"Искатель. 1973. Выпуск №5" - читать интересную книгу автора

Глава I

— Эй, на «Морской ведьме»! Эй там!

Чайки с криком взлетали с поверхности воды, и мой голос эхом возвратился ко мне — глас одинокого в пустыне моросящего дождя.

На палубе возникла фигура в желтом дождевике. Некоторое время спустя я различил всплеск весел и увидел приближающийся к берегу плотик. С трудом взобравшись на его мокрую дощатую поверхность, я устроился поудобнее, и Майк погнал его обратно к яхте. По пути мне не пришлось рассказывать ему обо всех подробностях расследования, так как он следил за ним по газетам. Но едва мы очутились на яхте, Майк тут же спросил, что случилось с Петчем и почему в это утро он не явился в суд.

— Ты знаешь, что выдан ордер на его арест?

— Ордер? Откуда ты знаешь? — спросил я. Не знаю почему, но меня потрясло это сообщение. Я считал, что в аресте не было никакой необходимости.

— Об этом сообщалось в шестичасовых новостях.

— А сообщалось, в чем его обвиняют?

— Нет. Но его ищет полиция на всех дорогах, ведущих из Саутгемптона, и во всех портах.

Мы продолжали обсуждать эту тему и за обедом. Во всей этой истории Майка больше всего удивляло то, что Петч не рассказал суду о предложении Деллимера. За кофе он вдруг неожиданно напомнил мне о пакете, который Петч передал на сохранение еще на французском берегу.

До этого момента я совершенно забыл о его существовании.

— А пакет все еще у тебя?

Я кивнул, встал и пошел в кормовую каюту. Пакет, как и прежде, лежал у меня в папке, и я принес его в салон. Майк освободил на столе место, я достал нож и разрезал веревки, подумав при этом, что, наверное, точно так же поступали во время войны с документами погибших.

— Напоминает книгу, — заметил Майк. — Ведь это не может быть судовым журналом, не так ли?

— Думаю, что нет, — ответил я. — Журнал находится в суде.

В коричневой оберточной бумаге находился конверт. На нем на машинке было напечатано имя: «Дж. К. Б. Деллимер». Конверт был надорван, и внутри виднелась бумажная лента, напоминавшая банковскую упаковку. Я подумал, что Майк, должно быть, прав — вероятно, там находилась чековая книжка Деллимера или его компании или еще что-то, связанное с деньгами. Я вытряхнул содержимое на стол и оцепенел.

На столе среди наших обеденных принадлежностей лежала толстая пачка пятифунтовых банкнот.



Майк смотрел на эту кучу денег, открыв от удивления рот. Ни разу в жизни ему еще не доводилось видеть сразу столько денег, да и я тоже не видел. Я пододвинул ему часть денег: «Считай!»

Несколько минут в салоне слышался только шелест кредиток. Сосчитав (их сумма равнялась точно пяти тысячам фунтов), Майк посмотрел на меня.

— Неудивительно, что он не захотел предъявить их таможне, — пробормотал он. — Ты считаешь, что он все же принял предложение Деллимера?

Я отрицательно покачал головой.

— Если бы он принял его, то зачем бы он стал тушить пожар, зачем повел бы судно на Минки? — Я вспомнил, в каком состоянии находилась каюта Деллимера, когда я помогал Петчу доставать резиновый плотик. — Нет. Должно быть, он взял их после… после гибели Деллимера.

— Но зачем?

— Черт его знает, — пожал я плечами. Я многого еще не понимал. Собрав деньги, я сунул их обратно в конверт. — Если это плата за преднамеренную гибель судна, — сказал я, — то он должен был взять их у меня сразу по возвращении в Англию.

— Пожалуй, верно. — Майк взял у меня конверт и, нахмурившись, повертел его в руках. — Странно все-таки, что он не забрал их. Похоже, что он забыл.

Я не знаю, кто первый услышал его, но внезапно мы взглянули друг на друга, прислушиваясь. Звук исходил снаружи, от носовой части яхты и походил на всплеск. Майк вскочил на ноги. Плеск прекратился, и над головой, на палубе, отчетливо послышался звук шагов. Шаги направлялись к корме, а мы стояли неподвижно, словно оцепенев. Потом они достигли люка. Крышка его медленно открылась, и на ступенях трапа показались сначала голые ступни ног, а затем появился человек в промокшей до нитки одежде. На последней ступеньке он внезапно остановился, зажмурившись от яркого света. Лицо его было страшно бледным, темные волосы слиплись, и с одежды на пол струйками стекала вода.

— Боже мой! — выдохнул я. От удивления я лишился дара речи. Человека била дрожь, зубы стучали, а я стоял и смотрел на него, как на привидение.

— Не дадите ли вы мне полотенце… — и Петч стал стягивать с себя мокрую одежду.

— Зачем вы пришли сюда? Я думал, вы умерли! — Я почти желал этого, так как ясно понял всю сложность положения, в которое он меня поставил. — Какого дьявола вы пришли сюда?

Мою вспышку он оставил без внимания. Майк дал ему полотенце, и он стал вытирать свое загоревшее под лучами аденского солнца тело. Он все еще дрожал и попросил закурить. Я дал ему сигарету, он зажег ее и стал вытирать волосы.

— Если вы рассчитываете, что мы перебросим вас во Францию, то глубоко ошибаетесь, — сказал я. — Я этого делать не стану.

Он взглянул на меня, слегка нахмурившись.

— Во Францию? — Лицо его напряглось. — Я хочу попасть на Минки, вот куда, — сказал он. — Вы обещали сделать это. Вы предложили мне воспользоваться вашей яхтой, — и в его голосе прозвучали жесткие нотки.

— То было вчера, — заметил я.

— Вчера или сегодня, какая разница? — Он перестал вытираться, и, глядя на его лицо, я понял, что он явился сюда в твердой уверенности, что наш договор остался в силе.

— Вы, очевидно, не знаете, — сказал я, пытаясь как-то смягчить удар, — что власти выдали ордер на ваш арест.

Он не выразил удивления. Напротив, казалось, что он ждал этого.

— Прошлой ночью я долго ходил пешком, — сказал он, — пытаясь принять решение. В конце концов я понял, что, если на следующее утро приду в суд, то никогда, не сумею побывать на «Мэри Диар», Поэтому я пришел сюда. Полдня я прятался на холмах, пока стемнеет.

— Вы видели газеты? — спросил я.

— Нет. А что?

— «Мэри Диар» обнаружена, и французская спасательная команда пытается вернуть ей плавучесть. Назначено полное обследование судна, и если вы думаете, что…

— Полное обследование?! — воскликнул он. Он казался потрясенным: — Когда? Об этом объявляли в суде, не так ли?

— Да.

— Кто же сообщил им, где находится судно? Гандерсен?

— Почему Гандерсен? Нет. Об этом сообщил начальник порта Сент-Хелье эксперту по кораблекрушениям. Я думаю, что какой-нибудь рыбак с острова Джерси нашел судно. Должно быть, он же заметил на нем и спасателей.

— Все правильно, — вздохнул он с облегчением. — Тогда нам надо спешить. Вчера вечером я узнал кое-что, благодаря чему понял, что мне надо быть на «Мэри Диар», и чем раньше, тем лучше. — На мгновение в салоне воцарилась тишина, и я смотрел на него, ожидая, что он скажет дальше. — Эта спасательная команда работает по контракту с компанией Деллимера, — сказал он.

— Откуда вы узнали об этом? Когда вы успели узнать, если только сегодня было сообщено о начале спасательных работ?

— Хорошо, я расскажу вам. — Он натягивал сухую одежду, которую принес ему Майк. — Прошлым вечером, когда я вернулся туда, где снимаю комнату, я поднялся к себе, чтобы взять пальто. Я собирался побродить, подумать. А когда я вышел, то встретил Джанет, то есть мисс Таггард, которая ждала меня на улице. Она пришла… — он слегка пожал плечами. — В общем, значения это не имеет, но в этом есть кое-какая разница. Я знал, что она мне верила. Так вот, после этого я стал обшаривать все пабы в районе доков. Я был уверен, что в одном из них найду Берроуза. Пока у него есть деньги, он обязательно будет торчать там. А деньги у него были. Я нашел его в старой части города — он был пьян, зол и самоуверен. Он ненавидел меня, а потому и рассказал о спасательной экспедиции. Он злорадствовал. И все это потому, что когда-то я обозвал его неучем и пообещал, что приложу все усилия к тому, чтобы его никогда не подпускали к машинному отделению.

Петч замолчал и выпил еще глоток рома. Наконец он переоделся и теперь сидел напротив меня. Дрожь его не прекращалась.

— Хиггинс, вероятно, высчитал направление дрейфа судна по просьбе Гандерсена. Но так или иначе, они были убеждены, что судно лежит на Минки, а потому, зафрахтовали лодку и направились туда. А когда они нашли его, то заключили контракт с французской фирмой.

— Но вам-то что до всего этого? — спросил Майк. — Совершенно естественно, что компания Деллимера рассчитывает спасти свое судно.

Петч обернулся, и на его губах заиграла усмешка.

— Они рассчитывают не спасти его, — сказал он. — Расчет на то, что французы вытянут судно с мели, а они затем затопят его на глубоком месте.

Заметив на лице Майка удивление, я спросил:

— Вы серьезно полагаете, что они хотят этого?

— А почему бы и нет? — ответил Петч вопросом на вопрос.

— А спасение имущества…

— Компания не имеет никакого отношения к спасению имущества. Контракт предусматривает только возвращение судну плавучести и буксировку его в Саутгемптон, а на буксире будут находиться Хиггинс и Берроуз. Гандерсен настоял на этом. Стоит только открыть кингстоны, и «Мэри Диар» мирно закончит на дне свой последний рейс. Мне думается, что они минуют Каскетс и затопят ее где-нибудь в районе Хэрд-Дип. Глубина там футов около трехсот шестидесяти,[6] а то и больше, и все подумают, что так уж ей «на роду написано», и отнесут эту гибель за счет того, что ее за два месяца сильно потрепало на рифах Минки. — Он повернулся и взглянул на меня. — Я думаю, теперь вы все поняли. Я должен попасть туда, Сэндс. Это моя единственная надежда. Я должен получить доказательства.

— Доказательства чего? — спросил Майк.

Петч поочередно переводил быстрый, неуверенный взгляд то на меня, то на Майка.

— Я точно знаю, что в носовых трюмах произошел взрыв.

— Простите, — сказал я, — но вы должны меня понять, что сейчас это невозможно.

— Но… — он протянул руку и схватил мою кисть. — Ради всего святого! Неужели вы так и не поняли? Они же выведут оттуда судно и затопят его на глубине. И тогда я никогда не узнаю… Взгляд его был каким-то побитым, и мне искренне было жаль его. Но внезапно в его глазах вспыхнул гнев. — Я считал, что в вас больше здравого смысла, Сэндс. Я думал, что вы воспользуетесь случаем — вы и Майк. Проклятье! Вы же обещали меня взять! Неужели вы испугались только потому, что выдан ордер на мой арест?

— Нет, — возразил я. — Не только поэтому.

— Тогда почему же?

— Вот поэтому! — сказал я и швырнул на стол конверт, из которого посыпались банкноты, хрустящие, с синими чернильными подписями банковских деятелей, словно извещения о похоронах. — Я хранил конверт у себя, не зная даже, что в нем. Может быть, теперь вы расскажете нам правду — почему вы взяли эти деньги, почему не сказали суду о предложении Деллимера? — Глядя на Петча, я раздумывал, стоило ли продолжать, но он отвел взгляд в сторону. — Вы взяли эти деньги у него в каюте уже после его смерти, не так ли?

