Баутина Юлия Владимировна. Храм безмолвия

Храм мрачной громадой высился над самым обрывом, органично дополняя облик скалы, более всего напоминавшей клык крупного хищного зверя. Возможно, он и был красив — в старых книгах, упоминавших Альван-эт-Кадир, что в переводе на Всеобщий означало Храм Безмолвия, всегда подчеркивалась его красота. Но сейчас, когда высокие причудливые крыши строений скрывали унылые грязно-серые облака, а стены — жадно разросшийся горный хмель, оценить это было невозможно, да и секущий лицо ледяной дождь не способствовал созерцанию окрестностей. Поглубже надвинув на брови отсыревший капюшон, Элрик продолжил подъем. Он уже жалел, что выбрал для посещения развалин нынешний день: надо было переждать непогоду в той же сухой пещере ниже по склону, в которой он провел ночь, но кто мог знать, что тучам именно сегодня надоест бесцельно кружить над Сиденийским хребтом, и они решат, что несколько геллинов воды западному отрогу Гривы Зуала не помешают? А теперь, когда две трети дороги осталось позади, возвращаться, конечно, не имело смысла, тем более что цель пути была уже видна, стоило только выйти на открытое пространство и повыше задрать голову.

Склон был крут, сапоги Элрика, несмотря на предусмотрительно подвязанные обувные шипы, скользили по мокрой траве, так что передвигаться приходилось чуть ли не на четвереньках. А в довершение прочего еще и тропинка — старая, не обихоженная, но, тем не менее, сильно облегчавшая жизнь, куда-то запропастилась, словно бы ее никогда и не существовало. Поминая вполголоса весь пантеон богов, а заодно с ними дюка Упирашви, который не мог найти своему золоту лучшего применения, кроме как тратить его на старое барахло из давно забытых и людьми, и бессмертниками развалин, Элрик с надеждой оглядывался по сторонам, высматривая среди колючего кустарника очередной столбовой камень.

Не отмеченная ни на одной карте тропа, встреченная Элриком около полутора дней назад, после долгих блужданий по заросшим ущельям и каменистым осыпям казалась прямо-таки подарком свыше, в особенности когда выяснилось, что ведет она действительно в правильном направлении. Вполне возможно, что это как раз и была одна из старых дорог Альван-эт-Кадира: все встреченные Элриком придорожные камни были буквально испещрены полустертыми рунами. Правда, ни одной надписи разобрать так и не удалось — Элрик неплохо знал эльфийский, но язык тех времен, когда ставили камни, отличался от нынешнего говора бессмертников, как яблоко от картошки.

Спустя примерно полчаса дороге, наконец, надоело играть в прятки, и она позволила отыскать себя в зарослях ежевики. Дальше дела пошли быстрее, и вот в три часа пополудни Элрик уже стоял под стенами Альван-эт-Кадира. Зрелище было удручающим: перекосившиеся ворота, осыпающиеся, местами и вовсе обвалившиеся стены, и тонкая зеленая ткань ползучих растений, пытающихся стыдливо скрыть язвы, оставленные временем. С другой стороны стоило признать, что для строения, простоявшего заброшенным целую эпоху, храм еще неплохо сохранился — Элрик знавал немало домов, которые не смогли протянуть и одной человеческой жизни. Возможно, чары эль-ганин, не до конца еще выветрившиеся в этом забытом уголке Нанхура, смогли хоть как-то уберечь Альван-эт-Кадир от бега столетий?

Элрик никогда не относил себя к исследователям, но о цели своих поисков предпочитал знать как можно больше, ведь частенько это помогало избежать неприятных сюрпризов. Впрочем, даже в Варселе, имперской столице, славящейся своими библиотеками, разузнать о Храме Безмолвия было не так-то просто. Новые источники о нем не писали, а старые были немногословны и почти дословно повторяли друг друга: храм был основан после свержения Первой Тьмы, по легендам, самим Эльваром Золотоволосым, первым князем Эльтагира. Просуществовал он, якобы, до пришествия Второй Тьмы, во время которой и опустел. Куда подевались монахи, ни одна из книг не говорила — то ли бежали обратно за море в Эльтагир, как поступила большая часть остававшихся к тому моменту в Нанхуре эль-ганин, то ли были вырезаны войсками Индариона Затененного — храм просто «опустел», как будто это само по себе должно было все объяснить. И еще все книги поголовно предостерегали путников от посещения храма, указывая на опасность, но в чем она заключается, упорно молчали. Может быть, на тему был наложен запрет, а может, предполагалось, что читатели и так знали, о чем идет речь. Элрик взял эти туманные намеки на заметку. Скорее всего, под «опасностью» подразумевались обычные ловушки, которыми любили нашпиговывать свои оплоты приверженцы всех без исключения богов, особенно если дело касалось пути к сокровищнице. Часть из них наверняка уже обезвредило время, а над оставшимися, конечно, придется потрудиться. В конце концов, именно за это Элрику платили, и платили неплохо.

