"Этаж смерти" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава 2

Мы подъехали прямо к дверям длинного невысокого здания. Выйдя из машины, Бейкер осмотрелся по сторонам. Ребята из группы прикрытия стояли рядом. Стивенсон обошел машину сзади и встал напротив Бейкера. Направил на меня ружье. Слаженная команда. Бейкер открыл мою дверь.

— Приехали, вылезай, — сказал он чуть ли не шепотом.

Покачиваясь на пятках, он огляделся вокруг. Неуклюже развернувшись, я с трудом выбрался из машины. Наручники никак не способствовали свободе движений. Жара усилилась. Шагнув вперед, я стал ждать. Отряд прикрытия занял позицию у меня за спиной. Впереди вход в полицейский участок. На узкой мраморной доске была высечена надпись: «Полицейский участок города Маргрейв». Под ней раздвижные стеклянные двери. Бейкер открыл одну створку, отводя ее до резинового упора. Меня подтолкнули вперед. Дверь плавно закрылась у меня за спиной.

Внутри здания нас снова встретила прохлада. Вокруг все белое и хромированное. Люминесцентные лампы. Так выглядит банк или страховое агентство. На полу ковролин. При нашем появлении сидевший за длинным столом дежурный встал. Общий вид полицейского участка был таким, что я не удивился бы, если бы сержант сказал: «Чем я могу вам помочь, сэр?» Но он ничего не сказал. Он просто молча посмотрел на меня. У него за спиной была дверь в просторное помещение. Там за низким, широким столом что-то набирала на компьютере темноволосая женщина в форме. Оторвавшись от экрана, она тоже посмотрела на меня. Я стоял в окружении двух полицейских. Стивенсон прижался спиной к столу дежурного. Его ружье по-прежнему было направлено на меня. Бейкер стоял рядом с ним, не спуская с меня глаз. Дежурный сержант и женщина в форме смотрели на меня. Я смотрел на них.

Затем меня провели налево и остановили перед дверью. Бейкер распахнул дверь, и меня толкнули в комнату. Комнату допросов. Без окон. Белый стол и три стула. Ковер. В углу под потолком видеокамера. В комнате было очень прохладно. А я, промокнув до нитки под дождем, так и не успел высохнуть.

Я стоял посреди комнаты, а Бейкер извлекал содержимое моих карманов. Мои вещи образовали на столе небольшую кучку. Газета. Пачка банкнот. Немного мелочи. Квитанции, билеты, клочки бумаги. Изучив газету, Бейкер вернул ее мне в карман. Посмотрел на мои часы и оставил их у меня на запястье. Это его не интересовало. Все остальное было свалено в большой застегивающийся пакет, предназначенный для тех, у кого в карманах гораздо больше вещей, чем у меня. К пакету была прикреплена белая бирка. Стивенсон написал на ней какой-то номер.

Бейкер предложил мне сесть. Затем все вышли из комнаты. Стивенсон унес пакет с моими вещами. Полицейские закрыли за собой дверь, и я услышал щелчок солидного, хорошо смазанного замка, с массивной стальной щеколдой. Замка, который не выпустит меня отсюда.

Я ожидал, что на какое-то время меня оставят одного. Как правило, бывает именно так. Изоляция порождает желание поговорить. Желание поговорить может породить желание сделать признание. Грубый, внезапный арест, а потом час полного одиночества — очень неплохая стратегия.

Но я ошибся. Меня не собирались оставлять одного. Возможно, второй небольшой тактический просчет. Открыв дверь, в комнату вошел Бейкер. Он держал в руке пластмассовый стаканчик с кофе. Сделав знак, Бейкер пригласил в комнату женщину в форме. Ту самую, которая печатала на компьютере. Массивный замок защелкнулся у нее за спиной. Женщина поставила на стол металлический чемоданчик. Раскрыв его, она достала длинную черную рамку, в которую были вставлены белые пластмассовые пластинки с цифрами.

Женщина протянула мне рамку с тем виноватым сочувствием, которое свойственно медсестрам в зубоврачебных кабинетах. Взяв рамку скованными руками, я заглянул, убеждаясь, что держу ее правильно, и поднес к груди. Женщина достала из чемоданчика старый фотоаппарат и уселась напротив меня. Поставив для упора руки на стол, она наклонилась вперед, коснувшись грудью края стола. Красивая женщина. Темные волосы, большие глаза. Я улыбнулся. Сверкнула вспышка, затвор щелкнул. Прежде чем женщина успела меня об этом попросить, я повернулся, подставляя свой профиль. Прижал рамку с номером к плечу и уставился в стену. Снова сверкнула вспышка, щелкнул затвор. Развернувшись назад, я вернул женщине рамку. Обеими руками, из-за наручников. Она приняла ее со сдержанной улыбкой, говорившей: «да, это неприятно, но так надо». Совсем как медсестра в зубоврачебном кабинете.

