"Лукоеды" - читать интересную книгу автора (Данливи Джеймс Патрик)

12

Той ночью. Клементин пробирался черным ходом, держа леди Труди Макфаггер за ее длинные холодные пальцы. Спотыкаясь, они поднимались по лестнице в темноте. Куда-нибудь. В какую-нибудь комнату, в которую никто не прошено не мог бы по горячке ввалиться. Притащив за собой еще кого-нибудь. А там и других. На полный экстаза бордельерчик. Уста к устам и еще к чему-нибудь.

Мы лежим на влажных истрепанных стеганных одеялах. Попав сюда по запаху. Как и Элмер. Который по своим собачьим дел бежал мимо, помахивая хвостом между фирболгами. Войдя в дверь, я споткнулся о него и упал. Леди Макфаггер упала на меня. Он стал лизать наши лица. Взахлест длинным языком. Из-за последних событий не замечаешь новых опасностей. Один влажный, другой теплый. Элмер пописал на нас обоих.

Леди Макфаггер крутится, стараясь освободиться. От моих рук вокруг нее. От чего Элмер гавкает и рычит. Ему не нравится, когда его не вовлекают в действо. Которое мы почти совершаем. На широких половицах пола, выложенных разнообразными покрывалами.

— Боже, я животных люблю, г-н Клементин, но не до такой же степени. Вы, что, не научили его, как следует вести себя дома?

— Только в четырех комнатах.

— Я вся мокрая.

— Сожалею.

— Мне нужно вытереться. Немедленно.

— Прошу вас, не надо. У меня впервые все так цивилизованно. Я в отчаянии.

— Цивилизованно? Когда меня обоссали? О, Боже!

— И меня тоже. Всю ногу.

— Ну, а мне все колени. Такая вонь! Кстати, ведь я замужняя женщина.

— Вы мне так одобрительно пожали руку.

— Вовсе нет. Мое пожатие было слабым. Да, я была заинтригована. Естественно, низкие чувства при этом просыпаются. От такой дикости. Но я не могу в это поверить. Два взрослых человека тянут друг друга за органы.

— Вы сказали, что хотели посмотреть мои яйца.

— Я не говорила этого.

— Нет, говорили.

— Я просто спросила, не будет ли грубо с моей стороны попросить посмотреть на них. Фактически, я не просила. Господи, если надо, я в любое время могу посмотреть их у моего мужа.

— Это хорошо.

— Конечно, согласна. А если я вам и дала знак, то только потому, что мы с Джеффри немного поругались. Мне не нравится, когда в моем присутствии он развлекается с женщиной, которая старше меня лет на двадцать и совершенно другого класса. Я знаю, почему он так делает. Ему нравятся большие титьки, а мои маленькие. У каждого есть свои скрытые мотивы. Я, возможно, была слегка заинтересована вашими яичками. Просто потому, что Джеффри, и я надеюсь, вы не будете звать его Гвоздь, все время болтает о них. Вы удовлетворены? Какой-то особо отвратительный запах мочи у вашей собаки!

— Ничего не поделаешь. Большие почки.

— Вы действительно, вызываете какую-то неловкость. Ни с того, ни с его обвинили Веронику в том, что она больна сифилисом. Несчастная женщина лишь зашла в комнату, чтобы взять книжку почитать.

— Она была абсолютно голой, на роликовых коньках и под зонтиком.

— Что за отвратительно негалантную вещь вы сказали!

Элмер что-то жует в углу. Его любимой пищей является туалетные принадлежности в виде черепашек. Слышу отдаленные крики. Долгие стоны. Человека или животного. Или туннеля, ведущего к морю. Персиваль говорит, что если в замке открыть определенные двери, то поднимется ветер. Так, однажды, кого-то сдуло прямо в море. На закуску огромному угрю.

— Запах от шерсти моего платья становится еще хуже.

— Так, снимите его.

— Ну, что вы.

— Пожалуйста.

— Для того, чтобы избавиться от запаха или у вас похотливые намерения?

— Всего понемногу.

— А что вас во мне заинтересовало?

— Вы вся.

— О, как неинтересно. Я надеялась, на что-то особенное, мои глаза или губы или еще что-нибудь. Но я вся, как скучно.