Створки ворот Альван-эт-Кадира были приоткрыты. Элрик вошел во двор и оглянулся. Храм вместе с пристройками занимал довольно большую площадь, формы строений были изящны и легки, но на всем вокруг виднелась печать запустения.

Мраморные плиты, которыми был вымощен двор, растрескались, местами сквозь трещины проросли деревья, вздыбив ближайшие к ним камни. Толстый ковер лишайников, покрывавших плиты, слегка хрустел при каждом шаге, и лишь кое-где сквозь него проступал собственный голубоватый узор мрамора. Элрик прошелся по двору, настороженно прислушиваясь и приглядываясь, но не обнаружил ничего подозрительного, ни малейших следов присутствия поблизости человека или зверя.

Тогда Элрик достал из кармана полученную у Упирашви карту — где тот ее раздобыл, оставалось только догадываться — и сверился с планом местности. Карту рисовали очень приблизительно и явно не с натуры, но в целом детали совпадали. Вот амбары, вот жилое строение, вот библиотека, и над всеми над ними горделиво вздымается ступенчатая крыша часовни Кадир-эода.

Элрику вспомнилась последняя его встреча с Упирашви в сумрачном, заставленном кучей абсолютно ненужных, но чертовски старых и дорогих вещей кабинете дюка.

Упирашви сидел в глубоком кресле, развалившись, как жирный паук в ожидании очередной мухи, и лениво постукивал пальцем по карте.

«Часовню ты узнаешь сразу, — помнится, сказал он тогда, — но тебе нужна не она. В Храме Безмолвия существовал еще один молельный зал. Тайный зал, в котором уединялись для бесед с Кадир-эодом настоятели храма. Вот туда тебе и надо.

Попасть в этот зал можно из комнат настоятеля, здесь все отмечено. Я не утверждаю, что карта верна, или что вход еще сохранился, но попробовать стоит. В любом случае твои усилия будут вознаграждены».

Комнаты настоятеля, как и следовало ожидать, располагались в жилой постройке — приземистом двухэтажном здании с просевшей крышей. Туда-то Элрик и направился.

Входные двери здания были распахнуты настежь, одна из створок опасно накренилась — в вертикальном положении ее кое-как удерживала единственная уцелевшая петля.

Внутри царил полумрак, под ногами снова скрипело, только на сей раз не лишайник, а каменная крошка. Из куч мусора виднелись рыжие от ржавчины детали каких-то механизмов и бесформенные, покрытые патиной бронзовые предметы — не то сорванные канделябры, не то еще что-то в том же духе. Здесь куда явственнее, чем снаружи, ощущались следы старого погрома. Единственное, чего Элрик при беглом осмотре не заметил, а рыться в кучах и проверять не собирался, так это каких-либо останков живых существ.

Следуя полученным от Упирашви наставлениям, Элрик поднялся по главной лестнице на второй этаж и свернул в боковой коридор. Отмеченная на карте комната находилась в самом его конце, и, войдя туда, Элрик инстинктивно схватился за меч: с первого взгляда ему показалось, что на прогнившей кровати под заплесневелым балдахином кто-то спит. Впрочем, уже со второго взгляда он понял, что тот, кто спит на кровати, помешать ему никак не сможет. Перед Элриком был донельзя иссохший труп, скорее даже обтянутый кожей скелет. Мертвец лежал на боку, подложив руку под голову, в такой расслабленной позе, как будто и в самом деле просто заснул, чтобы больше уже не проснуться. Из профессионального интереса Элрик задержался около трупа, но никаких признаков насильственной смерти отыскать не смог: ни малейших следов от ран, никаких других повреждений, все кости, кажется, целы… Впрочем, в случайные смерти в таких местах, как

