению чужих произведений, он будет лишен удовольствия собственного творчества, а изучит все равно ничтожно малую часть. Но впадать в другую крайность и игнорировать искусство других тоже неразумно. Во всем должна быть гармония, умение достичь ее — это и есть признак цивилизованности.

— Но как вы определяете, с какими именно произведениями следует ознакомиться? — спросил Фрэнк. — Раз никто не в состоянии охватить картину в целом, то никто не может и рекомендовать такую-то вещь как шедевр.

— Разумеется. Но нам и не нужны подобные рекомендации. Видите ли, когда цивилизация достигает третьей стадии и перестает перестраивать внешнюю среду, у нее наконец-то появляется возможность заняться внутренним миром. У нас нет такого явления, как ваша графомания — в широком смысле, а не только в литературном. Конечно, разные элианты талантливы по-разному, но ни один из них не страдает недостатком вкуса и не предложит на всеобщее обозрение вещь откровенно неудачную. Поэтому, выбирая произведения произвольным образом, мы почти никогда не испытываем разочарования.

— И вас не огорчает, что вы не можете познакомиться с каждым шедевром?

— Каков ваш любимый напиток, Хэндерган?

— Лайо, — ответил удивленно Фрэнк.

— Разве вас огорчает, что вы не можете выпить весь лайо на свете? Да простится мне эта физиологическая аналогия… — «но как иначе говорить с варварами», угадал Фрэнк окончание мысли.

— Кстати, господа, не хотите ли отужинать? — предложил Хаулион.

— Хотим, — без лишних церемоний ответил Моррисон.

Хозяин дома слегка оттолкнулся от пола, и его кресло подкатилось к столу. Хаулион взял со стола хрустальный колокольчик и позвонил. Фрэнк с интересом уставился на дверь, ожидая, кто же явится на зов.

Минуту спустя в залу, бесшумно ступая, вошло необычное существо. Ростом, телосложением и осанкой оно походило на человека, голова же скорее напоминала кошачью. Оно уверенно и даже грациозно передвигалось на двух ногах, неся передними конечностями — это были пятипалые руки с длинными и тонкими пальцами — большой поднос с разнообразной снедью, по форме напоминавший палитру. Единственным облачением существа был гладкий серебристый мех, покрывавший все тело и голову; на шее блестел тонкий серебряный ошейник. Определить пол создания было затруднительно; Фрэнку пришла в голову мысль, что оно может быть и вовсе бесполым.

Существо быстро расставило кушанья и приборы; тут были какие-то овальные и лодкообразные тарелочки, горшочки и кувшинчики разных форм, нечто вроде подсвечников с торчащими из них оранжевыми трубочками, вилки с зубчиками, лежащими в разных плоскостях, щипчики и пинцеты и даже некое подобие шприцов. Со всем этим хозяйством создание управлялось привычно и уверенно, как вышколенный человекслуга, а вовсе не как дрессированное животное. Фрэнк, к тому времени уже тоже подкатившийся в своем кресле к столу, обратил внимание, что от существа ничем не пахнет. Он, разумеется, не думал, что от того, кому элиантом доверено накрывать на стол, будет вонять псиной, но все же не ожидал, что от животного может не быть вообще никакого запаха даже на расстоянии в несколько дюймов.

Зато ароматы еды приятно щекотали ноздри и возбуждали зверский аппетит. Последнее обстоятельство причинило Фрэнку определенные неудобства, ибо вместо того, чтобы наброситься на еду и разом покончить с ней, как это обычно делают вечно спешащие земляне, он должен был есть медленно и аккуратно, крохотными кусочками, как подобает заботящемуся об изяществе элианту. Блюд и напитков было около двух десятков, но каждое — в очень небольшом количестве; как истинные гурманы, элианты предпочитают не наесться чем-то одним, а отведать всего понемногу. В сложной науке элиантской трапезы Фрэнк сразу же доверился руководству Моррисона и благополучно избежал конфузов. Шприцами, к примеру, наносились капли соуса на белые треугольники явно мясного происхождения, а «подсвечники» с трубочками-пирожными были наполнены вареньем. Некоторые блюда были до того странными, что Фрэнк терялся в догадках относительно их природы; однако ни одно из них не показалось ему невкусным. Очевидно, что хотя кулинария, как предмет низменно-физиологический, и не считалась у элиантов формой искусства, но и в этой области они достигли немалых высот.

После ужина, прошедшего, по элиантским правилам, в полном молчании, разговор возобновился. Фрэнк упомянул о проекте перенесения культурного наследия элиантов на земные компьютеры.

— Меня это не развлекает, - отозвался Хаулион, и по тону транслятора Хэндерган понял, что перевод опять не точен. — Впрочем, возражений у меня тоже нет. Однако я ничего не могу сказать о позиции других; строго говоря, я вообще не знаю, у кого вам надо получать разрешение на доступ к хранилищам и архивам.

— Разумеется, у вас нет правительства… но ведь есть какие-то службы, занимающиеся этими архивами?

— Нет, никаких служб у нас нет.

— Но кто-то должен заботиться о сохранности фондов.

Какое-то мгновение хозяин дома смотрел непонимающе, пытаясь уразуметь, что такое «фонд», потом понял и покачал головой: — Все записи сделаны на кристаллах, которые могут храниться без повреждений в течение гигадней.

— Но как же… преднамеренные повреждения?

— Животные не могут проникнуть в хранилища.

— А… — Фрэнк подавил уже готовый сорваться вопрос, внезапно испугавшись, что одно лишь подозрение в способности элиантов к вандализму Хаулион воспримет как оскорбление. — А как вы сами проникаете туда?

— Никак, мы пользуемся устройствами дистанционной связи.

— В таком случае, мы тоже можем получить доступ к этим устройствам?

— Если найдете элиантов, которых это развлечет.

— А если мы сами подключимся к вашим оптическим каналам?

— Полагаю, такое поведение будет расценено как неизящное.

Фрэнк смущенно хмыкнул. — Разумеется, мы не намерены действовать без вашего разрешения. И все же мне странно… неужели моральное осуждение это единственная защита ваших прав? Как вы можете обходиться без полиции?

— В ней нет нужды, ибо у нас не бывает преступлений.

— Совсем?

— Совсем.

— Но… как такое возможно? В самом цивилизованном обществе всегда находятся…

— У вашей расы, Хэндерган, существует 3 источника преступлений: во-первых, неудовлетворенность своим социальным и материальным положением, во-вторых, секс и в-третьих, патологии мозга. Ничего этого у нас нет.

— А как же быть, скажем, с завистью, ненавистью и тому подобными личными мотивами?

— Все это раскладывается по трем вышеназванным составляющим.

— Но если, к примеру, какой-то элиант ведет себя неизящно…

— Никто не пытается его убить. С ним просто не общаются, вот и все.

— Но это может пробудить в нем злость, желание отомстить…

— То есть гнев? Но это же сильная эмоция. Можно быть неизящным по отношению к другим, но быть неизящным по отношению к себе — это полный абсурд. Да и потом, для гнева нет оснований. Вы по-прежнему мыслите социальными категориями и расцениваете бойкот как утрату общественного положения. Но у нас нет общества и нет общественного положения. Если вам не понравилась книга, разве вы отправитесь убивать ее автора? Нет, вы просто возьмете другую книгу. Такая возможность всегда есть. Всякий может найти тот круг общения и те произведения искусства, которые ему нравятся; если с кем-то не хочет общаться никто, значит, он и не нуждается в общении.

Фрэнк пожал плечами. Элиантская система представлялась ему слишком неустойчивой, способной рухнуть от руки первого же маньяка. Но, с другой стороны, эта система просуществовала множество тысячелетий, а маньяки так и не появились… Внезапная мысль ожгла сознание Фрэнка: но как же, в таком случае, элианты должны относиться к землянам, к варварам, представляющим потенциальную угрозу им и их культуре? Ведь у жителей Эксанвилля нет защиты от этой угрозы!

— Если нам для чего-то и могла бы потребоваться полиция, так это для защиты от ваших преступников, — словно прочитал его мысли элиант. — Однако вы заверили нас, что ваши службы безопасности гарантируют нас от подобных проблем. Поскольку землян на Континенте немного, а ваша цивилизация в целом заинтересована в контакте с нами, то у этих гарантий есть основания. Иначе мы бы не позволили вам открыть здесь Миссию.

Фрэнк обратил внимание, что Хаулион сказал «на Континенте», а не «на планете». Элиантам нет дела до деятельности землян за пределами их обитания. Преступления против грумдруков их не волнуют. Возможно, они даже одобрили бы их.

— Но теперь вам известно, что в космосе много различных цивилизаций, подал голос Моррисон, до сей поры в основном молча наблюдавший за беседой. — Что вы будете делать, если одна из них высадится здесь без вашего согласия?

— Разве галактическое сообщество не защитит нас? — иронически улыбнулся Хаулион. Чувствовалось, что он цитирует земных дипломатов.

— Галактическое сообщество слишком аморфно и не склонно встревать в конфликты, — Моррисон сделал неопределенный жест рукой. — Особенно когда речь не о геноциде, а всего лишь о незначительном нарушении интересов.

— Уж не хотите ли вы выяснить, любезный Эдвард, что будет, если у нас возникнет конфликт с вами? — Хаулион по-прежнему улыбался, но фиолетовые глаза слегка прищурились.

— Ну что вы, Эннальт, разве земляне давали повод…

— У нас есть что противопоставить неизящному поведению в масштабах планеты, — холодно заметил элиант. Конкретизировать он, по всей видимости, не собирался.

Повисла неловкая пауза.

— Я собираюсь поиграть на айоле, — сказал наконец Хаулион. — Желаете послушать?

Земляне энергично согласились. Хозяин дома предложил пройти в соседний зал, где лучше акустика. Там все трое вновь опустились в кресла; на этот раз кресло Хаулиона стояло на овальной площадке в стороне от центра зала, и места слушателей также, по-видимому, были выбраны не случайно. Айола оказалась духовым инструментом, похожим на три флейты разных размеров, соединенных изогнутой трубкой с мундштуком. Хаулион некоторое время держал инструмент на отлете, полуприкрыв глаза, затем медленно поднес его к губам.

Еще до того, как Фрэнк различил первый звук, он почувствовал странное нарастающее томление, так что, когда айола наконец зазвучала, у него вырвался вздох облегчения. Мелодия поначалу была удивительно чистой и нежной; три флейты то пели в унисон, то переговаривались друг с другом. С первых же тактов музыка захватила Фрэнка, обыкновенно почти не соприкасавшегося с этим видом искусства. Он словно плыл по прозрачной спокойной реке под бескрайним небом, чувствуя умиротворение и какую-то светлую грусть. Вдруг на воду набежала рябь, потянуло холодным ветром: одна из флейт подала диссонансную ноту тревоги. И вновь мелодия журчала и переливалась, как прежде, но чувство тревоги не оставляло. Все чаще и чаще то одна, то другая флейта делала пугающий намек, и Фрэнк ощущал, как растет в нем безотчетный страх надвигающейся неминуемой беды. Хотелось озираться по сторонам, чтобы, наконец, увидеть источник опасности и встретиться с ней лицом к лицу; но горизонт был чист, река все так же струилась по равнине, и это было невыносимее всего. И вот, когда страх достиг высшей точки, словно раскат грома пронесся над равниной. Заклубились черные тучи, засверкали молнии, речной поток вспенился. Перед мысленным взором Фрэнка, рассыпаясь лавой, с ревом и гиканьем неслись на кривоногих лошадях черные всадники, закутанные в шкуры, с окровавленными саблями и пылающими факелами. Черный дым затянул небо, на улицах объятого пожаром города кипела жестокая битва. Флейты перекрикивали друг друга. Теперь в их голосах звучали лязг оружия, стоны агонии и вопли отчаяния, остервенелые крики бойцов, проклятья и мольбы о пощаде. Затем на фоне всего этого где-то вдалеке возник тихий плач ребенка.

Звуки битвы стихали. Тучи расступились, и солнечный свет озарил двух последних израненных бойцов, все еще продолжавших смертельную схватку; каждого из них изображала одна флейта. И вот один из воинов со стоном бессильной ненависти повалился к ногам врага. Победитель запел торжествующую песнь, но внезапно она оборвалась на полуслове: умирающий из последних сил нанес ему удар мечом.

Плач приблизился. Одинокая фигурка брела по выжженной и залитой кровью земле — единственное живое существо среди этого торжества смерти и хаоса. Даже вороны не кружили над полем битвы; лишь ветер гнал над пепелищем серые клубы дыма. Третья флейта рыдала, а две другие тихо пели о тоске и безнадежности, о тщете всех надежд, об утраченном навсегда и о милосердной смерти, которая лишь одна кладет конец страданиям. Постепенно плач переходил во всхлипывания, затихал; ребенок остановился и опустился на колени, закрыв лицо руками и все ниже опуская голову, пока не застыл в этой позе. Ветер трепал его жалкие лохмотья. Плач стих, и следом за ним медленно растаяли в воздухе последние звуки мелодии.

Некоторое время Фрэнк сидел, не в силах пошевелиться; вдруг что-то теплое капнуло ему на руку, и это ощущение привело его в чувство. Подняв руку к лицу, Хэндерган с удивлением обнаружил, что оно мокро от слез. Он взглянул на Моррисона и обнаружил, что тот тоже вытирает левый глаз. Хаулион невозмутимо убирал инструмент в футляр, похожий на двустворчатую раковину.

— Вы, как всегда, великолепно играли, Эннальт, — сказал Моррисон.

— Да, — кивнул Фрэнк, — это было потрясающе.

— Рад, что доставил вам удовольствие, — ответил элиант. — Надеюсь на приятное общение и впредь.

Фрэнк понял, что сегодняшняя встреча окончена. В самом деле, Моррисон уже поднимался из своего кресла.

Через несколько минут глайдер уже нес землян по направлению к Миссии.

— Никогда бы не подумал, что музыка может производить такое впечатление, — произнес Хэндерган.

— В диапазоне айолы есть как ультра-, так и инфразвуковые частоты, воздействующие на психику, — спокойно пояснил Моррисон. — Заметили, он начал с ультразвукового вступления?

— Вот как? Ну что ж, все чудеса в нашем мире имеют простое и логичное объяснение.

— Это не отменяет того факта, что Хаулион — прекрасный музыкант. Вы или я не добились бы от айолы ничего, и даже профессиональному земному музыканту пришлось бы долго учиться, чтобы использовать все возможности инструмента. Впрочем, с элиантской точки зрения Хаулион играет хорошо, но не идеально. По крайней мере, так считает он сам. Я слышал исполнителей, которых он ставит выше себя, но боюсь, что землянин слишком туг на ухо, чтобы оценить разницу.

— На чем строится наш торговый обмен с Эксанвиллем?

— Мы импортируем продукты биотехнологий и продаем машины и услуги, связанные с применением машин. Подробнее узнайте в Торговом Отделе.

— А предметы искусства?

— Их свободная продажа на планетах Земной Лиги запрещена.

— Но почему?

Моррисон усмехнулся наивности инженера.

— Фрэнк, земные деятели искусств тоже хотят есть. Неужели вы думаете, что они выдержали бы конкуренцию с э т и м?

— Чертов протекционизм! Но тогда я не понимаю, какой смысл в этой затее с древней классикой.

— Смысл в том, чтобы заставить элиантов купить компьютеры, без которых они прекрасно обходятся. Ведь, собственно, наш бизнес здесь пока идет не слишком успешно. Элианты редко нуждаются в машинах. Разве что иногда им нужно починить что-нибудь сложное или громоздкое. Кроме того, некоторые из них приобретают наши транспортные средства. Но большинство, несмотря на нашу рекламу, по-прежнему предпочитает путешествовать с помощью леари. Это такие животные, развивают скорость до 140 миль в час. По всей видимости, продукт Е-технологий.

— Значит, вашим друзьям элиантам пытаются впарить компьютеры, а вы в этом участвуете?

— У меня свой шкурный интерес — охота добраться до их древних архивов, из которых пока мы получали доступ лишь к разрозненным кускам. Видите ли, компьютеры не столь уж бесполезны. Эти их записи на кристаллах действительно надежны, но, как я уже говорил, их коммуникационные устройства умеют только передавать информацию, а не обрабатывать. Когда информации многие терабайты, невозможно что-либо найти и систематизировать вручную. Элиантов это не смущает: с их точки зрения, вся древняя информация одинаково ценная, можно брать любой кусок и получать эстетическое удовольствие. Но у нас-то иной подход. А что касается друзей… вряд ли даже Хаулиона я могу назвать этим словом. Сомневаюсь, что землянин может добиться от элианта большего, чем благожелательный нейтралитет. У них и друг с другом-то прохладные отношения… а мы для них варвары. Нас просто терпят.

— М-да, сегодня Хаулион прямо намекнул на это… Он когда-нибудь прежде заговаривал о тайном оружии элиантов?

— Со мной — никогда. У меня такое чувство, что он специально заговорил об этом в вашем присутствии.

— Но почему?

— Тут можно только гадать… Полагаю, дело в вашей профессии. Вы специалист по информационным системам.

— Ну и что? — все еще не понимал Фрэнк.

— При известной доле фантазии так можно назвать и сотрудника разведки.

— Но это же чушь! Моя должность чисто техническая и не имеет отношения к спецслужбам!

— Если бы это было и не так, вы бы все равно об этом не сказали, верно? — усмехнулся Моррисон.

Фрэнк раздраженно пожал плечами:

— К тому же, у элиантов ведь нет разведки.

— Вы забываете, что Хаулион интересуется землянами, равно как и прошлым собственной расы, так что он знает, что такое спецслужбы. И решил через вас неофициально предупредить Землю, что элианты не бессильны и могут защитить свои интересы.

— И как по-вашему, это не блеф?

— Вы спрашиваете от имени разведки или технической службы?

— Да ну вас! — рассердился Хэндерган.

— Фрэнк, вы слишком бурно реагируете на шутки. На самом деле, я знаю об этом не больше вашего. Когда-то у них были и войны, и оружие. Не исключено, что где-то на Эксанвилле остались не только хранилища древней классики, но и древние арсеналы. Но мне представляется крайне сомнительным, чтобы в условиях отсутствия каких-либо социальных структур старинное оружие можно было эффективно применить. Тем паче что нынешние элианты никогда не имели дела с оружием и, главное, вообще считают физическое насилие неизящным.

— Будь это наоборот, они, вероятно, давно бы перебили друг друга.

— Наверняка, — неожиданно просто согласился Моррисон. — Но ведь и люди сделали бы это, если бы их мораль предписывала убийства.

— Мораль — не божественная данность, а кодифицированный здравый смысл данного общества. Разрушительная мораль противоречит здравому смыслу и не может существовать долго и устойчиво.

— В истории человечества общества с моралью разрушительного типа доминировали вплоть до XXI столетия. Кстати говоря, даже наличие морали, осуждавшей насилие, очень долго не мешало людям убивать и терроризировать друг друга в массовом масштабе. Но вы верно отметили, что мораль категория общественная. У элиантов нет общества и не может быть морали. У них есть только их представления об изящном.

— Между прочим, что за существо нам сегодня прислуживало?

— Это айри. Предки айри были приматами, вроде наших человекообразных обезьян. Элианты усовершенствовали их с помощью Е-технологий. По сути, айри — полный аналог наших роботов. Точно так же они делятся на несколько разных видов, специально предназначенных для разных работ. Их интеллектуальный уровень выше, чем у земных обезьян и дельфинов, но, разумеется, ниже, чем у человека.

— Вы уверены?

— Не хотите ли вы сказать, что ради перспектив торговли с элиантами мы закрываем глаза на практикуемое ими рабство? — возмутился Моррисон.

— Именно это я и хочу сказать. Эти существа не похожи на животных. Даже на умных животных.

— Потому что они не животные. Они биороботы. И не думайте, что Миссия не занималась этой проблемой, прежде чем дать элиантам статус B. Они позволили нам обследовать нескольких айри, и земные специалисты согласились, что тех нельзя признать разумными существами.

— Землянам могли специально подсунуть дефективных особей.

— Мои коллеги сами выбирали айри.

Фрэнк неопределенно хмыкнул.

— И что, эти айри всегда преданы хозяевам?

— Без сомнения. У них, как и самих элиантов, не бывает фатальных дефектов. Так что появление взбесившихся айри столь же невероятно, как и появление маньяков среди их хозяев.

— Наверное, раз элианты их не боятся. Ведь, насколько я понимаю, в каждом доме имеется несколько айри, а случись что, элианты других домов не смогут прийти на помощь хозяину.

— Так и есть. Впрочем, хозяев может быть и несколько — не всегда же элианты живут в одиночестве. Но принципиальной картины это не меняет.

— Кстати говоря, как они размножаются? Хаулион говорил, что у них нет секса, но я побоялся расспрашивать — вдруг это гфурку.

— Действительно гфурку, в особенности если речь идет о земном сексе. Хаулион один из немногих, кто может произносить этот термин, не показывая своего омерзения. Но у самих элиантов это происходит несколько иначе. У них существует спаривание, но оно служит только для продолжения рода; какая-либо физиологическая или психологическая потребность в нем отсутствует. Решение о зачатии принимается чисто рассудочно, и вероятность оплодотворения — 100 %. Совокупление длится несколько секунд, никакого удовольствия — как, впрочем, и дискомфорта — участники не испытывают. Выбор партнера не связан с личными отношениями. В любом случае, даже если партнерами становятся мужчина и женщина, временно живущие вместе — как я говорил, семьи здесь только временные — на период беременности женщина прекращает общение с другими элиантами, включая и отца ребенка. Беременность крайне неизящна, женщину в таком состоянии могут видеть только айри.

— Погодите, что, и роды принимают тоже айри?

