"Приключения со сменой кожи" - читать интересную книгу автора (Томас Дилан)

1

Каждый сантиметр комнаты был заставлен мебелью. Стулья стояли на кушетках, стоявших в свою очередь на столах, зеркала, размером почти с дверь, вплотную прислоненные к стенам, отражали бесконечные холмы из письменных столов и стульев, перевернутых вверх ножками; буфеты, туалетные столики, комоды, снова зеркала, пустые книжные шкафы, умывальники, серванты. Там была тщательно заправленная двуспальная кровать с подвернутыми простынями, стоявшая на двух столах, поставленных один на другой; там были электрические лампы и абажуры, подносы и вазы, унитазы и раковины, загромождавшие собой кресла, которые стояли на сервантах, столах и кроватях и доставали до потолка. Единственное окно, выходящее на дорогу, виднелось сквозь резные ножки перевернутых буфетов. Стены за зеркалами изобиловали картинами и пустыми рамами.

Мистер Эллингем взобрался по горе матрасов в комнату и там исчез.

– Прыгай сюда, парень.

Его голос доносился из-за кухонного шкафа, увешанного коврами; пробравшись внутрь, Самюэль увидел мистера Эллингема, который сидел на стуле, водруженном на кушетку, удобно облокотившись на плечо статуи.

– Жалко, что здесь нельзя готовить, – сказал мистер Эллингем. – Хотя здесь полно плит. А это морозильная камера. – Он показывал в угол. – Под спальным гарнитуром.

– Рояль у вас есть?

– Должен быть. Наверное, в другой комнате. Она положила на него ковер. А ты умеешь играть?

– Я подбираю. Вы бы сразу догадались, что я играю. Другая комната такая же, как эта?

– Есть еще две комнаты, но, я думаю, рояль заперт. Все-таки здесь полным-полно мебели, – сказал мистер Эллингем, озираясь с отвращением. – Сколько бы я ни говорил: «Уже достаточно», она всегда твердит свое: «Еще масса свободного места». В один прекрасный день она просто не сможет войти, вот что будет. Или выйти. Не знаю, что и хуже. Иногда это действует на нервы, вся эта мебель.

– Она ваша жена, мистер Эллингем?

– Тогда она поймет, что всему должен быть предел. Чувствуешь себя пойманным в капкан.

– Вы здесь спите?

– Наверху. На высоте двенадцати футов. Я проверял. Проснувшись, я могу дотронуться до потолка.

– Мне нравится эта комната, – сказал Самюэль. – Думаю, это лучшая комната из всех, что я видел.

– Я потому и взял тебя. Я знал, что тебе понравится. Подходящее гнездышко для человека с бутылкой на пальце, а? Я же говорил, что ты не такой, как все. Не каждый вынес бы подобное зрелище. Чемоданы не растерял?

– Они там, в ванне.

– Ты приглядывай за ними. Я уже лишился дивана. Еще один гарнитур, и я останусь без кровати. А что бывает, когда приходит покупатель? Я тебе скажу. Он останавливается еще в дверях и, пораженный, убегает. Купить можно только то, что окажется наверху, ты понимаешь?

– Можно попасть в другие комнаты?

– Можно, – сказал мистер Эллингем. – Она, к примеру, просто бросается туда вперед головой. А я уже потерял интерес к другим комнатам. В них можно жить и умереть, и никто не заметит. Там есть отличный чиппендейловский гарнитур. Просто до потолка. – Он пристроил другой локоть на журнальный столик. – Я здесь теряюсь. Поэтому я и хожу в вокзальный буфет; там одни стулья да столы.

Самюэль сидел на своем насесте, качая бутылкой и барабаня ногой по стенке ванны, возвышающейся над грудой матрасов. Ковер позади него, широко и плоско висящий в воздухе безо всякой видимой опоры, опасно нес на спинах вытканных птиц огромный глиняный кувшин. Высоко над головой, у самого потолка, кресло-качалка балансировало на ломберном столике, тонкие ножки которого опирались на возвышающийся среди подушек и каминных решеток сервант с широко открытой зеркальной дверцей.

