"Дальний полет" - читать интересную книгу автора (Хромов Г., Уиндем Джон, Порджес Артур, Савва...)Глава 4Во вторник мы все еще думали и гадали, как нам быть. В тот день по пути домой я забрал новую машину - автомобиль с прицепом, о котором давно мечтал. Прицеп был большой, просторный, и багажник немалый. Мы все уселись в машину и проехались немножко для пробы. Машина меня хорошо слушалась, и я понял, что привяжусь к ней. Мои были просто в восторге и, подъезжая к дому, решили держать теперь голову выше. Потом я оставил машину у гаража (мы собирались с Мэри в гости) и прошел к себе, с тем чтобы написать до ужина письмо. Примерно через четверть часа я услышал громкий голос Мэтью. Слов я не разобрал, но понял, что он с кем-то сердито спорит. Выглянул в окно, и увидел, что прохожие останавливаются и не без удовольствия смотрят через забор. Я пошел разобраться, что к чему. Мэтью, весь красный, стоял неподалеку от машины и что-то кричал. Я направился туда. – Что случилось, Мэтью? - спросил я. Он обернулся. Сердитые детские слезы текли по его красным щекам. Пытаясь что-то выговорить, он схватил мою руку обеими руками. Я посмотрел на машину, подозревая, что все дело в ней. Она была вроде бы в порядке. Тогда я увел Мэтью подальше от зрителей, сел в кресло на веранде и посадил мальчика к себе на колени. Еще никогда в жизни я не видел его в таком состоянии. Он трясся от гнева, задыхался, плакал. Я обнял его. – Ну, ну, старина! Успокойся! - говорил я. Мало-помалу он затих и стал дышать чуть ровнее. Наконец он глубоко вздохнул. Я дал ему платок. – Прости меня, папа, - сказал он сквозь платок, громко сопя. – Да ладно. Не торопись. Мэтью опустил платок и сжал его в кулаке; дышал он еще тяжело. Потом поплакал снова, но уже иначе. Снова утерся, снова вздохнул и стал приходить в себя. – Прости меня, папа, - повторил он. - Кажется, прошло. – Молодец, - отвечал я, - кто же тебя обидел? Он ответил не сразу. – Машина… Я удивился: – Машина? Господи помилуй! Она как будто в порядке. Что она тебе сделала? – Ну, не сама машина, - пояснил Мэтью. - Она очень хорошая, я думал - она прямо люкс, и Чокки понравится. Я ее показал и стал объяснять, как и что. – А ему не понравилась? - догадался я. Что-то екнуло у Мэтью в горле, но он взял себя в руки и твердо продолжал: – Он сказал, она дурацкая… и страшная… и нелепая. Он… над ней смеялся! Воспоминание об этой чудовищной несправедливости снова вывело его из себя, но он победил свой гнев. Я всерьез обеспокоился. Мне совсем не понравилось, что мнимое существо вызвало такую истерику. Я пожалел, что мало знаю о симптомах шизофрении. Ясно было одно: развенчивать Чокки - не время, а сказать что-то надо. – Что ж в ней смешного? - спросил я. Мэтью засопел, помолчал и снова засопел. – Да все! - мрачно заявил он. - Мотор дурацкий, и устарел, и неэкономно… и вообще глупо. Что за машина, если ей нужны тормоза! Должна сама останавливаться. И почему нужны рессоры - потому что едешь по земле на колесах, а на них еще какие-то сосиски? Я говорю, машины все такие, а наша - новая и очень хорошая. А он говорит, чепуха, наша машина дурацкая, и опасная, и только дурак может выдумать такую громыхалку, и дурак на ней поедет. А потом я не все помню, я очень рассердился. И плевать мне на этого Чокки! Наша машина - первый класс. Тяжелый случай… Сердился он искренне; было ясно, что мальчик перенес настоящую яростную схватку. Я больше не сомневался, что надо посоветоваться с психиатром, а то сделаешь неверный шаг. Однако я не сдался. – Какой же должна быть машина, по его мнению? - спросил я. – Вот и я так спросил! - сказал Мэтью. - А он говорит - там, у них, машины без колес. Они едут немножко над землей и совсем бесшумно. Он сказал, для наших машин нужны дороги, и скоро все они друг друга передавят. А хорошие машины просто не могут врезаться друг в друга. – Да, это было бы неплохо, если удастся сделать, - согласился я. - Только где - "у них"? Мэтью нахмурился: – Мы никак не разберемся. Понимаешь, когда неизвестно, где все остальное, не поймешь, где ты сам. – Ты хочешь сказать, у вас нет точки отсчета? - предположил я. – Да, наверное, так, - неуверенно отвечал