"Мечи легиона" - читать интересную книгу автора (Тёртлдав Гарри)

Глава седьмая

Гай Филипп хлопнул ладонью по гриве костлявой лошадки, на которой ехал. Назойливый овод улетел.

— Я еще удивляюсь, — фыркнул ветеран, — что этот кусок падали в состоянии привлекать мух! Вперед, несчастная кляча! Сперва доберись до Амориона, а там можешь и подыхать!

Лошадка обиженно покосилась на него и с медленного шага перешла в неторопливую трусцу. Тощие бока клячонки вздымались, словно и такое небольшое усилие оказалось для нее изнурительным.

— Да, это старый солдат, — усмехнулся Марк. — Скажи спасибо, что нам не удалось достать лошадь получше этой. Иначе йезды перед ней бы не устояли.

— Надеюсь, эта падаль их не соблазнит! — подбоченясь произнес Гай Филипп, словно испытывая некую извращенную гордость за своего престарелого скакуна. — Помнишь того ублюдка, что глазел на нас два дня назад? Он так хохотал, что чуть не рухнул с лошади!

— Тем лучше для нас, — отозвался трибун. — Вероятно, то был разведчик, скакавший впереди целого отряда.

При мысли об этом хорошее настроение как рукой сняло. Дорога из порта Наколея в глубь страны оказалась значительно хуже, чем рассчитывал трибун. Правда, сам порт все еще находился в руках видессиан, однако пригороды Наколеи уже кишели йездами. Кочевники беспощадно грабили крестьян. Села за Наколеей стояли опустошенные. Наколея давно бы вымерла от голода, если бы имперское правительство не доставляло туда припасы морем.

Почти все города и села вдоль пыльного тракта, ведущего от моря на юг, были безлюдны. Опустели даже те небольшие городки, которые еще сохранили крепкие стены. Постоянные налеты йездов сделали невозможным мирный труд на полях. Чтобы не умереть от голода, население бежало.

Марк сокрушенно покачал головой. Ничего удивительного, что здесь развивалось еретическое учение о равенстве сил Фоса и Скотоса. В подобное так легко поверить сейчас, когда дьявольские порождения Зла вышли на волю.

На дороге показалось человек двадцать всадников. Кони быстро несли их на север. Заметив римлян, командир отряда поднял руку. С такого расстояния он уже понял, что перед ним не йезды, однако счел необходимым переговорить с путниками.

Видессиане, вооруженные луками и короткими мечами, не носили доспехов, за исключением шлемов. Их кони представляли собой весьма пеструю коллекцию — от кавалерийских лошадей до мохноногих крестьянских коньков. Скавру уже доводилось видеть на дороге подобных вояк — это были люди Земарка.

Их командир — высокий, худощавый человек лет тридцати — очертил вокруг сердца знак Солнца. Марк и Гай Филипп ответили тем же жестом; было слишком опасно не сделать этого.

— Да пребудет с вами Фос, — проговорил командир видессианского отряда. На его суровом, покрытом шрамами лице горели пронзительные глаза.

— И с вами, — отозвался трибун.

Видессианин коротко кивнул.

— Итак, чужеземцы, позвольте спросить: что вы делаете во владениях Защитника Правоверных?

Титул, присвоенный Земарком, уже достигал слуха римлян. Поэтому, услышав о «правоверных», трибун и глазом не моргнул.

— Мы направляемся в Аморион на панегирис святого Моисея, — ответил Марк. — Возможно, наймемся охранниками в караван к какому-нибудь купцу, каких немало будет сейчас в городе.

Командир видессиан внимательно рассматривал Марка.

— У тебя светлые волосы и странный акцент, — сказал он наконец. — Ты не видессианин. Однако и на васпураканина ты не похож. Может быть, ты один из этих еретиков-намдалени?

Случалось, Марк благословлял свои светлые волосы. Хотя они выдавали в нем чужеземца, зато полностью исключали присутствие в его жилах васпураканской крови. Принцев Васпуракана фанатики Земарка убивали на месте.

Вместо ответа Скавр произнес слова ортодоксальной молитвы Фосу. Намдалени обычно добавляли: «… И на это мы поставим свои души» — последняя формула выводила из себя видессианских теологов. Гай Филипп старательно повторил за Скавром, правда, спотыкаясь на каждом слове, но без ошибок.

Всадники сняли руки с оружия.

— Да, они — правоверные, в этом нет сомнений, — проговорил командир. — Знайте, никто не причинит вам зла, покуда вы с благоговением в сердце произносите слова истинной веры. Однако вскоре вы заметите, что многие из почтения к нашему повелителю Земарку добавляют, окончив молитву: «Да будет благословен Защитник Истинной Веры! «Это, разумеется, дело личных убеждений и сердечной веры каждого. Но в Аморионе вас примут куда лучше, если вы разделите с нами это благословение.

— Да будет благословен Защитник Истинной Веры, — повторил Скавр и снова начертил знак круга.

Земарк, судя по всему, обладал вполне земной слабостью к самовосхвалению, пусть даже облаченной в ханжескую оболочку.

— Благодарим за совет, — добавил Марк.

— Не стоит благодарности, — отозвался видессианин. — Вы, чужеземцы, пришли к истинной вере по доброй воле, в чистоте сердца своего и ясности ума. Одно это уже делает вас достойными нашего уважения. Желаю вам удачи в Аморионе! Мы патрулируем эту дорогу, чтобы не дать войти в город йездам и бандитам.

— И грязным васпураканам, — добавил один из солдат. — Вонючие выродки все еще рыщут вокруг, несмотря на наши усилия выкорчевать этот сорняк.

— Все не так уж и плохо, — проговорил другой солдат. — Охотиться на васпуракан интереснее, чем на хорьков. В прошлую зиму я поймал троих. — Видессианин говорил совершенно спокойно, словно речь шла об обычной ловле дикого зверя.

Если до этого мгновения Скавра и покусывала совесть за то, что он лицемерно читал молитвы Фосу, то теперь всякие угрызения совершенно оставили его.

Командир видессианского отряда коснулся ладонью шлема, кивнул римлянам и повел своих солдат дальше на север.

Гай Филипп, который на протяжении всего разговора молчал, вдруг окликнул его. Видессианин остановился.

Тогда старший центурион спросил:

— Несколько лет назад мне случалось бывать в этих краях. В городе Аптос у меня остались добрые друзья. Что там сейчас происходит? Кто занял Аптос — йезды или Земарк?

— Этот город находится полностью под нашей властью, — ответил видессианин.

— Рад слышать, — сказал Гай Филипп.

Марк подозревал, что Гай Филипп тревожится преимущественно о Нерсе Форкайне, вдове одного из местных владетелей. Ее муж Форк погиб в битве при Марагхе. Нерсе оказалась единственной женщиной, заслужившей любовь и уважение старшего центуриона. Впрочем, Гай Филипп сделал все, чтобы Нерсе не догадалась о его восхищении. Страх перед любовью оказался слишком тяжелым испытанием для этого мужественного человека.

Аморион казался небольшим даже по сравнению с Гарсаврой. Пыльный городок в самом середине плато. Жизнь ему дала река Итоми, приток Аранда. Марк явился сюда во второй раз, и снова Аморион кишел людьми: некогда — армией Маврикия Гавра, выступившей отсюда на запад, навстречу поражению и гибели, а сегодня — толпами торговцев, собравшихся на панегирис.

Уже сгущались сумерки, когда римляне достигли города и двинулись по дороге между рядами торговых палаток, разбитых за городскими стенами. Туризин оказался прав. В огромной толпе, в сутолоке ничего не стоило затеряться еще двум безвестным чужеземцам.

Кругом уже кипела торговля. Макуранский купец с удлиненным лицом и влажными глазами смеялся с деланным изумлением в ответ на предложение видессианина купить у него фисташки по заниженной цене. С полдюжины кочевников в цветных тюрбанах — худощавые, крепко сложенные мужчины, все как на подбор с огромными носами (похоже, родственники) — распаковывали пряности и благовония. Возле их палаток были привязаны верблюды. Конь Марка попятился, почуяв непривычный запах.

Поблизости какой-то жрец торговался с толстым крестьянином из-за мула. Крестьянин, несомненно, принадлежал к числу правоверных, однако не усматривал в том повода снизать цену ни на медяк — даже для жреца.

Марк заметил купца-намдалени, который привел в Аморион вьючную лошадь с притороченными к седлу тюками. Намдалени привез глиняные лампы и светильники. Торговля у него шла довольно бойко.

Потерпев неудачу с мулом (услышав цену, предложенную жрецом, крестьянин рассмеялся святому отцу в лицо), жрец отошел к намдалени и тоже купил себе светильник.

— Что-то не вижу, чтобы он обрушил на этого еретика громы, молнии и прочие анафемы, — заметил Гай Филипп.

