"Ловушка" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава 2

— Это моя вина, — сказал Ричер.

Кристал покачала головой.

— Не ты убил этого человека, — возразила она, потом резко подняла голову. — Или ты?

— Его убили из-за меня, — сказал Ричер. — Так что разница?

Бар закрылся в час ночи, и они сидели рядом на стульях около пустой сцены. Свет погасили, музыка не играла. В баре царила тишина, если не считать гудения кондиционера, который работал на четверть мощности, отправляя в ночной воздух Ки-Уэста застоявшийся запах табака и пота.

— Мне следовало ему сказать, — проговорил Ричер. — Следовало сказать: «Да, я Джек Ричер». Тогда он сообщил бы мне то, что должен был сообщить, вернулся бы домой, а я мог бы проигнорировать его слова. Мне бы хуже не стало, а он остался бы жив.

Кристал надела белую футболку. И больше ничего. Футболка была длинная, но недостаточно, и Ричер старался на нее не смотреть.

— Почему ты так переживаешь? — спросила она.

Самый обычный вопрос для Ки-Уэста. Они здесь не бездушные и холодные, просто им трудно понять, как можно переживать из-за чужого человека, приехавшего из чужой страны. Ричер посмотрел на нее и сказал:

— Я чувствую свою ответственность.

— Нет, ты чувствуешь себя виноватым, — возразила она.

Он кивнул.

— Это неправильно, — продолжала она. — Ты его не убивал.

— А есть разница? — снова спросил он.

— Конечно есть, — заявила она. — Кем он был?

— Частным детективом, который искал меня.

— Зачем?

Ричер покачал головой.

— Понятия не имею.

— А те два типа были с ним?

— Нет, они его убили, — сказал он.

— В самом деле? — удивленно взглянув на него, спросила Кристал.

— Я так думаю, — пояснил Ричер. — Я уверен, что они были не с ним. Они моложе и богаче. Ты видела их костюмы? Не похоже, что они его подчиненные. Да и вообще он показался мне человеком, который работает в одиночку. Значит, эту парочку прислал сюда кто-то другой, возможно, за ним, чтобы выяснить, что он тут делает. Может быть, он наступил на мозоль кому-нибудь на севере, устроил проблемы. И они отправились за ним в Ки-Уэст. Они его нашли и заставили сказать, кого он тут искал. И тогда они заявились к нам.

— Они убили его, чтобы узнать твое имя?

— Похоже на то, — сказал он.

— Ты расскажешь все это полиции?

Еще один характерный для Ки-Уэста вопрос. Привлечение копов к любому делу являлось темой долгих и серьезных дебатов.

— Нет, — ответил Ричер.

— Они узнают, кто он такой и что здесь делал, и станут искать тебя.

— Не сразу, — сказал он. — На теле никаких документов. Отпечатки пальцев они снять не смогут. Пройдет несколько недель, прежде чем они разберутся, кто он такой.

— И что ты собираешься делать?

— Попытаюсь отыскать миссис Джейкоб, — проговорил он. — Его клиентку. Она меня ищет.

— Ты ее знаешь?

— Нет, но хочу найти.

— Зачем?

Ричер пожал плечами.

— Я должен знать, что происходит.

— Зачем? — снова спросила Кристал.

Ричер встал и посмотрел на нее в зеркало, висящее на стене. Неожиданно он почувствовал, что его охватывает беспокойство и он готов немедленно вернуться в реальную жизнь.

— Ты знаешь зачем, — ответил он. — Убили человека, и его смерть имеет какое-то отношение ко мне, значит, меня втянули в это дело, понимаешь?

Кристал вытянула голую ногу и положила на стул, с которого он встал. Она рассматривала его чувство причастности ко всему случившемуся как некое необычное хобби. Вполне законное, но странное, вроде народных танцев.

— И как ты собираешься это выяснить? — спросила она.

— Найду его офис, — ответил Ричер. — Может быть, у него есть секретарша. Наверняка имеются разные там бумаги и записи. Номера телефонов, адреса, договора с клиентами. Миссис Джейкоб, скорее всего, была его последней клиенткой. Значит, папка с ее делом лежит на самом верху.

— И где же находится его офис?

— Не знаю, — сказал он. — Судя по его акценту, где-то в Нью-Йорке. Я знаю его имя, мне известно, что он бывший полицейский. Бывший полицейский Костелло, примерно шестидесяти лет. Найти его будет не слишком трудно.

— Он был полицейским? — спросила она. — С чего ты взял?

— Как правило, частными сыщиками становятся полицейские, ушедшие на пенсию. Они рано уходят в отставку, денег у них не много, поэтому они открывают собственное агентство из одного человека, которое занимается всем подряд: разводами, поиском пропавших людей и тому подобное. Кроме того, у него была информация из моего банка. Очень подробная. Получить ее он мог, только попросив об услуге старого приятеля, еще работающего в полиции.