— Я же говорю — элианты добились удивительных успехов по части собственной биологии. Как беременность, так и роды протекают легко и безболезненно. Квалифицированная медицинская помощь не требуется. Но все равно это гфурку, точнее, гфурку-саутэн — необходимое зло. Поэтому женщины, как вынужденные соприкасаться с неизящным, считаются… ну, не то чтобы существами второго сорта, но, в общем, не ровней мужчинам. Причем сами они с этим вполне согласны.

— М-да, воображаю, какого мнения эти утонченные элианты должны быть о людях. Я слышал, что многие расы космоса относятся с отвращением к чрезмерной сексуальной активности землян. Но они могли бы быть к нам более снисходительны. В конце концов, люди таковы от природы, и потом, мы осознали необходимость обуздать секс…

— Ну да, прошедший процедуру ликвидации либидо имеет дополнительный плюс при приеме на ответственную работу, — усмехнулся Моррисон. — И все равно ее проделывают лишь 60 %, да и из тех больше половины проходят обратную процедуру при уходе в отпуск. А что касается природы, Фрэнк, то элианты изначально ничем не отличались в этом плане от нас. Но, едва Е-технологии им позволили, они переделали свой организм, дабы избавиться от похоти раз и навсегда. Ученый, разработавший соответствующую методику, на протяжении тысячелетий почитался как один из величайших благодетелей, его имя Арвилан — поминается во многих старинных балладах.

Глайдер выруливал на посадочную площадку. После причудливой архитектуры элиантов прямоугольные параллелепипеды Земной Миссии показались Фрэнку редким уродством.

На следующий день, спустившись пообедать в столовую, Фрэнк обнаружил там своего начальника, толстяка по фамилии Мюллер, который, похоже, ждал его.

— А, Хэндерган! — рявкнул Мюллер на всю столовую, энергично хлопая пухлой ладонью по сиденью стула рядом с собой. — Идите сюда.

Фрэнку не хотелось говорить за обедом о работе, но делать было нечего. Было слишком маловероятно, чтобы вечно занятый Мюллер звал его для какой-то иной цели.

— Итак, вчера вы общались с местными? — спросил он, едва робот принял у Фрэнка заказ. Термин «местные» показался Хэндергану пренебрежительным, но он постарался не показывать своего раздражения.

— Я вижу, слухи распространяются быстро, — буркнул он.

— Мы живем в эпоху информационных технологий, Хэндерган, кому как ни вам это знать, — хохотнул Мюллер. — Ну и что вы о них думаете?

— Об элиантах?

— Ну не о грумдруках же!

— Что к ним можно относиться как угодно, только не пренебрежительно.

— Так, так, ну а еще?

— Послушайте, босс, чего вы от меня хотите? Если вам нужна информация об элиантах, обратитесь к отчетам Отдела Науки. Я вряд ли могу добавить что-то новое. К тому же я общался только с одним из них.

— С одним! Вам разве не известно, что немногие в нашей Миссии могут этим похвастаться? Даже в Дипломатическом и Научном Отделе не каждый может рассчитывать, что они станут с ним разговаривать, а из техников вы вообще первый за долгий срок. Когда земляне только прибыли сюда, у элиантов был большой интерес к людям. Но очень скоро они стали воротить нос.

— Вам знакомо понятие «гфурку»?

— Ну разумеется. Элиантские правила вежливости. Не говорить о том, о сем, о пятом, о десятом. Не икать, не сморкаться и все такое. Но, Хэндерган, не думаете же вы, что в Миссии работают одни идиоты. Понятно, когда мы обнаружили, насколько строгий у них этикет, то стали стараться соблюдать их правила. Но они все равно крайне неохотно идут на контакт.

Фрэнк усмехнулся. Ему была знакома самоуверенность землян, считавших себя покорителями Вселенной. Дух американских пионеров, вырвавшийся из прерий на галактические просторы и по пути претерпевший прагматические изменения в каменных джунглях мегаполисов. Сравнительно молодая цивилизация, подорвавшая монополию древней расы зурбицан на межзвездные перевозки. Римляне и варвары в одном лице. Фрэнк мог себе представить это «соблюдение правил», когда сквозь формальную корректность землянина за милю разит надменностью по отношению к угасающей расе, никогда не знавшей ни компьютеров, ни космических кораблей.

— Полагаю, за это время элианты успели достаточно изучить землян, чтобы больше не испытывать к ним особого интереса, — сказал он.

— К ним? Вы хотели сказать «к нам»?

Фрэнк пожал плечами. Не хватало ему еще речей о патриотизме.

— Вам известно о компьютерном проекте? — продолжал допытываться Мюллер.

— Да. Парни из Торгового Отдела хотят убить двух зайцев. Продать элиантам компьютеры и получить доступ к их древним архивам.

— Между нами говоря, в этом заинтересован не только Торговый Отдел… Как по-вашему, вы могли бы убедить того элианта, с которым общаетесь?

— Мы коснулись этой темы, но я не думаю, что его можно заинтересовать компьютерами. Собственно, у меня даже нет уверенности, что он захочет увидеться со мной еще раз, — сказал Фрэнк и понял, что это правда.

— И тем не менее, хорошо бы вам удалось его заинтересовать. Вы же понимаете, в условиях отсутствия центрального правительства приходится работать чуть ли не с каждым элиантом по отдельности.

— Кстати говоря, а с кем заключалось соглашение об организации Миссии? — заинтересовался Фрэнк. — Ведь у элиантов и тогда не было правительства?

— О, это было чертовски хлопотное время. Сначала, как я говорю, элианты прибывали к нашим кораблям толпами на этих своих леарах… вы видели этих зверей? Нет? Поразительные твари, могут состязаться в скорости с глайдером… на низкой подвеске, разумеется. Наши раздавали им ви-плейеры с фильмами о Земле… в смысле элиантам, а не леарам, — хохотнул Мюллер. — И все пытались выяснить, кто же из прибывающих представляет местные власти. Особенная путаница была из-за того, что у них у всех были титулы… как потом выяснилось, ничего не значащие. Потом, когда наши компьютеры разобрались наконец в их языке и мы поняли, что у них нет социальных структур… н-да, это было непросто. В конце концов переговоры стали вестись с представителями нескольких крупных лантинов, изъявивших такое желание. Причем остальные не то чтобы делегировали им какие-то полномочия, а сказали, что не возражают против ведения с нами переговоров, но при этом могут возражать против их результатов. Точнее, вообще не считают эти результаты чем-либо для себя значащим. И опять же, сказали так не все, а некоторые, пожелавшие хоть что-то высказать. Ну, короче, подробностей не знаю, я же не дипломат, — словно спохватился вдруг Мюллер. — Суть в том, что некоторые элианты выразили готовность сотрудничать с нами, а остальные не стали возражать, при условии, что мы не станем навязывать им свое общество и свои порядки. И вот мы сидим тут и боимся чихнуть, дабы не обидеть Их Элиантские Превосходительства. Свободного перемещения по планете нет, с кем из нас общаться, выбирают они. Мое мнение, Хэндерган — никакой это не статус B. Дипломаты, как всегда, выдают желаемое за действительное. Это типичнейший C, ограниченные контакты.

— И насколько игра стоит свеч при таком раскладе? — Фрэнк невольно улыбнулся, употребляя этот старинный оборот.

— Стоит, Хэндерган, очень даже стоит. Их биотехнологии — это нечто. Вы знаете, как они строят дома?

— Да, я слышал про соэллис.

— А айри? Самовоспроизводящиеся роботы, это же мечта! Правда, пока мы их еще не закупаем… Тут будет масса проблем, как со стороны кибернетических концернов, так и от всяких идиотов типа защитников животных… Ну да ладно. Короче, при взгляде на все это очень у многих текут слюнки («Одного такого оборота достаточно, чтобы вызвать отвращение элианта», — машинально подумал Фрэнк). Особенно теперь, когда элианты турнули зурбицан. Казалось бы, мы оказались в положении монопольных разработчиков золотой жилы… вот только до нее еще надо добраться. Жаль, конечно, что сами технологии элианты давно утратили. Они пользуются лишь их плодами…

Тут в мозгу Фрэнка словно что-то щелкнуло, и все встало на свои места. Главной целью компьютерного проекта являлась, разумеется, не старинная классика элиантского искусства, не утоление интереса историков и этнологов вроде Моррисона и даже не те продукты биотехнологий, которые Торговый Отдел расчитывал получить в обмен на компьютеры. Землянами двигала надежда раскопать сами биотехнологии, забытые много поколений назад, но, возможно, еще хранящиеся в древних архивах. Удача могла бы стать одним из самых грандиозных приобретений землян за все время межзвездных контактов. Конечно, в космосе хватало рас, превзошедших Землю по уровню развития в той или иной области, а то и во всех сразу. Но они ревниво оберегали свои технологические секреты. Элианты же, равнодушные ко всему кроме искусства, столь беспечны…

Фрэнк в упор посмотрел на Мюллера. Тот заговорщицки улыбнулся.

— Так что вы понимаете, Хэндерган, насколько мы заинтересованы в этом проекте.

Фрэнк медленно кивнул.

— Ну вот и отлично. Доедайте ваш обед, перерыв кончается, работа не ждет.

Вернувшись к своему терминалу, Фрэнк продолжал размышлять об открывшихся ему обстоятельствах. Очевидно, что ему, как инженеру по инфосистемам, предназначена не последняя роль в компьютерном проекте. И, зная прагматический подход Межпланетного Департамента, можно легко сделать вывод, что Фрэнк был отобран для этой роли еще на Земле. Сложная система тестов, которую проходит современный человек при всяком изменении должности и социального статуса, настолько закручена, что редкий кандидат может догадаться, что от него потребуется. Однако компьютеры уже знают это и знают процент вероятности успешного решения этим человеком каждой из предполагаемых задач. Понятное дело, что даже компьютеры не могут предвидеть заранее всех возможных ситуаций, но общее соответствие кандидата основным задачам они определяют очень неплохо. Интересно, подумал Фрэнк, какова роль в этом деле Моррисона? Действительно ли их знакомство было случайным, или Моррисон был связующим звеном между ним и элиантами? Моррисон не походил на человека, играющего роль. Если он и в самом деле не догадывается о подлинной цели Земной Миссии, то какова была бы его реакция на правду? Возмущение попыткой украсть у элиантов их секреты? Или радость по поводу возможности воскресить утерянные знания и применить их на пользу людям… да и самим элиантам, в конце концов? Вообще готовящуюся операцию вряд ли можно назвать кражей, раз обитатели Эксанвилля сами не подозревают о возможном содержимом своих архивов. Сама по себе идея заполучить утраченные технологии Фрэнка весьма вдохновляла. Хотя его профессия включала в том числе и защиту от несанкционированного доступа, сам он принадлежал к сторонникам свободы информации и возмущался барьерами, которые человеческая — да и не только человеческая — косность воздвигает на пути обмена знаниями. Но вот захотят ли земляне делиться с исконными хозяевами, когда — если — найдут то, что хотят? Фрэнк подумал, что все его нынешние сомнения наверняка тоже были предсказаны компьютером. А раз так и раз он выбран для этой работы, следовательно, принятое им решение будет в пользу проекта. Значит, и нечего ломать голову.

Фрэнк хмыкнул: в этом рассуждении было что-то от парадоксов из старинных рассказов о путешествиях во времени. Однако что же Моррисон? Должно быть, он не в курсе, иначе он или Мюллер дали бы Фрэнку это понять. Хэндерган неожиданно вспомнил предупреждение Хаулиона относительно средства борьбы с неизящным поведением землян. Уж не догадывается ли он? Нет, он сказал, что не возражает против проекта, но и не намерен в нем участвовать. У Фрэнка вдруг мелькнула мысль, что прямой путь мог оказаться самым коротким. Разве элианты не заинтересованы вновь обрести утраченные технологии? И разве в благодарность за помощь в этом они не поделились бы знаниями с землянами? Фрэнк мысленно усмехнулся. Политика не строится на понятиях типа благодарности. Поведение элиантов не так-то легко спрогнозировать на компьютерах, особенно учитывая, что они представляют собой не общество с централизованными институтами, а аморфный конгломерат индивидуалистов, у которых моральные и даже рациональные принципы заменены их собственными представлениями об изящности.

В этот же день Хэндерган вновь переговорил с Мюллером. Его интересовал один вопрос: намерены ли земляне постфактум предоставить элиантам найденную в их архивах информацию?

— О чем речь? — удивился Мюллер. — Ведь это мы собираемся поставить им компьютеры и перенести на них архивы. Следовательно, они в первую очередь получат облегченный доступ к своей информации.

Это звучало логично и, в общем, разрешало сомнения Фрэнка, если бы не гнездившаяся на периферии сознания мысль, что и этот вопрос был предвиден в его компьютерном досье и Мюллер понимал, что Фрэнк отказался бы участвовать в проекте на иных условиях. С другой стороны, кому как не Хэндергану было знать о широких возможностях подмены и искажения информации с помощью компьютеров. Техническая возможность обмануть элиантов существовала; более того, учитывая, что они никогда не покидают родную планету, они бы и впоследствии не обнаружили, что земляне пользуются их технологиями. «Впрочем, что толку сейчас гадать, — подумал Фрэнк. — В проект вовлечено много людей, в том числе и я; нечестная игра чревата для Земли оглаской и межпланетным скандалом. Правда, официально о цели проекта не объявляется, и, вероятно, не только мне; если технологии удастся найти, это будет подано как счастливая случайность. Но если та же „случайность“ окажется недоступной элиантам, это будет прямым признанием в преднамеренной подтасовке их варианта данных.» Он вспомнил слова Моррисона о разведке. Пожалуй, тот не так уж далек от истины… Интересно, кто такой Мюллер на самом деле.

На другой день у Фрэнка появилась интересная идея, и он сообщил Моррисону, что хотел бы снова повидать Хаулиона. Экзоэтнолог ответил, что элианты не любят, когда земляне слишком часто навязывают им свое общество.

— Но у меня есть мысль относительно компьютерного проекта. Мне кажется, Хаулиона она должна заинтересовать.

— Вот как? — Моррисон смотрел с монитора недоверчиво. — Вы же знаете, их вполне устраивает нынешняя система вытягивания информации наугад из общей кучи.

— Да, они считают все свое искусство приблизительно равнозначным. Но ведь это очень даже приблизительно, и такие тонкие эстеты и ценители, как элианты, не могут этого не чувствовать. Меж тем критерии отбора самого лучшего отсутствуют. Ни один критик не в состоянии охватить и проанализировать сколь-нибудь существенную часть их необъятного культурного наследия, а если бы таковой и нашелся, они все равно не согласились бы слепо довериться чужому вкусу, верно?

— Пожалуй. Ну и?

— Идеальным критиком мог бы стать компьютер.

— Хм! Я знаю, что на Земле предпринимались попытки приспособить компьютеры для анализа произведений искусства, но из этого же ничего не вышло. Машины хорошо справляются с отсевом произведений банальных и бездарных, в лучшем случае посредственных — равно как и с созданием таковых. Но у элиантов нет подобного барахла. Когда же речь заходит о шедеврах, компьютер бессилен.

— Верно, а знаете почему? Потому что для шедевров не существует объективных критериев, которые можно алгоритмизировать. Все слишком индивидуально. То, что один человек, со своим опытом, образованием, темпераментом и т. п. воспринимает как шедевр, у другого вызовет лишь фразу «в этом что-то есть», а третьему может и вовсе активно не понравиться. Так вот, элиантам и не нужны объективные критерии, они же доверяют в первую очередь собственному вкусу. Нужно просто чтобы компьютер изучил вкус своего владельца и давал оценки в соответствии с ним! А это уже вполне реально.

Идея показалась Моррисону интересной, и через два дня — ибо элианты, в отличие от землян, никогда никуда не спешили — он получил согласие Хаулиона на эксперимент. Правда, гирт Йоллесиэнский не верил в успех опыта и согласился лишь потому, что нашел его забавным, любопытным, поучительным, оригинальным — словом, тем, о чем элианты говорили «меня это развлечет». Четыре дня коллеги Фрэнка настраивали соответствующие программы, при деятельном участии Моррисона как консультанта по элианстскому искусству. Наконец Мюллер поздравил Фрэнка с успехом (что было явно преждевременно), выделил ему двух техников с аппаратурой и прозрачно намекнул, что неплохо бы уже при первом подключении к информационным каналам элиантов попытаться извлечь как можно больше сведений.

Хэндерган, техники и, разумеется, Моррисон забрались в глайдер.

— Подключиться в любом случае будет непросто, — заметил Фрэнк. Ведь, насколько я понимаю, Хаулион не специалист в их коммуникационных приборах.

— Полагаю, никто из них не специалист, — отозвался экзоэтнолог. Этим устройствам много тысяч лет.

— Но как же они могут работать все это время? Даже самые надежные машины…

— Все тот же принцип, который столь успешно используют элианты. Любые мертвые конструкции разрушаются, и лишь живая материя воспроизводит себя бесконечно.

— Что? — хотя эта мысль и напрашивалась, Фрэнк был поражен. — Вы хотите сказать, что их ком-устройства — живые существа? Да еще бессмертные?

— Нет, не существа. Не звери с глазами, зубами и вставленными кабелями и не мозги в стеклянной колбе, — усмехнулся Моррисон. — Скорее это можно уподобить сложноорганизованной колонии простейших, взаимодействующей с неорганической материей. Отдельные клетки погибают, но колония в целом живет и выполняет свои функции. Когда же в результате накопления генетических сбоев выходит из строя целый блок, из холодильника достают законсервированные клетки и выращивают новый, не забыв отделить часть вновь образованных клеток для консервации и хранения.

— Биокомпьютеры… — задумчиво произнес Фрэнк. — На Земле делались такие попытки. Но ничего не вышло. Получались экзотические конструкции, на много порядков уступающие электронике и фотонике по быстродействию, оперативной мощности и надежности. Студень, способный выполнить лишь элементарные арифметические действия, и то с ошибками. Этого хватило на материал для нескольких диссертаций… а потом все заглохло.

— Да нет же, это не компьютеры, — нетерпеливо возразил Моррисон. — Это что-то вроде видеофонов с цифро-аналоговым преобразованием. Есть, правда, еще приставки, позволяющие воспроизводить запахи.

— Значит, и у элиантов не получилось создать искусственный мозг.

— Скорее они просто не захотели, предпочитая совершенствовать естественный. Их собственные мозги и в особенности айри показывают, что они вполне владели, так сказать, мозговой инженерией, чтобы там не говорили эти идиоты — сторонники теории селекции… Думаю, они могли бы в свое время создать и ваш биокомпьютер, но вместо этого сделали достаточно примитивные ком-устройства. Почему? По всей видимости, им нужны были надежные вечные машины. Они могли создать сложный искусственный мозг, но не могли сделать его бессмертным.

При виде техников на лице Хаулиона мелькнула мгновенная тень недовольства, но он тут же стер ее и проводил гостей в один из залов своего дома, куда они поднялись почему-то через люк в полу. Зал имел форму идеальной полусферы, и точно в центре его на возвышении была установлена столь же правильная полусфера из зеленоватого пористого материала, диаметром около двух футов. Это и было коммуникационное устройство. Фрэнк и техники с интересом разглядывали биомашину. В корпусе было лишь одно тонкое отверстие, из которого выходило некое подобие провода. Провод был очень короткий и другим концом уходил в подковообразную панель, охватывавшую примерно четверть окружности полусферы. По панели в несколько рядов шли углубления с выгравированными внутри символами; Фрэнк понял, что это клавиатура. Иных проводов и периферийных устройств не было видно.

— Где же экран? — спросил Фрэнк.

— Вся внутренняя поверхность стен — это экран, — объяснил Хаулион. — За исключением звуковых мембран. Слуховые мембраны и генератор запахов находятся внутри устройства; воздух свободно проходит сквозь эти поры.

— А где световой кабель?

— Проходит через постамент, — элиант указал на возвышение, — и далее через специальный канал в стенах. Так же, как и корень.

Фрэнк не сразу понял, о каком корне речь. Оказывается, комустройства не нуждаются во внешнем подводе электричества, но получают все необходимое им из почвы и воздуха, как растения!

— А каким образом заменяют вышедшие из строя блоки? — продолжал он любопытствовать, не видя на корпусе никаких признаков, что его можно открыть.

— Не знаю, — пожал плечами Хаулион. — Это забота прислуги.

— Айри?! — вытаращил глаза Фрэнк. — Вы хотите сказать, что они занимаются ремонтом подобных устройств?

— Разумеется. Кому же еще этим заниматься? — элиант бросил косой взгляд на земных техников.

— Но разве айри не животные?

— А разве ваши ремонтные роботы — разумные существа?

— В таком случае… — пробормотал Фрэнк, — нам, очевидно, следует обсудить технические детали не с вами, а с…

— Айри не могут ничего обсуждать. Они лишь выполняют команды в пределах своего предназначения. Но вам и не нужны технические детали. Ведь ваши машины способны воспринимать аудиовизуальную информацию. Вы не будете разочарованы качеством изображения и звука.

— Но я полагал, что мы опробуем прямое подключение к вашей информационной сети через световой кабель…

— В этом нет необходимости, — отрезал элиант.

Фрэнк переглянулся с Моррисоном. Тот слегка усмехнулся.

После того, как техники установили аппаратуру и подключили автономный источник питания, Фрэнк еще раз объяснил Хаулиону условия эксперимента.

— Вы заказываете 10 произведений искусства одного жанра и потом сообщаете нашему компьютеру, насколько вам понравилось каждое из них. Для точности повторяете аналогичные действия 3–4 раза. Потом даете компьютеру команду формировать предварительные результаты и снова заказываете 10 произведений. На этот раз ничего не сообщаете компьютеру, а лишь записываете собственные оценки, а компьютер — свои, не сообщая их вам. Потом вызываете меня, и мы сравниваем результаты.

— Для начала следует выбрать какой-нибудь простой жанр, а не синтетический, — добавил Моррисон. Хэндерган понял, что эволюция искусства у элиантов породила множество смешанных и промежуточных форм, и удивился, что не подумал об этом раньше.

