"Лесные солдаты. Партизанская война на Северо-Западе СССР. 1941-1944" - читать интересную книгу автора (Спириденков Владимир Александрович)

Глава 6 Оккупация как она есть: страх, кровь и пот

Днем и ночью через Себежский и Идрицкий районы в сторону фронта шли машины, танки, конные повозки, эшелоны. Оккупанты везли на восток, к Москве, и на север, к Ленинграду, боеприпасы, снаряжение, продовольствие, подтягивали резервы. Войска лавиной катились к линии фронта, и порой людям казалось, что нет уже той силы, которая сможет остановить это нашествие. Осенью 1941 года наступили ранние холода. Ночи стали долгими и темными. Солдаты о светомаскировке не заботились и разъезжали с зажженными фарами. В домах, где они останавливались, зажигались электрические лампочки, питаемые от походных электростанций. Эти редкие источники света ослепительно сияли во тьме осенних ночей. В октябре 1941 года выпал снег. Немецкие шоферы любили быструю езду, не признавали никаких скоростных ограничений. С наступлением зимы, не привыкшие к обледенелым дорогам, они часто становились виновниками автокатастроф. Русская зима научила их медленной езде.

К ноябрю 1941 года все чаще можно было увидеть на дорогах идущие в сторону фронта конные немецкие обозы. Сытые немецкие кони шли ходко, лоснились их крутые спины. Сидя на повозках, солдаты нередко играли на губных гармошках веселые мелодии и распевали песни.

Зима в 1941 году наступила очень рано. Ледяной покров быстро сковал реки и озера. Никогда среди населения не было так много разговоров о наступивших холодах, так как с ними связывали надежду на то, что немцы, не готовые к зиме и одетые в легкую одежду, вымерзнут.

Первая военная зима началась грозным приказом военных комендантов Себежа и Идрицы, расклеенным на видных местах: «Местное население обязано сдать лыжи и лыжные палки. За невыполнение приказа смертная казнь». Немцы подчеркивали, что отныне всякий человек на лыжах считается партизаном, а каждый лыжный след — партизанским. Некоторые, не желая сдавать лыжи, рубили их топорами и сжигали в печах. Оккупантам лыжи были не нужны. Их солдаты были обеспечены лыжами белого цвета с прекрасными креплениями. Этим актом решалась задача ограничения передвижения местных жителей вне дорог, закрытия им доступа в леса.

Жители смотрели на немецких солдат с большим любопытством, так как те с наступлением зимы перестали походить на «непобедимую армию фюрера», а больше были похожи на ряженых. Когда ударили морозы, на улицах появились немецкие солдаты в эрзац-валенках. Это было ужасное и одновременно смешное зрелище. Солдаты носили поверх сапог какие-то несуразно раздутые соломенные гамаши с картонными стельками, которые почти не спасали ноги от холода. Морозы по утрам поджимали до минус 45 градусов. Из фетровых шляп, отобранных у жителей, немцы мастерили подшлемники для касок, чтобы они не студили им голову, а иногда обматывали голову реквизированными женскими шерстяными платками или рейтузами. Охотились солдаты и за подшивками старых газет, чтобы обматывать ими ноги в сапогах. Поверх длинных шинелей вояки стали носить полушубки или крестьянские суконные армяки; на сапоги натягивали отрезанные от шуб рукава. Солдаты щеголяли в русских треухах, валенках и рукавицах. Оккупационными властями была объявлена кампания по сбору теплых вещей. Солдаты, сопровождаемые полицейскими, ходили по домам и говорили людям, что собирают теплые вещи для русских военнопленных. Конечно, жители, которые хотели помочь своим, отдавали кто что мог. А потом свои же фуфайки, полушубки, шерстяные платки и шарфы видели на немецких солдатах. Немецкие офицеры были одеты намного лучше своих солдат. Они имели теплые шинели с волчьими воротниками, зимние шапки, теплые наушники, меховые сапоги.

В госпиталях появились первые обмороженные немецкие солдаты. У них появились вши. Среди населения пошли слухи о том, что немецкое наступление под Москвой и Ленинградом остановилось из-за морозов.

В этот период немецким солдатам и офицерам было разрешено отправлять в Германию продуктовые и иные посылки. Теперь оккупанты начали забирать у населения все ценное, что только попадалось им на глаза. Иногда люди подвергались аресту лишь только для того, чтобы без помех изъять их имущество.

С наступлением сильных холодов по деревням начали рыскать немецкие солдаты в сопровождении полицейских. Они врывались в дома, отбирали у населения теплые вещи, валенки, полушубки, шерстяные фуфайки. Тех, кто оказывал грабителям сопротивление, убивали на месте. На население была возложена повинность по сдаче теплых вещей для нужд германской армии. По этому поводу появилось немало распоряжений властей. Бургомистр Россонского района Калининской области 9 января 1942 года требовал: «Несмотря на то что добровольная сдача уже проведена… каждое хозяйство должно сдать теплую мужскую шубу (можно и женскую), одну пару валенок, одну пару носков, одну пару перчаток… Против медлительных сдатчиков должны быть приняты беспощадные меры…» Морозы начисто уничтожили хваленую «немецкую культуру». По рассказам людей, переживших оккупацию, немецкие солдаты, останавливавшиеся на постой в домах, для отправления естественных надобностей на улицу из домов не выходили, а, накинув шинель, оправлялись в сенях. Или же, вылив воду из ведер, предназначенных для питьевой воды, садились на них справлять нужду прямо в комнате, на виду у хозяев.

Примерно с декабря 1941 года на всех работавших были заведены карточки, по которым выплачивались небольшие суммы денег в рублях или оккупационных марках. Однако все было неимоверно дорого: пуд муки стоил у спекулянтов 600 немецких марок, или 6000 рублей; ведро картошки 100 марок; десять яиц 700 марок; литр молока 30 марок; пачка сахарина 100 марок. Мясом не торговали вообще, даже спекулянты. Дороже всего стоила соль. Ее можно было раздобыть лишь у немцев в обмен на мясо, сало, масло, яйца или за очень большие деньги: до 1000 рублей за один стакан. Ценные вещи скупались у населения немецкими солдатами за стакан соли, пакетик сахарина, пачку сигарет, кусок мыла и затем отправлялись ими в Германию.

Если жители деревень, имевшие свои хозяйства, кое-как сводили концы с концами, то в Себеже и Идрице наступило голодное время. Вместе с голодом к населению пришел и страх. Люди боялись не пережить зиму. По деревням с опухшими от голода детьми ходили цыганки, выпрашивая милостыню. Волна за волной шли беженцы из-под Ленинграда, менявшие у населения продукты на свои пожитки, уложенные на детские саночки. Они, как правило, не торговались. В деревнях беженцев принимали охотно, расспрашивали новости о Ленинграде, старались чем-нибудь накормить. Весь февраль 1942 года, особенно во второй его половине, было очень снежно. Старосты и полицейские каждый день выгоняли всех, кто мог держать лопату, на расчистку дорог.

С началом зимы были изданы приказы комендантов поселка Идрица и города Себеж, которые обязывали всех окруженцев, скрывавшихся у населения, явиться в комендатуры за получением свидетельства на право жительства. В приказах окруженцы предупреждались о том, что тот, кто не явится в комендатуру и будет обнаружен без такого документа, должен быть расстрелян или повешен. При этом полицейские, которые знали всех, кто поселился в их волостях, начали проводить откровенную вербовку окруженцев в полицию. Эти люди были поставлены оккупантами в безвыходное положение. Часть наименее стойких согласилась пойти на службу. Другие же, несмотря на холода, ушли в лес жить в землянках, так как уже знали, что те, кто явился в комендатуру за получением свидетельства на право жительства и не согласился сотрудничать или служить в полиции, были отправлены в концлагеря или расстреляны. А так как в лесу зимой прокормиться было невозможно, то участились случаи нападения на отдельные немецкие машины, солдат и обозы. То есть невольно своим приказом оккупанты способствовали росту партизанского движения. Группы окруженцев объединялись в более крупные отряды и начали осуществлять диверсии.

С приходом оккупантов еврейское население Себежа комендантом города было обложено данью. Ежемесячно за право жить и торговать представитель еврейской общины приносил ему оговоренную мзду. Поборы осуществлялись в течение нескольких месяцев. Об этом факте стало известно вышестоящему руководству. Комендант города был отстранен от должности и направлен на Восточный фронт. Новый комендант отдал распоряжение семьи евреев общим числом около 50 человек согнать в дом на улице Советской, что было исполнено без промедления немецкими солдатами. Оккупанты всячески старались их унизить. Один из документов, хранящийся в Себежском краеведческом музее, свидетельствует: «В городе Себеже возят воду на евреях, запрягая их в бочку-водовозку по четыре человека, а пятого сажают на бочку, чтобы управлять ими…» В один из зимних дней 1942 года немецкие солдаты из дома на улице Советской погнали евреев на улицу Нижнюю, а с Нижней на лед Себежского озера, в сторону ветеринарной лечебницы, находившейся на противоположном берегу на возвышенности. Возле ветлечебницы уже были заранее отрыты две большие ямы. Возле одной из ям обреченных остановили, заставили раздеться догола и расстреляли. В это время поодаль стояли другие пригнанные сюда евреи из других мест. Их расстреляли тоже.

Местом для расстрелов патриотов оккупантами была избрана деревня Мидино. Там немцы и полицейские расстреляли и заживо сожгли сотни людей. После проведения ряда репрессий и публичных казней патриотов и коммунистов страх парализовал население. На улицах и дорогах не было видно ни людей, ни крестьянских повозок. Раздавался лишь хохот немецких солдат.

Чтобы парализовать волю людей к сопротивлению, убедить их в том, что всяческая борьба против армии вермахта обречена на неминуемое поражение, немцы развернули массированную идеологическую обработку населения. В одной из директив командования группы армий «Север» говорилось: «Русское население, в особенности деревенские жители, должны просвещаться новым словом». В городе Себеж и поселке Идрица имелись специальные подразделения пропаганды.

