"Принцесса Зефа" - читать интересную книгу автора (Белякова Евгения Вадимовна)

2.

Во всем, что не касалось техники и вычислений, я непроходимо туп. К сожалению, любви к вычислениям для успешного окончания Высшей Космической Академии было недостаточно. Существовали такие бестолковые предметы, как основы составления конституции погрязшим в невежестве расам и краткий курс изобретения быстродействующих ядов. С составлением конституции на экзамене я справился. Компьютер лихим рандомом подсунул мне ришанов, в среду которых я довольно ловко внедрил иго демократии, пустив в расход всего треть ныне здравствующего населения. До моего гипотетического вторжения ришаны перебивались монархией, принятой на их планете за единственно возможную форму правления около сорока веков назад.

Экзаменатор указал мне на мелкие огрехи, но, в целом, программой остался доволен.

С ядами было сложнее. Я бился и так и сяк, но то, что выходило, было способно прикончить только одно живое существо во Вселенной – меня.

Я поинтересовался, зачем будущему инженеру эта ведьмина кухня и услышал поучительную историю. На заре освоения космоса один из механиков застрял со своим вдребезги разбитым клипером на какой-то планетке, местные жители которой отличались способностью исполнять невербальные желания. Механик же надышался различной химией, хлынувшей из двигателей, и желания его были ужасны. В тяжелый период бессознанки он умудрился поиметь противоестественные связи с ближайшими деревьями и поменять пол. Придя в себя, механик решил не позорить только начавший набирать обороты военный флот, состряпал какую-то гадость, траванул ею местное население и отравился сам. Земля впечатлилась. Дело приняло героический оборот. Славные традиции чести мундира восстанавливались на глазах. Уничтожение целой планеты посредством простенького химического соединения тянуло на посмертную планку Незабываемого.

Механик, сам того не подозревая, положил начало сети разработок ядовитых диверсий и оборонительных захватов.

Отголосок этой моды привел меня к экзаменатору с банкой денатурата в руках. Я сказал, что если вдруг поменяю пол, то добросовестно самоликвидируюсь во славу военного флота, а остальное – увольте. Не мой масштаб.

Экзаменатор понюхал денатурат и задумался. Видимо, он был со мной согласен, но никак не мог решиться это признать.

Я-таки получил свой диплом, споткнувшись на еще одном экзамене – проецировании безопасных имитаций.

Не всегда переводчики справляются с возложенной на них задачей, а потрепаться хочется. Точнее – поделиться нужной информацией. Какая-то из особо неразговорчивых рас изобрела проектор и раздарила его остальным. Земле он тоже достался – на первый взгляд обычная комнатка с белыми гладкими стенами. Комнатка материализует мыслеобразы того, кого в нее загнали. Соответственно, я могу без слов изобразить в проекторе процесс починки двигателя, а непонятливой стороне останется только смотреть и запоминать, чтобы воспроизвести потом аналогичные действия на своей сломанной технике.

Я потом собирал на "Лиде" этот проектор по примеру, показанному в нем же, и, вроде, даже самые ненужные детали впихнул, куда полагается. То есть, проектор отлично работает – если уметь им пользоваться. Я не умел.

Моя мама всегда говорила – Андрей, у тебя богатое воображение. Она говорила – ты можешь стать писателем, и твои книги будут раскупаться миллионными тиражами по всей галактике. Ты обеспечишь мне старость, говорила она, и пальцами рисовала в воздухе узоры меня, согбенного за письменным столом.

Мое богатое воображение могло бы обеспечить маме старость, но вместо этого оно обеспечило мне проблемы на экзамене. Я изо всех сил пытался сконцентрироваться на элементарном образе замены плазменных трубок и мне почти удалось представить их – покрытых слоем льда, мерцающих синими и зелеными огоньками… Но перед экзаменом с безопасными проекциями я мучился с ядами, поэтому плазменные трубки как-то быстро отошли на второй план, заменившись красочным документальным фильмом о подвиге механика.

Меня остановили где-то на моменте смены пола и вежливо попросили выйти из проектора.

Это позорное пятно моего диплома – желтенькая звездочка среди пылающих сверхновых.

К чему я это все? Да. Через неделю моего пребывания на "Ромерре", боевом крейсере капитана Зефа, мне пришлось вновь продемонстрировать свое умение создавать мыслеобразы.

Мне был разрешен доступ во все закоулки корабля. Я довольно быстро понял расстановку сил на мостике – пара пилотов дежурила там круглосуточно. Это были толковые парни, одно наблюдение за которыми доставляло мне удовольствие. Они управляли кораблем словно слаженный механизм, понимая друг друга с полувзгляда.

