"Люби меня в полдень" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)

Глава 19

Для Кристофера стало весьма обескураживающим фактом, что за каких-то две недели он так гармонично вписался в круг своих будущих родственников. Если когда-то он всеми возможными способами стремился избежать общения с ними, считая Хатауэйев людьми своеобразными и эксцентричными, то сейчас настойчиво искал их компании, и почти каждый вечер проводил в Рэмси-Хаусе.

Хатауэйи всё делали от души: ссорились, смеялись, и, казалось, искренне заботились друг о друге, чем разительным образом отличались от любых других семейств, с которыми Кристофер был знаком. Натуры от природы любознательные, они интересовались любыми новыми веяниями, изобретениями и открытиями. Вне всякого сомнения, немалое влияние на интеллектуальное развитие всех членов семьи оказал в своё время их покойный отец, Эдвард.

Кристофер чувствовал, как счастливый, хотя порою суматошный уклад этого дома дарит ему желанный покой, которого ему так и не удалось достичь в шумном и суетном Лондоне. Как бы то ни было, но Хатауэйи с присущими им резкими чертами характера странным образом сглаживали раны, искорёжившие его душу. Они нравились Кристоферу все без исключения, но пожалуй особую симпатию он испытывал к Кэму — главе семьи или клана, как тот любил называть своих родных. Будучи надёжным, уравновешенным и терпеливым человеком, Кэм в случае необходимости готов был поддержать любого из Хатауэйев.

Лео, напротив, не был столь открыт и прост в общении. Хотя дерзкие речи выдавали в нём приятного собеседника, острые грани его юмора часто вызывали у Кристофера неприятные воспоминания о собственном недавнем прошлом, когда он не раз позволял себе отпускать нелестные замечания в адрес других людей. Взять, к примеру, ту едкую реплику, касающуюся конюшен, которую он произнёс в разговоре о Беатрис. Кристофер и сейчас не боялся откровенных высказываний, с той лишь разницей, что теперь произносил их вполне обдуманно. Раньше же он в полной мере не осознавал разрушительную силу слова.

Два года, минувшие с тех пор, многому его научили.

Однако Беатрис заверила Кристофера, что Лео, несмотря на его острый язык, очень преданный и заботливый брат.

— Вот увидишь, со временем он тебе понравится, — сказала она. — Хотя неудивительно, что тебе больше по душе Кэм, вы же с ним оба лисы.

— Лисы? — переспросил Кристофер, позабавленный этим сравнением.

— Да. Я всегда определяю, на какого животного похож тот или иной человек. Лисы — ловкие охотники, не привыкшие полагаться на грубую силу. Обладая тонким, расчётливым умом, они добиваются желаемого хитростью и могут любого обвести вокруг пальца. И хотя лисы время от времени любят отправляться в путешествия, они всегда возвращаются в свой надёжный, уютный дом.

— Рискну предположить, что Лео — лев, — сухо произнёс Кристофер.

— О, да. Яркий, несдержанный, привыкший постоянно быть в центре внимания. Время от времени, словно играючи, он будет набрасываться на тебя. Но за всеми этими острыми когтями и грозным рычанием скрывается мягкий, пушистый кот.

— А на кого похожа ты?

— На непоседливого хорька. Когда мы бодрствуем, то очень деятельны, но нам по душе и долгие часы покоя. — Беатрис взглянула на него со смущённой улыбкой. — К тому же хорьки очень ласковы.

Кристофер всегда полагал, что ведением домашнего хозяйства будет заниматься его жена, способная проследить за малейшими нюансами и сохранить в доме полный порядок и идеальную чистоту. Вместо этого, он похоже, намеривался жениться на девушке, которая повсюду вышагивала в бриджах, а следом за ней по всем комнатам вольготно разгуливали, ходили вперевалочку, ползали или прыгали всевозможные животные.