На заборах и стенах домов, специально изготовленных щитах расклеивались ярко раскрашенные плакаты, воззвания, обращения, иллюстрированные листовки, карикатуры. Через киоски распространялись открытки, журналы и бесплатная газета, издававшаяся в городе Рига на русском языке. По формату, шрифту, краске и заголовку она в точности копировала «Правду». Немцами издавались газета «За Родину», журналы «Новая жизнь», «Новый путь», «Боевой путь», «Сигнал» и другие. В них печатались письма жителей с благодарностями оккупантам, статьи и обращения комендантов, бургомистров, начальников управ и других представителей власти. Газеты в деревни привозили и разносили по домам старосты. Первая и вторая страницы газет посвящались победным сводкам с фронтов, третья и четвертая заполнялись антисоветскими материалами с пропагандой «нового порядка» и «западного образа жизни». Советская власть изображалась как сплошной ад. Материалы «лагерных воспоминаний» «жертв сталинских репрессий» занимали значительную часть этих изданий. Была заведена специальная рубрика «В застенках НКВД».

На центральных площадях и видных местах во всех населенных пунктах появились плакаты «Да здравствует наш освободитель Адольф Гитлер!» с его портретами в различных ракурсах. Большое значение оккупанты придавали радиовещанию. После захвата части СССР Гитлер учил своих генералов: «Господа, не вздумайте в оккупированных районах организовывать какие-либо передачи по радио на политические темы. В каждой деревне на площади нужно поставить столб с громкоговорителем, чтобы сообщать новости и развлекать слушателей. Да, развлекать и отвлекать от попыток обретения политических, научных и вообще каких-либо знаний. По радио должно передаваться как можно больше простой, ритмичной и веселой музыки. Она бодрит и повышает трудоспособность». Репродукторы, установленные оккупантами в Себеже, Идрице и больших деревнях, шесть раз в день на русском языке передавали «последние и фронтовые известия», сводки из штаб-квартиры фюрера, проча Красной армии погибель, а армии вермахта победу. После них читались статьи из фашистских газет, три-четыре раза в день в эфире звучали радиоконцерты и записи граммофонных пластинок. В музыкальный репертуар включались наряду с немецкими и русские народные песни. В октябре 1941 года немцы объявили по радио о полном разгроме Красной армии, взятии Москвы и Ленинграда. Людям, не имеющим достоверной информации о том, как в действительности обстоят дела на фронте, было невыносимо жутко и больно это слышать. И как бы в издевку, в 20.00, перед наступлением комендантского часа, радио заканчивало передачи песней: «Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни…»

В августе 1941 года по инициативе митрополита Литовского и Виленского, патриаршего экзарха Латвии и Эстонии Сергия (Воскресенского) и с согласия оккупационных властей в городе Псков была создана Православная миссия, которая руководила всей деятельностью православных церковных общин. Хотя большинство церквей в Идрицком и Себежском районах оккупанты превратили в узлы обороны гарнизонов, расположив в них наблюдательные пункты, огневые точки, склады и казармы для солдат, в средствах массовой информации был поднят большой шум «о свободе религий». В Риге «Православной миссией в освобожденных областях России» начала издаваться газета на русском языке «Православный христианин».

Не скупились оккупанты и на устную агитацию, которая по целям и содержанию не отличалась от печатной пропаганды. Политическую работу среди населения организовывали и вели «отделы культуры» и «уголки просвещения» районных управ. По деревням начали ездить пропагандисты в сопровождении переводчиков и солдат охраны, которые восхваляли Гитлера и немецкую армию на деревенских сходах. Там зачитывались приказы, распоряжения и объявления властей: о ходе сбора госпоставок, вылавливании советских активистов, коммунистов, подпольщиков и партизан. Офицеры-агитаторы призывали делить колхозное имущество между теми семьями, в которых никто не служит в Красной армии и НКВД, строить единоличные хозяйства по типу «цивилизованного Запада». Агитаторы обещали награды за выдачу коммунистов, а за неподчинение приказам и распоряжениям немецкого командования угрожали расстрелом. Свои выступления немцы всегда заканчивали хвастливыми и чаще всего лживыми сообщениями об очередных победах германского оружия. В центре населенных пунктов, в которых стояли гарнизоны, на специальных щитах вывешивались географические карты с обозначением линии фронта. Возле них подобранные оккупантами «комментаторы» из числа местного населения рассказывали о победах германского оружия и поражениях советских войск. В пропагандистских целях в Себеже и Идрице были открыты кинотеатры, где демонстрировались фильмы и немецкая хроника. Иногда проводились театрально-зрелищные мероприятия и концерты самодеятельности. Оккупанты поощряли картежную игру и вечеринки. Немецкое командование было против общения своих солдат и офицеров с населением. Солдаты предупреждались о том, что ухаживание за русской девушкой наказуемо отправкой на фронт.

Часто в различных источниках можно встретить информацию о том, что первым делом гитлеровцы уничтожили колхозы. В документальной литературе приводятся конкретные цифры. Да, это так. Но это началось лишь тогда, когда оккупанты поняли, что колхозы являются базами по снабжению партизан продовольствием. А что же было с колхозами до этого времени? Неужели уже в июне 1941 года немцы зарезали курочку, несущую для них золотые яйца? Как бы не так! На фоне антисталинской и антиколхозной пропаганды оккупанты восстанавливали деятельность коллективных хозяйств, разрушенную с началом войны, так как Германия и немецкая армия остро нуждались в продовольствии. Приказ оккупационных властей, отданный еще в июле 1941 года, гласил:

Распоряжение хозяйственной комендатуры, изданное в августе 1941 года, предписывало:

Содержание вышеприведенных документов свидетельствует о том, что забота о сохранении колхозов являлась хозяйственной политикой, проводимой оккупантами. Попытки ликвидировать колхозы или нанести им какой-либо вред пресекались самыми жестокими мерами. Была полностью сохранена структура управления сельским хозяйством, сложившаяся в предвоенное время. Труд в колхозах и при немцах был обязательным. В поле работало все трудоспособное сельское население в возрасте от 14 лет и старше по 11–12 часов в сутки. Каждый должен был выработать 20–25 трудодней в месяц. «Общинника», не выработавшего по уважительной причине минимальную норму в 20 трудодней, по распоряжению старосты или коменданта увозили на биржу труда для отправки в Германию или отправляли в трудовой лагерь. На одного работающего выдавалось по 8-11 килограммов различного зерна в месяц. В этом пайке, как правило, были овес или ячмень. Крестьяне по этому поводу говорили: «Хитрую политику немцев может и дурак понять: колхоз им нужен для того, чтобы лучше грабить нашего брата, так как поодиночке они сделать это не в состоянии».

С началом войны и возникновением реальной опасности оккупации партийные и советские руководители всех уровней начали убеждать население разбирать по домам оставшийся от эвакуации скот, инвентарь и колхозные запасы, чтобы они не достались врагу. Оккупанты же, напротив, выступили ярыми «защитниками колхозной собственности». Все это походило на фарс. Прислужники немцев — старосты, полицейские, назначенные оккупантами председатели колхозов и бригадиры — стали ревнителями теперь уже немецкого колхозного строя. Вместе с коллективистской идеологией и колхозным строем немцы вынуждены были принять на себя и все сопутствующие им атрибуты: собрания, планы сельхозработ и сдачи продукции, статьи селькоров в местных газетах, отражавшие обычное колхозное разгильдяйство. То есть в деревнях практически ничего не изменилось.

Новый хозяин колхозной собственности со своей немецкой чопорностью, педантизмом, доходящим до тупости, нечеловеческой жестокостью, наглостью и бесцеремонностью крестьянам очень не понравился. Довоенные колхозные руководители были людям ближе, понятнее и человечнее. Русские не те люди, в которых сидит дух непротивления злу насилием. Несмотря на свое природное добродушие и терпеливость, мы можем быть очень даже буйными. Поэтому крестьяне Идрицкого и Себежского районов под руководством отрядов НКВД устроили немцам к 1944 году партизанскую войну, превратившуюся для них в настоящую кровавую баню. Оккупанты в ответ жгли и убивали несчастных баб, стариков и детей. Сопротивление приобрело и антиколхозную окраску. Партизаны искренне убеждали население в том, что после войны колхозов не будет. Когда мы читаем или слышим о том, что на территории Братского партизанского края действовали колхозы, это правда.

Заслуга партизанского командования состоит в том, что оно сумело заставить крестьян работать на партизан и перераспределило производимые в сельских общинах потоки сельхозпродукции в свою пользу. Львиная ее доля в 1943 году пошла на снабжение партизан. Немцы следили за эффективной работой колхозов, направляли ее, обеспечивали посевным фондом и даже завозили из Германии сельхозагрегаты и тракторы, а партизаны пользовались плодами труда «общинников» и немцев.

В марте 1942 года немцы обращали внимание в прессе, издаваемой на русском языке, на «слабый обмолот зерновых культур», «затягивание своевременного выполнения» сдачи зерна и «засыпки семенного фонда», беспризорность колхозного инвентаря, недостаток фуража, семян, отвратительное отношение колхозников к скоту, который «утопает в грязи», «мерзнет в полуразрушенных сараях». Селькоры призывали в своих заметках привлекать к ответственности лиц, виновных в плохом состоянии дел в колхозах. Хозяева сменились, а проблемы остались прежними. В 1942 году сообщения с «хозяйственного фронта» свидетельствовали о срыве плана весеннего сева, проблемах при заготовке сена, затягивании уборки и обмолота зерновых, опоздании с подъемом зяби. То есть немцам не удалось заставить крестьян работать эффективно, несмотря на угрозы и репрессии. Началось «тихое» сопротивление захватчикам.

Пока немцы одерживали победы на фронте, они использовали колхозы как пресс, который должен был выдавливать из населения все, что только можно, и еще сверх того. Потеряв надежду на скорое окончание войны и встретив упорное сопротивление со стороны населения, оккупанты начали изыскивать новые, более действенные средства для подкупа крестьян. 15 февраля 1942 года на деревенских сходах был оглашен «аграрный закон». Он предусматривал полную и окончательную ликвидацию колхозного строя и установление капиталистических отношений. Крестьяне, согласно этому закону, наделялись землей без учета количества членов семьи. Основным условием получения надела являлась политическая благонадежность и лояльность к власти. Лучшие и большие по размеру участки получали предатели и пособники оккупантов: волостные старшины, старосты, полицейские и им подобные.