Кристал улыбнулась, и Ричер увидел, что ей стало интересно. Она встала и подошла к стойке бара, остановившись рядом с ним так, что их бедра соприкасались.

— Откуда ты знаешь про все эти запутанные штуки?

Ричер несколько мгновений слушал шорох кондиционера, потом сказал:

— Я сам был следователем. Военная полиция. Тринадцать лет. И у меня неплохо получалось. Так что симпатичная мордашка не единственное мое достоинство.

— Не льсти себе насчет мордашки, в ней нет ничего особенного, — засмеялась Кристал. — Когда отправляешься?

Он огляделся по сторонам.

— Думаю, прямо сейчас. Из Майами наверняка есть какой-нибудь ранний рейс.

Кристал снова улыбнулась, на этот раз осторожно.

— А как ты собираешься попасть в Майами? — спросила она. — Уже ночь.

Ричер уверенно улыбнулся ей в ответ.

— Ты меня отвезешь, — сказал он.

— А время одеться у меня есть?

— Только туфли.

Они прошли в гараж, где стоял ее старый «порше», открыли дверь, она скользнула в машину и завела двигатель. Они проехали полмили на север до его мотеля.

Кристал вела машину медленно, чтобы масло прогрелось. Большие колеса то и дело натыкались на ямы и неровности старой дороги. Кристал остановилась около неоновой вывески над входом в мотель и осталась сидеть за рулем, не выключая двигателя, чтобы он не заглох. Ричер открыл дверь, но тут же осторожно ее прикрыл.

— Поехали, — сказал он. — Там нет ничего такого, что я хотел бы забрать.

В свете, падающем от приборной доски, он видел, как она кивнула.

— Ладно, тогда пристегнись, — велела она ему.

Они медленно проехали по городу, потом по Северной Рузвельт-драйв, затем Кристал проверила показания приборов и повернула налево, на шоссе. Включила радар, вжала педаль в коврик, и Ричера придавило к кожаному сиденью, словно он покидал Ки-Уэст на борту боевого истребителя.

Всю дорогу на север до Ки-Ларго спидометр показывал трехзначную цифру, и Ричер получал настоящее удовольствие от езды. Кристал отлично управлялась со своей машиной. Ловкими, экономными движениями она переключала скорости, заставляя мотор ровно урчать, удерживая крошечную машинку посередине полосы и умело используя силу, возникающую при повороте. Она улыбалась, и свет от приборной доски озарял ее безупречное лицо. Управлять «порше» на большой скорости не просто. Тяжелый двигатель находится у задней оси и в любой момент может превратиться в обезумевший маятник, захватив врасплох зазевавшегося водителя. Но Кристал делала все правильно, и они мчались вперед, точно на сверхзвуковом самолете.

Потом запищал радар, и примерно в миле впереди появились огни Ки-Ларго. Кристал резко сбросила скорость, проскочила город, снова вжала педаль акселератора в пол, и они понеслись дальше сквозь ночь. Уверенный поворот налево, через мост, и на север в сторону городка под названием Хоумстед, пристроившегося на ровной плоской дороге, проложенной на болоте. Потом новый поворот, направо, и вот они уже мчатся по шоссе на огромной скорости, радар установлен на максимум. Они прибыли в аэропорт Майами около пяти часов утра. Кристал остановилась на парковке и, не выключая двигателя, стала ждать, что будет дальше.

— Спасибо, что подвезла, — сказал Ричер.

Она улыбнулась.

— Я получила удовольствие, — ответила она. — Можешь мне поверить.

Он открыл дверцу, но остался сидеть, глядя куда-то вперед.

— Ладно, думаю, мы еще увидимся, — проговорил он.

Кристал тряхнула головой.

— Нет, не увидимся, — сказала она. — Парни вроде тебя никогда не возвращаются. Ты уедешь и не вернешься.

Ричер некоторое время сидел в уютном тепле ее машины. Двигатель тихонько ворчал, глушитель равномерно стучал, охлаждаясь. Кристал наклонилась к Ричеру, отпустила сцепление и поставила машину на первую передачу, чтобы было удобнее, затем просунула руку ему под голову и крепко поцеловала в губы.

— До свидания, Ричер, — сказала она. — Я рада, что мне наконец удалось узнать твое имя.

Он поцеловал ее в ответ, так же крепко, долгим поцелуем.

— А тебя как зовут? — спросил он.

— Кристал, — ответила она и рассмеялась.

Он засмеялся вместе с ней и вышел из машины. Кристал потянулась к дверце с его стороны, закрыла ее и умчалась прочь. Ричер стоял на тротуаре и смотрел ей вслед. Она повернула перед автобусом, который принадлежал отелю, и скрылась из виду. Вместе с ней, словно след выхлопа ее машины, исчезли три месяца его жизни.

