"Тайный воин" - читать интересную книгу автора (Флевеллинг Линн)

Глава 2

Когда солнечный луч коснулся его лица, Тобин проснулся и обнаружил, что сидит в кресле, укрытый плащом Фарина. Он потянулся, потом наклонился вперед, чтобы посмотреть, не изменилось ли что-нибудь в состоянии Ки.

Его друг не шевелился, но Тобину показалось, что щеки Ки чуть порозовели. Он просунул руку под одеяло и потрогал пальцы Ки. Они были теплыми, что Тобин воспринял как еще один добрый знак.

— Ты меня слышишь? Ки, ты спишь уже целую вечность! Сегодня отличный день для прогулки верхом. Просыпайся, а? Пожалуйста!

— Не буди его, кееса.

— Лхел? — Тобин обернулся, ожидая увидеть открытую дверь.

Но ведьма возникла не в дверях, а в воздухе прямо за его спиной — в овале странного света. Тобин видел деревья вокруг нее, ели и голые дубы, припорошенные снегом. Пока он рассматривал чудесную картину, на Лхел медленно падали крупные кружевные снежинки, ложась на темные кудри и грубую ткань платья ведьмы. Это было все равно что смотреть на Лхел сквозь окно. Сразу за овалом комната выглядела как обычно, только Лхел словно стояла возле своего жилища.

Изумленный, Тобин потянулся к ней, но странное видение резко отодвинулось от него и сжалось, и теперь Тобин видел только лицо горной ведьмы.

— Нет! Не трогать! — предостерегла его Лхел. — Аркониэль проводить тебя. Дай Ки отдыхать.

Она исчезла, оставив Тобина с раскрытым от изумления ртом. Не понимая, что произошло, он все же уловил смысл сказанных ведьмой слов.

— Я скоро вернусь, — сказал он другу и, повинуясь внезапному порыву, наклонился и осторожно поцеловал Ки в повязку на лбу.

Покраснев от собственной глупости, он поспешно вышел из комнаты и, перепрыгивая через ступеньку, помчался наверх, к Аркониэлю.

При дневном свете коридор выглядел обычным и неопасным, и дверь в башню была всего лишь дверью. Рабочая комната Аркониэля была открыта, и Тобин слышал доносившиеся оттуда голоса Айи и молодого волшебника.

Когда Тобин вошел, Аркониэль выстраивал над столом какой-то рисунок из света. Что-то ударилось в стену рядом с головой Тобина и запрыгало по полу. Тобин, удивленный, посмотрел вниз и увидел, что это всего лишь пестрая сухая фасолина.

— Вот и все, чего я добился, — сказал Аркониэль с явным разочарованием. Он выглядел таким же усталым, а когда заметил Тобина, складки вокруг его рта стали еще глубже. — Что такое? Ки…

— Он спит. Я должен прямо сейчас отправиться к Лхел. Она велела. И сказала, ты меня проводишь.

— Она сказала?.. — Аркониэль и Айя обменялись взглядом, потом волшебник кивнул. — Да, я отведу тебя к ней.

Снаружи шел снег, точно такой же, как в видении, показанном Лхел. Крупные влажные хлопья таяли, едва коснувшись земли, но на ветках деревьев они лежали, как сахар на печенье, и Тобин видел в воздухе собственное дыхание. Дорога за замком была усыпана опавшими листьями, и их поблекший желто-красный ковер шуршал под копытами Гози. Впереди горные вершины сверкали белизной на фоне тусклого серого неба.

Тобин по пути пытался рассказать Аркониэлю о странном появлении ведьмы.

— Да, она называет это чарами окна, — сказал волшебник, ничуть не удивленный.

Прежде чем Тобин успел расспросить его как следует, ведьма появилась перед ними, выйдя из-за деревьев на дорогу. Она всегда точно знала об их приближении.

Грязная, беззубая, в мешковатом коричневом платье, украшенном отполированными оленьими зубами, она была похожа на нищенку, а не на колдунью. Прищурившись, Лхел посмотрела на них, покачала головой и усмехнулась.

— Вы оба, кеесы, не завтракать. Идемте, я кормить вас.