— Мне кажется, для Земарка «еретиками» являются только васпуракане, — ответил Скавр. — Во всяком случае, он рассматривает эти слова как синонимы. Наш дорогой «защитник правоверных» и его милые последователи довели себя до такого праведного гнева, что на прочих уклонистов у них просто уже сил не остается.

В толпе, где были и владельцы караванов, и торговцы, и охранники, берегущие купцов и их товар, и зеваки, и перекупщики, и простые покупатели, смешались представители самых различных народов и вероисповеданий — от ортодоксальных послeдoвaтeлeй Фоса до сектантов, от еретиков до людей, чья вера вообще ничего общего не имела с религией Доброго Бога Видесса. Однако никого из них аморионские жрецы не трогали.

Имелось лишь одно исключение. В толпе не было ни одного васпураканина, хотя земли «принцев» располагались недалеко отсюда — к северо-западу от Амориона. В свое время многие васпуракане осели в этом городе, спасаясь от набегов йездов. Но после погромов, учиненных Земарком…

От этих мыслей римлян отвлекла громкая, сочная брань. Хозяин одного из караванов — широкоплечий рослый мужчина с толстым животом, выбритой головой, крупным носом и густыми усищами, которым мог бы позавидовать сам Виридовикс, — распекал погонщика мулов за то, что животные отвязались. Толстяк изрыгал проклятия сразу на нескольких языках. Его бас рокотал, как камнепад.

Не сговариваясь. Гай Филипп и Марк остановились и стали с восхищением слушать. Усатый торговец краем глаза заметил их, прервал словоизвержение и заорал напоследок:

— Чтоб это больше не повторялось, ты, сын козлиной блевотины!

Что и говорить, выглядел торговец чрезвычайно эффектно: вишневая рубашка, распахнутая на груди, просторные ярко-голубые шаровары, заправленные в сверкающие черные сапоги. В правом ухе горело золотое кольцо, в левом — серебряное. Подбоченясь, он заговорил с римлянами; когда он ухмыльнулся, блеснули три золотых зуба.

— Что-нибудь случилось, ребята?

— Да нет, просто мы пытались запомнить все то, что ты тут говорил, — отозвался Гай Филипп, усмехаясь в ответ.

— Ха! Я не сказал ему и половины того, что он заслуживает. — В груди купца зарокотал смех. На этот раз он поглядел на римлян куда более внимательно. — А вы, ребята, воины, как я погляжу, — проговорил он уверенно. Купец и сам был не дурак помахать мечом, который носил на поясе. — Знаете, я нанял бы еще несколько охранников. Правда, кляча у тебя, седой, того и гляди отбросит копыта, ну да ладно.

— С чего ты решил, что я захочу с утра до вечера слушать, как ты бранишься? — возразил Гай Филипп.

— Ладно тебе. Плата — золотой в месяц, кормежка от пуза и за хозяйский счет — то есть за мой, и доля в прибыли после того, как я всё распродам. Ну что, согласны?

— Мы вернемся к тебе через денек-другой, — ответил Марк. — Сперва нам нужно закончить в городе одно дельце.

— Что ж, можете облить меня мочой с ног до головы, если я стану вас дожидаться. Однако будете свободны и сумеете меня отыскать — договоримся! Скорее всего, я буду торговать на этом же месте. Торговля стала никудышной. Йезды подгадили, да и вся эта дурацкая возня из-за васпупуркан — тоже. Если сразу не найдете, спросите Тамаспа.

Макуранское имя объясняло многое: и гортанный акцент торговца, и его равнодушие к судьбе васпуракан. Тамаспа тревожило лишь то, что всё это мешало торговле.

В этот момент кто-то громко позвал макуранца. Тот крикнул: «Иду! «и на прощание сказал римлянам:

— До встречи!

Гай Филипп тронул лошадь.

— Вперед, ты, улитка-переросток. Знаешь, — обратился старший центурион к Марку, — а я бы не отказался пойти на службу к этому носатому ублюдку.

— Да уж. Вот с кем не соскучишься, — согласился Скавр.

Оба засмеялись.

Близилась ночь. В любое другое время года с наступлением сумерек Аморион бы опустел. В темноте слышались бы торопливые шаги случайных прохожих да бег слуг, несущих на плечах носилки с возвращающимся домой хозяином.

Однако в течение всего панегириса главная торговая улица по ночам ярко освещалась горящими факелами, чтобы облегчить торговцам охрану своих товаров. При свете огней по городу двигались религиозные процессии, сопровождаемые хором, — город праздновал дни святого Моисея.

— Не желаешь ли засахаренных фиг? — обратился к трибуну уличный разносчик. Поднос с товаром висел у него на груди. Когда Марк купил несколько фиг, разносчик добавил: — Да благословят тебя Фос, святой Моисей и Защитник! Становись сюда. Шествие скоро начнется. Отсюда тебе хорошо видно.

Опять этот «Защитник», чума на его голову! Трибун нахмурился. Похоже, Земарк крепко держит Аморион в руках. Нелегко будет сломать его духовную власть. Хуже всего было то, что у Марка не имелось ни малейшего понятия о том, как это сделать.

Практичный Гай Филипп оторвал трибуна от тягостных раздумий.

— Идем, надо найти место для ночлега.

— Лучше постоялого двора Соанития вам не найти, — убежденно заметил продавец фиг. — Меня зовут Лейкод. Упомяните там мое имя, с вас возьмут дешевле.

Марк без труда перевел эти речи на простой и ясный язык: Лейкод желает, чтобы Соанитий узнал, кто направил к нему постояльцев. Наверняка получит вознаграждение. Однако другого постоялого двора у Марка на примете не водилось, поэтому трибун попросил Лейкода объяснить, как пройти к этому самому Соанитию.

К величайшему удивлению Марка, они довольно быстро отыскали постоялый двор.

— О, у меня имеются недурные апартаменты! — воскликнул Соанитий.

«Апартаменты» представляли собой угол в конюшне и клок чистой соломы. Стоили они как хорошая комната в приличной гостинице. Однако Скавр заплатил без споров. Скорее всего, почти весь год заведение Соанития пустовало, зато во время панегириса харчевник с лихвой возмещал убытки. Сейчас гостиница была переполнена народом.

Устроив лошадей и сунув нехитрые пожитки под солому, Гай Филипп спросил трибуна:

— Не хочешь взглянуть на их дурацкое шествие?

— Почему бы и нет? По крайней мере, поглядим для начала, с чем именно нам предстоит иметь дело, — отозвался трибун.

— Если только нас не прихлопнут раньше, — мрачно заметил Гай Филипп, но со вздохом последовал за трибуном.

Они выбрались на улицу и вскоре заблудились, но шум и яркий свет факелов не позволил им потеряться в Аморионе. Сегодня любой мог без труда выйти на главную торговую магистраль.

Вскоре римляне опять столкнулись с продавцом засахаренных фиг. Лоточник деловито пробивался в густой толпе. Его поднос почти опустел.

Заметив римлян, он виновато развел руками:

— Ну вот, теперь я потерял свое отличное место, откуда можно было смотреть на процессию.

— Спасибо. Ты уже сделал для нас одно доброе дело, — ответил Марк.

Втроем они кое-как протолкались вперед. Многие поглядывали на наглецов мрачновато, но Скавр был на полголовы выше любого в толпе, да и Гай Филипп не выглядел человеком, с которым стоило связываться.

Они попали в первые ряды как раз вовремя. При виде отряда телохранителей Земарка толпа разразилась радостными криками. На взгляд Марка, воины фанатика выглядели недисциплинированными, недостаточно обученными и слишком пестро вооруженными. Им удавалось отбивать атаки йездов, опираясь больше на «священную ярость», чем на воинскую выучку, но на параде они явно не блистали.

Не слишком впечатлили трибуна и хоры, распевающие гимны Фосу и Земарку. Даже немузыкальное ухо Скавра страдало от махрового дилетантизма певцов. Кроме того, большинство песнопений исполнялось на архаическом языке видессианской литургии, которого Скавр почти не понимал.

— Разве они не великолепны! — восторженно воскликнул Лейкод. — Смотри, вон там, в третьем ряду, — мой двоюродный брат Стасий. Он сапожник. — Уличный разносчик замахал руками и закричал: — Эй, Стасий!

Марк искренне сказал:

— Я никогда еще не слышал ничего подобного.

— Я тоже, — поддержал его Гай Филипп. И добавил: — Зато не раз слышал кое-что куда получше. — Последнюю фразу он произнес по-латыни.

Новый гимн исполнялся в сопровождении аккомпанемента дудок, рожков и барабанов. Этот шум был просто ужасен.

Хор сменился небольшим конным отрядом юношей — сыновей богатейших граждан Амориона. Гривы гарцующих коней были тщательно расчесаны, украшены разноцветными лентами, золотыми и серебряными нитями.

В толпе поднялся оглушительный крик — следом за отрядом протащили с десяток полуобнаженных людей, закованных в цепи. Пленники шли, спотыкаясь, подгоняемые уколами копий.