В пять часов утра исполнительный директор лежал на своей кровати без сна и смотрел в потолок. Его совсем недавно покрасили, как и весь дом, находившийся в пятидесяти милях к северу от Нью-Йорка. Исполнительный директор заплатил художникам по интерьеру больше, чем его служащие зарабатывали за целый год. На самом деле он им не платил. Он провел счета через свой офис, и их оплатила компания. Этот расход значился в секретных электронных таблицах и являлся частью семизначной суммы, которая шла на содержание дома. Семизначная цифра в графе «дебет» тянула его бизнес на дно, как тяжелый груз — корабль. Как последняя капля воды, переполняющая чашу.

Его звали Честер Стоун. Его отец и дед тоже носили имя Честер Стоун. Это дело основал его дед в те времена, когда электронные таблицы назывались бухгалтерскими книгами и их писали от руки самой обычной ручкой. Правая сторона бухгалтерских книг его деда, та, где значился кредит, производила впечатление. Его дед был часовщиком, который почти сразу понял, какой популярностью будет пользоваться кино. Благодаря своему знанию шестеренок и сложных маленьких механизмов он построил проектор. Первый Честер Стоун взял в партнеры человека, который смог организовать поставки оптики из Германии. Вместе они подмяли под себя рынок и сделали огромные состояния. Его партнер умер молодым и не оставил наследников. В Америке начался настоящий бум кино. Появились сотни кинотеатров. Сотни проекторов. Потом десятки тысяч. Затем звук. «Синемаскоп»[2]. И громадные суммы в графе кредит.

Потом появилось телевидение. Кинотеатры начали закрываться, а те, что продолжали работать, цеплялись за старое оборудование, пока не умирали. Его отец, Честер Стоун II, встал во главе компании. Начал расширять ее возможности. Сообразил, что пришло время любительского кино и восьмимиллиметровых проекторов. Яркая эра «Кодахрома». Запрудер[3]. Новый завод-изготовитель. Огромные прибыли, сделанные на медленной широкой ленте первых компьютеров «Ай-би-эм».

А потом вернулось кино. Его отец умер, и Честер Стоун III встал у руля, когда повсюду появились мультиплексы. Четыре проектора, шесть, двенадцать, шестнадцать, пятидорожечные ленты, система Долби, цифровое Долби. Богатство и успех. Брак. Переезд в особняк. Машины.

Дальше возникло видео. Любительские восьмимиллиметровые фильмы ушли в небытие. Возникла ожесточенная ценовая конкуренция со стороны новых предприятий в Германии, Японии, Корее и Тайване, поставивших перед собой цель отобрать у него бизнес. Отчаянные поиски чего-то, что можно изготавливать из листового металла на прецизионных станках. Хотя бы чего-нибудь. Жуткое осознание того, что механические приспособления — это вчерашний день. Бурный рост рынка транзисторных микрочипов, запоминающих устройств, игровых консолей. Огромные прибыли от устройств, о производстве которых Стоун не имел ни малейшего представления. Растущий дефицит в таблицах, хранящихся в его компьютере.

Рядом с ним пошевелилась во сне жена, потом заморгала и открыла глаза, повертела головой, сначала взглянула на часы, затем на мужа. Увидела, что он уставился в потолок.

— Не спишь? — тихо спросила она.

Он не ответил, и она отвернулась. Ее звали Мэрилин. Мэрилин Стоун. Они были женаты уже давно. Настолько давно, что она не нуждалась в словах. Она все знала.

Ей не требовались детали и доказательства, не нужно было принимать участие в обсуждении происходящего, она и без того все понимала. Каким образом? У нее были глаза и голова. С тех пор как она видела продукцию предприятий своего мужа, горделиво красующуюся на полках магазинов, прошло много времени. И очень много времени прошло с тех пор, как кто-нибудь из владельцев мультиплекса приглашал их на обед, чтобы отпраздновать новый большой заказ. И много времени с тех пор, как Честер спал целую ночь, с вечера до утра. Вот почему она все знала.

Но ей было все равно. В бедности и богатстве, так она говорила, и не просто говорила, а искренне имела это в виду. Богатым быть хорошо, но бедность тоже не обязательно должна стать катастрофой. Впрочем, они никогда не будут по-настоящему бедны, как некоторые люди. Можно продать проклятый дом, ликвидировать бизнес, и их жизнь все равно останется намного комфортабельнее, чем она когда-либо могла мечтать. Они еще молоды. Ну, не молоды, но и не совсем старики. Здоровы. У них полно разных интересов. И они принадлежат друг другу. А Честера стоило иметь в качестве мужа. Седой, но стройный, сильный и энергичный. Она любила его. Он любил ее. Ее тоже стоило иметь в качестве жены. Сорок с небольшим, но в душе ей двадцать девять. По-прежнему изящная, натуральная блондинка, по-прежнему возбуждающая. Она обожала приключения. Ее стоило иметь — во всех смыслах этой фразы. Все будет хорошо. Мэрилин вздохнула и повернулась на другой бок, устроилась поудобнее и уснула в половине шестого утра, а ее муж продолжал тихо лежать рядом с ней и молча смотреть в потолок.