— Да, — произнес он почти безжизненным голосом…

— Зачем?

— Зачем? — Он поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза. Это был взгляд того человека, которого я впервые увидел на «Мэри Диар». — Потому что они были там. Я полагал, что они ему больше не принадлежали… О, я не знаю почему. — Он нахмурился, как бы стараясь сконцентрировать свои мысли на чем-то другом, более важном. Но вид у него был такой, будто его опустили в им же самим созданную преисподнюю. — Вероятно, я поступил глупо, что взял их. Это опасно. Только потом я это понял. Но сейчас… они сломили меня, особенно когда понимаешь, что для того, чтобы доказать, что ты сделал все возможное для спасения судна, тебе приходится вести борьбу с компанией, которая именно этого и не хотела… — Он замолчал, но, очевидно, продолжал думать о том же.

— И поэтому вы не сказали суду о предложении Деллимера? — спросил я.

— Нет. — Он внезапно встал из-за стола. — Не поэтому. — Он стоял и некоторое время смотрел вверх на открытый входной люк, а затем вернулся обратно к столу. — Вы все еще так и не поняли? — Он пристально смотрел на меня. — Я убил его.

— Деллимера?! — спросил я, потрясенный.

— Он не упал за борт, — сказал Петч. — Его труп до сих пор там, на «Мэри Диар».

Я был настолько ошеломлен, что не знал, что сказать. Но тут его словно прорвало, и он рассказал всю историю.

Это произошло в ночь, когда разразился шторм, сразу после того, как ему сообщили о пожаре в радиорубке. Он вышел на крыло мостика, чтобы посмотреть, не виден ли оттуда пожар, и заметил Деллимера, который шел по верхней палубе в направлении кормы.

— Я предупреждал, что убью его, если он сыграет какую-нибудь штуку с судном. Ему незачем было идти на корму.

Петч бросился с мостика вниз и достиг кормы как раз в то время, когда Деллимер уже пролез через смотровой люк в трюм № 4.

— Тогда я решил закрыть и запереть крышку люка и оставить его там.

Но вместо этого Петч полез в трюм вслед за Деллимером и увидел, как тот, согнувшись, засунул руку в щель между верхним тюком и переборкой.

— Я как сейчас помню его лицо, — прошептал он, — напряженное, белое как полотно, в свете луча моего фонарика.

Голос Петча дрожал, пока он описывал сцену, которую столь долго хранил в своей памяти. Деллимер выпрямился и закричал, держа в руке что-то вроде цилиндра. Петч, совершенно разъяренный, подскочил к нему и ударил кулаком в лицо. От удара его голова откинулась назад и ударилась о металлическое ребро перегородки.



— Мне хотелось раздавить его, разнести вдребезги, уничтожить. Я хотел убить его. Столько несчастий свалилось в ту ночь на судно — затопило носовой трюм, загорелась радиорубка, а тут еще эта подлая крыса забирается в трюм… а шторм ни на минуту не прекращается, даже наоборот — крепчает. Боже мой! Что же было делать? Я — капитан. Судну грозит дьявольская опасность. А он хочет затопить его. Я же предупреждал его… — Петч прервал рассказ и вытер со лба пот.

Теперь его рассказ вошел в более спокойное русло. Он описал, что произошло после того, как Деллимер свалился на тюк с хлопком, лежащий на ящике, и сквозь его жидкие волосы вытекала струйка крови. Он еще не осознал, что убил его. Только потом он сообразил это. Но ярость прошла, и кое-как ему удалось выбраться по вертикальному трапу наружу. Его едва не сбила с ног волна, но он устоял, а потом по приставной лесенке взобрался на верхнюю палубу там, где никто из команды не мог его увидеть.

— Но вы бы могли сказать, что произошел несчастный случай — на него что-нибудь упало или еще что? — предложил я. И тут я вспомнил, как увидел его, с ног до головы перепачканного угольной пылью, и что я слышал звук перебрасываемого угля в котельной.

— Меня охватило отчаяние. Бедняга! Выглядел он ужасно — у него был разбит весь затылок. И тогда я решил сбросить его за борт.

Он уже стащил тело Деллимера с тюка вниз и нагнулся, чтобы осмотреть его, когда увидел Хиггинса, выходившего из двери надстройки на мостике. Поэтому он не решился тащить труп к бортовому ограждению. Рядом находилась вентиляционная труба угольного бункера, которая по странной случайности оказалась открытой. Тогда он, не думая, сунул тело в трубу и закрыл крышку.

— Вместо того чтобы избавиться от трупа, я повесил его себе на шею. — Его голос упал до шепота, и несколько минут он сидел, не проронив ни слова. — Когда вы попали на судно, я спустился по веревочной лестнице в бункер и находился там, пытаясь достать тело. Но потом судно так тряхнуло, что груда угля погребла его под собой.

Последовала долгая пауза, во время которой до меня донеслось завывание ветра снаружи.

— Я убил его и считал, что поступил справедливо. Я полагал, что он заслужил смерть. Я был убежден, что тем самым спасал жизнь тридцати морякам, в том числе и себе.

Внезапно он взглянул мне прямо в глаза.

— Ну вот, теперь я рассказал вам всю правду.

Я кивнул, ибо верил, что на сей раз это — правда. Я понял также, почему он пришел сюда, почему он не смог сообщить суду о предложении Деллимера.

— Вам следовало бы обратиться в полицию, — сказал я, — как только вы вернулись в Англию.

— В полицию? — спросил он, побледнев. — Зачем?

— Если бы вы сказали им, какое предложение сделал вам Деллимер…

— Вы что же думаете, что они поверили бы мне? У меня было только мое честное слово и никаких доказательств. Чем я мог объяснить… — его взгляд скользнул по лежащему на столе конверту. — Вы видите эти деньги? Он предложил их мне — все. Они были у него в каюте, и он высыпал их передо мной, все пять тысяч вот из этого самого конверта. Я собрал их и швырнул ему в лицо, а потом сказал, что лучше буду гореть в аду, чем сделаю это грязное дело. Вот тогда я и предупредил, что убью его, если только он попробует сделать что-нибудь с кораблем. — Он замолчал, тяжело дыша.

— Но это же просто несчастный случай, — проговорил Майк. — Черт побери, вы же не собирались его специально убивать.

— Нет, это не так, — возразил он. — Я собирался убить его. Я пришел в ярость от его предложения, от того, что он намерен сделать с судном. Впервые за десять лет я получил под свою команду судно… Я думал, что, посадив его на Минки, я сумею вернуться, избавиться от трупа и доказать, что он намеревался пустить его ко дну. Неужели вы не понимаете, Сэндс? Мне нужно убедиться в своей правоте.

Я понял, что значило для такого человека, как Петч, командовать судном. Пока он ощущал под ногами палубу, он был командиром, и это поддерживало в нем уверенность, правоту действий. Я понимал, почему так отчаянно он пытался оправдаться. Я вспомнил, как он реагировал, когда увидел в паймпольской конторе остатки своего экипажа — людей, словно овец, сгрудившихся вокруг Хиггинса. Первое судно за десять лет, и… все повторилось снова. Невероятный поворот судьбы.

Петч сидел, откинувшись в кресле со стаканом в руке и с сигаретой. К еде он не притронулся. Глаза его были полузакрыты, голова склонилась набок.

— Мы выходим, — сказал я ему.

Он не пошевелился.

— Оставь его, — сказал Майк. — Мы и одни справимся. Я пойду запущу машину. — И он стал натягивать свитер.

Но Петч все слышал. Его голова медленно повернулась.

— Куда вы направляетесь — в Саутгемптон? — произнес он почти безжизненным тоном.

— Нет, — сказал я, — мы берем курс на Минки.

— На Минки, — повторил он медленно, и было видно, что его мозг еще не воспринял этой новости. — Вы идете к «Мэри Диар»? — Он тут же вскочил на ноги, стакан со звоном полетел на пол. — Вы говорите правду? — Он подскочил ко мне и взял меня за обе руки. — Вы говорите это, чтобы успокоить меня? Вы не обманываете меня?

— Нет, — ответил я. — Я говорю правду.

— Боже мой! — воскликнул он. — Боже мой, а думал, что мне конец. — Он засмеялся, начал трясти меня, потом схватил в охапку Майка. — Наверное, я сошел с ума, — проговорил он наконец. — Неопределенность. Десять лет, потом корабль, командование, а затем… Вы не знаете, что значит потерять уверенность в себе. — Его глаза ожили, загорелись. Раньше я никогда не видел его таким. Он обернулся, сгреб со стола пятифунтовки. — Вот. Они принадлежат вам, — и он сунул их мне в руку. — Мне они не нужны. Теперь они ваши.

Я оттолкнул деньги.

— Мы поговорим об этом после, — сказал я. — Вы сможете без карты дойти до Минки?

Его сознание внезапно вернулось на свое место. Он медленно кивнул, потом нахмурился, еще некоторое время думал.

— Да, я уверен, что помню маршрут. Вопрос только в приливе. У вас есть мореходный альманах?..

…Я уже приготовился поставить американский кливер, когда услышал стук двигателя, доносившийся со стороны моря. Минуту я стоял, прислушиваясь, а затем крикнул Майку, чтобы тот приготовил багор. Возможно, это шла какая-то яхта, хотя ночью яхты, как правило, не рискуют выходить в море. Мне не хотелось, чтобы нас кто-то заметил, да еще в обществе Петча. Мы, можно сказать, находились вне закона, и я предпочитал быть незамеченным. Я выключил свет в каюте и направил Петча на помощь Майку, а сам тем временем встал за штурвал, готовясь вывести «Морскую ведьму» с якорной стоянки.

Звук приближающегося мотора теперь был отчетливо слышен. Его стук доносился из-за ближайших утесов. В просвете между ними блеснул мачтовый огонь. Потом показался зеленый глаз фонаря на правом борту, а как только яхта развернулась, стал виден и красный огонь.

— Подними «американца»! — крикнул я Майку, и в темноту ночного неба поплыл белый кливер. Я натянул конец, и «Морская ведьма» плавно вышла на чистую воду, направляясь в просвет между утесами. Но чужая яхта была уже в проходе.

— Как ты думаешь, это не полиция? — спросил Майк.

— Не знаю, — ответил я. На мгновение я увидел лицо Петча — белое пятно на темном фоне, обращенное в сторону моря. Я приглушил мотор, надеясь проскочить в темноте незамеченным.

Ветер был несильный, но наша яхта неуклонно набирала скорость. Другая лодка приближалась. Она осветила прожектором проход между утесами, держа курс на него. Вот она прошла сквозь него и направилась прямо к нам.

Она прошла настолько близко, что мы сумели разглядеть ее очертания, мощный морской двигатель, размещенный в палубной надстройке. Нам даже удалось заметить расплывчатую фигуру рулевого.

Внезапно прожектор, прорезав темноту, метнулся в нашу сторону, ослепил меня и осветил треугольник главного паруса. Потом мы услышали оклик. Нам показалось, что человек спрашивает название нашего судна, но слова потонули в реве мотора, потому что в этот момент я открыл дроссельную заслонку, и мы вошли в проход. «Морская ведьма», увлекаемая силой ветра и двигателя, легко скользила, рассекая волну своим острым форштевнем, оставляя за собой искрящийся пенный след.

— Она поворачивает! — прокричал мне Майк.