Боевой офицер Троп торчал истуканом за их спинами и медленным взглядом отслеживал все передвижения. Он был невозмутим, руки держал замком за спиной и под смуглой кожей жестко выступали весьма явственно очерченные мышцы. Позже оказалось, что Троп так накачался по весьма банальной причине – ему почти круглосуточно приходилось таскать за спиной походный алтарь, затейливо выполненный из чего-то, похожего на чугун.

На мостике боевой офицер обходился без алтаря, чему сам был несказанно рад.

Я обвыкся и на кухне. Болтал со стюардами и поварами, пытался выяснить, какие ингредиенты входят в мой каждодневный рацион, но бросил это гиблое дело, услышав однажды в кладовке "для мяса" хоровое унылое пение.

Пришлось стать вегетарианцем, благо, желе радовало разнообразием вкусов, смахивающих на фруктовые. Оно было двух видов – холодное и в вазочках (это мне нравилось) и теплое, скользкое (это не очень). Моей любви к этому желе окружающие несказанно умилялись. Рем так вообще готов был часами торчать над столом, разглядывая меня, как бабушка внучка, лопающего пирожки.

С ним я сдружился. Первый офицер обладал набором милейших привычек, которые делали его похожим на человека. Он показал мне зимний сад "Ромерра" (с ума сойти, боевой крейсер!). В саду на фоне высоких, метров в двадцать, прозрачных стен, росли маленькие елочки, закрученные в невероятное кружево. Их стволы вились, напоминая янтарные толстые нити, переплетались друг с другом. Пушистые метелочки иголок свисали новогодними шарами-помпонами. Зрелище.

Сюда первый офицер приходил гулять в парадном мундире. Парадный мундир состоял из кожаных штанов и некой ременной утяжки для торса. Дополнялся он высокими, под колено, шнурованными ботинками. В нем Рем становился похож на Конана-варвара, а я на фоне его блеска, в своем синеньком рабочем комбинезоне – на осла.

Рем таскался по саду, тренируя воображение. Проще говоря, представлял, как он, такой красивый и парадный, шествует по рощам родной планеты. Ветер дует в его мужественное лицо, заново выкрашенный хвост торжественно трепещет. Простые обыватели разбегаются в судорогах зависти. Непростые обыватели многозначительно сжимают губы и смотрят вслед космическому герою.

Рем был самым младшим в команде. Я его хорошо понимал.

Он и приоткрыл мне завесу тайны над невнятными переводами моего приборчика. Я намекнул, что неплохо было бы ему добраться до капитанского звания, дабы присоединить к своей парадке еще и шлем, но Рем возразил:

– Я не такой мужчина.

Наушник добросовестно перевел, а вот на экране высветился многозначительный пробел.

– А какой?

Рем разразился речью, суть которой сводилась к тому, что судьба жестока и кем родился – тем родился, а операция по смене пола – самое страшное преступление. Я вспотел от старания разобраться, о чем это он.

Когда до меня начало доходить, пот стал холодным. Эта раса умудрилась выпествовать четыре равноправных пола. Зеф относился к совсем мужчинам, Рем и Троп – просто к мужчинам. Это не было иерархической или социальной разницей. Биологически Зеф действительно отличался от своей команды – на "Ромерре" он был единственным представителем "высокого" пола. Два других пола так и остались для меня загадкой. Попытка вникнуть в таинства личной жизни этих затейников закончилась крахом.

Рем отломил от ближайшей елки палочку и небрежно начертал мне некую схему, суть которой сводилась к тому, что один обычный мужчина плюс две (два) обычных под-мужчины (женщины?) равно один ребенок, который может оказаться кем-то из вышеперечисленных. Один высокий мужчина плюс две (два?!) обычных под-мужчины – так не бывает. Иначе доминантные гены под-мужчин уничтожат гены высокого пола. А только существа высокого пола имеют настолько развитый мозг и тело, что могут занимать правящие должности. Без них никак.

Перевожу на доступный пониманию язык. Один Зеф плюс Рем и Троп – нехорошо. Или я тоже как-то неправильно понял?

Раса мориев, сказал мне Рем, однажды совершила роковую ошибку, перестав следить за правильностью размножения. Результатом явилось то, что истинного высокого под-мужчину (женщину?) хрен найдешь. А ведь только с ними возможно выживание высокого мужского пола, носителя лучших генов.