— О, я не настолько восторженного мнения о ваших компьютерах, чтобы сразу давать им задания максимальной сложности, — усмехнулся Хаулион. — И, честно говоря, я буду разочарован, если из вашей затеи вообще ничего не выйдет.

— Должно выйти, — оптимистично заверил Фрэнк. — На Земле мы уже давно используем компьютеры для реставрации старых произведений искусства. И они очень хорошо определяют, как должны выглядеть утраченные фрагменты. Хотя у нас всегда находились консерваторы, считавшие вмешательство машин в дела искусства недопустимым…

— Вот как? Значит, эти машины не так хорошо справляются со своими задачами, как вы говорите?

— Да нет же, просто эти люди считают применение машин в этой области… неизящным. Честно говоря, у меня было опасение, что и элианты…

— Но это же абсурд! Впрочем, я догадываюсь, откуда он берется. Ваша цивилизация основана на неорганических машинах. Отсюда идет противопоставление: машина — жизнь, машина — мозг, машина — искусство. У нас то, что можно назвать машинами — это формы жизни, и вопрос лишь в том, насколько они способны справиться с теми или иными задачами, а не в том, допустимо ли ставить перед ними такие задачи. Если некое действие является изящным для элианта, то нет разницы, совершает ли он его с помощью собственных рук или дополнительных приспособлений.

— И наоборот? — невинно поинтересовался Фрэнк.

— И наоборот, — ответил Хаулион с некоторым, как показалось Хэндергану, неудовольствием в голосе. — Разумеется, следует различать действия, совершаемые элиантом, и действия, совершаемые для элианта. — Он опустился в кресло перед ком-устройством и вложил пальцы в углубления клавиатуры. — Ваша машина готова?

Один из техников кивнул. Тонкие пальцы элианта пробежали по углублениям. В помещении стемнело, и лишь на клавиатуру падал с потолка рассеянный свет. «У этой клавиатуры нет кнопок и вообще подвижных механических частей, — подумал Фрэнк. — Интересно, на чем строится сенсорный механизм? Изменение емкости? Или… просто-напросто в каждое из этих углублений выходят нервные окончания?»

Земляне готовы были увидеть что-то необычное, но вместо этого на противоположной стене возникло нечто, что Фрэнк сперва принял за затейливый орнамент. Но потом, вглядевшись в образующие рисунок символы, он понял, что они слишком сложны и многообразны для ничего не значащего узора: перед ним было стихотворение на элиантском поэтическом языке. Удивительное дело, один лишь внешний облик стихотворения, очертания букв и слов, делали его совершенным произведением искусства. Фрэнк подумал, насколько полезным было участие в работе Моррисона: если бы программисты ориентировались на земные формы искусства, компьютер не догадался бы анализировать стихи с этой точки зрения.

Элиант коснулся еще каких-то кнопок, текст стал крупнее и изменил цвет. Фон приобрел багровый оттенок; от стихотворения веяло тревогой и отчаяньем. Хэндерган машинально отметил, что, несмотря на вогнутую поверхность стены-экрана, текст выглядит плоским, что требует достаточно сложного пересчета при выводе изображения.

Элиант бросил небрежный взгляд на экран земного компьютера; хотя он видел эту машину впервые, но, как и другие представители его расы, сразу усвоил данные ему пояснения.

— Все работает, не так ли? — спросил он. Техник подтвердил это. — В таком случае, господа, благодарю вас и не смею более задерживать.

Фрэнк не ожидал, что их выпроводят так быстро, но вынужден был подчиниться. Желание элианта уединиться, дабы насладиться искусством свято.

Меж тем Хэндерган, разумеется, не был единственной надеждой компьютерного проекта. Вернувшись в Миссию, он узнал о крупном успехе агентов Торгового Отдела — тем наконец-то удалось сбыть партию компьютеров одному из лантинов, однако вовсе не для того, чтобы получить доступ к элиантским архивам. Эти компьютеры были лишь наживкой: земляне разрекламировали их как средство для создания принципиально новых форм искусства. В самом деле, у элиантов не было ничего похожего на фильмы: дело не только в том, что им претил столь коллективистский вид искусства, но и в том, что экранизация литературных сюжетов была бы сочтена вульгарностью, насилием над воображением и свободным восприятием, принудительным навязыванием фиксированных образов. Но компьютерная анимация, позволявшая динамически манипулировать абстракциями, открывала новые горизонты, что давно уже было известно художникам Земли. Элианты, однако, со своим тысячелетним консерватизмом долгое время относились скептически к затеям земных варваров — и вот, наконец, лед треснул. Несколько десятков представителей древней расы заинтересовались идеей создания компьютерных клипов.

Мюллер был чертовски доволен этой новостью и, похоже, даже не придал значения неудаче Фрэнка с прямым подключением к эксанвилльской коммуникационной сети.

— У меня сложилось твердое впечатление, что Хаулион не хочет давать нам доступ к их архивам, — настойчиво повторил Фрэнк.

— Но он же говорил вам, что в принципе не возражает, разве нет?

— Элианты предпочтут изящную ложь неизящной правде, — вспомнил Хэндерган фразу Моррисона.

— Но ведь это только домыслы. Возможно, ваш эксперимент изменит его мнение. А если и нет, то на нем свет клином не сошелся, хотя этот ваш Хаулион и пользуется среди своих определенной известностью, — поведал Мюллер информацию, никак не входившую в компетенцию начальника Технического Отдела. — Так или иначе, если мода на клипы распространится, никуда элианты не денутся. Им понадобятся компьютеры, и им понадобятся средства связи между ними, дабы обмениваться своими шедеврами. А значит, они так или иначе дадут нам доступ в сеть…

— Это еще отнюдь не означает доступа к архивам, — усмехнулся Фрэнк. — Они могут создать новую сеть, пусть даже на тех же физических каналах.

— Ну, те же каналы — это уже кое-что, — Мюллер, похоже, совсем утратил бдительность и говорил о нелегальном доступе к элиантской информации открытым текстом.

— Однако до сих пор вам не удалось расшифровать элиантскую систему кодов.

Мюллер поднял на Фрэнка изумленный взгляд.

— Не будете же вы утверждать, что за несколько лет существования Миссии вы так и не докопались ни до одного оптического кабеля, — продолжал инженер.

— Вы способный молодой человек, — усмехнулся Мюллер.

— Поэтому я здесь, не так ли?

— Да, Хэндерган… Действительно, однажды мы раскопали кабель. Нашли его, проведя прямую между двумя древними элиантскими домами. Что любопытно — кабель шел перпендикулярно предполагавшемуся направлению, т. е. никак не мог соединять эти дома… Информация по кабелю передавалась редко, и мы действительно не смогли ее расшифровать. Несмотря на все наши компьютеры.

— Значит, ком-устройства занимаются не только цифроаналоговым преобразованием, но и сложной шифровкой? Хм…

— Вас это удивляет?

— Получается, что ком-устройства все же ближе к компьютерам, чем к ви-фонам.

— Скрэмблер еще не компьютер. Это чисто аппаратное кодирование… Сами элианты, насколько нам известно, и не задумываются о том, как передается их информация.

— Но зачем это вообще нужно? На планете десятки тысяч лет не было войн. Нет коммерции, конкуренции. От кого шифровать информацию?

— Друг от друга.

— Не похоже, чтобы элианты страдали нездоровым любопытством и стремились перехватить чужие переговоры. Да и, кроме того, они давно уже не помнят, как это делается технически. Если, конечно, Хаулион говорит правду.

— Но, должно быть, в те времена, когда они это еще помнили, подобные предосторожности имели смысл? По-моему, Хэндерган, вы забиваете себе голову ерундой. Просто системы шифровки очень древние и достались нынешним элиантам от менее спокойных времен.

— Возможно. А возможно, они введены совсем недавно. У меня нет никакой уверенности, что это, как вы говорите, чисто аппаратное кодирование. На клавиатуре ком-устройства полсотни символов. Более чем достаточно для программирования любой сложности, а не только для того, чтобы набрать номер или изменить параметры изображения.

— Вы полагаете, что они сознательно прячут свою информацию от нас? У вас есть какие-нибудь доказательства?

— Никаких. Просто предположение. Мы должны быть готовы к неожиданностям.

— Почему бы заодно не предположить, что элианты — просто биороботы, созданные, чтобы обмануть нас, а подлинные хозяева планеты — айри, собирающие информацию о нас и ждущие своего часа, чтобы напасть? скептически пожал плечами Мюллер. — Надо исходить из реальности, а не строить романтические гипотезы. Собственно, мы не можем даже утверждать, что вся местная связь идет по шифрованным каналам. Мы ведь подключались только к одному кабелю, и то на ограниченный срок, дабы элианты не заметили нашей возни.

— Романтическая это гипотеза или нет, а я ее высказал, и пусть на более высоких уровнях решают, что делать с ней дальше, — сухо резюмировал Фрэнк. Он начинал разделять раздражение Моррисона по поводу наглой самоуверенности землян вообще и техников в частности.

Следующий вечер ознаменовался необычным телеразговором. Когда прозвучал сигнал вызова, Фрэнк, нажимая клавишу «Прием», ожидал увидеть Мюллера, Моррисона или кого-нибудь из коллег по Техническому Отделу. Вместо этого на экране возникло белое лицо Хаулиона. Фрэнк знал, что элианты связываются с Миссией посредством видеофонов, которые в изобилии раздавались землянами на первой стадии контакта; однако он не ожидал, что гирт Йоллесиэнский напрямую позвонит ему.

— Приветствую, Хэндерган. Я полагаю, вам будет любопытно узнать результаты эксперимента.

— О, разумеется! Все уже готово?

— Да. Ваша машина ждет вашей команды.

— Подождите. Надо еще подключить Моррисона и…

— Я уже на линии, Фрэнк, — раздался голос экзоэтнолога. — Эннальт предупредил меня.

— В таком случае, я фиксирую наш сеанс как официальный… Готово! Теперь все происходящее протоколируется. У вас нет возражений, гирт?

— Никаких.

— Отлично. Итак, я передаю код, — Фрэнк нажал несколько клавиш, и установленный в доме Хаулиона компьютер выплюнул распечатку на английском и элиантском. Одновременно этот текст возник на мониторе у Фрэнка.

— Теперь ваш рейтинг.

Элиант поднес к экрану свой перечень из десяти названий. Компьютер зафиксировал их.

— Сравниваем.

Оценки Хаулиона и компьютера полностью совпали по 6 позициям. Разногласия возникли только по поводу второго-третьего и седьмого-восьмого мест.

— Ну что ж, — подвел итог элиант, — результаты весьма впечатляющие. Правда, ошибка в самом начале списка, в определении второго места… но тут я и сам колебался, какое из стихотворений поставить на второе, а какое — на третье. Да, Хэндерган, ваша идея работает. Пожалуй, я приобрету ваш компьютер.

Глаза Фрэнка сияли торжеством.

— И предоставите нам доступ к архивам? — поторопился он закрепить успех.

— Быть может, Хэндерган, быть может, — охладил его пыл Хаулион. Вероятно, он собирался этим ограничиться, но потом все же снизошел до объяснений: — В последнее время благодаря вашим усилиям (Фрэнк понял, что речь идет об усилиях землян) у нас много разговоров об этой вашей идее с компьютерами и архивами. Мы даже больше стали общаться друг с другом, элиант усмехнулся. — Как вам уже известно, никто не может запретить элианту принять ваше предложение и дать вам доступ к хранилищам, равно как никто не может и заставить его это сделать. Но каждый может счесть такое действие изящным или неизящным, в той или иной степени. Очень многие вообще безразличны к этой идее, но ее сторонники и противники, если не договорятся, могут объявить друг друга гфурку, а это, как вы понимаете, нежелательно, хотя и не приведет ни к чему более страшному, чем взаимный бойкот ряда элиантов, которые, возможно, и так не перемолвились бы ни словом за всю жизнь. Так что я не могу вам пока сказать ничего определенного. Но я склонен поддержать вашу идею.

Новости распространяются быстро. В скором времени об успехах компьютерного проекта, хотя пока что и относительных, говорили по всей Миссии. Кажется, это не очень нравилось Мюллеру и тем, кто за ним стоял они предпочли бы, чтобы к проекту относились как к самой заурядной сделке, интересующей исключительно Торговый Отдел; но, тем не менее, тема эта каким-то образом привлекла всеобщее внимание, даже потеснив на время спортивные события, основной предмет разговора между людьми разных профессий. Конфиденциальный рапорт Дипломатического Отдела извещал о нарастании общественной активности среди элиантов; образовывались новые лантины и расширялись прежние, по косвенным признакам можно было судить, что Хаулион сказал правду — элианты действительно стали больше общаться между собой. Последний раз такое оживление наблюдалось, когда шли переговоры об открытии на планете Земной Миссии. Последовавшая затем попытка контакта со стороны зурбицан не вызвала подобных процессов — отвращение элиантов было слишком единодушным и не требовало обсуждений.

Хаулион все еще медлил с приобретением компьютера, но несколько элиантов уже сделали свои заказы. Ожидалось, что не сегодня-завтра земляне получат легальный доступ к первому из хранилищ. Работы у Фрэнка в эти дни было более чем достаточно, а вскоре должно было стать еще больше. И вот как-то раз под вечер, оторвавшись от монитора и помассировав усталые глаза, он решил немного прогуляться по степи. Выйдя из корпуса, Фрэнк почти в упор столкнулся с Моррисоном, который шел куда-то с озабоченным видом. Экзоэтнолог никак не реагировал на инженера, пока не налетел на него.

— Что с вами, Эдвард? Вы приобрели привычку ходить во сне? В последнее время, правда, столько дел, что скоро и у меня появится такая привычка.

— А, Фрэнк… Черт знает что такое творится… То есть я, конечно, не вас имею в виду. Видите ли… да нет, это полная чушь. У вас какой уровень допуска? — внезапно спросил Моррисон.

— Разумеется, A. Я занимаюсь всеми инфокоммуникациями Миссии, вы что, забыли?

— А, ну да, да… Конечно. Понимаете ли, поступила конфиденциальная информация… якобы информация чрезвычайной важности. Она действительно была бы чертовски важной, если бы была правдой. Но она не может быть правдой! Элианты на это не способны!

— Да о чем, в конце концов, речь? — воскликнул Фрэнк, теряя терпение.

— О том, что элианты будто бы собираются уничтожить грумдруков.

— Вот как? — Фрэнк, разумеется, был удивлен, но отнюдь не считал подобное невозможным, помня об отношениях между расами.

— Говорю вам, это совершенная чепуха! Разумеется, элианты терпеть не могут грумдруков. Одно упоминание о них — это рильме гфурку. И они были бы рады, если бы грумдруки исчезли. Но перебить их своими руками?

— А почему нет? Ведь у элиантов нет морали в нашем понимании. У них есть понятия «изящно» и «неизящно». Грумдруки неизящны, причем не только внешне, а со всех точек зрения. Так почему же…

— Фрэнк, вы когда-нибудь видели таракана?

— Нет. Ведь эти твари уничтожены сто лет назад.

— Не все, кое-где они сохранились. Но в целом да, человечество покончило с ними, мобилизовав для этого самые передовые достижения науки. Так окончилась война, длившаяся тысячелетиями. Причиной этой войны была не столько даже роль тараканов как разносчиков инфекции, сколько патологическое отвращение людей к этим насекомым. Кто-то даже сказал, что ненависть к таракану — один из фундаментальных человеческих инстинктов. Но именно поэтому нашлось бы весьма немного людей, готовых давить тараканов собственными пальцами. У элиантов же, с их культом изящного, все гораздо глубже. Они запрещают себе даже думать о грумдруках. Как они могут спланировать их уничтожение, если даже разговоры об этом под запретом? Кроме того, элианты вообще считают неизящным физическое насилие. Если бы это было не так, они покончили бы с грумдруками давным-давно, в менее спокойные времена. Но они даже и тогда ограничились тем, что вытеснили их на Остров. А теперь… когда у элиантов не осталось никаких общественных структур… когда забыты технологии… я не представляю себе, как подобное можно осуществить даже чисто технически.

— Ну хорошо. Но ведь информация о готовящемся побоище откудато исходит?

— Вот именно источник информации окончательно убеждает меня, что все это чепуха. Дело в том, что сведения получены от… грумдруков.

— От грумдруков? — изумился Фрэнк. — Я думал, у нас с ними нет никаких контактов.

— Ну, у них все-таки статус D, а не E. Попытки контакта предпринимались много раз. На Острове было оставлено много ви-фонов, в надежде, что кто-нибудь из его обитателей захочет с нами связаться. Считалось, что все эти ви-фоны грумдруки методично уничтожали. Но оказалось, что некоторые из них сохранились. И вот не далее как сегодня один из грумдруков передал сообщение о готовящемся акте геноцида.

— И что, он привел какие-то доказательства?

— Никаких. Сослался на сведения, будто бы полученные непосредственно от элиантов.

— Разве элианты общаются с грумдруками?

— Разумеется, не общаются. Если, конечно, не считать все наши сведения об элиантах грандиозной мистификацией.

— Тогда с какой стати этой чепухе вообще придается какое-то значение? Грумдруки ненавидят элиантов. Грумдруки ненавидят нас. Почему бы им не попытаться посеять между нами раздор? Причем именно таким примитивным способом. Наивный донос, которому ни один здравомыслящий человек не поверит. Так почему ж ему верят?

— Я — не верю. Но вообще… По-моему, весь шум из-за того, что это первая инициатива контакта, исходящая от грумдруков. Но есть еще одна странность. Это язык, на котором он к нам обратился. Собственно, мы не знаем толком грумдрукского языка. Известно лишь о его родстве с элиантским, что находится в полном соответствии с теорией о некогда совместном проживании двух рас. Но это весьма дальнее родство, сходство скорее грамматическое, чем фонетическое, притом язык грумдруков куда проще и беднее. Так вот, сегодняшний грумдрук обратился к нам на элиантском…

— Выходит, они еще помнят язык своих врагов.

— …на элиантском поэтическом языке!

— Этот язык появился позже изгнания грумдруков на Остров?

— Трудно сказать. И то, и другое произошло очень давно, а об особенностях элиантских летописей я вам уже рассказывал. Вот разве что обещанный доступ к архивам… Но дело не в этом. В отличие от бытового, закостеневшего много тысячелетий назад, поэтический элиантский язык эволюционировал. Не сильно, но все-таки. И можно с уверенностью сказать, что грумдрук говорил на его современной версии. Не вполне гладко, конечно, но тем не менее. А это означает, что контакты между элиантами и грумдруками все же существуют. И существуют элианты, настолько сочувствующие грумдрукам, чтобы учить их поэтическому языку. Нашего друга Хаулиона хватил бы удар при одной мысли о подобном кощунстве… А раз есть такие элианты, то они действительно могли передать грумдрукам информацию об угрозе для их расы.

— Выходит, дело серьезнее, чем кажется!

— Я все равно в это не верю. Элианты не способны на геноцид. Ни идейно, ни технически.

— Хм… А вы помните неприкрытую угрозу Хаулиона во время нашей с ним первой встречи? У меня все не выходят из головы его слова о средстве борьбы с неизящным в масштабах планеты. Идеально подходит в качестве оружия против грумдруков, вы не находите? И у меня мелькнула мысль, что это может быть за оружие. Точнее, мелькнула она давно, когда Хаулион сказал, что следует отличать сделанное элиантом от сделанного для элианта. Второе как бы и не подлежит строгой оценки с точки зрения изящества. И тогда это самое оружие не надо искать в древних хранилищах — оно у нас перед глазами.

— Айри!

— Именно. Единственное оружие, которое способно сделать что-то само, избавляя хозяина от прямой ответственности. Существа, чье предназначение в том и состоит, чтобы делать за элиантов грязную работу.

Моррисон хотел что-то ответить, но в этот момент в кармане у него запищал ви-фон. Экзоэтнолог вытащил прибор, буркнул в экран «Уже иду!» и поспешно распрощался с Фрэнком.

Хэндерган не оставил своего первоначального намерения и, миновав отмеченную сигнальными огнями границу Миссии, вышел в степь. Солнце уже спустилось к горизонту, и небо было почти совсем черным; казалось, что ночная степь залита светом мощного оранжевого прожектора. Фрэнк знал, что необычно темный цвет эксанвилльского неба обусловлен именно этим солнцем, в спектре которого превалирует красная, а не голубая составляющая; ведь именно коротковолновый голубой свет, наиболее рассеиваемый атмосферой, придает небу привычный землянам оттенок. Однако знание физики не спасало от подсознательной аналогии с мертвыми, лишенными атмосферы мирами, чьи трехмерные фото — напоминание о первом этапе освоения космоса, исследовании Солнечной системы — каждый землянин видел не раз. Фрэнк подумал, что особо впечатлительный человек, впервые попав под эксанвилльское небо, может почувствовать удушье.