Я бросил взгляд через плечо. На фоне черного берега позади нас вырисовывались очертания моторки и ее белый, зеленый и красный навигационные огни. Судя по огням, лодка следовала за нами.

— Если бы мы вышли на полчаса раньше… — сокрушенно произнес Петч, глядя в сторону кормы.

— Похоже, это «Гризельда», — сказал вдруг Майк, пристально вглядываясь в темноту.

— Тогда это то судно, которое было зафрахтовано сегодня утром, — ответил я. — Зафрахтовано кем-то, кто находился в суде.

— Вы уверены? — хрипло спросил Петч.

Я утвердительно кивнул и посмотрел на Петча, погрузившегося в раздумье.

— Да, это либо «Гризельда», либо однотипное ей судно, — уверенно сказал Майк.

По мере удаления от берега «Морскую ведьму» качало сильнее, и волны стали переваливаться через бак. Ветер постепенно крепчал, и на волнах появились белые барашки. Я прикинул, что часа через два прилив должен изменить направление, а это должно сократить скорость «Гризельды» по меньшей мере на один узел.

— Я останусь у штурвала, — сказал я Майку. — Мы попытаемся за ночь оторваться от нее.

А затем я рассказал о хозяине лодочного причала, которого мы повстречали с Хэлом, и об угрозе Хиггинса.

— Хиггинс сразу догадался, что вы направитесь к «Морской ведьме», — сказал я Петчу.

— Хиггинс? — удивился Петч.

В этот момент я снова кинул взгляд назад. Что это, мне показалось, или стук двигателя приблизился? Я стал оглядываться по сторонам в поисках огня моторки. Но тщетно — нас окутывала ночная темень, и из нее выпрыгивали на палубу пенные брызги.

Но вот волна стала бить в носовую часть. Здесь море было мельче. Волны вкатывались на палубу, а нос зарывался в воду.

— Да выключите вы машину! — крикнул мне Петч. — Неужели вы не чувствуете, что винт захлебывается?

— Не вы ведете судно! — рявкнул Майк.

— Это же уменьшает скорость, — спокойно пояснил Петч.

Он был прав.

— Выключи мотор, Майк! — попросил я.

Мгновение он колебался, а затем нырнул в рубку. Стук машины затих, И шум моря стал слышен сильнее. Идя только под парусом, яхта показала все свои мореходные качества и легко заскользила по воде. Волны перестали омывать ее носовую часть.

И хотя правота Петча была очевидной, Майк вылез из рубки в состоянии, близком к ярости.

— Вы, конечно, чертовски правы, если намерены состязаться в скорости с той лодкой, — сказал он. А затем, обратившись ко мне, произнес: — Джон, послушайся моего совета, Давай возьмем по ветру и повернем на Пул.

— По ветру, — вмешался Петч, — моторка пойдет быстрее нас.

— Тогда пойдем против ветра на Уэймут.

— Это дохлый номер, — возразил Петч, — они обойдут нас.

— Ну и что? — оборвал его Майк. — Закон-то на их стороне.

— Боже ты мой! — воскликнул Петч. — Майк, неужели вы еще не поняли? Сэндс, объясните ему. Вы встречались с Гандерсеном. Вы в курсе всех дел. — Он посмотрел на меня, а потом обратился к Майку. — Послушайте, — сказал он. — У них был выработан план, как заработать четверть миллиона фунтов. Они заменили груз и продали его. Эта часть плана им удалась. Но все остальное пошло насмарку. Капитан отказался принять участие в их заговоре. Тогда они попытались во время шторма пустить судно ко дну, но тут их постигла неудача. Посмотрите на все это их глазами… Двенадцать человек утонули, шеф погиб, а возможно, убит, корабль цел и лежит на рифах. Они не позволят мне побывать на «Мэри Диар». И вам они этого не позволят. Они даже не дадут вам возможности вернуться в порт, по крайней мере, до тех пор, пока не отделаются от «Мэри Диар».

Майк смотрел на Петча не отрываясь.

— Они должны знать, что я здесь, — сказал Петч. — И вы бы не вышли в море, если бы не поверили мне. Представьте, что им грозит, если правда выйдет наружу.

Майк обратился ко мне:

— И ты веришь всему этому, Джон? — Его лицо сильно побледнело.

— Я думаю, что все же стоит попытаться уйти от них, — сказал я. У Петча были свои причины для этого. Но и мне не улыбалось попасть к ним в лапы.

— Тогда вперед! — сказал Петч. Напряжение внезапно спало. И тут я вспомнил, что две ночи он не спал и даже не ел.

— Ты не хочешь меня сменить, Майк? — Было уже два часа ночи; прошло четыре часа с тех пор, как мы вышли в море. Я передал ему штурвал, а сам спустился в рубку, чтобы занести данные в судовой журнал.

Петч последовал за мной.

— Вы не думали о том, кто может быть на моторке? — спросил он. Я покачал головой, ожидая, что он еще скажет. И тогда Петч добавил: — Во всяком случае, не Гандерсен.

— А кто Hie тогда?

— Хиггинс.

— А не все ли равно, кто из них? — спросил я. — Почему вас это интересует?

— А вот почему, — признался он честно. — Гандерсен — человек, который идет только на хорошо рассчитанный риск. Но если лодку ведет Хиггинс… — Он внимательно посмотрел на меня, пытаясь сообразить, понял ли я его мысль.

— Вы полагаете, что он будет вести себя безрассудно?

— Вот именно. — Петч многозначительно посмотрел на меня. — Нет смысла говорить об этом Майку. Ведь если Хиггинсу не удастся остановить нас на подходах к судну, он пропал. Если его арестуют, остальных охватит паника. Тогда Берроуз пойдет на любую подлость. Вы понимаете? — Он повернулся, собираясь уйти. — Пойду поем что-нибудь. — В дверях он задержался: — Простите меня, — сказал он. — Мне искренне не хотелось втягивать вас во всю эту историю…

…Рассвет был серый, холодный. Петч стоял рядом со мной, глядя в направлении кормы. Но там не было ничего, кроме серой, взбаламученной воды.

— Все в порядке, — сказал я. — Мы здорово их обошли.

Петч кивнул, не произнося ни слова.

— При таком ходе меньше чем через пару часов мы подойдем к Каскетсу, — предположил я и пошел вниз вздремнуть.

Через час меня разбудил Майк, требуя, чтобы я немедленно поднялся на палубу. Голос его звучал тревожно.

— Взгляни вон туда, Джон, — крикнул он нетерпеливо, когда еще поднимался на палубу. Он показал рукой в сторону левого борта, но я ничего не увидел. Потом мне показалось, что я вижу на горизонте что-то вроде палки или буя в просвете между волнами. Я протер глаза и наконец заметил мачту небольшого судна в мутном утреннем свете.

— «Гризельда»? — спросил я.

Майк кивнул и протянул мне бинокль. Да, это была она. Я взглянул на Петча, стоявшего в дождевике за штурвалом.

— Он знает? — спросил я Майка, кивнув в его сторону.

— Да. Он ее и заметил первым.

— А что он сказал?

— Ничего. Он даже не удивился.

Я снова поднял к глазам бинокль, стараясь определить ее скорость.

— Как мы идем? — спросил я. — В шесть утра ты заносил данные в журнал?

— Да. Час назад мы давали восемь узлов.

Восемь узлов! Я взглянул на паруса. Ветер надувал их полностью, но они всей своей тяжестью от ночного дождя оттягивали мачту. Боже мой! Мы ведь забыли ночью стряхнуть с них дождевую влагу!

— Ты знаешь, я думаю, — проговорил Майк, — что если они догонят нас…

— Ну и что?

— Они ничего не смогут нам сделать, ведь правда? Я имею в виду… — он нерешительно посмотрел на меня.

— Я думаю, что да, — ответил я и направился в рубку. Мне не хотелось об этом думать. Рассчитав силу и направление ветра и прилива, я выяснил, что мы находимся в десяти милях к северо-северо-западу от Каскетса. Через два часа прилив двинется на восток и вынесет нас к Олдерней к Шербургскому полуострову. Но эта проклятая моторка находилась между нами и побережьем, и уйти от нее, по крайней мере днем, не было никакой возможности.

Я еще некоторое время посидел в рубке, дожидаясь прогноза погоды. Сообщили: «Ветер умеренный, местами туман. Центр зоны низкого давления над Атлантикой, но медленно смещается к востоку».

Следуя прежним курсом, мы направили яхту в самый центр островов Герисей. Западная их оконечность носит название Лезануа, и там установлен маяк. Мы прошли настолько близко от него, что разглядели все его детали. И точно в кильватер нам шла «Гризельда». Она находилась в какой-нибудь четверти мили от нас, и Петч не отрываясь смотрел на нее в бинокль.

— Ну что, — спросил я, заметив на палубе фигуру человека, — это Хиггинс?

— Да, — ответил Петч. — Хиггинс собственной персоной. И Юлс тоже. Еще кто-то третий в рулевой рубке, но никак не разберу, кто.

Петч посмотрел на паруса и попросил меня ослабить их, а сам повернул штурвал и взял курс к северо-западному бую архипелага Минки.

После этого мы не разговаривали. Постепенно мною овладело беспокойство. Я различал приближающийся звук мотора. Сначала он был едва слышен, а потом сделался громче, и я понял, что ветер стихает. Я включил двигатель и с того момента осознал, что «Гризельда» все же обходит нас.

Прогноз подтвердил, что депрессия из зоны Атлантики усиливается, распространяясь на восток все быстрее. Нам это не сулило ничего хорошего. Ветер падал, и «Гризельда» медленно обходила «Морскую ведьму», держась между нами и островом Джерси. Горизонт исчез. Петч спустился вниз, чтобы потеплее одеться. Внезапно похолодало и подул порывистый ветер.

Я стоял у штурвала и смотрел, как «Гризельда», покачиваясь на волнах, уходила вперед. Я размышлял, что сделает Хиггинс и что сделал бы я на его месте. Но думать было трудно, когда ты устал, замерз и сидишь в одиночестве почти на уровне воды, изолированный от всего мира.

Сначала я не заметил тумана. Серо-белая пелена наползла на нас почти внезапно, будто возникла из складок воды. Майк поднялся на палубу, и я передал ему штурвал, позвав одновременно Петча. На «Гризельде» тоже заметили туман и тут же развернули ее прямо на нас. Я следил за ее приближением и ждал, когда туман скроет нас.

— Мы уйдем от них, как только войдем в туман, — сказал я подошедшему Петчу.

Моторка была уже в двух кабельтовых, когда ее очертания растворились в тумане.

— Правь на подветренную! — И Майк стал быстро перебирать рукоятки штурвала.

«Морская ведьма» стала под ветер, и большой американский кливер громко захлопал своим полотнищем. Совершив маневр, я стал прислушиваться к стуку моторки, пытаясь определить ее местонахождение и раздумывая, насколько плотен скрывающий нас туман.

Но Хиггинс, должно быть, разгадал наш маневр, потому что стук двигателя послышался прямо по курсу, и из тумана вынырнули очертания его лодки. Своим носом она как бы разорвала пелену тумана и двинулась прямо на нас.



Она приближалась под острым углом, машины ревели, форштевень резал воду, отбрасывая назад, до самой рулевой рубки, белые брызги. Оба судна шли, не сбавляя скорости, и я понял, что, если мы не свернем, столкновение неизбежно. От страха у меня пересохло в горле.

— Поворачивай! — заорал я что есть мочи.