Какой-то умник на их планете доказал, что полное исчезновение высоких полов приведет к прекращению репродуктивного процесса вовсе. И так накосячили.

Эталон семьи же – все четыре пола в одной лоханке.

– Везет некоторым, – задумчиво сказал Рем и вздохнул.

– По двое не получается? – уточнил я.

– Минимум – трое, – отрезал Рем.

Вечером я заперся в своей каюте и принялся терзать переводчик. Я подъедал желе, без которого к этому моменту уже жить не мог – зараза вроде семечек, – и наблюдал за извлечением лингвистической информации. На третьей вазочке переводчик отмотал свой лексикон к моменту знакомства с командой и скромно вывел: "Человек. Пол определяется интонацией".

Значит, сообщая, что я мужик, нужно было хватить стулом об пол.

Досадную ошибку нужно было исправить. Я доел желе из четвертой вазочки и обнаружил, что ничего не хочу. Хотелось свернуться в крендель и плевать в потолок.

Этим бы я и занялся, если бы не боевой офицер Троп, проявивший чудеса проницательности. Ему все казалось, что я землянин. Подтверждением послужило сравнение моего лица и оказавшейся у них в базе данных фотографии Ким Чен Ира.

Не знаю, как она туда попала, но это было нечестно. Зато теперь вы тоже можете оценить проницательность Тропа – сам я никогда бы не нашел ничего общего. Недаром мама говорила, что я красивый мальчик…

Найдя сходство, Троп вылез из кожи вон и заполучил какой-то ролик, на котором некий шпионский корабль запечатлел мощь Земли – городской аэропорт, пробку в Йорке в час пик, митинг хиппи и стадион, сослепу принятый за объект военного значения.

С этим роликом они ко мне и явились – Зеф, которому пришлось наклоняться, чтобы не скрести затылком об потолок, смурной и задумчивый Рем и сам боевой офицер с пристегнутым за плечами алтарем. В алтаре что-то курилось.

Я сел на кровати и изобразил дружелюбный вид.

– Расскажи о своей планете, Андрей, – приказал Зеф, с любопытством рассматривая разобранный переводчик.

Я напрягся. Дело было худо – от моей умной машинки сейчас остался один сменный блок с присоединенным халтурщиком-наушником.

Сам я выучил от силы десяток слов, объясниться которыми мог только на кухне.

– Вы – развитая цивилизация?

– Не совсем, – осторожно сказал я.

Зеф вскинул на меня жестокие желтые глаза, и я моментально уверовал в то, что он действительно отличается от Рема и Тропа. От тех мороз по коже не продирал.

– У вас есть общественный транспорт? – Зеф начал издалека.

– Да, – ответил я.

– Авиация?

– Есть.

– Вы строите высотные дома?

Оговорюсь – тот ролик я в глаза еще не видел, но уже понял, что капитан гнет какую-то упорную линию.

– Нет, – зло сказал я. – Мы мирная цивилизация, живущая в лесах. Мы любим природу и грибы.

Меня не поняли.

Рем смотрел на меня с сочувствием. Ему было явно жаль терять внимающего его парадному могуществу собеседника. Троп напрягся при известии о существовании авиации, и его так и не отпустило – собрался в комок железных мышц.

– Симулятор безопасных проекций. Мы сравним, – изрек он, и я понял, что мне хана.

Не при моих способностях к созданию мыслеобразов изображать альтернативную реальность в обход картин собственной планеты.

В проектор я шел, как на эшафот. Если только кто-нибудь до меня поднимался на эшафот, лопая по пути ананасовое желе. Ну ничего не мог с собой поделать!

Тяжелые ботинки мориев мерно грохали по пластиковому покрытию коридоров. Всяческая встреченная корабельная мелочь вжималась в стены.

Я плелся сзади со своей банкой. Я страдал. Все это напомнило мне виденную в детстве сказку – как попал то ли Иван-царевич, то ли еще какое лихо в гости к Кощею, и тоже шел вот так по курящимся дымом коридорам, жуя свое молодильное яблоко… Стоп.

Кто сказал, что альтернативную реальность нужно придумывать с нуля?

В дверях проектора я воодушевился. Я знал, что мне нужно делать, поэтому гостеприимно и нежно улыбался.

– Прошу.

От потока моих мыслеобразов проектор чуть не перегорел – по крайней мере, я заметил в угольной черноте раскинувшегося перед нами леса битое беленькое пятнышко, словно выгоревший пиксель на жк-мониторе.