Затем мысли инженера вернулись к тому, что он только что услышал. Фрэнк прикрыл глаза и представил себе грумдрука, вспомнив некогда виденную им голограмму. Действительно, две расы Эксанвилля представляли собой полную противоположность. Если элианты вызывали у Фрэнка ассоциацию с эльфами из старых легенд, то грумдруки идеально подходили на роль гоблинов. Низкорослые, сутулые, с узловатыми конечностями, покрытые серой морщинистой кожей. Голые черепа, грубые черты лица, безобразные как с элиантской, так и с земной точки зрения. Хэндерган задумался о природе изящного. Понятия красоты различны у разных народов, не говоря уже о разных биовидах, и все же некие общие закономерности есть. Так, почему землянину, ничего не знающему о языке элиантов, слово «элле» кажется изящным, а «гфурку» — наоборот? Должно быть, подумал Фрэнк, все дело в легкости произнесения. Из всех гласных звук «э» требует наименьших усилий при произнесении, а звук «у» наибольших. Неблагозвучные слова — всего лишь слова с низким КПД. Очевидно, у рас, чья артикуляция принципиально отличается от гуманоидной, и представления о благозвучии иные. Но элианты и земляне похожи… и грумдруки тоже, если уж на то пошло, хотя они и дальше от тех и других. Психологи давно доказали, что наибольшую ксенофобию вызывают не абсолютно чуждые, а близкие виды. Человеку не придет в голову считать уродливым тигра или слона лишь потому, что они не похожи на него. Некоторым видам «повезло» меньше, но все же есть люди, признающие своеобразную красоту амфибий или насекомых, в особенности тех, которые не досаждали человеку, формируя негативное к себе отношение. А вот обезьяну красивой не назовет никто. Совершенно чуждое невозможно оценивать по собственным стандартам красоты, но незначительное отклонение от этих стандартов воспринимается как уродство. Элианты, правда, более зациклены на своих стандартах. Они отказались общаться с зурбицанами. Но все же упоминание зурбицан не считается у них верхом дурного тона. А вот грумдруки…

Впрочем, грумдруки — далеко не ангелы. Их злобность и ксенофобия хорошо известны. И как знать, кто был первым в этой вражде между двумя расами…

Элианты и грумдруки. Фрэнк повторил вслух это сочетание. Что-то оно ему напоминало. Какая-то отдаленная ассоциация, причем не только по звучанию, но и по смыслу. Названия каких-нибудь животных? Вряд ли. Фрэнк ничего не смыслил в зоологии. Или что-то из земной истории? Какие-то враждебные политические партии, упомянутые в кратком школьном курсе? Сомнительно, в этом курсе упоминаются лишь наиболее фундаментальные события. Слово «элианты» похоже на «эллины», так назывался один из древних народов. И у них тоже были враги — варвары. Или это у римлян? Но разве эти варвары назывались грумдруками или как-то похоже? Хэндерган решил, что надо будет зайти в кабинет мненонистики. Ассоциация была важной, ее непременно следовало вспомнить. Фрэнк чувствовал, что это даст дополнительную информацию.

Оранжевый прожектор на западе окончательно догорел; в степи стало совсем темно и неуютно. Фрэнк повернулся и поспешно зашагал в сторону аккуратно чередующихся огней Земной Миссии.

В этот вечер его ожидал еще один сюрприз. Едва инженер вернулся к себе, с ним связался Хаулион.

— Я принял окончательное решение, Хэндерган. Я не буду устанавливать у себя ваш компьютер. Можете его забрать в любое время.

— Но почему? Мне казалось, он полностью справляется со своей задачей.

— Именно. Он прекрасно изучил мой вкус и становится все безупречнее. Я уверен, что если его подключить к архивам, он будет снабжать меня только самым лучшим, с моей точки зрения. Но в этом-то и проблема. Нельзя питаться одними пирожными. Когда имеешь дело только с совершенством, оно перестает восприниматься как совершенство и становится обыденностью. Даже грамматически понятие «лучший» лишается смысла в отсутствии не-лучшего.

— Такова позиция всех элиантов? — огорченно спросил Фрэнк.

— Вы же знаете, Хэндерган, элианты не представляют собой единую общность с обязательной для всех позицией. Я говорю вам только о своем личном мнении; мне известны элианты, которые его не разделяют. Так что ваш компьютерный проект, по всей видимости, будет реализован. Хотя я не уверен, что земляне будут удовлетворены результатами.

Хаулион сделал прощальный жест и отключился, оставив Фрэнка размышлять над последней фразой. Она выглядела прямым намеком на истинную цель проекта и, соответственно, предупреждением. Однако могла означать и что угодно — к примеру, брюзжание по поводу отличительной черты варварства — ненасытности, столь распространенной среди землян. И все же однажды Хаулион уже высказывался в угрожающем тоне…

Утром следующего дня Фрэнк был извещен о долгожданном событии. Сразу два лантина и столько же элиантов-одиночек дали согласие на установку компьютеров и подключение их к архивам планеты. Отныне понятие свободного времени для Фрэнка переставало существовать. Хотя, казалось бы, эксанвилльские архивы спокойно существовали уже десятки тысяч лет и могли немного подождать еще, у руководства Миссии были свои резоны для спешки.

Даже чисто технически задача была не из легких. Элианты не знали системы кодировки сигналов — или делали вид, что не знают, как подозревали некоторые. Поэтому необходимо было обработать как минимум сотни запросов и приходящих на них ответов и поставить их в соответствие с сигналами, передаваемыми по оптическому кабелю, дабы определить алгоритм кодирования. Элианты добросовестно помогали землянам, направляя по их просьбе тот или иной запрос в хранилище, однако работа продвигалась медленно. А ведь после надо было еще переписать информацию из Хранилищ на земные компьютеры.

Фрэнк был слишком занят своей работой, чтобы обращать внимание на атмосферу в Миссии; поэтому он ничего не мог сказать с уверенностью, однако не похоже было, чтобы информация о возможном истреблении грумдруков как-то повлияла на обычный уклад жизни землян. Эта информация по-прежнему держалась в тайне, в том числе и от тех, кто имел к ней право доступа; Фрэнк ожидал, что его поставят в известность официально, но этого так и не произошло. Не было заметно и какого-либо усиления мер безопасности. Неужели согласие нескольких элиантов дать людям доступ к своим инфокоммуникациям настолько успокоило земную бдительность? К концу второй недели работ по дешифровке Хэндерган уже четко знал, что не все так просто. В ком-системах элиантов использовались разные коды, и алгоритмы были на редкость совершенными. А значит, доступ в эксанвилльские сети еще отнюдь не означал доступа ко всей имеющейся там информации…

Мюллер встретил Фрэнка в самом мрачном расположении духа. Должно быть, он уже получил отчеты криптоаналитиков и заранее готовил себя к худшему. Фрэнк не обманул его ожиданий.

— …Таким образом, — резюмировал он, — элиантские системы связи оказались устроены куда более сложно, чем считалось. Я не знаю, имеют ли нынешние элианты представление об этом; внешне все говорит о том, что они лишь пользуются наследием далеких предков, не разбираясь в его сути. Но, так или иначе, их согласие на подключение наших компьютеров мало изменило ситуацию. Мы по-прежнему можем получать лишь ту информацию, которую они сами сочтут нужным нам предоставить. Пока что это некоторые разделы древнего и современного искусства.

Мюллер с мрачным видом прохаживался по кабинету.

— Ваши коллеги оценили криптостойкость их систем как очень высокую… — произнес он. В разговорах с Хэндерганом Мюллер уже не пользовался эвфемизмами. — Как по-вашему, они этим ограничились, или же существуют дополнительные охранные меры? Может ли что-нибудь или кто-нибудь поднять шум, если с наших компьютеров слишком часто пойдут неправильные вызовы?

— Вы говорите о подборе кодов, — констатировал Фрэнк. — Разве криптоаналитики не объяснили вам, что это нереально за приемлемое время?

— Нереально подобрать конкретный код, но поскольку информации очень много, можно наткнуться на случайный. Так, как это делают элианты, усмехнулся Мюллер.

— Совсем не так, они выбирают случайный элемент из допустимого множества, а мы — из всех возможных множеств.

— Да знаю, знаю… Но вы не ответили на мой вопрос.

— А что я могу на него ответить? Нет никаких оснований полагать, что у них есть некие сигнализации на случай взлома. Но еще совсем недавно мы считали их ком-устройства простыми ви-фонами, потом считали, что все их коды одинаковы…

— Значит, по-вашему, не стоит и пытаться подобрать коды?

— По-моему, — убежденно заявил Фрэнк, — с элиантами надо играть честно. Мы должны предложить им помощь в поисках утраченных знаний.

— Хэндерган, неужели вы думаете, что мы не рассматривали такой вариант? Но вердикт Отдела Науки однозначен. Они не сомневаются, что элианты ответят отказом, а тогда уже ни о каком доступе к их архивам не может быть и речи. Мы не можем так рисковать.

— Но почему непременно отказ?

— Спросите у вашего друга Моррисона. Насколько я понимаю, суть в том, что для элиантов мы — варвары. И они не станут по своей воле передавать варварам высокие технологии, даже если при этом обретут их сами.

— Так Моррисон в курсе?!

— Вас это удивляет? Он наш ведущий специалист по элиантам, было бы странно, если бы мы не привлекли его к проекту.

— Я не знал.

— Теперь знаете.

— Так что же делать дальше?

— То же, что и раньше. Загружайте компьютеры теми данными, к которым у нас есть доступ, и обеспечивайте элиантам весь технический сервис. Если появится что-то новое, вас информируют.

Фрэнк вышел от Мюллера со сложным чувством. Сообщение о Моррисоне оставило неприятный осадок. Хэндерган почувствовал себя пешкой в чужой игре.

Вечером того же дня Фрэнк решил наконец выкроить полчаса и добраться до кабинета мнемонистики. В медицинском корпусе, как обычно, было пусто немногочисленный персонал Миссии нечасто нуждался в находящейся здесь аппаратуре. Фрэнк дошел до конца коридора и отворил дверь в кабинет. Там, разумеется, также никого не было — как и в большинстве областей медицины, обычно компьютер со всем справлялся самостоятельно, в особых же случаях со специалистом связывались по ви-фону.

— Чем я могу вам помочь? — поинтересовался компьютер.

— Мне нужно кое-что вспомнить по ассоциации.

— Сядьте, пожалуйста, в кресло и наденьте шлем.

Фрэнк проделал это, ощутив прохладное прикосновение электродов.

— Пожалуйста, максимально точно опишите вашу ассоциацию.

— Семантическая и фонетическая ассоциация со словосочетанием «элианты и грумдруки».

— У вас есть предположения о характере семантического сходства?

— Противопоставление. Враждебность. И что-то еще, но я не могу вспомнить, что именно.

— Вы можете определить область, в которой лежит ассоциация?

— Одно могу сказать — это что-то совершенно не связанное с моей профессиональной деятельностью инженера по инфосистемам. Что-то весьма отдаленное, иначе я бы вспомнил.

— Пожалуйста, закройте глаза и расслабьтесь.

Фрэнк чуть скривился, его раздражала эта гипертрофированная вежливость компьютеров общего пользования. Она говорила о закомплексованности землян, боящихся собственных машин и заставляющих их пресмыкаться перед своими хозяевами. «Все-таки не зря элианты считают нас дикарями и варварами», подумал Фрэнк. Тут же, однако, он вспомнил о чрезвычайной щепетильности элиантов в вопросах эстетики, которая тоже слишком походила на комплекс.

В следующий момент в сознании Фрэнка начал образовываться тот сумбур, который обычно предшествует засыпанию. Однако активность мозга не снижалась, а, напротив, возрастала. Перед закрытыми глазами Хэндергана все быстрее мелькали разрозненные образы, мысли превратились в поток обрывочных, часто бессмысленных фраз. Но в этом хаосе была определенная система, прибор не просто стимулировал различные участки памяти, но и учитывал обратную реакцию. Несколько раз промелькнули школьные воспоминания… краткий курс мировой литературы… вот оно! Искомые слова прозвучали отчетливо, словно кто-то рядом произнес их вслух: «Элои и морлоки».

— Вы удовлетворены результатами поиска? — спросил компьютер.

— Дда… вполне.

— Медицинский Отдел Миссии благодарит вас за пользование нашими услугами и желает вам крепкого здоровья.

«Да неужели? — усмехнулся Фрэнк. — Если есть на свете люди, категорически не заинтересованные в чужом здоровье, так это врачи.»

Хэндерган вышел на улицу. Элои и морлоки. Ему даже не понадобилось связываться с библиотекой, чтобы вспомнить сюжет первого романа о путешествии во времени. Разумеется, Фрэнк его не читал, краткий курс состоял из одних кратких изложений. Но этого было вполне достаточно, чтобы понять, почему ему так хотелось вспомнить эту ассоциацию.

— У меня к вам серьезный разговор, Эдвард.

— Слушаю, Фрэнк, — отозвался Моррисон с экрана монитора.

— Нет, я хочу встретиться с вами лично.

— Хорошо. Приходите в мой номер.

Фрэнк узнал у компьютера номер комнаты экзоэтнолога и только тут подумал, что это можно было просто спросить. Моррисон жил в соседнем корпусе.

— Итак, Фрэнк?

— Вы все знали об истинной цели компьютерного проекта! — заявил Хэндерган с порога.

— Вы тоже, не так ли? — спокойно отозвался Моррисон.

— Логично, — вынужден был согласиться Фрэнк. — Но мне казалось, что вы на стороне элиантов.

— А разве вы им враг?

— Нет, разумеется. Но я за здравый смысл и против того, чтобы бессмысленно хоронить сокровища науки.

— А кто вам сказал, что я против науки? Я, как-никак, ученый. Правда, совершенно в иной области. Я уже объяснил вам, что лично меня во всем этом интересует доступ к элиантской истории, и не более чем. Что же касается того, за чем охотится Мариньи и иже с ним…

— Как, и Мариньи тоже? Начальник Отдела Науки?

— О, так вы знаете обо всем от своего начальства? Гм… не удивлюсь, если окажется, что все руководители Отделов Миссии работают на одну и ту же контору… Так вот, я не верю, что эти загадочные технологии до сих пор существуют в каком-то архиве — существуют в таком виде, что наши биологи смогут в них разобраться. Но если чудо случится, я не вижу в этом ничего плохого. Элиантам Е-технологии принесли массу пользы, и мне ничего не известно о негативных побочных эффектах. Это не значит, что все так прекрасно и безоблачно… конечно, любые новые знания можно применить во зло… но это не значит, что не надо приобретать эти знания.

— Элианты рассудили иначе, — усмехнулся Фрэнк.

— Поэтому и не имеет смысла предлагать им помощь или просить ее у них. Я уважаю элиантов, и мне не нравится, что до их информации пытаются добраться без их ведома, но другого выхода просто нет.

— Сегодня утром я тоже так думал, но теперь картина не кажется мне такой простой. Я кое-что вспомнил, и это расставляет все на свои места. Я убежден, что некогда элианты и грумдруки были одной расой и одним народом.

Моррисон в изумлении уставился на Хэндергана.

— Нет, Фрэнк, это совершенно исключено. Они слишком сильно различаются, чисто физически.

— Вы же сами говорите, что мы почти не знаем биологии грумдруков.

— Даже то, что мы знаем…

— Вы забываете о Е-технологиях, Эдвард.

— Конечно, это не моя специальность… но, черт побери, наши биологи тоже ничего не знают о Е-технологиях. Теоретически, если речь идет о генной инженерии, как я предполагаю… Так вы считаете, что единая раса была разделена искусственно? И на чем основано это предположение?

Фрэнк смутился. Приводить в качестве аргумента старинный фантастический роман было слишком несерьезно.

— Так… просто идея. Но она хорошо все объясняет.

— Нет, вы сказали, что вспомнили что-то. Договаривайте.

— Ну хорошо. Вы слышали о романе Уэллса «Машина времени»?

— Какая-то фантастика, кажется?

— Да, одно из первых произведений жанра. Конец прошлого тысячелетия. Так вот, там речь идет о далеком будущем, где человечество разделилось на элоев и морлоков. Аристократию и рабочий класс. Деление, бывшее в начале социальным, стало со временем генетическим. И отношение изнеженных элоев к злобным морлокам во многом походило на отношение элиантов к грумдрукам. Отвращение… и страх. Чувства небеспочвенные, ибо морлоки за свою работу получали с элоев плату натурой. Они их ели.

— Но на Эксанвилле нет ничего подобного. Грумдруки никак не участвуют в жизни элиантов, ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Они сидят безвылазно на своем Острове и ненавидят элиантов, которые их туда загнали.

— Я и не говорю, что здесь все происходит в точности по Уэллсу. Было бы странно, если бы старинный фантастический роман оказался чистой правдой. Я говорю о самой идее разделения расы на 2 части, между которыми возникает враждебность.

— Но с какой целью элиантам было создавать грумдруков?

— Цели, вероятно, были вполне благие. Но вы только что говорили об отсутствии негативных эффектов Е-технологий. Так вот, грумдруки, вероятно, и есть такой эффект. Результат неудачного эксперимента. А может… мне только что пришла в голову поразительная мысль.

— Ну и?

— Однажды мой шеф Мюллер саркастически заметил, что истинными хозяевами планеты могут оказаться айри. А что, если истинные хозяева — грумдруки? Что, если Е-технологии некогда позволили им превратиться в утонченных и совершенных элиантов, но, как всегда, нашлись консерваторы, не желающие идти «против естества и природы»? Произошел раскол. Консерваторы остались в меньшинстве. Элианты, обретя большее биологическое и интеллектуальное совершенство, стали опережать их по всем направлениям. Это привело к росту взаимной ненависти и к войне, в которой консерваторы были побеждены и вытеснены на дикий остров, где в отрыве от передовой науки и под моральным бременем поражения быстро деградировали, превратившись в нынешних злобных варваров…

— Фрэнк, я не перебивал вас, чтобы проследить, как далеко зайдет ваша фантазия, — улыбнулся Моррисон. — Но все это годится лишь для фантастической повести. Действительность куда прозаичнее. Грумдруки — более молодая раса, нежели элианты. Археологи подтверждают это. Собственно, доселе именно этим и объясняли их более низкий уровень цивилизации… хотя грумдруки и древнее землян. И уровень их культуры всегда был низким… насколько мы знаем. В целом, конечно, ваша гипотеза интересна. Насчет одной расы — это, разумеется, чересчур, слишком велики различия, но грумдруки действительно могли бы быть созданием элиантов, чем-то вроде айри, обретших разум. Если бы не одно «но». Элианты не могли создать столь неизящных существ.

— Так речь-то об ошибке!

— Именно. Элианты всегда были достаточно разумны, чтобы учитывать возможность ошибок. Они сперва создали бы опытные образцы и лишь после тщательной проверки допустили бы их массовое тиражирование.

— А если это была мутация, проявившаяся через много поколений? Когда грумдруки уже распространились по всему Континенту?

— Хм… Теоретически и такое возможно. И ненависть элиантов к грумдрукам объясняется нежеланием вспоминать о своей ошибке… поэтому о них запрещено даже упоминать… А грумдруки, в свою очередь, ненавидят своих создателей, допустивших эту ошибку… Да, все получается вполне логично. Фрэнк, вы заставили меня по-новому взглянуть на проблему.

— Моя гипотеза уже зарегистрирована в архиве Миссии.

— Не волнуйтесь, никто не покушается на ваше право первооткрывателя. Проблема в том, как это проверить. Мы не можем поднимать эту тему в разговорах с элиантами, и у нас по-прежнему нет доступа к их историческим архивам.

— Значит, надо спросить другую сторону.

— Грумдруков? Они же не общаются с нами.

— Уже общаются.

— А, вы про это предупреждение. Но это единичный случай.

— Повторных предупреждений не было?

— Нет.

— А как Миссия отреагировала на это? Я ничего не заметил.

— Насколько мне известно, некоторым элиантам в частных беседах дали понять, что галактическое сообщество считает геноцид самым тяжким преступлением.

— И какова была их реакция?

— Различная. От удивления поднятой темой до констатации факта, что элианты также находят смерть неизящной, а следовательно, неизящным является и причинение смерти.

— Они не делают разницы между геноцидом и простым убийством?

— Вы забываете, что у них нет общества. Когда существуют только независимые индивидуумы, понятие геноцида теряет смысл.

— А у грумдруков есть общество?

— Если вы имеете в виду единое общество, то нет. Они находятся на этапе первобытной раздробленности — помните слова Хаулиона о трех этапах в жизни цивилизации? Каждый город грумдруков независим от остальных… точнее, враждебен им. Кстати, пусть вас не вводит в заблуждение слово «город». Полуподземные города грумдруков скорее напоминают ульи или муравейники, чем знакомые вам мегаполисы. Огороженное стеной нагромождение уродливых построек из грубых глыб, а под ними — разветвленные подземные лабиринты. Земляне никогда не проникали туда, но это удавалось микророботам-разведчикам.

— И что там, в этих подземельях?

— Ничего сенсационного, — усмехнулся Моррисон. — Рудники, склады, мастерские по производству оружия. Просто жилые помещения. Тюрьмы. Камеры пыток. Нормальный варварский набор.

— Узниками грумдруков всегда являются грумдруки?

— Вы спрашиваете так, как будто у нас установлены постоянные мониторы в их подземельях. Мы располагаем лишь немногими кадрами разведчиков… Но насколько мы можем судить — да. Если бы грумдруки причиняли реальный вред элиантам, те уже давно бы их уничтожили.

— Хм… — Фрэнку пришла в голову новая идея. — А не кажется ли вам, Эдвард, что вы вместе с Отделом Науки и дипломатами впадаете в обычное заблуждение, считая, что кто цивилизованнее, тот и сильнее? Грумдруки варвары, но их цивилизация находится в начале пути. У них сильный агрессивный потенциал. У них имеется социальная организация, пусть лишь на уровне городов. Они, как вы говорите, производят пусть примитивное, но оружие. Что всему этому могут противопоставить элианты, живущие разрозненно, не интересующиеся ничем, кроме искусства, утратившие технологические знания?

— Вы же помните слова Хаулиона о средстве против неизящного в планетарных масштабах. И вы сами говорили об армии из айри.

— Да. Если предположить, что элианты готовят войну, то у них могли бы найтись какие-то средства. Но если они не имеют об этом ни малейшего понятия?

— Вы хотите сказать, что грумдруки сами хотят…

— Да. Это же примитивный ход. Обвинив элиантов, сосредоточить наше внимание на них, отвлекая тем самым от собственных воинственных приготовлений. Согласитесь, что мотивов для геноцида у грумдруков не меньше, чем у элиантов, а вот сдерживающих факторов типа морали или тезиса о неизящности убийства нет совсем. И тогда элианты не лгут и не притворяются, не понимая наших намеков. Они действительно не знают, о чем речь. Более того, грумдруки могут рассчитывать, что мы поддержим их после начала войны, считая агрессорами элиантов. А потом будет уже поздно.

