"Трудное примирение" - читать интересную книгу автора (Грэхем Линн)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Кэтрин побелела как полотно и смотрела на него расширенными глазами.

— Я… я просто гуляю…

— Заблудилась? — насмешливо спросил он.

— И без тебя дороги не найду, — в том же тоне заключила она. — Как ты меня нашел?

Он протестующе взмахнул своей красивой смуглой рукой.

— Так как же? — настаивала она.

— Я ехал за тобой от самой гостиницы.

У нее перехватило дыхание. Неужели она могла подумать, что эта вторая встреча простая случайность? Неужели могла вообразить, что он отпустит ее без единого вопроса? К лимузину подлетела еще одна машина, из нее выскочили встревоженные охранники. Словно сторожевые псы — один сделал стойку у Люка за спиной, а другой дал задний ход по улице в поисках наиболее выгодной позиции. Кэтрин эта сцена показалась фантастической. И напомнила ей, какая огромная разница между этим миром и тем, в котором она обитала последние четыре года.

— Зачем тебе это понадобилось? — с трудом прошептала она.

Темные ресницы тотчас скрыли блеск его карих глаз.

— Наверно, захотелось вернуться в прошлое. Не знаю. Может, ты объяснишь? — спокойно предложил он. — Настроение? Как ты думаешь?

Она невольно сделала шаг к ограде у нее за спиной.

— Ты не из тех, кто поддается настроениям.

— Почему ты дрожишь? — Он неумолимо надвигался на нее, она же, пытаясь сохранить пространство между ним и собой, отступала, пока не уперлась спиной в железные прутья.

— Ты свалился как снег на голову. И до смерти меня напугал!

— Ты же всегда, как ребенок, радовалась сюрпризам.

— Возможно, ты не заметил, но я уже больше не ребенок! — Чтобы бросить такие слова, требовалось мужество, но лучше было бы их не произносить.

Люк окинул ее оценивающим взглядом, отметив фиолетовую заколку, которая выполняла почти непосильную задачу удерживать ее шелковистые волосы, блузку с кружевным воротничком и пеструю вязаную юбку с ремешком, плотно обхватившим ее узкую талию. На ней и так было не слишком много одежды, а перед ним она почувствовала себя чуть ли не раздетой.

— Я вижу, Лора Эшли по-прежнему ведет бурную торговлю, — сухо сказал он.

Теперь он стоял так близко, что она могла бы до него дотронуться. Но не решалась даже поднять глаза выше его синего шелкового галстука. Костюм цвета голубиного крыла сидел на нем так элегантно, что любой позавидовал бы. Отличный покрой одежды подчеркивал его принадлежность к высшему кругу общества. Однако токи, исходившие от него, разрушали это впечатление. Ее нервы улавливали свирепую агрессию, направленную в ее сторону.

— Прошло уже столько лет, что нам теперь и говорить не о чем, — произнесли вдруг ее побелевшие губы, отвечая на не произнесенный вслух, но тем не менее понятый ею вопрос.

Он небрежно поднял руку, дотронулся пальцем до ее хрупкой ключицы, где пульсировала маленькая жилка, и мучительно медленно провел им до изгиба ее припухлой нижней губы. Кожу ее словно ожгло огнем.

— Успокойся, — ласково сказал он, небрежно опустив руку за миг до того, как она резко выбросила свою, чтобы положить конец неуместной фамильярности. В глазах его сверкнул огонек, а затем его твердые губы расплылись в широкой улыбке. — Я совсем не хотел тебя пугать. Ну… разве мы враги?

— Я о… очень спешу, — пролепетала она.

— И тем не менее не хочешь, чтобы я тебя подвез? Хорошо. Тогда давай пройдемся, — спокойно предложил он. — Или давай сядем в машину и немного покатаемся… можем даже застрять в пробке. Честное слово, сегодня у меня удивительно покладистое настроение.