Затем женщина достала оборудование для снятия отпечатков пальцев. Новенькая карточка, расчерченная на десять квадратов, уже пронумерованная. Как всегда, для большого пальца отведено слишком мало места. У этой карточки на обороте было два больших квадрата для отпечатков ладоней. Наручники сильно затруднили процесс. Бейкер не предложил их снять. Женщина намазала мои руки чернилами. Пальцы у нее были гладкие и холодные, обручального кольца нет. Затем она дала мне тряпку. Чернила стерлись без следа. Какой-то новый состав, с которым я еще не встречался.

Разрядив фотоаппарат, женщина положила пленку и карточку с отпечатками пальцев на стол. Затем она убрала фотоаппарат в чемоданчик. Бейкер постучал в дверь. Замок снова щелкнул. Женщина собрала свои вещи. Никто не произнес ни слова. Женщина ушла. Бейкер остался со мной. Он закрыл дверь и запер ее на тот же самый смазанный замок. После чего, прислонившись к двери спиной, посмотрел на меня.

— Сейчас сюда придет наш начальник, — сказал он. — Он хочет с вами поговорить. У нас тут запутанная ситуация. Ее надо прояснить.

Я ничего не ответил. Разговор со мной не поможет прояснить никакую ситуацию. Но Бейкер вел себя вежливо. Относился ко мне с уважением. Поэтому я предложил ему тест. Протянул руки. Молчаливая просьба снять наручники. Встав, Бейкер поколебался и, достав из кармана ключ, снял наручники, пристегнул их к своему ремню. Посмотрел на меня. Выдержав его взгляд, я опустил руки. Никаких признательных вздохов облегчения. Никакого печального растирания запястий. Я не хотел устанавливать с этим парнем никаких отношений. Но я все же заговорил.

— Хорошо, — сказал я. — Пойдемте встретимся с вашим начальником.

Я заговорил впервые с тех пор, как заказал завтрак. Так что Бейкер посмотрел на меня с признательностью. Он постучал в дверь, и ее открыли снаружи. Открыв дверь, Бейкер подал мне знак выходить. За дверью нас ждал Стивенсон. Ружье исчезло. Отряд прикрытия исчез. Похоже, все потихоньку успокоились. Мы прошли через весь коридор до двери в конце. Стивенсон толкнул ее, и мы вошли в просторный кабинет, отделанный красным деревом.

За массивным письменным столом из красного дерева сидел жирный тип. У него за спиной висели два больших флага. Звездно-полосатый с золотой каймой слева и, как я решил, флаг штата Джорджия справа. На стене между флагами висели большие старинные часы в круглом корпусе из красного дерева, выглядевшие так, словно их надраивали не один десяток лет. Я предположил, что эти часы находились еще в старом здании полицейского участка, которое снесли, чтобы выстроить это, новое. Наверное, архитектор пытался с помощью этих часов передать связь времен. Они показывали почти половину первого.

Меня подтолкнули к столу, и жирный тип поднял на меня взгляд. Пустой. Оценивающий. Он снова посмотрел на меня, на этот раз пристальнее. И, ухмыльнувшись, заговорил свистящим кашлем, который был бы криком, если бы его не душили больные легкие.

— Опускай свою задницу на этот стул и не открывай свою грязную пасть!

Жирный тип меня удивил. Он производил впечатление законченного кретина. Что никак не вязалось с тем, что я видел до сих пор. Бейкер и его люди знали свое дело. При задержании они действовали профессионально и уверенно. Женщина из лаборатории тоже кое в чем разбиралась. Но этот жирный начальник даром коптил небо. Грязные редеющие волосы. Он обливался потом, несмотря на прохладу кондиционеров. Серое лицо в багровых пятнах, дряблые мышцы, гора лишнего жира. Давление космически высокое. Артерии твердые как камень. Судя по всему, пустое место.

— Моя фамилия Моррисон, — чихнув, объявил мне начальник. Как будто мне было до этого какое-то дело. — Я начальник полицейского участка Маргрейва. А ты — ублюдок, убийца-чужак. Ты явился в мой город и забрался во владения мистера Клинера. Так что сейчас ты во всем чистосердечно признаешься моему старшему следователю.

Умолкнув, полицейский снова посмотрел на меня. Точно пытаясь вспомнить, где видел, или ожидая от меня ответа. Он ничего не дождался. Начальник ткнул в меня жирным пальцем.

— А потом ты отправишься в тюрьму, — заявил он. — И сядешь на стул. А потом я попрыгаю на твоей могиле, бездомный кусок дерьма.

Оторвав свою тушу от кресла, он отвернулся в сторону.

— Я бы сам тобой занялся, — сказал он. — Но я человек занятой.

Начальник неуклюже выбрался из-за стола. Я стоял на полпути между столом и дверью. Проходя мимо, он остановился. Его жирный нос оказался на одном уровне со средней пуговицей моего пиджака. Начальник снова посмотрел на меня, определенно чем-то озадаченный.

— Я тебя уже видел, — наконец сказал он. — Где?

Он посмотрел на Бейкера, затем на Стивенсона. Словно ожидая, что они запомнят, что он сказал и когда.

— Я уже видел этого типа, — повторил начальник.