Мэтью. - Я думаю, он живет очень далеко. Там все другое. Я хмыкнул и пошел другим путем. – А сколько ему лет? – Да хватает, - сказал Мэтью. - У них там другое время. Мы подсчитали, что по-нашему ему лет двадцать. Только он говорит, что проживет века два, так что двадцать - это еще немного. Он считает, что очень глупо жить лет до семидесяти. – Он многое считает глупым, - заметил я. Мэтью пылко закивал. – Ой, много! - согласился он. - Чуть не все. – Прискорбно… - сказал я. – Иногда надоедает, - признал он. Тут Мэри позвала нас ужинать. Я совершенно не знал, что делать. По-видимому, у Мэтью хватило осторожности, и он не рассказал приятелям про Чокки. Наверное, он решил поделиться с Полли новым другом - и зря. Но говорить ему с кем-то надо, а после истории с машиной надо было и выплакаться, для чего я очень подходил. Когда я рассказал Мэри про машину, она предложила спросить нашего домашнего врача, к кому же лучше обратиться. Я был против. Эйкот - приличный лекарь, но мне казалось, что для этого дела у него кишка тонка. И потом, Мэтью его не любил и ему бы не доверился. Скорей он обиделся бы, что мы его выдали, и замкнулся бы в себе. Мэри подумала и согласилась со мной. – А все-таки, - сказала она, - дело зашло так далеко, что пускать на самотек уже нельзя. Надо что-то делать. К случайному психиатру не будешь обращаться. Нужен хороший, подходящий, чтоб кто-нибудь его знал… – Кажется, есть, - сказал я. - Алан недавно вспоминал одного нашего парня из Кембриджа, некоего Лендиса. Рой Лендис. Алан с ним дружил, и сейчас они видятся. Этот Лендис как раз занялся психиатрией. Он бы нам подсказал, с кем посоветоваться. А может, это по его специальности. Попробуем, а? – Хорошо, - согласилась Мэри. - Замани его сюда. Все лучше, чем сидеть сложа руки. Время и профессиональный навык творят чудеса. В элегантном человеке с бородкой, который пришел в клуб, чтобы с нами пообедать, я с трудом узнал неряху-студента и подумал, что его внешний вид внушает доверие и немножко пугает. Мне стало чуть-чуть не по себе. Тем не менее я прыгнул в воду. Я подчеркнул, что нам срочно нужен совет, и рассказал про Мэтью. Слушая меня, Лендис становился все проще и внимательней. История с машиной очень заинтересовала его. Он задал несколько вопросов; я ответил, как мог, и во мне родилась надежда. Потом он согласился приехать к нам через неделю и объяснил, как подготовить почву. И я со спокойной совестью доложил Мэри, что дело наконец сдвинулось с места. Назавтра я сказал Мэтью: – Знаешь, вчера я обедал с моим старым другом. Наверное, он тебе понравится. – У-гу, - промычал Мэтью, не слишком интересовавшийся моими старыми друзьями. – Мы говорили о машинах, - продолжал я, - и он думает примерно как твой Чокки. Он говорит, что теперешние машины - очень топорные. – Угу! - повторил Мэтью и прямо взглянул на меня. - А ты ему сказал? – Ну кое-что. Понимаешь, не мог же я соврать, что это твои мысли. Он и не удивился - не то что я. Вероятно, он такое слышал. Мэтью чуть-чуть оживился, но был еще настороже. – С ним тоже говорят? - спросил он. – Нет, - ответил я, - не с ним. Наверное, с его знакомым. В общем он не очень удивился. Боюсь, мы не слишком глубоко обсудили вопрос, но я думал, тебе будет интересно. Начало вышло хорошее. Мэтью возвращался к этой теме раза два. Ему понравилось, что кто-то не удивился его Чокки. В субботу мы на новой машине отправились к морю. Выкупались, поели, а потом взрослые легли позагорать, а дети гуляли. В половине шестого мы собрались домой. Полли быстро нашли и оторвали от новых подружек, а Мэтью нигде не было. Не было его и в шесть. Я решил проехать по берегу, а женщины остались на случай, если он вернется. Нашел я его в порту, где он вел серьезную беседу с полисменом. Я подъехал ближе, и он увидел меня. – Ой, папа! - крикнул Мэтью, поднял глаза на собеседника и пошел ко мне. Полисмен последовал за ним и поднес руку к шлему. – Добрый день, сэр, - сказал он. - Я тут толкую вашему пареньку, что это не дело. - Он покачал головой. - Разве можно в лодки лазать? Все равно что в чужой дом. – Конечно, нельзя, констебль, - согласился я. - Ты лазал в лодки, Мэтью? – Я просто смотрел. Я