Команде было не до поломки – они озирались с видом научно-исследовательской экспедиции. Вокруг них буйно произрастал сказочный бурелом вперемежку с мухоморами, гротескными настолько, что казалось – бумажные. На окруженной гнутыми елями полянке прочно и увесисто стояла сложенная из почерневших бревен изба. Вокруг избы красовался частокол. За ним росли чахлые подсолнухи. Из окна избы высовывалась сморщенная в изюм старушенция с торчащим из накрашенного рта кривым клыком. На ее голове громоздились затейливые парижские кудряшки, седые до синевы. Там же сидел гигантский черный кот.

– Это мама, – отрекомендовал я, пытаясь придать голосу максимальную концентрацию нежности, хотя сам слегка ошалел – никогда не думал, что представляю бабу Ягу именно так.

Распускать мысли не рекомендовалось. Стоило мне ошалеть, как черный кот плюнул на лапу и издалека погрозил мориям довольно неприличным жестом.

Я опасливо оглянулся. Зеф смотрел на бабку с несколько оторопелым видом, Троп щелкал чем-то на своем приборчике, видимо, сравнивая картинки. Рем млел. На его каменном мужественном лице расплывалась совершенно дурацкая улыбка.

Кот дернул толстым, с полено, хвостом и кокетливо посмотрел на Рема. Он ему тоже понравился.

– Разрешите добавить мощности, – хрипло попросил Рем.

– Разрешаю, – хмуро сказал Зеф.

– Кис-кис, – подсказал я Рему. – Он к тебе пойдет.

Один из наблюдателей был деморализован, да и Зеф уже благосклонней на меня поглядывал, но Троп собирался идти до конца.

– Общественный транспорт, – веско сказал он. – Где?

За моей спиной раздался чудовищный треск. Изба с трудом выдралась из земли, и, перебирая голенастыми желтыми лапами, помчалась в лес. Бабка подпрыгивала в окне, глядя вдаль, как заправский машинист.

– Вот, – обреченно сказал я.

Кот мявкнул дурниной, вырвался из рук Рема и поскакал следом. Где-то вдали раздался топот молодецких копыт и лязганье мечей. Я не мог себя сдержать. Мне было плохо. Над кромкой леса что-то грохнуло, с деревьев посыпались шишки и белки. Оранжевое дымное пламя поволоклось на нас, и из него вынырнул упитанный трехглавый тираннозавр, отчаянно махающий кожистыми крыльями.

– Авиация, – упавшим голосом сказал я.

Зеф, не мигая, смотрел на тираннозавра.

Троп дошел до просмотра митинга хиппи и осведомился без особой надежды:

– Социальные праздники?

Изба вернулась из лесу и исполнила буйный канкан в окружении хоровода грибов. Мне совсем поплохело.

Я поймал странный взгляд Зефа – у него зрачки вытянулись в узкую вертикаль.

Рем бродил между елками, ища кота. У Тропа опустились руки.

– М-да, – негромко сказал он, и проектор вспыхнул синим.

Белые гладенькие стены отсвечивали бликами.

– У меня было тяжелое детство, – сказал я.

А на выходе из проектора Зеф подхватил меня за шкирку, как котенка, приподнял и встряхнул.

– Подозрения сняты, – сообщил он.

От его кожи слегка пахло ананасами.


После Рем забегал поболтать и рассказал, что Троп продолжает искать информацию и послал запросы во все информационные базы, а Зеф рычит и запрещает, потому что такими, как я, не разбрасываются, а если я землянин, то он убьет меня потом, а сейчас не стоит суетиться. И если я смог всех так обмануть, то я точно Принцесса, ибо те славятся своей изворотливостью и гибкостью мышления.

Я решил было сменить пол, заперся и на все расспросы орал, что у меня ежегодняя линька.

– Мы, трансбетонцы, все так делаем! Весной – баба, а летом – мужик!

Рем нехорошо обрадовался и сказал, что пойдет сообщит капитану, и они начнут готовить какую-то арену. Я насторожился.

Оказалось, что любая высокая мужская особь обязана доказать свою силу кровавым боем с капитаном, дабы сразу стало ясно, кому дальше рулить.

Я вспомнил широкую, с шифоньер, грудь Зефа, и со сменой пола решил повременить.

А ведь я всего лишь инженер. И жизнь моя – в плазменных трубках, навесных креплениях, статус-программах двигателей и многочисленных микросхемах. Кстати, дела "Ромерра" были плохи. Он еле тянул на своем несчастном остатке энергии, постоянно и сильно забирая вправо. Двигались мы по косинусоиде, бились о всякий мелкий космический мусор, сканировали пространство на предмет возможного противника, чтобы успеть помолиться, если что, а не оказаться размазанными сходу и сразу же.

