"Перед заморозками" - читать интересную книгу автора (Манкелль Хеннинг)

10

В самом начале шестого она подняла занавеску в спальне. Термометр показывал плюс девять. Небо было ясным, вымпел на мачте во дворе висел совершенно неподвижно. Идеальный день для задуманной экспедиции. Она приготовила все с вечера, поэтому быстро оделась и вышла из своей квартиры в доме напротив вокзала в Скурупе. Во дворе, под специально сделанным навесом, стояла ее «веспа».[9] Она служила ей почти сорок лет и до сих пор была в прекрасном состоянии — благодаря ее постоянной и тщательной заботе. Слухи о ее сорокалетнем мотороллере докатились до итальянской фабрики, где тот когда-то покинул конвейер. Ей не раз предлагали отдать «веспу» в заводской музей, а взамен она бесплатно будет каждый год получать новую машину. Но она всегда отказывалась, с каждым годом все более сердито. Эту «веспу» она купила, когда ей было двадцать два года, и она будет служить ей до конца ее жизни. Что будет потом, ее мало волновало. Может быть, ее мотороллером заинтересуется кто-нибудь из четверых внуков. Но завещание только ради того, чтобы «веспа» попала в хорошие руки, она писать не собиралась. Она закрепила на багажнике рюкзак, надела шлем и нажала ногой на стартовую педаль. «Веспа» завелась тут же.

В этот ранний час в городке было тихо и пустынно. Скоро осень, подумала она, переезжая железнодорожную ветку. Дальше путь лежал мимо питомника, расположенного справа от выезда на автомагистраль между Истадом и Мальмё. Она, внимательно оглядевшись по сторонам, пересекла шоссе и поехала дальше на север, по направлению к речке Руммелеосен. Ее интересовал лес между озером Ледшён и замком Раннесхольм. Это был один из самых больших лесных массивов в этой части Сконе. К тому же лес был старым и почти непроходимым — там никогда не проводилось никаких рубок. Владелец замка Раннесхольм, фондовый маклер, решил, что старый лес останется неприкосновенным.

Через полчаса она была на парковке у озера Ледшён и закатила «веспу» в кусты за могучим дубом. Где-то на дороге проехала машина, потом опять стало тихо.

Она надела рюкзак. Еще несколько шагов — и ее охватит обычная радость от того, что она стала невидимой для всего мира. Есть ли лучшее выражение человеческой независимости? Перешагнуть обочину, пройти несколько метров по древнему лесу — и все, ты невидим. Тебя больше не существует.

Когда она была помоложе, иногда ей казалось, что она занимается совсем не тем, чем ей бы хотелось. Это было не силой ее, а слабостью, в душе таилась какая-то горечь, причем даже непонятно откуда взявшаяся. Глаза ей открыл старший брат Хокан. Существуют два человеческих типа, говорил он. Кто-то ищет самую прямую, самую короткую и быструю дорогу к цели, другие поступают наоборот, ищут обходных путей, где происходят непредвиденные события, их интересуют обочины, повороты и холмы. Они постоянно играли в лесу под Эльмхультом, где они росли. Потом ее отец, монтер, получил тяжелую травму, сорвавшись с телефонного столба, и они переехали в Сконе, поскольку мать получила работу в истадской больнице. Она росла, в жизни были вещи поважнее, чем обочины и обходные пути, и только когда она в один прекрасный день остановилась у ворот лундского университета и вдруг сообразила, что совершенно не представляет, чему бы ей хотелось посвятить свою жизнь, она вспомнила все эти детские разговоры. Брат ее Хокан выбрал дорогу иного свойства: он вначале служил матросом на нескольких кораблях, потом поступил в капитанское училище. Теперь его путь пролегал по фарватеру, и он время от времени писал сестре, как прекрасно вести корабль ночью в бесконечном, как всегда кажется ночью, море.