— Проклятые Фосом васпуры! — завизжал Лейкод. — Это из-за ваших грехов и вашей подлой ереси Фос допустил йездам напасть на нас!

Из толпы в пленников швыряли комьями глины, кусками навоза, гнильем. Трясясь от ненависти, Лейкод запустил в них последними фигами.

Переступив с ноги на ногу, Гай Филипп грязно выругался по-латыни. У несчастных не было ни единого шанса на спасение. Любое неосторожное движение — и озверевшая толпа растерзает васпуракан на части.

Вопли ярости сменились приветственными кликами:

— Земарк! Земарк! Его святейшество! Защитник! Истинная Вера!

Сейчас в толпе не нашлось бы ни одного человека, который посмел бы не выкрикивать эти слова во все горло.

Впереди жреца шли зонтоносцы. Разноцветные зонтики символизировали в Видессе власть — точно так же, как в Риме — связки прутьев и топорики ликторов.

Сосчитав шелковые зонты, Марк присвистнул. Четырнадцать! Даже Туризину Гавру полагалось только двенадцать.

Земарк шествовал по улице спокойно и прямо, сохраняя на лице равнодушное выражение. Ни клики приветствий, ни великолепная процессия зонтоносцев, казалось, не могли задеть его возвышенную душу. Мрачное изможденное лицо жреца покрывали шрамы. Он заметно прихрамывал.

И хромота, и шрамы достались Земарку от огромного пса, бежавшего рядом с ним на длинной цепи. Собаку звали Васпуром — по имени легендарного прародителя васпуракан. В свое время Гагик Багратони преподнес насмешнику-жрецу хороший урок — и пса, и его фанатичного хозяина накхарар засунул в один мешок. Марк, бывший в тот день гостем Багратони, убедил того выпустить жреца на волю. Тогда Скавр опасался, что мученическая смерть превратит Земарка в «святого» и вызовет гонения на васпуракан. Но живой Земарк оказался куда опаснее мертвого… Сейчас трибун готов был грызть себе локти, вспоминая, как уговаривал Багратони оставить фанатика в живых.

Проходя вместе с Земарком мимо римлян, пес Васпур вдруг приостановился и зарычал. Шерсть на загривке животного поднялась дыбом. Трибун похолодел. Прошло уже почти три года… Неужели пес вспомнил? Неужели он не забыл их запаха? Васпур видел римлян лишь несколько минут… А Земарк? Узнает ли Земарк римлян, если увидит их снова? Скавр внезапно пожалел о своем высоком росте и соломенных волосах. Хотел бы он сейчас не так выделяться в толпе…

Но пес прошел мимо. Следом за собакой ушел и Земарк.

Трибун вздохнул с облегчением. Земарк и прежде был очень опасен. Но сейчас трибун ощущал заключенное в нем сверхъестественное могущество. Будь Марк собакой, у него, как у Васпура, сейчас вздыбилась бы шерсть на загривке. Вряд ли одна только светская власть придавала изуродованному лицу жреца такое страшное выражение. Что-то темное, дьявольское, нечеловеческое кипело в душе Земарка. И эта тьма питалась ненавистью, как живительным соком.

С криками: «Фос да благословит Земарка! «толпа смыкалась позади жреца и следовала за ним по направлению к центральной площади Амориона. Бушующее людское море повлекло за собой Скавра и Гая Филиппа. Повсюду толкались локтями, пробиваясь вперед.

Пленников-васпуракан копьями выгнали на середину площади. Отвязав их от общей цепи, каждого приковали к столбам, вбитым в землю. Некоторые пленники пытались вырваться, дергали руками, но большинство стояли неподвижно. Закончив свою работу, стражники поспешно отошли в сторону, как бы боясь замараться.

Земарк, хромая, подошел к васпураканам. Пес рычал, ощеривая блестящие клыки.

— Боги милостивые, неужели он собирается травить их собакой? — пробормотал Гай Филипп. — Что же они такого совершили?

Однако по команде хозяина пес уселся рядом и замолчал. В этот миг лицо Земарка утратило человеческое выражение. Жрец сам превратился в плотоядного зверя. Вытянув длинный палец в сторону васпуракан, Земарк словно собрал всю свою злую волю в узкий пучок. Толпа затихла. Дрожь пробежала по телу жреца. Скавр почти воочию видел, как чудовищная сила, клубившаяся в душе Земарка, вдруг протянула к пленникам сфокусированный луч. Марк понял, на что похож этот отвратительный обряд. Он напоминал работу жреца-целителя. Однако Земарк вызвал в себе эту мощь вовсе не ради того, чтобы спасти человеческую жизнь…

— Да будет проклята вовеки и стерта с лица земли подлая раса васпуракан! — прокричал он. Пронзительный голос обжигал, как кислота. — Лживые! Подлые! Безумные! Вы умножили зло в тысячу раз! Вы злобные упрямцы! Вы уродливые рассадники грязной ереси! Да будьте вы прокляты, прокляты, прокляты!

Каждый выкрик Земарк сопровождал яростным взмахом руки. Толпа кровожадно выла. Прикованные к столбам люди извивались и корчились, словно их хлестали бичами. Двое или трое закричали от боли, но их крик потонул в реве толпы.

— Да будут прокляты порождения Скотоса! — провизжал Земарк.

Пленники обвисли на цепях, кусая губы в нестерпимой муке.

— Да будет проклят каждый их обряд и каждая молитва! Да будут прокляты их слова, полные ненависти к Фосу! Да будут прокляты их ядовитые языки, изрыгающие лишь святотатство!

По густым бородам васпуракан текла кровь.

— Да будут прокляты эти дикие псы! Да будут прокляты эти отродья змей и скорпионов! Я проклинаю вас всех и посылаю вас на смерть!

Собрав все свои силы, он еще раз ткнул в сторону пленных острым пальцем. Глаза умирающих наполнились ужасом и стали вылезать из орбит. Васпуракане бились, как выброшенные на сушу рыбы, а затем, один за другим, замирали.

Лишь тогда торжествующий Земарк подошел к ним и, глядя на трупы горящими глазами, стал пинать их ногами.

Возбужденная религиозным фанатизмом толпа радостно завопила:

— Да хранит Фос Защитника Правоверных! Да постигнет злая участь всех еретиков! Да побеждает Истинная Вера всегда и во всем!

Одна женщина выкрикнула приветствие, обращаемое обычно к Императору:

— Ты победитель еси, Земарк!

Жрец никак не показал, что воздаваемые ему шумные почести как-то тронули его. Прихрамывая, он в сопровождении пса направился к своей резиденции. На миг фанатик-жрец обратился к толпе, устремив на нее суровый неподвижный взгляд.

— Смотрите! — крикнул он резко. — Да не погрязнет никто из вас в ереси! Следите, чтобы она не заразила ваших друзей и соседей!

В ответ на свирепое предостережение толпа вновь разразилась приветственными воплями, словно Земарк только что благословил собравшихся. Толпа расходилась, довольная увиденным.

Когда римляне возвращались в свое жалкое жилище, Гай Филипп обратился к Марку:

— Ты уверен, что хочешь вступить с ним в схватку?

— Откровенно говоря, нет.

Сила колдовства Земарка потрясла даже трибуна. Несколько шагов он прошел в полном молчании. Наконец Марк сказал:

— Однако выбора у меня нет. По-твоему, мне следует убить его из-за угла?

— Я бы так и поступил, — тут же ответил Гай Филипп. — Если бы знал, конечно, что меня не схватят после этого на месте. Или, что еще более вероятно, до этого. Во всяком случае, я рад, что в твоем плане мне отведена незначительная роль.

Марк только пожал плечами:

— Видессиане — хитрый народ. А я собираюсь привести их в замешательство очевидным. Что может быть лучше?

— Особенно когда это очевидное — неправда, — сказал ветеран.

Утро следующего дня обещало страшную жару, какая часто выдавалась в этих краях. Вода, которой Скавр умыл лицо и руки, была теплой, точно в бане.

Марк почти не притронулся к хлебцам, купленным на завтрак у хозяина постоялого двора. Зато Гай Филипп с удовольствием умял обе порции. Марк знал: если бы их роли переменились и Марку предстояло бы остаться в относительной безопасности, в то время как Гаю Филиппу — подвергнуться смертельному риску, старший центурион все равно не утратил аппетита и невозмутимо позавтракал бы за двоих.

Римляне пережидали жару в тени конюшни, вызывая любопытные взгляды конюхов и постояльцев, приходивших забрать лошадей.

Едва стало чуть прохладнее, как Марк облачился в полный римский доспех: медные поножи, пояс с медными бляхами, кольчугу, шлем с плюмажем из конского волоса и, наконец, красный плащ трибуна. Он мгновенно вспотел.

Гай Филипп в простой легкой тунике уселся на серого коня. Наклонившись в седле, старший центурион пожал руку Скавру:

— Я буду наготове. Жду в назначенном месте. Хотя это не слишком-то поможет, если твой план сорвется. Пусть боги сегодня будут с тобой, чертов ты дурень.