— Вы сегодня положительно в ударе, Фрэнк. Не забудьте зарегистрировать эту идею в архиве Миссии, — сказал экзоэтнолог, но за его легкомысленным тоном чувствовалось беспокойство.

— У вас есть контраргументы?

— Грумдруки уже десятки тысяч лет скученно живут на Острове, позволяя элиантам наслаждаться просторами Континента. И технологический упадок элиантов начался не вчера. Почему же именно сейчас?

— У меня только одно объяснение. Видимо, катализатором процесса послужили мы.

— Но грумдруки отказались от контакта с нами.

— Раз у них, как и у элиантов, нет единого общества, то бессмысленно говорить о воле всех грумдруков. Речь может идти лишь о каких-то группах или правителях. К тому же варвары вряд ли отличаются постоянством. Живя в условиях информационного дефицита, они не могут принимать решения на века.

— Что касается групп или правителей, готовых сотрудничать с нами, то до сих пор их не находилось совсем. Но допустим, теперь у грумдруков возникла безумная надежда заполучить нас в союзники… Заметьте, я говорю допустим. В таком случае одного сеанса связи явно маловато, вы не находите?

Фрэнк сделал неопределенный жест, намереваясь что-то ответить. В этот момент загудел сигнал вызова. Ви-фон Моррисона мигал красным индикатором.

— Конфиденциальный служебный вызов, — экзоэтнолог посмотрел на Фрэнка.

— У меня допуск A, — напомнил инженер.

— Тем не менее… а, ладно! Мне самому надоела эта идиотская секретность!

Фрэнк отошел в сторону, чтобы вызывающий не видел, что в комнате есть посторонний. Моррисон включил монитор.

— Мы получили второе послание, — услышал Фрэнк голос Мариньи.

— Послание от грумдруков? — изумился Моррисон.

— Вот именно.

— Невероятно!

— Вы же еще не знаете его содержания.

— Да нет, это я о своем… продолжайте.

— Вы все увидите сами. Сейчас я покажу вам видеозапись.

— Обращение опять на поэтическом?

— Нет, на этот раз на обычном.

Прозвучал короткий сигнал. Моррисон поманил Фрэнка, чтобы тот мог видеть монитор.

Существо на экране показалось Фрэнку еще безобразнее, чем знакомый по голограммам образ. Шишковатый голый череп, обтянутый серой кожей с проступавшими под ней жилами; тусклые, словно бы гноящиеся глазки, выглядывавшие из складок кожи; отвислые мокрые губы, извивавшиеся и причмокивавшие как-то особенно мерзко, когда грумдрук говорил. Музыкальные слова элиантского языка звучали в его устах кургузо и косноязычно, так что компьютер едва понимал их.

— Земляне, вы должны знать, что элианты не оставили своей идеи покончить с грумдруками. Они обсуждают эту затею с самого вашего прибытия. А теперь они добились того, что вы помогаете им.

Грумдрук сделал драматическую паузу.

— Вы снабжаете их компьютерами. С помощью ваших компьютеров они уничтожат грумдруков. Передайте вашему Моррисону, что если он и дальше будет в этом участвовать, скоро ему будет некого изучать, — рот инопланетянина сложился в оскалоподобную усмешку.

Прозвучал сигнал, обозначающий конец записи, и Фрэнк снова отступил в сторону.

— Это был тот же самый? — спросил Моррисон.

— Другой.

— С ним пытались говорить?

— Он не слышал или делал вид, что не слышит. В точности как в тот раз.

Экзоэтнолог молчал.

— Что вы об этом думаете, Моррисон? — поторопил его Мариньи.

— Мне нужно время, чтобы ответить на этот вопрос.

— Они в курсе событий, происходящих в Миссии.

— Скорее в курсе событий, происходящих у элиантов. Но мы ведь знали об этом с прошлого раза, не так ли?

— Вы можете поручиться, что не занимались работой с грумдруками частным образом? — напрямик спросил Мариньи.

— Что? Разумеется, нет. В смысле, не занимался. Мое имя достаточно известно среди элиантов, имеющих контакты с Миссией, так что неудивительно…

— Он говорил, что вам будет некого изучать. Разве вы изучаете грумдруков?

— Изучение инопланетных рас — моя профессия, и это опять-таки ни для кого не секрет. Послушайте, вы что, пытаетесь обвинить меня в шпионаже в пользу грумдруков?

— Нет, разумеется нет. Просто интересуюсь вашим мнением о возможных путях утечки информации.

— Ищите их за пределами Миссии. И вообще, с каких это пор Отдел Науки выполняет функции Отдела Безопасности?

— Ну вы же не хотите, чтобы Отдел Безопасности совал нос в наши дела?

— Все равно сунет. Как только получит запись обращения.

— Уже получил. В ближайшее время все руководство Миссии будет стоять на ушах. Вы же понимаете, на этот раз это не просто общие слова. Речь идет о компьютерном проекте.

— Что могут грумдруки знать о компьютерах? Только то, что это некие сложные штуки, которых нет у элиантов. Они реагировали бы точно так же, если бы мы поставили элиантам зерноуборочные машины.

— Это ясно вам, это ясно мне. Но вы же понимаете, что кое-кому очень не понравится любой шум вокруг компьютерного проекта, а особенно в таком скандальном контексте. Если на Землю произойдет утечка, там наверняка найдутся идиоты, которые поднимут шум, требуя широкомасштабного расследования угрозы геноцида. И, как вам известно, одно лишь подозрение, что компьютеры будут использованы в военных целях, может заблокировать весь проект, в соответствии с Галактическим пактом о запрете на торговлю оружием. Хотя мы-то прекрасно понимаем, что все это чушь.

— Хм…

— Вам что-то известно?

— Никаких фактов. Только гипотезы.

— Чрезвычайное заседание назначено на завтра, 11 утра. Вы успеете к этому сроку подготовить свои гипотезы в виде файла?

— Постараюсь.

— Хорошо. До завтра, Моррисон.

Мариньи отключился. Экзоэтнолог повернулся к Фрэнку.

— Как вам понравилось это совпадение? — хмыкнул инженер.

— Ни один элиант не вставил бы подобное в свое произведение. Слишком безвкусно, примитивно и в лоб.

— Жизнь, однако, не придерживается литературных вкусов.

— Честно говоря, Фрэнк, на какой-то момент у меня мелькнула мысль, что вы меня разыгрываете. Или кто-то из техников. Что никаких посланий от грумдруков на самом деле не было, а была имитация, состряпанная на каком-то из компьютеров Миссии. Особенно когда он назвал мою фамилию.

— Но вы ведь не считаете всерьез, что это шутка?

— Нет. Для шутки это слишком.

— И что вы теперь думаете об угрозе со стороны грумдруков?

— Не знаю, что и думать. С уверенностью можно сказать только одно — на Эксанвилле происходит нечто, чего мы не понимаем.

— Для такого вывода не надо быть доктором наук, — усмехнулся Фрэнк.

— Во всяком случае, ваша гипотеза имеет право… да, Фрэнк! Я же не смогу сослаться на нее, как на вашу! Из-за этой дурацкой секретности. Ведь официально вы не знаете о посланиях грумдруков. Так что, если вы настаиваете, я не буду упоминать ее в завтрашнем докладе…

— Будем считать, что с вас ящик лайо, и упоминайте ее как свою.

— Спасибо, — Моррисон, как и Фрэнк, понимал истинную цену интеллектуальной собственности.

— Я не хочу, чтобы потом оказалось, что предупредить кровопролитие не удалось из-за моего честолюбия, — пояснил Хэндерган. — Хотя, конечно, эти любители секретов и заслужили хороший урок… но не ценой жизни элиантов.

— Или грумдруков.

— Или грумдруков, — согласился Фрэнк, — хотя мне, честно говоря, чертовски трудно заставить себя относиться к ним с сочувствием.

— Когда-то и люди были не лучше.

— Не знаю, — пожал плечами Фрэнк. — Наверное, вы правы. Я, как и все технари, плохо знаю историю.

— Да, в этом проблема короткоживущих гуманоидов, — вздохнул Моррисон. — За накопленный груз знаний мы вынуждены платить узкой специализацией. Каждый разбирается только в своей области, а это лишает нас свежих взглядов на проблему и решений на стыке дисциплин. Меж тем уже ваши нынешние гипотезы говорят о том, сколь полезен бывает взгляд человека со стороны.

— Всегда к услугам мировой науки, — усмехнулся Хэндерган. — Ну ладно, не буду вам мешать готовиться к докладу. Надеюсь, завтра меня наконец введут в курс дела официально.

Однако этого не произошло. В середине дня Мюллер связался с Фрэнком по защищенному каналу и как бы между прочим поинтересовался у него, возможно ли в принципе использовать поставляемые элиантам компьютеры в военных целях.

— Да, разумеется, — ответил инженер. — В качестве снарядов для катапульты. А также если сбрасывать их на голову осаждающим. Правда, толку будет немного, ибо они слишком легкие.

— Хэндерган, не паясничайте, — Мюллер явно пребывал не в лучшем расположении духа.

— Каков вопрос — таков ответ, — Фрэнк почти не скрывал раздражения. — Вам должны быть прекрасно известны характеристики этих машин. Наши компьютеры предназначены для организации удобного доступа, в том числе удаленного, к банкам данных произвольной структуры, а также анализа статической информации с точки зрения эвристически определяемых критериев. Они не предназначены для стратегического планирования, оперативно-тактического управления или автоматизированного проектирования боевой техники. Аппаратная база этих компьютеров недостаточна для эффективного решения упомянутых задач, кроме того, на них отсутствует соответствующее программное обеспечение. Таким ответом вы удовлетворены?

— Вполне.

— Зато я не удовлетворен! Почему возник подобный вопрос? Элианты не воюют уже десятки тысячелетий! Или Торговый Отдел намерен расширить клиентуру за счет грумдруков?

— Что вам известно о грумдруках? — поспешно спросил Мюллер.

— Полагаю, то же, что и вам, — язвительно ответил Фрэнк. — Что это агрессивные варвары, отвергающие все попытки контакта. Послушайте, шеф, может, вы перестанете водить меня за нос и расскажете о сегодняшнем чрезвычайном заседании? У меня все-таки допуск A.

Мюллер так и подпрыгнул.

— Откуда вы знаете о заседании?!

На этот вопрос у Фрэнка был готовый ответ. Он вовсе не собирался подводить Моррисона.

— Я умею складывать два и два, поэтому я и получил эту работу. Инфокоммуникации Миссии находятся в моем ведении, и я чисто случайно обратил внимание на то обстоятельство, что сегодня с утра личные каналы всех руководителей Миссии были заблокированы. Открытыми для связи оставались только специальные каналы. Во время обычных заседаний такие меры не принимаются, особенно учитывая, что плановые заседания проходят по понедельникам, а сегодня среда. И вот теперь вы звоните мне по защищенному каналу, чтобы между делом поинтересоваться, как использовать информационные компьютеры в качестве оружия.

— Ну хорошо, — решился Мюллер. — От вас, видимо, действительно будет больше пользы, если вы все будете знать.

Как выяснилось, руководство Миссии так и не пришло к однозначным решениям, ограничившись формулировками типа «проводить еще более тщательное изучение ситуации» и «усилить меры безопасности». Землю решено было не информировать, по крайней мере до тех пор, пока не появятся более отчетливые результаты. Также было принято решение снова доставить на Остров несколько сотен ви-фонов, дабы облегчить возможный контакт с грумдруками, и по возможности прямо намекнуть обеим расам, что землянам все известно о планах войны. Никаких ограничений на компьютерный проект по-прежнему не накладывалось, и даже, напротив, было признано целесообразным дальнейшее его форсирование. «Они надеются найти то, что ищут, прежде, чем разразится катаклизм», — понял Фрэнк.

Странное дело, но элианты, словно в подтверждение обвинений грумдруков, тоже как будто бы решили форсировать компьютерный проект. После того как первые из них оповестили остальных, что затея землян работает, в Миссию стало поступать все больше и больше заявок от лантинов и отдельных представителей древней расы. Технический отдел сбился с ног, говорили о необходимости вызвать на планету дополнительных специалистов. Как ни странно, но именно в этот период у Фрэнка вновь появилось свободное время, ибо он уже не участвовал в установке и подключении компьютеров — процедура была отлажена; к нему лишь стекалась информация от техников, программистов и криптоаналитиков. Картина, однако, по-прежнему оставалась безрадостной для землян: сведения, почерпнутые из эксанвилльских хранилищ, оставались хаотичным набором лоскутов, оторванных от гигантского пласта элиантской культуры и истории. Меж тем разведывательные спутники демонстрировали необычную картину: количество кровопролитных стычек между городами на Острове грумдруков стало уменьшаться. Поначалу незначительно, в пределах статистической погрешности, а затем все заметнее. Еще пару месяцев назад земляне не обратили бы на это внимание, ибо все их внимание было сосредоточено на элиантах, но теперь за Островом наблюдали с особой тщательностью.

— Вы понимаете, что это значит, Фрэнк? — возбужденно говорил Моррисон, расхаживая по комнате инженера. Он был слишком взволнован, чтобы довольствоваться видеосвязью. — Они прекращают малые войны. Грумдруки, которые только и делают, что дерутся. Этому может быть только одно объяснение. Они готовятся к большой войне.

— Они? Но у них же нет единого общества.

— Вот именно, Фрэнк! Если столь разрозненные и враждебные группы начинают действовать скоординированно, то цель, объединившая их, должна быть воистину великой.

— Как по-вашему, если это действительно война… — Хэндерган почувствовал, как у него пересохло в горле, — мы смогли бы ее остановить?

— Мы? Сотня землян, из которых едва ли двадцать умеет держать оружие в руках, да несколько боевых роботов? Максимум, что мы могли бы сделать — это защищать Миссию от грумдруков, но никак не остановить их. Они нас просто обойдут. Что же касается элиантов… я все еще не верю, что они могут развязать войну. Смерть — это рильме гфурку, война неизящна. Но если предположить, что… и если известные вам слова Хаулиона не блеф… то я не думаю, что земные технологии могут их остановить.

— Мы должны вызвать помощь с Земли.

— Межзвездная связь полностью переведена под контроль Отдела Безопасности. Эти идиоты все еще считают, что самая большая опасность срыв компьютерного проекта.

— А может, они не так уж и не правы? — сказал вдруг Фрэнк. — Вы как-то заразили меня своим беспокойством… Но ведь, по сути, ничего страшного еще не произошло. Ну, грумдруки стали меньше воевать… а что мы о них знаем? Мы ведь и десятка лет не провели на Эксанвилле. Что, если раз в 10 лет — или во сколько-то там килодней — у них наступает ритуальное перемирие?

Моррисон сделал раздраженный и нетерпеливый жест.

— Сказать вам, что я намерен делать прямо сейчас? — спросил он, надвигаясь на Хэндергана. — Я намерен отправиться к Хаулиону и говорить с ним.

Фрэнк не сразу понял это подчеркнутое «говорить».

— Подождите, вы что, имеете в виду… говорить о грумдруках?

Ученый кивнул.

— Но ведь это гфурку.

— Это рильме гфурку, но что делать? Если здесь действительно готовится война, предотвратить ее могут только элианты. А может, и они не могут. Но в любом случае их надо предупредить. Открытым, текстом, а не намеками, которые они не желают понимать, как до сих пор. Из всех элиантов с Хаулионом у меня наиболее близкие, почти дружеские отношения… к тому же он не столь строг в вопросах этикета. Я надеюсь, что он поймет меня. Но даже если нет, если он откажется от дальнейшего общения со мной — он получит необходимую информацию.

— Как он сможет распространить ее дальше? Вы уверены, что он тоже готов пойти на риск бойкота со стороны тех, к кому он обратится? Ведь это его соплеменники, в отличие от нас с вами.

— Не знаю. Я лишь повторю то, что уже говорил вам: мы не понимаем, что здесь происходит. А он — понимает или может понять.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Я предлагаю вам лететь со мной.

— Хотите, чтобы меня тоже объявили гфурку?

— Дело в особенностях элиантских представлений. У людей считается, что с глазу на глаз можно себе позволить больше, нежели в обществе. У элиантов, в силу их асоциальности, все наоборот. Если я буду говорить о гфурку тет-а-тет, это может быть воспринято как личное оскорбление. Если в присутствии посторонних — это всего лишь дурные манеры.

— Вы понимаете, что предлагаете мне нарушить должностную инструкцию?

— Разумеется. И нарушаю ее сам.

— Хорошо, — решился Фрэнк. — Подождите меня десять минут.

Хаулион приветствовал их, как обычно. Моррисон не сразу перешел к цели визита; поначалу разговор шел на нейтральные темы. Поговорили об искусстве; элиант исполнил очередное свое сочинение на айоле. Тоска и страх, звучавшие в нем, разительно контрастировали со спокойствием гирта во время беседы. Кажется, это послужило сигналом для Моррисона; однако для начала он упомянул о компьютерном проекте.

— Меня это больше не интересует, — ответил Хаулион. — Но ведь вы нашли немало других потребителей вашей продукции, не так ли, Хэндерган?

— Да, верно.

— Так что землян можно поздравить с успехом?

Фрэнк даже вздрогнул от неприкрытой издевки, прозвучавшей в этом вопросе.

— У нас впереди еще очень много работы, — осторожно ответил он.

— Вероятно.

— Я надеюсь, компьютеры не внесли слишком большого раздора в мир элиантов? — спросил Моррисон.

— Внешние обстоятельства никогда не бывают причиной раздора, — ответил Хаулион. — Разве что поводом.

— Дело в том, что мы тоже столкнулись с определенным… противодействием проекту.

— Среди землян?

— Нет. Эннальт, я собираюсь говорить о вещах неизящных… весьма неизящных. Но это необходимо.

— Вы в этом уверены? — нахмурился элиант.

— Речь идет о грумдруках и об угрозе войны.

Фрэнк напрягся, когда запретное слово было произнесено. Но ничего не произошло. Лишь гримаса досады на миг исказила красивое лицо Хаулиона.

— Они всегда воюют, ну и что? — процедил он.

— Я говорю о войне с элиантами. (Фрэнк отметил, что Моррисон намеренно избегает называть, от какой из рас исходит угроза).

— Они не могут угрожать нам, — ответил Хаулион усталым тоном. — Они тупые, злобные, агрессивные варвары. Они ненавидят нас. Но они все же не самоубийцы.

— В таком случае, как вы объясните сокращение боевых действий на Острове? Там явно протекают координационные процессы! Ради какой цели могут объединяться эти тупые агрессивные варвары?

— Спросите об этом у них. Впрочем, если вы и получите ответ, не доверяйте ему — они все равно вам солгут.

— А в ы, Эннальт? Вы правдивы со мной?

— Эдвард, вы решили быть неизящным до конца?

— Я требую ответа, гирт. Требую его не как ученый Моррисон и ваш… друг, а как представитель Земли и Галактического сообщества.

— Земля и Галактическое сообщество не вправе вмешиваться в наши внутренние дела.

— Вправе, когда речь заходит об уничтожении одной расы другой. Вне зависимости от того, какая из рас выступает в роли агрессора.

— Я гарантирую вам, что элианты не планируют уничтожения какой бы то ни было расы. Такой ответ вас устроит, или прикажете мне пройти проверку на вашем детекторе лжи?

— Простите меня, Эннальт. Я ведь думаю о ваших же интересах. И я хочу верить… я верю, что вы сказали мне правду. Мне лишь важно знать, что вы располагаете всей необходимой информацией.

— Во всяком случае, вы не сообщите мне ничего нового.

— Даже то, что… обитатели Острова связывались с нами и просили прекратить поставку компьютеров?

— Вы упомянули об этом в начале разговора. И для меня это не было неожиданностью. Но это никак не меняет сказанного мной ранее. А сейчас давайте прекратим этот бессмысленный и, как вы совершенно верно выразились, крайне неизящный разговор.

Не желая завершать встречу на подобной ноте, Хаулион тут же перевел беседу на другую тему. Но земляне не смогли это сделать с такой же легкостью, их ответы звучали искусственно, и в конце концов, чувствуя все больший дискомфорт, они распрощались с хозяином и покинули Йоллесиэн, явно не удовлетворенные визитом.

— Как по-вашему, он был с нами искренен? — спросил Фрэнк по пути к Миссии, хотя и чувствовал ответ.

— Нет.

— Значит, вы лукавили, говоря, что верите ему?

— Я верю, что он сказал нам правду, а это не одно и то же.

— Вы имеете в виду недоговоренности? Да, его слова можно толковать по-разному. Он сказал, что они не планируют уничтожение расы как таковой… но ведь это не мешает уничтожить часть расы. Или, скажем, речь идет не об уничтожении, а о порабощении, физическом или психическом…

— Элиантам и в страшном сне не приснятся такие рабы. И вообще, война неизящна…

— И грумдруки тоже.

— Верно. Но в последние десятки тысяч лет баланс неизменно складывался в их пользу. Меня беспокоит другое. Я боюсь, что элианты недооценивают опасность, исходящую с Острова. Они осознают ее, но гордость не позволяет им действовать. Их психология слишком эгоцентрична. Знаете, кстати, что в их географических представлениях не Континент окружен океаном, а океан внутреннее море Континента? Конечно, с топологической точки зрения это одно и то же… но все же, учитывая, что площадь Континента почти вдвое меньше океанской, этот факт показателен.

— Меня смущает не это. Хаулион не раз подчеркивал, что он, как и любой другой элиант — частное лицо и не может говорить за всех. А тут он вдруг дает нам гарантии от имени всей расы.

— Верно. Если хотя бы один элиант планирует геноцид, остальные могут максимум объявить его поступок неизящным, но не мешать ему. И если Хаулион сказал нам правду, то его гарантии означают только одно — элианты в принципе не могут уничтожить грумдруков, у них физически нет для этого средств. А у грумдруков такие средства есть. Пусть их оружие примитивно, пусть они вдесятеро уступают элиантам по численности, но их организованная высадка на Континенте…

— А как же слова Хаулиона о средстве борьбы с неизящным?