Ричер стоял у выхода на посадку и вдыхал спертый воздух, а его великолепный загар отсвечивал желтым в искусственном свете. Он прислушивался к десяткам разговоров на испанском и поглядывал на телевизионный монитор. Нью-Йорк стоял в списке первым, как он и предполагал. Первый рейс, «Дельта», в аэропорт Ла Гуардиа через Атланту, отправлялся через полчаса. Второй, «Мексикана», — на юг. Третий, «Юнайтед», тоже в Ла Гуардиа, прямой рейс, через час. Ричер выбрал его и подошел к стойке, где продавали билеты. Спросил, сколько стоит билет в одну сторону. Кивнул и отошел.

Затем он отправился в туалет и остановился перед зеркалом, вытащил из кармана свернутые в трубочку деньги и набрал стоимость билета самыми мелкими купюрами. Застегнул рубашку до самого верха и пригладил ладонью волосы. Вышел и направился к стойке «Дельты».

Билет стоил столько же, сколько и в «Юнайтед». Он знал, что так и будет. Так всегда бывает. Он отсчитал деньги, однодолларовые купюры, десятки и пятерки, и девушка взяла их, разгладила и разложила по порядку в ящички кассы.

— Ваше имя, сэр? — спросила она.

— Трумэн, — сказал Ричер. — Как у президента.

Девушка никак на это не отреагировала. Видимо, родилась за границей во время последних лет правления Никсона или в первые годы Картера. Ричеру было все равно. Он родился за границей, когда президентом стал Кеннеди. И не собирался ничего говорить. Для него Трумэн тоже был древней историей. Девушка напечатала имя, и сразу появился билет. Она положила его в конверт с изображением красно-голубого глобуса, но тут же вытащила.

— Я могу вас зарегистрировать прямо сейчас, — сказала она.

Ричер кивнул. Оплата авиабилета наличными, в особенности в международном аэропорту Майами, могла стать проблемой из-за борьбы с наркотиками. Если бы Ричер подошел к стойке и достал из кармана пачку сотенных бумажек, девушка нажала бы на маленькую секретную кнопку на полу. Затем она принялась бы возиться с оформлением билета до тех пор, пока не появилась бы полиция. Копы, увидев высокого крупного парня с роскошным загаром и пачкой наличных, мгновенно приняли бы его за курьера. Их главная задача, естественно, состоит в том, чтобы отслеживать передвижение наркотиков, но и денег тоже. Они не позволили бы положить эти деньги в банк, не позволили бы беспрепятственно тратить их. По их представлениям, нормальный гражданин должен пользоваться пластиковой карточкой, если хочет сделать серьезную покупку. Или путешествовать. А уж в аэропорту за двадцать минут до отлета без карточки просто не обойтись. Такие установки привели бы к задержке, препирательствам и необходимости заполнять кучу бумаг — трем вещам, которых Ричер всегда старался избегать. Поэтому он решил соблюдать осторожность. Он изображал из себя парня, который не может завести себе кредитную карту, даже если очень хочет, этакого простого рабочего с кучей долгов и проблем. Наглухо застегнутая рубашка и то, как он осторожно перебирал купюры, сделали свое дело. Он выглядел смущенным и растерянным. И служащие за стойкой тут же встали на его сторону. Они получали гроши и вели собственную войну с кредитными карточками. Они видели перед собой человека, оказавшегося даже в худшем, чем они, положении, и их инстинктивной реакцией стало сочувствие, а не подозрительность.

— Выход В-шесть, сэр, — сказала девушка. — Я дала вам место у окна.

— Спасибо, — поблагодарил ее Ричер.

Он подошел к выходу и через пятнадцать минут сидел в самолете, мчавшемся по взлетной полосе, и испытывал почти то же самое, что пережил в «порше» Кристал, если не считать того, что ему некуда было вытянуть ноги, а место рядом пустовало.

Честер Стоун сдался в шесть часов. Он отключил будильник на полчаса раньше и осторожно выбрался из кровати, чтобы не разбудить Мэрилин. Сняв халат с крючка в ванной, он спустился на кухню. Завтракать ему не хотелось, и он выпил кофе, а потом отправился в душ в гостевую комнату, где мог шуметь сколько угодно. Он хотел, чтобы Мэрилин спала и чтобы не знала, что он спать не может. Она просыпалась каждую ночь, спрашивала, почему он не спит, но потом больше об этом не говорила, и он решил, что утром она просто ничего не помнит или думает, что ему приснился плохой сон. Он был совершенно уверен, что Мэрилин ничего не знает. И его это радовало, потому что он не хотел, чтобы жена разделяла его беспокойство и тревогу.