Как-то осенью, в свой самый первый и самый мучительный год в университете, подавшись за неимением лучшего в юриспруденцию, она ехала на велосипеде в Стаффанторп и свернула наугад на одну из просек. Там она остановилась, оставила велосипед и пошла по тропинке, ведущей к развалинам старой мельницы. Тут ее и поразила эта мысль — как будто сверкнула молния. Что же это такое — тропинка? Почему она проложена по эту, а не по другую сторону дерева или валуна? Кто прошел по ней впервые? И когда?

Она уставилась под ноги и вдруг поняла, что это и есть ее призвание в жизни. Она займется анализом шведских тропинок. Она возьмет их под свою защиту. Она напишет историю шведских троп. Она побежала к велосипеду, на следующий же день написала заявление об отчислении с юридического факультета и поступила на отделение истории и географии культуры. Ей повезло: ее профессор прекрасно понимал, что она обнаружила совершенно нетронутый пласт. Он видел ее энтузиазм и поддерживал, как мог.

Она не торопясь пошла по тропке, мягко вьющейся вдоль берега Ледшёна. Высокие деревья заслоняли солнце. Она как-то была на Амазонке, бродила по тропическому лесу. Это было как шагнуть в собор — кроны деревьев напоминали гигантские цветные витражи, через которые просачивался солнечный свет. Сейчас у нее возникло почти такое же чувство.

Эту тропинку она нанесла на карту давным-давно. Обычная прогулочная тропа. Она появилась в тридцатые годы, когда замком все еще владела графская семья Хаверман. Один из них, Густав Хаверман, очень любил пешие прогулки. Он велел вырубить кусты и древесную поросль и проложить тропинку вдоль озера. Но чуть подальше, подумала она, в глубине этого леса, где для равнодушного глаза нет ничего, кроме мха и камней, я сверну на другую тропинку, ту, что обнаружила всего несколько дней назад. Куда она ведет, я не знаю. Но нет ничего более увлекательного, даже магического, чем идти по тропинке в первый раз. И я все еще надеюсь, что когда-нибудь в жизни я пройдусь по тропе, проложенной, как произведение искусства, без цели, никуда не ведущей, тропинке, созданной только ради того, чтобы она была.

Она, запыхавшись, остановилась на вершине холма. За деревьями поблескивала зеркальная поверхность озера. Ей уже шестьдесят три. Еще бы лет пять. Пять лет, чтобы дописать труд, ставший делом ее жизни, книгу об истории шведских троп. Эта книга докажет, что тропы — один из важнейших исторических свидетельств былого, жизни людей и общества. Но тропы служили не только средством сообщения, и она это убедительно покажет; в том, как прокладывались вьющиеся по лесу тропы, был и философский, и религиозный смысл. За эти годы она опубликовала в региональных изданиях несколько статей, а также карты инвентаризированных ею троп. Но главная, решающая книга еще не написана.

Она двинулась дальше. Мысли летели легко и свободно. Она всегда так делала, когда шла к новой тропе — давала волю мыслям, словно спускала собаку с поводка. Потом, когда начиналась работа, она сама становилась собакой — осторожно, используя все органы чувств, пыталась раскрыть тайны тропы. Она знала, что многие считают ее помешанной. Ее двое детей, пока росли, никак не могли понять, чем занимается их мать. Правда, муж, скончавшийся год назад, ее понимал. Хотя она и догадывалась, что в глубине души он считал, что женат на довольно странной женщине. Теперь она осталась одна, в их семье ее полностью понимает только Хокан. Он разделяет ее страсть к самым маленьким дорогам человечества — тропинкам, в бесчисленном множестве вьющимся по земному шару.

