"Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора (Томас Дилан)

Карта любви

^{Перевод Ю. Комова}

Здесь, говорит Сэм Риб, обитают двугорбые звери. Он указывает на карту Любви, все пространство которой занимают моря, острова, какие-то странные континенты с темными пятнами лесов по краям. Двугорбый остров, через который проходит линия экватора, прогибается от прикосновения его пальца, морщится, как пораженная кожа на теле человека; окружающее остров море, кровавого цвета, волнуется, приходит в движение. Крохотные зерна, выносимые морским приливом, рассыпаются по гулкому побережью; песчинки множатся; сменяют друг друга времена года; лето в своем родительском гневе спускается к осени и первым уколам зимы, покидает остров, выпускает из пещер на свободу четыре главных ветра.

Здесь, говорит Сэм Риб, погружая пальцы в холмы маленького острова, обитают первые звери любви. И здесь потомство первой любви соединяется, он знает это, с травами, которые вылизывают свои молодые побеги, с их собственным дыханием и соком, питавшими первые всходы; это — любовь, но, пока не наступит весна, она не услышит и слова в ответ от тех былинок, что появятся потом.

Бесс Риб и Рубен замечают зеленое море вокруг острова. Оно проникает в расселины и трещины, бежит, как ребенок, по своей первой пещере. Под поверхностью моря замечают они каналы, выписанные как на плане, каналы соединяют первый остров зверей с заболоченными континентами. Студенистые растения бесстыдно вылезают из болот, кипят в траве яды, стекающие с пера, в болотах идет спаривание — дети краснеют.

Здесь, говорит Сэм Риб, властвуют две бури. Он чертит пальцем слегка расплывчатые треугольники двух ветров и рты двух угловатых херувимов. Бури перемещаются в одном направлении. По одной ползут они через мерзкую топь, в тени собственных дождей и снегопадов, в звуке собственного дыхания, предвкушая новую боль. Бури, как дети, девочка и мальчик, идут через беснующийся мир, через шторм на море, волочащийся под ними, сквозь облака, распадающиеся в своем движении на множество лоскутков и пристально вглядывающиеся в холодную стену ветра.

Возвращайтесь, призрачные блудные сыны, в лабораторию отца своего, произносит с пафосом Сэм Риб, и ты, упитанный телец, возвращайся в пробирку. Он указывает на меняющие свой лик земли; чернильные линии каждой бури пересекают глубокое море и следующую трещину между мирами влюбленных. Херувимы дуют усерднее; ветры двух беснующихся бурь и водяная пыль единого моря несутся, обгоняя друг друга; бури останавливаются на пустынном берегу двух соединившихся территорий. Две беззащитные башенки покоятся на двух-сердцах-в-зерне миллионов песчинок, которые смешиваются, так об этом говорят стрелы на карте, и образуют единую опору. Но чернильные стрелы отбрасывают их назад; две слабеющие башенки, мокрые от любви, дрожат от ужаса первого слияния, и две бледные тени несутся над землей.

Бесс Риб и Рубен поднимаются на холм, что смотрит каменными глазами на полосатую долину; затем, держась за руки, напевая, сбегают они с холма вниз, снимают башмаки в мокрой траве первых двадцати лугов. В долине обитает дух, который является, когда все холмы и деревья, все скалы и потоки уже погребены под западной смертью. Здесь — первый луг, где сумасшедший Джарвис сто лет назад сеял семя свое в живот плешивой девушки, которая пришла из далекой страны и лежала с ним в муках любви.

Здесь — четвертый луг, место чудес, где мертвый может подняться, шатаясь, из могилы или падшие ангелы сражаться над водой потоков. Укрывшийся глубже в почву долины, чем слепые корни, что сменяют друг друга в прорытых ими и до них норах, дух четвертого луга встает из тьмы, обнажая бездну и мрак во всех сердцах, что идут черед долину опять и вновь от границ горной страны.

На десятом и главном лугу Бесс Риб и Рубен стучат в дверь хижины и спрашивают, где находится первый остров, окруженный холмами любви. Они стучат с черного хода и получают невнятный ответ.