Его очаровывало умение Беатрис разбираться в таких вещах, о которых женщины обычно имели лишь самое смутное представление. Беа с завидной сноровкой пользовалась молотком и рубанком. Она скакала на лошади лучше всех женщин, которых он когда-либо встречал, а, возможно, и лучше многих мужчин. Беатрис обладала самобытным, пытливым складом ума, в основе которого лежали привычка наблюдать и тонкая интуиция. Но чем больше Кристофер узнавал Беатрис, тем острее чувствовал жилку беззащитности, скрытую в глубине её души. Некое чувство уязвимости, которое заставляло её так часто искать уединения. Он думал, что причиной тому стала преждевременная кончина её родителей, а особенно смерть матери. Беатрис считала, что та, угаснув вслед за отцом, попросту оставила их на произвол судьбы. Быть может, подобная отчужденность отчасти явилась результатом того, что Хатауэйи так стремительно достигли высокого положения в обществе, о котором никогда не помышляли. Ведь принадлежность к высшему обществу не ограничивалась лишь способностью следовать ряду определённых правил. Это был особый образ мышления, осознание своего места в мире и взаимодействия с ним, который прививался отпрыскам знатных семейств с момента рождения. А потому Беатрис никогда не смогла бы приобрести лоск и утончённость, свойственную молодым леди, воспитанным в аристократических кругах.

И эта естественность нравилась ему в избраннице больше всего.

На следующий день после того, как Кристофер сделал Беатрис предложение, он вынужден был отправиться к Мерсерам, чтобы переговорить с Пруденс. Понимая, что поступил по отношению к ней несправедливо, он приготовился принести свои извинения. Однако малейший следы раскаяния бесследно исчезли, как только Кристофер увидел, что сама девушка не испытывает ни капли вины за собственную ложь.

Мягко говоря, между ними состоялась не самая приятная сцена. Кровь прилила к лицу Пруденс, когда она, словно повредившись рассудком, принялась кричать и негодовать.

— Вы не посмеете бросить меня ради этой темноволосой горгульи и её странной семейки. Над вами станет насмехаться весь Стоуни-Кросс. Одна половина из них — цыгане, а вторая — сумасшедшие. Они обладают кое-какими полезными связями, но и только. Эти грязные крестьяне лишены всяких манер, и вы будете сожалеть до конца своих дней, если породнитесь с ними. Беатрис же — грубая, диковатая девица, которая вероятно произведет на свет целый выводок себе подобных.

Когда она на мгновение замолчала, чтобы перевести дух перед следующей злобной тирадой, Кристофер спокойно заметил:

— К сожалению, не все подобно Мерсерам могут похвастаться столь безупречными манерами.

Разумеется, этот выстрел тут же достиг своей цели, и Пруденс продолжила безобразно кричать, словно уличная торговка рыбой.

Однако Кристофер её не слышал, перед глазами у него возникло видение… но не привычные ужасы войны, а мирная, успокаивающая картина… Умиротворённое и сосредоточенное выражение, увиденное им минувшим днём на лице Беатрис, когда та ухаживала за раненой птицей. Она осторожно примотала сломанное крылышко крохотного воробья к его тельцу, а затем показала Раю, как следует его накормить. Кристофер внимательно наблюдал за этими умелыми действиями, поражённый силой и нежностью, скрытыми в её хрупких руках.

Внимание Кристофера вновь вернулось к стоящей напротив девушке, извергающей поток злобных ругательств, и он невольно пожалел человека, которому однажды «посчастливится» жениться на Пруденс.

Привлеченная шумом в комнату вошла леди Мерсер и попыталась успокоить не на шутку разгневанную дочь. Вскоре после этого Кристофер откланялся, сожалея о каждой минуте, потраченной впустую на общение с этой девицей.

А спустя полторы недели всех в Стоуни-Кросс потрясла новость о том, что Пруденс тайно сбежала с одним из своих давних поклонников из числа местного дворянства.

Наутро после её тайного бегства в Рэмси-Хаус доставили письмо, адресованное Беатрис. На конверте значилось имя Пруденс. Покрытое чернильными пятнами и заполненное обвинениями и ужасными предсказаниями послание явно писалось в спешке и пестрело множеством орфографических ошибок. Снедаемая тревогой и измученная осознанием собственной вины Беатрис показала его Кристоферу.

Но тот, презрительно скривив губы, разорвал листок и вернул его Беа.

— Что ж, — сказал он ей, — хоть кому-то она соизволила написать.

Беатрис попыталась изобразить укор, но невольный смешок сорвался с её губ.

— Не стоит шутить такими вещами. Я чувствую себя ужасно виноватой.

— С чего бы это? Пруденс не испытывает ни грамма раскаяния.

— Она обвиняет меня в том, что я тебя у неё украла.