Он побрился, встал под душ и принялся размышлять о том, что наденет и как следует себя вести. Правда заключалась в том, что ему придется буквально встать на колени перед этим типом. Перед тем, кто даст ему последнюю надежду. И шанс на спасение. Этот человек держал его будущее в своих руках. И как же с ним разговаривать? Только не на коленях. Так дела не делают. Если ты не скрываешь, что тебе отчаянно необходим заем, ты его никогда не получишь. А вот если ведешь себя так, будто он тебе не слишком-то и нужен, тогда тебе его преподнесут на блюдечке. Словно для тебя это не имеет особого значения, словно ты еще не решил окончательно, стоит ли позволить заимодавцу встать на одну с тобой доску и получить маленькую долю огромных, восхитительных прибылей, которые приносит твое предприятие. Словно главная твоя проблема состоит в том, чтобы решить, чье предложение принять к рассмотрению.

Конечно же, белая рубашка и не слишком яркий галстук. Но какой костюм? Итальянский, наверное, будет слишком кричаще. Не «Армани». Он должен выглядеть как солидный человек. Достаточно богатый, чтобы купить себе дюжину «Армани», но слишком серьезный, чтобы даже подумать об этом. Слишком серьезный и слишком занятый решением важных проблем, чтобы тратить время на магазины на Мэдисон-авеню. Честер Стоун решил, что в данном случае ключевым словом будет «наследственность». Три поколения успешных бизнесменов и династический подход к одежде. Ну, как будто его дед отвел отца к своему портному и познакомил его с ним, затем отец отвел к нему его самого. Он вспомнил о своем костюме от «Брукс бразерс». Старый, но выглядит великолепно, в приглушенную клетку, немного слишком теплый для июня. Подойдет ли «Брукс бразерс» для умного двойного блефа, который он задумал? Вроде как хочет сказать своему собеседнику: «Я богат и успешен, и мне совершенно все равно, что носить». Или он будет выглядеть в нем как человек, у которого серьезные проблемы?

Честер Стоун снял костюм с вешалки и приложил к себе. Классический, но немодный. Да, Стоун будет выглядеть в нем как человек, у которого очень серьезные проблемы. Он убрал костюм обратно в шкаф. Попробовал элегантный серый костюм из Лондона. Отлично. Из зеркала на него смотрел состоятельный джентльмен, мудрый, обладающий вкусом, абсолютно надежный. Он выбрал галстук с легким намеком на рисунок и пару великолепных черных ботинок. Надел все это и принялся изучать свое отражение в зеркале. Лучше не придумаешь. С такой внешностью он почти мог бы себе доверять. Стоун допил кофе, промокнул губы и тихонько прошел в гараж. Сел в свой «бенц» и в шесть сорок пять уже мчался по пустой Меррит-паркуэй.

Ричер провел на земле Атланты пятьдесят минут, затем его самолет снова взлетел и направился на северо-восток, в сторону Нью-Йорка. Над Атлантикой сияло солнце, оно заглядывало в окна по правому борту, заливая салон холодным сиянием рассвета на большой высоте. Ричер пил кофе. Стюардесса предложила ему воду, но он попросил кофе. Напиток оказался густым и черным, и Ричер не стал добавлять в него молоко. Кофе был ему нужен, чтобы подпитать мозг и попытаться вспомнить, кто такая, черт подери, эта миссис Джейкоб. И почему она наняла Костелло искать его по всей стране.

Вскоре они подлетели к аэропорту Ла Гуардиа, и Ричеру понравилась картина, представшая его глазам. Медленные, ленивые круги над Манхэттеном, залитым ярким утренним солнцем. Как в миллионе фильмов, которые ему довелось видеть, только без музыки. Самолет начал снижаться, под ним проносились высокие здания, окрашенные солнцем в золотистые тона. Башни-близнецы Всемирного торгового центра. Эмпайр-стейт-билдинг. Его любимый Крайслер-билдинг. Здание корпорации «Ситигруп». А потом они сделали круг и направились к северному берегу Куинса и на посадку. Здания Мидтауна на противоположном берегу реки пронеслись мимо окон, когда они свернули и покатили по терминалу.

Встреча была назначена на девять часов. Честера Стоуна это раздражало. Не само время. Девять часов — разгар рабочего дня для большинства компаний, расположенных на Манхэттене. Его раздражал и выводил из равновесия сам факт встречи. Честеру Стоуну уже много лет никто не назначал никаких встреч. Он вообще не мог вспомнить, случалось ли с ним когда-нибудь такое. Возможно, его деду в первые годы существования компании и приходилось ходить на деловые встречи. Но с тех пор все изменилось. У каждого из трех Честеров Стоунов был секретарь, который записывал посетителей на прием в удобное для босса время. Зачастую посетителям приходилось ждать по нескольку дней, прежде чем в чрезвычайно плотном графике появлялось окошко, но и в этом случае они проводили в приемной не один час. А сейчас все обстояло иначе. И это ужасно злило Честера Стоуна.