Альван-эт-Кадир Элрику тоже не верилось. Зачастую для того, чтобы убить противника, бывает не обязательно прикасаться к нему. На свете хватает ядов, и не все из них требуется даже глотать — порой достаточно простого вдоха. Кстати, о вдохах… Элрик торопливо достал из котомки плотную повязку и флакон с мутно-желтой, пахнущей кислятиной жидкостью. Хорошенько смочив повязку, остаток он выпил залпом: на случай, если что-то уже успело попасть внутрь. Обвязав лицо мокрой тряпкой, он продолжил осмотр комнат. Спуск в молельный зал не только сохранился вопреки опасениям Упирашви, его даже не пришлось долго искать. За небрежно отдернутым пологом чернели ступени, уводившие куда-то в темноту. Элрик недовольно хмыкнул. Похоже, его опередили — то ли тот мертвец, что так и остался в храме, то ли кто-то поудачливее. В любом случае спускаться все равно придется, хотя бы для того, чтобы оглядеться. Упирашви-то наверняка будет спрашивать.

Элрик зажег один из факелов, спасенных от дождя благодаря нескольким слоям парусины, в которые они были завернуты, и шагнул на лестницу. Тьма в проходе казалась слежавшейся, как старая пыль, свет факела едва-едва справлялся с ней.

Элрик двигался медленно, держа наготове меч, но потайной ход был так же пуст, как и развалины над ним. Никаких хитроумных ответвлений, призванных запутать непосвященного, Элрику не встретилось. Коридор был только один, справа и слева время от времени возникали небольшие ниши, в которых кое-где стояли пустые чаши — то ли высохшие светильники, то ли сосуды для подношений. Внезапно стены раздались вширь, свет факела вспыхнул ярче, и Элрик, вроде бы уже повидавший виды и привыкший ко всему, присвистнул.

Нет, кажется, его все-таки не опередили. В свете факела тускло поблескивали чаши, кубки, блюда, инкрустации на стенах, подсвечники в виде диковинных птиц, зверей и цветов, причудливые накладки на алтаре. Золото, золото, золото, ну, и драгоценные камни, конечно. И посреди всего этого великолепия на полке перед алтарем стоял заказ Упирашви — статуэтка Кадир-эода. Она сразу бросалась в глаза, выделяясь среди всего прочего стилем исполнения, совершенно не похожим на эльфийский. Эль-ганин, насколько знал Элрик, всегда стремились к совершенству и изяществу форм, здесь же не было ни того, ни другого. Статую Безмолвного бога,

казалось, вылепил ребенок, игравший с золотом, как с мягкой глиной. Человеческие черты в ней едва угадывались, лица не было вовсе, не только рта — Кадир-эода непременно изображали безо рта, на то он и Безмолвный — не было также и глаз, а вместо носа имелся слабо выраженный наплыв. Элрик хмыкнул, снова, как и при первом взгляде на прорисовку заказа, подумав, что Упирашви странный человек.

Спроси его, Элрика, так эту дрянь ни за что не продашь дороже стоимости того золота, из которого она отлита, а дюк был согласен заплатить в пять раз больше.

Ну да ему виднее…

Элрик сунул статуэтку в котомку и добавил сверх того несколько подсвечников из тех, что выглядели подороже. Он еще вернется сюда, обязательно вернется, и желательно с какой-нибудь вьючной скотиной — не пропадать же добру, в самом-то деле.

Путь наверх показался ему куда веселее, однако, выбравшись из подземелья, Элрик сделал не очень приятное открытие: вроде бы в потайном зале он пробыл недолго, но снаружи успело стемнеть, а мелкий дождь все продолжал сыпать. Месить грязь впотьмах было не самым благоразумным решением, подходящих мест для ночлега

Элрик поблизости не знал, да и не видел причины, чтобы торопиться уносить ноги из Альван-эт-Кадира. Упирашви ждал свой заказ уже третий месяц, так что один лишний день навряд ли сыграет существенную роль. Элрик решил ночевать в храме: при его прагматичном складе ума мертвец, оставшийся этажом выше, ему ни капли не мешал, зато здесь была крыша над головой и стены на случай визита ночных гостей.

После недолгих поисков он нашел именно то, что требовалось — небольшую комнату неподалеку от лестницы, подальше от трупа и поближе к свежему воздуху.

Очевидно, прежние владельцы использовали ее как кладовую, внутри еще сохранилось множество старых ящиков и бочек, хотя их содержимое давно истлело или высохло.