Перед земельной реформой была проведена соответствующая идеологическая обработка населения. Начальник тылового района группы армий «Север» генерал Рокк отдал приказ: всем пропагандистам развернуть широкую кампанию вокруг декларации фюрера о земле. В многочисленных листовках, плакатах, газетах и журналах оккупанты преподносили «аграрный закон» как новый акт заботы о русском крестьянине, прибегая к самой отъявленной лжи для дискредитации колхозного строя. Флюгер повернулся в другую сторону! Священники в храмах обязаны были отслужить по случаю принятия закона благодарственные молебны во здравие Гитлера. Оглашение декларации о земле было приурочено к Пасхе. Всем старостам для ознакомления населения было разослано «Обращение к русскому народу» командующего хозяйственной частью Северного фронта германской армии подполковника Бекера.

Крестьянским семьям одновременно с участками земли были вручены под роспись обязательства на сельхозпоставки и натуральный налог с каждого крестьянского хозяйства. С первого гектара земли необходимо было сдать после уборки по 15 пудов зерна, что, учитывая урожайность тех лет, составляло 50 % урожая. Не бралось во внимание, засевались крестьянским хозяйством зерновые культуры или нет. Эту норму хозяйство обязано было выполнить в любом случае. В перерасчете на картофель поставки составляли по 180 пудов с гектара. Кроме того, крестьянское хозяйство по натуральному налогу обязано было сдать 8 пудов сена, 360 литров молока с коровы, 60 яиц с курицы, от 20 до 50 тонн картофеля с деревни, то есть в среднем по 1 тонне с семьи. Кроме натурального, крестьянский двор облагался денежным налогом и обязан был вносить: подворный налог — 240 рублей в год; мужской (с любого трудоспособного мужчины в возрасте от 14 до 65 лет) — 120 рублей в год; налог на других трудоспособных членов семьи — 60 рублей в год; лошадиный налог (за рабочую лошадь) — от 800 до 1200 рублей в год. Взимался мостовой и дорожный налог (на охрану мостов и ремонт дорог) от 10 до 20 рублей в год; налог с коровы в 100 рублей; с овцы и свиньи по 50 рублей; за каждую кошку — 30 рублей в год; собаку любой породы — 60 рублей в год; за ношение бороды — 10 рублей в год; за пропуск из деревни в деревню — 5 рублей; за пропуск на мельницу — 5 рублей; за справку на помол зерна — 5 рублей.

Ко всему прочему по 6 пудов хлеба с каждой деревни изымалось на оплату полицейским, волостным и другим служащим оккупационных властей. На содержание старосты взимался налог от 5 до 8 рублей и на содержание полицаев — 10 рублей в месяц. Для жителей города Себеж и поселка Идрица были установлены следующие налоги: подушная подать в размере 120 рублей в год с человека; налог с заработка в размере 10 % зарплаты; поземельный налог с застроенных участков земли в размере 20 копеек, с незастроенных участков 5 копеек с квадратного метра в год. Налог на здание составлял 1 % его стоимости. В отличие от сельского населения горожане не выплачивали натурального налога. За невыплату налога люди подвергались штрафам, арестам, телесным наказаниям. Например, после первого нарушения сроков выплаты налога хозяйство облагалось штрафом от 500 до 1000 рублей, а в случае повторного нарушения неплательщик подвергался аресту и наказанию в военно-полевой комендатуре. Оккупация строилась на коммерческой основе!

Когда дела на фронте пошли плохо, оккупанты поняли, что с крестьянами нужно считаться. В условиях временно установившегося равновесия сил между войсками вермахта и Красной армии лояльность крестьянства могла стать решающим фактором. Немцы начали заигрывать с мужиком, в их аграрной «песне» все громче зазвучали столыпинские мотивы. Они объявили колхозный строй ликвидированным и провозгласили установление частной собственности на землю. Но провести эту программу в жизнь гитлеровцы так и не успели. 3 июня 1943 года населению была объявлена «Декларация германского правительства о частной собственности крестьян на землю», провозгласившая, что «земля, отведенная крестьянам для постоянного единоличного пользования, признается частной собственностью этих крестьян».

Некоторые западные историки утверждают, что, сделай немцы это летом 1941 года, партизанской войны не было бы. Они не правы по той причине, что одно дело аграрная политика своего родного правительства, а другое — аграрная политика оккупантов. Народ, обреченный на поголовное уничтожение, не мог прельститься временными послаблениями и подачками. Кроме того, колхозы воспринимались крестьянами как враждебное их интересам установление оккупантов. Это прекрасно понимали и сами немцы, и партизаны. Именно в это время между ними развернулась борьба за крестьянские симпатии, с обещаниями обеих сторон колхозы и совхозы отменить. Партизаны эту войну с немцами выиграли, так как в это время контролировали большую часть территории и населения Идрицкого и Себежского районов. И главный аргумент, который был на стороне партизан, — это пусть и очень медленно, но приближавшийся фронт, который уже гремел всего в каких-то ста километрах. Люди начали осознавать, что скоро придет Красная армия, перед которой придется держать ответ за сотрудничество с врагами.

Стремясь увеличить производство вооружений и техники, немцы стали решать проблему дефицита металла для своей промышленности, вывозя его в Германию с захваченных территорий. Например, они полностью разобрали железную дорогу Псков — Полоцк и вывезли все рельсы, прокладки и костыли, а на деревни наложили контрибуцию металлом, обязав жителей в короткий срок собрать и подвезти на станции в поселке Идрица и городе Себеж от 1 до 5 тонн металла с каждой деревни.

После получения крестьянами земельных наделов немцы начали в мае 1942 года отправлять молодежь в Германию. Перед ее мобилизацией ими была проведена пропагандистская кампания, в ходе которой предлагалось добровольно поехать в рейх на работы. Всем добровольцам были обещаны прекрасные бытовые условия, высокая заработная плата, обучение престижным специальностям. Никто из населения этих обещаний всерьез не воспринимал, добровольцев ехать на чужбину не было. Наконец наступило время, когда старшины волостей вручили юношам и девушкам повестки, в которых им предписывалось взять с собой на 3 дня продукты, кружку, ложку, чашку, две пары белья, одеяло, подушку и явиться в Себеж или Идрицу для прохождения медицинской комиссии. Каждый, кто получал повестку, предупреждался о том, что в случае неявки или побега будет расстрелян вместе со всей семьей. В назначенный день возле зданий, где проходили комиссии, собрались большие толпы людей. Всех, кто был годен по состоянию здоровья для отправки в Германию, отделяли от остальных жителей и брали под охрану. После освидетельствования молодые люди были погружены в эшелоны на станциях города Себеж и поселка Идрица и отправлены на чужбину. Позже люди начали уклоняться от вербовки, прятаться по лесам. Тогда немцы прибегли к прямому насилию, создав специальные вооруженные команды «вербовщиков». Они внезапно врывались в деревни и устраивали облавы. Солдаты хватали всех мужчин и женщин, юношей и девушек, под конвоем отправляли их на сборный пункт, а затем — на станцию, где их грузили в вагоны. Спасаясь от насильственной отправки на чужбину, люди начали уходить в партизаны, а некоторые записываться на службу в полицию.

С осени 1942 года начались частые облавы на улицах, рынках, в церквях. По ночам делались налеты на дома и квартиры. Никаких медицинских комиссий уже не проводилось. Особенно много различного рода приказов по поводу отправки людей в Германию фашисты наплодили в 1943 году. После поражения немецких войск на Курской дуге в рейхе была объявлена тотальная мобилизация мужского населения в связи с большими потерями на фронте.

Для того чтобы обеспечить бесперебойную работу предприятий, начались массовые отправки советского населения на принудительные работы в Германию. Не освобождались от мобилизации даже женщины, имевшие грудных детей. Матерей отправляли в Германию, а детей оставляли на попечение родственников, а потом начали отправлять и с детьми. В июле 1942 года солдатами с полицией была произведена массовая облава на цыган. Все отловленные были расстреляны, начиная от грудных детей и кончая древними стариками.

В июле 1942 года немцы развернули среди населения агитацию по вступлению в «Русскую освободительную армию» (РОА). 19 июля 1942 года в газете «За Родину» было опубликовано открытое письмо бывшего командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта Власова. Вербовка началась с опубликования объявлений и обращений о записи в добровольческую армию: «Нам понятна та страстность, с которой молодежь стремится в ряды бойцов за свободу. И мы, идя навстречу истинным патриотам своей родины, сообщаем, что запись добровольцев производится в местных комендатурах: Демьянск, Остров, Палкино, Славковичи, Воронцово, Пушкинские Горы, Новоржев, Опочка, Кудеверь, Красно, Идрица, Себеж, Пустошка. Каждому записавшемуся в добровольческий отряд выдается форма, довольствие, жалованье и пособие, как немецкому солдату. В освобожденной родине отличившиеся добровольцы, естественно, будут иметь преимущества, то есть получать лучшие земельные наделы и преимущества по службе». Так как особой активности по записи в РОА не наблюдалось, немцы приказали подготовить списки на военнообязанных мужчин для их насильственного призыва. Это мероприятие привело к очередному росту численности рядов партизан.

С начала оккупации Себежский, Идрицкий и смежные с ними районы были забиты немецкими войсками, направлявшимися через их территорию к Москве и Ленинграду. Командование частей, следовавших к фронту, и комендатуры тыловых частей принимали крутые меры, направленные на подавление малейших очагов сопротивления. Уже в конце 1941 года началось проведение частичного прочесывания лесов карательными отрядами с целью уничтожения малочисленных партизанских групп, как правило состоявших из окруженцев. В это время еще ни о каком организованном массовом партизанском движении не могло идти и речи. Отловленных в лесах первых партизан или окруженцев каратели иногда вешали прямо на деревьях с досками на груди: «Мы стреляли по германским солдатам». Потом они изменят эту практику и вешать партизан начнут в населенных пунктах в целях устрашения местных жителей. В феврале 1942 года в Идрицком и Себежском районах побывала рейдирующая партизанская бригада разведотдела Северо-Западного фронта майора А.М. Литвиненко, разгромившая несколько гарнизонов, совершившая десяток диверсий на дорогах и расстрелявшая многих предателей. После этого немцы значительно усилили режим охраны.