— Не знаю. Может, он имел в виду массовое самоубийство в знак протеста. Или такое, при котором погибнут все, и свои, и враги. Вспомните, он говорил о планетарном масштабе.

— Во всяком случае, вы сделали все, что могли.

— Не знаю, Фрэнк, не знаю…

Несмотря на столь мрачные предположения Моррисона, следующие три недели не ознаменовались никакими новыми событиями — зато все прежние тенденции сохранились. На Острове прекращали войны, на Континенте приобретали компьютеры. Отдел Безопасности по-прежнему контролировал связь с Землей, а Технический Отдел тщетно пытался разобраться в элиантской системе доступа к данным. Но вот к концу упомянутого периода Фрэнк — не без помощи компьютеров Миссии — начал замечать, что в хаосе элиантских кодов проступает некоторая закономерность. Когда его догадка превратилась в уверенность, он потребовал слова на очередном заседании руководства Миссии. Мюллер сначала возмущался этим обращением через голову непосредственного начальника, но вынужден был уступить.

— Всем вам, господа, — начал Хэндерган, — известны цели компьютерного проекта. (Кое-кто из руководителей Отделов нахмурился, недовольный такими прямыми словами.) Точнее, вам известны цели, которые преследуют земляне. Но что мы знаем о целях элиантов? Почему их безразличие к проекту сменилось вдруг нарастающим интересом, вызвавшим даже некоторые интеграционые процессы в их аморфном сообществе — в частности, образование новых лантинов? Вы скажете, что этот вопрос не в компетенции Технического Отдела. Однако ни Отдел Науки, ни Отдел Дипломатии не могут дать на него ответ. (Мариньи раздраженно пожал плечами, шеф дипломатов оставался профессионально непроницаемым.) Так вот, хотя мы по-прежнему не знаем алгоритмов формирования корректных кодов доступа к произвольным данным в элиантских хранилищах, мы можем уже кое-что сказать об этих кодах. Точнее, о тех из них, которыми пользуются в последнее время элианты, приобретшие наши компьютеры.

Поначалу эти коды были полностью хаотическими. Элианты запрашивали информацию произвольно, видимо, желая убедиться в работоспособности наших систем. Впоследствии нам удалось выделить группы кодов, отвечающие за деление информации по времени создания и по жанрам. Далее выяснилось, что произведения, созданные в последние тысячелетия, закодированы абсолютно хаотично, т. е. более тонкое подразделение, чем ранее упомянутое, отсутствует. Это тот период, в который элианты утвердились во мнении, что любой кусок от пирога искусства одинаково вкусен; найти конкретное произведение, не зная его точного кода, можно только полным перебором. Исторические хроники в этот период, похоже, не велись вообще.

— Да, нам ничего о таковых не известно, — подтвердил Мариньи. — В последние десятки тысяч лет в жизни элиантов, по всей видимости, вообще ничего не менялось, исторических событий просто не было.

— Но в более древние эпохи картина была иной, — продолжил Фрэнк. Там мы наблюдаем все большую осмысленность кодов, т. е. все большую структурированность данных. Появляется возможность целенаправленного поиска отдельных тем, течений, авторов и, может быть, даже конкретных произведений. Так вот, я могу с уверенностью утверждать, что с недавнего времени элианты занимаются с помощью наших компьютеров именно таким поиском. Причем делают это не каждый сам по себе, как можно было бы ожидать, а все более организованно. Вчера я окончательно понял, что их интересует информация, относящаяся к определенной эпохе и определенной теме, — Фрэнк обвел взглядом присутствующих.

— Пожалуйста, без драматических пауз, — поморщился Руководитель Миссии.

— Эпоха — от 80 до 60 тысяч лет назад. Тема — смерть.

На этот раз драматическая пауза образовалась сама собой.

— Что происходило на Эксанвилле в этот период? — обратился Руководитель к Мариньи.

— Трудно сказать, — развел руками ученый. — Наши сведения о древней истории элиантов чрезвычайно неточны и отрывочны.

— А современной истории у них просто нет, — хохотнул шеф Безопасности. Мариньи метнул на него раздраженный взгляд и добавил:

— Некоторые ученые полагают, что именно в этот период возникла раса грумдруков… и в этот же период она была вытеснена с Континента.

Собравшиеся зашумели.

— Вы понимаете, что это значит?! — выкрикнул Фрэнк, получивший окончательное подтверждение своих подозрений. — Они тоже ищут с помощью компьютеров свои утраченные технологии. И не какие-нибудь, а военные! Они намерены решить проблему грумдруков теми же способами, что и в прошлый раз… но на сей раз, возможно, решить ее окончательно.

— Тихо! — скомандовал Руководитель Миссии. — Хэндерган, как по-вашему, как скоро элианты найдут то, что ищут?

— Это может случиться в любую минуту. Может быть, уже нашли, пока мы тут разговариваем. Правда, найти мало, надо еще использовать. Если речь только о технологиях, то производство всего необходимого может потребовать месяцы и годы. Но если где-то на планете законсервировано готовое оружие…

— Необходимо объявить чрезвычайное положение, — сказал Руководитель.

— И запросить помощь с Земли, сэр? — осведомился шеф Отдела Безопасности.

— Да, — мрачная складка перерезала лоб Руководителя. — Земля должна быть немедленно поставлена в известность.

Затем он вспомнил, что в помещении находится человек, не входящий в руководство Миссии: — Благодарю вас, Хэндерган, вы свободны.

Вернувшись к своему рабочему терминалу, Фрэнк первым делом передал техникам распоряжение прекратить работы по установке новых компьютеров. Затем он встал с кресла и принялся в лихорадочном возбуждении расхаживать по кабинету, не зная, что делать дальше. Из этого состояния его вывел звонок Моррисона.

— Почему вы мне ничего не сказали, Фрэнк?

— Честно говоря, Эдвард, я опасался опрометчивых действий с вашей стороны.

— Черт возьми, я не ребенок!

— По сравнению с элиантами все мы дети, — усмехнулся инженер. Здорово они нас провели, не так ли? Мы-то полагали, что это мы злоупотребляем их доверием…

— Мне все еще трудно поверить, что они готовят военную акцию. Может быть, речь идет лишь об обороне.

— Возможно. Но в любом случае это означает войну.

Загудел сигнал; кто-то вызывал инженера по служебному каналу. Фрэнк щелкнул клавишами, и лицо Моррисона отъехало в угол экрана. Это было очередным нарушением правил информационной безопасности — Фрэнк обязан был во время служебного разговора разорвать всякую другую связь. Но теперь ему было уже все равно.

На мониторе появился Мюллер.

— Хэндерган, почему не обслуживаются новые заказы на установку компьютеров?

— То есть как? Я отдал распоряжение сразу после заседания…

— Ну так отдайте обратное распоряжение, черт подери! Работы над проектом должны продолжаться.

— У вас там что, все с ума посходили? — воскликнул Фрэнк. — Вы хотите приблизить войну? Как только Земля узнает…

— Земля знает. И это ее приказ.

— Этого не может быть. Подобный приказ противозаконен. Кроме того, он угрожает безопасности Миссии.

— Хэндерган, вы должны понимать, что ваша гипотеза, при всей ее складности, не является юридическим доказательством подготовки элиантов к войне и тем паче геноциду. Они имеют полное право копаться в собственных архивах, а мы имеем право им помогать. А что касается нашей безопасности, то 3 корабля Девятого флота уже идут к нам из системы Ральфа.

«Во-первых, я никакого кувшина не брала, во-вторых, давно его вернула, а в-третьих, он и так был с трещиной», — вспомнилась Фрэнку старинная притча.

— Вы поняли меня, Хэндерган, или вам напомнить условия вашего контракта?

Фрэнк понимал, что отказом ничего не добьется. Он будет просто отстранен от работы и потеряет возможность влиять на ситуацию.

— Я все понял.

— Тогда действуйте.

Лицо Моррисона снова заняло весь экран.

— Этого следовало ожидать, — печально сказал ученый. — Вся информация, проходящая через компьютеры элиантов, достается землянам. Кое-кто на Земле очень не прочь разжиться не просто технологиями элиантов, а их военными секретами.

— Но зачем устанавливать новые машины? Элианты все равно докопаются до искомого уже теми средствами, что у них есть… а нам это дало бы отсрочку, хотя бы до прибытия кораблей Девятого флота.

— Боюсь, в этом есть моя вина, — вздохнул Моррисон. — Я слишком хорошо объяснил им психологию элиантов. Ненасытность — отличительная черта варварства, помните? Как только элианты найдут хотя бы одно эффективное оружие, они прекратят поиск. Но если компьютеров будет много, есть шанс, что несколько военных технологий будут обнаружены параллельно, в одно и то же время.

— Что ж, определенная логика в этом есть.

— Вы намерены что-то предпринять?

— Много уже не предпримешь… но кое-что — да.

Пальцы Фрэнка забегали по клавишам. Он прервал сеанс связи и вошел в сеть Технического Отдела. Благодаря своей должности он имел доступ к хранящимся там данным, включая разработки криптоаналитиков. В отличие от элиантов, земляне высоко ценили строгий порядок в хранении информации; искать необходимые материалы было сплошным удовольствием. Чтобы никто не застукал Фрэнка за его занятием, он имитировал локальный сбой системы, закрывая доступ других пользователей к интересовавшей его базе данных. У Хэндергана было около минуты — более долгий сбой выглядел бы подозрительным — но он успел внести изменения в созданные с таким трудом таблицы дешифровки кодов. Теперь пользователь, обратившийся через компьютер к Хранилищу, получил бы совсем не то, что заказывал. Однако это касалось лишь новых компьютеров, которые только предстояло поставить элиантам; установленные ранее уже делали свое дело. К тому же не было сомнений, что затея Фрэнка раскроется скоро; но это был единственный способ получить хоть какую-то отсрочку. Хэндерган кое-как замел за собой следы и восстановил нормальный режим работы сети.

Через три часа грумдруки снова вышли на связь с Миссией. Фрэнк опять не был поставлен в известность, но Моррисон по уже сложившейся традиции продемонстрировал ему видеозапись.

На этот раз все было по-другому. На экранах мониторов Дипломатического Отдела появился не один грумдрук, а сразу 11. Они собрались в каком-то зале с высокими каменными сводами и свисавшими с них знаменами. Варварская роскошь одежд собравшихся, по всей видимости, также подчеркивала официальный характер происходящего.

— Мы говорим от имени Объединенных Кланов, — сказал грумдрук в центре, облаченный в тяжелый меховой плащ, под которым блестели доспехи. — От лица всего народа грумдруков мы требуем от правителей Земли и их представителей на Эксанвилле, чтобы они прекратили снабжать элиантов компьютерами, которые те используют для уничтожения нашего народа.

— Прежде, чем выдвигать требования к нашему правительству, вам следовало бы подтвердить ваши собственные полномочия, — холодно ответил руководитель дипломатов. — Нам ничего не известно о наличии у грумдруков надклановых структур.

— Мы объединились перед лицом общей угрозы.

— Чем вы можете доказать, что действительно представляете кланы?

— Вам лучше поверить нашему слову, прежде чем вам пришлось пожалеть, что вы вынудили нас доказывать делом.

— Ну хорошо. Но свои обвинения в адрес элиантов вы должны как-то обосновать?

— Элианты знают, что эти обвинения справедливы. Спросите их, зачем им нужны ваши машины и что они обсуждают в последнее время. Спросите и убедитесь, что они лгут.

— Но согласитесь, что это всего лишь слова.

— Слова убивают.

— Можете ли вы указать конкретный вред, уже причиненный грумдрукам после поставки компьютеров?

— Он будет причинен, как только они найдут то, что ищут. (Фрэнк вздрогнул он этих слов, почти повторявших его собственные.)

— Вам известно, что именно они ищут?

— То, что позволит им уничтожить грумдруков.

— Если вы так в этом уверены, то почему вы не пытались обратиться к нам раньше по официальным каналам?

— Угроза стала реальностью лишь недавно. И нам потребовалось время, чтобы объединиться.

— То, что вы говорите, весьма серьезно, и нам тоже потребуется время…

— Времени больше нет.

— Хорошо. Допустим, мы заморозим дальнейшие поставки компьютеров…

— Этого недостаточно. Вы должны отобрать те компьютеры, что уже дали им.

— Но это совершенно невозможно. Существуют законы, регулирующие торговые сделки между цивилизациями, и наши соглашения с элиантами не предусматривают…

— В таком случае, вина за грядущую катастрофу ложится на вас. Мы будем действовать своими методами.

— Подождите! Всякий конфликт можно уладить. Мы готовы выступить посредниками в переговорах между вами и элиантами…

— Переговоры невозможны.

— Но Земля может гарантировать безопасность грумдруков!

— Нет, — ответил грумдрук, презрительно глядя на земного дипломата, не может.

На этом связь оборвалась.

— Что они теперь собираются делать? — спросил Фрэнк, имея в виду руководство Миссии.

— Не знаю, — ответил Моррисон. — Парадокс ситуации в том, что им даже некому заявить протест или предупреждение. Несмотря на все интеграционные тенденции, у элиантов по-прежнему нет ничего, напоминающего правительство или штаб — или, во всяком случае, нам о нем ничего не известно. Будут обращаться к частным лицам… получая в ответ возмущение неизящностью затронутой темы и отказ от дальнейшего общения.

— А что собираетесь делать вы?

— Хочу еще раз связаться с Хаулионом. Надеюсь в этот раз добиться от него исчерпывающего объяснения… если, конечно, он вообще в курсе дела.

— Я могу наблюдать за разговором?

— Да. Оставайтесь на связи.

В поместье Хаулиона долгое время никто не отвечал на вызов, и Моррисон уже собирался дать отбой, как вдруг экран осветился. Но лицо, появившееся на нем, не было лицом гирта Йоллесиэнского. Как и вообще лицом элианта. Серебристый мех, покатый лоб, острые уши… Айри!

— Хозяин не может ответить вам, — сказало существо. Фрэнк впервые услышал, как говорят айри. Голос был красивым и произношение — четким, но интонация — какой-то безжизненной.

— Почему? — спросил Моррисон.

— Хозяин болен, — ответило существо, и экран вновь потемнел.

— Что за чушь! — воскликнул экзоэтнолог, вынужденный адресоваться уже к Фрэнку. — Элианты же не болеют!

— Может, таким образом он дает вам понять, что считает вас гфурку и больше не намерен общаться?

— Нет, это делается не так… И потом, после того разговора мы с ним общались еще пару раз, не касаясь темы грумдруков… и вполне нормально…

По всей видимости, другие попытки переговоров с элиантами в тот день оказались не многим более результативными. Под вечер наконец было объявлено чрезвычайное положение. Всем сотрудникам было запрещено покидать пределы Миссии. На улицах и в помещениях непривычно часто мелькали серые униформы и красные полосы Отдела Безопасности.

Около полуночи Фрэнк проглядел последний обзор новых данных, извлеченных компьютерами элиантов из хранилищ. По-прежнему не было ничего похожего на техническую документацию. Стихи, проза, философские диспуты… «Видимо, время еще есть», — подумал Фрэнк. С этой успокаивающей мыслью он заснул.

Разбудил его сигнал вызова. Несколько секунд Фрэнк лежал с закрытыми глазами, надеясь, что это все-таки дурной сон, потом ругнулся и протянул руку к кнопке.

Это был Мюллер.

— Хэндерган! Вам известно, что происходит?

— Откуда? Я сплю. Мой рабочий день начинается через 2 часа.

— Они высадились, Хэндерган! Ночью форсировали пролив.

— Кто?

— Грумдруки! Высадились на Континенте и идут на восток. Собственно, форсировали — это не совсем точно. Все еще форсируют. Арьергард еще на Острове, а авангард — в десяти милях от побережья. Их сотни и сотни тысяч, вы понимаете? Такое впечатление, что весь Остров двинулся походом на материк!

— Понятно, — Фрэнк чувствовал, как бешено заколотилось сердце. — Что элианты?

— Грумдруки еще не достигли населенных ими земель. Но мы только что приняли решение информировать их. Как раз в эту минуту… О! Получен ответ!

На сей раз Мюллер не скрытничал и вывел на экран Фрэнка изображение элианта. Одного из многих, с кем в этот момент связывалась Мисиия. Фрэнку он внешне напомнил Хаулиона, только волосы были светлые, а глаза темно-зеленые. Инопланетянин спокойно выслушал сообщение.

— Может ли ваша Миссия их остановить? — спросил он.

— В данный момент это невозможно. Но к Эксанвиллю направляются земные военные корабли, способные к проведению миротворческих операций…

— Скажите им, чтобы поторопились. Они понадобятся вам при эвакуации.

— К сожалению, они прибудут лишь через несколько дней. Но у нас нет необходимости в эвакуации. Хотя Миссия находится в угрожаемом районе, мы располагаем достаточно мощным оружием, чтобы защищаться от грумдруков с их примитивным вооружением.

— Дело не в них. Мы вынуждены принять ответные меры, и в скором времени районы, прилегающие к западному побережью, будут мало пригодны для жизни.

— Вы хотите сказать, что Миссия…

— Мы не располагаем оружием избирательного действия.

— Вы хотите нанести ядерный удар?! — ужаснулся Мюллер.

— Нет. Экологический. Скорее всего, в ближайшие часы ваша Миссия будет разрушена.

— Но подождите! Грумдруки передвигаются недостаточно быстро, чтобы создать угрозу значительной части Континента в ближайшие дни. Тем более если они надумают штурмовать Миссию, это остановит существенную часть их войск…

— Их целью является не Миссия. Они представляют угрозу для Хранилищ.

— Но, может быть, переговоры…

— Переговоры невозможны.

— В любом случае, мы не успеем эвакуировать Миссию вглубь Континента за пару часов!

— Сожалею об этом, но мы должны защитить Хранилища. Если вы не можете остановить грумдруков, это сделаем мы.

— Как далеко начинается безопасная зона?

— Не менее 193 миль, — разумеется, транслятор перевел круглое элиантское число в некруглое земное.

— Нет, это слишком далеко! Вы понимаете, что обрекаете на гибель не менее половины землян?!

— Я уже сказал, что сожалею.

Мюллер был так потрясен, что даже не спросил, на что похоже применение элиантского оружия. Однако такой вопрос задали другие, и получили ответ, что это будет совокупность стихийных бедствий: землетрясения, ураганы, смерчи, ливни. Элианты вежливо и спокойно объясняли это, выражали соболезнования и отключались. В зале заседаний Административного корпуса, где собралось уже все руководство, не довольствуясь связью через терминалы, нарастал хаос. Все пытались перекричать друг друга.

— 8 трехместных глайдеров, 2 боевых катера и 3 вездехода! 50 человек это максимум! На всем прочем далеко не уедешь!

— Про вездеходы лучше тоже забыть, у них предельная скорость 70 миль в час!

— Сейсмостойкость? Какая, к дьяволу, сейсмостойкость?! На этой чертовой планете уже 500 миллионов лет не было землетрясений! Наши здания рухнут от первого толчка!

— Если бы не ограниченное финансирование…

Фрэнку все это было уже неинтересно. Он прекрасно представлял себе положение Миссии. Ловушка была безупречной. От ураганов надо укрываться в здании, а от землетрясений — на открытом пространстве. Но то и другое сразу… Фрэнк попытался связаться с Моррисоном, но тот не отвечал. Должно быть, со всей этой суматохой он ушел из своей комнаты без переговорного браслета. Потом Фрэнк вспомнил о Хаулионе. Ведь его дом тоже находится в угрожаемой зоне! Неужели даже сейчас он не ответит?

На экране снова возник айри. На сей раз он был еще более немногословен.

— Хозяин ушел от нас, — произнесло существо своим безразличным голосом.

— Ушел? — тупо переспросил Фрэнк, думая в первый момент, что речь идет об эвакуации. Но затем он вспомнил, что означает у элиантов это выражение. Гирт Йоллесиэнский умер.

Новая мысль сверкнула в сознании Фрэнка. Раз элианты готовы применить оружие, значит, они все же нашли то, что искали. Почему-то компьютеры землян все еще не зафиксировали это. Но в опустевшем доме Хаулиона осталось элиантское ком-устройство. Может, оно выдаст необходимую информацию? Может, даже позволит отсрочить катастрофу? Шансы, конечно, призрачны, но… Моррисон! Где его черти носят?! Его знания сейчас просто необходимы! Фрэнк набрал личный номер Мариньи. Начальник Отдела Науки, разумеется, тоже принимал участие в бурной дискуссии в зале заседаний.

— Техническому Отделу срочно нужна консультация доктора Моррисона.

— Если вы его найдете, сообщите об этом мне, — язвительно ответил Мариньи.

Фрэнк отключился. В этом хаосе сейчас никто не разберется. Шутка ли, угроза уничтожения на самой спокойной из всех планет, от цивилизации со статусом B! Придется разбираться самому. Фрэнк почему-то не подумал о том, чтобы привлечь к делу коллег Моррисона; вероятно, не хотел терять драгоценное время на объяснения и переговоры.

А время действительно было дорого. Отдел Безопасности вот-вот возьмет под охрану все транспортные средства, и тогда до Йоллесиэна не добраться. Что ж, оставалась еще одна возможность воспользоваться служебным положением. Фрэнк вошел в сеть. Его полномочия все еще сохранялись. Доступ к компьютерам глайдеров для простых пользователей уже перекрыли… но не для него. Хэндерган вызвал машину к подъезду и запретил компьютеру реагировать на другие вызовы.

Через две минуты он был уже в глайдере. Едва машина оторвалась от земли, требовательно запищал сигнал связи. «Надо ответить, а то они, чего доброго, начнут стрелять», — подумал он.

— Хэндерган!!! Что, черт подери, вы себе позволяете? Немедленно верните глайдер, пока вас не обвинили в дезертирстве!