— Вот как? — Кэтрин расправила плечи и решительно высвободилась из жестких объятий решетки. — Чего ты добиваешься?

— Послушай, я вовсе не предполагаю, что в автомобильной пробке мы будем заниматься тем же, чем занимались в подобных случаях раньше. — Он безжалостно следил взглядом за тем, как ее светлую кожу заливал горячий румянец. — Ну чего, подумай сама, я могу добиваться? Разве не ясно, что мне просто хочется удовлетворить свое естественное любопытство?

— Насчет чего?

— Насчет тебя. Чего же еще? — Он вздернул брови. — Не думаешь же ты, что я торчу тут посреди улицы просто так?

Кэтрин в нерешительности прикусила нижнюю губу. Она чувствовала, как в нем нарастает раздражение. Было время, когда ему стоило приказать «Садись в машину» — и она подчинялась. Он улыбается, но не стоит доверять улыбке Люка. Люк может, улыбаясь, раздавить тебя парой метко найденных слов. Она приняла решение и, не говоря ни слова, скользнула мимо него. Люк из тех, кто постоянно на виду, и ей никак нельзя позволить, чтобы ее видели вместе с ним, иначе прошлое погребет ее настоящее, которое так старательно выстроила для нее Харриэт.

Рядом с ней вырос охранник и открыл дверь лимузина. Пригнув голову, она нырнула в дальний угол обитого кремовой кожей салона. Дверь захлопнулась, и они остались в тесном замкнутом пространстве.

— Ну вот, Кэтрин… разве это было так трудно? — сладко промурлыкал Люк. — Хочешь чего-нибудь выпить?

В горле у нее пересохло. Надо восстановить утраченное равновесие.

— Почему бы и нет?

Она нервно оправила юбку, разгладила складки. Он нагнулся к бару, от его близости у нее по коже побежали мурашки. Целую вечность длилось мгновение, когда его густые жесткие волосы были так близко, что она могла коснуться их пальцами. Запах какого-то одеколона и этот неопределимый, но, Боже, такой знакомый, его собственный, ворвался в ее расширившиеся ноздри. Когда он снова распрямился, сознание невольно отметило движение мускулов под дорогой тканью, скрывавшей его широкие плечи. Боль и страдание предательски зашевелились в ней.

Она сидела, крепко сцепив руки. В нависшей тишине она, казалось, слышала удары собственного сердца. О ужас! Ее чувственное воображение отметает любую трезвую мысль. Если уж память начинает откалывать такие штуки, тело и вовсе откажется подчиняться.

Люк протянул ей бокал — и задержал в руке, чтобы вынудить ее взглянуть на него. Это была демонстрация силы, причем самая безобидная со стороны Люка, но она-то сразу все почувствовала. Она сделала несколько быстрых глотков. Они обожгли ей горло, вкус тоже показался неприятным, когда-то она была так наивна, что не решалась отказываться пить то, что ей не нравилось, поскольку считала себя неспособной оценить.

— Теперь лучше? — лениво поинтересовался Люк, со свойственной ему элегантностью откидываясь на сиденье со стаканом бренди в руке. — Ты живешь в Лондоне?

— Нет, — торопливо ответила она. — Я здесь только на один день. Я живу в… в Питерборо.

— И замужем. Должно быть, ты черпаешь в этом огромное удовольствие.

Кольцо на безымянном пальце показалось ей веревкой, сдавившей горло. Она решила сделать вид, что не замечает его сарказма.

— Когда ты вышла замуж?

— Четыре года назад. — Она сделала еще глоток, чтобы придать себе сил для новой порции лжи.

— Вот так сразу…

Она уже спохватилась.

— Это был такой головокружительный роман, — поспешила она добавить.

— Да уж наверное, — медленно проговорил он. — Расскажи мне о нем.

— Ничего особенного, — пробормотала она. — Сомневаюсь, что тебя это действительно интересует.