Босые, рука об руку, бегут они через оставшиеся десять лугов к воде Идрис, где ветер пахнет морскими водорослями и долиной и дух мокр от дождя. Но спускается ночь, рука лежит на бедре, и блики плывущего с реки тумана откуда-то издалека тянут за собой новые миражи, все ближе и ближе. Контуры острова, окруженного стеной тьмы, возникают в полумиле вверх по реке. Тихо, ступая на цыпочках, Бесс Риб и Рубен сходят к ласковой воде. Тень острова растет на глазах, они разжимают пальцы, скидывают легкие одежды и, обнаженные, мчатся к реке.

Вверх по реке, вверх по реке, шепчет она.

Вверх по реке, вторит ей он.

Вода увлекает, несет их вниз по реке, но они отбиваются от течения и плывут к медленно вырастающему острову. Тогда ил поднимается со дна реки и лижет ноги Бесс.

Вниз по реке, вниз по реке, кричит она и отбивается от грязи.

Рубен, опутанный водорослями, борется с их серыми головками, что захлестывают его руки, и следит за ее спиной, удаляющейся к берегу, где долина выходит к морю.

Но пока Бесс плывет, вода щекочет ее, охватывает, обнимает.

Любовь моя, кричит Рубен, возбужденный прикосновением воды и водорослей.

И когда стоят они, обнаженные, на двадцатом лугу, любовь моя, шепчет она.

Первый страх отталкивает их друг от друга. Мокрые, как были, натягивают они одежду.

Через луга, говорит она.

Через луга к холмам, к холму-дому Сэма Риба, как слабеющие башенки бегут дети; их больше ничто не связывает; они смущены, сбиты с толку грязью и краснеют при первом прикосновении туманной островной воды.

Здесь обитают, говорит Сэм Риб, первые звери любви. В прохладе нового утра дети слушают, боясь даже шевельнуться. Он опять касается прогибающегося холма, который возвышается над островом, и отмечает движение перекрещивающихся каналов, соединяющих болото с болотом, зеленое море с морем более темным и все холмы любви и острова в одну территорию.

Здесь смешиваются травы и луг, и песчинки, говорит Сэм Риб, и разделенные воды соединяются сами и их соединяют. Солнце — с травой и лугом, песок — с водой, а вода — с зеленой травой. Все это переплетается, и соединяют все это ради рождающей и защищающей земли. Сэм Риб соединяется с зеленой женщиной, как Большой Дядя Джарвис со своей плешивой девушкой, соединяется он с мягкой водой ради рождения и защиты ребенка, который краснеет за него. Он замечает, что болотистые континенты лежат так близко к первому зверю, перевернувшемуся на спину, как и круг сдвоенных зверей под таким же высоким холмом, как холм Большого Дяди, что нахмурился прошлой ночью и оделся камнем. Камни холма Большого Дяди режут детям ноги; следы и башмаки навеки потеряны в траве первого луга.

Рассматривая холм, Бесс Риб и Рубен сидят тихо. Они слышат, как Сэм говорит, что спуск с холма первого острова мягок, как шерсть и гладок, как лед под санками. Они вспоминают, как легок был спуск прошлой ночью.

Спокойный холм, говорит Сэм Риб, становится бешеным при восхождении. Пересекая холм юных, идет белая тропа камня и льда, со следами скользивших здесь ног или детских санок, несшихся вниз; на шаг в сторону — другая тропа, красного камня и крови, с трещинками следов поднимающихся детей, взбирается вверх. Спуск мягок, как шерсть. Потерпишь неудачу на первом острове, и холм восхождения оденется, укроется острым камнем.

Бесс Риб и Рубен, ни на мгновение не забывая о горбатых валунах и мелких камешках в траве, поворачиваются навстречу друг другу в первый раз за этот день. Сэм Риб уже создал ее и будет творить его, будет формировать и созидать и разыскивать остров и там растворяться в едином порыве. Он опять говорит им о грязи, но это не пугает их. И серые головки водорослей разрываются и никогда не набухнут опять в руках пловца. День восхождения окончен; пройден первый спуск, холм на карте любви, в руках у детей две ветки — каменная и оливковая.