Для охраны транспортных коммуникаций от диверсий с весны 1942 года оккупанты начали привлекать жителей близлежащих к ним деревень. Полицейские расставляли людей на расстоянии 200 метров друг от друга, снабжая их пустыми жестяными банками или бидонами, в которые те должны были бить, заметив партизан. Полицейские, реже — немецкие солдаты, размещались в укрытиях. Партизанам достаточно было выкрикнуть какую-нибудь угрожающую фразу в адрес невольных охранников или выстрелить, как сторожа начинали неистово трезвонить в жестянки. Каратели открывали огонь. Охрана, естественно, в панике разбегалась. Когда стрельба затихала, партизаны неподалеку приступали к минированию.

Потом немцы изменили систему охраны. За семьей закреплялся участок дороги, и если на нем происходил подрыв машины или солдата, то ответственная за участок семья уничтожалась. Партизанам пришлось выбирать неохраняемые участки. Для разминирования дорог немцы начали использовать борону, в которую запрягались люди (лошадей оккупанты берегли). На безопасном удалении за бороной двигалась охрана из немецких солдат или полицейских. Первыми этот способ разминирования дорог в Идрицком и Себежском районах применили латышские каратели.

В мае 1942 года военными комендантами города Себеж и поселка Идрица волостным старшинам, старостам сел и лесникам была поставлена задача разыскать все могилы немецких солдат, привести их в порядок и сообщить о местах их нахождения в военные комендатуры. По итогам ее исполнения было издано обращение, в котором говорилось: «Не все отнеслись должным образом к вопросу выполнения этого приказа. Во многих местах еще есть могилы, не приведенные в порядок, и о месте их нахождения не сообщено в комендатуру. В скором времени жандармерией будут обследованы все места возможных погребений немецких солдат, и если будут обнаружены могилы, не приведенные в порядок и о которых не донесено еще в комендатуру, то волостные старшины, сельские старосты, лесничие и лесники будут оштрафованы или заключены в тюрьму, в зависимости от обстоятельств». Немцы в начале войны предпринимали все меры по отправке своих убитых военнослужащих для захоронения на родине. Для этой цели были созданы специальные команды, но скоро они не были в силах убрать все трупы и обеспечить их отправку в рейх. С 1942 года территории Идрицкого и Себежского районов партизаны начали превращать в огромное немецкое кладбище.

В начале вторжения в нашу страну немецкие войска несли мало потерь от действий партизан. Однако уже 19 июля 1941 года появился один из первых приказов по проведению боевых действий против них. В нем командование вермахта предписывало поддерживать в тыловых воинских частях состояние боевой готовности; запрещалось передвижение одиночных солдат; приказывалось оружие держать всегда наготове для открытия огня; предусматривалось создание конных патрулей для охраны дорог, проведение внезапных и повторных налетов на населенные пункты, прочесывание местности и т. п.

Но по мере того как война принимала затяжной характер, а бои на фронте становились все более ожесточенными, партизанская война стала настоящим бичом, сильно влияя на моральный дух солдат. С приходом весны 1942 года трудности борьбы с партизанами переросли уже в неразрешимую проблему. Растянутый тыловой район с малопроходимыми для техники лесами и болотами облегчал создание и широкое использование партизанских отрядов. Сначала немцы не принимали их всерьез и писали в газете «Восточный фронт»: «Отдельные вспышки сопротивления в тылах — суть обычные явления первых дней оккупации». Но с ростом числа диверсий начали нервничать и расклеивать приказы, в которых угрожали «смертной казнью за каждый вид неповиновения как единичного, так и множественного». Постепенно ими начала овладевать маниакальная мнительность. Уже в первом отчете начальника армейского гестапо (ГФП) при главном командовании германских сухопутных сил была дана развернутая характеристика причин возникновения партизанского движения: «Сельские жители видели в немецких солдатах освободителей от большевистского ига и ожидали от них ликвидации колхозного хозяйства и справедливого раздела земли. Но все сильнее стало замечаться известное изменение настроений. Так, например, обещанная отмена коллективных хозяйств заставляла себя ждать, и крестьяне сами приступили к разделу колхозов, но по приказу немецких органов это было приостановлено. Так как крестьяне не видели причин к этому, то с этих пор они встречали немецкие обещания с недоверием…

Положение крестьян становилось все тяжелее. Конфискация лошадей и повозок немецкими войсками и отсутствие сельскохозяйственных машин крайне отрицательно сказывалось на обработке полей. Поголовье скота в результате усиленного убоя, незаконной реквизиции и недостатка молодняка настолько уменьшилось, что сельское население сейчас частично может выполнить план поставок только с большими трудностями. Возникшее поэтому и подогреваемое большевистскими агитаторами недовольство выражалось фразой: „Сталин оставлял в нашем хлеву, по крайней мере, одну корову, а немцы отнимают у нас и эту“. Дружественно настроенные по отношению к немцам бургомистры заявляют по поводу реквизиций: „Насильственно и незаконно забранная у крестьянина корова означает двумя партизанами больше в лесу“.

Положение русских рабочих является еще более безнадежным. Повысившиеся рыночные цены стоят в столь резком противоречии с выплачиваемой зарплатой, что недельного заработка не хватает, чтобы удовлетворить хотя бы минимальные жизненные потребности. Если сам рабочий и получает для себя небольшое дополнительное количество пищи, то его семья должна в буквальном смысле слова голодать; собираются последние остатки белья и домашней утвари, чтобы обменять их на продукты. Следствием этого является недовольство работой и, наконец, отказ от нее. Это положение и толкает многих рабочих, особенно молодых и холостых, в ряды партизан.

Еще хуже, однако, обстоит дело с беженцами из районов боевых действий. Они часто питаются своеобразным хлебом, состоящим из гнилой прошлогодней картошки, смешанной со мхом и различным мусором. Во время операций против партизан у обочины дорог неоднократно находили трупы умерших от голода беженок. В этих обстоятельствах неудивительно, что многие беженцы присоединяются к партизанам или, поодиночке и небольшими группами, грабя и воруя, передвигаются по окрестностям.

Если вначале большая часть населения держала себя по отношению к партизанским вербовщикам пассивно, то устная пропаганда, положение на фронте и не в последнюю очередь многочисленные большевистские листовки, которыми были просто засыпаны отдельные районы и которые, в случае отказа бороться с немцами, угрожали смертью, дали вскоре сильный толчок развитию партизанского движения.

Когда в начале 1942 года в занятых немецкой армией районах была начата вербовка людей на работу в Германию, тотчас же началась направленная против этого большевистская пропаганда. Отправка в Германию представлялась как наказание, подобное выселению в Сибирь, иногда даже утверждалось, что уехавшие отправляются не в Германию, а используются как пушечное мясо на фронте. В различных районах распространялись слухи о том, что женщинам обрезают волосы, что они должны носить нарукавные повязки, что равносильно ношению евреями лат и так далее. Ввиду обусловленного красной системой ограниченного кругозора и известных ложных сообщений со стороны большевистских правителей, большая часть населения не могла иметь правильного представления о других странах, и менее всего о Германии. Всем этим слухам верили, и в отдельных местах при отправлении рабочих происходили сцены, во время которых женщины катались в судорогах по земле. Прежде чем от уехавших в Германию рабочих прибыли первые известия, постепенно ознакомившие население с действительным положением, большое количество лиц уже ушло к партизанам, для того чтобы избежать отправки на работы.

Предпринятое зимой немецким командованием сокращение фронта дало новый материал для устной пропаганды и заставило многих опасаться возвращения красных и проведения драконовских мер возмездия. Защита крестьян, подвергавшихся угрозам со стороны партизан, была недостаточной, работавшие на немцев бургомистры, полицейские и другие лица уводились и убивались. В некоторых деревнях нельзя больше встретить ни одного мужчины, ибо все мужчины или перешли к партизанам, или бежали из страха перед ними. К партизанам бежали, надеясь на лучшую жизнь, причем многие забирали в лес своих жен и детей. Подтягивались за ними другие родственники. Главную роль в усилении партизанских отрядов сыграло присоединение к ним окруженцев и бежавших или освобожденных из лагерей военнопленных. По заключению отдельных частей ГФП, бывшие красноармейцы и военнопленные составляют около 60 % общей численности банд. Многие задержанные женщины имели при себе яды, в том числе мышьяк, стрихнин и морфий, с помощью которых должны были быть умерщвлены после короткого знакомства немецкие солдаты и, главным образом, офицеры. После этого следовало изъять возможно находившиеся при них секретные материалы и передать их русской разведке».

В отчете гестапо от 31 июля 1942 года подробно описывались форма одежды, устройство лагерей и тактика действий партизан в начале развития движения: «Партизанские руководители в целом неплохо подготовились к зиме. До начала сильных холодов большая часть партизанских групп располагалась в палаточных лагерях, которые разбивались в заболоченных или вообще труднопроходимых лесах. Одни группы построили деревянные дома на столбах, другие — вырыли примитивные землянки или заняли те, что появились еще до вступления в эти области немецких войск. Так как эти убежища только в редких случаях были приспособлены для зимовки, многие партизанские группы временно разошлись. Их члены направились в расположенные в стороне населенные пункты или прятались в пустых затерянных дворах.

Командиры, политруки и комиссары оставались, как правило, в лесных лагерях, откуда поддерживали связь с зимовавшими в населенных пунктах членами отрядов и время от времени созывали их для проведения различных операций. Другие партизанские группы создавали лесные лагеря из крепких деревянных построек в форме блиндажа. Они имели двойные стены из толстых бревен и были „утоплены“ в землю. Такие охраняемые и замаскированные убежища защищали не только от холода, но и от внезапных нападений. Здесь помещалось 20–40 человек, готовилась пища. В больших лагерях существовали медицинские пункты и бани. Вокруг жилья устраивали тщательно замаскированные от наблюдения с воздуха стойла, склады боеприпасов и продовольствия. Партизаны могли одним прыжком с дороги оказаться на скрытой в зарослях тропе, ведущей в лагерь.

Партизанам порой помогали немецкие солдаты — одни из своих антифашистских убеждений, а другие — чтобы, оказавшись в плену, спасти свою собственную жизнь. Их главная задача состояла в том, чтобы, выходя в немецкой форме на шоссе, останавливать немецкие машины, на которые нападали лежавшие в засаде партизаны.