— Начнём с того, что я ей никогда не принадлежал. И, кроме этого, я не сюрприз, обёрнутый в подарочную упаковку, чтобы вырывать меня друг у друга из рук.

Это сравнение вызвало у Беатрис усмешку.

— Если бы ты был подарком, — сказала она, посмотрев на него с таинственной улыбкой, — я с удовольствием бы тебя развернула.

Кристофер покачал головой, когда она наклонилась вперёд, намериваясь его поцеловать.

— Даже не начинай, иначе мы никогда не сделаем того, зачем сюда пожаловали.

Приложив дощечку к нужному месту, он выжидающе взглянул на неё:

— Лучше приступим к работе.

Беатрис привела его с собой на сеновал, чтобы он помог ей отремонтировать ящик для гнезда, который она когда-то сама и смастерила. Кристофер с удовольствием наблюдал за тем как ловко она приколотила дощечку, забив в неё аккуратный ряд гвоздей. Он и подумать не мог, что мастерство, с которым женщина обращается с рабочими инструментами, покажется ему столь очаровательным. Как не мог не наслаждаться видом её тесно обтянутых бриджами ягодиц каждый раз, когда она за чем-нибудь наклонялась.

Кристофер с трудом попытался подчинить себе собственное тело и погасить внезапно вспыхнувшее желание, что в последнее время ему приходилось делать всё чаще и чаще. Беатрис стала для него непреодолимым искушением. Всякий раз, когда он целовал её, она отвечала ему со сладкой, невинной чувственностью, которая доводила его до предела самообладания.

До того, как отправиться на войну, у Кристофера никогда не возникало трудностей в обращении с любовницами. Физическая близость с женщиной являлась для него лишь случайным удовольствием, которым он наслаждался без вины и сомнений. Но после столь длительного воздержания он переживал по поводу их с Беатрис первой ночи. Потому что меньше всего на свете хотел напугать её или причинить боль.

Ведь после пережитого ему вообще с огромным трудом удавалось сохранять самообладание.

Так случилось, например, однажды поздним вечером, когда один из близнецов случайно споткнулся о Лаки — кошку Беатрис. Испуганное животное пронзительно заверещало, следом за ней закричали оба близнеца, и Кэтрин бросилась их успокаивать.

Кристофер едва не сорвался. Внезапный шум вызвал у него шок, и, вздрогнув, он опустил голову и плотно зажмурил глаза. Мучительная память мгновенно вернула его на поле битвы под свинцовое небо, окутанное дымом сражения. Кристоферу понадобилось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он пришёл в себя и узнал сидящую возле него Беатрис. Она ни о чём его не расспрашивала, но её молчаливое участие успокаивало лучше любых слов.

Чуть погодя к Кристоферу подошел Альберт, примостил голову ему на колени и посмотрел на хозяина печальными, карими глазами.

— Он всё понимает, — мягко сказала Беатрис.

Кристофер погладил любимца по лохматой голове, и Альберт обнюхав ладонь, лизнул его запястье. Да, Альберт всё понимал. Он страдал под тем же самым пулевым дождём и орудийным огнём и собственной шкурой постиг боль и мучения, когда пуля пробила его плоть.

— Мы с тобой товарищи по несчастью, да, старина? — пробормотал Кристофер.

Его мысли снова вернулись в настоящее, и он увидел, что Беатрис закончила работу, и, отложив молоток, отряхнула ладони.

— Вот так, — довольно сказала она. — Дом готов принять нового жильца.

Откинувшись назад и опираясь на локти, Кристофер полулежал в душистом сене. Она опустилась рядом и растянулась подле него, словно довольная кошка. Он внимательно наблюдал за нею из-под полуопущенных ресниц. Ему отчаянно хотелось заключить Беатрис в объятья, почувствовать под собой её податливое тело, насладиться ощущением её бархатистой кожи. Но он воспротивился, когда она попыталась притянуть его поближе к себе.

— Твоя семья заподозрит, что мы тут вовсе не столярничали, а занимались чем-то неприличным, — сказал Кристофер. — Ты будешь с ног до головы в сене.

Я и так постоянно покрыта сеном.