Он захлопнул за собой дверь кабинета, и я остался ждать вместе с двумя полицейскими старшего следователя. Это оказался высокий негр, не старый, но с редеющими волосами с проседью, придававшей ему аристократический вид. Деловой и уверенный. Хорошо одетый, в старомодном твидовом костюме. Молескиновый жилет. Начищенные до блеска ботинки. Этот парень выглядел так, как должен был бы выглядеть начальник. Он подал знак Бейкеру и Стивенсону, чтобы те нас оставили. Закрыл за ними дверь. Сел за стол и предложил мне сесть напротив.

Выдвинув с грохотом ящик, негр достал кассетный магнитофон. Высоко поднял его в вытянутой руке, вытягивая запутанные провода. Воткнул сетевой шнур и микрофон. Вставил кассету. Нажал клавишу записи и пощелкал по микрофону ногтем. Остановил кассету и отмотал ее назад. Нажал клавишу воспроизведения. Услышал щелчок своего ногтя. Удовлетворенно кивнул. Снова перемотал кассету назад и нажал клавишу записи. Я сидел и молча наблюдал за его действиями.

Какое-то время стояла полная тишина. Лишь приглушенный шум кондиционера, ламп дневного света или компьютера. Или мягкое ворчание магнитофона. Я мог различить медленное тиканье старинных часов. Этот звук вселял спокойствие, словно заверяя меня, что часы будут идти вечно, независимо от того, что я буду делать. Наконец негр выпрямился в кресле и пристально посмотрел на меня. Сплел пальцы, как это умеют делать высокие изящные люди.

— Ну, хорошо, — сказал он. — У нас есть кое-какие вопросы, правда?

Низкий голос, похожий на шум водопада. Акцент не южный. Внешностью и голосом следователь напоминал банкира из Бостона, но только был чернокожим.

— Моя фамилия Финлей, — сказал он. — Звание — капитан. Я возглавляю следственное отделение полиции Маргрейва. Насколько я понял, вас предупредили о ваших правах, однако вы не подтвердили, что их понимаете. Прежде чем продолжать, мы должны уладить этот предварительный вопрос.

Не банкир из Бостона. Скорее, выпускник Гарвардского университета.

— Я понимаю свои права, — сказал я.

Негр кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Рад это слышать. Где ваш адвокат?

— Адвокат мне не нужен, — ответил я.

— Вас обвиняют в убийстве, — сказал негр. — Вам нужен адвокат. Знаете, мы обеспечим вас адвокатом. Бесплатно. Вы хотите, чтобы мы обеспечили вас бесплатным адвокатом?

— Нет, адвокат мне не нужен, — сказал я.

Сплетя пальцы, негр по фамилии Финлей внимательно посмотрел на меня.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Но в таком случае вам придется подписать официальный отказ. Понимаете, вам посоветовали воспользоваться услугами адвоката, и мы готовы обеспечить вас адвокатом, причем без каких-либо затрат с вашей стороны, но вы категорически отказываетесь.

— Хорошо, подпишу, — согласился я.

Финлей достал из ящика стола бланк, сверился с часами и проставил дату и время. Он протянул мне бланк. Строчка, где я должен расписаться, была отмечена большим крестом. Финлей предложил мне ручку. Расписавшись, я протянул бланк назад. Финлей его изучил. Убрал в светло-коричневую папку.

— Я не смог разобрать вашу подпись, — сказал он. — Так что начнем с того, что вы назовете свое имя, местожительство и дату рождения.

Снова наступила тишина. Я посмотрел на негра. Упорный тип. Судя по всему, ему лет сорок пять. Для того, чтобы стать начальником следственного отдела управления полиции в штате Джорджия в возрасте сорока пяти лет, да еще чернокожему, необходимо быть очень упорным. Такому морочить голову бесполезно. Я набрал полную грудь воздуха.

— Меня зовут Джек Ричер, — сказал я. — Просто Джек Ричер. Без среднего имени. Адреса нет.

Финлей записал то, что я сказал. Много времени это у него не заняло. Я назвал ему дату своего рождения.

— Хорошо, мистер Ричер, — сказал Финлей. — Как я уже говорил, у нас к вам есть много вопросов. Я просмотрел ваши личные вещи. У вас не было при себе никаких документов, удостоверяющих личность. Ни водительского удостоверения, ни кредитных карточек — ничего. Как вы только что сказали, вы нигде не живете. Так что я спрашиваю себя: что это за человек?

Он не ждал с моей стороны никаких замечаний.

— Кто тот тип с бритой головой? — спросил Финлей.

Я молчал, не отрывая взгляда от больших часов. Следя за тем, как движется минутная стрелка.

— Расскажите мне, что произошло, — настаивал он.

Я понятия не имел, что произошло. Абсолютно никакого. С кем-то что-то произошло, но не со мной. Я сидел. И молчал.

— Что такое «pluribus»? — спросил Финлей.

Посмотрев на него, я пожал плечами.

— Наверное, Девиз Соединенных Штатов? — предположил я. — E pluribus unum — в многообразии едины. Принят в 1776 году вторым Континентальным конгрессом, верно?

Он лишь проворчал что-то нечленораздельное. Я смотрел прямо на него. Я решил, что этот человек сможет ответить на мои вопросы.

— Что все это значит? — спросил я.

Снова молчание. Настал черед Финлея смотреть на меня. Я видел, он думает, отвечать ли мне, и как.