И в тот же момент Петч крикнул Майку:

— Поворачивай. Поворачивай же, бога ради!

Но Майк словно оцепенел и, навалившись всем телом на штурвал, безумным взглядом смотрел на приближающуюся лодку.

— Пусть они отворачивают, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Я не сверну!

Петч в один прыжок оказался рядом с Майком.

— Он же протаранит нас!

— Не осмелится! — И Майк продолжал выкрикивать проклятья, глядя прищуренными глазами на «Гризельду».

Между тем я увидел, как Хиггинс метнулся в рулевую рубку, и сквозь рев винтов до меня донесся его мощный голос:

— Право на борт!

«Гризельда» совершила поворот.

Все остальное произошло очень быстро. Майк кричал, чтобы мы убирали паруса. Потом он повернул штурвал и направил яхту прямо на моторку. «Гризельда» наполовину развернулась, оставив между нами небольшую полоску воды, в которую мы смогли бы проскочить, развернись побыстрее.

Но все вышло не так. Я спустил кливер, а Петч, незнакомый с оснасткой, замешкался с главным парусом. И в этот момент налетел ветер. Это был тот самый порыв, который налетает некстати. Навалившись на парус со всей силой, он не дал «Морской ведьме» достаточно быстро сделать поворот. Хиггинс же, рассчитывая пройти борт к борту, закрыл дроссель. «Морская ведьма» ринулась прямо на корму «Гризельды». Раздался треск. Я успел заметить Юлса, стоявшего с открытым ртом, а затем меня швырнуло об стенку рубки. Мачта от толчка вылетела из своего гнезда и обрушилась на меня, сильно ударив в плечо. Я помню, как ухватился за оградительные поручни и почти потерял сознание от боли. Рядом кто-то закричал. Я попробовал пошевелиться, но чуть не взвыл от боли. Затем я бросил взгляд на воду и заметил, что кто-то барахтался в ней. Это был Юлс. Лицо его было бледным и испуганным.

— Ну как ты там? — окликнул меня Майк, дергая за руку. — Мерзавец! — произнес он тут же сквозь зубы. На лице его — ни кровинки, на скуле красовался кровоподтек, а сквозь волосы проступала кровь. — Я убью его. — Его всего трясло.

Я повернулся и увидел, как из рулевой рубки выбрался Хиггинс. Он что-то кричал, и его голос, похожий на рычание, был слышен даже сквозь шум все еще работавших машин и треск ломаемого дерева. Две лодки сцепились вместе, и он пытался выдернуть бушприт нашей яхты. Он по-звериному оскалил зубы, голова ушла в плечи, а мышцы перекатывались под рубашкой, когда он силился расцепить лодки голыми руками.

Майк поднялся на ноги с разъяренным взглядом и, дико выкрикивая ругательства в адрес Хиггинса, бросился на него. Но, прыгнув с бушприта, он наткнулся на страшный удар.

В этот момент лодки с треском расцепились, и я больше ничего не видел. Петч включил машину и дал задний ход.

— Остановитесь! Там Майк! Нельзя же его бросить! — закричал я, вскарабкавшись на кокпит.

— Вы хотите, чтобы яхте разорвало корпус? — крикнул в ответ Петч и повернул руль, отводя яхту назад. — Винты просверлят ее как дрелью. — Наконец я понял, что он имел в виду гребные винты «Гризельды».

Пространство между нами и моторкой все увеличивалось. В корме левого борта «Гризельды» зияла дыра, словно пробитая тараном. Хиггинс направился в рулевую рубку. На палубе никого не было видно. Внезапно мне стало нехорошо.

— Что с ним случилось? — спросил я, ощутив во рту сладковатый привкус крови от прокушенной губы. Рука и плечо у меня ныли. — Вы не видели, что с ним случилось?

— С ним все в порядке, — ответил Петч. — Легкий нокаут.

Потом он поинтересовался, что с моим плечом, а я посоветовал ему дать полный вперед. Очертания «Гризельды» постепенно мутнели и наконец исчезли из виду. Петч поставил рычаг двигателя на нейтральную передачу и прислушался, стараясь уловить шум винтов моторки. До нас долетел звук чихнувшего мотора, потом он чихнул вторично, и все стихло.

Я попросил Петча помочь мне подняться на ноги. Он вышел на мой голос из трюма — с его брюк стекала вода.

— Уже залило весь камбуз. — И тогда я бросил взгляд в ту сторону, где был бушприт. Вся носовая часть палубы была разворочена. Петч прошел в рубку, а затем вышел оттуда, держа в руке большой складной нож.

— Она идет ко дну, — произнес я, и голос прозвучал как-то безжизненно и безнадежно.

— Да, — ответил он. — Недолго продержится. — И он стал разрезать веревки, держащие плотик, а затем подтянул его к борту. Яхта еще двигалась, но понемногу зарывалась в воду. Вдали, на границе видимости, я различил смутные очертания «Гризельды».

— У нас есть какая-нибудь еда? — спросил Петч, вынося из рубки и укладывая на плотик одеяла, теплые пальто, фонари, сигнальные ракеты, ручной компас.

— Возьмите шоколад, — я достал из ящика стола три маленькие плитки и несколько конфет. Потом вынул из рундука спасательные жилеты. Передвигался я медленно и неуклюже.

— Торопитесь! — заметил Петч. — Пора спускать.

Он последовал за мной и оттолкнулся.

Он отвязал плотик. Я вскарабкался на него — это было нетрудно, ибо его край находился на уровне палубы.

Я поискал взглядом «Гризельду». Теперь она походила на бревно, сильно накренившееся на корму, бесполезная, как и любая моторная лодка, у которой отказал двигатель.

— Возьмите правее, — попросил я Петча.

Петч не ответил и продолжал ритмично раскачиваться в такт движению весел.

— Возьмите правее, — снова попросил я. — Мы совсем не приближаемся к «Гризельде».

— А мы и не собираемся идти к ней, — ответил он, выбирая нужное направление по ручному компасу.

Я сначала не понял.

— Но куда же еще?.. Боже мой! — вскричал я. — Неужели вы собираетесь добраться до Минки на плотике?

— А почему бы и нет?

— А как же Майк? — Меня охватило отчаяние, так как я увидел, как Хиггинс тоже спускал на воду плотик. — Вы этого не сделаете. — И я обеими руками ухватился за его весло.

— Не сделаю? — Но в это время над водой разнесся крик о помощи, отчаянный, протяжный. Петч снял с весла мои руки и снова стал грести.

— Если вам это не по душе, можете плыть вот так, как тот бедняга. — Он кивнул головой в направлении, откуда снова раздался крик: «Поо-моо-ги-тее!» Неподалеку от нас над водой показалась голова с прилипшими к лицу волосами. Человек лихорадочно плыл в нашу сторону.

Но Петч продолжал грести, не обращая внимания на крик.

— Это Юлс, — сказал он. — Пусть Хиггинс его подбирает.

— А Майк? — спросил я. — Что будет с Майком?

— Не беспокойтесь. «Гризельда» и не думает тонуть.

Весла опускались в воду и взлетали вверх, опускались и взлетали, и тело Петча двигалось вперед и назад. Я сидел и смотрел, как он уводит плотик от плывущего человека. Я понял, что мое плечо вылетело из сустава, ибо стоило только прикоснуться к нему, как все тело пронизывала острая боль. Я подумал, что, может быть, он прав, говоря о моторке. Ведь у нее повреждена только корма. Передняя часть совсем не пострадала. И тогда Хиггинс подберет Юлса. Он уже спустил на воду плотик и отгребал от «Гризельды». В неверном, расплывчатом свете утра, он походил на крупный экземпляр жука-плавунца. Юлс заметил Хиггинса и перестал колотить руками по воде. Он лег на спину и, перестав звать на помощь, спокойно ждал приближения Хиггинса.

Хиггинс греб быстро, делая широкие размашистые гребки, и с каждым ударом весел у носа плотика вспенивались белые бурунчики воды. Время от времени он поглядывал через плечо, и я понял, что он оглядывается на нас и отнюдь не ищет своего товарища.

— Альф! — крикнул Юлс, подняв из воды руку. — Я здесь! — В туманном спокойствии моря слова его прозвучали очень отчетливо.

И вдруг он снова закричал и, отчаянно работая руками и ногами, поплыл ему навстречу.

Но Хиггинс даже не оглянулся, не сказал ему ни слова, только с ужасающей четкостью заработал веслами, бросившись за нами в погоню. Послышался отчаянный вопль, и все стихло.

Одно время казалось, что Хиггинс отставал от нас ярдов на пятьдесят,[7] и тогда я мог разглядеть его суденышко. Это был довольно крупный металлический плот с парусом, способный выдержать человек пять-шесть.

С каждым гребком Хиггинс слал нам свою отвратительную улыбку. Но расходовал он свою грубую силу нерасчетливо, и потому ему никак не удавалось приблизиться к нам. Один раз Петч сделал передышку и за это время вправил мне плечо, так что спустя некоторое время я передвинулся к центру плотика и взялся за левое весло. Слабость от еще не прошедшей боли как бы сбалансировала усталость Петча, и мы продвигались равномерно, не сбавляя скорости.

Мы гребли всю ночь, держа курс по ручному компасу, установленному в ногах, и время от времени поглядывали на его светящуюся в темноте шкалу. Луна скрылась, и Хиггинс исчез во тьме…

Утром мы позавтракали, съев по три кусочка шоколада, то есть половину того, что у нас было. Мы сильно промокли. Вода заливала дощатый пол плотика. С каждым часом грести становилось все труднее. Соль лезла в глаза, солоно было во рту, даже спина чесалась от соли. Меня охватил предрассветный озноб. На память пришли Майк и наши совместные планы. Теперь будущее мне казалось бесперспективным — «Морская ведьма» затонула, и уже не о чем было думать, кроме как о Минки, к которому мы приближались с каждым дававшимся с огромным трудом гребком весел.

Предрассветное море казалось пустынным. Я мог бы даже поклясться в этом. Я тщательно смотрел окрестности — повсюду пусто. И вдруг, бросив взгляд через плечо Петча, на горизонте, на фоне огромного шара восходящего солнца я заметил плотик и человека с веслами.

Минут через десять море заволокло туманом, и видение исчезло. Но в этот момент мне почудилось, что где-то к востоку от нас я слышу звон колокола, правда, очень слабый. Мы перестали грести, и звук пропал. Остался только шум моря. Потом туман сгустился, стал почти черным. Из тумана выплыла темная масса скалы, похожая на надстройки военного корабля, и исчезла в туманной мути. И тут нас подхватил прилив.

Мы перестали грести. Вокруг нас тихо шумело море. Из завесы тумана выплыл еще один утес, кривой, словно согнутый палец и пропал за кормой, будто плыл он, а не мы. Я понял, что мы достигли Минки. Но его рифы занимали территорию площадью двадцать миль на десять, и точно определить наше местонахождение не представлялось возможности.

— Придется ждать, пока рассеется туман, — предложил Петч. — Продвигаться дальше слишком опасно — почти сплошная мель.

С подветренной стороны какой-то мрачной скалы мы нашли подобие углубления с неподвижной, словно стекло, водой, привязали плотик к каменному выступу и выбрались на сушу. Мы ходили, приседали, размахивали руками, стараясь согреться, но тщетно — влажная одежда липла к телу и обволакивала его, словно ледяной пленкой. Мы съели остатки шоколада и немного поговорили, радуясь звукам собственных голосов.