Неплохая эпитафия, подумал Марк. «Здесь покоится чертов дурень, с которым пребывают боги».

Гай Филипп медленно двинулся прочь от постоялого двора.

Шагая по улице в доспехе под палящим, безжалостным солнцем, Марк чувствовал себя омаром, которого варят в панцире. Пока он добрался до центральной улицы Амориона, за ним увязалась целая стайка ребятишек. Дети давно привыкли к солдатам, но такого великолепия еще никогда не видели.

Марк раздавал направо и налево медные монеты. Он хотел привлечь к себе как можно больше внимания.

— А что, — спросил трибун, — Земарк будет сегодня проповедовать?

Некоторые мальчишки вздрогнули при одном только упоминании этого имени. Другие глядели на трибуна пустыми, ничего не выражающими глазами. Похоже, Земарк правил в своем городе с помощью страха.

Наконец один из мальчишек улыбнулся:

— Да, господин. Защитник каждый день разговаривает со своими людьми на площади.

— Спасибо, малыш. — Скавр дал ему еще одну монетку.

— Это тебе спасибо, господин. Ты собираешься послушать его? Я вижу, ты приехал издалека! Может быть, ты проделал этот путь только ради того, чтобы увидеть его? Правда, он удивительный? Ты видел когда-нибудь подобного человека?

— Нет, сынок, не видел, — честно сказал римлянин. — Я действительно приехал издалека для того, чтобы увидеть его. Может быть, я даже сумею поговорить с ним.

Трупы васпуракан все еще лежали на площади. Боль исказила их лица, тела застыли в мучительной агонии. Однако это зрелище ничуть не повредило бойкой торговле панегириса. Вокруг мертвецов кипела купля-продажа.

Двое купцов, торгующих коврами, установили лавки друг против друга и принялись нахваливать свой товар, одновременно высмеивая конкурента. Оружейник нажимал ногой на педаль отчаянно скрипевшего точильного колеса, налаживая нож для толстого покупателя. Пышнотелая матрона вертелась перед большим бронзовым зеркалом, который держал перед ней продавец косметики. С явной неохотой дама отложила зеркало, после чего торг начался уже по-настоящему.

Продавцы вина, орехов, жареных куропаток, эля, фруктового сока, фиг, булочек, посыпанных корицей, сотен других лакомств — все они бродили в толпе, выкликая свои товары.

На площади выступали силачи, державшие на голове большие камни, бродячие музыканты, акробаты. Один эквилибрист ходил на руках, а оловянную кружку для подаяний привязал к ноге. Здесь можно было увидеть дрессировщика с говорящей вороной и пляшущими собаками, кукольников и множество других людей, которых всегда в изобилии на ярмарках. Этому шумному, разгульному празднеству, казалось, вовсе не было дела до аскетической проповеди Земарка.

Бродили здесь и дамы легкого поведения, привлеченные обилием богатых купцов и горожан. Марк заметил Гая Филиппа — старший центурион беседовал с высокой привлекательной черноволосой женщиной. У нее было немного жесткое лицо. Возможно, она напомнила Гаю Филиппу Нерсе, подумал трибун. Женщина на миг стянула платье на левое плечо, показывая центуриону свою грудь. Марк засмеялся.

Как и говорил мальчишка, Земарк уже вышел на площадь и сейчас стоял окруженный большой толпой слушателей. Слева и справа от жреца стояли телохранители. Пес Васпур сидел у ног своего хозяина.

Земарк поднялся на небольшое возвышение, нечто вроде переносной кафедры. Он что-то выкрикивал, взмахивая кулаками — видимо, желая придать своим речам больше убедительности. Скавру не требовалось слышать первую часть его речи. И без того было ясно, о чем говорит фанатик.

— Они — порождение Скотоса! — выкрикивал Земарк. — Их цель — загрязнить чистую веру Фоса дьявольской ересью! Лишь после уничтожения этих извергов истинная вера восторжествует во веки веков! Другая наша цель — уничтожение еретиков, засевших в столице. Увы! Снисходительность и попустительство властей предержащих привели к тому, что эта зараза расползается по Видессу. Подлые души еретиков будут вечно гнить подо льдом у Скотоса!

Аморионцы восторженно внимали своему духовному наставнику.

— Смерть еретикам! — раздавалось в толпе. — Да одолеет лицемеров проклятье Земарка! Да здравствует мудрость Защитника Истинной Веры! Да здравствует Земарк, гроза васпуров!

Запахнувшись в красный плащ, Марк стал пробиваться к Земарку. Высокая фигура трибуна выглядела очень впечатляюще. Люди оборачивались, когда Марк отталкивал их, с явным желанием обругать нахала, однако тотчас же бормотали слова извинения и расступались.

Вскоре Скавр уже стоял достаточно близко, чтобы видеть, как на горле Земарка пульсируют жилы. На лбу у него вздулась синяя вена. Распалившись, жрец продолжал изрыгать проклятия на своих будущих жертв.

— Анафема на тех, кто вышел из Васпуракана! Анафема на самый корень нечистого учения! — вопил он. — Да провалятся они во тьму Скотоса, да попадут в рабство к своему грязному повелителю, да насытится он их нечистыми душами!

В этот момент Марк шагнул в сторону жреца и как можно громче произнес:

— Какая глупость!

Вокруг все стихло. Послышалось несколько изумленных восклицаний. Земарк уже раскрыл было рот, готовый разразиться новой громовой тирадой. Но вместо анафемы еретикам он глупо замолчал и уставился на трибуна. Прошло уже несколько лет с тех пор, когда кто-то в последний раз осмеливался возражать ему. Наконец жрец махнул своим стражам:

— Убить этого святотатствующего негодяя!

Солдаты шагнули вперед.

— А, посылаешь псов, чтобы они выполнили за тебя твою работу, мясник! — ухмыльнулся римлянин. — А сам ты слишком глуп, чтобы перерезать мне глотку? Помнишь, как тебя отделали, когда ты выпендривался в доме у Багратони? Да ты просто подлый убийца, жалкий трус, ничтожный слабак и фальшивый святоша! Твой пес заклеймил твою харю шрамами — носи же это клеймо, ты заслужил его!

Несколько человек, стоявших рядом со Скавром, отшатнулись от него, словно боясь заразиться проказой.

Пес зарычал. Охранники нацелили на святотатца копья. Трибун положил ладонь на рукоять меча и, прищурившись, уставился на Земарка.

Жрец, уверенный в своем могуществе, мановением руки приказал воинам остановиться. Те повиновались.

— Что ж, несчастный безумец. Пусть будет так, как ты хочешь. Сила Фоса, заключенная во мне, поражает всех неверных и еретиков! Желаешь, чтобы я доказал это еще раз — на тебе? Изволь!

Глаза Земарка алчно засверкали. Он уже предвкушал расправу. Сейчас он напоминал Скавру старого орла, готового броситься на бегущего внизу зайца.

Внезапно во взгляде жреца-фанатика мелькнуло удивление. В этот миг на изуродованном шрамами лице появилось человеческое выражение.

— Я знаю тебя, — резко бросил он. — Ты один из тех варваров, что предпочитают дружбу еретиков-васпуракан общению со светочами истинной веры.

— Разумеется, мне куда больше по душе общество васпуракан, нежели твое. Они — настоящие мужчины, воины, а не искалеченные ядовитые фанатики, которым уже не под силу ни убить мужчину в честном бою, ни оттрахать хорошенькую шлюху! — с оскорбительным злорадством ответил Марк.

Толпа изумленно ахнула. Земарк вздрогнул, будто ужаленный.

— Они — настоящие мужчины? — Жрец устремил палец на трупы васпуракан, пораженных насмерть злым чародейством. — Вот они лежат перед тобой, застигнутые смертью! Справедливость Фоса покарала их.

— Вранье. Любой злой колдун может сделать то же самое. И ему не обязательно скрываться под голубым плащом жреца. — Трибун усмехнулся. — Справедливость Фоса? Какая чушь! Ты — жалкая пародия на жреца, Земарк, и только твоя невероятная жестокость делает тебя опасным. Ну давай, давай! Демонстрируй силу и справедливость Фоса! Ты говоришь, в тебе живет священный пламень божества? Вперед, Земарк! Уничтожь меня! Порази меня насмерть силой Фоса, если сумеешь!

— Просить меня об этом излишне, — яростным шепотом проговорил Земарк. — Ты получишь по заслугам.

Жрец не сдвинулся с места, но, казалось, стал выше ростом. Марк почти ощущал, как его враг собирает в себе энергию, чтобы направить ее на свою жертву. Взор Земарка пылал; глаза, казалось, исторгали два пучка пламени. Все тело фанатика содрогалось. Энергия ненависти почти зримо собиралась в мощное копье, которому предстояло поразить святотатца насмерть.