В то время как одна часть бандитов жила в отдельных деревнях и кормилась за счет населения, другая часть находилась в постоянных лагерях и жила частью за счет сбрасываемых самолетами продуктов, частью производя разбойные набеги на сельское население. Для того чтобы не трогать находившиеся в тайниках неприкосновенные запасы, члены банд верхом или на санях приезжали в населенные пункты, часто с целью обмана населения переодеваясь в немецкую форму, и с помощью угроз отнимали у жителей продукты и зимнюю одежду. Снабжение крупных банд при помощи самолетов в последующее время все более совершенствовалось. Поблизости от лагерей были найдены подходящие посадочные площадки, на которые в ночные часы приземляются машины, нагруженные наряду с продовольствием боеприпасами и оружием всех видов, в том числе даже тяжелым пехотным оружием».

Командование вермахта засыпало войска приказами, инструкциями, наставлениями и памятками о том, как распознавать партизан, вести проверки прохожих на дорогах, охранять автоколонны и маршруты с боеприпасами от нападений «со стороны невоенных групп» и т. д. Много подобных документов было захвачено партизанами, внимательно изучено и использовано в борьбе с оккупантами в своих интересах.

Внимательно изучив их, партизаны немецкому педантизму противопоставляли свою непредсказуемость. Хорошую характеристику тактике действий немецких войск дало командование бригады Р.А. Охотина: «Немецкая тактика при внезапном нападении на партизан всегда сводилась к одному: обстрелу из всех видов имеющегося оружия, после чего — атака. Но противник никогда не применял тактику неотступного преследования. Добившись успеха с первой атаки, он на этом останавливался. Это и являлось одной из слабых сторон немецкой тактики. При обороне в случаях нападения партизан противник разворачивался быстро и, развернувшись, приняв боевой порядок, дрался очень упорно, всегда почти до полного истощения своих сил (потери людей и расходования боеприпасов). Это являлось одной из сильных сторон противника, но это приводило его к большим потерям в людях.

Но не было ни одного случая, чтобы противник не принял навязываемый ему бой. Даже нарвавшись на партизанскую засаду, он никогда не бежал в панике, а, с боем отходя, забирал своих убитых, раненых и оружие. В таких случаях противник с потерями не считался, но своих убитых и раненых не оставлял. Слабой стороной немецкой тактики являлось то, что фрицы боялись леса. Засады на партизан они устраивали только в населенных пунктах. Не было ни одного случая, чтобы немцы делали засаду на партизан в лесу. Сильной стороной немецкой армии являлась тактика в обороне. Где бы немцы ни шли, а если им приходилось останавливаться хотя бы на короткое время, то они всегда окапывались, чего партизаны в отношении себя никогда не применяли».

И чем дольше немецкий солдат пребывал на нашей земле, тем большим адом она для него становилась. Да и со стороны своего же командования он видел такое же нечеловеческое, презрительное отношение. Невыносимые нагрузки в боях, суровый климат и сюрпризы противника превзошли к концу войны предел человеческой выносливости и психических возможностей оккупантов. В целях спасения своей жизни они постепенно превращались в зверей, не разбирая, кто перед ними: вооруженный партизан, женщина, старик со старухой или грудной ребенок. В голове у них уже не возникало мыслей о человечности и чести, ими всецело владел инстинкт самосохранения. Подразделения, выводимые на отдых из районов боевых действий в города Новосокольники и Великие Луки, в Себежский и Идрицкий районы, все чаще попадали под удары партизан. Нередко приходится слышать о том, что жестокости совершались лишь солдатами обозов и вторых эшелонов или эсэсовцами, то есть теми, кто непосредственно не принимал участия в боях, но хотел присвоить себе часть победы путем кровопролития в тылу. Но именно передовые ударные части вермахта первыми обагрили свои руки кровью мирных жителей. В «Памятке немецкому солдату» говорилось: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивая всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семье и прославишься навек».

С осени 1942 года хозяевами положения в Себежском и Идрицком районах стали партизаны, во всем поддерживаемые населением, которое стало верить в возвращение Красной армии. Наши войска уже находились в районе города Великие Луки. Темными ночами в той стороне на облаках можно было видеть отсветы пожаров и всполохи сильных разрывов. Зато настроение предателей и немецких помощников резко изменилось в худшую сторону. А ведь именно с появлением большого количества партизан на территории районов полицейские стали необходимы немцам в больших количествах. В деревнях лесной глубинки, вдали от больших дорог находились только немногочисленные отряды местной полиции или вообще не было никаких формирований оккупантов. Они появлялись только эпизодически. Отряды полиции не могли противостоять партизанам и в случае возникновения малейшей опасности уходили под защиту гарнизонов. Когда партизанское движение стало массовым, полицейские целыми отрядами стали дезертировать и уходить в лес. С 1942 года немцы стали вязать их с собой кровью, заставляя участвовать в карательных акциях против партизан и населения.

Летом 1942 года в Идрицком, Себежском, Пустошкинском и соседних с ними районах Латвии приказом немецкого командования в связи с ростом партизанского движения было объявлено военное положение. Гарнизоны стали усиливаться автоматчиками, дороги патрулировались бронетранспортерами с группами солдат, вооруженных пулеметами. Параллельно с этим проводились превентивные меры против мужчин, которые потенциально могли стать партизанами. В этих целях мужское население в возрасте от 17 до 50 лет, способное носить оружие, арестовывалось, помещалось в лагеря, а затем вывозилось для принудительных работ в Латвию, Литву, Эстонию и Германию. Командование войск охраны тыла в это время начало подготовку к проведению широкомасштабной карательной экспедиции силами полицейских формирований с привлечением войск вермахта. Для этого только в Себежский район, по данным партизанской разведки, прибыло пять хорошо вооруженных подразделений. Однако эта акция была сорвана рейдом 1-го Калининского партизанского корпуса. Трехтысячное соединение карателей попыталось окружить основные силы 1-го корпуса у озера Язно, но само было окружено и понесло большие потери.

В Себежском и Идрицком районах, населенных преимущественно русскими, немцы, разжигая национализм, размещали подразделения охранных войск, укомплектованных представителями различных национальностей. В Алушковском гарнизоне более половины солдат были эстонцами, в деревне Забелье было много поляков, в деревне Поддубье стоял гарнизон украинских «казаков». В конце 1942 года в докладе ЦШПД отмечалось: «Используя остатки антисоветских формирований и лиц, интересы которых ущемлены советской властью, немецкое командование пытается навязать нам Гражданскую войну, формируя из отбросов человеческого общества боевые военные единицы…»

На оккупированной советской территории с июня 1941 по июль 1944 года шла партизанская война, осложненная острыми национальными конфликтами. Русские убивали русских, белорусы белорусов, украинцы украинцев. Литовцы, латыши и эстонцы в составе 15-й и 19-й дивизий войск СС участвовали в карательных экспедициях, оставляя после себя пепелища и груды трупов мирных жителей. В Идрицком и Себежском районах стояли гарнизоны, сформированные из предателей: армян, украинцев, татар, поляков, ингушей, чеченцев, карачаевцев, балкарцев, крымских татар, калмыков, представителей среднеазиатских народов, которые отличались жестокостью по отношению к населению. Немцев это устраивало, так как не надо было отвлекать силы немецких солдат на уничтожение партизан й населения. Они руководили процессом, в нужное время направляя его в нужное русло.

Кто же, как не немцы и их документы, могут охарактеризовать партизанское движение? Засланные в партизанские отряды агенты гестапо позволяли своему руководству составить полное представление о морально-политическом состоянии партизан и их командиров. Из их донесений следовало, что большинство партизан были уверены в том, что к осени 1942 года оккупированная территория будет очищена от немцев. Иначе обстояло дело с партизанами, мобилизованными насильственно. Часть из них, дезертировавших и сдавшихся немцам, на допросах давали показания, что многие охотно сложили бы оружие, если бы не боялись расстрела со стороны немцев или партизан. Получив уверение от немцев, что с добровольно сложившими оружие будут обращаться как с перебежчиками, целые группы таких партизан уходили к немцам.

Начальник гестапо докладывал: «При немедленном тщательном допросе этих перебежчиков часто можно было получить важные данные, имевшие исключительное значение для действий производящих очищение местности частей». Он сообщал, что армейская пропаганда через листовки и расклеенные объявления порой не оказывала нужного воздействия на население: она попросту не всегда была ему понятна. «Они хотят проведения собраний, к которым их приучили большевики… Учитывая эту тягу населения к собраниям, рекомендуется направлять солдат с хорошим знанием русского языка и надежных, одаренных ораторским талантом русских на краткие курсы, где они инструктировались бы в отношении к различным актуальным вопросам, и после этого придавать их в качестве пропагандистов отдельным командам по очищению местности или разведывательным группам или же в умиротворенных районах посылать их в самостоятельные поездки. Во время этих поездок пропагандисты получают представление обо всех волнующих русское население вопросах, благодаря чему немецкая пропаганда всегда остается актуальной и животрепещущей». Гестаповцы предупреждали: «Необходимой предпосылкой борьбы с партизанами является пресечение всех актов произвола и бессмысленной жестокости по отношению к русскому населению. У многих солдат хождение с дубинкой, которую они пускают в ход при первой возможности, стало чем-то само собой разумеющимся… Доверие русского населения к немецкой армии, являющееся необходимым условием для умиротворения страны, может укрепиться только в результате справедливого обращения, энергичного проведения хозяйственных мероприятий, целеустремленной и близкой к жизни пропаганде и действенной борьбе с бандитизмом…»

При всех этих благих пожеланиях гестапо не отвергало применения пыток и репрессий по отношению к партизанам или подозреваемым в принадлежности к ним: «Допросы подавляющей части задержанных партизан проходят очень тяжело. Несмотря на строгие методы допроса, убежденные и фанатичные члены партизанских групп отказываются дать какие-либо показания, а в момент их расстрела заявляют о своей преданности Сталину и принадлежности к партизанам. Напротив, арестованные интеллигенты и люди, принужденные присоединиться к партизанам, после индивидуального допроса почти всегда дают весьма ценные показания. Поэтому неправильно было бы сейчас же расстреливать взятых в плен в бою или перебежавших партизан, как это все еще водится в воинских частях. Задержанные воинскими частями партизаны, в интересах успешной борьбы с бандами, должны, если имеется к этому малейшая возможность, направляться быстрейшим путем в тайную полевую полицию, опытную в проведении допросов…» Немецкие пропагандисты партизанское движение преподносили как антинародное «бандитское» движение. Имперский начальник охранных отрядов СС и начальник немецкой полиции генерал Ценнер в августе 1942 года отдал распоряжение о том, чтобы во всех случаях вместо слова «партизаны» использовались слова «банда», «бандиты» или словосочетание «банда грабителей».