Она остановилась. Для постороннего глаза тут не было ничего примечательного — трава и мох по краю тропы. Но она-то видела. Здесь начиналась другая, почти заросшая тропка, ею не пользовались уже много, много лет. Прежде чем углубиться в лес, она осторожно, карабкаясь по крутому склону, спустилась к озеру, села на камень и достала термос. Неподалеку по воде скользила пара лебедей. Она пила кофе, щурясь на яркое солнце. Я счастливый человек, подумала она. Никогда не занималась ничем иным, кроме того, о чем и мечтала. Как-то в детстве я взяла у Хокана книжку про индейцев, она называлась, кажется, «Следопыт». И это стало моей жизнью. Именно это я и делала всю жизнь, открывала и изучала тропы, так же, как другие изучают руны и наскальные письмена.

Она сунула термос в рюкзак и сполоснула чашку в воде. Лебеди скрылись за небольшим мысом. Она вновь забралась на холм, внимательно следя, куда ставит ноги. В прошлом году она сломала ногу на таком же спуске под Брёсарпом. Последствием стало несколько месяцев вынужденного покоя. Это было очень тяжело. Даже сосредоточившись полностью на научной работе, она не могла унять раздражения. Ее злила собственная неподвижность. Как раз тогда, сразу после несчастного случая, умер муж. Она была избалована тем, что все заботы по хозяйству он брал на себя, поэтому продала дом в Рюдсгорде и переехала в маленькую квартирку в Скурупе.

Пригибаясь под нависшими ветвями, она вошла в лес. Где-то она читала: существуют полянки, которые можно отыскать, только заблудившись. Это и есть самая большая тайна человека, подумала она. Надо только решиться заблудиться, и тебя ждут открытия. Если осмелишься сойти с главного пути, увидишь такое, о чем те, кто мчит по автостраде и держится проложенных дорог, даже не догадываются. Я ищу забытые, заросшие тропки, подумала она. Дорожки, только и ждущие, чтобы пробудиться к жизни из глубокого сна. Нежилые дома быстро разрушаются. То же и с тропинками. Дороги, по которым никто не ходит, умирают.

Она углубилась в лес, остановилась и прислушалась. Где-то хрустнула ветка, и снова стало тихо. Прямо перед носом вспорхнула птица и улетела. Она пошла дальше, то и дело приседая. Следопыт. Она шла медленно, шаг за шагом. Тропинка была почти не видна. Но она-то ее ясно видела, контуры проступали сквозь мох, траву, сухие ветки.

Постепенно появилось чувство разочарования. Это была вовсе не старая, заросшая тропинка. Сначала она подумала, что наконец-то нашла следы недостающего звена тропы пилигримов, что должна пролегать где-то здесь, в окрестностях озера Ледшён. К северу от Руммелеосена ее еще можно было проследить, но у озера она терялась, появляясь вновь лишь к северо-западу от Стурупа. Иногда ей даже приходила в голову шальная мысль, не прорыли ли древние пилигримы туннель. Может быть, надо искать подземный ход. Но пилигримы не рыли туннелей, они шли по тропе. А она не может ее найти. До сегодняшнего дня она так и думала; но, пройдя какую-нибудь сотню метров, она убедилась, что этой тропой кто-то пользовался и что она была проложена недавно. Самое большее десять-двадцать лет назад. Почему ее забросили, она сможет ответить, только дойдя до конца. Она уже прошла около трехсот метров, лес стал почти непроходимым.

Вдруг она остановилась. Что-то привлекло ее внимание. Она присела на корточки и поковыряла мох пальцем — там что-то белело. Птичье перо. Должно быть, лесной голубь. Но разве бывают белые лесные голуби? Они ведь коричневые или, кажется, даже сизые? Она поднялась, внимательно разглядывая перо. Перо лебедя. Но как оно оказалось здесь, в чаще? Лебеди держатся у воды, они не бродят по заросшим лесным тропинкам.

Она пошла дальше, но через несколько метров вновь остановилась. На этот раз она удивилась всерьез. Земля была притоптана. Кто-то был здесь всего несколько дней назад. Интересно, откуда идет след? Она прошла немного назад и всмотрелась. Минут через десять следопытской работы она поняла, что по тропке никто не шел — кто-то вышел из чащи и впервые ступил на тропу именно тут. Она пошла дальше. Любопытство ее растаяло — она поняла окончательно, что это вовсе не исчезнувшая пилигримская тропа. Это просто обычная тропинка для прогулок, может быть заложенная любителем свежего воздуха графом Хаверманом, а потом позабытая. Следы, скорее всего, принадлежат охотнику.