— Напротив, — спокойно возразил он. — Очень интересует. У твоего мужа есть имя?

— Люк, я…

— Значит, мое ты еще все-таки помнишь. Вот уж не ожидал…

Она не смела оторвать глаз от своего бокала.

— Пол. Его зовут Пол. — Пытаясь преодолеть растущую неловкость, она улыбнулась. — Да не может быть, чтобы тебе хотелось все это знать!

— Поверь мне, — сказал Люк. — Ну, и счастлива ты в этом… как его?.. Питерхэвене?

— Разумеется, да.

— Что-то вид у тебя не очень счастливый.

— Не станешь же постоянно это демонстрировать, — в отчаянии отпарировала она.

— А дети?

Кэтрин обмерла, по спине побежал холодок; не удержавшись, она метнула на него быстрый взгляд.

— Нет, пока нет.

Люк был вполне спокоен. Даже собственная нервозность не помешала ей это заметить. И вдруг он улыбнулся.

— А что у тебя за дела с Хантингдоном?

Этот неожиданный вопрос поставил ее в тупик.

— Я… я встретилась с ним, когда ходила за покупками. — Она замялась и, придумав, как ей показалось, блестящий довод, прибавила: — Мой муж у него работает.

— У тебя прямо день случайных встреч. — Пристальный взгляд его отливающих золотым блеском глаз зафиксировал, как у нее на лице вспыхнул румянец. — Неожиданность всегда интереснее, верно?

Она отставила стакан.

— Мне п… правда пора идти. Как… приятно было с тобой встретиться.

— Льщу себя надеждой, что ты действительно так думаешь, — небрежно бросил Люк. — А чего ты боишься?

— Боюсь? — неуверенно повторила она. — Ничего я не боюсь! — Она глубоко и прерывисто вздохнула. — Больше нам не о чем говорить.

— А по-моему, мы только начали, — возразил Люк.

Кэтрин опустила голову.

— Я не обязана отвечать на твои вопросы, — с трудом выдавила она, стараясь скрыть дрожь в голосе. На войне как на войне. С Люком можно только так.

— Пусть это будет небольшая и несколько запоздалая любезность — задним числом, — предложил Люк. — Четыре с половиной года назад ты буквально растворилась в воздухе. Не сказав ни слова, не оставив даже записки. Теперь мне хотелось бы получить кое-какие объяснения.

Она вспыхнула.

— Если в двух словах, то из всех глупостей, что я сделала, наша связь — самая большая, — отрезала она.

— И при этом ты не стеснялась, уверяя меня в обратном? — Он следил за ней из-под опущенных век. — Ночь перед своим исчезновением ты провела со мной. Ты спала в моих объятиях, ты занималась со мной любовью — и все это, зная, что уходишь…

— П… привычка, — пролепетала она.

Он сжал ее запястье и, несмотря на сопротивление, притянул к себе.

— Привычка? — взревел он.

Язык прилип у нее к гортани. Она беззвучно кивнула и отпрянула, наткнувшись на свирепую ярость, которую прочла в его изменившемся взгляде.

— Ты делаешь мне больно, — прошептала она.

Он брезгливо отпустил ее запястье.

— В таком случае примите мои комплименты блестяще разыгранному спектаклю. Благодаря привычке ты исполнила свою роль с редким энтузиазмом.

Ее захлестнула волна ощущений, которым она не позволяла даже на миг вырваться из глубин подсознания, и она покраснела до корней волос. Вспоминать об этом было равно самоистязанию. Той ночью в самой глубине души она сознавала, что больше ей с Люком не бывать. Переполненная горечью, с несвойственной ей решимостью она разбудила его на рассвете, ее отчаяние искало выхода в физической близости. Нет муки сильнее, чем любить того, кто тебя не любит.