– Вы не боитесь, что все рухнет? Посмотрите на это кресло. Небольшой толчок, и оно свалится.

– Не стоит проверять. Конечно, я боюсь, – сказал мистер Эллингем. – Открываешь ящик здесь – там падает умывальник. Нужно быть юрким, как змея.

Ты ничего не хотел бы купить из того, что лежит наверху?

– Мне многое здесь нравится. Но у меня нет денег.

– Ну да, откуда у тебя деньги. Это правильно. Деньги у других.

– Мне нравится большой кувшин. Туда можно спрятать даже человека. Есть у вас мыло для моего пальца?

– Мыла здесь, конечно, нет; здесь одни раковины. И ванну нельзя принять, хотя их тут пять. Зачем тебе кувшин, в который можно спрятать человека? Я не встречал никого, кто хотел бы спрятать человека в кувшине. Считается, что этот кувшин для всего велик. Почему ты хочешь найти Люсиль Харрис, Сэм?

– Я не собирался прятать там кого-либо. Я имел в виду, что это было бы возможно. Один человек говорил мне о Люсиль Харрис, мистер Эллингем. Я не знаю, почему я хочу найти ее, просто это единственный лондонский адрес, который у меня остался. Остальные я спустил в унитаз еще в поезде. Пока ехал.

– Прекрасно, прекрасно. – Мистер Эллингем положил руку на толстую белую шею обнаженной статуи и сжал пальцы.

Открылась дверь на лестничную площадку. Вошли два человека и, не говоря ни слова, полезли через матрасы. Первая – толстая, приземистая женщина с испанским гребнем в волосах, с наштукатуренным, как стена, лицом – неожиданно нырнула в угол позади Самюэля и исчезла между двумя колоннами стульев. Должно быть, она приземлилась на диванные подушки или кровать, поскольку не раздалось ни звука. Вторым пришедшим оказался высокий молодцеватый мужчина с застывшей улыбкой и большими, как у лошади, но удивительно белыми зубами, его блестящие светлые волосы были туго завиты и напомажены – запах разносился по всей комнате. Мужчина стоял в дверном проеме на пружинном матрасе и подпрыгивал.

– Ладно, Роуз, не дуйся, – сказал он, – я знаю, где ты. – И, сделав вид, что только что заметил Самюэля, произнес: – Бог мой, вы там наверху как птичка. Дональд прячется где-то здесь?

– Я не прячусь, – отозвался мистер Эллингем. – Я за статуей. Знакомьтесь, Сэм Беннет, Джордж Ринг.

Джордж Ринг поклонился и взлетел на фут, спружинив на матрасе. Он и мистер Эллингем не видели друг друга. Женщину с испанским гребнем не видел никто.

– Надеюсь, ты извинился за комнату перед мистером Беннетом. – Ринг сделал несколько прыжков по направлению к невидимой статуе.

– Совершенно не за что извиняться, – сказал Самюэль. – Я никогда не видел такой уютной комнаты.

– Но это ужасно. – Джордж Ринг подпрыгивал все быстрее и быстрее. – Очень мило с вашей стороны, что вы назвали эту комнату уютной, но посмотрите на беспорядок. Представьте, каково здесь жить. У вас какая-то штука на пальце, вы заметили? Угадываю с трех попыток. Это бутылка. – Подпрыгивая, он тряс кудрями и смеялся.

– Ты еще ничего не знаешь, – послышался голос мистера Эллингема. Грузные скачки столкнули ковер на журнальный столик, и мистер Эллингем оказался словно в другой, нижней комнате. – Ты ничего не знаешь про него. Погоди. Что ты скачешь, Джордж? Нормальные люди не начинают скакать, как мячики, когда входят в комнату.