Пройдя по следу еще несколько сот метров, она остановилась. Она вышла к заросшему ежевикой и дикой малиной оврагу. Тропинка терялась в овраге. Она сняла рюкзак и, вынув оттуда фонарик, начала осторожно спускаться вниз, продираясь сквозь кусты. Ей попалась какая-то ветка, она подняла ее и увидела след лезвия. Она наморщила лоб, подняла другую ветку — на ней тоже был свежий косой срез. Срезана, а может быть, отрублена. Она поняла, что где-то тут есть шалаш. Мальчишки играли, подумала она. Мы с Хоканом тоже строили землянки и шалаши. Сделав еще несколько осторожных шагов, она и в самом деле увидела хижину. Но для детских игр она была слишком велика. Вдруг она вспомнила комикс, что показал ей Хокан много лет назад в какой-то газете, скорее всего в «Смотри!».[10] Там был шалаш, построенный знаменитым взломщиком со странным и привлекательным прозвищем «Красавчик Бенгтссон» Он жил в лесу в большой хижине, пока кто-то, заблудившись, на него не наткнулся.

Она подошла поближе. Хижина была сделана из досок, крыша железная. Трубы не было. Задняя стенка опиралась на крутой скалистый склон оврага. Она потрогала дверь — замка не было. Постучав, она поняла, что это глупо — она с таким треском спускалась в овраг, что не услышать этого мог разве что глухой. Удивление ее все возрастало. Кому понадобилось прятаться здесь, в Раннесхольмском лесу?

Ей стало не по себе. Но поначалу она отогнала тревогу — что-что, а пугливой она не была. Не раз ей приходилось встречать подозрительных типов на пустынных тропках. Если ей и было страшно, она успешно скрывала эту слабость под маской бесстрашия. С ней никогда ничего не случалось, и сейчас тоже все будет в порядке. Но тут же поняла, что противоречит собственному здравому смыслу. Только кто-то, у кого есть причины скрываться, станет искать себе подобное убежище. Но в то же время ей почему-то не хотелось уходить. Оказалось, у тропинки все-таки есть конец. Никто бы ни за что не нашел это укрытие — только она, с ее наметанным глазом. Но хозяин хижины вышел на тропу с другой стороны, и в этом была загадка. Может быть, найденная ею тропа — всего лишь запасной выход, такой же, как роют лисы в своих норах? Или раньше тропка служила другим целям? Любопытство взяло верх.

Она открыла дверь. Два крошечных окошка в торцевых стенках почти не пропускали свет. Она зажгла фонарик. Снопик света заерзал по стенам. Койка у стены, грубый стол, две газовые лампы, походный бензиновый примус. Она попробовала сосредоточиться. Кто этот человек, что живет в этой хижине? И живет ли еще? Когда он ушел отсюда? Она наклонилась и пощупала простыню — сухая. Если и ушел, то недавно, подумала она. Эта хижина не пустует. Надо побыстрей уходить. Хозяин хижины вовсе не обрадуется неожиданному визитеру.

Она уже совсем собралась уходить, когда луч фонарика упал на книгу, лежащую на полу рядом с койкой. Она наклонилась и подняла ее. Это была Библия, Ветхий и Новый завет. Она открыла томик. На внутренней стороне обложки было написано имя, но тщательно зачеркнуто. Библию усердно читали, страницы были мятые и кое-где порвались. Она погасила фонарик и сразу поняла — что-то изменилось. Свет. В хижине стало светлее. И свет шел не от окна. Наверное, открылась дверь. Она быстро обернулась — но было слишком поздно. Словно хищный зверь бросился прямо на нее, и она полетела в бесконечную тьму.