Лукавая улыбка и озорные смешинки в синих глазах Беатрис стали его погибелью. Уступая искушению, он склонился к ней и накрыл её губы тёплым, ласкающим поцелуем. Она в ответ обвила его руками за шею. Кристофер неспешно исследовал сладость её рта, поддразнивая и возбуждая своими медленными, завораживающими движениями, пока не почувствовал, как она робко коснулась его языка. Вожделение стремительной молнией устремилось к самому паху, окатив тело новой волной нестерпимого жара.

Беатрис чувствовала себя так восхительно в его надежных, сильных объятьях, и, повинуясь древнему, как мир, инстинкту, устремилась бёдрами ему навстречу. Кристофер не устоял перед желанием сделать выпад и прижаться к средоточию её женственности тем непроизвольным движением, которое вскружило голову им обоим. Беатрис прошептала его имя и доверчиво откинула голову ему на руку, подставляя нежное горло под прикосновения горячих, ласковых губ. Кристофер скользил по её коже кончиком языка и, замечая малейшие отклики Беатрис на свои ласки, находил самые чувствительные местечки. Он накрыл ладонью округлую грудь и, касаясь через рубашку и нижнюю сорочку, лёгким кружением пальца принялся потирать напряжённый сосок. Тихие стоны, вырвавшиеся из её горла, сменились коротким, довольным мурлыканьем.

Она так пленительно трепетала и выгибалась под ним, что Кристофер почувствовал, как жар и острое желание обладать ею стремительно затягивают его в водоворот страсти, подчиняя себе тело и одурманивая разум. Как же просто было сорвать с неё одежду, одним рывком освободить свою измученную плоть… и, погрузившись в вожделенный жар, испытать долгожданное освобождение…

Кристофер издал сдавленный стон и перекатился на спину, но Беатрис последовала за ним, цепляясь за него в параксизме страсти.

— Люби меня, — попросила она, с трудом переведя дыхание. — Здесь и сейчас. Пожалуйста, Кристофер…

— Нет! — Высвободившись из её объятий, он резко сел. — Только не на сеновале, куда в любой момент может войти кто угодно.

— Мне всё равно.

Беатрис прижалась щекой к его груди и горячо повторила:

— Всё равно!

— Зато мне не всё равно. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем простое кувыркание в сене. И я тоже, после двух с лишним лет воздержания.

Глаза Беатрис расширились от изумления:

— Это правда? Ты и впрямь так долго соблюдал целомудрие?

Кристофер в ответ одарил её взглядом, полным сарказма:

— Целомудренность помимо всего прочего подразумевает чистоту мыслей, что, уверяю тебя, ко мне не относится. Но всё это время я не знал женщины.

Беатрис немного отползла назад и принялась отряхивать соломинки, прилипшие к его спине.

— Потому что у тебя не было такой возможности?

— Были.

— Тогда почему ты ими не воспользовался?

Кристофер обернулся и взглянул на неё через плечо.

— Ты и в самом деле хочешь услышать подробности?

— Да.

— Беатрис, знаешь ли ты, что случается с дерзкими девчонками, которые осмеливаются задавать мужчине столь интимные вопросы?

— Их соблазняют прямо на сеновале? — с надеждой спросила она.

Кристофер покачал головой.

Тогда она обняла его сзади за талию, и Кристофер ощутил, как её груди легонько прижались к его спине, и по его телу вновь пронеслась волна возбуждения.

— Расскажи мне, — шепнула она, и от её легкого, тёплого дыхания, коснувшегося волос, затылок пронзили тоненькие иголочки удовольствия.

— В лагере было несколько проституток, — начал Кристофер, — которые оказывали солдатам определённого рода услуги. Но они выглядели крайне непривлекательно, и бог знает, сколькими заразными болезнями могли наградить весь полк.

— Бедняжки, — искренне посочувствовала Беатрис.

— Кто именно — проститутки или солдаты?

— И те и другие.

Кристофер с удивлением подумал, каким непостижимым образом она может реагировать на этот рассказ с состраданием, а не с отвращением? Взяв руку Беатрис, он лёгким поцелуем коснулся её пальчиков.

— Я получил пару недвусмысленных предложений от офицерских жён, которые путешествовали вместе с армейской бригадой. Но мне не показалась удачной идея спать с чужой женой. Особенно в условиях, когда мне, быть может, в скором времени предстояло плечом к плечу сражаться в одном строю с её мужем. Затем, уже находясь на излечении в госпитале, я встретил несколько медсестёр, готовых поддаться велению страсти… Разумеется, я говорю о профессиональных медсёстрах, а не о сёстрах милосердия… но после длительных осад и рытья могил… а затем и после ранения… Я определенно не чувствовал себя в настроении предаваться любовным утехам. Поэтому я решил с этим обождать, — он слегка поморщился и добавил. — И по-прежнему жду.