Я считал, что Петч обязательно заговорит о «Мэри Диар», которая была где-то неподалеку, скрытая от нас туманом. Но он стал говорить о Райсе, а потом перешел к смерти Таггарда. Можно было подумать, что ему нравилась эта тема.

— Бедняга! — прошептал он. — Ради дочери продавал свою душу в каждом дальневосточном порту. Он подорвал свое здоровье, глупо напивался, цеплялся за каждое темное дельце — лишь бы оно давало ему деньги. Поэтому и в Сингапуре им легко удалось втравить его в эту авантюру.

— Выходит, его нанял Гандерсен? — спросил я.

— Очевидно. Я точно не знаю, — он пожал плечами. — Кто бы ни был, но его нашли не вовремя. Старик собирался домой навестить дочь и не намеревался топить судно, да еще в свой последний рейс.

— Значит, это Деллимер отделался от него — так вы думаете? — предположил я.

Он покачал головой.

— Нет, я не думаю, чтобы он намеревался убить его. Я думаю, что он забрал у него спиртное, надеясь, что Таггард смягчится и уступит его предложению. Он не предполагал, что от этого капитан умрет той же ночью. — Петч ухмыльнулся краешком рта. — Но это дела не меняет, не так ли?

Потом Петч внезапно перешел к рассказу о дочери Таггарда… к той фотографии, которая так много значила для него. Ее образ служил ему источником вдохновения, символом всех надежд. А затем произошла их встреча в Сен-Мало, которая явилась ударом, когда Петч осознал, что не может поведать ей всю правду, и она поняла, что он что-то от нее скрывает.

— Вы любите ее, не так ли? — спросил я. Мы ощущали удивительную близость в этой сверхъестественной тишине тумана, окруженные со всех сторон морем.

— Да, — произнес он таким голосом, словно одно воспоминание о ней придавало ему дополнительные силы, поднимало его дух.

— Несмотря на то, что она оскорбила вас в суде?

— А… это! — Он отмахнулся.

В ту ночь в Саутгемптоне она пришла к нему и извинилась. После этого он рассказал ей всю правду — все то, что поведал когда-то ее фотографии — там, на судне.

Спустя некоторое время мы были вынуждены снова забраться на наш плотик, так как начался прилив и торчавшие из воды камни постепенно скрывались под водой. Пора было двигаться.

После пяти часов туман стал редеть. Тени приобретали четкие очертания скал и рифов, и чистой воды становилось все больше и больше. Внезапно над нашими головами показалось небо, необычно синее, туман исчез почти мгновенно, и снова засияло солнце. Мы оказались в сверкающем сине-зеленом мире воды, на поверхности которой распустились причудливые цветки рифов. А далее, к юго-востоку, эти островки образовывали сплошной каменный барьер.

Мы быстро нашли маяк на острове Мэтрес Айл, на 31 фут[8] возвышающийся над водой, и Петч сразу же определился по компасу. Утес, у которого мы расположились, находился на северной оконечности Минки, поэтому Петч предположил, что «Мэри Диар» должна лежать к югу от нас. Я сверился с крупномасштабной картой и убедился, что Петч почти прав. Но от главного массива рифов, где находилось судно, нас отделяло пространство мили в три.

Ветер посвежел, и по поверхности воды побежали небольшие волны, но какой-то неправильной, искаженной формы. Появилась и белая пена, особенно в тех местах, где находились подводные скалы. Я подумал, что нам надо быть поосторожнее, как вдруг увидел Хиггинса. Он стоял на вершине высокого утеса, не далее чем в миле к востоку от нас. И когда Петч указал на него рукой, я заметил, что Хиггинс стал быстро спускаться вниз и сел на свой плотик, синяя окраска которого ярко блестела на солнце. Мы тоже поспешили к своему плотику, быстро забрались на него и оттолкнулись от берега. Теперь у нас не было времени на выработку маршрута. Мы знали только, что прилив идет на запад и дает преимущество Хиггинсу, который мог раньше нас покрыть трехмильное пространство и достичь французского спасательного судна.

Прилив был уже несильным, но он неумолимо тащил нас к основной массе рифов. Ее рассекали два канала, но мы не видели их, и потому Петч направил плот туда, где виднелась чистая вода. Но вдруг он резко изменил курс. Я взглянул на него с недоумением. Он кивнул через плечо и произнес только одно слово: «Хиггинс». Я обернулся и увидел голубой плотик, вынырнувший из-за скалы в двух кабельтовых от нас.

В это время мы находились в широком проходе, отделявшем внешнюю стену рифов от главной ее массы. Укрыться нам было негде. Волны захлестывали нас, и под деревянным настилом пола плескалась вода. Я слышал тяжелое дыхание Петча. Каждый раз, когда я оглядывался назад, мне казалось, что Хиггинс приближался. Его металлический плот высоко подбрасывало волной, и он шел легче нашего. Держась немного к востоку, он отрезал нас от чистой воды и прижимал к рифам.

— Нам придется повернуть к ветру! — крикнул я.

Не прекращая работать веслами, Петч бросил взгляд через плечо и утвердительно кивнул. Стена рифов была теперь совсем рядом.

Но нам еще немного помог прилив, который потащил нас к западу на открытое место, где высота волн достигала 4–5 футов. Однако с каждым взмахом весел нас относило все дальше в залив с пенными бурунами.

— Мы никогда отсюда не выйдем, — крикнул я Петчу.

Он не ответил. Для разговора не хватало дыхания.

Я обернулся назад и увидел, что Хиггинс сократил разрыв до двухсот ярдов. Петч продолжал грести. А затем, бросив взгляд через плечо, я увидел в стене рифов просвет, а за ним — я не поверил своим глазам — блестела чистая вода.

— Посмотрите! — указал я рукой.

Петч бросил взгляд вправо, увидел просвет и направил в него плот. Мы попали в первый из двух каналов, когда ветер, на счастье, дул нам в спину. Плотик плавно переползал с волны на волну и шел легко и свободно. «Теперь мы его обойдем!» — сквозь шум волн и свист ветра долетел до меня полный уверенности голос Петча. Он довольно ухмыльнулся и принялся грести с новой, удвоенной энергией.

Я перебрался к центру, сел рядом с Петчем, взял в руки весло, и мы заработали в унисон. Мы не разговаривали и только изредка посматривали в сторону Хиггинса. Он угодил в круговерть мелких волн и всеми силами пытался выбраться из нее.

Но как только мы вышли на открытую воду, стало происходить что-то странное и пугающее. Вода за кормой внезапно как бы вспухла большим пузырем, который лопнул и швырнул плотик в сторону, едва не перевернув его. Петч крикнул мне, что мы попали на скрытый водой риф. Мы лихорадочно заработали веслами и ушли от опасного места. Оглядевшись по сторонам, я заметил множество подобных пузырей, причем в тех местах, где несколько минут назад их вовсе не было.

— Отлив! — крикнул Петч мне в ухо. — Греби быстрее! Греби, это отлив!

Меня не нужно было подгонять. Я и так схватился обеими руками за весло и лихорадочно заработал им, стараясь поскорее уйти от страшного места. То, что несколько минут назад было чистой водой, теперь бурлило, превратившись в котел с кипящей водой, которая неожиданно оголяла скрытые под ее поверхностью острые рифы.

Я успел только набрать в легкие воздуха, как волна подбросила нас вверх и с треском швырнула на камни. Я упал прямо на позвоночник, и удар болью отозвался в затылке. Вода вокруг нас кипела, а пена в лучах солнца сверкала, словно разноцветные мыльные пузыри. Каменная поверхность рифа на момент обнажалась, а затем набегала новая волна, поднимала нас над рифом и, уходя, снова обрушивалась на него. Одна из волн подбросила наш плотик, проволокла в сторону, дико завертела и наконец бросила на верхушку довольно высокой скалы, покрытой мелким гравием. Здесь вода не бурлила, и потому это место казалось крошечным оазисом в гигантском хаосе волн.

Выбравшись из обломков плотика, мы оказались по колено в воде. Однако одного взгляда на наше судно оказалось достаточно, чтобы осознать, что чинить его уже бесполезно.

— Ну и черт с ним, — крикнул мне Петч. — Все равно нам пришлось бы его оставить. Живей! — Он нагнулся и вынул ручной компас из футляра. — Быстро! — повторил он. — Часть пути пройдем по суше, а потом доберемся вплавь!

Он двинулся на юг, за ним последовал и я, спотыкаясь и проваливаясь в вымоины, промокший, ошеломленный, усталый.

Чувство изоляции, одиночества, заброшенности угнетало. Оно усиливалось от присутствия Хиггинса, который следовал за нами по пятам. Он подошел к оставленному нами плотику поднял его над головой двумя руками и бросил на острый риф, разбив в щепы. Так был уничтожен мой последний контакт с «Морской ведьмой».

Сделав свое дело, Хиггинс снова двинулся следом, по-прежнему волоча за собой плотик. Иногда, теряя почву под ногами, нам приходилось плыть. И все это время меня не оставляла мысль, что мы находимся в двадцати милях от побережья Франции, в месте, которое не отваживаются посещать даже моряки.

Долгое время я не оглядывался назад. Интерес к Хиггинсу пропал. В висках стучало, в ушах стоял неумолчный шум моря. Наконец мы добрались до последней каменной складки. Я остановился и стал наблюдать, как Петч карабкался на ее вершину, а потом, прислонившись плечом к каменному выступу, стал смотреть в южном направлении.

— Ну, вы ее видите? — спросил я, с трудом переводя дыхание.

— Нет, — он покачал головой.

Потом он указал на сверкающие ст солнца рифы, выделяющиеся от других своей компактной массой и высотой.

— Мне кажется, что это Грюн-а-Крок.

Рифы лежали на границе видимости, наполовину скрытые моросящей пеленой. И где-то за этими скалами была «Мэри Диар»…

…Потом снова начался прилив. В это время Хиггинс приближался на своем плотике к ближайшему рифу. Он привязал его и сел на камень, наблюдая за нами, словно хищник, выслеживающий добычу. Он мог себе позволить такое удовольствие, ибо прилив рос с каждой минутой, и наш утес уже наполовину скрылся под водой.

Мы отыскали углубление с нависшим над входом козырьком, которое укрыло нас от ветра и дождя, и откуда можно было следить за действиями Хиггинса и, скрючившись, устроились в нем, пытаясь согреться. А прилив рос, и надвигалась ночь. Если бы только видимость была получше! Если бы можно было видеть «Мэри Диар» и узнать, там ли еще спасатели! Но мы ничего не видели и не слышали.

План наш заключался в том, чтобы за час до того, как прилив достигнет своей высшей точки, незаметно скользнуть в воду и плыть к Грюн-а-Кроку. И хотя Петч потерял компас, мы все же надеялись отыскать этот риф. Приняв план, мы теперь думали только о его осуществлении. Я посмотрел на риф, где сидел Хиггинс — он медленно уходил под воду. Но это не доставило мне радости. Более того, прилив выжил его из укромного местечка, он снова забрался на плотик и заработал веслами. По мере роста прилива Хиггинс отгребал от нас все дальше и дальше. Ночь вступала в свои права, и в сгустившейся тьме я потерял его из виду.

Меня разбудила вода. Она плескалась у самых ног и оказалась теплее моего тела. Ноги окунулись словно в теплую ванну. Потом вода поднялась до уровня лица, и тогда сознание вернулось ко мне. Я толкнул Петча. «Должно быть, прилив достиг высшей точки», — в страхе подумал я.