Призрачные блудные сыны возвращаются этой ночью в покой холма, через пещеры и залы взбегая на крышу, опуская звездную кровлю, зажав в руках счастье. Перед ними раскинулась полосатая долина; трава ее двадцати лугов дает скоту корм; ночью животные движутся за изгородью и пьют теплую воду Идрис. Бесс Риб и Рубен бегут вниз с холма, и нежные камни тихи под и их ногами; все быстрее бегут они по боку Джарвиса, ветер в волосах, запахи моря проникают в их трепещущие ноздри с севера и юга, где нет моря, и, достигнув первого луга и края долины, они замедляют бег, находят свои башмаки, аккуратно лежащие в раздвоенном коровьем следу в траве.

Они застегивают пряжки на башмаках и бегут по стелющимся травам.

Здесь — первый луг, говорит Бес Риб Рубену.

Дети останавливаются, лунная ночь продолжается, из окружающей тьмы раздается голос.

Вы — дети любви, говорит голос.

Где ты?

Я — Джарвис.

Кто ты?

Здесь, мои дорогие, здесь, за изгородью с мудрой женщиной.

Но дети бегут от голоса за изгородью.

Здесь — второй луг.

Они останавливаются, чтобы перевести дыхание, и ласка с шумом пробегает у их ног.

Держи крепче.

Я буду держать тебя крепко.

Держитесь крепче, дети любви, говорит голос.

Кто ты?

Я — Джарвис.

Где ты?

Здесь, здесь, лежу с девой из Долджелли.

На третьем лугу человек Джарвис лежит, любя зеленую девушку, и он продолжает любить ее дух и пахнущее молоком и маслом дыхание, когда называет их детьми любви. Он любит хромоножку на четвертом лугу, и ее вывернутые ноги увеличивают эту любовь, и он проклинает наивных детей, которые нашли его с возлюбленной, у которой стройные ноги, на пятом лугу, ограничивающем четвертую часть всех лугов.

Рядом с Джарвисом девушка из тигровой бухты, и ее губы отпечатывают красное, разбитое сердце на его горле, и это — шестой луг, где пронеслась буря и где, избегая молота ее рук, он видит их невинность, два цветка, раскачивающихся в свином ухе. Роза моя, говорит Джарвис, но седьмая любовь исчезает в его руках, и пальцы тщетно пытаются схватить ее, удержать язву Гламоргана под восьмой изгородью. Святая женщина из монастыря Храма Божьего Сердца прислуживает ему девятый раз.

И дети на главном лугу кричат так, что голоса их поднимаются вверх, вверх и, отражаясь от десяти сфер полночного мира-за-изгородью, падают вниз.

Это ночь ответов, когда эхо одинокого голоса скорбно вторит двухголосому вопросу, звенящему в воздухе ударами вверх, вверх и вниз.

Мы, говорят они, это Джарвис, Джарвис под изгородью, в объятиях женщины, зеленой женщины, женщины плешивой как уличный торговец, Джарвис на бедрах монахини.

Они считают, как часто любили, а дети слышат это. Бесс Риб и Рубен слышат десять оракулов, которые осторожно окружают их. Через оставшиеся луга, навстречу шепоту последних десяти возлюбленных, навстречу голосу стареющего Джарвиса, сероволосые в предрассветных тенях, спешат они к Идрису. Остров сияет, лепечет вода, в каждом порыве ветра — движение тела, оставляющее след на ровной глади реки. Он снимает ее легкие одежды, и она складывает руки как лебедь. Обнаженный юноша стоит на ее плечах; она оборачивается и видит, как он ныряет в рябь ее следов. Сзади них из звука возникают голоса отцов.

Вверх по реке, зовет Бесс Риб, вверх по реке.

Вверх по реке, отвечает он.

И только теплая вода карты перехлестывает этой ночью через первый остров зверей, белый под луной.