Беатрис поцеловала Кристофера в затылок, а затем потерлась носом о его шею, и эта невинная ласка вознесла его на новую ступень возбуждения.

— Бедный мой мальчик, я позабочусь о тебе, — пробормотала она. — Не переживай, я очень деликатно прерву твое затянувшееся воздержание.

Эта волнующая кровь смесь желания и веселья стала в новинку для Кристофера. Он повернулся к Беатрис, подхватил её и усадил к себе на колени.

— О, я не сомневаюсь, ты позаботишься обо мне наилучшим образом, — заверил он Беатрис и накрыл её губы жарким поцелуем.

Позднее в этот же день Кристофер отправился вместе с Лео осмотреть лесопилку, расположенную в угодьях лорда Рэмси. Хотя заготовка древесины в имении Хататуэйев по объёму была не сопоставима с той, которая производилась во владениях Ривертона, общая организация работ поражала своей сложностью и продуманностью малейших деталей. По словам Лео, его отсутствующий шурин, Меррипен, великолепно разбирался в лесном хозяйстве и обладал познаниями, необходимыми для определения наилучших пород древесины. Он принимал решения, как и когда следует вести вырубку смешанных лесов и высаживать новые деревья для сохранения лесного массива.

Непосредственно на самой лесопилке было введено несколько технологических новшеств, разработанных Гарри Ратледжем, мужем Поппи. После того, как Кристофер понаблюдал за тем, как действует система роликов и движущихся досок, позволяющая быстро и безопасно перемещать древесину, он вместе с Лео направился к дому.

Их разговор коснулся рынка древесины и цен, установленных торговцами.

— Что касается, сбыта, — сказал Лео, — то Кэм уже давно тщательным образом изучил цены на аукционах и у частных покупателей. У него самая лучшая финансовая хватка из всех, кого вам когда-либо удастся повстречать.

— Удивительно, как ловко вы с шуринами разделили сферы деятельности сообразно способностям и интересам каждого.

— И, надо сказать, это отлично сработало. Меррипен — человек земли, Кэм дружит с числами, мне же… остаётся просто не вмешиваться в отлаженный ими процесс.

Однако Кристофера вовсе не обмануло такое легкомысленное заявление.

— Что-то не верится. На мой взгляд, для этого вы слишком много знаете о данном предприятии. Судя по всему, вы отдали этому делу очень много времени и сил.

— Да. Но я всё ещё продолжаю надеяться, что если и впредь буду симулировать невежество, родные перестанут просить меня о помощи.

Кристофер улыбнулся и сосредоточил взгляд на тропинке, по которой они шагали. В лучах послеполуденного солнца фигуры мужчин отбрасывали позади них причудливые, длинные тени.

— В отличие от вас, мне вовсе не нужно изображать невежество, — сказал он, снова став серьёзным. — Я почти ничего не знаю о древесине в отличие от брата, который готовился к управлению поместьем всю свою жизнь. Мог ли кто-нибудь тогда сказать мне, и смел ли я сам даже подумать о том, что однажды мне придётся занять его место?

Кристофер внезапно замолчал, сожалея о своём последнем высказывании. Горькие слова прозвучали так, словно он надеялся на сочувствие.

Однако Лео ответил в дружественной и сухой манере.

— Мне знакомо это чувство. Но не сомневайтесь, Меррипен поможет вам во всём разобраться. Он — неисчерпаемый кладезь всяческих знаний, и ничто не доставляет ему такого удовольствия, как возможность поучать других людей. Две недели в его обществе, и вы станете чертовски подкованным специалистом в области древесины. Беатрис уже сообщила вам, что Меррипен и Уин планируют вернуться из Ирландии накануне вашей свадьбы?

Кристофер покачал головой. Их с Беа бракосочетание должно было состояться через месяц в деревенской церкви.

— Я рад за Беатрис. Она мечтала, чтобы на торжестве присутствовали все члены семьи. — Кристофер усмехнулся. — Остаётся лишь надеяться, что нам не придётся наблюдать процессию её животных, шествующих по церковному проходу следом за ней.