думал, можно. Я ничего не делал. – Но в лодку ты лез? – Да, папа. Тут я покачал головой: – Нехорошо! Констебль совершенно прав. Ты попросил прощения? - Я взглянул на полисмена и увидел, что тот чуть заметно подмигнул мне. Мэтью тоже взглянул на него снизу вверх. – Простите, сэр, - сказал он. - Я не думал, что лодка - как дом. Теперь буду знать, - и протянул руку. Полисмен серьезно пожал ее. – Ну, поехали, и так опаздываем, - сказал я. - Спасибо, констебль. Полисмен улыбнулся и снова козырнул мне. – Что ты такое натворил? - спросил я. – Я же сказал! Смотрел и все. – Ну, тебе повезло. Хороший полисмен попался. – Да, - сказал Мэтью. Мы помолчали. – Папа, - начал он снова, - прости, что я опоздал. Понимаешь, Чокки никогда не видел лодки, то есть вблизи не видел. Я ему показывал. А там один заметил, рассердился и потащил меня к полисмену. – Ясно. Значит, Чокки виноват? – Не совсем, - признался честный Мэтью, - я думал, ему понравится. – Гм, - усмехнулся я, - по-моему, это вполне в его духе: заявить, что лодки - дурацкие. – Он так и сказал. Он говорит, надо очень много сил, чтоб разрезать всю эту воду. Разве не умней скользить над водой и разрезать воздух? – Ну, здесь он опоздал. Передай, что это у нас есть, - отвечал я, и тут мы подъехали к тому месту, где нас ждали женщины. Неделя шла к концу, и я все больше радовался, что скоро приедет Лендис. Начнем с того, что Мэтью принес дневник, и, хотя все, казалось, было в порядке, кое-что поставило меня в тупик. Мистер Тримбл, признавая успехи Мэтью, считал, что они возросли бы, если бы он ограничился традиционной школьной программой. Мисс Тоуч с удовольствием отмечала внезапный интерес к ее предмету, но советовала отложить астрономию и ограничиться пока географией. Мистер Кефер, учитель физики, был не совсем доволен. "Рекомендую, - писал он, - задавать меньше вопросов и прочнее усваивать материал". – Что у тебя там с мистером Кефером? - спросил я. – Он сердится, - ответил Мэтью. - Как-то я спросил про световое давление, в другой раз я сказал, что понимаю, что такое тяготение, только не понимаю, почему оно такое. Кажется, он и сам не знает, да и про многое другое тоже. Он хотел узнать, кто меня научил так спрашивать. Не могу ж я ему сказать про Чокки! А он сердится. Но сейчас все в порядке. Я вижу, что спрашивать не стоит, и сижу тихо, – Мисс Блейд тоже как будто недовольна. – А это я спросил, как размножаться, если у тебя один пол. Она говорит - "конечно, у каждого один пол", а я говорю - "нет, если у всех один пол, все одинаковые". Она стала объяснять, что так бывает у растений, а я сказал - "нет, не только у них", а она сказала - "чепуха!" Ну, я и ответил, что это не чепуха, потому что я сам такого знаю. А она спросила особенным голосом, что я имею в виду. Тут я увидел, что не надо было лезть - не говорить же ей про Чокки! Я и заткнулся, а она не отстает. Теперь все время на меня вот так смотрит. А больше ничего не было. Удивлялась не одна мисс Блейд. Я сам недавно спросил:. – А дом у него есть? Ну, мама, папа, семья - он тебе не говорил? – Да не очень, - сказал Мэтью. - Я никак не разберусь. Понимаешь, он говорит много слов, которые ничего не значат. Я признался, что не совсем понял. Мэтью нахмурился. – Вот если б я был глухой, - начал он наконец, - а ты бы мне говорил про музыку, я бы не понял, верно? Так и тут, вроде этого. Он говорит про кого-то… папу или маму… но у него это все вместе, как-то одно выходит. Я заметил только, что все это очень странно. Мэтью не спорил. – И ему нас трудно понять, - поведал он. - Он говорит, очень неудобно, когда у тебя двое родителей. Легко любить одного, но как же можно любить двоих одинаково? Изложение этих идей загадочного Чокки расположило меня к биологичке. Кроме того, я порадовался, что приедет Лендис, хотя и боялся приговора. Вскоре позвонила Дженет и сообщила - как всегда, кратко, - что собирается к нам на уик-энд. Мэри, не вдаваясь в подробности, сказала, что мы будем заняты. – Жаль, - ответила Дженет. - Ну, ничего. Мы погостим у вас в пятницу и субботу. – А, черт! - сказала Мэри, вешая трубку. - Надо было позвать ее на то воскресенье. Ладно уж, теперь поздно. |
||
|