Лхел вела себя так, словно сегодня был самый обычный день и между ними никогда не происходило ничего странного; она просто повернулась и пошла в глубь леса. Тобин и Аркониэль привязали коней и поспешили вслед за ведьмой. Особая магия, которой владела Лхел, охраняла дорогу к ее жилищу. За все то время, что Тобин знал ведьму, она всегда водила его разными тропами, ни разу не повторившись, и они с Ки никогда не могли сами отыскать дорогу к ее дубу. Тобину хотелось спросить Аркониэля, знает ли он, как ведьма это делает.

После множества поворотов они вышли на поляну, где высился дуб, в котором жила Лхел. Тобин и забыл уже, каким огромным было это дерево. Лхел называла его бабушкиным дубом. Его ствол был толщиной с небольшой дом, и естественная трещина, возникшая в нем, образовала внутри большое пустое пространство, не повредив дерево. На верхних ветках дуба еще трепетало несколько кожистых листьев цвета меди, а земля вокруг гиганта была сплошь усыпана желудями. Перед щелью в стволе, служившей Лхел дверью, потрескивал костер. Ведьма на мгновение исчезла внутри и тут же вернулась с большой чашей, наполненной полосками вяленого мяса и сушеными яблоками.

Тобину не хотелось есть, но Лхел сунула чашу ему в руки и не произнесла ни слова до тех пор, пока они с Аркониэлем не съели то, что им было приказано съесть.

— Ты теперь идти, — сказала она Тобину, направляясь назад к дубу.

Аркониэль встал, чтобы пойти за ними, но ведьма взглядом остановила его.

Внутри тоже горел огонь — в маленькой ямке в центре плотного земляного пола. Лхел опустила оленью шкуру, закрывая вход, и показала Тобину, куда сесть. Когда он уселся рядом с ней, Лхел повернула его лицо к огню и несколько мгновений внимательно изучала, потом распахнула на нем тунику, чтобы осмотреть шрам.

— Хорошо, — сказала она, потом показала на его колени. — Видеть еще кровь?

Тобин покраснел и покачал головой.

— Такого ведь больше не будет, правда?

— Через время. Но ты почувствовать лунный прилив в животе.

Тобин вспомнил тянущую боль в нижней части живота, из-за которой он и примчался сюда.

— Мне это не нравится. Очень больно.

Лхел хихикнула.

— Никакой девочке не нравится.

Тобин вздрогнул при этих словах, но Лхел, похоже, ничего не заметила. Потянувшись в тень позади, она подала Тобину небольшой мешочек, полный сухих голубовато-зеленых листьев.

— Акош. Если будет больно, завари вот столько, не больше.

Она захватила из мешочка щепотку листьев и изобразила жестами, как она их растирает между пальцами и бросает в чашку.

Тобин спрятал мешочек под тунику, потом, сцепив пальцы и уставившись на них, сказал:

— Я не хочу всего этого, Лхел. Не хочу быть девушкой. И я не хочу быть… королевой. — Он с трудом выговорил это слово.

— Ты не изменить судьбу, кееса.

— Судьбу? Это все ты сотворила! Ты со своими волшебниками!

— Великая Мать и Светоносный сказать — должно быть так. Значит, судьба.

Тобин поднял голову и увидел, что Лхел смотрит на него мудрыми печальными глазами. Она ткнула пальцем вверх и произнесла:

— Боги жестоко поступать, да? С тобой и Братом.

— Брат! Тебе Аркониэль рассказывал, что он сделал? Я никогда не позову его опять! Никогда! Я принесу тебе куклу. Пусть у тебя хранится.

— Нет, ты его позовешь. Должен. Души крепко связаны, — Лхел показала, как именно, соединив пальцы.

Тобин вцепился в свои колени так, что побелели костяшки пальцев.

— Я его ненавижу!

— Он тебе нужен. — Лхел взяла его за руку и заговорила напрямую с его умом — без слов, как она делала, стремясь к полному пониманию. — Вы с ним должны быть вместе, чтобы удержать магию. Да, он жесток. Но разве он может быть другим, если он разгневан и одинок и видит, что ты живешь жизнью, отнятой у него? Может быть, теперь, когда ты знаешь правду, ты немного лучше поймешь его?

Тобин не желал ни понимать Брата, ни прощать его, но все равно слова ведьмы угодили в цель. Вот только и сама Лхел была хороша.