Запах аммиака. Бьет в ноздри. Шлеп, шлеп, мимо двери. Это, наверно, Бладмон на костылях. Может попросить его помочь. Вести счета по замку. Говорил, что когда-то работал бухгалтером. Разорил три компании своим бухучетом. Зато теперь знает, как избежать ошибок. Элмер ворчит. Может быть на мамбу, длинную, зеленую и неподвижную, невидимую в темноте. Готовую всадить свои ядовитые зубы. В то время, как я вдыхаю запахи Труди, прижав нос у нее за ушком. Кажется уже много лет тому назад, я спустился по трапу, обдуваемый влажным свежим утренним бризом, на почтовое судно, ждущее в бухте. Которое отвезло меня, дождавшись прилива, на берег. В эту страну. Полную согбенных ворчливых фигур, шныряющих по улицам. В дверях торчат босоногие с грязными мордашками дети. Шепчутся, закутанные в шали, женщины. Огромную толпу велосипедистов останавливает полицейский в белых перчатках. Из боковой улицы и в никуда парадом проходит женский духовой оркестр с барабаном. Уходит между темными зданиями. Музыка исчезает. Серый и мокрый мир. И я в ожидании чуда.

— Кстати, вот просто так, о чем вы сейчас думаете?

— О вас.

— Мне нужно выбраться из этого платья. Вы не против?

— Напротив.

— Шалунишка. Но что подумает Джеффри? Ему будет интересно, как это меня так описали.

— Элмер может писать так высоко.

— Неужели?

— Точно.

— Боже, нас здесь не найдут?

— Если только кто-то не пойдет по это лестнице с кухни. И не опробует сорок дверей.

— Кто эта та темноволосая девушка с голубыми глазами?

— Шарлен, она помогает на кухне.

— Она не знает своего места. Я чувствовала, как она бросает на меня враждебные взгляды. Ну, вот я и голая.

— Пока, нет.

— Ну, почти. А здесь холодно. Я и так зашла слишком далеко. Если только, вы не скажете какой-нибудь комплимент.

— Мне нравится ваш голос. Он такой красивый в темноте.

— Неужели?

— Да.

— От слова «красивый» так устаешь. Может вы лучше скажете, что мой тембр приводит вас в дрожь?

— В этом месте меня все приводит в дрожь.

— Ну, раз я не привожу вас в дрожь, то мне лучше уйти.

— Не надо. Прошу вас. Это правда. Каждое утро, когда я просыпаюсь, кровь начинает бить мне в голову, в висках пульсирует. Воображаю новое несчастье. Кто-то проваливается вниз, заступив за опасную черту Персиваля. Письма от адвокатов, подметные письма. Счета.

— Но Джеффри говорит, что вы страшно богаты.

— У меня всего лишь четыре фунта и немного шиллингов.

— Как же вы умудряетесь держать такое огромное хозяйство с таким большим штатом и бесконечным потоком гостей?

— Все в долг.

— А как насчет зарплат?

— Они сказали, не беспокойтесь. Им нравится здесь.

— Боже праведный. Ну, ладно. Очень рискованно. Так, что будьте осторожны, у вас могут пропадать вещи, серебро и все остальное. Когда все кончат улыбаться, они могут оказаться чрезвычайно скучными людьми. Прошу меня извинить. Но я никак не могу добраться до вашего хозяйства. Боже, сколько пар нижнего белья на вас.

— Четыре.

— Зачем?

— Я мерзну.

— Ну, наконец, добралась. Это они?

— Да.

— Какие они теплые! Как чудесно! После двух, знаете ли, три гораздо интереснее.

Элмер скрежещет зубами. Где-то позади чего-то. У леди Гейл Аллоиз очень острые локти. И длинные ногти. Взвешивает скрытое богатство. Шесть с половиной унций. В любой момент, пока она занята взвешиванием, сюда со своими кольтами сорок пятого калибра может ворваться Гвоздь. Разве в том мире за океаном все так было плохо? Может только крошечная квартирка с единственным угловым окном, выходящим на озеро. В фойе пускает пузыри моя тропическая рыбка. По пятницам вечером приходит, чтобы приготовить поесть, моя подруга. В субботу утром оба лежим с чашечкой кофе в постели. У каждого своя собачка. Выгуливаем их вместе. Сидим и слушаем музыку. Уютная и мирная жизнь. В трубах шумит горячая воды. Плещется тепло. Вместо этих холодных ссак.