Мы встали. Действительно ли это высшая точка прилива? Повернул ли прилив обратно? Дождь прекратился. На небе проглянули звезды. На водной поверхности замерцал лунный свет.

— Ну что ж, поплыли? Который сейчас час? — Голос Петча звучал хрипло. — Ради всего святого, сколько времени? Мои часы стали.

Мои остановились тоже. Время узнать было негде, как и невозможно было определить направление прилива.

— Вы готовы?

Петч колебался, и я вдруг понял, что уверенность оставила его.

— Ну живее, — подбодрил я его. — Самое время плыть, держитесь ближе ко мне и не разговаривайте.

Мы плотно надули спасательные жилеты и вместе ступили на край рифа. Погрузившись в воду, теплую, согревающую, мы легли на спины и медленно поплыли, следя, чтобы Полярная звезда была у нас в ногах.

Мы плыли рядом на расстоянии длины двух рук, ровно и не спеша. Волна была пологая, с покатыми склонами и без пенных барашков.



— Надвигается шторм, — шепотом произнес Петч.

Но пока все было спокойно, и вода плавно поднимала нас и опускала, поднимала и опускала. Камень, на котором мы провели ночь, исчез из виду. Исчез точно в направлении наших ног — значит, мы плыли правильно. Прилив мы не упустили. Но тут Петч перестал грести.

— Я не вижу Грюн-а-Крока, — прошептал он, стуча зубами. — Мне думается, надо взять значительно западнее.

Мы изменили направление, и Полярная звезда теперь оказалась слева. Я подумал, сколько времени это может продолжаться. Зубы мои стали выбивать дробь, и море, которое вначале согревало, теперь казалось холодным как лед. Намокшая одежда тянула вниз. Надувные жилеты делали нас неуклюжими и мешали движению. Каждый гребок давался с трудом, но именно он сохранял внутри нас энергию, вернее — последние ее остатки. Не знаю, сколько времени мы плыли, но нам показалось, что целую вечность. Я терял сознание…

— Джон! Джон! — Я открыл глаза. Меня окружала черная ночь. Но постепенно я стал различать звезды и услышал шипение волн. — Джон! — Голос звал откуда-то из темноты.

— Да. Что случилось?

— Скала. Я ее вижу. Я уж начал беспокоиться, что потерял тебя, — снова прозвучал голос. — Я совсем тебя не слышал.

Озабоченность, звучавшая в его голосе, наполнила меня теплым чувством к этому человеку.

— Прости меня, — откликнулся я. — Я задремал. Только и всего. Где этот твой риф?

Я огляделся и ярдах в ста справа заметил темную тень скалы. Я вгляделся в черноту у ее подножия, о которую разбивались необычно блестевшие волны, и подумал, что вижу какую-то плотную массу.

И тут мне пришло в голову, что это, возможно, отражение огней «Мэри Диар». Конечно, огни, ведь на ней же работают спасатели. Я внимательно всмотрелся в темноту, но огней не обнаружил. Возможно, работы осуществляются тайно и они не хотят, чтобы свет был виден.

— Позади скалы что-то есть, — прохрипел из темноты Петч. — Давай посмотрим, а?

— Давай, — согласился я.

Погибнуть в воде все же лучше, чем на богом забытом рифе, решил я и, повернувшись на спину, заработал ногами в воде, которая не только перестала быть теплой, а, напротив, стала ледяной. Передвигался я автоматически, но мой мозг настойчиво сверлила мысль об огнях.

— Там должны быть огни, — произнес я вслух.

— Огни. Там должны быть огни. — Голос Петча слабо прозвучал где-то рядом, словно в раздумье. На некоторое время воцарилось молчание. И вдруг он снова окликнул меня. — Джон! — Голос звучал чуть слышно.

— Да?

— Прости, что я втравил тебя во все это. — Потом он пробормотал что-то насчет яхты и замолчал.

— Как ты себя чувствуешь? — позвал я Петча.

— Посмотри! Ты ее видишь? — прозвучало в ответ.

Я думал, что он рехнулся.

— Проснись! — закричал я. — Мы должны доплыть до скалы, ты слышишь?

Он схватил меня за руку железной хваткой утопающего. Но когда я оторвал его руку, он закричал:

— Посмотри! Посмотри же, черт тебя возьми! Ну скажи же, что это не сон!

Он поднял над водой руку и указал в сторону. Я повернул голову и на фоне мерцающих звезд увидел тонкую иглу мачты, а чуть ниже — темную массу палубных надстроек, выхваченную из тьмы фосфоресцирующими брызгами разбившейся о борт волны.

Мы поплыли словно наперегонки, забыв про холод и изнеможение. Носовая часть судна была погружена, и через нее перекатывались волны. А дальше, чуть позади, вздымалась шпилька мачты, за нею была видна палуба капитанского мостика, дымовая труба, и далее — очертания задранной вверх кормы.




Я подплыл к затопленной носовой части. В это время набежавшая волна приподняла меня на своем гребне и перебросила через фальшборт, ударив обо что-то твердое, отчего правый бок прорезала дикая боль. Я схватился рукой за оградительный поручень фальшборта и попытался подняться на ноги, но накатившаяся новая волна оторвала руки от поручня и потащила меня в сторону кормы, почти до самой мачты. Там я удержался и громким высоким голосом стал звать Петча, боясь, что я его потерял. Меня охватила паника — я плавал лучше его, даже специально тренировался в море. Мне следовало бы остаться с ним и удостовериться, что он благополучно достиг цели. Но сейчас у меня не было сил, чтобы вернуться и начать поиски…

Я не видел, как он оказался на борту. Я по-прежнему стоял у мачты и выкрикивал его имя, как вдруг он появился возле меня в своем надувном жилете, качаясь как пьяный.

— Все в порядке, — сказал он, пытаясь отдышаться. — Я тоже здесь.

Он взял мою руку и крепко пожал ее, отчего на душе стало легко и приятно.

— Здесь должны быть огни, — произнес он наконец. В голосе его слышалось детское разочарование, словно спасательная компания лишила его радости, которую он так долго ждал.

Мы двинулись на корму, миновали люк трюма № 2, поднялись по трапу на верхнюю палубу. Дверь в надстройке была распахнута настежь. Мы прошли по коридору мимо его бывшей каюты, мимо каюты Деллимера и через заднюю дверь вышли на корму, очутившись позади сорванной и исковерканной дымовой трубы.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь? Эй!

Но стояла тишина, и хрупкий звук наших голосов затерялся в холодной темной ночи, поглощенный шумом волн, бившихся о носовую часть.

Никаких спасателей не было. Ни одного проблеска света, который бы манил теплом каюты. Мы кричали и кричали, но никто не отзывался. Корабль был мертв, лишен всякой жизни, как и в тот день, когда мы покинули его.

— Боже мой, — вздохнул Петч. — Мы первые. Еще никто здесь не побывал. — В голосе слышалось облегчение, и я чувствовал, что все мысли его направлены на то, что скрывалось под кучей угля в бункере левого борта.

— Нужно поискать сухую одежду и поспать, — сказал Петч. — Тогда мы почувствуем себя лучше.

Он угадал мои мысли. Но когда мы, миновав черный туннель коридора, добрались до жилых помещений, то обнаружили, что там была вода. Столик в каюте Таггарда был сорван с креплений и валялся в углу, сундучок, где хранилась одежда, был залит водой, а в шкафчике лежала груда просоленных одеял, курток и старой бумаги.

Мы снова вернулись на главную палубу, где находились салон и камбуз. Но они были в еще более плачевном состоянии. Везде была вода.

— Может быть, полуют еще сухой? — неуверенно предположил Петч, и мы стали пробираться туда, всем телом ощущая холод и бесконтрольную дрожь. Господи, сделай так, чтобы там было сухо! Я прислонился плечом к стенке коридора, по которому мы следовали, и вдруг ощутил, что судно шевельнулось. Тело мое вздрогнуло, как от первого толчка землетрясения. И вдруг судно шевельнулось снова.

— Слышишь? — тревожно прозвучал в темноте голос Петча. Но я не слышал ничего, кроме ударов волн о корпус, гулко отдававшихся в пустоте судна. — Оно всплывает, — прошептал он. — Его поднимает прилив.

— Как же это может быть? — спросил я.

— Я не знаю, но это так. Я чувствую.

— Это невероятно, — пробормотал я. — Судно не может всплыть, если затоплена вся носовая часть и через нее перекатываются волны. Нам, должно быть, пригрезилось.

Рука Петча коснулась меня в темноте и повлекла за собой. Я безвольно последовал за ним. Мы выбрались наружу, на холод, и споткнулись о стальную трубу, лежавшую поперек грузовой палубы. По железному трапу поднялись на площадку полуюта и вошли в крошечную боцманскую каюту. Там нашлась одежда. Она не была мокрой, но и сухой ее назвать тоже было нельзя. Но все же она была теплее, чем наше намокшее тряпье. Там же мы нашли несколько одеял, пахнувших мокрой собачьей шерстью, наваленных на койку. Мы бросились на них и заснули, испытав при этом такое наслаждение, которое, наверное, не испытывал ни один человек, сидящий перед горящим камином после сытного ужина.

Спустя много времени, показавшегося нам вечностью, я услышал тяжелую человеческую поступь. Шаги ступали грузно, издавая металлический стук от ударов подковок о железный настил палубы. Они раздавались сначала над головой, потом справа, затем слева и наконец стали удаляться — медленно, не спеша, словно мертвец возвращался в свое загробное царство. Когда топот прекратился, я проснулся.

Первым делом я взглянул на Петча — его лицо сохраняло оттенок усталости.

— Мне кажется, я слышал шаги, — сказал я. В глубоко запавших его глазах я заметил легкое возбуждение. — Клянусь, что здесь кто-то есть.

Я выбрался из-под одеял и встал, сразу ощутив голодную резь в желудке и боль в плече, Я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Нет, это был не сон — я снова был на «Мэри Диар». Теперь она походила на какой-то ржавый кошмар! А вокруг была вода, и Минки скалили свои черные зубы рифов, окруженные — белыми пенными бурунами. Поблизости никого не было — ни спасательного судна, ни буксира, ни даже рыбацкой лодки. Ничего — только знакомый до отвращения силуэт рифов Грюн-а-Крока… Ни признака жизни.

— Опять шаги, — прошептал я вышедшему на палубу Петчу. — Кто же это мог быть?

Он покачал головой, но ничего не ответил. Не знаю, о чем он думал в этот момент, только по телу его пробежала дрожь, а я почему-то вдруг подумал о том, сколько человеческих смертей связано с этим судном. А потом произошло нечто странное: из металлической трубы, лежавшей на грузовой палубе, вырвалось легкое облачко ржавчины, похожее на красный пар. Потом над оградительным поручнем борта взметнулся тонкий трос, обвился вокруг него и с легким всплеском упал в море. На судне снова воцарилась тишина — никакого движения. Петч схватил меня за руку.

Мы стояли, словно пригвожденные, довольно долгое время, проглядывая судно на всю его длину. Но ни шум, ни движение не нарушали царившего покоя.

Петч спустился на грузовую палубу и склонился над крышкой люка трюма № 4. Когда я присоединился к нему, то сразу же увидел, что люк покрыт не брезентом, натянутым на деревянную раму, а плотно заварен листом стали. Мы взглянули на блоки дерриков, прошли к трюму № 3, люк которого был тоже наглухо заварен, и поднялись по трапу на шлюпочную палубу. Вентиляционные трубы были сняты, а к отверстиям приварены листы ржавого железа. Дымовая труба была срезана у основания газовой горелкой, сдвинута в сторону, и ее отверстие тоже закрыто металлической плитой. Световой проем машинного отделения был заделан, а водонепроницаемые двери коридора правого борта были сняты с петель, и на их месте были укреплены стальные листы.