— Это ты причинила ему боль, когда зашила его кость в мою грудь. Он плакал кровавыми слезами.

Лхел скривилась.

— Ему бы не надо делать так, дитя. Я для него сделать все, что могла, но он все равно ноша в моем сердце, с тех пор как вы рождались.

— Твоя ноша? — фыркнул Тобин. — Он ведь не над тобой издевался, а надо мной, и причинял боль моим матери и отцу, и всех слуг разогнал… И он чуть не убил Ки! — Огонь костра расплылся перед его глазами, слезы поползли по щекам. — Ты видела Ки? Он не просыпается!

— Он проснется. А ты будешь хранить куклу и заботиться о Брате.

Тобин сердито вытер глаза.

— Это несправедливо!

— Молчи, кееса! — рявкнула Лхел, резко отводя от него руки. — Разве богам есть дело до твоей «справедливости»? Я тут живу далеко от свой народ, это справедливо? Жить в дереве? Ради тебя делаю. Ради тебя все мы страдать.

Тобин отшатнулся как от удара. Никогда прежде Лхел не говорила с ним так — и никто другой не говорил.

— Ты должна быть королева Скала. Это твоя судьба! Хочешь бросить свой народ? — Лхел замолчала, качнула головой, снова смягчаясь. — Ты молода, кееса. Слишком молода. Но это все потом кончаться. Когда снимешь кожа Брата, оба станете свободные.

— Но когда?!

— Не вижу. Может, Иллиор тебе сказать. — Она погладила Тобина по щеке, потом взяла его руку и прижала к своей правой груди. Грудь под грубой шерстяной тканью была мягкой и тяжелой. — Однажды ты стать женщиной, кееса. — Потом голос Лхел снова зазвучал в уме Тобина, он был насыщен непонятной лаской. — Я вижу страх в твоем сердце, страх, что ты лишишься своей силы. Но женщины тоже обладают силой. Как ты думаешь, почему твоя лунная богиня создала королев Скалы? Все твои предшественницы были воительницами. Никогда не забывай об этом. Женщины несут луну в токе своей крови, луна живет в крови их сердца.

Лхел показала Тобину внутреннюю сторону своего запястья, где виднелись тонкие голубые вены, и провела по ним пальцем. Крошечный полумесяц проявился на ее коже, четко обрисованный черными линиями.

— Вот что ты такое сейчас — лунный серп, большая твоя часть в тени. — Лхел отвела палец, и на ее коже возник полный круг, почти касающийся внутреннего изгиба серпа. — А когда ты достигнешь расцвета, как полная луна, ты познаешь свою силу.

Глазом художника Тобин видел, что композиция на запястье Лхел не завершена, что в нее следует добавить и второй полумесяц — луну на ущербе, но Лхел не стала показывать ему последнюю фазу и ни слова о ней не сказала. Вместо этого она коснулась плоского живота Тобина.

— Вот тут вырастут новые королевы. — Ее глаза встретились с глазами Тобина, и он увидел почтение во взгляде ведьмы. — Научи их, Тобин. Расскажи им про мой народ. И своим волшебникам тоже расскажи.

— Айя и Аркониэль знают. Они всегда обращаются к тебе за помощью.

Лхел фыркнула и села на место.

— Таких мало, — сказала она вслух.

Достав из-за пояса серебряный нож, Лхел уколола себя в подушечку большого пальца на левой руке и выдавила капельку крови. Кровью она нарисовала на лбу Тобина полумесяц, потом дополнила его до круга.

— Великая Мать защитить тебя, кееса. — Лхел поцеловала нарисованную луну. — А теперь иди.

Покидая поляну, Тобин остановился у источника, чтобы увидеть в отражении, как выглядит начерченный ведьмой знак. Но на лбу ничего не было; возможно, знак исчез, когда Лхел коснулась его губами. И еще Тобин искал в зеркале воды то, другое лицо, но, увидев только свое собственное, искренне порадовался.

Остаток дня Тобин провел рядом с Ки, наблюдая, как повариха и Нари осторожно вливают бульон в его рот, потом меняют под Ки толстые шерстяные подушки и подкладывают новые, чистые. Больно было видеть полную беспомощность друга. Ки было тринадцать лет, и ему бы не понравилось, что с ним обращаются как с младенцем.