— Что все это значит? — повторил я.

Откинувшись назад, он опять сплел пальцы.

— Вам хорошо известно, что все это значит, — наконец сказал он. — Убийство. С очень неприятными подробностями. Жертва была обнаружена сегодня утром на складах Клинера. У северного конца шоссе, пересекающего наш округ, у самой петли развязки на автостраде. Свидетель сообщил о том, что видел человека, идущего с той стороны. Около восьми часов утра. По его описанию, белый мужчина, очень высокий, в длинном черном пальто, светлые волосы, без шляпы, без сумки.

Опять молчание. Я белый мужчина. У меня очень большой рост. У меня светлые волосы. Я сидел перед Финлеем, одетый в длинное черное пальто. У меня не было шляпы и сумки. По этому шоссе я шел сегодня утром почти четыре часа. С восьми до без четверти двенадцати.

— Сколько по шоссе до этого места? — спросил я. — От автострады до города?

Финлей задумался.

— Думаю, около четырнадцати миль, — сказал он.

— Точно, — согласился я. — Я прошел пешком весь путь от автострады до города. Около четырнадцати миль. Наверное, меня многие видели. Но это не значит, что я кому-нибудь сделал плохо.

Финлей ничего не ответил. Во мне разгоралось любопытство.

— Это ваш участок? — спросил я. — Вся местность до автострады?

— Да, наш, — подтвердил он. — Вопрос юрисдикции не стоит. Вам от нас не отделаться, мистер Ричер. Границы города простираются на четырнадцать миль, до самой автострады. Склады на моем участке, в этом нет сомнений.

Он остановился. Я кивнул. Он продолжил.

— Клинер построил эти склады пять лет назад. Вы о нем слышали?

Я покачал головой.

— Почему я должен был о нем слышать? — спросил я. — Я никогда прежде не бывал в ваших краях.

— Клинер у нас большая шишка, — продолжал Финлей. — Со своей деятельности он платит много налогов, что для нас очень хорошо. Город получает большие поступления, причем без лишней грязи и шума, так как склады далеко, правильно? Поэтому мы стараемся присматривать за складами. Но вот они стали местом убийства, и вы должны нам кое-что объяснить.

Этот человек занимается своим делом, но он напрасно отнимает у меня время.

— Хорошо, Финлей, — сказал я. — Я сейчас сделаю заявление, в котором опишу каждый свой шаг с тех пор, как я вошел в пределы вашего убогого городишки, и до того, как меня на середине завтрака вытащили из-за стола, черт побери, и приволокли сюда. Если вы хоть чего-нибудь из этого выудите, я дам вам медаль, черт возьми. Потому что в течение почти четырех часов я только и делал, что ставил одну ногу перед другой под проливным дождем, все четырнадцать ваших драгоценных проклятых миль.

Это была самая длинная речь, которую я произнес за последние полгода. Финлей молча таращился на меня. Я видел, что он сейчас решает основную дилемму, встающую перед следователем. Нутром он чувствовал, что я, скорее всего, не тот, кто ему нужен. Но я сижу перед ним. И что остается делать следователю? Я дал ему возможность подумать. Выжидая подходящий момент, чтобы подтолкнуть его в нужном направлении. Я собирался намекнуть о том, что пока он тратит время на меня, настоящий убийца разгуливает на свободе. Это дало бы дополнительную пищу его беспокойству. Но Финлей прыгнул первым. В ошибочном направлении.

— Никаких заявлений, — сказал он. — Я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать. Вы Джек Просто Ричер. Без адреса. Без документов. Кто вы, бродяга?

Я вздохнул. Сегодня была пятница. Большие часы показывали, что она уже наполовину прошла. Этот Финлей будет дотошно ковыряться во всех мелочах. Значит, мне придется проторчать за решеткой все выходные. Скорее всего, выпустят меня в понедельник.

— Я не бродяга, Финлей, — сказал я. — Я странник. Это большая разница.

Он медленно покачал головой.

— Ты не умничай, Ричер, — сказал он. — Ты по уши в дерьме. Плохи твои дела. Наш свидетель видел, как ты уходил с места преступления. Ты здесь чужак, у тебя нет документов, ты ничего не можешь сказать в свое оправдание. Так что лучше не умничай.

Финлей по-прежнему занимался своим делом и по-прежнему напрасно отнимал у меня время.

— Я не уходил с места преступления, — сказал я. — Я четыре часа шел пешком по этой треклятой дороге. Это ведь большая разница, правда? Преступники, покидающие место преступления, пытаются сделать это как можно быстрее и незаметнее. Они не идут по дороге. Что плохого в том, чтобы идти по дороге? Люди постоянно ходят по дорогам, разве не так, черт побери?

Подавшись вперед, Финлей покачал головой.

— Нет, — сказал он. — По этой дороге никто не ходил пешком с тех пор, как был изобретен автомобиль. И почему у вас нет адреса? Откуда вы родом? Ответьте на эти вопросы. Начнем все с самого начала.