Теперь сомнений не оставалось: спасательная команда вела на судне работы. Она загерметизировала все отверстия в корпусе и, возможно, ликвидировала течь в носовых трюмах. Это объясняло всплытие судна, когда прилив достигал своей высшей точки. Корабль был водонепроницаемым, почти готовым к буксировке.

Петча я нашел стоящим у входа в угольный бункер. Его глаза неотрывно смотрели на крышку люка, снятую с петель и валявшуюся неподалеку. Вместо нее красовалась стальная плита, надежно закрывающая лаз. Это значило, что труп Деллимера будет пребывать в прочнейшем стальном гробу до тех пор, пока судно не будет доставлено в порт и на его борт не придут эксперты, снабженные необходимым инструментом, с помощью которого можно будет вскрыть трюмы. Это сулило Петчу долгие дни, а может быть, и недели неопределенности, ожидания. На его лице было написано отчаяние, когда он наконец произнес:

— Ну вот и все. — Он отвернулся и принялся смотреть вдаль.

— А почему ты думаешь, что они ушли?

Он посмотрел на небо, понюхал ветер, долетавший с запада нервными порывами.

— Возможно, их предупредили о грозящем шторме?

— Что это? — воскликнул он вдруг. Где-то за мостиком сначала кашлянул, а затем ритмично застучал двигатель, и я ощутил, как под ногами завибрировала палуба. Мы с Петчем застыли, прислушиваясь к этой музыке, а потом помчались по коридору на мостик и по трапу спустились на носовую часть грузовой палубы. Там возле люка в трюме № 2 увидели большую помпу, прикрепленную намертво к палубному настилу. Мотор работал на полных оборотах, и высасывающий рукав, выходящий из смотрового люка, словно дышал, периодически наполняемый водой. Но поблизости никого не было. Палуба была пуста — на всей носовой части ни души.

Все это выглядело жутко, сверхъестественно.

— Посмотрим на мостике, — сказал Петч. — Ведь кто-то же запустил помпу!

Мы нырнули обратно в коридор и по трапу поднялись на мостик. Там никого не оказалось. В штурманской рубке — тоже никого. Но тут Петч указал на какой-то предмет. Он оказался синим плотиком, который выходил из-под борта «Мэри Диар». Это был Хиггинс, и он греб теперь по направлению к ближайшему рифу.

— Хиггинс! — завопил я, указывая на него. — Это Хиггинс!

Ветер был довольно сильным и дул в нашу сторону, а потому Хиггинс не слышал меня. Он достиг рифа, привязал плотик к каменному выступу и начал карабкаться на него. Потом он взял в руки железный лом и, действуя им как рычагом, стал втаскивать наверх бухту троса.

Он стоял ко мне спиной. Освободив петлю, он подтянул ее к каменному выступу и таким образом «привязал» судно к рифу, а слабо натянутый трос с легким плеском упал в воду.

Наконец он заметил меня. Некоторое время он смотрел в мою сторону, а затем сел на плотик и поплыл к «Мэри Диар». Прилив набирал силу и двигался со скоростью трех узлов. То ли Хиггинс устал, то ли раздумал, но внезапно он повернул обратно и стал отчаянно грести в направлении Грюн-а-Крока. Дойдя до скал, он вылез из плотика и, скрючившись, сел на камень. Некоторое время он смотрел на судно, потом голова его упала на колени, и весь он как-то сник.

Стук помпы внезапно стал замирать и смолк. Оказывается, ее выключил Петч.

— Нам придется затопить корабль, — раздался рядом его голос. — Это все, что нам осталось.

Но затопить судно теперь было невозможно. Каждое отверстие, каждая щель его были надежно заварены, даже вход в машинное отделение.

— Ну что ж, будем надеяться на лучшее, — ответил я.

Петч засмеялся.

— Шторм с запада принесет с собой прилив. На высокой воде судно всплывет. Внутри воды нет, кроме как в двух носовых трюмах, — голос его звучал хрипло, надтреснуто, — ну ладно, давай лучше поищем какую-нибудь еду.

На камбузе было темно и удушливо. До нас здесь побывали и море и французы. Не осталось ни одной консервной банки. Правда, шкаф был набит хлебом, но он превратился в клейкую массу. Было и мясо, но оно покрылось тонким слоем плесени; было и масло, но оно перемешалось с илом и песком. Мы нашли только сыр, который оказался довольно свежим внутри, банку полузасохшей горчицы, несколько соленых огурцов и разбитую склянку с остатками джема. Мы проглотили все это с волчьей жадностью, а потом стали обшаривать салон, офицерские каюты и помещения команды. Нашли слипшуюся массу, бывшую прежде конфетами, банку имбиря и под койкой кочегара обнаружили самое ценное — две банки говяжьей тушенки. Свою добычу мы отнесли в боцманскую каюту на полуюте, съели ее, а потом молча сидели, прислушиваясь к вою усиливающегося ветра.

Шторм налетел вместе с изменением направления прилива, и вскоре волны, бившие в борт, стали достигать палубы мостика; под ногами зашевелилась корма. Выглянув за дверь, я увидел голубой плотик, прыгавший на волнах с подветренной стороны Грюн-а-Крока.

К середине дня шторм набрал полную силу. Волны всей своей многотонной тяжестью обрушивались на носовую часть, и с каждым ударом палуба мостика окутывалась тучей брызг и белой пены. Корпус судна трясло как в лихорадке. Рифы Минки постепенно скрывались под пенными бурунами прилива.

Еще раз я увидел Хиггинса примерно за два часа до наступления высшей точки прилива. «Мэри Диар» стала всплывать. Ее днище со скрежетом терлось о донную гальку, а рифы Грюн-а-Крока почти исчезли в кипящей пене. Хиггинс спускался с вершины скалы к своему плотику. Я видел, как он взобрался на него и взялся за весла. Затем налетел шквал, размыл очертания рифа и скрыл от меня Хиггинса за пеленой брызг и дождя.

С тех пор Хиггинса я больше не видел, да и никто больше не видел. Возможно, он рассчитывал добраться до «Мэри Диар», а может быть, надеялся достичь суши на своем плотике. Так или иначе, выбора у него не было: при высокой воде Грюн-а-Крок заливало полностью.

Наша каюта на полуюте была размером десять футов на шесть, со стальными стенами, койкой, обломками мебели и окном без стекла. В ней было сыро и холодно. Но мы выбрали ее в качестве убежища потому, что она находилась в самой верхней части кормы, а именно кормовая часть судна сохраняла плавучесть.

Длительное время мы как бы прислушивались к движениям судна, содрогавшегося под ударами волн. Но теперь стал слышен шорох киля по каменистому дну. Внезапно брызги перестали достигать окна, дверь с треском распахнулась. «Мэри Диар» приподнялась над своим каменным ложем и развернулась по ветру.

Я выглянул наружу и увидел, что теперь Грюн-а-Крок находился от нас уже не с левого борта, а с правого. Качка стала более плавной, а высоко поднятая корма превратилась как бы в парус, который развернул судно носом К волне. Судну вернулась плавучесть, оно двигалось, так как Грюн-а-Крок медленно исчезал из виду.

— Мы плывем! — заорал я во все горло. — Плывем! И если только нам удастся дойти до Лe-Соваж, все будет в порядке!

Петч взглянул на меня, но на мою радость никак не прореагировал.

— Должно быть, прилив подходит к своей высшей точке, — заметил он.

Я кивнул в знак согласия. Но тут меня осенило: достигнув высшей точки, прилив в течение целых шести часов будет отходить на запад, а потому потащит нас обратно к Минки, и, когда вода спадет, мы снова окажемся на рифах мелководья. «Боже мой!» — прошептал я, вошел в каюту и повалился ничком на койку.

Положение было катастрофическим — мы ничего не могли поделать, ничем не могли себе помочь.

…Мы двигались в потоке белой пены. Не знаю, спал ли я или просто лежал на койке в полубессознательном состоянии, но от внезапного сильного толчка я свалился на пол. В носовой части раздался страшный треск, потом скрежет, словно острые рифы разрывали днище и потрошили внутренности судна. Грохот моря усилился, стал подавляющим. Я продолжал лежать там, куда меня сбросило, и мне показалось, будто острые зубы рифов вспарывают мне живот.

Я поднялся на ноги, но пол каюты сильно накренился; меня швырнуло к двери, и я больно ударился о переборку, вывихнув руку. Но боль уже не играла роли, ибо я увидел, что стало с судном. Оно лежало на боку, подставив палубу со всеми надстройками напору прибоя. Мостик превратился в бесформенную массу исковерканного железа, дымовая труба исчезла, передняя мачта переломилась пополам, и обломок ее повис на тросах деррика, а над всей его носовой частью бились, кипели и безумствовали волны.

Петч лежал, привалившись к стальной переборке каюты.

— Когда оно… — крикнул я, и слова застряли у меня в горле.

— Пойдет ко дну?

— Да. Когда?

— Черт его знает.

После этого мы не разговаривали и продолжали оставаться там, где нас застал удар, окоченевшие, изможденные, ожидая момента, когда пенистая поверхность моря обнажит скрытые под ней рифы. Мы слушали звуки агонии судна — треск, скрежет, удары металла о металл. А затем останки судна, как бы освободившись от лишнего веса, зашевелились, чуть-чуть всплыли и с ужасающим стоном поползли по верхушкам скал. Теперь мы увидели развороченный левый борт, через пробоину в котором стал вываливаться груз. В воду упали и поплыли тюки с хлопком. А затем волны легко подхватывали ящики, в которых должны были находиться тяжелые авиационные двигатели, и разбивали их в щепки о ближайшие скалы.

— Смотри! — закричал Петч, схватив меня за руку. В отверстии в борту показался ящик. Волна разбила его, и содержимое посыпалось в воду. Что это было — непонятно. Освещение было слабым. Но ясно было одно — это не был авиамотор.

— Ты видел? — Он отпустил мою руку и указал в том направлении. Но возбуждение его улеглось, ибо в этот момент раздался треск, и через всю ширину судна прошла трещина, разорвавшая трап и отделившая корму от остальной части. Гайки и заклепки лопались с треском ружейных выстрелов, а стальные плиты рвались, как коленкор. Трещина росла — ярд, два… Но тут «Мэри Диар» окутал ночной мрак. К этому времени вода спала, обнажив рифы, море затихло, и обломки застыли неподвижно.

Мы вернулись в каюту и закутались во влажные одеяла. Мы не разговаривали — может быть, спали, не помню. У меня вообще не осталось воспоминаний от той ночи. Словно провал в памяти. Чувства страха я не испытывал. Кажется, даже холода я не ощущал. Я достиг такой степени физического и умственного истощения, которая выходила за пределы всяких чувств.

Однако я запомнил рассвет. В памяти осталось ощущение чего-то необычного. Мне показалось, что кто-то зовет меня. В глаза ударил яркий солнечный свет, и надо мной склонилось чье-то лицо: потное, заросшее черной бородой, с плотно обтянутыми кожей скулами и с глубоко запавшими глазами.

— Мы плывем! — сказал Петч. Его потрескавшиеся губы растянулись в некое подобие улыбки. — Вставай и взгляни.