— Вам ещё повезло, что мы вовремя избавились от слона, — рассмеялся Лео. — Иначе Беатрис с лёгкостью превратила бы его в подружку невесты.

— От слона? — повернулся к нему потрясённый Кристофер. — Она держала у себя слона?

— Совсем недолго. Беа быстро нашла для него новый дом.

— Нет, — возразил Кристофер, недоверчиво качая головой. — Зная Беатрис, я склонен верить многому. Но слон — это уже чересчур.

— Говорю вам, у неё был слон, — настаивал Лео. — Господь не даст мне соврать.

Кристофер по-прежнему не мог в это поверить.

— Предполагаю, что в один прекрасный день она обнаружила его у себя на пороге и на свою беду угостила чем-то вкусным?

— Расспросите Беатрис, и она расскажет вам…

Лео внезапно замолчал, когда заметил в загоне, к которому они приблизились, какое-то беспокойство. Воздух прорезало сердитое конское ржание. Гнедой чистокровный жеребец яростно взбрыкивал и пытался сбросить своего наездника.

— Чёрт возьми, — сердито пробормотал Лео, ускорив шаг, — говорил же я им не покупать этого вздорного жеребца — его норов окончательно загублен жестоким обращениеим, и даже Беатрис не по силам его исправить.

— Так это Беатрис? — спросил Кристофер, ощутив, как острая тревога пронзила его сердце.

— Либо Беа, либо Роан — только они настолько безрассудны, чтобы попытаться подчинить себе столь непокорное животное.

Кристофер бросился бежать. Это не Беатрис, убеждал он себя. Такого попросту не может быть. Она же обещала ему, что не станет впредь подвергать опасности собственную жизнь. Но когда он приблизился к загону, то увидел, как с головы наездника слетела шляпа, и по его спине рассыпались густые, тёмные пряди. В тот же самый миг жеребец взбрыкнул с удвоенной силой. Беатрис держалась за шею норовистого животного с удивительной непринуждённостью и, пытаясь его успокоить, что-то ласково нашёптывала тому на ухо. Казалась, жеребец внял её уговорам и немного успокоился. Но уже через долю секунды он вновь взвился на дыбы, всем своим огромным весом, чудом удерживаясь на двух тонких задних ногах.

А ещё через мгновение конь потерял равновесие и начал опрокидываться.

Время словно остановилось, единственное, что видел сейчас Кристофер — это огромная, сокрушительная масса, которая падала на землю, угрожая смять под собой маленькую, хрупкую фигурку Беатрис.

Как это часто случалось в сражении, сознание Кристофера отключилось, и на волю вырвались чистые инстинкты, когда действия по своей стремительности опережают мысли. Он ничего не слышал, ничего не чувствовал, лишь ощутил, как от хриплого крика вибрирует горло. Одним махом перескочив изгородь, Кристофер бросился в загон.

Так же, как и он, Беатрис действовала инстинктивно. Как только жеребец начал падать, девушка освободила ноги из стремян, выждала до последнего момента, а затем оттолкнулась и выпрыгнула из седла. Беатрис с силой ударилась о землю, и успела перекатиться дважды, трижды, прежде чем тело коня грузно рухнуло всего лишь в нескольких дюймах возле неё.

Оглушённая, Беатрис неподвижно лежала на земле, в то время как жеребец, силясь подняться, с бешеным храпом неистово бил копытами землю около её головы. Кристофер подхватил её и вынес из загона, после чего Лео смог подобраться к разъярённой бестии и ухватить коня под узды.

Кристофер осторожно опустил Беатрис на землю и принялся осматривать её тело, пытаясь обнаружить возможные раны и повреждения. Очень аккуратно он ощупал её руки, ноги, а затем голову. Беатрис сделала судорожный вдох, и дыхание с хрипом вырвалось из её легких.

Очнувшись от короткого беспамятства, она несколько раз моргнула и непонимающе уставилась на Кристофера.

— Что случилось?

— Лошадь взвилась на дыбы и упала, — проскрежетал Кристофер. — Назови мне свое имя.

— Зачем?

— Твоё имя, — упорствовал он.

— Беатрис Элоиза Хатауэй. — Она посмотрела на него широко распахнутыми синими глазами. — Теперь, когда мы разобрались, кто я… сэр, могу я узнать, как зовут вас?