"Город М" - читать интересную книгу автора (Болтышев Валерий Александрович)

ПРОЛОГ

My…

26 августа из окна дома № 7 по улице Сталеваров выпал человек. Он рухнул на подъездный козырек, где и был обнаружен работниками соответствующего РОВД.

Предварительный осмотр (т. е. прямо на козырьке) позволил определить, что труп принадлежал мужчине лет восьмидесяти, одетому в полосатую красно-желтую пижаму, а стиснутый в зубах гвоздь, извлечь который не удалось, и молоток в правой (вытянутой) руке указывали на возможную причину падения, что как бы даже и подтверждалось свидетелями.

Дело в том, что произошло все на☻ глазах большинства жителей дома, поскольку именно на 19 часов 30 минут было назначено собрание по поводу горячей воды. Собравшиеся возле качелей совершенно определенно указывали этаж (шестой) и окно, за которым предварительно торчал этот самый старикашка, осматривая якобы двор, улыбаясь и даже помахав рукой – "да вот так, как еще махают-то, эти-то…" (возле уха, влево-вправо, открытой ладонью). Однако сообщить, как и с чего бы вдруг осуществилось само, так сказать, падение, никто не смог, потому что дед торчал долго и надоел, и все услышали уже удар, произведенный падением тела на бетон, где оно и было, как уже сообщалось, осмотрено.

Кроме указанного – гвоздя и молотка,– на нем (в карманах пижамы) были обнаружены: а) неиспользованный курительный мундштук, б) медная монета 1808 года достоинством в 3 копейки, в) коричневая пуговица – предположительно, от пальто и г) клочок оберточной бумаги с надписью "Предсмертная записка находится в квартире 149".

Далее:

После перенесения праха на подъездную скамейку были предприняты меры по установлению личности. При этом, опознав действительно махавшего из окна, свидетели сослались в остальном на отсутствие каких-либо еще о нем сведений. Фразу же "Эх, Леха ты, Леха, старый ты му…", произнесенную из толпы, персонифицировать не удалось, в виду общего от нее отказывания.

Первое следствие этого дела

Ну вот. Короче говоря, еще до всякого там следствия следствию было ясно, что путь потерпевшего к месту происшествия представляет из себя некую кривую, причем старший сержант Буджак, брошенный охранять труп, сидя на скамейке, рисовал ее пальцем в воздухе и всем желающим объяснял матерно, что на одном ее конце квартира 149, а на другом – подъездный козырек. "Это задача, братан, с неизвестными, понял – нет?" – щурился сержант и просил закурить.

Между тем следствие двигалось сразу по трем направлениям.

Во-первых, квартиры с номером 149 в доме №7 и прилегающих к нему не оказалось. На подробные поиски была выделена отдельная подгруппа.

Во-вторых, осмотр места происшествия – квартиры 33 – после выламывания двери показал, что: к моменту осмотра квартиросьемщик Венценосов с семьей из трех человек две недели как находится на отдыхе в городе Кобулети. Кроме того, было обнаружено кухонное окно и подоконник с отпечатками босых ног, идентичных ногам потерпевшего. Плохо, что окно оказалось запертым изнутри. За исключением, возможно, форточки, в которую кто-то из членов группы бросил окурок, но не помнил, открывал или нет. Предстояло выяснить:

была ли она открыта вообще, а если была – каким путем через нее совершилось падение, а если никаким – возможно ли, скажем, стоя на карнизе, запереть за собой нижний шпингалет, в частности. Следственный эксперимент было решено провести завтра, хотя пьяный Буджак снизу кричал и просился щас.