– Чего это я про вас не знаю? – Еще один прыжок – и Джордж Ринг, стоя прямо под Самюэлем, потянулся к нему кудряшками.

– Во-первых, он не знает, куда идет. А во-вторых, он ищет незнакомую девушку по имени Люсиль.

– Почему вы ее ищете? – Голова Джорджа Ринга коснулась ванны. – Вы видели ее фото в газете?

– Нет, я ничего про нее не знаю, я просто хочу с ней встретиться, она – единственный человек в Лондоне, кого я знаю по имени.

– Теперь вы знаете еще двоих, так ведь? Вы уверены, что не влюблены в нее?

– Конечно уверен.

– Думаю, она для вас что-то вроде Святого Грааля. Понимаете, о чем я? Некий идеал.

– Прекрати, большой котенок, – сказал мистер Эллингем. – Помоги мне выбраться отсюда.

– Вы первый раз в Лондоне? Я испытывал то же самое, когда приехал сюда. Много лет назад. Мне казалось, что я должен что-то найти здесь, не могу объяснить. Где-то за углом. Я искал не переставая. Я был таким наивным. И чувствовал себя рыцарем.

– Вытащите меня отсюда, – просил мистер Эллингем. – Мне кажется, будто на меня обрушилась вся комната.

– Я так ничего и не нашел. – Джордж Ринг засмеялся, вздохнул и погладил бок ванны. – Может, вам повезет. Вы завернете за угол и встретите ее. Люсиль. Люсиль. У нее есть телефон?

– Да. Номер записан у меня в книжке.

– Это упрощает дело. Выходи, Pop. Я точно знаю, где ты. Извините, она не в настроении.

Самюэль тихонько качался на своей коробке посреди мебели. Это самая набитая барахлом комната в Англии. Сколько сотен домов втекло сюда, деревянным потоком влились столы и стулья, через окна прилетели на веревках сундуки и буфеты и расселись, как птицы. Другие комнаты, за заваленной дверью, должно быть еще выше и темнее этой, там черным, немым призраком возвышается в саване из ковров запертый рояль, и Роуз, с гребнем, похожим на нос корабля, бросается в эту темноту и лежит всю ночь тихо и неподвижно там, куда смогла пробраться. Сейчас она лежит, бездыханная, на затонувшей между колоннами стульев кровати, погребенная заживо, мягкая, толстая и одинокая.

– Пора покупать гамак, – сказал Джордж Ринг. – Я больше не могу спать под всей этой мебелью.

Может, на ночь комната заполняется людьми, которые не могут увидеть друг друга; они растягиваются под стульями, под диванами, дремлют на головокружительной высоте поднятых столов и просыпаются каждое утро с криками «Землетрясение, землетрясение!».

– Буду спать как моряк.

– Скажи Роуз, пусть выходит. И вытащи меня отсюда, – сказал из-за заваленного столика мистер Эллингем. – Я хочу есть.

– Она не в духе, Дональд. Ей до смерти нужна японская ширма.

– Вы слышите, Самюэль? Разве в этой комнате трудно уединиться? Здесь можно делать все что угодно, и никто ничего не заметит. Я проголодался. Я хочу закусить у Дейси. Вы остаетесь ночевать?

– Кто? – спросил Самюэль. – Я?

– Можете спать в других комнатах, если уверены, что потом оттуда выберетесь. Кроватей здесь хватит на целый гарем.

– Гарем. – Джордж Ринг произнес это как-то по-другому. – Роуз, дорогая, у нас появилась компания. Вылезай же, я тебя представлю – Спасибо, мистер Эллингем, – сказал Самюэль.

– У вас правда нет никаких планов? – Джордж Ринг подпрыгнул, и на мгновение его благоухающая голова оказалась на одном уровне с Самюэлевой. Мелькнула широкая, яркая, лошадиная улыбка – и голова исчезла. – Насчет ночевки и всего остального. Я думаю, это необычайно смелое решение. Вы можете встретиться с самыми разными людьми – «Он попался разбойникам», вы знаете это стихотворение сэра Генри Ньюболта?

