"Мертвый язык" - читать интересную книгу автора (Крусанов Павел)

Глава 3. Разговоры

1

– Видишь пятно?

– Где?

– Вон там, маленькое, на стене. Ну вон же, под бордюром. Чуть левее шкафа. – Настя то выпрастывала ногу из-под простыни, указуя, то вновь набрасывала простыню на ногу.

– Не вижу, – не видел пятна Егор. – А что?

– Оно такое… На крестик кривой похоже. Ну как же ты не видишь?

– Не вижу. Там много пятен, – сказал Егор, а сам ни к селу ни к городу подумал, что в Великой Британии, пожалуй, опасно есть баранину под чесночным соусом, поскольку яд англичане, судя по их литературе, по всякому случаю сыплют именно туда.

– Нет, не узор, а будто брызнул кто-то. Видишь?

– Никто там не брызгал. Нет там ничего.

– Да вон же, как крестик могильный… Слепой, что ли?

– Не слепой. Просто… Из детства смерть не заметна, как твой могильный крестик на…

– Мой крестик? Типун на язык! Это твой крестик. Мой, видишь ли, крестик… И стена тоже твоя!

– Ладно. Он ничей. Из детства смерть не заметна, как маленький крестик на далекой стене.

– Ну вот, то-то же. – Настя опять выпростала белую ногу и свечкой выставила в потолок. – Скажи, что тебя сильнее всего… задело или впечатлило за последние… допустим, месяц? Ну пусть даже два?

– Месяц?

– Или два.

– Так сразу и не… – Брови Егора задумчиво поднялись на лоб.

– Тогда, давай, сначала я. Не поверишь, я тут прочитала, что птенец малиновки съедает за день три с половиной метра дождевых червей. И черный ящик самолета на самом деле не черный, а оранжевый. И еще я прочитала, что сердце кита бьется всего девять раз в минуту, а у тигра полосатый не только мех, но и кожа под мехом. Здорово, правда? Или вот, скажем, ты знаешь, что акула ненасытна настолько, что даже мертвая продолжает переваривать пищу, но в этом случае она уже переваривает и саму себя. Нет, ты только представь! – толкнула Настя Егора бедром. – Представил?

– Не надо о рыбах.

– Почему?

– А ты приглядись к ним – чешуя залита слизью, бока обросли тиной, глаза не умеют моргать… Рыба живет на полпути к смерти. Она посередине между человеком и небытием. Поэтому и молчит.

– Скажешь тоже… Рыбы красивые. А сиг и семга вообще из чистого серебра, как водосточные трубы. – Нога, постояв белой свечкой, опять оказалась под простыней. – Или вот, помню, как-то утром бортковского “Идиота” смотрела… Кофе пью и думаю. Знаешь что?

– Что?

– Вот ведь, думаю, Достоевский какой человечище – его даже телевизором не убить!

– Смотри-ка, мимо тебя не прошмыгнуть. Ни малиновке, ни Достоевскому.

– Точно. Потому что я – человек интересующийся. Ну так что? Будешь говорить?

– О чем?

– Ну про сильное впечатление. Живешь, что ли, и не удивляешься?

– Надо вспомнить.

– Вспоминай.

– Вспомнил. В тот день, когда мы с тобой встретились… или накануне… В общем, перед тем, как мы встретились там, на поминках, у меня зазвонила трубка. Номер незнакомый, я к уху подношу, а там: “Привет, это Любовь”.

– Какая любовь?

– Не знаю.

– Что значит “не знаю”? Что это было?

– Ничего. Ошиблись номером.