— Хорошо, Финлей, начнем с самого начала, — согласился я. — У меня нет адреса, потому что я нигде не живу. Быть может, когда-нибудь я буду где-то жить, тогда у меня появится адрес, и я пришлю тебе открытку, чтобы ты убрал ее в свой альбом, поскольку тебя, похоже, это очень беспокоит.

Финлей смерил меня взглядом, решая, как ему отнестись к моей выходке. Он остановился на спокойствии. Спокойствии, объединенном с упорством.

— Откуда вы родом? — спросил он. — Какой ваш последний адрес?

— Что именно вы имеете в виду, спрашивая, откуда я родом? — спросил я. Финлей стиснул губы. Я начинал выводить его из себя, но он сохранял выдержку. Прикрутил ее к себе нитями ледяного сарказма.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Вы не поняли мой вопрос, так что позвольте растолковать его подробнее. Я имел в виду, где вы родились или прожили какой-то значительный период своей жизни, который вы интуитивно рассматриваете как доминирующий в социальном или культурном плане?

Я лишь молча смотрел на него.

— Приведу пример, — продолжал Финлей. — Лично я родился в Бостоне, получил образование в Бостоне и в дальнейшем проработал в Бостоне двадцать лет, поэтому я имею полное основание сказать, и вы, думаю, со мной согласитесь, что я из Бостона.

Я был прав. Выпускник Гарварда. Выпускник Гарварда, начинающий терять терпение.

— Хорошо, — сказал я. — Вы задали мне вопросы, и я на них отвечу. Но позвольте сначала вам кое-что сказать. Я не тот, кто вам нужен. К понедельнику вы сами это поймете. Так что сделайте себе одолжение: не прекращайте поиски.

С трудом поборов улыбку, Финлей кивнул.

— Благодарю вас за совет, — сказал он. — И за заботу о моей карьере.

— Всегда пожалуйста.

— Продолжайте, — сказал он.

— Отлично. Согласно вашим мудреным определениям, я не происхожу ниоткуда. Я из места, именуемого «Армия». Я родился на базе армии США в Западном Берлине. Мой старик служил в морской пехоте, а мать была француженкой. Они познакомились в Голландии и поженились в Корее.

Финлей кивнул. Сделал пометку в блокноте.

— Я был сыном армии, — продолжал я. — Покажите мне перечень американских военных баз во всем мире — и вот перечень тех мест, где я жил. В школу я ходил в двух десятках разных стран, а затем четыре года учился в военной академии в Вест-Пойнте.

— Продолжайте, — сказал Финлей.

— Я остался в армии, — сказал я. — Поступил в военную полицию. Я снова жил и нес службу на всех этих базах. А потом, Финлей, после тридцати шести лет, прожитых на белом свете сначала сыном военного, а затем военным, я вдруг узнал, что больше нет необходимости в огромной, могучей армии, потому что Советы легли брюхом кверху. И вот ура! Мы стрижем купоны с окончания Холодной войны. Что для вас означает то, что ваши налоги теперь будут тратиться на что-то другое, но я остаюсь безработным, бывшим военным полицейским, которого называют бродягой самодовольные гражданские ублюдки, не продержавшиеся бы и пяти минут в мире, в котором я жил.

Финлей обдумал мои слова. Похоже, они не произвели на него особого впечатления.

— Продолжайте, — сказал он.

Я пожал плечами.

— Так что сейчас я просто получаю удовольствие от жизни, — сказал я. — Быть может, со временем я найду, чем заняться, быть может, не найду. Быть может, я где-нибудь осяду, быть может, нет. Но прямо сейчас мне этого не хочется.

Финлей кивнул. Сделал еще кое-какие пометки.

— Когда вы уволились из армии? — спросил он.

— Полгода назад. В апреле.

— И вы с тех пор нигде не работали?

— Вы шутите, — усмехнулся я. — Когда вы сами в последний раз искали работу?

— В апреле, — сказал он, пародируя меня. — Полгода назад. И я нашел это место.

— Что ж, вам повезло, Финлей, — сказал я.

Я больше не знал, что сказать и поэтому умолк. Финлей какое-то время смотрел на меня.

— На что вы жили с тех пор? — спросил он. — Какое у вас было звание?

— Майор, — ответил я. — Когда мне дали пинка под зад, я получил выходное пособие. До сих пор сохранил его почти полностью. Пытаюсь растянуть как можно дольше, понимаете?

Долгая пауза. Финлей принялся выбивать ритм концом ручки.

— Ладно. Давайте поговорим о последних двадцати четырех часах, — сказал он.

Я вздохнул. Дальше мой путь лежал через тернии.

— Я приехал на автобусе компании «Грейхаунд», — сказал я. — Сошел у развязки. В восемь утра. Дошел по шоссе пешком до города, зашел в ресторан, заказал завтрак и начал его есть, когда появились ваши ребята и притащили меня сюда.

— У вас тут есть какие-нибудь дела? — спросил Финлей.

Я покачал головой.

— Я не работаю. У меня нигде нет никаких дел.

Он старательно записал это.

— Где вы сели на автобус? — спросил он.

— В Тампе. Он выехал вчера в полночь.

— В Тампе, штат Флорида? — переспросил Финлей.

Я кивнул.