— Я позволяю себе пытаться оттянуть катастрофу! Глайдер будет на месте через 20 минут, это я вам гарантирую, — Фрэнк уже решил, что отправит машину назад на автопилоте.

— Хэндерган, что вы задумали? Если у вас есть какие-то идеи, вы должны изложить их в обычном порядке…

— Чтобы вы обсуждали их три часа, вместо того чтобы действовать. Лучше занимайтесь подготовкой к эвакуации. Я ровным счетом ничего не могу обещать. Но если окажется, что в моей идее есть какой-то смысл, я вас немедленно информирую, — Фрэнк отключился и больше не реагировал на вызовы.

Не успел он пролететь и десяти миль, как сканер глайдера обнаружил впереди какой-то объект, двигавшийся через степь встречным курсом. Фрэнк сбросил скорость. Крупное четвероногое животное с небольшими кожистыми крылышками по бокам мчалось, рассекая высокую траву, по направлению к Миссии. На спине у него была укреплена прозрачная кабина, защищавшая всадника от встречного ветра и непогоды; за кабиной был привязан какой-то груз.

Фрэнк посадил глайдер. Леари тоже замедлил бег и вскоре остановился недалеко от машины землян. Бока животного ходили ходуном, оставаясь при этом абсолютно сухими — элианты не могли позволить, чтобы их скакуны потели, органом терморегуляции у леари служила внутренняя поверхность крылышек.

Хэндерган с удивлением глядел на кабину. Сидевший в ней мало походил на элианта. Вот всадник открыл кабину и неуклюже слез на землю. У Фрэнка перехватило дыхание. Грумдрук! Здесь, в сотне миль от передовых позиций своих, на элиантском скакуне! Взгляд Хэндергана снова метнулся к животному, и Фрэнку пришло в голову, что тюк позади кабины напоминает своими очертаниями тело человека… или элианта! «Неужели Хаулион?» — подумал Фрэнк. Грумдруки — могильщики элиантов? Инженер снова вспомнил роман Уэллса. Неужели…?

Грумдрук подошел уже вплотную. Уродливый серый гоблин ростом всего в полтора метра. Никакого оружия при нем не было, но Фрэнк чувствовал бы себя куда уверенней в компании с пистолетом. Собственно, ничто не мешало ему прямо сейчас поднять глайдер в воздух и умчаться прочь; но Хэндерган чувствовал, что сейчас ему откроются разгадки многих странных вещей. Инженер поспешно сунул в ухо транслятор, надеясь, что этот грумдрук говорит по-элиантски.

— А, Хэндерган, — произнес скрипучий голос. — Вы не узнаете меня?

Фрэнк обалдело таращился на грумдрука. Тот обошел глайдер с явным намерением сесть на соседнее сиденье.

— Разумеется, меня теперь трудно узнать. Хотя мы не раз беседовали… у меня дома.

— Х…Хаулион?! — выдавил из себя Фрэнк.

— Был им, — ответил грумдрук, влезая на сиденье.

— А т…там? — Хэндерган указал на поклажу леари.

— А там то, что было Моррисоном. Я как раз собирался по дороге завезти его в Миссию.

— Вы… убили его?

— Нет, не я. Один из айри. Они ведь выполняют еще и охранную функцию. Айри никогда не нападает, он лишь защищает покой своего хозяина. Он пытался не пустить Эдварда, когда тот ворвался в мой дом посреди ночи. И он не причинил бы ему вреда, если бы Эдвард был элиантом. Но у землян несколько иная анатомия и физиология. То, что для элианта окончилось бы легким шоком, для человека оказалось смертельным.

— Почему он рвался к вам?

— Кто знает теперь? Может быть, он догадался. Но скорее просто требовать объяснений.

— Но мне вы объясните?

— Пожалуй. Я уже не элиант, но еще не чувствую себя в полной мере грумдруком. Только такое существо и может вам что-то рассказать. Тем паче теперь, когда все вот-вот полетит в тартарары.

Так вот, Хэндерган, слушайте самую отвратительную тайну элиантов. Как вам должно быть известно, изначально наш вид во многом походил на ваш. В том числе и по продолжительности жизни. И мы, как и вы, столкнулись с серьезными проблемами в деле ее продления. Пока, наконец, много мегадней назад не была найдена методика, позволившая продлить жизнь в несколько раз за счет определенных структурных изменений организма. Причем это не только увеличивало срок жизни, но и ликвидировало старость со всеми ее болезнями и немощью. Организм работал в нормальном режиме до конца; дефекты хотя и накапливались, но до поры компенсировались другими системами. Но где-то через 150–180 килодней жизни достигался критический порог, и происходило скачкообразное разрушение организма. На протяжении нескольких дней все системы выходили из строя, и элиант умирал. Эта смерть была достаточно мучительной и… крайне неизящной. Конечно, эта была не такая уж большая плата за шестикратное продление жизни и победу над старостью… но такой вариант все равно не слишком нам нравился. Работы продолжались, и было обнаружено, что в процессе разрушения организм элианта проходит через некое состояние, которое можно стабилизировать. Опять же, разумеется, не навечно. В таком состоянии можно было прожить еще что-то около 16 килодней, причем здоровье ухудшалось уже постепенно, что приводило в конечном итоге к смерти.

— Вы вернули старость.

— Не просто вернули. Скачкообразный переход в это состояние изменяет организм гораздо больше, чем обычное старение. Настолько, что элиант фактически перестает быть элиантом. Но это добавляло еще 10 % жизни. И элианты пошли на это. В принципе получалось, что мы, как вы только что сказали, продлили жизнь, продлив при этом и старость; ну а физические различия не столь критичны. Тогда наш культ изящества еще не был развит до такой степени.

Но достаточно скоро выяснилось — а ряд ученых предполагал это с самого начала — что грумдрукизация изменяет не только анатомию и физиологию. Деструктивные изменения касаются и психики. Уровень интеллекта снижается, ухудшается контроль над эмоциями, всплывают атавистические инстинкты, развиваются психозы и комплексы. Утонченный элиант превращается в злобного, примитивного варвара. Поначалу эти процессы пытались сдерживать искусственно, тогда элианты и грумдруки жили вместе… но от этого всем было только хуже. Те и другие испытывали все большее взаимное раздражение. Грумдруки уже не могли жить в элиантской культуре, слишком сложной и утонченной для них; они создавали свою культуру, оскорблявшую эстетические чувства элиантов. В конце концов обе группы поняли, что между ними нет и не может быть ничего общего. Тогда от Континента откололи изрядный кусок в хорошо подходящей для примитивного образа жизни зоне, и переселили грумдруков туда. Хотя большинство из них понимало необходимость этого, многие оказали сопротивление, в том числе вооруженное. Будучи даже и деградировавшей версией элиантов, они показали себя достаточно крепкими физически для подобного рода дел. Это была последняя война в истории нашей цивилизации. После нее одно упоминание о грумдруках стало считаться дурным тоном. Когда очередной из них, только что ставший таковым, отправлялся на Остров, элианты старательно не замечали его. Даже те, что вчера были его друзьями; да он и сам не хотел иного.

Вы спросите, пыталась ли наука что-то изменить? Пыталась, но не могла. Это был конец эпохи технологий; продление жизни оставалось единственной научной темой, еще вызывавшей интерес, в остальных же областях элианты обеспечили себе полностью комфортное существование и предпочли сосредоточиться на искусстве. Со временем и это последнее направление угасло — вероятно, не без воздействия развивавшегося культа изящного: науке, особенно биологии, часто приходится дело с крайне неизящными вещами. В конечном итоге наука была заброшена, технологии забыты, и наступил status quo, сохранявшийся до нынешних времен.

— И тут появились мы. С нашими компьютерами.

— Да, и с вашей ненасытностью. Тогда у некоторых элиантов возникла мысль использовать вас, чтобы избавиться от занозой сидящей в нашей памяти проблемы грумдруков. Мы отдали нашим ком-устройствам команду шифровать всю передаваемую информацию, и вы, конечно, на это клюнули. Не потребовалось долгих усилий, чтобы зародить у вас идею компьютерного проекта…

— Значит, это правда, что вы хотели использовать компьютеры для уничтожения грумдруков. И ваши слова, что элианты не планируют уничтожение других рас…

— Были правдой, ибо грумдруки — не раса, как не являются расой ваши старики. К тому же к мысли о ликвидации грумдруков склонялась лишь часть элиантов.

Фрэнк не стал тратить время на рассуждения о морали. Время было слишком дорого, да и мораль — социальная категория, отсутствующая у элиантов.

— Значит, те грумдруки, что предупреждали нас, незадолго до того были элиантами, принадлежавшими к другому лагерю?

— Именно так. Результат дискуссии был еще отнюдь не определен. Но параноидальная психика грумдруков заставила их предположить худшее и выступить в этот безумный поход. Они решили, что им нечего терять.

— Неужели они надеются перебить элиантов? Ведь не будет элиантов — не будет и грумдруков.

— Да, именно это я и имел в виду, когда говорил, что они не самоубийцы. Их цель — хранилища информации. Они надеются разрушить часть из них, прежде чем элианты найдут то, что ищут. Честно говоря, большинство элиантов не предполагало, что они на это решатся.

— Подождите, здесь какая-то неувязка. Выходит, элианты все еще не нашли искомое? А как же тогда оружие, которое будет применено против грумдруков?

— Оружие? — удивился Хаулион. — Нет, это не оружие. Это то, о чем я говорил как о средстве борьбы с неизящным в планетарных масштабах. И не было никакой нужды это искать, оно у нас под ногами. Видите ли, с незапамятных времен под каждым элиантским домом имеется установка регуляции климата. Принцип ее действия, естественно, давно забыт, а управляется она с пульта ком-устройства. Область действия — локальная, собственно, одна из причин, по которой элианты живут на больших расстояниях друг от друга — не мешать друг другу устанавливать желательный климат. Когда-то давно климатическая картина Континента была из-за этого весьма пестрой, но со временем элианты утратили к этому интерес, установив стабильный ровный климат везде. Но даже когда каждый регулирует климат на свое усмотрение, никаких катастроф не происходит. Иное дело, когда все действуют одновременно и целенаправленно. Тут возникает явление резонанса, и последствия могут быть весьма значительными. Когда-то именно таким способом откололи Остров от Материка. Но проблема должна быть очень серьезной, чтобы заставить всех или большинство элиантов действовать сообща.

— Но если элианты ищут не военные технологии, тогда что?

— Так, по-вашему, мы искали оружие, чтобы физически уничтожить грумдруков? В то время как каждый элиант — потенциальный грумдрук? Воистину, загадочна земная логика! Да будет вам известно, никаких технологий в наших Хранилищах нет. Ни военных, ни мирных. Было очень забавно наблюдать, как вы их искали, тщательно скрывая это от нас; многих элиантов это развлекало. Но на самом деле все научные сведения уничтожены давным-давно, когда стало окончательно ясно, что пользы от них больше нет, а вот если кто-нибудь в будущем, не разобравшись, попытается их использовать, это может нарушить равновесие. А элианты ищут совсем не это, а материалы проходивших в прошлом философских диспутов и произведения о смерти, дабы почерпнуть из них доводы за и против самоубийства.

— Самоубийства?!

— Вас разве не удивляет, Хэндерган, что такие утонченные эстеты, как элианты, покорно принимают превращение в омерзительных им грумдруков? Когда-то это было обусловлено просто желанием пожить подольше, но с тех пор значение изящества намного возросло. И естественно, что этот вопрос поднимался несколько раз. Было несколько дискуссий, в результате каждой из которых выносился все тот же вердикт: смерть — крайне неизящна. Убийство и самоубийство не могут рассматриваться как вид искусства. Моррисон как-то сообщил мне, что некоторые земные эстеты считают наоборот. Но это нелепо. Подобно тому, как меломан ценит свой слух, а гурман — свой вкус, так и утонченный эстет должен ценить свою жизнь, позволяющую ему наслаждаться изящным. Но отвечает ли этому жизнь грумдрука? Не следует ли элианту прекращать свое существование при первых признаках грумдрукизации? Ответом на это каждый раз было — смерть еще хуже, ибо она кладет конец всему изящному. В конце концов тема была закрыта окончательно, в связи с неизящностью самого предмета. Но материалы сохранились в архивах. Как вы знаете, у элиантов нет единого мнения, обязательного для всех: кончающие с собой при грумдрукизации были всегда, но их всегда было меньшинство. Но возможно, что новое изучение тех материалов изменило бы ситуацию. Контакт с инопланетным разумом послужил катализатором: у нас как бы появилось перед кем стыдиться из-за грумдруков.

— Значит, никто не планировал физическое истребление грумдруков.

— Именно. Они просто бы перестали получать пополнение. Но они ценят свой… народ, свою своеобразную культуру… и не хотят исчезнуть.

— Но разве их план с Хранилищами мог удастся?

— Теоретически мог, если бы вы не предупредили элиантов. Ведь не нужно уничтожать все хранилища, достаточно уничтожить те, где содержатся искомые данные. Два хранилища расположены не так далеко от побережья; там эти данные или нет — никто не знает, но вероятность была. Грумдруки могли добраться туда раньше, чем элианты успели бы принять контрмеры.

— И сам подобный акт не подтолкнул бы всех к решению в пользу самоубийств? Так сказать, из принципа?

— Теперь подтолкнет, ибо будет предотвращен. Но если бы он удался… многие, как выражаетесь вы, земляне, усмотрели бы в этом перст судьбы. Готовое решение, избавляющее от необходимости решать.

— Неужели элианты так не любят свободу выбора?

— Видите ли, Хэндерган… У меня есть стойкое подозрение, что истинная причина существования грумдруков — вовсе не разглагольствования о не изящности смерти. Причина в том, что, несмотря на ненависть и отвращение — вполне искренние, замечу, ненависть и отвращение — жизнь грумдруков втайне кажется многим по-особому притягательной. У тех, кто всю жизнь соизмеряет свои поступки с критериями изящности, вполне может развиться желание совершить нечто омерзительное. Грумдрукизация дает элианту то, что он никогда не испытал бы в нормальной жизни. Свобода от интеллектуальных усилий, грубые нравы, бурные страсти, агрессия и насилие…

— Секс, — предположил Фрэнк.

— Нет. При грумдрукизации половые органы атрофируются. Но все остальные атрибуты варварства — да, безусловно. И хотя в биологическом и хронологическом смысле грумдрукизация — это старость, в каком-то плане это еще и молодость… молодость, неведомая нам, цивилизованным элиантам, ибо она относится не к отдельной личности, а к расе в целом.

— Неужели дикость и варварство всегда остаются привлекательными? Даже для такой древней цивилизации, как ваша?

— Не знаю, Хэндерган. Полагаю, наша ошибка в том, что мы остались людьми. Мы значительно улучшили свое тело по сравнению с тем, что было от природы, но это все же человеческое тело с человеческими мозгами и генетической памятью о своем животном происхождении. Моррисон рассказывал мне о найденных вами следах древнейших высокоразвитых цивилизаций, исчезнувших неведомо куда. Полагаю, они сделали этот шаг, полностью избавившись от животного наследия, утратив всякую связь со своими дикими предками… может быть, даже и с миром, некогда породившим их. Возможно, это единственный путь к бессмертию. Не знаю. Так или иначе, нам что-либо предпринимать уже поздно, а вам — еще рано.

— Кстати, о предпринимаемых мерах. Вам известно, что весь этот район попадет под удар этих ваших климатических установок?

— Разумеется. Основной удар придется на побережье и Остров, там вообще, возможно, все погрузится в пучину. Но и здесь будут большие разрушения.

— Мы не успеем эвакуировать Миссию.

— На вашем месте на других планетах я бы всегда держал под рукой космический корабль.

— Это слишком дорогое удовольствие для безопасной планеты… ведь ваша планета считалась безопасной.

— Типичная земная самоуверенность.

— Но ведь и элианты не ожидали вторжения грумдруков!

— Хэндерган, вы хотите препираться со мной или вы хотите получить совет?

— О, разумеется, я вас внимательно слушаю.

— Ну, в общем-то, я не могу предложить вам рецепт спасения… скорее некий мизерный шанс. В моем доме ведь тоже осталась климатическая установка. В одиночку она, конечно, не может противостоять удару всех остальных… но некоторое время она способна ослаблять их воздействие в районе дома. Несколько часов, не больше. Если за это время атака закончится, вы имеете шанс уцелеть. Но атака почти наверняка будет длиться не менее суток, а то и больше. Элианты слишком напуганы угрозой Хранилищам, они хотят получить уверенность, что ни один вандал-грумдрук не уцелел.

— Вы направлялись в Миссию, чтобы сообщить это?

— Нет. Чтобы отвезти вам останки Моррисона. Его машина вернулась на автопилоте, оставив мне эту проблему. Я знаю, что вы, земляне, придаете большое значение вашим мертвецам. Глупейший и омерзительнейший обычай. Если бы я все еще был элиантом, я бы близко не подошел к трупу, не говоря уже о том, чтобы везти его на своем леари.

— А элиа… — начал было Фрэнк и осекся.

— Вот именно. Элианты, как вам теперь известно, не умирают. Они уходят. На Остров. То, что вы считали эвфемизмом, на самом деле точный термин. В данный момент я тоже ухожу.

— Подождите, вы разве не собираетесь вернуться в дом и переждать атаку?

— Нет. Не волнуйтесь, климатическая установка уже настроена на стабилизацию, так что с этим у вас проблем не будет.

— А как же вы?

— А я отправляюсь дальше и присоединюсь… к своему народу.

— Но это же верная смерть!

— Разумеется. А какой смысл оставаться в живых, если на Эксанвилле больше не будет грумдруков? Даже если предположить, что мне дадут остаться в живых.

— Мы могли бы взять вас с собой. На любую из планет освоенного космоса.

— Я очень тронут, — издевательски произнес бывший элиант. — Сначала вам следует, как это у вас говорится, спасти собственные ягодицы. («Естественно, в элиантском языке нет слова „задница“», — подумал Фрэнк.) Видите ли, Хэндерган, я не проявлял интереса к компьютерному проекту вовсе не потому, что я против самоубийства. Просто мне не нужны никакие древние аргументы, чтобы принять решение самостоятельно. И я его давно принял. Я за самоубийство. Не смотрите на меня с таким удивлением. Я убежден, что жизнь в образе грумдрука отвратительна и недостойна элианта. Но я так же считаю, что глупо исчезать, не взглянув на нее изнутри. Радикальные психические изменения происходят позже физических, у меня была бы еще пара недель, чтобы все изучить и покончить с собой — именно с собой, а не с грумдруком, возникшим вместо меня. Но теперь все произойдет гораздо скорее. Я умру, став свидетелем великой катастрофы… достойной древних трагедий. Меня это устраивает.

Хаулион некоторое время помолчал, потом поднялся.

— А сейчас избавьте моего леари от трупа. Мало бедному животному, что оно вынуждено нести на себе грумдрука…

Фрэнк не без внутреннего содрогания перетащил завернутое в ткань тело в глайдер. Хаулион вскарабкался в кабину своего скакуна.

— Прощайте, Хэндерган! Очень хорошо, что мы встретились: это избавило меня от необходимости общаться с другими землянами. Особенно с вашей охраной. Ведь вы уже наверняка выставили охрану на подступах к Миссии?

— Точно.

— Очевидно, для того, чтобы спрашивать пропуска у ураганов и землетрясений. Типичная земная логика. Да, кстати об охране. Айри в моем доме больше не опасны для вас. С тех пор, как я ушел, у них больше нет хозяина, и им некого охранять. Они признают хозяином первого элианта, который войдет в дом. Насчет землянина не уверен… но в самом худшем случае они просто будут вас игнорировать.

Хаулион взялся на «штурвал» — некое подобие рогов, растущих на спине у леари специально для управления этим животным.

— Подождите, гирт!

— Что еще?

— Я хотел попросить вас… что-нибудь на память.

— Еще один нелепый земной обычай? Ну что ж… только мне нечего вам предложить… ах, да. Возьмите вот это, — он протянул Фрэнку знакомый футляр в виде раковины. Это была айола.

— Для элианта такой подарок был бы оскорблением, — сказал Хаулион. — Ни один из них не согласился бы принять то, что побывало во рту у другого, как бы тщательно не был стерилизован этот предмет. Но у землян иные обычаи. Поверьте, я бы отдал вам что-нибудь получше, но у меня ничего больше нет.

— Нет-нет, не волнуйтесь! Я очень благодарен вам за этот подарок. Возможно, я когда-нибудь выучусь играть на ней.

— Даже и не надейтесь, варвар! — осклабился грумдрук, обнажая редкие кривые зубы. — А теперь — прощайте!

И, прежде чем Фрэнк успел что-нибудь ответить, леари сорвался с места и умчался в степь.

— В Миссию, — приказал инженер компьютеру глайдера.

Уже в воздухе он связался с залом заседаний.

— Я возвращаюсь. У нас есть шанс. Необходимо эвакуировать Миссию в Йоллесиэн, это элиантское поместье неподалеку. Хозяин покинул его, — Фрэнк не стал вдаваться в подробности, пусть думают, что речь идет просто об эвакуации из опасной зоны. — Дом продержится несколько часов. Нет ни малейших гарантий, что этого хватит, но тем не менее. Да, и еще одно. У меня в глайдере тело Моррисона. Его убил айри. Но после ухода хозяина айри не опасны.

Когда глайдер заходил на посадку, внезапно налетевший резкий порыв ветра швырнул его в сторону и слегка ударил об ограждение. «Уже начинается!», — подумал Фрэнк, спрыгивая на бетон. Элианты сумели скоординировать свои действия даже раньше, чем они сами ожидали.