Я бы рад взять на себя починку многострадального корабля, но из-за проклятого желе не мог действовать обеими руками. Одна была вечно занята вазочкой.

Нездоровая тенденция, но я почему-то был спокоен, как буддист. Сквозь призму желе народ казался дружелюбнее, и даже Зеф не вызывал больше ощущения давления. Просто здоровый мужик, даже неплохой, если вдуматься.

Я вдумался. По идее, он – краса своей расы. Что-то вроде истинного арийца. Но те, насколько я помню, счастья от своей избранности не получили, а попросту огребли. Мне становилось жаль Зефа. Я жевал свое желе и проникался все больше – я начинал видеть Зефа суровым одиночкой, окруженным маньяками вроде Тропа и придурками вроде Рема, существом, чьи скрытые помыслы направлены на романтику и нежность, непонятым и гордым в своей непонятости. Меня несло.

Я видел его при полной парадной выкладке, шагающим по кружевным паркам своей планеты. Видел, как все эти недо-мужчины и полу-женщины пищат от восторга и хлопают ластами. Они презренны, они недостойны даже его взгляда.

Потом пришлось задуматься о биологических различиях полов. Я даже не был уверен, что мужчины мориев устроены привычным мне образом, а уж за все три остальные пола ручаться точно не мог.

Поразмыслив, я отправился туда, где еще не был – в медотсек. Кому, если не врачу, преподать мне урок биологии…

Познакомившись с достопочтенным медиком Тримсом, я пожалел, что обозвал Тропа маньяком. Это звание мог носить только милейший доктор, к каждой руке которого было пристегнуто что-то вроде набора бензопил и сверл. На кожаной шапочке эскулапа красовался мощный фонарь, а остро заточенные клыки приподнимали тонкую верхнюю губу. Поверх формы на Тримсе был нацеплен широкий клеенчатый фартук.

В медотсеке стояли двухярусные койки и высились угрюмые сосенки, истекающие алой остро пахнущей смолой.

Я опасливо уселся на вращающийся стул и настроил переводчик.

– Болен? – хищно спросил Тримс и пожевал губу, рассматривая свои пилы и сверла.

– Здоров, – квакнул я.

– Жаль, – с чувством ответил доктор. – Очень жаль…

Его глаза обыскали меня на предмет лишних конечностей. Ему явно хотелось мне что-нибудь удалить.

– У нас два пола… – набрался храбрости я.

– Очень жаль! – перебил меня Тримс. Подумал и добавил: – Вымираете…

– Размножаемся, – отрезал я. – Только по двое.

– Мало, – глубокомысленно сказал Тримс и поскреб одной из своих пилок выступающие острые зубы.

За елками что-то мерзко зашуршало, пискнуло и захрустело. Тримс рысью кинулся туда и вылез через пару минут, измазанный в какой-то зеленой дряни.

– Кушают, – счастливо сообщил он.

У меня свело желудок.

– Я тоже жрать хочу, – признался я. – Закажи желе. Которое Б-345.

Доктор вытер руки о фартук, потыкал в настенные кнопочки и сел напротив меня, церемонно сложив руки на коленях.

– Выбрал, значит… – сказал он, – ну так, неудивительно, что Б-345, раз Принцесса… Вот, скажем, выбрал бы ты С-112, значит – третья градация, а восемнадцатые и вовсе желе есть не могут…

Я уже получил от распределителя свою вазочку, поэтому слушал его бред умиротворенно.

– Из чего его делают-то?

– Это гунгой, – несколько удивленно пояснил Тримс. – Генетический совместитель.

Я рефлекторно проглотил последний прохладный комочек и отложил ложку в сторону.

– Еще раз?

– Генетический совместитель, – сказал этот садист. – Биомасса, налаживающая контакт между существами разных полов. Ты выбрал образцы Зефа, потому что Принцесса.

– Это вместо прогулок под луной? – попытался пошутить я, но горло свело.

– А как иначе вы можете понять друг друга? – заинтересовался Тримс.

Я вспомнил о своем умении создавать яды и решил, что это именно тот случай, когда их стоило бы применить.

Тишину нарушил лопнувший голосом Тропа динамик внутренней связи.

– Андрей, на мостик. Боевая тревога. Капитан рассчитывает на ум Принцессы.

Под конец, по-моему, Троп задохнулся или сжевал себе язык.

Боевая тревога напомнила мне о еще одном освоенном в Академии умении, но это уже совсем другая история.