Дверь в комнатке была только одна, петли ее проржавели насквозь, и при малейшем движении противно визжали. Элрика это вполне устроило. Он притворил дверь и пододвинул к ней пару наиболее уцелевших ящиков. Преграда не слишком надежная, но достаточная, чтобы произвести шум, если кто-нибудь попытается проникнуть внутрь. Хотя Элрик сильно сомневался, чтобы в этих развалинах водилось хоть что-то покрупнее крысы, лучше было все-таки перестраховаться. Потом, завернувшись в плащ и подложив под голову котомку, он устроился у дальней стены, куда не добирались блуждавшие по комнатке сквозняки, и сразу заснул. Даже во сне Элрик продолжал сжимать в ладони рукоять меча, зная, что если что-то произойдет, он услышит и успеет среагировать.

Проснулся он внезапно, точно от удара, и тут же вскочил на ноги, выхватывая меч. Снаружи было еще темно, но в каморке, послужившей Элрику приютом на ночь, свет присутствовал — слабый, трепещущий отблеск огонька свечи. Свечу держал стоявший в дверях старик, одной рукой он прикрывал огонек от сквозняка, и узкая высохшая рука слегка просвечивалась, словно была вылеплена из воска. Вихрь мыслей взметнулся в не до конца прояснившейся после сна голове Элрика, но явственнее всего среди них выделялось изумление: уж кого-кого, а живого человека здесь встретить он никак не ожидал. Ведь днем храм был пуст, совершенно пуст. Он не мог ошибиться, его чутье опасности и постороннего присутствия оттачивалось годами. Так какие гвирлы могли принести сюда посреди ночи этого дряхлого одра?

Откуда? А главное, зачем?

— Вот ты где, — словно не замечая оружия в руках Элрика, проворчал старик. — Заставил ты меня побегать. И что за радость забиваться в угол, как мышь, когда кругом столько свободных комнат? Ну, идем… — он поднял свечу повыше, жестом приглашая следовать за ним. — Подыщем тебе постель для ночлега, чай, под одеялом теплее будет, чем здесь, на камнях. Может, хоть на этот раз настоятель Фидэ не узнает? Ты не говори ему, ладно? И без того старому Карраку вечно достается за недогляд. Ну, чего не идешь?

Элрик заколебался, пытаясь предугадать, чем обернется для него странная ночная встреча. Ловушка? Нет, ловушки не ощущалось. Старик говорил искренне, и Элрик решил подыграть ему. В конце концов, никогда не стоит торопиться с убийством, не разобравшись толком, в чем дело: уж очень не похож был этот чудной старикан на посланца от конкурентов.

— Прошу простить меня за вторжение, — сказал он, возвращая меч в ножны. — Я не знал, что в этой развал… в этом месте еще кто-то живет.

— Конечно, — снова заворчал старик. — Все вы так говорите, а Карраку потом ищи вас по подвалам и кладовкам. И как только пробираетесь? Ключи-то, чай, все у меня.

— Там было открыто, — сообщил Элрик. — А что, к вам сюда так часто гости приходят?

То, что развалины Альван-эт-Кадира не только обитаемы, но и частенько посещаемы, было для него не самой приятной новостью. Обидно все-таки обнаружить, что таинственные старые руины, отыскать которые стоило тебе такого труда, на самом деле проходной двор для любого встречного поперечного. Ладно, тот мертвец не в счет, с ним Элрик готов был смириться, но здесь уже попахивало чем-то большим.

— Часто, не часто, — уклончиво отозвался старик, целеустремленно шаркая по коридору с невесть откуда взявшейся прытью, так что Элрик скорым шагом едва поспевал за ним. — Как тут определишь? Приходят, потом уходят — никого не слушают, даже настоятеля. А спроси меня — так куда идти-то в этой темноте? Ан нет, все одно уходят, сохрани их Безмолвие, и обратно уже не возвращаются.

— А при чем тут Безмолвие? — поинтересовался Элрик.

Старик остановился, как вкопанный, и недоверчиво поглядел на спутника.

— Так ведь господин-то наш — Кадир-эод, — с гордостью произнес он. — Единственный, спасающий от тьмы. Али не слышал никогда?

— Ну, пару раз слыхал, — покривил душой Элрик.