— Чудесный экземпляр для фотоальбома Вероники. Вы бы заняли почетное место. У нее там гениталии страница за страницей. Становится интересно, кому они принадлежат. Хорошо бы разузнать. У крутого мужчины может оказаться маленький член. Джеффри она сфотографировала в цвете. Я была ошеломлена. Его рыжие волосы узнает каждый. Господи, совсем не хочется, чтобы другие знали, что ты имеешь от мужа. Мне нравится держаться за них вот так. Мужчины любят комфорт. И Джеффри тоже. За это я ему прощаю все. При нашей первой встрече он довольно громко, так что услышали мои тетушки, которые занимаются медом в деревне, сказал, ну и жопа, как у старой коровы. И дальше только пощипывал меня время от времени. Его интересовали только мои деньги, которые он обнаружил еще до того, как я об этом узнала. Он страшно напуган бедностью. Прямо в истерику впадает от этого, круша все подряд в доме. Однажды, уволили всех слуг и егерей. Когда я нанимала их обратно, он стоял в зале, полностью одетый в экипировку альпиниста с рюкзаком на спине. Я сказала, Джеффри, что ты делаешь. Он погрозил кулаком и сказал, если надо, мы будем жить как бродяги. И все из-за того, что одна из моих тетушек оставила мне в наследство всего лишь двести шестьдесят тысяч фунтов стерлингов вместо трехсот десяти тысяч, на которые бедный старина Джеффри и рассчитывал. Он такой душка. Ох, я наверно слишком много болтаю, да? Но, вы знаете, меня воспитали в том духе, что, если рядом кто-то есть, с ним обязательно надо поговорить, а то будет невежливо.

По всему замку разносится крик. Громкие голоса. Суматоха. Голос Эрконвальда. Зовет. Уважаемый. Уважаемый. Горе. Горе.

— Леди Макфаггер, вы слышите то, что я слышу?

— Да, пожалуй.

— Кто-то выкрикивает «горе».

— Да. Что бы это могло быть?

— Возможностей — сплошная энциклопедия.

— Боже, не уходите. Не оставляйте меня в раздетом виде.

— Я должен. Кто-то очевидно упал в колодец.

— Ну, по крайней мере, имейте вежливость, обнять меня на прощанье.

— Конечно.

— О, Боже. Я — падшая женщина. Подержите меня, пожалуйста. Вы просто должны меня соблазнить. Давайте, сделаем это по быстрому. Джеффри говорит, что я холодная. Мне действительно не интересно, что там произошло у вас с Вероникой. Знаю только, что она застала вас с другим джентльменом, который, как у нас в школе говорили по латыни девчонки, был ин пурис натуралибус (in puris naturalibus).

— Прошу прощения, не совсем.

— Честно говоря, мне все равно. Джеффри всегда говорил, что содомия с красивым мужчиной возбуждает.

— Минутку, подождите.

— Прошу, не надо лишних слов. Возьми меня.

— Боже, еще один крик. Кто-то в смертельной опасности.

— Ничего продержится. Люди всегда выбирались из колодцев. Я вся готова.

— А я нет.

— Секунду назад он был твердый.

— Гейл, могу я тебя звать Гейл?

— Конечно, дорогой.

— Гейл, я нервничаю. Так что быстро не получится. Можно, я посмотрю, что случилось и вернусь назад?

— И оставишь меня здесь, в темноте. Обоссанную. Замерзшую.

— О, Боже. Христа ради, я больше не выдержу этой херни и всей этой оравы. Будь они прокляты. Это место сводит меня с ума.

— Что ты делаешь?

— Ломаю эту чертову штуку, что у меня на пути.

— Только ради Бога, не затронь меня.

— С меня достаточно.

— Да ты ничего и не попробовал. Если можно так сказать. Да и кто-нибудь может услышать тебя.

— Это мой замок, черт побери.

— Ну и ну. Хорош. Ведешь себя точно, как Джеффри. Вот это и ранит. Когда женщина предлагает тебе свое тело, как я.

— Могла бы предложить и побыстрее.

— Ну, тогда было бы не совсем хорошо. Так что, прошу, заткнись, пожалуйста, и ложись рядом.

— Крики становятся все громче. Они должны быть уже в северо-западной башне.

— Где мы?

— Посредине между северо-западной и юго-западной башнями. Но не рассчитывай на это.

— Я вся дрожу. Было бы гораздо лучше, если бы я отвергала твои приставания.