Стратегическое наступление Красной армии зимой 1942/43 года вызвало небывалый подъем партизанского движения. Немецкое командование принимало отчаянные усилия, чтобы обезопасить тылы своих армейских группировок от действий «сталинских бандитов». Тыловым частям, базировавшимся в Идрицком и Себежском районах, приходилось вести с ними тяжелую борьбу. Для того чтобы подавить партизан, им приходилось действовать активно и энергично. Однако сил у тыловиков не хватало, поэтому командование вынуждено было привлекать для проведения карательных экспедиций боевые части, следовавшие на фронт или выведенные на отдых из районов боевых действий.

Летом 1943 года в распоряжении комендантов города Себеж и поселка Идрица имелось не более чем по тысяче солдат, остальные были направлены на фронт, трещавший по швам. Немецкие охранные части начали заменяться подразделениями власовцев и полицейских.

О материальном ущербе, нанесенном Себежскому району за два года, свидетельствует следующий документ.

К сожалению, не удалось найти сведений об ущербе, нанесенном на этот период по Идрицкому району, который пострадал больше Себежского. А впереди был еще один, самый страшный год оккупации.

Немецкое руководство было уверено, что без применения репрессий масштабы партизанской войны стали бы поистине безграничными и привели войска к еще большим потерям.

Наверное, они осознавали, что убийство населения является противоестественным, но исходили из того, что и немецкие солдаты, убитые партизанами, по их мнению, противозаконным и коварным способом, а не в открытом бою, были в равной степени невинными жертвами. Оккупанты считали, что другого выхода из конфликта между человечностью и военной необходимостью нет, кроме как репрессии, превращавшие Идрицкий и Себежский районы в безлюдную выжженную зону.

Проводить карательные акции немцы стремились зимой, так как это облегчало поиск партизан по следам на снегу и, с другой стороны, значительно снижало для партизан возможность маскировать свои действия на местности в связи с отсутствием листвы и травяного покрова. Рейды позволяли на какой-то срок посеять ужас среди населения и выдавить партизан из мест их постоянной дислокации в другие районы, однако после их завершения партизанские действия в Идрицком и Себежском районах разгорались с еще большей ожесточенностью. Во время карательных экспедиций партизаны несли наибольшие потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Для их проведения немецкое командование привлекало до двух дивизий единовременно. Густые цепи солдат прочесывали леса районов, уничтожая на пути все живое. Это была охота людей на людей. Роль дичи выполняли уходившие из загона партизаны, члены их семей и мирные жители. Немецкие самолеты засеивали леса в местах блокирования партизан листовками:

Вокруг мест блокирования рыскали карательные отряды и полиция. В деревнях вывешивались строгие приказы, вменявшие в обязанность жителям немедленно доносить командованию о местонахождении партизан. Немцы обещали предателям хуторские наделы и огромные суммы денег за вклад в дело успешной борьбы с «бандитами». В мае 1943 года Гитлером была подписана директива группе V армии «Центр», требовавшая активизации борьбы с партизанами и подпольщиками:

Весной 1943 года начали образовываться контуры Братского партизанского края. Влияние оккупационной администрации здесь с каждым днем уменьшалось. Немецкое командование впадало в ярость. Все чаще по утрам из крупных гарнизонов на крестьянских санях уезжали увешанные оружием солдаты и полицейские. На маршруте следования этих отрядов в небо поднимались клубы бурого дыма. Каратели жгли деревни, дома партизан и родственников красноармейцев. Пьяные, черные от сажи, к вечеру они возвращались в места постоянной дислокации, гнали отобранный у населения скот, вели связанных людей. В санях стояли сундуки с добром, лежали мешки, связки овчин, узлы, корзины, из которых торчали головы кур и гусей.

Еще в 1942 году немцы организовали массовые лесозаготовки в Идрицком и Себежском районах. Сначала лес валили немецкие солдаты из запасных и саперных частей, но у них дело продвигалось медленно. После этого на стенах домов появились приказы о том, что каждое учреждение и населенный пункт должны выделить рабочих в распоряжение лесничих для заготовки леса. С наступлением 1943 года объем лесозаготовительных работ был значительно расширен. Они велись под руководством немецких солдат-саперов. Люди, мобилизованные на лесозаготовки, валили лес при помощи топоров и двуручных пил, а немецкие солдаты «срезали» столетние сосны толовыми шашками с коротким запальным шнуром. Обработанный на лесопильных пунктах, развернутых немцами в городе Себеж и поселке Идрица, лес в больших количествах вывозился в Германию и поставлялся на строительство оборонительных линий «Пантера» и «Рейер».

Массовыми вырубками вокруг деревень немцы преследовали и цель расширения «зоны отчуждения», создавая значительные пространства, не прикрытые лесом и кустарником, что затрудняло скрытый подход партизан к населенным пунктам. Под страхом смертной казни крестьяне должны были вырубать деревья и кустарник на закрепленных за каждой семьей участках дорог и на прямых отрезках — на 50 метров, на поворотах — на 150 метров по обе стороны, независимо от того, были это леса, сады или парки. Все вдоль дорог превращалось в голый пустырь.

1 января 1943 года нашими войсками был освобожден город Великие Луки, а через полмесяца была прорвана блокада Ленинграда. Для стабилизации положения на этом участке фронта немецкое командование начало сюда переброску войск, которые нужно было оградить от диверсионных воздействий партизан. В январе-марте 1943 года были организованы две карательные экспедиции «Заяц-беляк» и «Зимнее волшебство», в середине апреля 1943 года — против партизан Новоржевской зоны и Братского партизанского края. Каратели не останавливались ни перед чем, отличаясь невероятной жестокостью. Районы базирования партизан были выжжены дотла, а их жители уничтожены, с лица земли стерто множество деревень. Во время второй экспедиции каратели обрушили удар на жителей Ляховского и Дединского сельсоветов Себежского района на границе с Латвией, хотя партизанских отрядов в то время там не было. Они сожгли пятьдесят деревень, расстреляли около ста жителей, более тысячи угнали в Латвию на принудительные работы. Силами населения была произведена вырубка леса и кустарника в полосе от 100 до 200 метров вдоль железной дороги. Для затруднения выхода групп подрывников к месту диверсий на железной дороге из срубленных деревьев и кустов устраивались завалы, которые минировались саперами. Вдоль железной дороги были сооружены дзоты и пулеметные гнезда. Каждый километр пути охранялся подвижными патрулями, иногда с собаками, обученными разыскивать взрывчатку. В дневное время к насыпи подойти было практически невозможно. Ночью она непрерывно освещалась ракетами, а все места, откуда могли подойти партизаны, периодически простреливались из пулеметов. В деревне Дубровке было расположено гарнизоном хорошо вооруженное подразделение охранных войск.

С зимы 1942/43 года немцы широко стали применять против партизан авиацию. Заметив их передвижение на марше, в лесу или населенных пунктах, немецкие агенты немедленно вызывали самолеты. Летчики бомбили и штурмовали с бреющего полета не только скопления партизан, но и деревни, находившиеся в партизанской зоне, сжигая их с воздуха, убивая и калеча их жителей. Эскадрильи «юнкерсов» и «хейнкелей» совершали налеты с аэродрома в поселке Идрица. Самолеты барражировали над лесными массивами днем и ночью. К полетам ежесуточно привлекались по 16–18 самолетов, делавших по 3–4 вылета в день. Для ночного патрулирования немцами посылались лучшие экипажи. О разведении костров в это время не могло идти и речи. Заметив в лесу дым, летчики бомбили это место, а командованию тут же шла радиограмма с указанием его точных координат.

Для отражения налетов авиации в каждом партизанском гарнизоне были оборудованы огневые позиции для ведения огня по воздушным целям и отрыты укрытия для личного состава. С лета 1943 года началась беспрерывная бомбежка мест расположения партизан немецкой авиацией. На идрицком аэродроме немцы в это время сосредоточили большое количество бомбардировщиков.

Однажды утром на деревню Ковалевку Осынского сельсовета налетело девять самолетов, которые, снизившись, начали бомбардировку. Жители бросились к болоту. Этот день превратился для людей в ад. Одни самолеты улетали, но тут же прилетали другие. Бомбили даже тогда, когда в деревне бомбить уже было нечего. Через несколько дней та же участь постигла деревню Аверково Осынского сельсовета. От осколков бомб погибло много жителей, в том числе и партизанские помощники Федор Иванович Сумбаров и его жена Анна Никифоровна.

По данным немецких документов, последние полтора года войны люфтваффе использовало партизанские районы как полигон для выпускников летных училищ. Пилотам, прежде чем попасть на фронт, предстояло освоиться в воздухе и набраться опыта в борьбе с более слабым противником. Партизанская зона была идеальным местом для проведения тренировочных полетов, где не было истребителей, а из винтовки или пулемета сбить самолет можно было только на малой высоте, да и то случайно. Летчиков не беспокоило, что они убивают и мирных людей.

В марте 1943 года во время карательной экспедиции «Зимнее волшебство» в городах Себеж, Опочка, Пустошка, Красногородск, Пушкинские Горы и в поселке Идрица отделениями службы безопасности (СД) и гестапо (ГФП) была проведена «мартовская чистка», во время которой в их руки попали многие патриоты. «Чисткой» были захвачены близлежащие к городам и поселкам деревни. В первых числах мая 1943 года каратели вновь свирепствовали в Идрицком и Себежском районах. В течение нескольких дней они уничтожили деревни Забелье, Брашкин Бор, Горюшино, Воротилки, Ключки. В деревнях Черново, Кузьмино, Руданы, Назаровка фашисты заживо сожгли стариков, женщин и детей — всего 191 человека. В марте-июне 1943 года в Себежском и Идрицком районах были сожжены 67 деревень, в которых насчитывалось 1382 жилых дома. В этих населенных пунктах было расстреляно и заживо сожжено 668 мирных жителей, среди которых было 196 детей в возрасте до 10 лет.