Вот рука Земарка метнулась к Скавру. Трибун покачнулся от невидимого, но жестокого удара и пожалел о том, что не взял с собой большой римский щит. В ушах загудело, зрение помутилось, голову словно наполнил расплавленный свинец. Марк прикусил губу и ощутил солоноватый привкус крови на языке. Как в тумане, он слышал едкий смешок Земарка.

Тем не менее трибун удержался на ногах. Правой рукой Марк схватился за меч, однако не вынул его из ножен. Не время.

Фанатизм усилил магию Земарка; магической атаки такой силы Марк еще никогда не встречал. Возможно, заклинания друидов по мощи могут сравняться с чарами Земарка.

— И это все, на что ты способен? — язвительно осведомился трибун, выпрямляясь во весь рост.

Ненависть на лице жреца была в этот миг просто ужасной. Собрав силы, он вновь направил на трибуна магический луч. На этот раз зачарованный галльский меч отразил атаку с легкостью. Скавр даже глазом не моргнул — стоял и уверенно улыбался.

— Не думаю, чтобы Фос обращал на тебя слишком много внимания, — сказал Марк. — Попробуй позвать его еще раз. Возможно, он занят чем-то важным и не расслышал тебя.

По толпе прокатился ропот. Одних возмущала наглость римлянина, других удивляли неудачи Земарка.

Жрец бросил в бой еще одно заклинание, но Марк видел в глазах своего противника искру сомнения — самого страшного врага магии. Третья атака оказалась самой слабой. Трибун ощутил легкое головокружение, но без труда скрыл это.

— Видите? — крикнул он толпе. — Этот старый стервятник лжет, как дышит!

Марк, правда, забыл упомянуть о том, что, не будь у него галльского меча, лежать бы ему мертвым рядом с несчастными васпураканами.

— Ты продал душу Скотосу! Это Скотос закрывает тебя своим черным щитом! — взвизгнул Земарк. Изуродованное лицо жреца лоснилось от пота, грудь тяжело вздымалась, словно он только что вышел из битвы.

Эти слова могли натравить на Скавра разъяренную толпу. Однако Марк подготовился к такому заранее:

— Слышите, как лгун хватается за соломинку? Разве не ты, Земарк, учил нас, что победа Фоса неминуема? Неужто ты вдруг сделался одним из этих еретиков, что утверждают, что Добро и Зло равно сильны и бессмертны?

При других обстоятельствах выражение лица Земарка показалось бы Марку просто смешным. Он, который повсюду выискивал ересь, уличался в ней сам!

— Убить его! — дико закричал Земарк. Из толпы кто-то бросил в жреца кочан капусты, ловко угодив Земарку в голову и сбросив его на землю. Далеко не всем в Аморионе по душе пришлась жизнь под гнетом религиозной тирании.

Однако не все аморионцы ненавидели Земарка. Были у жреца и искренние последователи. Человек, бросивший в жреца кочаном, вдруг застонал и рухнул на мостовую — кто-то пырнул его в бок ножом. Убийца несколько раз ткнул свою жертву ножом и вдруг сам рухнул ничком, когда женщина, стоявшая позади него, с силой обрушила ему на голову глиняный кувшин с водой. Кувшин разбился.

— Смерть Земарку! — завопила она. — Выкопать кости Земарка!

Это был клич, звучавший в начале любого бунта. Сотня голосов подхватила его.

Однако не меньше нашлось и тех, кто кричал в ужасе:

— Святотатцы! Защитники еретиков!

Земарк кое-как поднялся на ноги. К нему бросились сразу двое: один с кулаками, другой — размахивая палкой. С громким рычанием Васпур вцепился в горло одного из нападающих. Тот вскинул руки, пытаясь защититься от пса; зверь разорвал ему руку до кости. Бунтовщик бросился бежать, прижимая к груди искалеченную руку.

Один из охранников жреца ударил копьем второго нападающего. Тот в изумлении уставился на копье, торчащее из его живота, потом скорчился и повалился на землю.

— Убийца! Убийца! — завопила та женщина, что разбила кувшин. Ее голос, громкий и хриплый, прокатился по всей площади.

Толпа двинулась вперед. Прежде чем охранник успел выдернуть из тела убитого свое копье, толпа уже набросилась на него.

— Выкопаем кости Земар… — Голос женщины внезапно прервался, когда второй охранник ударил ее древком по голове. Спустя мгновение булыжник, вырванный из мостовой, разможил солдату голову.

— Смерть всем, кто против Защитника! — вскричал какой-то юноша с дико горящими глазами. У него хватило глупости ударить Марка кулаком. Увы, бедный фанатик не ведал, что под одеждой у трибуна был металлический панцирь. Трибун услышал, как хрустнули костяшки пальцев. Парень взвыл от боли. Марк нанес ему удар в солнечное сплетение, и парень согнулся, будто в поклоне.

Вооруженный, облаченный в доспех, хорошо обученный военному делу, Скавр имел в этой бушующей толпе огромное преимущество над прочими. Он стал размахивать перед собой мечом, описывая в воздухе большие круги. Его целью не было убийство; Марк пытался отогнать от себя людей и свободно уйти с площади. Вид длинного сверкающего клинка в руках умелого воина заставлял даже самого яростного фанатика подумать дважды, прежде чем броситься на трибуна.

Марк стал медленно пробираться сквозь толпу, направляясь к тому месту, где ждал его Гай Филипп. Больше всего его тревожили охранники Земарка. Но тем было не до римлянина. Всё, что они могли сделать, — это сдерживать толпу, готовую растерзать их господина.

Проклятия и заклинания Земарка теперь обрушивались на толпу, которая так долго и так слепо следовала за ним. Но во время мятежа, как и на поле битвы, сильные эмоции, ярость и гнев, точно кислотой, разъедали любую магию и делали ее бессильной. Те, кто должен был пасть в муках на землю под испепеляющей силой заклинания, продолжали стоять живыми и невредимыми.

Уверенность покинула жреца. Он повернулся и побежал. Голубой плащ развевался за его плечами, пока жрец метался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из разъяренной толпы. Град камней, комьев глины, гнилых овощей обрушился на тирана. Несколько камней попали в цель. Земарк покачнулся и упал на колено.

Еще больше камней досталось на долю Васпура. Собака подпрыгнула в воздух так высоко, как позволяла цепь, которую Земарк все еще держал в руке. Когда цепь натянулась, пес тяжело рухнул на землю. Люди старались держаться подальше от страшной оскаленной пасти. Связываться со злобным чудовищем никому не хотелось. Поэтому ближайшей мишенью для пса оказался его хозяин. Грозно рыча, Васпур прыгнул на Земарка. Жрец отчаянно крикнул:

— Нет!..

Но клыки зверя впились ему в горло. Воздух прорезал пронзительный крик, который мгновенно оборвался. Сторонники жреца в ужасе завопили, однако все заглушило радостное улюлюканье толпы.

Смерть жреца ни на мгновение не остановила мятежа. К этому времени все, кто находился на площади, уже успели передраться между собой. В толпе завязывались все новые и новые схватки. Некоторые выискивали своих старых врагов, чтобы теперь, пользуясь суматохой, отплатить им сторицей.

Людей вдруг осенило: теперь можно безнаказанно грабить купцов, разложивших на площади товары. Первый же лоток был с грохотом опрокинут на землю. Последователи и противники Земарка мгновенно забыли о религиозной распре и дружно взялись за разбой.

— Фос — и никакой пощады! — завопил какой-то коренастый темнокожий человек в кожаном фартуке мясника. Он бросился к лоткам, размахивая пудовыми кулаками. Любопытно, подумал Марк, на чьей же он стороне? Похоже, мясник и сам этого толком не знал.

Кто-то ударил трибуна по голове. Шлем смягчил удар, однако Марк покачнулся. Инстинктивно трибун нанес нападавшему ответный удар мечом. Атакующий застонал и рухнул на землю. Бегущая толпа тотчас затоптала его. Марк так и не увидел его лица.

Слышно было, как где-то поблизости ругается разочарованный грабитель. Лучшие кольца в ювелирной лавке оказались уже украдены. Незадачливый бунтовщик не успел до них добраться.

— Это просто нечестно! — вопил он, не обращая внимания на хозяина лавки, лежавшего без сознания на земле. Тонкая струйка крови стекала по лбу купца.

— Не печалься! — сказал другой грабитель. — Под стенами города, в палаточном лагере, наверняка найдется немало добра.

— Верно! — воскликнул мятежник. — Эти жулики-торговцы — еретики и язычники, так что мы с полным правом можем обчистить их.

Этот грабитель только что призывал проклятия на голову Земарка, но делал это только потому, что его шурин пал жертвой фанатика-жреца. Теперь времена изменились. Набрав в грудь побольше воздуха, грабитель закричал:

— Очистим карманы этих ублюдков, которые каждый год приходят сюда нас обжуливать!

Радостные крики были ему ответом. Размахивая горящими факелами и самодельным оружием, толпа хлынула по улицам. Мысль о предстоящем грабеже разгорячила Аморион.