— Не помню, — соврала она, ненавидя его до такой степени, что скрыть это стоило ей невероятных усилий. С ним она становилась непохожей на саму себя. Вот и теперь. Она перестала быть той Кэтрин, которая умела понимать и прощать. Любовь к Люку обошлась ей слишком дорого.

— Привычка, — повторил он снова, но совсем тихо. Ее била дрожь.

Чисто случайно ей удалось уязвить его, задев примитивные основы его мужской сущности, силу которой редко, если вообще хоть когда-нибудь, рисковали подвергать сомнению представительницы ее пола. Она была далеко не единственной, кто позволял Люку ставить себя в глупое положение. На какие только уловки не пускались женщины, чтобы привлечь к себе его внимание! А уж на что они шли, чтобы его удержать! Последняя мысль принесла Кэтрин некоторое удовлетворение.

Женщины были для Люка Сантини лишь игрушками в свободное от работы время. Он легко сходился с ними, но так же легко и бросал. По пути на вершину Люк не позволял себе потратить на женщину ни капли сил, предназначенных для одной-единственной цели. Женщины в его жизни были… разумеется, были. Это был самец с наивысшими показателями. Но ни одна из них не заняла никакого места в его душе, никогда не завладела его холодным, расчетливым умом.

— Мне надо идти, — повторила она, но, наткнувшись на его горящий взгляд, почувствовала, что идти ей вовсе не хочется.

— Дело твое.

С непонятным равнодушием он наблюдал, как она взяла сумочку, вылезла из машины и встала на тротуар ватными ногами на своих обычных высоченных каблуках.

С трудом оторвав взгляд от его смуглого лица, она захлопнула дверцу и зашагала через улицу. Она чувствовала себя совершенно измотанной и разбитой. Столько лжи, думала она, мучаясь чувством вины. Столько лжи — и все ради Дэниэла. Не то чтобы Люк мог принести Дэниэлу какой-нибудь вред, но лучше мальчику ничего не знать. Так спокойнее. Люк терпеть не может осложнений и обременительных обязанностей. А незаконнорожденный сын неизбежно станет для него и тем и другим.

С легким удивлением она покачала головой. Если не брать в расчет одного всплеска, Люк был слишком… слишком спокоен. Не то чтобы она ожидала чего-то другого, но что-то все-таки было не так. Она бы голову дала на отсечение, что в «Савое» он был просто в бешенстве. Но это, конечно, ей только показалось. В конце концов, на что ему так уж злиться? Четыре года — немалый срок, напомнила она себе. И он наверняка не думал о ней. Не будет же человек упорно напоминать тому, кто ему небезразличен, о его унижении. Во всяком случае, так считала Кэтрин.

Воображение перенесло ее к моменту их первой встречи. В награду за визит в галерею она предложила ему экскурсию на высшем уровне. Никогда раньше ей не приходилось сталкиваться с таким блестящим, умным и неотразимым мужчиной. Люк, которому наскучило одиночество и в то же время развлекать женщину не очень-то хотелось, был не прочь, чтобы его самого развлекали.

Он улыбнулся ей, и голова у нее пошла кругом, она не понимала даже, что говорит. А ему хоть бы хны. Ушел, не назвав даже своего имени, хотя перед уходом сказал: «Вам нельзя оставаться тут одной. И нельзя так вести себя с незнакомыми людьми. Многие могут принять это за приглашение к действию, и тогда вам уже ничто не поможет».

И, уже спускаясь по лестнице, в последний раз кинул на нее взгляд своих отливающих золотом глаз. Что же он видел тогда? Совсем еще девочку, правда хорошенькую, в которой, к величайшей ее обиде, видели только ребенка.

Между тем тогда она была непоколебимой оптимисткой. Если он пришел один раз, значит, может прийти еще. Однако второй визит Люк нанес только через два месяца. По правде говоря, он бродил между картин с весьма умеренным интересом, а она без умолку тараторила с той же открытой доверчивостью, от которой он предостерегал ее в прошлый раз. А на пути к выходу большую часть времени он через плечо смотрел на нее.