Каратели забирали партизанские семьи в качестве заложников и увозили в город Себеж или поселок Идрица, где с ними проводили вербовочные мероприятия. Однако люди в большинстве своем не только не шли на сотрудничество, но уклонялись от него даже под страхом смерти. Примером тому служит 85-летний Семен Буренков, которому каратели приказали провести их отряд прямой дорогой в деревню Александрово. Наотрез отказавшегося старика сильно избили и застрелили. Однажды крестьянин Семен Петрович Петров доставил в расположение 5-й Калининской партизанской бригады раненого 60-летнего немецкого солдата, призванного по тотальной мобилизации, который, встретив на дороге Петрова, потребовал, чтобы тот запряг лошадь и отвез его в гарнизон, обещая много денег. Пленный самолетом был доставлен в тыл.

После того как с весны 1943 года партизанами было взято под полный контроль на территориях семи созданных ими комендантских участков выращивание сельхозпродукции и налажено ее распределение, перед немцами остро встала проблема продовольственного снабжения. Офицеры Себежской хозкомендатуры гоняли как сидоровых коз сотрудников районной управы и ее руководителя Семенова в поисках хлеба, картофеля и фуража, но наладить поставки так и не смогли. Осенью 1943 года комендант Себежского гарнизона приказал хозкомендатуре собрать с населения деревень в порядке поставок для немецкой армии 2130 тонн зерновых и бобовых культур, 1140 тонн картофеля, 1600 тонн сена и 950 тонн соломы. Но и этот приказ не был выполнен. Карателям в пригородных деревнях удалось отобрать у населения лишь десятую часть требуемого. Для выполнения приказа не хватало солдат и полицейских, так как количество охранных подразделений, находившихся в распоряжении комендантов Себежского и Идрицкого гарнизонов, было сокращено в связи с отправкой части их на фронт, который разваливался под ударами наших войск. Летом 1943 года в распоряжении себежского коменданта оставалось не более тысячи солдат. И все же немцы где силой, где угрозами отбирали у населения продовольствие для своей армии. С этой целью они поставили свои гарнизоны в деревнях Белогурово, Гаспарово, Глембочино, создали кочующий гарнизон между деревнями Дедино и Ляхово. В конце июля 1943 года командование Себежского гарнизона решило восстановить безопасное движение по шоссе Себеж — Идрица, для чего была сформирована специальная моторизованная группа, усиленная бронетранспортерами.

В ночь с 3 на 4 августа 1943 года почти все партизанские соединения, базировавшиеся на территории района, приняли участие в стратегической операции «Рельсовая война», разработанной ЦШПД. Одновременный вывод из строя 6 тысяч рельсов на участке железной дороги Резекне — Новосокольники произвел на оккупантов ошеломляющее впечатление. В то время как большинство населения тайно радовалось взрывам, гарнизоны в Идрице и Себеже были подняты по тревоге. Немецкое командование готово было отдать приказ на оставление мест дислокации, так как ожидало их захвата. Немцы не сразу поняли, что массированный удар по магистрали — дело рук партизан. Они были уверены, что действует крупное десантное соединение войск Красной армии. Им пришлось перебрасывать к фронту пехотную и две моторизованные дивизии не по железной дороге, а своим ходом. Нужно отдать должное организации восстановительных работ. Несмотря на огромные разрушения, через 3 дня движение поездов было восстановлено. Для этого большое количество рельсов конным транспортом было доставлено из Латвии. Партизанам не раз приходилось наблюдать за ремонтом поврежденного ими ночью участка. Ремонтные бригады работали под прикрытием полураздетых и истощенных женщин и детей, которые под направленными на них стволами стояли во весь рост на насыпи, как мишени. Их немцы не собирали ежедневно, а держали как заложников на территориях лагерей и при необходимости вывозили к месту ремонтных работ.

С октября 1943 года охрана железной дороги Новосокольники — Зилупе настолько усилилась, что диверсии стали не под силу небольшим группам подрывников. Проводить же их крупными отрядами в условиях боестолкновения с охраной пути не имело смысла, так как это приводило к практически неразрешимой проблеме госпитализации раненых. Поэтому прежде, чем приступить к подготовке диверсии и минированию участка пути, приходилось проводить тщательную разведку для выявления слабо охраняемых участков.

К концу 1943 года количество диверсий на железной дороге возросло и у немцев больше половины светового дня стало уходить на замену поврежденных рельсов и шпал. Усиливая охрану железной дороги Рига — Новосокольники, немцы одновременно решили обезопасить движение на шоссе Себеж — Опочка и Себеж — Полоцк. В это время советскими войсками был освобожден крупный опорный пункт немецких войск и важный железнодорожный узел города Невель. Линия фронта приблизилась на расстояние в 40–50 километров от Идрицы и Себежа. Идрицкий район уже находился в прифронтовой зоне и был забит войсками вермахта.

Понимая, что от Ленинграда, во избежание окружения, придется отойти, немцы начали ускоренными темпами строить оборонительную линию «Пантера» по рубежу Идрица — Остров — Псков. Она проходила по высотам Псковской равнины, вдоль дорог и по берегам рек Пскова, Череха и Великая. Огромные минные поля у Острова, Идрицы и Пустошки чередовались с проволочными заграждениями в четыре-шесть рядов. В заболоченных местах насыпались земляные валы, в которых оборудовались дзоты с амбразурами и выдвижными пулеметными площадками. За ними тянулись траншеи, соединенные ходами сообщения с командными пунктами, которые круглосуточно патрулировались автоматчиками. Для размещения офицеров были построены железобетонные бункеры. Этот оборонительный рубеж имел на километр фронта в среднем до восьми бронеколпаков и около 12 дзотов. Были созданы узлы обороны, имевшие три-четыре линии сильно укрепленных позиций с многокилометровой сетью ходов сообщения полного профиля. Укрепления «Пантеры» строились с соблюдением правил фортификации с сотнями дотов, сооружений из камня, дерева и бетона, а также переносной брони. Гитлеровцы опутали всю эту систему оборонительных сооружений сплошными заграждениями: три-четыре кольца проволочных заграждений, малозаметные препятствия из тонкой проволоки, покрашенной в защитный цвет. Все подступы к переднему краю были усеяны минами, а на особо опасных направлениях — управляемыми фугасами и сосредоточенными зарядами взрывчатых веществ. На танкоопасных направлениях были сооружены рвы, надолбы, волчьи ямы.

Линия «Пантера» казалась неприступной. Наши войска прогрызали ее на территории Идрицкого района на рубеже деревень Старицы — Байкино — Чайки с января по июль 1944 года, понеся большие потери. Параллельно со строительством линии «Пантера» осенью 1943 года немцы начали форсировать строительство одного из ее ответвлений — глубокоэшелонированной оборонительной линии «Рейер». Она проходила по господствующим высотам вдоль шоссе Опочка — Себеж. На ее промежуточных рубежах между озерами было построено несколько десятков дотов, подходы к которым были прикрыты густой сетью проволочных заграждений. Линия «Рейер» опоясывала поселок Идрица, города Себеж и Опочка. Она строилась с учетом труднопроходимой местности, изобилующей озерами, болотами и лесами, и была аналогична оборонительной линии «Пантера». Они дополняли друг друга и на некоторых участках даже пересекались. Готовясь к длительной обороне, зимой 1943/44 года немцы спешно восстановили идущую вдоль линии фронта железную дорогу Опочка — Идрица — Полоцк, разрушенную в начале войны. Весной по ней было открыто движение поездов с живой силой и техникой.

Чтобы оставить в тайне расположение объектов оборонительных линий, немцы с осени 1943 года начали принудительно выселять жителей близлежавших деревень и хуторов. Другой целью выселения было лишение возможности пополнения наступавших частей Красной армии лицами призывного возраста. Кроме того, за счет этого решалась проблема недостатка рабочей силы на территории рейха. Выступая 24 апреля 1943 года, рейхсфюрер СС Г. Гиммлер говорил: «Мы должны вести войну с мыслью о том, как лучше всего отнять у русских людские ресурсы — живыми или мертвыми? Мы это делаем, когда мы их убиваем или берем в плен и заставляем по-настоящему работать, когда мы стараемся овладеть занятой областью и когда мы оставляем неприятелю безлюдную территорию. Либо они должны быть угнаны в Германию и стать ее рабочей силой, либо погибнуть в бою. А оставлять врагу людей, чтобы у него опять была рабочая и военная сила, по большому счету, абсолютно неправильно. Такое нельзя допустить. И если в войне будет последовательно проводиться эта линия на уничтожение людей, в чем я убежден, тогда русские уже в течение этого года и следующей зимы потеряют свою силу и истекут кровью…» Солдаты Гиммлера менее чем за год, остававшийся до освобождения Идрицкого и Себежского районов, залили их кровью мирных жителей. Сначала людей просто отселяли в другие деревни дальше на запад, а потом начали увозить их в Германию, Латвию и Литву на принудительные работы или помещать их в лагеря в город Себеж и поселок Идрица. Мотивировали они это тем, что якобы спасают население от гибели во время боев, которые здесь развернутся, от советских бомб и снарядов.

В это время железнодорожные станции Идрица и Себеж работали в напряженном режиме и были заняты переброской войск и техники к фронту. В результате диверсий партизан железные дороги иногда на 3–4 дня выходили из строя. Сложилось критическое положение с подвижным составом. Поэтому выселяемых везли не по железной дороге. В сторону Латвии потянулись конвоируемые полицейскими пешие колонны и конные обозы с мирными жителями.

К середине осени 1943 года интенсивность движения войск по железной и шоссейным дорогам значительно возросла. Только за один месяц через Себеж и Идрицу в сторону линии фронта прошли 204 эшелона (2300 вагонов). Несколько эшелонов было разгружено в Себеже. Выгруженные из них 83 танка, 38 самоходных орудий и десятки автомашин направились своим ходом в сторону города Опочка. Двигались очень медленно, так как опасались минирования дороги. Чтобы обезопасить свою колонну, впереди пустили женщин, стариков и детей, тащивших по дороге бороны с грузом.

К ноябрю 1943 года наши войска заняли Локню, Невель и вплотную подошли к городу Пустошка, после чего фронт стабилизировался на линии Пустошка — Невель — Полоцк. В южной части Идрицкого района густо расположились части первого и второго эшелонов вермахта. Оттуда некоторые партизанские соединения были вытеснены карателями в Россонские леса, другие продолжили действовать в западной части Себежского района. Немецкое командование хорошо осознавало, что активно действующие в интересах советских войск на фронте партизаны — это нож, всаженный в спину его армии. Поэтому гитлеровцы предпринимали все меры для того, чтобы уничтожить их, а заодно и население, активно оказывавшее им помощь и постоянно пополнявшее ряды партизан.