Почти все дома были наглухо закрыты, ставни опущены, ворота заперты. Но немало хозяев этих домов поддались общему безумию.

Марк пробился наконец сквозь возбужденную толпу к Гаю Филиппу. Ветеран уже сидел на лошади, держа меч в руке, но еще не вдел ноги в стремена.

Один из мятежников попытался забрать у Гая Филиппа второго коня, предназначенного для трибуна. Гай Филипп не стал марать меч о жалкого воришку, а вместо этого просто пнул беднягу ногой. Гвозди, которыми были подбиты римские сапоги, полоснули по спине видессианина, оставив кровавые полосы. Грабитель взвыл, как отхлестанный пес, но когда он повернулся, чтобы удрать, Гай Филипп добавил ему пинка пониже спины. Вор растянулся в пыли.

Скавр сел в седло.

Старший центурион обозленно зарычал:

— Что, обязательно было сразу начинать драку? Мог бы подождать хотя бы часик. У меня не осталось времени даже потискать ту красивую шлюху. Как только начался бунт, она выбралась из-под меня и умчалась чистить лотки вместе с остальными подонками. Полагаю, она решила, что грабеж — более веселое занятие.

— Нашел время тискать шлюх.

Марк снял увенчанный плюмажем шлем и сбросил с плеч красный плащ. Теперь ему требовалось, чтобы как можно меньше народу узнало в нем человека, который разжег в Аморионе пламя мятежа.

Однако переодевание не удалось.

— А, порожденье Скотоса! — закричал какой-то лысый горожанин, бросаясь на трибуна с кинжалом.

Серый конь был хорошо обучен для сражения. Взвившись на дыбы, он ударил атакующего железными подковами. Грабитель свалился замертво, нож выпал из ослабевших пальцев.

— Да! Вот если бы эта полудохлая улитка, на которой я ползаю, так умела! — завистливо сказал Гай Филипп.

Одного примера оказалось вполне достаточно, чтобы трибуна оставили в покое. Грабители держались теперь от римлян на почтительном расстоянии.

— Ну, куда мы? — спросил старший центурион. Ему пришлось кричать во все горло, чтобы Марк его расслышал. — Обратно, в Наколею?

— Наверное, — ответил трибун. Однако он все еще колебался. — Хотел бы я иметь какое-нибудь доказательство того, что Земарк на самом деле мертв.

— И что ты собираешься предпринять? Вернуться на площадь и забрать его голову, чтобы эффектно швырнуть ее к ногам Туризина? — Скавр не ответил. Гай Филипп изумленно повернулся к своему командиру и взглянул ему прямо в глаза. — Клянусь богами! Ты действительно думаешь об этом!

— Да, — мрачно отозвался Марк. — Будь я проклят, если оставлю Гавру хоть одну лазейку, чтобы он мог надуть меня.

— Захочет — надует. В том и состоит работа Императора. Если ты вернешься на площадь, тебя ждет быстрая и глупая смерть. — Гай Филипп на мгновение призадумался. — a теперь послушай умного человека. Я не собираюсь спорить с тобой, как какой-нибудь глупый грек. Хотя, конечно, жаль, что с нами нет Горгида.

— Продолжай.

— Земарка больше нет. Как ты думаешь, долго ли сможет теперь этот город отбиваться от йездов? Это первый вопрос. Второй: что, по-твоему, предпримут сейчас кочевники? Усядутся, воткнув палец себе в задницу, станут поглядывать на беззащитный Аморион да поплевывать? Сомнительно, Скавр, очень сомнительно! Даже Туризин, я думаю, скоро увидит из своей столицы, что вместо идиота в голубом плаще в Аморионе засядут йезды!

— Ты прав, — признал Марк. — Вряд ли Гавр поблагодарит нас за то, что мы отдали Аморион в лапы йездов.

— Тогда почему он не дал тебе никакого мало-мальски приличного отряда? Ты мог бы освободить город от Земарка и отбиться от йездов. Но Туризин отправляет тебя одного. Почему? Ты знаешь ответ не хуже меня. — Гай Филипп провел по горлу тыльной стороной ладони. — Ты выполнил его поручение, избавил мир от Земарка. Но ты не обязан отвечать за всё, что случилось после этого.

— Разумеется, за этот бунт Туризин повесит на меня всех собак, — согласился Марк. — Ладно, диалектик, ты загнал меня в угол. Пора нам убираться отсюда, пока еще есть такая возможность.

— Наконец-то ты говоришь дело. — Лошадь Гая Филиппа недовольно фыркнула, когда старший центурион ударил ее по тощим бокам. — На этот раз, паршивая тварь, тебе придется пошевелить задницей.

Вскоре они уже выбрались из толпы. Злорадно ухмыляясь, старший центурион махнул рукой в сторону мятежников:

— Пусть наслаждаются, пока у них есть время. Йезды налетят на них, как мухи на падаль.

При мысли об этом Скавр выругался:

— А прилетят эти мушки с севера. Проклятье, как раз откуда, куда мы направляемся.

— Чума! Об этом я не подумал. Нам еще повезло, что мы добрались до города без особых приключений. — Гай Филипп почесал покрытую шрамами щеку. — Эти треклятые кочевники сядут нам на хвост. Плохо дело.

Римляне выехали в предместье. Дома становились все ниже, пустыри между домами — все обширнее. Как и большинство городов, расположенных в когда-то безопасных западных провинциях, Аморион не имел крепостных стен. Марк уже видел палатки и шатры — купеческий городок, выросший за несколько дней для того, чтобы после окончания панегириса исчезнуть без следа.

Вид палаток натолкнул Марка на удачную мысль:

— Давай примем предложение Тамаспа и наймемся к нему охранниками. Конечно, и в его караване найдется немало добра для грабителей, но только очень большая шайка посмеет напасть на него.

— Двойная шестерка! — отозвался Гай Филипп. — Отличный выход из положения. — Он потянулся, надув мускулы на руках. — Может, надавать дюлей этим шакалам? Я ничего не имел бы против.

Как любой профессиональный солдат. Гай Филипп терпеть не мог мародеров и грабителей за неорганизованность и алчность.

Палаточный городок уже гудел, как растревоженный улей. Первая волна мятежников уже докатилась досюда, чуть-чуть опередив римлян. Аморионцы перебегали от лотка к лотку, хватая всё, что попадется под жадную руку. Покупателей тоже охватила эта безумная лихорадка. Несколько окровавленных тел — по преимуществу местных жителей — уже лежали в пыли.

Но не только грабеж вызвал шум и смятение в лагере. Караванщики быстро сворачивали шатры, убирали лавки, грузили товар на лошадей и верблюдов. Некоторые почти закончили сборы. Должно быть, они начали паковаться при первых лучах солнца — задолго до того, как выступление Скавра вызвало бунт в Аморионе.

— Где же он прячется, этот Тамасп? — ворчал Гай Филипп.

Римляне рассчитывали найти его возле шафранового шатра, «светившегося» даже в ночной темноте, но этот шатер уже свернули.

— Может, он там? — предположил Марк, показывая на голубую палатку с белыми полосами. — По-моему, он стоял возле той палатки.

— Ты прав, — отозвался Гай Филипп, заметив шафрановую ткань — «светящийся» шатер был свернут и привязан к спине лошади. Однако хозяина каравана нигде не было видно, хотя купцы, которые путешествовали вместе с Тамаспом, суетились вокруг, заканчивая сборы.

Несмотря на царивший вокруг хаос, толпа не тронула караван Тамаспа. Отряд хорошо вооруженных конников образовали периметр, который мог отпугнуть даже самых отъявленных разбойников. Некоторые держали наготове луки со стрелами, другие — сабли и копья.

В отряде, как это обычно и бывает, подобрались самые различные люди: от светловолосых халогаев до видессиан, от макуранцев до степных кочевников. Сюда затесалось даже несколько йездов. Все они имели шрамы, у нескольких не хватало уха или пальца. Вероятно, две трети этого разношерстного сброда были где-нибудь объявлены вне закона. Тем не менее пестрый отряд выглядел достаточно воинственно.

При приближении римлян наемники насторожились.

— Где Тамасп? — крикнул Скавр человеку, который, как показалось трибуну, был командиром.

Это был видессианин — невысокого роста, с оливковой кожей. Его пальцы сверкали золотыми кольцами, запястья — тяжелыми браслетами. Пояс и ножны были осыпаны драгоценными камнями, а массивный золотой обруч в виде дракона, который висел у него на шее, мог вызвать искреннюю зависть любого галльского вождя. Однако, несмотря на обилие побрякушек, этот воин выглядел опытным и опасным бойцом.

— Тамасп занят, черт побери! — буркнул он. — Что у тебя за дело к нему?

Гай Филипп внезапно заверещал тонким фальцетом:

— Какое дело? О, подлый негодяй! Он соблазнил меня, бедную девушку! Теперь мой папаша гонится за ним с топором в руках!

Видессианин отвесил челюсть. Несколько стражников зашлись диким хохотом.