— Подожду, пока вы закроете. Было бы приятно познакомиться с вами поближе, — лениво процедил он.

Он сделал это предложение небрежным тоном и в самую последнюю минуту, а ее согласие принял с совершенно непростительным равнодушием. Задело ли ее это? Чертовски!

— Целый день просидел взаперти. Неплохо бы прогуляться, — сказал он, когда она, едва дыша, выбежала к нему.

— Я не прочь, — согласилась она. Предложи он ей прыгнуть в Темзу, она бы тоже с радостью согласилась. Отобрав у нее пальто, он ловко помог ей одеться, и его аристократичные манеры насмерть поразили ее воображение.

Их первое свидание было… необычным. Он заставил ее пройти пешком столько, что у нее ноги отваливались, а потом поил кофе в ночных кафе на Пиккадилли. Она даже не представляла себе, кто он такой, и это ему очень нравилось. Он сказал только, что вырос в Нью-Йорке, что его мать, отец и сестры погибли в авиакатастрофе. Она в ответ рассказала про себя, как всегда подшучивая над своим неизвестным происхождением.

— Я, возможно, еще позвоню, — сказал он, усаживая ее в такси, и отправил домой, даже не поцеловав на прощание.

И не звонил. Прошло шесть, нет, почти семь мучительных недель. Ею овладело отчаяние. И когда она окончательно потеряла надежду, Люк появился снова. Без всякого предупреждения. При виде его она от радости разрыдалась, и остановить поток слез ему удалось только поцелуем.

После этого поцелуя он мог оказаться хоть бандитом… ей было все равно! Чувства ее не изменились бы ни на йоту. Она влюбилась — безумно, безнадежно, и в самом потайном уголке души была убеждена, что он испытывает то же. «Боже, как романтично!» — подумалось ей, когда он преподнес ей белую розу. Она даже засушила ее, чтобы сохранить этот замечательный цветок для потомков…

Какая все-таки мерзкая штука память! У Люка не было даже намека на романтическую жилку. Он просто подбирал подходящую любовницу — с тем же хладнокровием и тактическими уловками, какими привык пользоваться в деловой сфере. Шаг первый: произвести впечатление. Шаг второй: внушить, что жить без него ты не можешь. Шаг третий: схватить добычу. Ее обольстили так ловко и умело, что она даже не поняла, что происходит.

Если имеешь дело с простой девушкой, обвести ее вокруг пальца вовсе не сложно. Что и сделал Люк. С равным успехом она могла лечь на рельсы перед мчащимся поездом. Ее противник с самого начала играл краплеными картами.

Выйдя на людную улицу, она взглянула на часы и удивилась, что уже так поздно. Забывшись, она прослонялась весь день. Скорее к автобусной остановке.

Когда Кэтрин вошла в квартиру, экономка Дрю, миссис Багл, уже надевала пальто, чтобы идти домой.

— К сожалению, я была занята и не приготовила вам обеда, миссис Пэрриш, — сухо заявила она.

— Ну и прекрасно. Я привыкла все делать сама. — Она наткнулась на холодный, неодобрительный взгляд этой неизменно вежливой женщины.

— Хотела вас предупредить, что мистер Хантингдон очень торопится с разводом, — продолжала миссис Багл обвинительным тоном. — И если мистер Хантингдон женится во второй раз, я буду искать другое место.

Кэтрин не нашлась, что сказать в свое оправдание. Сделав этот прощальный выстрел, миссис Багл удалилась, хлопнув дверью. Со смешанным чувством раздражения и обиды Кэтрин подумала, что выходка экономки была естественным завершением этого по-настоящему чудовищного дня.

Значит, она разрушительница брака, так, что ли? Претендентка. И к этому заключению придет не одна миссис Багл. Роман Аннет Хантингдон тайна за семью замками, и знают о нем единицы. Боже милостивый, ну как она могла не заметить чувств Дрю?