Он выдвинул другой ящик. Достал расписание автобусов «Грейхаунд». Раскрыл его на нужной странице и начал водить по ней длинным коричневым пальцем. Это был очень дотошный полицейский.

Наконец Финлей пристально посмотрел на меня.

— Этот рейс идет экспрессом, — сказал он. — Прямиком на север, до самой Атланты. Прибывает туда в девять утра. Здесь не останавливается.

Я покачал головой.

— Я попросил водителя остановиться, — сказал он. — Он ответил, что не имеет права это делать, но все же остановился. Остановился специально для того, чтобы выпустить меня.

— Вы уже бывали здесь прежде? — спросил Финлей.

Я снова покачал головой.

— У вас здесь родные? — продолжал он.

— Нет, здесь никого нет.

— А вообще родные есть? — настаивал он.

— Брат, в Вашингтоне, — сказал я. — Работает в казначействе.

— У вас в Джорджии есть друзья, знакомые?

— Нет, — сказал я.

Финлей записал все мои ответы. Затем наступила долгая тишина. Я знал точно, каким будет его следующий вопрос.

— Тогда почему? — спросил Финлей. — Почему вы сошли с автобуса на незапланированной остановке и шли пешком до города, в котором у вас нет абсолютно никаких дел?

Это был убийственный вопрос. Финлей мне его задал. Как, несомненно, задаст и прокурор. А у меня не было на него убедительного ответа.

— Ну что вам сказать? Это был каприз. Меня тянуло к перемене мест. Должен же я был куда-то попасть, верно?

— Но почему именно сюда? — спросил Финлей.

— Не знаю, — признался я. — У моего соседа была карта, и я выбрал этот городок. Мне хотелось держаться подальше от оживленных мест. У меня была мысль сделать круг и вернуться обратно к заливу, но только быть может, чуть западнее.

— Вы выбрали это место наугад? — спросил Финлей. — Не вешайте мне лапшу на уши. Как вы могли его выбрать? Это же всего-навсего название. Точка на карте. У вас должна была быть какая-то причина.

Я кивнул.

— Я решил заглянуть к Слепому Блейку, — сказал я.

— Кто такой этот Слепой Блейк? — спросил Финлей.

Я видел, как он просчитывает различные сценарии так, как шахматный компьютер просчитывает возможные ходы. Кто мне этот Слепой Блейк — друг, враг, сообщник, заговорщик, учитель, кредитор, должник, моя следующая жертва?

— Слепой Блейк — это гитарист, — пояснил я. — Он умер шестьдесят лет назад, возможно, был убит. Мой брат купил пластинку, на конверте была статья, и там говорилось, что это произошло в Маргрейве. Брат написал мне об этом. Сказал, что он был здесь пару раз весной, по каким-то делам. Я решил сам заглянуть и попробовать что-нибудь выяснить.

Финлей молча вытаращил глаза. Мое объяснение показалось ему совсем неубедительным. Если бы я был на его месте, оно мне тоже показалось бы неубедительным.

— Вы приехали сюда для того, чтобы найти гитариста? — спросил он. — Гитариста, умершего шестьдесят лет назад? Почему? Вы играете на гитаре?

— Нет.

— Как ваш брат мог вам написать? — спросил он. — У вас ведь нет адреса.

— Он написал на адрес части, где я служил, — ответил я. — Оттуда всю мою почту переправляют в банк, куда я положил выходное пособие. Ее пересылают мне, когда я прошу выслать мне очередную порцию денег.

Финлей покачал головой. Сделал пометку.

— Автобус компании «Грейхаунд», отъезжающий в полночь из Тампы, верно? — сказал он.

Я кивнул.

— Билет сохранился?

— Полагаю, он в пакете с моими вещами, — сказал я, вспоминая, как Бейкер складывал в пакет весь тот мусор, что был у меня в карманах.

— А водитель автобуса вас вспомнит? — продолжал Финлей.

— Думаю, вспомнит, — сказал я. — Это была незапланированная остановка. Мне пришлось его уговаривать.

Я превратился в зрителя, отрешенно наблюдающего за происходящим со стороны. Сейчас моя задача не отличалась от той, что стояла перед Финлеем. У меня возникло странное ощущение, что мы с ним беседуем о каком-то абстрактном деле. Коллеги, обсуждающие запутанную проблему.

— Почему вы нигде не работаете? — спросил Финлей.

Я пожал плечами. Попытался объяснить.

— Потому что я не хочу работать, — сказал я. — Я работал тринадцать лет, и это меня никуда не привело. У меня такое ощущение, будто я попробовал делать так, как положено, но из этого ни черта не вышло. А теперь я буду делать так, как хочу сам.

Финлей молча смотрел на меня.

— У вас были неприятности в армии? — спросил он.

— Не больше, чем у вас в Бостоне, — ответил я.

Похоже, он удивился.

— Что вы хотите сказать?

— Вы проработали в Бостоне двадцать лет, — сказал я. — Вы сами мне это сказали, Финлей. Так почему вы очутились в этом забытом богом захолустье? Вы должны были выйти на пенсию, жить в свое удовольствие и ловить рыбу на мысе Код или где-нибудь еще. Что же с вами случилось?