В это время третья подгруппа, имеющая задачей отработку личности погибшего, после некоторых размышлений пришла к выводу, что он является, скорее всего, Игорем Вячеславовичем Пинчуком, проживающим по адресу: Сталеваров, дом 12, квартира 4. Оперативная проверка – а сразу и пошли – дала следующие результаты: сперва какой-то в очках, открывший дверь, затем его жена, дети и соседи по этажу, привлеченные грохотом проверки, многократно подтвердили, что по данному адресу действительно проживает гражданин Пинчук И. В., однако на вопрос, а где он в данное время находится, а? – очкастик после заметного замешательства сделал попытки совать свой паспорт, выданный на имя разыскиваемого Пинчука, за что и был задержан для выяснения личности и так далее.

С этого момента дело стало называться "делом Пинчука". Причем на следующее утро оно осложнилось вновь открывшимися обстоятельствами.

Второе следствие этого дела

Очкастый гражданин, будучи уличенным в том, что, действительно называясь Пинчуком, проживал по улице Сталеваров, дом 12, квартира 4, в остальном свою причастность к делу отрицал. Всяко опознавать и "колоть" его было велено в судебном морге, и наутро повезли, угощая сигаретами, и очень смеялись, поскольку курить он не умел и не курил, и сначала пробовал, дурак, отказываться.

Однако проведение очной ставки и вскрытия осложнилось тем, что труп погибшего Пинчука исчез. Он был похищен.

В пользу похищения говорил тот факт, что вместе с Пинчуком исчезли еще одиннадцать оформленных по описи единиц – то есть все, какое было, жмурье,– кроме двух кастрюль с товарной станции, где неизвестного в течение дня переезжал туда-сюда маневровый электровоз.

Ограбление морга расследовала уже другая группа, поскольку первая, обвинив единственного теперь Пинчука в сговоре с целью сокрытия улик, тут же взяла его под арест и до вечера прятала от второй группы, которая лезла к нему со сговором с целью кражи.

Надо сказать, второе следствие было самым невезучим. Удалось раскрыть только то, что было видно и так: что дверь взломана при помощи кувалды и двух пожарных ломов (тут они и валялись), а сигнализация и холодильная установка выведены из строя путем замыкания в сети с помощью небольшого гвоздика (он тоже торчал) и что увоз жмурья осуществлен с применением транспортных средств, а гадко счастливый завхоз-завтруп, не досчитавшись грузовика, тут же указал – каких именно. И на этом следствие, собственно говоря, и прекратилось, потому что месячный лимит бензина пожгла та часть первой группы, которая искала квартиру 149 и шастала уже где-то вне зоны оперативной радиосвязи.

Само собою разумеется – хотя лейтенант Исламбеков врал про чутье,– что пешая и злая группа-2 совершенно случайно забрела под вечер на улицу Сталеваров, где работал уже третий отряд розыскников, созданный из гаишников, наспех и в некотором как бы замешательстве.

Шел 1985-й год.

Третье следствие и последствия

27 августа в 19 часов 30 минут (безусловно, это самое никудышнее место во всей истории, хотя Исламбеков считал, что ему повезло) из того же окна дома № 7 по улице Сталеваров выпал человек. Удивленный РОВД ответил даже сперва, что туда уже ездили, ездили уже, фиг ли? и поэтому третья группа прибыла с большим опозданием. Зато все остальное, как утверждали жители дома № 7 – вплоть до потерпевшего старикашки – было как вчера.

Действительно, пол, пижама, а также гвоздь и, в особенности, положение тела, которое точно вписывалось во вчерашний контур (повторять его пришлось синим мелком), могли бы навести на кое-какую параллель. Но, во-первых, посчитав случай.беспрецедентным, а во-вторых, не найдя никого из этих раздолбаев (то есть из группы I), третья группа повела дело по пути самостоятельному.

Прежде всего, выломав дверь и наблюдая в окно за исламбековцами, которые завидовали во дворе, следствие обнаружило, что до козырька, куда сбрякал трухлявый, как минимум, девять метров горизонтального лета. И отбросило линию окна как вовсе фуфло.