Ситуация постепенно начинала проясняться — похоже, что в развалинах нашла себе приют очередная секта. Уж чего-чего, а богов в Нанхуре всегда хватало: помимо официально утвержденного пантеона у каждого из объединившихся в империю народов имелась куча собственных божков, ну и, конечно, эоды, веру в которых бессмертники привезли с собой из Эльтагира еще во времена первого заселения, но на просторах Нанхура она не прижилась и постепенно зачахла. Кадир-эод, Безмолвный Бог, был как раз одним из них — собственно говоря, именно в его честь и был воздвигнут когда-то Альван-эт-Кадир. Порадел ли действительно над этим делом Эльвар Золотоволосый, или нет, могли сказать только светлейший император Линадан Справедливый да кое-кто из его двора, заставшие прежние эпохи, но они предпочитали не вспоминать ни о старых богах, ни о старых делах. Да, пожалуй, это многое объясняет — где, как ни в Альван-эт-Кадире, искать прибежища гонимым адептам Безмолвного Бога? Интересно только, по каким щелям все-таки они прятались днем?

Около одной из дверей старик задержался.

— Вот, — довольно сказал он. — Комната хорошая, теплая. Сено на полу свежее, щели законопачены, сквозняков не будет. А главное, — он значительно потряс искривленным пальцем, — главное, окон-то нет, так что тьме сюда уж точно не пробраться. Ты отдыхай, а я пойду, настоятелю Фидэ скажу про гостя. Да хранит тебя Безмолвие.

— Пусть оно хранит и тебя тоже, — широко улыбнулся Элрик, вошел в комнату и с наслаждением растянулся на кровати.

Каррак одобрительно кивнул, притворил дверь и зашаркал куда-то дальше.

Выждав немного, чтобы дать старику убраться восвояси, Элрик вскочил с постели. Он бы ничуть не удивился, обнаружив, что его заперли, но дверь оказалась открыта. Соблюдая все меры предосторожности, Элрик выглянул в коридор — тот был пуст, только факелы тускло горели на стенах. Закинув за спину котомку,

Элрик бесшумно выскользнул из кельи. Чутье подсказывало ему, что надо убираться из развалин, не дожидаясь рассвета. Что-то неладное происходило в

Альван-эт-Кадире, и Элрик совершенно не горел желанием выяснять, что именно, и уж точно в его планы не входило знакомство с приверженцами Безмолвного Бога.

Нет, Элрик ничего не имел против всяких там сект, но только до тех пор, пока представители сект не имели ничего против него, а на этот раз все могло оказаться иначе. Раз потайная дверь была открыта, значит, сектанты должны точно знать про то, что за ней находится… и про то, чего там теперь уже нет. Если до сих пор настоятелю… Фидэ, или как его там, не донесли о пропаже статуэтки, то к утру-то ее исчезновение наверняка обнаружится, и к тому моменту вору было бы неплохо оставить за спиной пару-тройку миль.

Элрик торопливо зашагал по коридору в сторону главной лестницы, все еще настороженно прислушиваясь. Столкнуться сейчас нос к носу с Карраком или еще с кем-нибудь из страдающих бессонницей обитателей храма ему было не с руки. Храм молчал, только шаги Элрика еле слышно шелестели по исхоженным каменным плитам.

Тлеющие факелы, которые кто-то успел развесить по стенам в пустовавшие днем крепления, не разгоняли сумрак, а скорее подчеркивали его. Тьма, почти осязаемая, как рой мошкары или клочья густого тумана, клубилась по углам, тянула жадные щупальца к жалким источникам света, стремясь окончательно задушить их.

До холла Элрику удалось добраться без приключений. Стараясь не шуметь, он повернул колесо, поднимавшее тяжелый засов храмовых дверей, машинально припомнив, что днем, кажется, видел этот механизм валяющимся на полу, разбитым и ни на что не пригодным. Да и сами двери с тех пор как-то поновели… Впрочем, сейчас не время было разгадывать загадки — главное, что путь к свободе открылся, а о происшедшем он поразмыслит в какой-нибудь из таверн Варселя, пропивая полученное от Упирашви золото. Приоткрыв дверь, Элрик протиснулся в образовавшуюся щель, после чего все тот же механизм потянул створку назад. Глухо стукнул вернувшийся на место засов, и отчего-то этот звук вызвал у Элрика тревогу, как будто он только что отрезал себе все пути к отступлению.

Отступлению куда? Назад под крылышко сектантов? Право слово, полная чушь.

Элрик решительно спустился с крыльца. Вокруг царила кромешная тьма, хоть глаз выколи. На небе не было видно ни звезды, и даже луна не просвечивала сквозь тучи. Дождь наконец-то прекратился, но вокруг пахло не ночной свежестью, а затхлой сыростью, как в подвале. После второго же шага Элрик споткнулся о камень — тот со стуком покатился прочь, а Элрик, не сдержавшись, выругался. Нет, так не пойдет. Так он перебудит всех в Альван-эт-Кадире, не успев даже добраться до ворот.