Харриэт была всей душой против развода брата. И свое мнение она высказала Дрю столь откровенно, что он разозлился и заартачился куда сильнее, чем в тот момент, когда действительно переживал и мучился, узнав об измене жены.

Не переборщила ли она сама с сочувствием, когда пыталась загладить горячность Харриэт? А когда Дрю предпочел говорить с ней, не слишком ли внимательно она его слушала? Ей было его очень жалко, но она вовсе не хотела оказаться вовлеченной в круг его семейных проблем. Господь свидетель, она только слушала, ничего больше… а Дрю, ясное дело, счел это за поощрение.

Теперь остается только немедля покинуть эту квартиру. Но как? После того как она внесла миссис Энсти деньги за месяц вперед, у нее осталось меньше тридцати фунтов. Пэгги столько раз ругала ее, что она не требовала никакой платы за то, что обслуживала Харриэт, которая отпустила экономку почти сразу после появления в доме Кэтрин. Но Харриэт, которая, не надо забывать, готова была отдать последний грош любому, кто нуждался в нем больше ее, виновато подумала Кэтрин, и притом совершенно не понимала, как мало у нее на самом деле денег, была просто не в состоянии платить ей что-нибудь.

Да и какая разница! А разницы и в самом деле не было, пока Харриэт была жива. Кров и пища у нее всегда были, так что у нее было сколько угодно способов сводить концы с концами. Она присматривала за чужими детьми, отрываясь, правда, при этом от забот о Харриэт и Дэниэле, но это давало кое-какие средства на непредвиденные расходы. Разводила овощи, бралась перешивать платья, присматривала за животными в отсутствие хозяев… Как-то они всегда выкручивались. Но сейчас неопределенность будущего нависла над ней огромной черной тучей.

Она решила, что придется обратиться в службу социальной помощи и попросить поддержки, пока она не встанет на ноги. А когда Дрю вернется из Германии, решила она, надо сразу рассказать ему правду о прошлом. Если у него к ней, как она подозревала, просто мужское влечение, он в ней сразу разочаруется. Правда, в этом случае она потеряет друга, которого ценила. Когда под ней с треском рухнет пьедестал, Дрю, естественно, почувствует себя обманутым.

В половине седьмого вдруг позвонили в дверь. Она попыталась не обращать на звонок внимания, опасаясь, как бы еще кто-нибудь не вывел из ее присутствия в этой квартире неверного умозаключения. Но тот, кто нажимал на кнопку звонка, был, к сожалению, настойчив, и на третьей заливистой трели нервы ее не выдержали.

Это был Люк. Первые десять секунд ей казалось, что это галлюцинация. Придя в себя и перестав кусать ноготь, она медленно отвела руку от двери.

— Люк?.. — пролепетала она.

— Так ты, значит, все еще не уехала в свой Питерборо? Или Питерхэвен? — С неожиданной грустью он прикрыл свои чудные глаза. — Похоже, ты не очень твердо уверена в своем адресе. Не умеешь ты врать, сага. Честное слово, ты так неумело врешь, что удивительно, как ты вообще решилась меня обманывать. С тех пор как ты села в машину, ты не произнесла ни слова правды…

— Неужели? — с трудом выговорила она, не в состоянии заставить свой ум работать как следует.

— Знаешь, почему я дал тебе сегодня уйти? — Резким движением руки он захлопнул дверь.

— Н-нет.

— Я был в таком состоянии, что, если бы ты соврала еще раз, мог бы тебя ударить, — отчеканил он. — Как ты решилась меня обманывать?

Это было явное поражение. Она беспомощно глядела на него. Он и так-то был очень высок, а в этой прихожей, где едва ли нашлось бы место упасть пресловутому яблоку, был совсем неуместен. В своем мрачном величии он смахивал на средневекового рыцаря. И был смертельно опасен. Когда он сунул смуглую руку в карман отлично скроенных брюк и материя натянулась на крепких бедрах, ее пронзил трепет чувственного наслаждения, и она крепко зажмурилась.