Он приехал раньше, потому что очень нервничал. Он провел в своем кабинете сорок минут, прокручивая разные варианты. Их не осталось. Как ни крути, от успеха его отделяли один миллион сто тысяч долларов и шесть недель. И это просто душило его. Потому что это был не эффектный крах и не полная катастрофа, а взвешенный и реалистичный ответ на состояние дел, которое было почти в порядке. Почти, но не совсем. Вроде почти удачного удара по мячу в гольфе, когда мяч не докатывается до лунки всего на дюйм. Очень близко, но все же недостаточно близко.

В девять часов утра Всемирный торговый центр представляет собой шестой по величине город штата Нью-Йорк. Он больше Олбани. Всего шестнадцать акров земли, но днем его «население» составляет сто тридцать тысяч человек. Пока Честер стоял на площади, людской поток обтекал его со всех сторон — так, наверное, его дед мог стоять по колено в реке Гудзон. Из окна своего кабинета Честер был свидетелем того, как земляная насыпь отвоевала территорию у воды и громадные башни вознеслись к самым небесам, прочно устроившись на осушенном дне реки.

Он посмотрел на часы и вошел внутрь. Поднялся на лифте на восемьдесят восьмой этаж и шагнул в тихий пустой коридор. Узкий, с низким потолком. Закрытые двери офисов с маленькими прямоугольными окошками из армированного стекла. Он нашел нужную дверь, заглянул в окошко и нажал на кнопку звонка. Щелкнул замок, и он оказался в приемной, самой обычной, на удивление простой. За отделанной бронзовыми пластинами деревянной конторкой — намек на богатство хозяина кабинета — сидел секретарь. Честер Стоун выпрямил спину и направился прямо к нему.

— Честер Стоун, — твердым голосом представился он. — У меня на девять часов назначена встреча с мистером Хоби.

Секретарь-мужчина стал для него первым сюрпризом. Он ожидал увидеть женщину. Но на этом сюрпризы не закончились. Его сразу же провели в кабинет, не заставив ждать в приемной. Он думал, что ему придется долго сидеть на неудобном стуле перед дверью. Сам он поступил бы именно так. Если бы к нему явился человек, оказавшийся в отчаянном положении и рассчитывающий получить заем, он заставил бы его помучиться перед своим кабинетом хотя бы минут двадцать. Это же чистой воды психология.

Кабинет оказался очень большим, и Честер сразу понял, что часть стен просто убрали. Внутри было темно. Одна стена представляла собой громадное окно, закрытое вертикальными жалюзи с узкими щелями. Большой рабочий стол, напротив него три дивана, составляющие прямоугольник. По краям диванов торшеры. Посередине на ковре огромный кофейный стол из стекла и бронзы. Все вместе очень похоже на гостиную в витрине мебельного магазина.

За столом сидел мужчина. Честер отправился в долгий путь к нему. Прошел между диванами, обогнул кофейный стол, остановился перед письменным столом и протянул правую руку.

— Мистер Хоби? Я Честер Стоун, — сказал он.

Человек, сидевший за столом, сильно обгорел, и все его лицо с одной стороны было покрыто шрамами. Оно было чешуйчатым, как кожа рептилии. Стоун в ужасе отвернулся, но все равно видел его краем глаза. Оно напоминало обгоревшую куриную лапу, неестественно розовую. Там, где заканчивался лоб и начиналась линия волос, никаких волос не было, дальше шли какие-то жесткие клочья, которые постепенно превращались в нормальные волосы. Правда, седые. Шрамы были жесткими и выпуклыми, но на здоровой стороне лица кожа осталась мягкой и морщинистой. Честер решил, что ему лет пятьдесят или пятьдесят пять. Хоби сидел на плотно придвинутом к столу стуле, положив руки на колени. Стоун стоял, усилием воли заставив себя смотреть на диковинного человека, его правая рука нависла над столом.

Очень неприятный момент. Нет ничего более унизительного, чем стоять с протянутой рукой, когда твой жест игнорируют. Довольно глупо продолжать так стоять, но еще хуже — убрать руку. Поэтому он решил ждать, когда мистер Хоби ответит на его рукопожатие. Неожиданно тот пошевелился, оттолкнулся от стола левой рукой и вытащил правую, чтобы поздороваться со Стоуном. Только это была не рука, а металлический крюк, который торчал из манжета. Не искусственная рука или сложный протез, а самый обычный крюк в форме заглавной буквы J, сделанный из сверкающей нержавеющей стали и отполированный до блеска. Стоун собрался было его пожать, но тут же убрал руку и замер на месте. По здоровой стороне лица мистера Хоби промелькнула мягкая улыбка, словно его совсем не обидело поведение Стоуна.