— Вот это уж точно, согласен. Но ты не имеешь представление, что там происходит. Это кошмар. Я хочу, чтобы мой замок был нормальным.

— Ты не должен поддаваться влиянию обстоятельств. Отвернись и посмотри в другую сторону.

— Именно это я и делаю и оттуда всегда появляется новое несчастье.

— Тебе хорошо, когда я легко провожу пальчиком под ними?

— Конечно, Гейл. Хорошо, но мне надо идти. Я по крикам слышу, что произошло что-то страшно серьезное. Эрконвальд никогда не повышает голоса.

— Но он твердеет.

— Прошу, Гейл. Я вернусь.

— О, Господи, г-н Клементин или Клейтон или Кло, я больше на такое не отважусь.

— Отважишься.

— Нет, никогда. Я вела полностью замкнутую жизнь. Ты знаешь, что это такое, быть воспитанной нянькой, у которой в подчинении еще три няньки.

— Нет. Меня воспитывала одна нянька.

— Ну, тогда могу сказать тебе прямо, что пока я не пошла в женскую школу, у меня было мало возможностей узнать мужчин.

— Я мог бы вернуться через минуту, если там ничего серьезного нет, и мы продолжили бы разговор.

— Знаешь, у меня довольно хорошие груди.

— Знаю.

— Как ты можешь знать, если не щупал? Дай мне твою руку. Смотри.

— Гейл, я не обманываю. Я говорю вполне серьезно, что я вернусь и пощупаю их. Но это может оказаться тем, за что на меня подадут в суд. А я и так веду жалкое существование и не в лучшей форме. Ты же этого не хочешь, не так ли?

— Да. И я могла бы кое-что сделать. Нет, не смогла бы. И не буду. Я рада, что не сказала этого.

— Не сказала чего? Что ты хотела сказать?

— Нет не скажу. Это было бы слишком унизительно.

— Ради Бога, давай. Скажи. Они могут быть уже совсем близко.

— Ну, я могла бы дать тебе денег.

— Могла бы?

— Да.

— Сколько?

— Довольно существенную сумму. Если ты действительно в таком затруднительном положении, как ты говоришь. Я хотела бы тебе помочь. Дорогой, ты опять опускаешься.

— Не могу ничего поделать. Мысль о деньгах придает мне абсолютно новые перспективы. Это должно уйти до того, как снова появится.

— Это Джеффри. Это его голос.

— О, Боже.

— Нас могут найти.

Клементина охватывает оторопь. От корней волос. И по спине вниз. Эхо голосов. Слышны во внутреннем дворике. Затем поднимаются на бастионы. Тревожно звучат далеко в ночи. Нарушая ночное одиночество горы. Уносятся дальше по побережью.

— Гейл, я действительно думаю, что что-то случилось. И для того, чтобы спасти собственную шкуру я должен посмотреть. А потом я хотел бы вернуться и поговорить с тобой о моем затруднительном финансовом положении.

— Все это очень хорошо. Но если я даю тебе деньги, я должна быть на первом плане.

— Ты будешь, честно. Но чуть позже.

— Не обманываешь?

— Нет.

— Ну, все я проиграла.

— Боже, ты прекрасна и богата.

— Ты не понял. У Вероники денег нет. А за последние семнадцать лет у нее было не менее сорока разных мужчин. Разве ты не понимаешь? Это шестьсот восемьдесят мужчин. У меня же был только мой кузен, когда мне было шесть лет, а ему семь, и мы не знали, чем мы занимались. А следующим был Джеффри. Это в лучшем случае полторы мужчины.

— Я хотел бы тебе помочь. И помогу, Гейл. Однажды мне спасли жизнь. Я знаю, что такое чувство поражения. Так, дай-ка я тебе вытру глаза. Ты плачешь.

— Извини. Я не имею права беспокоить тебя своими проблемами. Это очень необдуманно с моей стороны. В то утро, когда ты вошел в Фарфоровую комнату, то, увидев в утреннем свете твой профиль, я подумала, какой он красивый. И поняла, что могла бы тебе отдаться. И нарушить клятву, данную Джеффри. Свою мне он в буквальном смысле втоптал в землю. Хотя я его все еще боготворю. Но он пошел по другим женщинам и я не вижу причин, почему другим мужчинами не пойти по мне.

— Я должен пойти. Но не на тебя. А выйти. Каждая секунда может быть решающей. Слышны чьи-то шаги, идет по военному. Может быть Джеффри.