— Вас это не касается, мистер Ричер, — нахмурился Финлей. — Отвечайте на мой вопрос.

Я пожал плечами.

— Спросите у армии.

— Спрошу, — заверил меня он. — В этом вы можете не сомневаться, черт побери. Вас уволили с хорошей аттестацией?

— А разве в противном случае я бы получил выходное пособие? — ответил вопросом на вопрос я.

— Почему я должен верить, что вы получили от армии хотя бы ломаный грош? — настаивал Финлей. — Вы живете как последний бродяга. Итак, с хорошей аттестацией? Да или нет?

— Да, — ответил я. — Естественно.

Он сделал еще одну пометку. Задумался.

— Как вы отнеслись к тому, что вас уволили со службы? — наконец спросил он.

Я обдумал его вопрос. Пожал плечами.

— Никак. Вот я был в армии, а теперь уже не в армии.

— Вы испытываете злость? — настаивал Финлей. — Чувствуете, что вас предали?

— Нет, — сказал я. — А должен чувствовать?

— И вас ничего не беспокоит? — спросил он так, как будто что-то обязательно должно было быть.

Я чувствовал, что хорошо бы что-нибудь ему ответить. Но не мог ничего придумать. Я служил в армии с самого своего рождения. Теперь я уже не служил в армии. И чувствовал себя бесподобно. Чувствовал свободу. Как будто всю жизнь у меня слегка болела голова. А я заметил это только тогда, когда она перестала болеть. Меня беспокоило только то, чем жить дальше. Чем зарабатывать на жизнь, не расставаясь с только что приобретенной свободой, — а это было весьма непросто. За полгода я не заработал ни гроша. Это была моя единственная проблема. Но я не собирался говорить о ней Финлею. Он сочтет это мотивом. Подумает, что я решил обеспечить дополнительное финансирование своей бродяжнической жизни, грабя людей. На складах. А затем их убивая.

— Наверное, переход дался мне нелегко, — наконец сказал я. — Особенно если учесть, что такую жизнь я вел с детства.

Финлей кивнул. Обдумал мой ответ.

— Почему уволили именно вас? — спросил он. — Вы сами вызвались уйти со службы?

— Я никогда и нигде не вызывался сам, — сказал я. — Первое правило солдата.

Опять молчание.

— У вас была какая-то специализация? — наконец спросил Финлей. — На службе?

— Сначала общее поддержание порядка, — ответил я. — Таково правило. Затем пять лет я занимался обеспечением режима секретности. А последние шесть лет я занимался кое-чем другим.

Пусть сам спросит.

— Чем же? — спросил Финлей.

— Расследованием убийств, — ответил я.

Финлей откинулся назад. Крякнул. Снова сплел пальцы.

Посмотрел на меня и шумно вздохнул. Подался вперед. Ткнул в меня пальцем.

— Верно, — сказал он. — Я обязательно все проверю. У нас есть ваши отпечатки. Они должны иметься в военном архиве. Мы запросим вашу служебную характеристику. От начала и до конца. Со всеми подробностями. Мы проверим автобусную компанию. Проверим билет. Найдем водителя, найдем пассажиров. И если вы сказали правду, мы достаточно скоро это выясним. Если вы сказали правду, возможно, это позволит вам отмыться. Несомненно, все определит хронология событий. Но пока в деле остается много неясного.

Помолчав, Финлей снова шумно вздохнул. Посмотрел мне в лицо.

— Ну, а до тех пор я буду действовать осторожно, — сказал он. — На первый взгляд про вас ничего хорошего не скажешь. Бродяга. Бездомный. Ни адреса, ни прошлого. Вполне вероятно, весь ваш рассказ — чушь собачья. Быть может, вы беглый преступник. Убиваете людей направо и налево во всех штатах. Я просто не знаю. Нельзя требовать от меня, чтобы я порадовал вас хотя бы капелькой сомнения. Зачем мне сейчас сомневаться? Вы останетесь за решеткой до тех пор, пока мы не будем полностью уверены, договорились?

Это было то, что я и ожидал. Это было то, что я сам сказал бы на месте Финлея. Тем не менее, я покачал головой.

— Вы проявляете осторожность? — сказал я. — Это еще мягко сказано.

Он спокойно выдержал мой взгляд.

— Если я в чем-то не прав, в понедельник я угощаю вас обедом. У Ино, чтобы расквитаться за сегодняшний день.

Я снова покачал головой.

— Я не ищу здесь друзей.

Финлей просто пожал плечами. Выключил магнитофон. Перемотал кассету назад. Вынул ее. Подписал. Нажал на кнопку переговорного устройства. Пригласил Бейкера. Я ждал. Было довольно прохладно, но я уже успел высохнуть. Дождь, прошедший над Джорджией, промочил меня насквозь. Теперь вода испарялась в сухой воздух кабинета. Кондиционер всасывал ее в себя и отводил по трубке.

Постучав, в кабинет вошел Бейкер. Финлей попросил его отвести меня в камеру. Затем кивнул. Этот жест говорил мне: если выяснится, что ты не тот, кого мы ищем, помни, я просто выполнял свою работу. Я кивнул в ответ. Мой жест говорил: пока ты перестраховываешься, убийца разгуливает на свободе.