— Меня называют Крюк Хоби, — сказал он и сел со строгим выражением на лице, подняв свой крюк вверх, словно экспонат для изучения.

Стоун сглотнул и попытался успокоиться. На мгновение у него мелькнула мысль предложить для рукопожатия левую руку. Он знал, что некоторые люди так поступают. У его дяди был удар, и последние десять лет своей жизни он всегда протягивал левую руку для рукопожатия.

— Присаживайтесь, — предложил Крюк Хоби.

Стоун с благодарностью кивнул и, сделав несколько шагов назад, уселся на край дивана. Он оказался боком к столу, но радовался уже тому, что можно чем-то заняться. Хоби посмотрел на него и положил руку на стол. Крюк ударил о деревянную поверхность с глухим металлическим стуком.

— Вы хотите взять взаймы, — сказал Хоби.

Обожженная сторона его лица не двигалась, она была толстой и жесткой, как спина крокодила. Внутри у Стоуна все сжалось, и он посмотрел на кофейный столик. Затем кивнул и принялся разглаживать брюки на коленях. Снова кивнул и попытался вспомнить свой план действий.

— Мне нужно залатать дыры, — сказал он. — Шесть недель, один миллион сто тысяч долларов.

— Банк? — спросил Хоби.

Стоун уставился в пол. Столешница была из стекла, а под ней лежал ковер с великолепным узором. Стоун с умным видом пожал плечами, словно хотел вместить в этот простой жест целых сто пунктов тайной стратегии бизнесмена, имеющего дело с человеком, которого он даже подумать не может оскорбить предположением, будто тот о них не знает.

— Я предпочитаю к ним не обращаться, — сказал он. — Разумеется, у нас есть заемное соглашение, но я получил выгодный процент на основании того, что это фиксированная сумма и фиксированный срок, без дополнительных условий. Надеюсь, вы понимаете, что мне не хочется нарушать нашу договоренность из-за такой небольшой суммы.

Хоби пошевелил правой рукой, и крюк заскрежетал по дереву.

— Все это ерунда, мистер Стоун, — тихо сказал он.

Стоун ничего не ответил, он прислушивался к скрежету крюка.

— Вы служили? — спросил его Хоби.

— Что, простите?

— В армии были? Во Вьетнаме?

Стоун с трудом сглотнул. Вот откуда ожоги и крюк.

— Нет, — сказал он. — У меня была отсрочка из-за колледжа. Я очень хотел туда попасть, разумеется, но к тому моменту, когда я получил диплом, война закончилась.

Хоби едва заметно кивнул.

— Я там был, — сообщил он. — И один из уроков, которые я там получил, заключается в важности сбора сведений. Я применяю его в своем бизнесе.

В темном офисе повисло молчание. Стоун кивнул, повернул голову и посмотрел на край стола. Изменил свой первоначальный план.

— Ладно, — сказал он. — Надеюсь, вы не станете винить меня за то, что я попытался сделать вид, будто у нас все не так уж плохо.

— Вы практически по уши в дерьме, — сказал Хоби. — На самом деле вы платите своему банку самый высокий процент, и новый заем вам ни за что не дадут. Однако вы неплохо справляетесь, пытаясь выбраться из ситуации, в которой оказались. Вам это почти удалось.

— Почти, — согласился с ним Стоун. — Нам нужно шесть недель и один миллион сто тысяч долларов.

— Как и все люди, я специализируюсь на определенных делах, — проговорил Хоби. — На делах вроде вашего. Когда у солидных предприятий возникают временные и ограниченные проблемы дефицита. Проблемы, которые не могут решить банки, потому что они специализируются в других областях, иными словами, лишены воображения и отличаются невероятной тупостью.

Он снова пошевелил крюком, и тот заскрежетал по поверхности дубового стола.

— У меня вполне разумные цены, — продолжал он. — Я не ростовщик. Речь не идет о ста процентах. Думаю, я смогу одолжить вам требуемую сумму под шесть процентов на шесть недель.

Стоун снова провел ладонями по коленям брюк. Шесть процентов на шесть недель? Сколько это в год? Почти пятьдесят два. Он возьмет один миллион сто тысяч сейчас, а через шесть недель полностью его вернет плюс шестьдесят шесть тысяч долларов. Одиннадцать тысяч в неделю. Да, не ростовщические условия. Однако близко к тому. Но, по крайней мере, Хоби не отказал в займе.

— А как насчет гарантий? — спросил Стоун.

— Я возьму акциями, — ответил Хоби.

Стоун заставил себя поднять голову и посмотреть на него. Видимо, это своего рода проверка? Он с трудом сглотнул и решил, что сейчас, когда дело уже почти сделано, нужно быть честным.

— Акции ничего не стоят, — тихо проговорил он.

Хоби кивнул своей ужасной головой, как будто ответ Стоуна доставил ему удовольствие.