Тобин мечтал остаться один, но, казалось, все вокруг задались целью присматривать за ним. Фарин принес воск для лепки и уселся рядом. Сержант Ларис и еще несколько гвардейцев тоже явились в комнату, предлагая сыграть в бакши или кости, но Тобин отказался. Все старались развеселить его, шутили и болтали с Ки так, словно тот мог их слышать, но от этого Тобин чувствовал себя только хуже. Он не хотел болтать о лошадях или охоте, даже с Фарином. Все разговоры на обыденные темы казались ему пустыми и фальшивыми. Слова Лхел настойчиво звучали в его голове, заставляя Тобина чувствовать себя чужаком в собственной коже. Его новые тайны застревали между зубами, как зернышки смородины, угрожая вот-вот вылететь наружу — в тот момент, когда он совсем не будет об этом думать.

— Эй, послушайте-ка, вы совсем измучили бедного Тобина! — воскликнула Нари, входя в комнату со стопкой чистого постельного белья. — Он и сам-то едва поднялся с постели. Идите-идите, дайте ему отдохнуть.

Она выставила солдат за дверь, но Фарин задержался.

— Тобин, ты не хочешь, чтобы я остался?

Но Тобину впервые этого не захотелось.

— Прости, но я, кажется, и вправду очень устал.

— Тебе надо лечь в постель, — заявила Нари. — Я принесу тебе бульона и положу к ногам горячий кирпич.

— Нет, спасибо. Позволь мне еще посидеть тут, с ним.

— Он может и здесь поспать, если хочет. Вот то кресло очень даже удобное, — сказал Фарин и, подмигнув Тобину из-за плеча Нари, быстро увлек кормилицу за дверь.

Тобин свернулся в кресле и некоторое время наблюдал, как поднимается и опускается грудь Ки. Потом уставился на закрытые веки друга, страстно желая, чтобы те поднялись. Наконец он сдался и взялся за воск, принесенный Фарином. Отломив кусок, Тобин принялся разминать воск до мягкости. Знакомые ощущения и сладкий запах успокоили его, как это всегда бывало, когда он начинал лепить для Ки очередную лошадку — тот очень их любил. Когда-то Тобин подарил другу маленький деревянный амулет в форме лошадки — вскоре после приезда Ки в крепость, — и Ки до сих пор носил эту фигурку на шнурке на шее. С тех пор искусство Тобина возросло, и он предлагал Ки сделать другую фигурку, гораздо лучше прежней, но Ки слышать ничего не хотел.

Тобин как раз закончил вычерчивать ногтем гриву лошадки, когда почувствовал за спиной чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел в дверях Айю; она с улыбкой смотрела на него, и Тобин догадался, что наставница давно за ним наблюдает.

— Можно мне посидеть с тобой?

Тобин пожал плечами. Приняв это за приглашение, Айя прошла в комнату, придвинула к креслу табурет и наклонилась, чтобы рассмотреть лошадку.

— Как ловко у тебя получается. Это работа по обету?

Тобин кивнул; он должен был сделать подношение в домашней молельне. Вот только голова у лошади получилась слишком длинной. Отщипнув кусочек воска от носа лошади, Тобин исправил фигурку, но теперь голова выглядела слишком узкой. Сдавшись, он скатал лошадку в шар.

— Я хочу оставаться тем, кто я есть! — прошептал он.

— Ты и останешься, еще надолго.

Тобин коснулся своего лица, прослеживая знакомые очертания. То лицо, которое показала ему Лхел, было мягче, с более округлыми щеками, как будто скульптор добавил немного воска на щеки Тобина и разгладил его большими пальцами. Но глаза… глаза, которые он видел у отражения, были его собственными. И шрам в форме полумесяца на подбородке.

— Слушай… а ты можешь видеть… ее? — Он не мог заставить себя сказать «меня». Он снова принялся нервно разминать воск.

Айя хихикнула.

— Нет, тебе ничто не грозит.

Тобин знал, что она имела в виду: ничто не грозит со стороны короля Эриуса и его чародеев, но он-то не о них говорил. Что бы сказали Корин и другие юноши, если бы узнали? Девочки не вправе быть компаньонами наследника.