Неужели она надеялась сохранить душевное равновесие? Не почувствовать ничего к этому человеку, которого когда-то любила, чьего ребенка родила в ужасном одиночестве? Она поняла, почему выползла из его машины в таком смятении — ей пришлось бороться с собой и подавлять чувства, которые казались ей давно умершими.

Такого человека, как Люк Сантини, женщина может встретить только раз в жизни, и то если повезет. И после этого волей-неволей всех мужчин она будет сравнивать с ним. Она вдруг с ужасом поняла, что все годы с тех пор, как она покинула ту квартиру на Манхэттене, ни один мужчина не показался ей физически привлекательным. И для нее не было никакой жертвы в отказе от секса, который раньше значил для нее так много. Теперь же, после встречи с Люком, все переменилось.

Повисло долгое молчание.

— Cristo, сага! — произнес он тихим голосом. — О чем ты думаешь? У тебя такой вид, будто ты вот-вот грохнешься на колени и будешь молить об избавлении…

Она взмахнула ресницами.

— Правда?

Это называется — тянуть волынку. Что он здесь делает? Что ему от нее нужно? Когда он понял, что она врет? Господи, неужели он догадался, что у нее есть ребенок? Но каким образом? При мысли о том, что ей грозит, она побелела.

Не утруждая себя ответом, он подошел к двери в кухню, распахнул ее и заглянул внутрь. В полном замешательстве она наблюдала, как он повторил эту операцию со всеми остальными дверями, что смахивало на настоящий обыск. Кого он искал? Потенциальных свидетелей? Ее мифического мужа? Или ребенка? От страха ее прошиб пот. В деловом мире Люк был известен своим сверхъестественным чутьем. Он всегда замечал то, чего не замечают другие. Он легко догадывался о том, что хотели от него скрыть. Дай он себе труд сконцентрироваться и как следует пошевелить мозгами над ее исчезновением, он мигом бы вычислил, что она была беременна.

— Ты что, ради развлечения битых три часа таскала моих охранников по всему городу? — поинтересовался он сладким голосом, оторвав ее от панических мыслей.

— Я таскала?.. — О чем это он? Она недоверчиво уставилась на него.

— Да никто тебя не выслеживал, сага. Ты все та же. Бродила как во сне, так и норовя попасть под колеса. — Гибким движением он опустился в кресло и, сжав губы, обвел комнату взглядом. — Ни зелени, ни цветов, ни ярких занавесок с оборками… Либо ты живешь здесь совсем недавно, либо он подчинил тебя своему вкусу. Dio, он достиг куда большего, чем я…

Последнее, сказанное как бы в сторону, сбивало с толку не меньше, чем вся предыдущая речь. Она невольно покраснела, вспомнив его едкие замечания насчет ее старомодных предпочтений в ущерб сугубо современному стилю, который нравился ему. На нее нахлынули воспоминания, взбунтовавшаяся память подсовывала ей одно за другим — то ванную комнату со свечами, то кровать с балдахином, утопающую в кружевах…

Разница между ними доходила до смешного даже в таких пустяках. Трудно было найти двух более несхожих людей. Она мечтала о самых простых вещах — любви, семье, детях.

А Люк ни о чем не мечтал. Мечты не относились к миру реальности и потому не могли привлечь к себе его внимание. Он подчинил свою жизнь ритму карьерного восхождения. Достигал одной цели и устремлялся к следующей. Ему и в голову не приходило, что он может сорваться. Чтобы Люк добился меньшего, чем хотел, — такого и предвидеть было невозможно. Когда ее одолевали мысли о том, как мало добилась она в сравнении с тем, о чем мечтала, горечь в ней превращалась в камень обиды.