— Сейчас не стоят, — сказал он. — Но ведь скоро положение изменится, не так ли?

— Только после того, как ваш риск закончится, — ответил Стоун. — Таков парадокс. Акции поднимутся в цене, когда я верну вам долг и ситуация стабилизируется.

— Вот тогда я и получу прибыль, — сказал Хоби. — Я ведь не говорю о временной передаче акций. Я намерен получить и сохранить ваши акции.

— Сохранить? — переспросил Стоун, который не смог скрыть удивления.

Пятьдесят два процента прибыли и еще акции в подарок?

— Я всегда так поступаю, — пояснил Хоби. — Отнесите это на счет моей сентиментальности. Мне нравится владеть частью бизнеса, которому я помогаю. Многие с радостью соглашаются на такое условие.

Стоун сглотнул, отвернулся, задумался над вариантами, которые у него имелись. Пожал плечами.

— Хорошо, — сказал он. — Думаю, мы договоримся.

Хоби открыл левый ящик стола и достал оттуда печатный бланк, который подтолкнул в сторону Стоуна.

— Я подготовил договор, — сказал он.

Стоун дотянулся со своего дивана и взял бумагу. Это было соглашение о займе в один миллион сто тысяч долларов на шесть недель под шесть процентов и стандартный договор о передаче пакета акций. Пакета, который недавно стоил миллион долларов и, возможно, будет стоить столько же в ближайшем времени. Стоун удивленно заморгал.

— Иначе никак нельзя, — заявил Хоби. — Я же говорил вам, что специализируюсь на делах, подобных вашему. А правда состоит в том, что вы больше нигде ничего не получите.

Хоби сидел в шести футах от него за своим столом, но у Стоуна вдруг возникло ощущение, будто он оказался рядом с ним на диване, его ужасное лицо находится всего в нескольких дюймах от его собственного лица, а сверкающий крюк вгрызается в его внутренности. Он кивнул, сделав едва заметное движение головой, и стал искать в пиджаке свою толстую перьевую ручку «Монблан». Затем наклонился и поставил в двух местах свою подпись, ощущая под бумагой холодную стеклянную поверхность кофейного столика. Хоби не сводил с него глаз.

— Полагаю, вы хотите, чтобы деньги поступили на ваш операционный счет? — спросил он. — Чтобы их не видели другие банки?

Стоун кивнул словно в забытьи.

— Это было бы очень хорошо, — сказал он.

Хоби сделал у себя пометку.

— Они поступят на ваш счет через час.

— Спасибо, — сказал Стоун, чувствуя, что так будет правильно.

— Вот теперь я действительно рискую, — заметил Хоби. — Шесть недель, и никаких реальных гарантий. Очень неприятное чувство.

— Проблем не будет, — сказал Стоун, глядя в пол.

Хоби кивнул:

— Уверен, что не будет.

Он наклонился вперед и нажал на кнопку интеркома, которая находилась перед ним. Стоун услышал, как в приемной едва слышно прозвучал сигнал.

— Досье Стоуна, пожалуйста, — сказал Хоби в микрофон.

На мгновение воцарилась тишина, затем дверь открылась и к столу Хоби подошел секретарь. Он наклонился и положил перед Хоби тонкую зеленую папку, которую держал в руках. После этого вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Хоби при помощи крюка подтолкнул папку к краю стола.

— Посмотрите, — предложил он.

Стоун взял папку, открыл ее и увидел фотографии. Несколько больших черно-белых фотографий, восемь на десять дюймов, на глянцевой бумаге. На первом снимке, явно сделанном из машины, стоявшей в конце его подъездной дороги, был изображен его дом. На втором, снятом при помощи длиннофокусного объектива, — его жена Мэрилин в саду. На третьем — Мэрилин, выходящая из салона красоты, в котором регулярно бывала. Зернистая картинка, длиннофокусный объектив. Явно из какого-то укрытия, тайно. На четвертой фотографии — крупным планом номер ее БМВ.

На пятом снимке тоже Мэрилин, ее сфотографировали ночью, через окно их спальни. Она в халате, волосы распущены, похоже, что они влажные. Стоун не сводил с нее глаз. Чтобы сделать такую фотографию, нужно было стоять на лужайке за домом. Перед глазами у него все поплыло, в ушах звенело от наступившей тишины. Затем он собрал снимки и закрыл папку. Медленно положил на стол. Хоби наклонился вперед, прижал кончик крюка к толстой зеленой бумаге и потянул к себе. Крюк громко скрипел по столу.

— Вот мои гарантии, мистер Стоун, — сказал Хоби. — Но как вы уже сказали, проблем наверняка не будет.

Честер Стоун ничего не ответил. Он встал и, обходя мебель, подошел к двери. Миновал приемную, оказался в коридоре, потом в лифте. Спустился на восемьдесят восемь этажей, и яркое утреннее солнце ударило его по лицу, точно звонкая пощечина.