Потом – записка. В отличие от вчерашней карандашной, она была отстукана на морговской "Башкирии", которая вместо "Р" печатала мягкий знак, и сообщала, что пьедсмеьтное письмо находится в кваьтиье 18. Это было лучше, поскольку восемнадцатая – а не сто сорок девятая, как в первой редакции,– находилась под боком. По выламывании двери (жильцов из подхалимских соображений допрашивала во дворе группа Исламбекова) удалось добиться отрицательного результата – что, понятно, тоже результат,– и признать письмо неподтвердившимся, записку – фальшивой, а сам факт летучего старикашки несостоятельным в виду того, что ни одна сволочь его – факта – и не видела. Труп же, как к делу не относящийся, был подарен второй группе, которая провела его вчерашним и частично найденным Пинчуком, и зря, хотя – если взяться подводить итоги прямо отсюда – это все равно не имело уже никакого значения. И вот почему.

Явившись в морг на следующий день с утра, вторая группа ни с того ни с сего обнаружила все одиннадцать единиц пропажи плюс грузовик, что означало обалдеть какой процент раскрываемости. Правда, не хватало взятого на баланс Пинчука. Но его хотя бы на время можно было выклянчить из-под ареста у первой группы. А что касается неточностей (например, отсутствие ноги у одного плешивца, который в журнале значился без примет, или же сабельный шрам и явные усы на трупе с биркой "Антонина Сергеевна Потс") – их решено было обжаловать отдельно, рапортом на завтрупа.

Через двадцать минут Исламбеков уже откашливался у двери приемной. Трудно сказать, чего ждал он, но его ждал уже вывешенный приказ срочно выехать в Амурскую область начальником рыбинспекции, а приказ по прочтении сжечь. Исламбеков не знал, что старший группы номер три уже с утра был поощрен переводом в Житомирскую ОБХСС, а все остальные участники следствия (за исключением старшего первой группы, который, будучи в Кобулети на розыске Венценосова, получил телеграмму оставаться там до распоряжений, сменив фамилию),– все участники всех трех следствий – постовыми, охотоведами и даже председателями общества книголюбов – в 24 часа были рассеяны по лицу Родины, напоминая о себе затем лишь в сообщениях о несчастных случаях.

Отчего финал выдался таким резким, можно только догадываться. Остается сказать, что чуть поздней возник слух про какую-то якобы группу номер четыре, которая, чтоб догадываться было сложней, занялась сперва так называемой инвентаризацией следственных материалов, а потом – жителями дома № 7, потому что еще около месяца все взрослое население дома, скликая детей и сбиваясь в толпу по вечерам, обещало друг дружке, что сегодня-то – блин буду! – сбрякает точняк. Но поскольку дом № 7 почти сразу прихлопнули ремонтом, капитальным ремонтом, все слухи про четвертую группу слухами, видимо, и были. Причем недолго.

На нижней площадке так воняло мочой, что Клавдий зажмурился. Он подумал, что опять ошибся. Но, переступая всякое, что не удавалось разглядеть, он поднялся на площадку второго этажа. Здесь запах был попрозрачней, и тюремная лампочка, забранная под проволоку, рисовала на стенах переплетения, а лохматая куча, которую он принял за ворох листьев, оказалась ворохом траурных венков.

– "рищей по оружию", – прочитал Клавдий.– Порядок…

Человек с двустволкой, который спал, зарывшись в венки, молча поднял голову и так же молча показал кулак.

– Вам что, нехорошо? – спросил Клавдий.

– А-у-у-тя есть? – плывучим голосом выговорил тот.

– Ну… не с собой. А стучаться тут – куда? А? Эй!

– Стучаться тут сюда,– пробормотал человек и ткнулся лицом в бумажные заросли.

Но Клавдий уже сам определился с дверью. Это была ближайшая дверь, и за ней слышался характерный сап, который испускают у замочной скважины, стараясь делать это беззвучно.

– Добрый день,– сказал Клавдий.