Айя встала, собираясь уходить, но остановилась и посмотрела на новую лошадку, уже обретшую очертания в пальцах Тобина. Открыв сумку, висевшую у нее на поясе, она достала несколько пушистых коричневых и серых перьев и протянула их Тобину.

— Совиные, — сказал Тобин, узнав рисунок на перьях. — Понимаю.

— Да. Для Иллиора. Тебе следует иной раз проявлять уважение к Светоносному и делать ему подношения. Просто положи их в огонь.

Тобин промолчал, но когда Айя ушла, он вышел в коридор, наполнил маленькую бронзовую чашу для подношений углями из большого очага и поставил ее на полку в домашней молельне. Шепотом моля Сакора вернуть силы Ки, он положил восковую лошадку на угли и дул на них, пока воск не растаял. И каждую каплю маленькой фигурки поглотило жаром, что значило: бог слушал Тобина. Взяв одно из совиных перьев, Тобин повертел его в пальцах, соображая, что лучше сказать. Он не собирался просить о чем-то особенном. И, кладя перо на угли, просто прошептал;

— Светоносный, помоги мне! И не оставь Ки.

Перо секунду-другую тлело, распространяя ядовитый дым, потом вспыхнуло и исчезло в языке зеленого пламени. Внезапно Тобина охватила дрожь, колени ослабели. Это был самый необычный ответ из всех, что когда-либо посылал ему Сакор. Скорее напуганный, чем успокоенный, Тобин высыпал угли обратно в очаг и поспешил наверх.

Следующий день был похож на предыдущий как две капли воды и тянулся так же медленно. Ки не просыпался, и обеспокоенному Тобину показалось, что он стал еще бледнее, хотя Нари и утверждала обратное. Тобин вылепил двадцать три лошадки, одновременно наблюдая через окно, как Ларис муштрует солдат во дворе казарм, потом немного вздремнул в кресле. Он даже рассеянно поиграл с маленькими лодочками и деревянными человечками в игрушечном городе, хотя стал уже слишком взрослым для таких забав и поспешно отскакивал в сторону, слыша за дверью чьи-то шаги.

Фарин принес на подносе ужин и остался разделить с Тобином трапезу. У Тобина пока не возникло особого настроения для разговоров, но все же он был рад компании. После ужина они сыграли на полу в бакши.

Они как раз начали очередную жеребьевку, когда легкий шорох, донесшийся со стороны кровати, привлек внимание Тобина. Вскочив, он наклонился над другом и взял его за руку.

— Ки, ты очнулся? Ты слышишь меня?

Его сердце подпрыгнуло, когда темные ресницы Ки затрепетали.

— Тоб?..

— И я здесь, — сообщил Фарин, отводя со лба Ки спутанные волосы. Рука Фарина дрожала, но он улыбался.

Ки посмотрел на них затуманенным взглядом.

— Наставник Порион… скажите ему… слишком устал, чтобы сегодня скакать…

— Ты в замке, помнишь? — Тобин с трудом удержался от того, чтобы слишком крепко сжать руку Ки. — Ты приехал сюда за мной.

— Что? Почему… — Ки чуть повернул голову на подушке, стараясь не провалиться снова в сон. — Ах да. Кукла. — Глаза Ки расширились, — Брат! Тобин, я его видел!

— Я знаю. Мне очень жаль, что он…

Тобин осекся. Фарин стоял рядом и все слышал. Как удержать Ки, чтобы тот не сболтнул лишнего? Ки быстро слабел.

— Что со мной? Почему… почему так болит голова?

— Ты не помнишь? — спросил Фарин.

— Я… кукла… Помню, скакал… — Ки замолчал, закрыв глаза, и Тобину показалось, что друг опять заснул. Но тот, не открывая глаз, прошептал: — Я нашел тебя, Тоб? Помню только, как добрался до Алестуна. Я привез тебе куклу?

Фарин приложил тыльную сторону ладони к щеке Ки и нахмурился.

— Он весь горит.

— Есть хочу, — раздраженно пробормотал Ки.

— О, это хороший знак! — Фарин выпрямился. — Я поищу для тебя сидра.

— Мяса.

— Для начала поглядим, как ты справишься с сидром.

— Извини, — прошептал Ки, как только Фарин вышел за дверь. — Я не должен был ничего говорить о… о нем.