— Чувствуй себя как дома. — Этот сарказм был так на нее не похож, что Люк обернулся и в изумлении уставился на нее.

— Не надо так со мной разговаривать, — выдохнул он почти с угрозой.

— Я говорю с тобой так, как считаю нужным! — отпарировала она.

— Что ж, вольному воля, — сказал он. — Попробуй еще хоть раз!

— Сомневаешься? — Ее решимость проистекала из уверенности, что в этой квартире он не обнаружит ни самого Дэниэла, ни намека на его существование.

— На твоем месте я бы не стал рисковать, — ответил Люк. — Тебя подводит привычка ставить не на ту лошадь. Так что перевес всегда будет на моей стороне.

Она решительно вздернула подбородок.

— Я тебя не боюсь.

— И напрасно.

Сидящая в ней Жанна д’Арк ощутила удар по самолюбию.

— Ты что, пытаешься мне угрожать?

— Насколько мне известно, я никогда не пытаюсь угрожать кому бы то ни было. — Он произнес это с ужасающим спокойствием.

Она опустила голову.

— Мне нечего тебе сказать.

— Зато мне есть что.

— Я не хочу тебя слушать. — Она резко скрестила руки, чтобы скрыть, как они дрожат, и, повернувшись к нему спиной, уставилась в окно.

— Когда я разговариваю с человеком, я предпочитаю, чтобы он смотрел на меня, — насмешливо сказал Люк.

— А мне не хочется на тебя смотреть. — Она с ужасом поняла, что вот-вот разрыдается. Будь ее воля, она была бы отсюда в тысяче миль.

— С тех пор как я сюда вошел, я веду изумительную беседу с самим собой. — Саркастический намек на односложность ее реплик вернул на ее щеки столь недостающий им румянец. — Возможно, я взял неверное направление.

Набрав побольше воздуху, она выпалила:

— Я хочу, чтобы ты ушел.

Он вздернул брови.

— Ты к кому обращаешься, ко мне или к ковру?

Она обернулась, все до последней мышцы лица у нее напряглись, но она не произнесла ни слова, боясь, что голос у нее дрогнет, и не решаясь встретиться с ним глазами.

— Давай обойдемся без вымышленного мужа, чье имя тебе даже не сразу удается припомнить, — проворковал Люк очень миролюбиво. — Я не верю в его существование.

— Не знаю, с чего ты это взял. — Его слова застигли ее врасплох, и она с ужасом поняла, что ответила крайне неудачно, — чтобы сыграть убедительно, следовало выказать удивление и возмущение.

— С тобой я не хочу играть в эти игры. — Она съежилась под пущенным в нее пристальным взглядом, подчинившим ее своей воле. — Со всеми остальными — пожалуйста, но с тобой — нет. Я видел вас с Хантингдоном возле отеля. Ты, конечно, воображаешь, будто колечко может придать тебе видимость достойного положения. Чушь это! — категорически отрубил он.

Ее охватило отчаяние.

— Ты не так все понял.

— Вот как? Не думаю, — пробурчал Люк. — Не беспокойся, с ним все в порядке… хотя он летит в Германию заключать контракт, которого ему не видать как собственных ушей.

— Что-что?

— Мне кажется, на слух ты не жаловалась.

От невыносимого напряжения она словно окаменела.

— Что ты собираешься сделать с этим контрактом?

— Только немножко повлиять на его подписание, — отрезал Люк. — А моего влияния будет достаточно.

— Но за что? Я имею в виду, Дрю-то за что? — убитым голосом спросила она.

— К несчастью для него, он владелец этой квартиры. — Люк послал ей горящий взгляд, в котором светилась неприкрытая угроза. — Если кто-то заходит на мою территорию, пусть пеняет на себя. Если всем все спускать, уважать мои границы не будет никто. Неужели ты думала, что я осыплю его благодарностями за то, что он отнял у меня женщину?