Он осторожно двинулся дальше, прощупывая ногой землю, прежде чем ступить, и вытянув вперед руку, как слепец, и успел сделать в кромешной тьме уже несколько десятков шагов, когда рука его вдруг коснулась… отнюдь не проржавевшего металла ворот и не крошащихся камней стен. Под рукой оказались колючие ветви кустарника. Элрик замер, восстанавливая в памяти общий вид храмового двора и пытаясь понять, в какую же сторону он отклонился. Но память не желала давать ни малейшей подсказки, во дворе храма, который Элрик вчера днем осмотрел достаточно тщательно, не было никаких кустов, только несколько чахлых деревьев, шелушащиеся блюдца лишайников и мох. Кусты были за пределами храмовых стен, но нельзя же пройти через стену и не заметить этого? Или можно? Теперь Элрик уже ни в чем не был уверен.

Поначалу он хотел повернуть назад, но, поразмыслив, решил, что плутать в темноте — последнее дело, и уселся под кустом, завернувшись в плащ, в твердом намерении дождаться первых проблесков рассвета. Судя по тому, сколько всего успело произойти за эту ночь, ждать оставалось не долго.

Но время шло, и постепенно Элрик начал нервничать: небо не думало светлеть.

Какими бы густыми ни были тучи, но даже через них должна пробиваться заря, однако никаких признаков рассвета не было в помине. Тьма ощутимо давила на веки, и, несмотря на постепенно нарастающее беспокойство, Элрик против воли стал клевать носом.

Из состояния дремоты его выбросил раздавшийся неподалеку треск веток. Первое, о чем подумал Элрик, это то, что пропажа, наконец, обнаружилась, и теперь в ночном лесу вовсю ведутся его поиски, но эта мысль тут же уползла прочь, поджав хвост. Вслед за треском послышались мерные, сотрясающие землю удары. Никто из людей или бессмертников, даже таинственный настоятель Фидэ при всех его достоинствах не смог бы сотворить такого.

Элрик замер, до боли в глазах вглядываясь в кромешную тьму, и вдруг увидел… или ему показалось, что он увидел… Что-то двигалось во мраке — что-то огромное, словно ожившая скала, чернее самой ночи. Внезапно оно остановилось, и дюжина алых углей глаз, расположенных слишком близко, чтобы принадлежать разным существам, задержалась на кустах, скрывавших человека. Элрик распластался на земле — будь поблизости нора, он бы, не задумываясь ни на миг, нырнул туда, как суслик. Язык прилип к небу, в горле пересохло, дышать он, кажется, и вовсе перестал, а сердце колотилось так сильно, словно вознамерилось выскочить из груди. В воцарившейся тишине эти удары звучали пугающе громко. Прошла целая вечность, прежде чем снова послышалась мерная поступь, нечто прошло мимо и скрылось вдали. Только когда треск веток стих, Элрик осмелился поднять голову.

Его трясло. Он судорожно перебирал в памяти все слышанные ранее небылицы, пытаясь понять, с какой же тварью его только что свела дорога, но ни в одной из побасенок не говорилось о двенадцатиглазых горных великанах. Теперь идея покинуть Альван-эт-Кадир до рассвета уже не казалась Элрику такой хорошей. Куда разумнее было все-таки вернуться и дождаться утра за крепкими стенами, ведь должно же утро хоть когда-нибудь наступить.

Собрав все остатки мужества и здравого смысла, Элрик встал и пошел, как ему казалось, вспять к храму — только для того, чтобы через четыре шага снова наткнуться на колючки проклятого кустарника. Стараясь не поддаваться панике,