Перейдя на нормальный тон, старший центурион резко проговорил:

— Да кто ты такой, кусок дерьма, чтобы не пускать честных людей к Тамаспу?

Видессианин побагровел.

Марк быстро вмешался в разговор:

— Тамасп предлагал нам присоединиться к твоему отряду, вот мы и пришли.

После этих слов обстановка изменилась, как по волшебству. Увешанный побрякушками, как праздничное дерево, командир стражников сделался деловым и серьезным. Его черные глаза быстро оглядели вновь прибывших, скользнули по длинному шраму на правом локте трибуна, задели кольчугу.

— Странные у вас доспехи, — пробормотал он и поглядел на Гая Филиппа. — Что ж, сгодитесь, — вынес он приговор. — Н'джал, беги за хозяином.

— Что тут происходит? — прогудел низкий голос Тамаспа. — Лучше бы ты не беспокоил меня по пустякам, Камицез. Эти остолопы всю дорогу суетятся. Иной раз я думаю, что они даже не знают, куда им втыкать ту штуку, что торчит у них между ног, не говоря уже о… — Внезапно Тамасп замолчал. Он увидел римлян. — Ха! Закончили свои драгоценные делишки?

Где-то позади один из бунтовщиков завопил, когда торговец захлопнул лоток, прищемив ему пальцы.

— Можно сказать и так, — отозвался трибун.

Тамасп пожал могучими плечами:

— Чем меньше я буду задавать вопросов, тем меньше лжи услышу в ответ. Значит, вы оба решили присоединиться ко мне? Что ж, вы были солдатами, дело свое знаете — даже и не возражайте и ничего не объясняйте, я не желаю ничего знать. Это намного упрощает дело. Правила вам известны. Об оплате я говорил. Если вы что-нибудь украдете — изобьем до полусмерти. Попадетесь второй раз — изобьем и выгоним голыми. Поднимете на нас оружие — убьем, если сумеем. Мы не любим грабителей и очень не любим предателей.

— Нам подходит, — сказал Марк.

— Отлично. — Тамасп нахмурился. Его пронзительные глаза почти полностью скрылись за кустистыми бровями. — Ну и как мне вас называть? — Услышав имена римлян, макуранец хмыкнул. — Никогда прежде такого не слыхивал. Ну да мне дела нет до этого. Ты, Маркос, будешь справа. Твой командир — Камицез. Твое место, Гайос, слева, под командой Музафара. — Назвав последнее имя, Тамасп показал на своего соотечественника, рослого худощавого человека с черными, как уголь, волосами, седеющими у висков. Точеное, аристократическое лицо Музафара немного портил сломанный нос.

Заметив, как римляне переглянулись, Тамасп засмеялся. Его большой живот заколыхался, точно скала во время землетрясения.

— Я ведь еще не знаю, кто вы такие, ублюдки, — заметил он. — Думаете, я оставлю вас вместе? А вдруг вы затеете тут хрен знает что? Чтоб мне провалиться, если я дам вам такую возможность.

Да, Тамасп, конечно, не видессианин, подумал Марк, но мыслит в том же направлении. Впрочем, купца не следует осуждать за это. Подобные меры предосторожности не раз сохраняли ему жизнь и товар.

Гай Филипп с невинным видом осведомился у караванщика:

— Из-за чего тут поднялась вся эта суматоха? Похоже, ты собрался уходить из города задолго до начала бунта. Да и многие купцы, как я погляжу, — тоже.

Как бы подтверждая эти слова, еще несколько купцов выступили в путь. Погонщики щелкали кнутами в воздухе, подгоняя мулов. Раздался крик боли — кнутом попало по грабителю.

— Да у меня росла бы задница на плечах вместо головы, если бы я решил остаться! — ответил Тамасп. — Утром сюда примчался всадник на взмыленной лошади. Большая армия движется вверх по течению Итоми. Полагаю, это йезды — больше некому. Я не такой идиот, чтобы сидеть и ждать их появления.

Разумеется, йезды, подумал трибун. Кто же еще! Весьма сомнительно, чтобы это оказались имперцы. В дни расправы над Скавром Туризин едва только начал мобилизацию войск. Вряд ли армия Туризина успела добраться даже до Гарсавры.

— Хватит пустой болтовни, — объявил Тамасп. — Нужно как можно быстрее уносить отсюда ноги. Несколько глупых купчишек, что явились сюда вместе со мной, решили немного подождать. Думают продать йездам кое-что из оружия. Дождутся, что милейшие покупатели порубят их на кусочки их же собственным товаром. Впрочем, это не мое дело. Камицез, Музафар — вот эти двое будут вашей новой головной болью. Если начнут досаждать — гоните их к едрене матери. Мы неплохо обходились без них, обойдемся и впоследствии. — И караванщик пошел прочь, крича на ходу: — Почему эта сраная палатка до сих пор не свернута? Быстрее, ленивые ублюдки!

Камицез махнул Марку, чтобы тот шел за ним. Музафар широко улыбнулся Гаю Филиппу. Белоснежные зубы блеснули на смуглом лице.

— Скажи мне, — мягко проговорил он, обращаясь к старшему центуриону, — как ты кличешь своего скакуна?

— Эту старую развалину? Самым худшим словом, какое только взбредет на ум.

— О, да ты проницателен! Опасный ты человек. Кстати, ты стоишь лицом на север. Если ты с нами, а мы идем на юг, то тебе лучше развернуться.

Меньше чем через час после поступления римлян на службу караван Тамаспа тронулся в путь. Отряд из сорока воинов выглядел довольно внушительной силой. Однако даже такой многолюдный караван — охранники Тамаспа, конюхи, слуги, торговцы, личная стража других купцов — казался жалкой горсткой людей на длинной дороге.

Разделенные на тройки, люди Камицеза следовали вдоль одного длинного ряда телег и всадников. С другой стороны точно так же несли стражу люди Музафара. Марк поискал взглядом Гая Филиппа, но так и не нашел. Единственным напряженным эпизодом стала стычка с бунтовщиками на выезде из Амориона. Грабители кишели там, как блохи на собаке.

Около двух дюжин человек набросились на Скавра и его товарищей — халогая Н'Джала и степного кочевника, худого, будто выжженного солнцем человека по имени Вахиг. Несколько грабителей попыталось отвлечь на себя внимание охранников, в то время как остальные кинулись к вьючным мулам.

Если бы разбойники напали на подобных себе, их план сработал бы безупречно. Но к несчастью для бандитов, они имели дело с профессионалами. Занеся над головой топор, Н'Джал с хирургической точностью отсек нападающему ухо. Мародер бросился бежать, дико завывая и пачкая одежду кровью. Марк пронзил мечом другого — тот даже не успел поднырнуть под брюхо лошади Скавра, как намеревался. Вахиг повернулся в седле и молниеносно пустил стрелу. Один из негодяев упал, захлебываясь кровью и пытаясь выдернуть из раны стрелу. После этого грабители оставили свою затею, признав ее бесполезной.

Трое солдат усмехнулись друг другу. Н'Джал и Вахиг разговаривали между собой на ломаном макуранском языке. Халогай объяснил Марку, что Вахиг когда-то во время племенной междуусобицы поддержал «не того» наследника и вынужден был спасаться бегством. Н'Джал был отправлен в вечное изгнание потому, что не сумел найти достаточно денег для того, чтобы оплатить виру за убийство человека. Скавр сообщил, что стал наемником, потому что понадеялся на удачу. Товарищи Марка выслушали эту историю без комментариев. Трибун понятия не имел, поверили ли они ему.

Они разбили лагерь у реки Итоми. Летний зной уже подступал к центральному плато. Река частично обмелела. Однако до конца Итоми никогда не пересыхает. На опаленном беспощадным солнцем центральном плато вода драгоценнее рубинов.

Каждая тройка охранников ночевала в своей палатке. Марку пришлось забыть о своем желании поговорить с Гаем Филиппом наедине. С другой стороны, они могли бы обменяться впечатлениями и при посторонних: латынь сделала бы их разговор непонятным для чужих ушей. Но когда Марк решил поискать центуриона у походных костров, где готовился ужин, он узнал, что его товарищ сейчас уже ушел в караул. Марк заподозрил, что это не было случайностью.

Хитрый караванщик нанимал не только самых лучших охранников. Другие слуги тоже были на высоте. Повар сумел каким-то волшебным образом состряпать неплохое жаркое из копченого мяса, крупы, лука и гороха. Да и запах вызывал обильное слюнотечение. Марк невольно усмехнулся, вспомнив, какой отвратительной баландой потчевали его тюремщики Туризина Гавра.

Трибун уселся у костра, чтобы согреться и поужинать, но, прежде чем он успел поднести ложку ко рту, кто-то ударил его в спину. Миска полетела в сторону.

Марк обернулся. Ударивший его солдат был видессианином — широкоплечим и рослым. В левом ухе он носил серьгу.

— Прошу прощения! — ухмыльнулся он.