Вокруг площадки собралось уже достаточное количество народу. Многие из них галдели и размахивали руками; у некоторых было с собой по несколько чемоданов, другие, похоже, выскочили из домов, едва одевшись. Толпу от вожделенных глайдеров отделяла редкая цепочка сотрудников Отдела Безопасности, чьи суровые лица и, главное, стволы бластеров не предвещали ничего хорошего для всякого, кто попытается самовольно захватить транспортное средство. Миновав мрачно посмотревших на него охранников, Фрэнк принялся протискиваться сквозь толпу, игнорируя обращенные к нему лица и вопросы. Он мог бы сказать этим людям, что шанс на спасение есть, но тогда они бы точно вцепились в него и не дали пройти. А у Фрэнка оставалось еще одно неотложное дело.

Когда инженер уже выбрался из толпы и отошел на приличное расстояние, земля под ногами ощутимо дрогнула. Толпа, словно единый организм, издала приглушенное «А-ах!» и волнообразно подалась вперед. Послышались резкие голоса охранников, потом над головами сверкнул ослепительный луч. Толпа попятилась. «Еще один толчок посильнее, и им придется стрелять на поражение», — подумал Фрэнк, подбегая к своему корпусу.

Плюхнувшись в кресло перед терминалом, Фрэнк снова послушал разговоры в зале заседаний. Руководство Миссии бурно обсуждало вопрос, следует ли принять предложение Хэндергана и несколькими рейсами переправить людей и ценности в Йоллесиэн, несмотря на то, что это дает лишь отсрочку, а не гарантию спасения, или же надо, по первоначальному плану, эвакуироваться в безопасный район степи, несмотря на то, что транспорта и времени хватит на переброску лишь 40 % человек. Для того, чтобы одновременно отправить одних в степь, а других в поместье, опять же не хватало транспорта.

«У них уже земля дрожит под ногами, а они все спорят», — подумал Фрэнк. «Они что, не понимают, что элианты начали атаку раньше, и глайдеры могут просто не долететь до безопасной зоны?» Однако он не стал ничего говорить, ибо не в его интересах сейчас было напоминать о себе. Пальцы пробежали по клавишам. Так, разумеется, межзвездная связь под контролем Отдела Безопасности. Но они все еще не перекрыли Фрэнку доступ, положенный ему по должности. В таком случае, он успел первым. В ближайшие десять минут они не смогут ему помешать.

Земные корабли должны были прибыть лишь через 5 дней. Сколько времени продлится атака — неизвестно. Как понял Фрэнк из разговоров в зале заседаний, этого не знали и сами элианты, последний раз применявшие климатические установки как оружие не менее 60 тысяч лет назад. Шансы погибнуть, если помощь не прибудет в кратчайшие сроки, оставались весьма высокими. Но земных кораблей поблизости не было. А люди типа Руководителя Миссии скорее погибнут, чем призовут на помощь не-землян и сделают таким образом крупнейшее дипломатическое поражение Земной Лиги достоянием всей Галактики. Однако Фрэнк придерживался иных взглядов.

На шестой минуте Отдел Безопасности наконец засек его пользование гиперсвязью. Сигнал вызова яростно запиликал. Фрэнк изобразил в его сторону непристойный жест. Пока они ничего не могут сделать, если только физически не выдернут кабели… а они ведь и перед этим не остановятся. Но до кабелей надо еще добраться.

На восьмой минуте на его сигнал бедствия наконец пришел ответ. Значит, корабль близко!

— Говорит 164378611284-Улк, грузовой корабль Зурбицанской Коалиции. Какого рода помощь вам требуется?

— Эвакуация Земной Миссии на Эксанвилле.

— Условия, осложняющие эвакуацию?

— Продолжительные природные катаклизмы в атмосфере и литосфере.

— Продолжительные природные? — транслятор не передавал интонации, но Фрэнк отчетливо чувствовал сарказм в голосе инопланетянина.

— Техногенного характера, — признал он.

— Можете ли вы гарантировать, что против нашего корабля не будет предпринята целенаправленная атака со стороны цивилизованных обитателей планеты?

— Да, — с чистым сердцем ответил Фрэнк. Хотя элианты и не позволили зурбицанам основать здесь свое представительство, вряд ли они станут атаковать их корабль, спасающий землян. А если бы и стали, то в их распоряжении все равно ведь нет другого оружия, кроме все тех же климатических установок.

— Какова численность персонала Земной Миссии?

— 106 человек, — Фрэнк вспомнил о Моррисоне и поправился: — 105.

— Хорошо, в нашем грузовом трюме достаточно места. Но мы возьмем только людей. Вопрос о вывозе с планеты какого-либо имущества не может быть решен без санкции местных властей.

Фрэнк не стал объяснять, что у элиантов нет властей, а просто ответил: — Хорошо. Когда вы сможете прибыть? Дорога каждая секунда.

— Через 8 часов. Напоминаю, что в соответствии с Договором о помощи в космосе все расходы должно будет оплатить ваше правительство.

— Разумеется.

— Принимаю планетарные координаты… Зафиксировано. Конец связи.

Фрэнк отключил гиперсвязь, и в тот же момент на экране появилось разъяренное лицо шефа Отдела Безопасности.

— Хэндерган, вы понимаете, что вы наделали?!

— Понимаю. Я только что спас наши шкуры. По крайней мере, сделал все, чтобы спасти.

— Мою точно нет, — скрипнул зубами шеф Безопасности. — И вашу тоже, будьте уверены. Вы отстранены от должности. Вы уволены без выходного пособия. Вы никогда не получите работы за пределами Солнечной системы…

— В эти пределы надо еще попасть, — невозмутимо ответил Фрэнк. — А если вам не нравится то, что я сделал, можете оставаться здесь и защищать престиж Земли в одиночку.

В этот момент здание пошатнулось. Стол накренился; монитор упал на пол и погас. Фрэнк вскочил; не хватало еще как раз сейчас оказаться под руинами корпуса. Бросив взгляд на шкаф, он решил не тратить времени на сбор чемодана и выбежал в коридор.

За несколько минут погода успела заметно ухудшиться. Порывами налетал резкий, удивительно холодный ветер, какого земляне не помнили за все время существования Миссии. С востока по темному небу надвигалась огромная, низкая, клубящаяся туча. Но до полного разгула стихии было еще далеко.

Система экстренного оповещения передавала призывы сохранять спокойствие и заверения, что все будут благополучно эвакуированы в безопасное место. Толпа у стоянки транспорта, похоже, не слишком в это верила. Фрэнк собирался свернуть в сторону административного корпуса, но увидел нескольких начальников Отделов во главе с заместителем Руководителя Миссии, торопливо шагавших по направлению к стоянке. Кто-то в толпе обратил на них внимание, многие лица сразу повернулись в их сторону.

— Эвакуация начнется прямо сейчас! — крикнул заместитель, перекрывая многоголосый шум. — Первая партия отправляется через пять минут — спокойно, все успеют!!! Вторая через полчаса, потом замыкающие из состава руководства и Отдела Безопасности.

— Куда это мы доберемся за 15 минут? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Это покинутый элиантский дом, он способен выдержать катастрофу.

Раздались возмущенные выкрики и грубая брань. Похоже, теперь земляне были не слишком-то склонны доверять элиантам и их домам.

— Где Хэндерган? — обернулся заместитель к своим провожатым.

— Я здесь, — ответил Фрэнк, подходя. Чиновник смерил его тяжелым взглядом.

— Не знаю, в какую авантюру вы нас втягиваете, но, похоже, другого выхода все равно нет. Вы бывали в этом доме?

— Да.

— Тогда полетите в первой партии.

Чиновник Административного отдела выкрикивал по списку фамилии. Судя по всему, деление на партии происходило по алфавиту. Осознавшие это устремились на площадку, не дожидаясь своей очереди; охрана с трудом сдерживала их. Фрэнк протиснулся в одну из машин.

В этот момент сильный толчок потряс землю. Люди закричали, некоторые потеряли равновесие. Стену ближайшего к площадке корпуса расколола зигзагообразная трещина, и здание начало медленно обваливаться. В сочетании с темным небом, кровавым солнцем и перепуганной толпой картина была вполне апокалипсической. Люди из второй половины списка, сметая охрану, ринулись к глайдерам. Дважды сверкнули лучи бластеров, раздался чей-то вопль, а затем охрана была опрокинута.

— Взлетайте! Немедленный взлет! — заорал заместитель.

7 машин поднялись в воздух, буквально вырвавшись из цеплявшихся за них рук. Вокруг восьмой кипела свалка. Над площадкой низко прошел боевой катер, угрожающе поводя пушками; его динамики требовали освободить глайдер. Заместитель из своего глайдера призывал в микрофон к спокойствию и заверял, что машины вернутся через 20 минут. Наконец восьмой глайдер, с четырьмя человеками вместо трех в кабине, тяжело оторвался от земли и присоединился к остальным.

Когда на горизонте показался Йоллесиэн, черная туча уже закрыла солнце. Ветер крепчал; компьютеры глайдеров еще справлялись с управлением, но уже не могли держать ровный полет, и машины ощутимо болтало. Однако буквально через минуту болтанка сошла на нет, и снова выглянуло солнце. Климатическая установка Йоллесиэна работала.

Машины опустились перед главным входом. Фрэнк соскочил на землю и хотел войти первым, но офицер Безопасности остановил его, делая знак своим людям. С бластерами наперевес те шагнули к дверям.

— Айри больше не причинят нам вреда, — устало сказал Фрэнк.

— Это точно, — мрачно усмехнулся офицер.

Пять минут спустя охранники снова показались в дверях.

— Все чисто, — доложил один из них.

— Сколько их было?

— Четверо.

— Вы убрали трупы?

— Еще успееется.

— Верно, — согласился офицер и кивнул заместителю Руководителя. Тот снова принял командование на себя.

Первый айри лежал в первой же комнате. Его серебристый мех был заляпан кровью; пахло паленой шерстью. На нечеловеческом лице застыла улыбка, с которой айри вышел приветствовать новых хозяев. «Сегодня всепланетный день бессмысленных убийств», — подумал Фрэнк, перешагивая через труп.

Люди стояли, скучившись, в двух нижних залах, рассматривая незнакомое убранство и не решаясь разойтись по другим помещениям.

— Ну, что тут и где? — спросил заместитель у Фрэнка.

— Не знаю. Я был лишь в нескольких комнатах. Полагаю, лучше ничего без надобности не трогать, — Фрэнк опасался не столько опасных последствий, сколько… он и сам затруднился бы назвать, чего именно, но ближе всего подходило слово «вандализм». — В особенности нельзя трогать ком-устройство, вся наша безопасность зависит от него.

Связь с Миссией почти прервалась из-за бушевавшей магнитной бури. Кое-как удалось разобрать, что вторая партия вылетела. Многие подошли к окнам, всматриваясь в сплошную стену ливня, начинавшуюся в паре миль от дома. Фрэнк вдруг почувствовал, как от вида этих растерянных людей, бессмысленно столпившихся в зале, комом к горлу полступает удушающая скука. Он взял с собой айолу и поднялся в музыкальную комнату, радуясь, что никто не пытается следовать за ним.

Разумеется, как и абсолютное большинство землян, Хэндерган никогда не держал в руках музыкального инструмента. Он осмотрел айолу со всех сторон, пытаясь вспомнить, как обращался с ней Хаулион, затем поднес ее в губам, осторожно дунул… и скривился от глухого немелодичного звука. После нескольких неудачных попыток он вдруг ощутил резкую давящую боль в ушах: сам того не желая, он извлек ультразвуковую ноту. Фрэнк поморщился и убрал инструмент в футляр. Только тут он понял, что ужасно хочет спать — и неудивительно, ведь этой ночью он проспал всего несколько часов. Откинувшись в кресле, которое тут же приняло оптимальную форму, Фрэнк отключился.

Разбудили его громкие голоса внизу. Затем в дверях появился Мюллер.

— А, Хэндерган, вы здесь. Только что мы вроде получили сигнал.

— Какой сигнал?

— От второй партии. Вы что, так тут и спите все это время? Мы ведь уже считали, что им так и не удалось добраться сюда. Прошло уже 50 минут. Но, выходит, они все-таки летят.

Фрэнк встал и подошел к окну, выходившему в сторону Миссии. По-прежнему ничего не было видно, кроме буйства непогоды. Было темно почти как ночью; лишь непрестанные всполохи молний озаряли терзаемую стихией степь.

— Летят! Летят! — донеслось снизу. Мюллер поспешил туда. Фрэнк пожал плечами и последовал за ним.

— Да не там, — уже объяснял кто-то Мюллеру. — Вон там!

Вовсе не со стороны Миссии, а градусах в 70 западнее, к дому летел боевой катер, а чуть дальше — второй. Глайдеров нигде не было видно. Едва ли не все находившиеся в доме устремились наружу.

— Ураган, — объяснил пилот, вылезая из первого катера. — Нас сносило все это время, чудо, что мы вообще вырулили сюда. Что с глайдерами, не знаю, у них двигатели слабее.

— Когда мы улетали, уже прилично трясло, — добавил следующий спасшийся. — Наверное, сейчас Миссия уже разрушена.

В течение получаса прибыло еще 3 потрепанных бурей глайдера со смертельно перепуганными людьми. Кто-то сидел, вцепившись мертвой хваткой в подлокотники кресла, кто-то, едва ступив на твердую землю, забился в истерике, кто-то скороговоркой рассказывал о молниях, оставляющих воронки в земле, и смерчах, несущих каменные глыбы. Было ясно, что посылать глайдеры назад, за последней группой, бессмысленно — к тому же они истратили почти всю энергию в борьбе с бурей и почти сожгли двигатели форсажным режимом. Потом прилетел еще один глайдер — он даже не дотянул до дома, а тяжело плюхнулся на землю в полумиле от него. Трое его пассажиров были ранены, один мертв; но причиной смерти послужило не падение, а пережитый ужас.

Все уже уверились, что больше выживших не будет, когда со стороны Миссии показался тяжелый вездеход. Его броня была измята — должно быть, теми самыми летящими по ветру валунами, по бокам торчали обломки манипуляторов, из радиатора валил черный дым, но он упрямо полз вперед. Это были остатки замыкающей группы. Когда Руководитель Миссии понял, что у них мало шансов дождаться глайдеров, он принял решение добираться на вездеходах. Однако ни самого Руководителя, ни шефа Отдела Безопасности среди спасшихся не было. Вновь прибывшие рассказали, что видели, как второй вездеход унес смерч.

Таким образом, заместитель официально вступил в должность Руководителя Земной Миссии на Эксанвилле, точнее, того, что от нее осталось — шести десятков напуганных людей, запертых в брошенном элиантском поместье и совершенно беспомощных перед лицом дальнейшей судьбы.

— Признаю, Хэндерган, что вы спасли нас, — тихо сказал он Фрэнку. — Мы бы вряд ли успели добраться до безопасной зоны. И я, конечно, отражу это в своем рапорте. Но то, что вы вызвали зурбицан — это прямой ущерб интересам Земли. И если буря утихнет до того, как они прибудут — я вам очень сильно не завидую.

— Я себе тоже не завидую, — ответил инженер. — Равно как и вам, и всем в этом доме. Ибо буря и не собирается утихать. Посмотрите, раньше ее граница была более чем в двух милях отсюда, а теперь в лучшем случае полторы. Да и небо над нами уже далеко не ясное.

Потянулись тяжелые часы ожидания. Ситуация усугублялась тем, что психическое состояние многих, в особенности из прибывших после первой партии, было далеко не лучшим. К счастью, дом был достаточно обширным, чтобы развести таких людей по разным комнатам и избавить остальных от зрелища чужих истерик. Как и следовало ожидать, наибольшую выдержку проявили те, кому было доверено оружие, т. е. сотрудники Отдела Безопасности; компьютерное тестирование не подвело.

Меж тем климатическая установка Йоллесиэна постепенно сдавала свои позиции. К концу третьего часа пребывания в доме по окнам потекли первые капли дождя. В середине четвертого полы ощутимо задрожали. В начале пятого тряхнуло уже более основательно, и с тех пор толчки повторялись уже каждые несколько минут. Фрэнк сидел в одиночестве в одной из комнат; от очередного толчка лопнула прозрачная мембрана в стене, и на пол посыпались изящные статуэтки, изготовленные одним из прежних владельцев дома тысячелетия назад. Они падали и рассыпались в пыль. Фрэнку впервые пришла в голову мысль, что элианты могли и сами не рассчитать силу своего удара. Что, если этот же катаклизм разрушает сейчас и другие дома с не успевшими эвакуироваться жителями… а главное — Хранилища, те самые хранилища произведений искусства, ради спасения которых и затеяна вся эта смертоносная мистерия с убийством миллионов грумдруков в финале?

«Неужели все это из-за нас?» — подумал Хэндерган. «Из-за наших компьютеров, из-за нашей, как говорил Хаулион, ненасытности? И мы теперь должны жить с этой мыслью? Впрочем, Хаулион говорил и другое. Внешние обстоятельства никогда не бывают причиной… только поводом. Так что жить с этой мыслью придется элиантам, если они, конечно, не устроят всему Континенту судьбу Атлантиды. Но поводом… поводом послужили мы.»

«И нельзя сказать, чтобы это сошло нам с рук», — продолжал думать Фрэнк. «Трудно представить себе большее унижение для Земли, чем бегство остатков Земной Миссии с планеты со статусом B в грузовом трюме зурбицанского корабля. Впрочем, до корабля надо еще дожить…»

Подходил к концу седьмой час. Ливень молотил в окна и стены; казалось, что дом обстреливают из старинного огнестрельного оружия, и взрывы грома только усиливали это впечатление. Все незакрепленные предметы давно валялись на полу; подземные толчки то и дело раскачивали дом, словно корабль в бурном море. Стены скрипели, но держались; конструкция из соэллиса, подобная раковине гигантского моллюска, отличалась куда большей прочностью, нежели бетонные карточные домики землян. Толчки, даже сильные, уже не сопровождались вскриками; какой бы абсурдной ни была ситуация, люди привыкают к ней быстро. Впрочем, самые нервные давно спали на полу, получив хорошую дозу успокоительного в вену, или сидели в ступорозном состоянии, уставившись перед собой невидящими глазами.

Внезапно ослепительно сверкнувшая молния ударила прямо в окно; осколки оконной мембраны брызнули в разные стороны. От грохота у землян даже и в соседних помещениях позакладывало уши. В следующий момент ветер и ливень хлынули в дом. Холодные щупальца бури моментально ворвались во все уголки, сбивая людей с ног, затыкая нос и рот комком мокрого воздуха. Вода текла по полу и лилась в нижние помещения. Почти сразу вслед за этим серия толчков небывалой прежде силы сотрясла дом. С отвратительным звуком лопающейся перепонки одна из стен треснула. Фрэнк, пытаясь устоять на ногах после очередного толчка, ухватился за край трещины и почувствовал тепло воспаленной раны. Пробудившиеся к жизни клетки соэллиса силились восстановить первоначальную конструкцию.

Дом снова наполнился криками и паникой. Через проломы хлестало как из брандспойтов, и нижние помещения наполнялись водой. Раненых и усыпленных пришлось перетаскивать наверх. Здание снова тряхнуло, и от первоначальных трещин побежали другие. После того, как оборона дома была прорвана, оставалось недолго ждать конца. При следующем ударе одна из комнат, неправильной сферой висевшая над округлой внешней стеной большого зала, откололась и рухнула вниз. К счастью, в ней никого не было. Бурлящие потоки воды неслись вниз по лестницам.

— Так что насчет вашего рапорта? — поинтересовался Фрэнк у мокрого с ног до головы нового Руководителя Миссии.

— Если мы здесь погибнем, тогда ваш призыв к зурбицанам был еще более бессмысленным! — ответил тот, перекрикивая рев бури. Фрэнк поневоле восхитился подобной заботой о государственном престиже перед лицом смерти.

Земляне отступали в комнаты, еще не затронутые разрушением, но и сквозь целые пока стены слышно было, как дом поддается натиску стихии. На первом этаже открыли все двери, чтобы воде было куда выходить, но и снаружи равнина представляла собой сплошной водный поток. В водовороте у главного входа медленно поворачивалось тело айри.

После нового толчка почва начала оседать. Дом накренился на сорок градусов и остался в таком положении. Полопавшиеся окна смотрели в исходящее злобой небо. Затем раздался низкий вибрирующий стон, за которым последовал зловещий треск сразу с разных сторон. Это была агония дома. Фрэнк взглянул на потолок и увидел, что он превращается в подобие битой скорлупы. Далекий монотонный гром звучал финальным аккордом.

«Слишком уж он монотонный», — мелькнуло в сознании Фрэнка. «И нарастающий.» Еще несколько человек обернулись к изливающим воду окнам и увидели пробивающийся сквозь тучи свет, который не был светом молний. Затем вой бури начал стихать, когда защитное поле накрыло место бедствия. Прорвав тучи, на планету опускался огромный неправильный силуэт зурбицанского корабля.

Двадцатью минутами позднее Фрэнк вместе с другими уцелевшими вступил на борт, в теплое и сумрачное чрево грузового трюма. В воздухе стоял отвратительный запах тухлой болотной воды, всюду сопровождающий зурбицан. Этим воздухом землянам предстояло дышать ближайшую неделю, не говоря уже о пище, вкусовые достоинства которой исчерпывались безвредностью для человеческого организма. Но Фрэнка это не слишком пугало. Он уже успел убедиться, что человек может привыкнуть ко всему.

Едва последний из землян поднялся на борт, корабль плавно оторвался от земли. У зурбицан не было причин задерживаться на планете отвергших их элиантов; бушевавший же катаклизм был внутренним делом последних — по крайней мере до тех пор, пока они не обратятся за помощью и не гарантируют оплату издержек. «Вот и конец Земной Миссии на Эксанвилле», — подумал Фрэнк. В трюме не было иллюминаторов и экранов, поэтому он не мог увидеть с орбиты, какая часть Континента охвачена катастрофой и действительно ли Остров грумдруков погрузился в пучину океана. Впрочем, он и так это скоро узнает из земных видеопередач.

Внезапно чувство острой досады пронзило сознание инженера. Он вспомнил, что оставил айолу в музыкальной комнате.