– Чего надо? – сразу откликнулись из-за двери.– Степан, че ему? Гони его! У-у, за-ра-за! Степан!

– Он, вообще-то, спит,– сказал Клавдий.– И, кажется, разговелся.

– А не твое хоречье дело,– помолчав, ответила дверь.– Ну спит и спит. А ты не лезь. Че лезешь-то?

– К Леггорну Тимофеевичу.

– Дерьма-го… А он тя звал?

– Да нет, я по делу.

– По де-елу!..– передразнила дверь.– Како-тако больно дело-то, когда пенсия… Иль из собеса, что ль? У-у, зараза! Разогнать энтот собес…– не переставая гудеть, дверь защелкала запорами, и в проем из темноты выглянула старушачья голова в стальных очках.– Ишь, дерьма-то сколь,– сказала она, подробно оглядев Клавдия.– По делу… Как пенсия – враз по делу забегали, отвагу кажут. Делуны. Раньше-то, небось, вперед подумал, куды пресся, рыло суконное… У, гад! – старуха вдруг сильно пихнула валенком в кучу венков, где спал Степан, и, прихватив Клавдия за плечо, втиснула его между собой и косяком, быстро обшлепав все карманы, а затем – громкой дверью оборвав свет.

Через несколько секунд он вспыхнул опять, но это был уже совсем другой свет, какой – после коридорной непроглядности и чужого сопения из тьмы – дают разом распахнутые дверные створки.

– Папаня! – оглушительно гаркнула старуха.– По делу! Из собеса!

И Клавдий понял, что его втолкнули в какой-то зал.

Вполне возможно, это был спортивный зал. Потому что сперва он различил окна, их было шесть, по три с каждой стороны, и сквозь металлическую сеточку в каждое из них ломился тот самый великолепно яркий и синий день, который он оставил на крыльце подъезда. Сеточка, впрочем, была похожа на кроватную.

У дальней стены на двух табуретках стоял зеленый теннисный стол, нацеленный прямо на дверь, за столом – большое кресло, а над креслом – в строгой раме, строго и требовательно щурясь на входящего, висели три васнецовские богатыря.

Все это было так велико и так просторно пронизано солнцем, что человека за столом Клавдий заметил в самую последнюю очередь. Правда, человек был скорее человечком, а еще точнее – симпатичным лысеньким уродцем, который едва проглядывался из-за стола, но зато держал перед собой телефонную трубку без провода и делал вид, что ищет в стопке нарезанных газет какую-то нужную бумагу или даже постановление.

– Здравствуйте, Леггорн Тимофеевич,– сказал Клавдий. Его поразили уши старичка: в отличие от головы, они были пушистыми и очень белыми.– Я к вам по делу.

– По делу Исабе-еса? – вдруг заулыбавшись, пропел старичок.– Не-ет. Я не вел дела Исабе-еса…

– А дело Пинчука? – сходу откликнулся Клавдий.

– А дело Пинчука? Не-ет. Я не вел дела Пинчука…

– Но вы же его курировали?

– Как? – старичок оттопырил ухо, и сделалось похоже, будто он скомкал в горсти заячий хвостик.

– Вы же курировали!

– Курировали,– кивнул старичок.– Да-а. Давно. Мы Беломор курировали.

– Как – Беломор? Вы курировали Беломор?

– Да-а. Мы много курировали. И Север курировали. А когда нечего было курировать – махорку курировали. Да-а. А потом бросили курировать,– сказал старичок и погрустнел.– Потому что курировать – вредно…

Клавдий испытующе посмотрел ему в глаза. Но там – как в лужице после весеннего дождика – не было ничего, кроме синей прозрачности, такой легкой и летучей, что Клавдию показалось на маленькое мгновение, будто, минуя череп и стену за черепом, он выглянул насквозь, в день.

– Свидание окончено! – зазвенел старичок.

– Будь здоров,– буркнул Клавдий.

Так еще раз завершилось следствие, завершенное семь лет назад.