Элрик двинулся вбок. Время от времени на пути у него возникали стволы деревьев и кусты, чуть менее колючие, чем те, что встретились поначалу. Элрик огибал препятствия, стараясь по возможности идти прямо — ничего другого ему не оставалось, а ночь вокруг жила собственной жизнью. Что-то с мягким шелестом проносилось мимо, верещало в подлеске, но намного сильнее обеспокоили Элрика шорохи, возникшие почти одновременно со всех сторон. А за секунду до того кровь ударила ему в виски, предупреждая о возникшей угрозе. Повинуясь инстинкту, Элрик выхватил меч и рубанул наотмашь и наугад, потому что во тьме не видел не только противника, но даже своего клинка. Меч с хлюпаньем прошел через что-то, похожее на густой овсяный кисель, и в нос Элрику шибанул запах сточной канавы. Темнота забулькала, утробно застонала… Элрик крутанул «солнцеворот», во время которого меч еще как минимум дважды наткнулся на вязкую преграду, и бросился напролом через кусты. Бульканье катилось следом за ним, и Элрик уже не знал — ветки ли цепляют его за одежду, или чьи-то руки пытаются удержать. Он бежал в никуда, раздирая одежду в клочья и тело в кровь, когда впереди, чуть в стороне, вдруг замаячил красноватый огонек. Слабый, очень слабый, но среди кромешной тьмы он казался спасительным маяком. Из последних сил Элрик бросился к источнику света.

Это был не покинутый им храм, а какой-то открытый всем ветрам алтарь, к которому с четырех сторон вели слабо освещенные гранитные ступени. Взбегая по лестнице, Элрик споткнулся и рухнул ничком. Что-то настойчиво потянуло его за сапог. Элрик рывком поджал ноги и перевернулся на спину. От увиденного у него встали дыбом волосы — тьма, оставшаяся у подножия лестницы, была живой и имела если не плоть, то какое-то ее подобие. Она шевелилась, перекатывалась, меняла формы, пыталась подобраться ближе, но снова отступала, не смея пересечь ей одной известные границы. Не в силах отвести глаз от жуткого зрелища, Элрик отползал все дальше от копошащейся тьмы, вверх по ступеням, пока не стукнулся затылком о каменную плиту. Он достиг алтаря.

«Да, — эхом отозвалось у него в голове. — Ты сам нашел путь сюда. Ты избран… Восславь Безмолвие, ибо только в нем есть спасение. Иди же ко мне…»

Элрик, цепенея, поднял взгляд. Над алтарем возвышалась исполинская статуя, которую он почему-то раньше не заметил — гигантская копия той статуэтки, что он прихватил с храмового алтаря. Нет, не совсем копия. Храмовая статуэтка была слепа, а эта статуя имела глаза, даже слишком много — двенадцать рубинов в золотых оправах. Двенадцать камней, лучащихся алым светом.

«Твой путь завершается здесь… Иди ко мне…»

Статуя шевельнулась, склоняясь над Элриком, и тогда он закричал — срывая голос, так громко, как не кричал никогда в жизни, — но из сведенного судорогой горла не вырвалось ни звука.

«Безмолвие — вот единственное спасение… Иди ко мне…»

Раскаленные угли глаз Безмолвного Бога прожигали Элрика насквозь, лишая воли, вытягивая последние крохи разума. Ладонь его разжалась, и меч с жалобным звоном покатился по ступеням вниз, в темноту.

Трепещущий свет факела отнимал у мрака лишь крохотный участок мира, за пределами светового пятна тьма стояла глухой стеной. Каррак неторопливо шел знакомой дорогой, а за ним по пятам семенил взволнованный послушник. Жесткая трава под ногами, редкие листья деревьев и кустарника, попадавшие в пределы освещенного круга, чернели, как головешки. Старика это не удивляло — мест, где что-то было по-другому, он не знал, хотя… иногда, все реже и реже его посещали смутные воспоминания об ином мире, зеленом, залитом не красноватым светом факелов, а золотым сиянием плывущего по небу светила. Хотя, возможно, это было только одним из снов, тех, что дарует в утешение своим верным слугам великий

Кадир-эод.

— Мастер, — канючил за спиной Каррака послушник, — а Он… Он, правда, такой, как о нем говорят?

— Обожди немного, сейчас поглядишь.

— А, может, вы сами отдадите…

Каррак испустил глубокий вздох. Ему вспомнился гневный и одновременно встревоженный взгляд настоятеля, когда перед ним разложили найденные послушником вещи. Вещи принадлежали тому пареньку, что пришел последним: Карраку он сразу понравился, да к тому же еще сумел сам отыскать священный алтарь в заповедной роще. Не иначе как благосклонность Кадир-эода провела его сквозь вечную ночь, для того чтобы приблизить к себе и даровать власть над тьмой. И вот теперь по законам храма настоятель Фидэ должен был устроить испытание новичку, который за столь короткое время успел подняться выше него. Спору нет, отречение от прошлого было обязательным для каждого нового послушника, но на сей раз настоятель медлил, и Каррак знал причину. Всевидящий Кадир-эод прекратил свои блуждания, и это означало, что он полностью удовлетворен пришельцем. Вслух никто этого не произносил, но Каррак не раз слышал, как шепчутся по углам монахи о том, что

Безмолвный Бог наконец-то отыскал Избранного, которого ожидал так долго и появление которого предсказывали старинные писания. Конечно, настоятель не хотел рисковать, навлекая на себя гнев Кадир-эода, но и пренебречь законом он не мог, а потому выбрал наименьшее из зол.