— Ничего, все в порядке. Забудь. — Тобин сел на край кровати и взял Ки за руку. — Брат на тебя напал?

Глаза Ки затуманились.

— Я… я не знаю. Не помню… — Потом вдруг резко произнес: — Как ты мог ничего мне не сказать?

На одно ужасное мгновение Тобину показалось, что Ки все-таки видел его вместе с Лхел и Аркониэлем и разгадал его тайну. И чуть было не выболтал все, но, к счастью, Ки заговорил первым.

— Я бы не стал смеяться, ты же знаешь. Я знаю, что это память о твоей матери. И пусть даже это просто старая кукла, я все равно никогда не стал бы насмехаться над тобой, — шептал Ки, печально и вопросительно глядя на Тобина.

Тобин смотрел на их переплетенные пальцы.

— В ту ночь, когда Айя впервые привела тебя сюда, Брат показал мне видение. Я увидел, как люди будут смотреть на меня, если узнают, что я прячу куклу. — Он беспомощно пожал плечами. — Я испугался, что ты… плохо обо мне подумаешь, если узнаешь.

Ки слабо фыркнул.

— Не знаю, стоит ли вообще ему верить. — Ки огляделся, словно боясь, что Брат их подслушивает, потом прошептал: — Все-таки он мерзавец. Конечно, он твой брат-близнец и все такое, но он совсем другой. — Он сжал руку Тобина. — Тогда я не понимал, зачем ему понадобилось мое присутствие здесь, а теперь… Он хочет нас поссорить, Тоб. Он всегда меня ненавидел.

Вряд ли Тобин мог отрицать это, особенно после всего случившегося.

— Хотя я все равно бы погнался за тобой, — сказал Ки, и в его голосе прозвучала искренняя боль. — Почему ты удрал от меня?

Тобин схватил руку Ки обеими руками.

— Я не удирал, не так все было! Мне показалось, я подхватил чуму. Я боялся заразить тебя, и Фарина, и всех остальных. И я был так напуган, что уже слишком поздно, что смертельная зараза уже расползлась по дворцу, и…

Тобин резко замолчал, испуганно уставившись на Ки — по щеке друга сползала слеза.

— Если бы ты действительно заболел… и умер где-нибудь на дороге… Я бы такого не вынес! — Голос Ки дрожал. — Я бы предпочел умереть, чем жить с такой мыслью! — Он вцепился в руку Тобина. — Не смей больше никогда… никогда, слышишь?!

— Прости меня, Ки. Я никогда больше не поступлю так.

— Поклянись, Тоб! Мы всегда должны быть вместе, все остальное не важно. Поклянись Великой Четверкой!

Тобин взял друга за правую руку жестом воина.

— Клянусь Великой Четверкой!

«Брат ошибался, — сердито подумал он. — Или лгал мне, просто от злобы».

— Хорошо. Это решили.

Ки попытался повернуть голову и вытереть щеку о подушку, но у него не хватило сил. Тобин краем простыни отер слезы друга.

— Спасибо, — смущенно пробормотал Ки. — Теперь рассказывай, что случилось.

Тобин рассказал ему, что мог, хотя сам понятия не имел, как именно Ки сумел найти дорогу к жилищу Лхел, а Ки ничего не помнил.

— Интересно, что наш Старый Мешок обо всем этом скажет?

— Не беспокойся, я ему все объясню. Ты ни в чем не виноват.

Нельзя рассказывать Ки о письме, пока он слишком слаб.

Успокоившись, Ки закрыл глаза. Тобин сидел рядом с ним, пока не решил, что друг спит. Однако когда он попытался высвободить руку, пальцы Ки сжались, не отпуская ее.

— Я никогда не стану над тобой смеяться, Тоб, — пробормотал он, проваливаясь в сон. — Никогда.

Слезинка скользнула из-под его опущенных ресниц и скатилась к уху.

Тобин осторожно смахнул ее пальцем.

— Я знаю.

— Что-то я себя неважно чувствую. Холодно… Ляг рядом, а?

Тобин сбросил башмаки и скользнул под одеяло, стараясь не задеть Ки. Тот что-то негромко пробормотал и повернул голову, лицом к Тобину.