— Ax ты, неуклюжий… — начал было Марк, но вдруг заметил, что на него выжидающе смотрит еще несколько человек. Марк понял всё. Любой новичок проходит проверку на прочность, прежде чем ветераны примут его в отряд на равных.

Видессианин навис над Марком всей своей внушительной фигурой и сжал кулаки, явно провоцируя римлянина. Даже не поднявшись, трибун ударил противника по колену носком сапога. Видессианин рухнул на землю. Скавр тут же прыгнул на него.

— Без ножей! — закричал Камицез. — Только попробуй схватиться за нож! Это будет последнее, что ты успеешь в жизни!

Оба бойца катались в пыли, осыпая друг друга тумаками. Видессианин явно метил попасть Марку между ног, но трибун успел извернуться, и удар пришелся по бедру. Марк схватил противника за бороду и ткнул его в пыль лицом. Когда видессианин попытался проделать со Скавром тот же маневр, то скользнул рукой по гладко выбритому подбородку римлянина.

— Вот хитрец! — крикнул кто-то из наблюдавших за боем. — Он сбрил бороду!

Из глаз Марка посыпались искры — кулак видессианина угодил ему в переносицу. По лицу потекла кровь. Теперь уже Марк разозлился не на шутку и изо всех сил ударил врага в живот. Кулак Марка встретил крепкие мускулы. Бить видессианина по животу оказалось все равно что бить по пню. Однако один удар удачно угодил в солнечное сплетение. Видессианин схватился за грудь и принялся судорожно глотать ртом воздух.

Марк поднялся и осторожно потрогал свой разбитый нос. Кость цела, подумал он удовлетворенно. Тем не менее нос уже распухал.

Собственный голос показался Марку чужим:

— Ну, всё? Я могу поужинать или мне нужно побить кого-то?

— Ладно, ты нам подходишь, — отозвался Камицез. Он кивнул на противника трибуна — тот как раз начал приходить в себя. — Бизий у нас не самый слабосильный мальчуган.

— Я заметил, — согласился трибун и снова потрогал свой нос.

Он помог Бизию подняться. Надо сказать, Скавр не слишком сожалел о том, что, катаясь по пыли во время схватки, Бизий здорово ободрал лицо. Но бывший противник принял руку Скавра без колебаний. Бой был честным. Если уж на то пошло, то испытание оказалось не более жестоким, чем горячее клеймо, которое соединяет новобранца с римским легионом.

— Плати, командир! — сказал один из стражников.

Камицез, кисло поглядев на него, снял одно из колец и протянул солдату. Марк нахмурился; ему совсем не понравилось, что новый командир ставил против него да еще потерял деньги.

— Если ты хочешь вернуть проигранное, — шепнул Марк Камицезу, — то поставь на моего друга Гая, когда наступит его черед. Он скоро вернется из караула.

— Поставить на этого старого деда? Да у него вся голова седая! — ошеломленно уставился на Марка Камицез.

— Постарайся, чтобы Гай никогда этого не услышал, — посоветовал трибун. — Поставь на него, как я советую. Если ты проиграешь, я оплачу твой проигрыш. Говорю это при свидетелях.

— Да ты просто с ума сошел! Ладно, согласен. Никогда не отказывайся от даровых денег и бесплатной женщины — так всегда говорил мой отец. К тому же деньги, в отличие от женщины, не могут заразить тебя триппером.

Н'Джал сказал Марку, когда они заступили на караул:

— Должно быть, ты богаче, чем выглядишь, чужеземец. Камицез играет лучше, чем любой намдалени. Он знает, на что и когда ставить.

Халогай сказал что-то Вахигу. Тот в ответ закивал энергично головой и сделал движение рукой, точно бросал игральные кости.

Вахта прошла без особых приключений. Только жужжание насекомых и далекое уханье совы нарушали ночную тишину. Созвездия Видесса, все еще чужие для трибуна, медленно перемещались по небу. Беседуя с Н'Джалом, Марк узнал, что халогай соединяли звезды в созвездия совершенно иначе, нежели имперцы. Вахиг, как выяснилось, видел в небе третью картину, не похожую на первые две.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем пришла смена. Но солдаты ничего не могли сказать Скавру о том, выдержал ли испытание Гай Филипп.

— Мы заснули, едва поставили палатку. Нужно что-то поинтереснее, чем драка, чтобы разбудить нас. Ох, терпеть не могу поздние смены, — сказал один из солдат.

Марк и сам зевал от усталости, так что спорить с солдатом не стал.

Когда он вернулся в лагерь, костры уже догорели, в темноте мерцали лишь красные угли. Несколько человек сонно болтали у догорающего огня, попивая вино и позевывая. Почти все уже легли спать.

— Узнаешь все утром, — утешил Марка Н'Джал, когда они растянулись в палатке. Трибун заснул, едва донеся голову до подушки. Ему пришлось дышать ртом; распухший нос стал вдвое больше обычного.

Вкусный запах свежих пшеничных лепешек показался намного привлекательнее после затхлого воздуха палатки. Марк утащил одну прямо с раскаленного камня, подцепив кинжалом, и несколько раз подбросил в воздух, чтобы она остыла. Не обращая внимания на проклятия повара в его адрес, Марк уничтожил ее в одно мгновение. Она оказалась необычайно вкусной.

Тычок по ребрам заставил Скавра резко повернуться. Перед ним стоял Камицез, довольный, как лисица, только что опустошившая курятник. Видессианин протянул Марку две серебряные монеты.

— Я заработал куда больше, — сообщил он. — Это тебе за информацию.

Марк сунул монеты в пояс. Он огляделся, ища глазами Гая Филиппа, но подразделение Музафара находилось на другом краю лагеря.

— Ну и как он это проделал? — спросил Марк Камицеза.

— Они выбрали здоровенного облома. Знаешь, эдакая гора мышц и ни капли ума. Сплошные рефлексы и чуть-чуть эмоций. Ну вот. Когда этот человек-гора пер на твоего друга, точно медведь, даже слепой болван догадался бы, что у него на уме. Твой друг еще не успел сесть за ужин. Как его зовут? Гайос? Так вот, Гайос делал вид, будто ничего не замечает, покуда лопух едва не засел ему на шею. Тогда он резко развернулся, оглушил его градом ударов и поволок к уборной. Опустил туда сперва ступнями, потом и пониже. Топить не собирался. Затем невозмутимо вернулся к костру и принялся за ужин.

Происшествие носило на себе неповторимый отпечаток опыта, умения и специфического юмора, присущих старшему центуриону.

— Он что-нибудь сказал? — спросил Марк Камицеза.

— А, я как раз подхожу к этому моменту. — Глаза видессианина заблестели. — Слопав несколько ложек каши, он поднял голову и задумчиво произнес, не обращаясь ни к кому в отдельности: «Если подобное повторится, это может привести меня в плохое настроение».

— Да, на него похоже. Сомневаюсь, что повторение возможно.

— Я тоже.

Украв лепешку точно таким же маневром, что и Марк, Камицез побежал вперед, чтобы помочь Тамаспу подготовить караван для подъема.

Через полтора часа после восхода солнца купцы уже выступили в путь. Очень медленно для легиона, но совсем недурно для пестрого отряда авантюристов и торговцев.

Тамасп обходил купцов, путешествовавших вместе с ним, и ругался на чем свет стоит. Макуранец без устали подгонял «этих ленивых бездельников», чтобы они не отставали.

— Да ты кто — торговец или евнух, сидящий на своих отрезанных яйцах в дырявом портшезе? — орал он одному из купцов, найдя того слишком медлительным. — Если ты поползешь как улитка, мы тебя бросим. Увидишь, как быстро ты побежишь, если йезды сядут тебе на хвост!

Купцы не знали более страшной угрозы, чем быть брошенными караваном.

Как и прежде, путешественники шли на запад. Марк махнул рукой Тамаспу, когда тот подошел к его тройке, не переставая немилосердно разносить в пух и прах все, что ему не нравилось, — а не нравилось макуранцу решительно все.

— Ну, что тебе нужно? — осведомился караванщик. — Камицез сказал мне, что ты честно заработал место в отряде. Не думай, что обзаводясь носом размером с мой, ты начнешь получать мои доходы.

— К счастью, с таким носом я не родился, так что через пару дней мой носик снова станет изящным, — парировал трибун.

Довольный тем, что поймал Тамаспа в хорошем настроении, Марк спросил, скоро ли караван повернет на север, в сторону имперских портов на побережье Видесского моря.

Тамасп прочистил себе ухо пальцем, как бы желая убедиться в том, что не ослышался. Затем караванщик откинул голову назад и захохотал так громко, что слезы выступили у него на глазах.

— А кто хотя бы слово говорил о севере? Ах ты, несчастный сукин сын, да разве ты не знаешь, куда я иду? Сдались мне твои дурацкие имперские порты! Я иду в Машиз! — Тамасп едва не задохнулся от смеха. — Надеюсь, путешествие тебе понравится.