— Разве ты не слышал, что сказал настоятель Фидэ? — сурово спросил Каррак. —

Этих вещей вообще не стоило касаться, чтоб у тебя руки отсохли. Но, раз уж взял и в храм принес, так неси и дальше. Да защитит тебя Безмолвие.

Вскоре они уже были у подножия лестницы, ведущей к алтарю. Во время подъема

Каррак пару раз останавливался, чтобы передохнуть. Староват он становится для разных беспокойных дел, пора подыскивать себе замену. Он-то поначалу думал взять в помощники этого смышленого парнишку, Элрика, но мудрый Кадир-эод распорядился иначе. Наконец они достигли самого алтаря, перед которым, на коленях, низко опустив голову, застыла неподвижная фигура в черной мантии.

— Мастер Элрик, — уважительно окликнул Каррак.

Фигура шевельнулась, выпрямилась в полный рост и обернулась. Странные изменения успели произойти с Элриком за то короткое время, что он провел в

Альван-эт-Кадире. Он вырос и словно истончился. Тень от низко надвинутого капюшона почти полностью скрывала его лицо, в тех же местах, которых тень не коснулась, кожа пожелтела и стала похожа на погребальную восковую маску. Сейчас Элрик прятал руки в широких рукавах мантии, но Каррак уже видел их прежде — длинные тонкие пальцы с острыми черными ногтями, как птичьи когти.

Элрик обвел пришельцев взглядом, губы его не шевельнулись, ни единый мускул не дрогнул в застывшем лице, но голос звучно раскатился над темным миром.

— Что случилось? Почему вы тревожите меня?

Старый ключник почтительно склонил голову и подтолкнул вперед дрожавшего, как осиновый лист, послушника. Элрик молча обратил взор к пареньку. Даже Каррака порой приводили в смущение раскаленные угли глаз, сверкавшие из-под низко надвинутого капюшона, что уж говорить о послушнике.

— Господин, — сбивчиво залепетал он. — Мы нашли… я нашел это в лесу среди кустов. Настоятель Фидэ сказал, что они Ваши, поэтому Вам и решать, как с ними поступить.

Дрожащими руками он протянул Элрику узорную котомку и перевязь с ножнами.

Смутные воспоминания шевельнулись в памяти Элрика при виде черных, отделанных серебром ножен. Меч принадлежал ему… когда-то давно, когда он только пришел сюда затем, чтобы… А зачем, собственно говоря, он пришел? Разве не затем, чтобы служить Безмолвию, спасающему от вечной тьмы? Нет, цель его прихода была другой — он не помнил точно, какой именно, но определенно низкой и бессмысленной, ибо единственная исполненная смыслом цель в этом темном мире — служение Безмолвию. Да, теперь он прозрел, и теперь он был свободен в выборе.

— Унеси их прочь, это не мое, — решительно сказал Элрик, отталкивая предметы, принадлежавшие прошлой, чужой жизни, и снова опустился на колени перед алтарем, отрешаясь от мирской суеты под удовлетворенным взглядом великого Безмолвного Бога.

К утру дождь иссяк, и бледное, озябшее солнце, поднявшись над Гривой Зуала, робко заглянуло в узкие оконца храма. Тонкий луч света крадучись прошелся по дальней стене бывшей кладовой, скользнул по увитому охранными рунами лезвию меча, по руке, накрывавшей рукоять, и, наконец, полностью высветил иссохший труп в побитом молью выцветшем плаще с подложенной под голову узорной котомкой, сработанной мастером-коробейником из Варселя. Снаружи, за стенами Альван-эт-Кадира, солнце поднималось все выше, разгоняя тучи, а Элрик продолжал спать непробудным сном, которому теперь никто не мог помешать. После долгих веков ожидания и поисков Храм Безмолвия наконец-то обрел Избранного.

© Copyright Баутина Юлия Владимировна ([email protected])