Я с трудом добрел до выхода и увидел необычайную картину. Рифы исчезли. Солнце освещало мерно дышащее море — и ни одного рифа в пределах видимости. Носовой части «Мэри Диар» как не бывало, она исчезла. Грузовая палуба была скрыта водой, но Петч сказал, что мы все же плывем — одна корма, и ничего больше. Солнце светило, и шторм прекратился. Петча била дрожь. Я думал — от возбуждения, но это была лихорадка.

К полудню он настолько ослаб, что уже не мог двигаться, взгляд остановился, лицо приняло неестественный оттенок, он был весь в поту. К ночи начался бред. Сначала он бормотал что-то бессвязное, затем стал отдавать приказы, беседовать с Райсом, и я понял, что он снова на своем судне и в который уже раз переживает трагические события плавания через Бискайский залив.

Уже ближе к вечеру пролетел маленький самолет. Он низко покружил над нами и взял курс на северо-запад. Значит, нас искали на Минки. Затем снова спустилась ночь, а мы все еще плыли, глубоко осев в воду.

Много времени спустя, когда я в полузабытьи лежал на палубе, греясь в лучах солнца, я услышал звук мотора и голоса.

Это была спасательная лодка из Питер-Порта. Она причалила, и от звука человеческих голосов во мне пробудилась жизнь… сильные руки перенесли меня через ограждение, в рот сунули зажженную сигарету. С нас сняли просоленную сырую одежду, завернули в одеяла, а затем пришел сон — чудесный, наполненный теплом сон. Но я помню, что, прежде чем погрузиться в блаженное небытие, голос произнес:

— Хотите в последний раз взглянуть на судно?

И чья-то рука приподняла меня.

Я навсегда сохраню в памяти то, что от него осталось. Оно находилось к нам кормой и так глубоко сидело в воде, что надстройка, где была каюта, в которой мы прожили двое суток, казалась плывущим по воде курятником. А потом, когда волна немного схлынула от кормы, я увидел на борту ржавые буквы: «Мэри Диар, Саутгемптон».


Что касается меня, то история, гибели «Мэри Диар» заканчивалась на окраине Минки. Но только не для Петча, который был тесно связан с этим судном. Мне напомнили об этом, как только я пришел в себя в больнице Питер-Порта. Узнал я об этом не сразу, ибо спал более двадцати часов кряду. Есть хотелось страшно, но сестра принесла мне лишь маленький кусочек отварной рыбы, сообщив при этом, что меня срочно хотят видеть. Я подумал, что это, наверное, Майк. Но, когда дверь отворилась, я увидел девушку.

— Кто это? — спросил я. Шторы на окне были опущены, и в комнате царил полумрак.

— Джанет Таггард. — Она подошла к кровати, и тогда я узнал ее, несмотря на усталый вид и темные круги под глазами. — Мне разрешили повидать вас, как только проснетесь.

Я поинтересовался, как она попала сюда.

— Я узнала обо всем из газет и сразу же приехала. — Потом она внезапно наклонилась над кроватью: — Послушайте, мистер Сэндс. Прошу вас, выслушайте меня. Мне разрешили побыть у вас очень немного, — ее голос дрожал от нетерпения. — Я должна поговорить с вами раньше, чем кто-либо другой.

Она колебалась, и тогда я решил прийти к ней на помощь;

— Так что вы хотели узнать?

Но мне трудно было собраться с мыслями, да и самому хотелось узнать о многом.

— Скоро сюда придет полиция, чтобы получить ваше заявление. — Она снова замолчала. Видимо, ей трудно было выразить словами обуревавшие ее мысли… — Кажется… Гидеон… спас вам жизнь.

Гидеон? Ну конечно же, она имела в виду Петча.

— Да, да, так оно и было, — ответил я и тут же спросил ее, как он себя чувствует. Вроде бы кто-то мне говорил, что у него воспаление легких. У меня сохранилось какое-то смутное воспоминание о том, что доктор, который осматривал мое плечо, говорил что-то в этом роде.

— Да, — ответила она. — Он очень болен. Но прошлой ночью кризис миновал. Надеюсь, что теперь все будет хорошо.

— Все это время вы были с ним?

— Да, я на этом настояла. Я вынуждена была сделать это — он все время бредил. — Она сделала паузу, но тут же быстро спросила: — Мистер Сэндс, а этот человек… Деллимер… Вы знаете о том, что произошло, ведь правда?

Я кивнул. Значит, он рассказал ей обо всем.

— Теперь об этом знать никому не следует, — буркнул я, почувствовав внезапную слабость и усталость. — Вся носовая часть судна разбилась о рифы. Угольный бункер тоже..

— Да, я знаю. Вот поэтому-то я и пришла к вам, пока вы еще не сделали заявления. Не говорите об этом никому, хорошо? Пожалуйста. Он и так много выстрадал.

Я согласно кивнул.

— Я никому не скажу, — ответил я. Но тут же добавил: — Но ведь есть еще и Майк. Он тоже знает об этом.

— Майк Дункан? Я уже виделась с ним. Он ничего не сказал ни прессе, ни полиции. Он сказал, что, пока вас не увидит, ни о чем говорить не станет. Он сделает так, как вы ему скажете.

— Как? Вы видели Майка? — Я даже приподнялся от удивления на своей кровати. — Как он? С ним все в порядке?

— Да, он здесь — в Питер-Порте. — Она снова склонилась над кроватью. — Могу я передать ему, что вы готовы позабыть обо всем, что рассказывал Гидеон? Могу я сказать, что вы просите его ни о чем не рассказывать?

— Да, — ответил я. — Конечно. Теперь об этом вообще нет смысла рассказывать. С этим — все. Кончено. — И тут я стал расспрашивать ее о том, как спасли Майка.

— Его спас рыбак из Сент-Хелье. Перед самым штормом он обнаружил моторную лодку. Там был еще один человек, Берроуз. Он был тяжело ранен, но на берегу он сделал заявление полиции о Хиггинсе. — И, извинившись, она сказала: — Простите, но я должна покинуть вас. Мне нужно повидать мистера Дункана, а затем мне надо быть с Гидеоном. Нужно проследить, чтобы он не разговаривал во сне, а то он может наболтать глупостей. — Она застенчиво улыбнулась. — Я так вам благодарна.

— Передайте, пожалуйста, Майку, чтобы зашел ко мне, — попросил я. А когда она подошла к самой двери, добавил: — И скажите Гидеону, когда он проснется, что ему не о чем больше тревожиться… Совсем не о чем.

Майк был набит новостями до отказа. Оказывается, корму «Мэри Диар» благополучно отбуксировали к острову Чосей Айленд. Он показал мне газетную фотографию: корма судна лежала на боку на береговом мелководье. Вчера в Питер-Порт приезжал Снеттертон вместе с группой спасателей. Все они отбыли на Чосей Айленд на рыбачьей лодке.

— А кроме того, я повидал наших страховщиков, — сказал Майк. — Компания полностью поддержала наш иск. Так что денег хватит, чтобы построить судно по нашему проекту, если, конечно, мы этого захотим.

— Это значит потерять целый сезон, — возразил я.

Он хмуро кивнул.

— А между прочим, здесь, в Питер-Порте, продается лодка, которая нам вполне подошла бы. Вчера вечером я уже осмотрел ее. Конечно, она не так хороша, как «Морская ведьма».

Он был полон планов, как те немногие, которые обладают способностью быстро оправляться от потрясений. Майк оказал на меня тонизирующее воздействие. И хотя его челюсть была залеплена клейким пластырем в том месте, где была рассечена кожа, тридцать часов пребывания на плавающей, как бревно, моторке на нем никак не отразились.

На следующий день меня выписали из больницы, и Майк зашел за мной, чтобы помочь собраться. Потом мы отправились смотреть лодку, которую откопал Майк. Лодка была прочной, просили за нее недорого, и мы с ходу ее купили. А вечером в отель вернулся Снеттертон, все такой же худой, подтянутый, в своем аккуратном костюме в полоску, несмотря на то, что провел два дня на острове. Они разрезали переборку, проникли в трюм № 4 и вскрыли три ящика с авиамоторами. В них оказались бетонные плиты.

— Результат крайне удовлетворительный. Подробный отчет об этом открытии я направил в Скотлэнд-Ярд. — Он улыбнулся и отпил глоток шерри. — Это была умная затея. Очень умная. Она провалилась только благодаря мистеру Петчу и… вам, сэр, — добавил он, глядя на меня сквозь стекло стакана. — Кстати, я обратился с ходатайством к фирме «Эйч-Би энд Кей-Эм корпорейшн»… Ну да ладно, там поглядим.


До отъезда из Питер-Порта мне не удалось повидать Петча. Я встретил его только три недели спустя, когда нас вызвали для дачи показаний перед возобновленным следствием. Он все еще был очень слаб. Обвинений против него не было; Гандерсену удалось сбежать из Англии, а Берроуз и остальные члены бывшего экипажа теперь только и жаждали рассказать всю правду, заявляя при этом, что придерживались версии Хиггинса потому, что боялись его. Суд признал, что «Мэри Диар» погибла в результате преднамеренного сговора ее владельцев. Обвинение с Петча было полностью снято, а дело передано на рассмотрение полицейским властям.

Всей этой истории была дана столь большая реклама, что в результате ее Петчу предложили взять под свою команду грузовое судно «Вакомо» водоизмещением десять тысяч тонн. После этого он женился на Джанет, и только наша очередная спасательная операция не дала возможности побывать на их свадьбе. В общем, я не видел Петча до сентября. Мы с Майком работали в устье Эйвона и готовились к проведению подводных работ в Бристольском канале, когда «Вакомо» вернулся из Сингапура и встал прямо напротив нашего судна. В тот вечер мы обедали в каюте Петча.

Я с трудом узнал его. С его лица исчезли глубокие складки, и, хотя сутулость осталась, а виски засеребрились сединой, выглядел он в своем кителе с золотыми шевронами молодо и уверенно. На столе в знакомой серебряной рамке стояла фотография, поверх которой рукой Джанет было написано: «Моему мужу — счастливых рейсов». А в другой рамке на стене каюты висело письмо от «Эйч-Би энд Кей-Эм корпорейшн» из Сан-Франциско.

Письмо это Снеттертон вручил Джанет в день свадьбы и вместе с ним чек на пять тысяч фунтов стерлингов для ее мужа «за разоблачение мошенничества» — сумма, оказавшаяся весьма кстати! Когда состоялась свадьба, мы с Майком работали по спасению имущества, затонувшего в районе Хук оф Холланц. Возвратившись домой, я нашел у себя в почтовом ящике подобное же письмо и чек на две тысячи пятьсот фунтов «в качестве компенсации за потерю вашего судна».

Тело Альфреда Хиггинса так и не было найдено. Однако на олдернейских рифах был обнаружен металлический плотик со следами синей краски. Он был совершенно расплющен волнами.

И наконец, самое последнее. Привожу запись из судового журнала «Морской ведьмы-2», сделанную сразу же после того, как мы обнаружили в Бристольском канале затонувшее судно. Она гласит: «11.48 — грузовое судно «Вакомо» проследовало мористее курсом на Сингапур — Гонконг. Нам просигналили: «Наилучшие пожелания от капитана Петча. На сей раз он не намерен пускать вас ко дну. Счастливых погружений!» Затем судно дало три приветственных сигнала, на которые мы ответили сиреной.

Спустя три месяца, когда «Морская ведьма-2» была поставлена на зиму в док, я сел писать книгу о крушении «Мэри Диар».

Перевел с английского Д. РОЗАНОВ