Карательные экспедиции имели целью полную зачистку территории от всего живого, что могло бы помешать действиям частей вермахта на фронте. С конца 1943 года и до освобождения Идрицкого и Себежского районов немцы и их пособники в лице латышских легионеров, власовцев и полицейских подвергли население жутким репрессиям, во время которых в полной мере проявился садизм их организаторов и участников. Врывавшиеся в деревни каратели сжигали все дотла, убивали стариков и детей, насиловали женщин и несовершеннолетних девочек, чинили кровавую расправу над всем живым. Они охотились за людьми, как за зверьми. Угонялся и убивался скот, уничтожались запасы продовольствия, чтобы обречь население, укрывавшееся в лесах, на голодную смерть. Ямы с заготовленной на зиму картошкой заливались бензином или керосином. Большинство жителей подвергалось мучительной смерти под предлогом подлинной или мнимой связи с партизанами или просто потому, что в недобрый час попались на глаза тем, кого и людьми назвать было трудно. Примерам зверств карателей на территориях Идрицкого и Себежского районов нет числа.

Партизаны на жестокость отвечали жестокостью. Попавшие в их руки каратели, прежде чем быть убитыми, подвергались иногда жестоким пыткам. В отчете начальника армейского гестапо сообщалось: «Проводя нападения, партизаны действуют с беспримерной жестокостью… Эти нечеловеческие пытки попавших в руки партизан противников объясняются, прежде всего, безграничной травлей со стороны евреев и политических комиссаров, широко использующих в своих целях примитивные инстинкты русского населения. Так как они изображали немецких солдат исчадием ада; полностью повинным в возникновении войны и в последовавшем за этим ухудшении жизни, и говорили, что нищета и бедствия еще ухудшатся после окончания войны в пользу немцев, то вся ненависть натравливаемых людей направлялась на их жертвы. Лишения, испытываемые партизанами в результате их деятельности, особенно чувствительные зимой, и вызываемые этим плохое настроение ловко направляются руководителями партизан на немецких солдат…»

В декабре 1943 года была проведена карательная экспедиция, в которой участвовали подразделения охранных войск и боевые части вермахта. Большие силы партизан попали в окружение в лесах Идрицкого, Освейского и Россонского районов и понесли огромные потери. В последующем было проведено еще 19 экспедиций. Деревни вокруг Себежа и Идрицы были переполнены карателями. Зондеркоманды рыскали по лесам, патрулировали дороги, устраивали засады. Оттеснив партизан в отдаленные леса, каратели люто расправлялись с населением деревень. Они сожгли деревни Брод, Тряпичино, Семеново, Бутыньки, Ермолова Гора, Каменка, Томсино, Озеркинцы, Черное. Танки в упор из орудий расстреливали избы. Выбегавших из горящих домов людей добивали из пулеметов и автоматов. За связь с партизанами живой была брошена в огонь горящей избы 70-летняя Анастасия Федоровна Федорова в деревне Стаклина Гора. Такая же участь постигла Ксению Жукову в деревне Сляново и Екатерину Кириллову в деревне Брод. За отказ вести к месту базирования 5-й партизанской бригады в деревне Замковая Морозовка был казнен старик Осип Трофимович Трофимов. Из грозных приказов коменданта гарнизона в городе Себеж жители узнавали о расстрелах подпольщиков. Арестованных расстреливали в тюрьме гестапо в городе Себеж (ныне здание краеведческого музея), а их трупы увозили в пригородную деревню Петуховщина, где закапывали в траншеях. Чтобы скрыть свои злодеяния, немцы в конце ноября 1943 года начали разъезжать на автомашинах по ближайшим деревням для комплектования похоронной команды. Насильственно мобилизованных в нее людей привозили в Петуховщину. Здесь под усиленной охраной они раскапывали траншеи, складывали извлеченные из них разлагающиеся тела в штабеля, обливали их бензином и сжигали. После этого самих исполнителей, чтобы они никому не смогли рассказать об увиденном кошмаре, тоже расстреливали и сжигали.

В 1944 году немцы стали использовать партизанские методы ведения войны, заключавшиеся в скрытой концентрации сил в лесу в ночное время, с тем чтобы с рассветом врасплох нападать на партизан, а также устройство засад, минирование партизанских троп и т. п. По мере освобождения нашими войсками Невельского, Новосокольнического и Пустошкинского районов с их территорий в Идрицкий и Себежский районы начали перебрасываться полицейские и власовские гарнизоны. В них к этому времени оставались в основном отморозки, запятнавшие себя кровью своих соотечественников и не рассчитывавшие на пощаду в случае пленения советскими солдатами или партизанами. Зная тактику действий партизан, имея опыт борьбы с ними, они умело использовали допущенные партизанами ошибки. Ведя активную борьбу с ними методом засад в лесах и на маршрутах вероятного перемещения, на переправах через реки, путем внезапного нападения на партизанские заставы в деревнях, каратели уничтожили немало лесных солдат. Зимой 1943/44 года в партизанских отрядах началась эпидемия сыпного тифа. Особенно много заболевших было в лесных лагерях, где проживало гражданское население, покинувшее свои деревни из-за зверств карателей и ушедшее в леса под защиту партизанских отрядов.

14 января 1944 года перешли в наступление войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов, в частности 10-я гвардейская армия наступала в юго-западной части Себежского района с рубежа деревень Свибло и Байкино. К концу февраля 1944 года были освобождены Ленинградская область, Новосокольнический, Локнянский, Холмский, Бежаницкий, Ашевский, Новоржевский, Пустошкинский, частично Пушкиногорский и Кудеверский районы Калининской области. Территория для партизанского маневра быстро сокращалась. Калининским бригадам в это время пришлось действовать на небольшой территории Себежского, Идрицкого, Красногородского, Опочецкого и частично Кудеверского районов. Идрицкий и Себежский районы окончательно стали прифронтовыми, в связи с чем немцы укрепляли там свои гарнизоны и уплотняли боевые порядки. Это повлекло за собой чистку тылов войск вермахта, заключавшуюся в уничтожении всего, что может помешать их обороне. В ходе чистки прифронтовой зоны сжигались все новые и новые деревни. В 1944 году П.К. Пономаренко писал в отчете в Государственный Комитет Обороны: «Фашисты для сокрытия следов своих преступлений, помимо уничтожения свидетелей, прибегают к составлению фиктивных актов с указанием, что учиненные ими зверства произведены якобы партизанами. Подобные акты составлены немцами в ряде населенных пунктов, где население вынуждалось под страхом смерти ставить под актами свои подписи в качестве „свидетелей“».

17 января 1944 года из города Себеж были направлены для очистки прифронтовой зоны около 600 карателей. За двое суток они сожгли 16 деревень: Борисенки, Козельцы, Ломы, Машнево, Воробьи и другие. Их жители частью были уничтожены, а частью переведены в себежские и идрицкие лагеря или вывезены на территорию Латвии.

В это время советское командование фронта начало усиленно снабжать партизан оружием и боеприпасами, которые доставлялись самолетами, принимаемыми на подготовленных аэродромах, оборудованных, как правило, на льду глухих лесных озер. Назад самолеты увозили раненых и больных партизан и детей. 10 февраля 1944 года началась карательная экспедиция, в ходе которой партизаны и население понесли большие потери. 28 февраля 1944 года нашими войсками были освобождены станция Забелье и город Пустошка. Линия фронта приблизилась к Идрицкому району с юго-востока. Ожесточенные, кровопролитные бои вели войска 10-й гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта на рубеже деревень Старицы, Байкино, Свибло, Чайки, взламывая оборонительную линию «Пантера». В это время каратели начали жечь деревни в южной части Опочецкого района. 15 марта 1944 года они нанесли удар по партизанам и населению в Идрицком и Себежском районах. Через десять дней, 25 марта 1944 года, была начата новая экспедиция под названием «Весеннее патрулирование», в ходе которой решалась частная задача: силами 343-го охранного батальона в течение 3–4 суток разгромить партизан в районе севернее озера Заситино. Однако в ходе ее проведения батальон карателей был полностью уничтожен партизанами.

5 апреля 1944 года началась карательная экспедиция «Пасхальная чистка». В ночь на 7 апреля 1944 года наши самолеты бомбили гарнизоны в Красногородске, Опочке, Идрице. 16 апреля 1944 года под их удары попали бригады A.M. Гаврилова, Ф.Т. Бойдина, В.И. Марго, Н.М. Вараксова, Г.Ф. Бабакова в северной части Себежского и Идрицкого районов, в Опочецком и Красногородском районах. Под непрерывными ударами авиации и артиллерии эти партизанские соединения сумели вырваться из кольца блокады, понеся большие потери. Предвидя в скором времени неминуемое освобождение Идрицкого и Себежского районов Красной армией, весной 1944 года немецкие власти запретили населению проводить полевые работы, сев зерна и овощей. Этим они обрекали на голодную смерть население осенью 1944 года и в 1945 году. Кроме того, у населения не было ни лошадей, ни посевного материала для того, чтобы этот сев провести, даже тайком от оккупантов. Партизанское командование приняло решение раздать крестьянам имевшийся небольшой запас зерна, выделить лошадей, обеспечить охрану работающим на полях жителям. Всеми этими вопросами занимались подпольные райкомы ВКП(б) Идрицкого и Себежского районов и коменданты участков. К маю 1944 года фашисты сожгли в Идрицком и Себежском районах почти все деревни, уничтожили большую часть населения. Таким образом, вся деятельность оккупантов на территории Себежского и Идрицкого районов Калининской области была направлена на безусловное замирение, тотальное порабощение, а со временем — и уничтожение местного населения, а также на полное разграбление оккупированной территории. Эта бесчеловечная задача была практически выполнена, если учесть, во сколько раз сократилась численность местного населения, во что превратилась инфраструктура района. С лица земли исчезли и никогда не возродились 430 деревень. Район на долгие годы обезлюдел и ни в лучшие советские времена, ни в наши дни не достиг той численности населения, которую имел до войны.

Общая численность населения Идрицкого и Себежского районов перед войной составляла около 92 тысяч человек. Когда немцы были изгнаны, здесь оставалось менее 10 тысяч человек.