Отделение для содержания под стражей представляло собой лишь отгороженный угол. Оно было разделено на три отдельные камеры вертикальными прутьями. Передняя стена была из решетки. Вход в каждую камеру через отдельную секцию на петлях. Металл тускло блестел. Чем-то напоминал титан. Во всех камерах на полу ковролин. И больше ничего. Ни табурета, ни топчана.

Лишь новая высокобюджетная версия загонов в полицейских участках, которые можно увидеть в старых фильмах.

— На ночь здесь не оставляют? — спросил я у Бейкера.

— Нет, — ответил тот. — Вечером вас перевезут в тюрьму штата. Автобус приедет в шесть часов. Привезет вас назад в понедельник.

Захлопнув дверцу, он повернул ключ. Я услышал, как по всей высоте секции щелкнули засовы, входящие в гнезда. Электромагниты. Я достал из кармана газету. Снял пальто и свернул его. Растянулся на полу и подложил пальто под голову.

Вот теперь я точно вляпался. Выходные мне предстоит провести в тюрьме. Не в камере предварительного заключения в полицейском участке. И дело вовсе не в том, что у меня были какие-то планы на предстоящий уик-энд. Просто я хорошо знал, что такое обычная тюрьма. Многие дезертиры рано или поздно попадают в обычные тюрьмы. За какое-то преступление. Правоохранительные органы извещают армию. За дезертирами приезжают военные полицейские. Так что я знал, что такое обычная тюрьма. И перспектива провести в ней два дня не вызывала у меня никакого энтузиазма. Я лежал, раздраженно слушая шум полицейского участка. Звонили телефоны. Стучали клавиатуры. То быстрее, то медленнее. Полицейские приходили и уходили, разговаривая вполголоса.

Тогда я постарался дочитать захваченную газету. Она была полна всякого вздора о президенте и о том, как он собирается переизбираться на второй срок. Старик посетил город Пенсакола на побережье залива Флорида. Он намеревался сбалансировать государственный бюджет до того, как поседеют его внуки. Президент обрезал расходы с ретивостью человека, продирающегося через джунгли с мачете в руке. В Пенсаколе досталось береговой охране. В течение последних двенадцати месяцев пограничники по собственной инициативе всеми силами полумесяцем выходили в воды залива и досматривали все суда, которые им чем-то не нравились. Судя по всему, год назад по этому поводу трубили фанфары. Успех превзошел самые смелые ожидания. Пограничники находили все что угодно. В основном наркотики, но также оружие и нелегальных иммигрантов с Гаити и Кубы. Подобная акция снижала уровень преступности, во всех штатах, за тысячи миль от побережья, в долгосрочной перспективе. Небывалый успех. Но сейчас от этого приходилось отказываться. Акция требовала очень больших денег. Береговая охрана перерасходовала выделенные средства. А президент сказал, что не может увеличить ее бюджет. Более того, он вынужден будет его урезать. Экономическое положение страны тяжелое. Пограничникам ничем нельзя помочь. Так что через неделю дежурство в море придется прекратить. Президент старался показать себя государственным деятелем. Большие шишки из правоохранительных органов очень разозлились, потому что на их взгляд предупредить преступление лучше, чем его расследовать. Но обитатели Вашингтона радуются, так как пятьдесят центов, потраченных на полицейского, патрулирующего улицы столицы, гораздо заметнее двух долларов, выброшенных в океан за две тысячи миль от избирателей. Обе стороны приводили множество аргументов. А президент самодовольно улыбался в объективы фотоаппаратов и заявлял, что ничего не может поделать. Я отбросил газету, так как чтение только распаляло мою злость.

Чтобы успокоиться, я включил в голове музыку. Припев песни «Молния, попавшая в дымовую трубу». В исполнении группы «Хаулинг вульф» в конце первой строфы звучит изумительный сдавленный крик. Говорят, для того чтобы прочувствовать блюз, необходимо много ездить по железной дороге. Это неправда. Для того чтобы понять блюз, надо оказаться взаперти. В камере. Или в армии. За решеткой. Где-то там, откуда молния, попавшая в дымовую трубу, кажется далеким маяком недостижимой свободы. Я лежал, положив голову на свернутое пальто, и слушал звучащую в голове музыку. На третьем куплете я заснул.

Я проснулся оттого, что Бейкер начал долбить ногой по решетке. Раздался глухой звон, похожий на погребальный. Рядом с Бейкером стоял Финлей. Они смотрели на меня. Я остался лежать на полу. Мне было так очень удобно.

— Где вы были вчера в полночь? — спросил Финлей.

— Садился на автобус в Тампе, — ответил я.

— У нас появился новый свидетель, — сказал Финлей. — Он видел вас в районе складов. Вчера вечером. Бесцельно слонявшегося. В полночь.

— Это полная чушь, Финлей, — сказал я. — Такого быть не может. Что это еще за новый чертов свидетель?

— Этот свидетель — Моррисон, — сказал Финлей. — Начальник полицейского участка. Он сразу сказал, что уже видел вас раньше. И вот теперь он вспомнил, где именно.