– «Он швырнул свой пустой револьвер под откос», – произнес Самюэль.

День беспечно двигался к неизбежному концу: в темной комнате, полной мебели, он ляжет с гроздью жен в кровать, напоминающую воронье гнездо, или будет укачивать их в гамаке под потолком.

– Отлично, отлично! Какое счастье встретить человека, интересующегося поэзией. «Голоса замерли, и уснули холмы». Разве не прекрасно? Голоса замерли. Я могу читать стихи часами, правда, Дональд? Мне не важно, какие это стихи, они мне все нравятся. Помните это: «Здесь есть кто-нибудь? – Путник спросил». Где бы вы поставили ударение, мистер Беннет? Могу я называть вас Сэм? Вы бы сказали «Здесь есть кто-нибудь» или «Здесь есть кто-нибудь»?

– Это ненормально, – сказал мистер Эллингем. – Не видеть сидящего перед тобой. Я не жалуюсь, просто мне ничего не видно. Вот и все. Будто меня и нет в комнате.

– Не мешай, Дональд. Мы с Сэмом решаем необычайно важный вопрос. Конечно, ты – в комнате, не воспринимай все так болезненно.

– Думаю, я сделал бы ударение на каждом слове, – сказал Самюэль.

– Но разве вы не находите, что тогда строка зазвучит довольно монотонно? «Здесь есть кто-нибудь? – Путник спросил», – пробормотал Джордж Ринг и прошелся по матрасу, склонив голову набок. – Я чувствую, что где-то нужно сделать главное ударение.

«Хорошо бы остаться одному в комнате рядом с роялем, – мечтал Самюэль. – Одному, посреди этого склада, лежать на всех кроватях по очереди, открывать серванты и шарить в них, глядеться в темные зеркала».

– Почему это я все болезненно воспринимаю, Джордж Ринг? – спросил мистер Эллингем. Он попытался встать, но тут на его стул свалилась статуя. – Помню, как-то раз я выпил сорок девять кружек «Гинесса» подряд и вернулся домой на крыше автобуса. Человек, которому такое по силам, не будет все воспринимать болезненно. Я ехал на самой крыше, а не во втором этаже.

«Или пусть комната будет как кладбище, где повсюду невидимые мертвецы вздыхают, и храпят, и занимаются любовью в сервантах, и валяются, пьяные в стельку, в пустых ваннах. И вдруг теплое тело нырнет в дверь и пролежит в моей кровати всю ночь без имени, без звука».

– Сорок девять кружек пива – это свинство, – сказал Джордж Ринг.

– Шел дождь, – ответил мистер Эллингем. – Кроме того, я никогда не лезу в бутылку. Я могу спеть или чуть-чуть потанцевать, но никогда не озверею. Помогите мне, Сэм.

Самюэль снял ковер со столика и оттолкнул статую. Она лежала меж ног мистера Эллингема. Он медленно возник перед ними, протирая глаза, как будто только что проснулся.

– Говорил я, что здесь капканы. Пойдешь к Дейси, Джордж?

– Ты же знаешь, мне придется остаться здесь. Только я умею поладить с Роуз, когда она в одной из своих фаз. Видишь ли, Роуз, ты такая бесшабашная, в тебе девяносто процентов беса и десять – рассудка. Ты же актриса, поэтому тебе кажется, что ты можешь провести весь день под грудой мебели. Я досчитаю до пяти…

Самюэль проследовал за мистером Эллингемом к двери.

– Пять, шесть, семь, – считал Джордж Ринг. Мистер Эллингем оглушительно хлопнул дверью, и остальные цифры потонули в грохоте рушащейся мебели.

Они спустились по ступенькам в холл, пахнущий капустой, и вышли на серую улицу.

– Похоже, это было кресло-качалка, – сказал Самюэль.

– Заведение миссис Дейси за углом, вон там, видите рекламку «Кэдбери»?