Тобин смотрел на спящего друга, пока его собственные веки не отяжелели. И если Фарин и вернулся с сидром, Тобин этого не слышал.

Аркониэль и Айя встретили Фарина в коридоре и услышали хорошую новость. От радости, что Ки наконец очнулся и вдобавок не помнил ничего, угрожавшего его жизни, Аркониэль чуть не расплакался. Кого следовало благодарить за это, Брата или Лхел, Аркониэля не заботило. Главное — Ки теперь ничто не грозило.

— Думаю, сегодня я высплюсь в кровати Тобина, — заявил Фарин, энергично растирая поясницу. — Хватит с меня кресел, а Тобин все равно не оставит Ки.

— Да уж, ты заслужил отдых, — сказала Айя. — Пожалуй, я тоже высплюсь. Ты идешь наверх, Аркониэль?

— Я еще немного побуду здесь.

— С ним все будет хорошо, — пообещала Айя, улыбаясь. — Поднимайся поскорее, хорошо?

Фарин пошел следом за ней к лестнице, потом обернулся к Аркониэлю.

— Ты не знаешь, кого это мальчишки называют братом?

Сердце Аркониэля остановилось на мгновение.

— А где ты это слышал?

— Да просто Ки бормотал что-то такое, когда только очнулся. Твердил о чьем-то брате, мол, он дал ему эту куклу. Нет? — Он мощно зевнул и потер подбородок. — Ладно, он тогда мало что соображал. Наверное, пригрезилось.

— Наверняка, — сказала Айя, подхватывая его под руку и увлекая к лестнице. — А может, ты просто не расслышал? Идем-ка, пока нам не пришлось тащить тебя на себе.

Аркониэль дождался, пока весь дом заснул, потом осторожно вошел в игровую комнату, чтобы посмотреть на мальчиков. Тобин калачиком свернулся в постели рядом с Ки. Даже во сне он выглядел печальным и измученным, а вот Ки улыбался. Пока Аркониэль смотрел на них, Тобин пошевелился и коснулся рукой плеча друга, словно желая убедиться, что тот не исчез.

Аркониэль опустился в кресло, не слишком доверяя собственным ногам. Ночью ему всегда становилось хуже, мучили воспоминания о том, что он сделал. И о том, чего едва не сделал.

За последние несколько дней он сотни раз во всех подробностях прокручивал в мыслях те ужасные мгновения в лесу. Нервно ворочаясь в постели, он видел, как Ки идет к нему между деревьями и на его лице уже расцветает улыбка, и как раз в этот момент Тобин склоняется над источником, рассматривая свое подлинное лицо… Ки поднял руку, приветствуя… кого? Успел ли он увидеть ее, узнал ли ее или приветствие относилось к Аркониэлю? Лхел набросила на Тобина меховую тунику, но было ли это сделано достаточно быстро?

Аркониэль цеплялся за эту кроху сомнения, даже когда поднимал руку, чтобы сдержать клятву, данную Айе и Риусу в тот день, когда они решили пригласить в замок мальчика. Он ведь сам тогда убеждал Айю, что компаньоном должен стать ребенок, о котором никто не пожалеет.

Да, он действительно собирался сдержать обещание и убить Ки, но собственное сердце подвело его, остановившись на миг и испортив заклинание. В последний момент Аркониэль попытался изменить его, чтобы просто ослепить Ки, но вместо того получился несфокусированный удар энергии, подбросивший Ки в воздух как пушинку. От смерти его спасла Лхел, вернувшая сердце Аркониэля к жизни. Она заявила, что надо стереть все воспоминания Ки о том, что он видел Тобина, и дорогу к ее жилищу он должен был воспринять как болезненный бред… Если бы Аркониэль и Айя раньше знали, что такое вообще возможно…

Если бы они отбросили свое высокомерие и спросили Лхел…

Но как бы ни радовался Аркониэль спасению Ки, он все равно вынужден был признать: он не выполнил свой долг, потому что не убил Ки, и он предал мальчика, попытавшись его убить.

Многие годы он твердил себе, что отличается от Айи и Лхел. А теперь спрашивал себя, не является ли то, что он считал состраданием, простой слабостью.

Пристыженный, он ушел в свою комнату, оставив двух невинных детей в покое, которого самому ему, возможно, было уже никогда не познать.