— Господи, я подожду. Что еще я могу сделать?

— Все будет нормально.

— Поцелуй меня. Пожалуйста.

Выхожу на цыпочках в холл. Под ногами ковер. Иди по центру, а не по стеночке, как будто слаб в ногах. Вверх по лестничному пролету несутся крики. Остановись и потихоньку выгляни из комнаты. Тут должно быть окно. Или прорезь для копий и стрел. Внизу у входа, посыпанного гравием, горит фонарь. Тени людей. Сердце сжало холодной рукой. Пронизывающий ужас.

Клементин мчится по коридору. Открывает дверь и ощупью спускается по узенькой винтовой каменной лестнице. Вниз на три этажа. Толкни эту дверь и иди в сторону часовни. Испроси у Бога согласие. А затем вниз по парадной лестнице. Господи, а это что? В слабом лунном свете. Такая огромная. Самая большая, черт побери, комната в замке. Три люстры, крашенный потолок. Бальный зал. Тут можно и взрывать. И создавать эхо всех тех криков, которые я сейчас слышу от Макфаггера.

— Клементин. Парниша. Где ж тебя, черт, носит?

На самом верху парадной лестницы. Над большим залом. Вижу толпу шепчущихся постояльцев. Которые могли спланировать и внезапную атаку разом. И выбить из меня последнее, еще не застывшее, дерьмо. Сними со стены вот этот меч и щит. Лучше быть смешным и живым, чем спокойным и избитым пятью десятками пар сапог под дых и ребра со смертельным исходом.

В двери с важным видом входит Макфаггер. Идет, цокая по плиткам зала. Брови у него, как будто, сведены вместе. Говорят, сорок пятый бьет наповал. Сшибает тебя прямо на спину. Гораздо хуже тех пуль, что прошивают насквозь. И убивают еще кого-нибудь позади. А ты останешься стоять, затыкая раны пальцами. Макфаггер разглядит отпечатки пальцев своей жены по всему моему телу.

— Мой, Бог. Клементин, а вот и ты. Я уж начал думать, что и ты там. Гейл, слава Богу, тоже с ними. Я нигде не могу ее найти.

— Что случилось?

— Они там. Мы их должны спасти. Последний раз они покачали фонарем. Пять минут назад. И полностью исчезли. Этот долбанный матадор по имени Блай там с моей женой и полной шлюпкой детей. А тут начался отлив. На счету каждая секунда. При скорости пять узлов они быстренько окажутся в открытом море.

Щит Клементина брякается об пол. Одной рукой он хватается за балюстраду. Макфаггер подхватывает его за локоть.

— Что такое?

— Сердце что-то.

— Возьми себя в руки, ты же мужчина. У нас сейчас, черт побери, нет времени, чтобы заниматься твоим сердцем. Нам надо спасать Гейл.

— Да, конечно.

— Может я немного и нарушал семейный кодекс в свое время, но я очень люблю мою старую коровку, у нее такая попка.

— Да, конечно.

— Хватит тут стоять и повторять, да, конечно. Нам нужно выходить на их поиски. Нам нужна шлюпка.

Пляж ожил огнями. На песке рыжим огнем горит костер. Плеск волн впереди. Макфаггер, Бладмон, Франц и Барон позади. Спускаемся по тропке меж призрачных деревьев вниз к лодочной станции. Шуршит листьями бриз. Мягкий. Пока, по крайней мере. На этой закрытой стороне холма. Твоя жена, Макфаггер, жива и здорова, позади, там, где я ее оставил, полураздетую на заплесневелых покрывалах, терпеливо ожидающую, когда я вернусь и взберусь на нее. Возрадуйся от этой новости и пристрели меня. А она может занести в свой список двух с половиной мужчин. Увеличить свой счет, пока вся эта группа детишек с серебристыми голосами там, в море, в дырявой шлюпке. Желудок Бладмона, насколько мне известно, в шторм ведет себя нормально. Господи, Барон в кепке яхтсмена, блейзере и белых штанах. В любых обстоятельствах все точно по протоколу.

Группа направляется к двери лодочной станции. Макфаггер вытаскивает свой кольт сорок пятого калибра, одним выстрелом сбивает замок и мчится вниз по лестнице и вверх по трапу с фонарем. Дергает за веревки на спасательных лодках позади дымовой трубы. Он военный. И в данный момент страшно расстроен. Морские дела мне лучше взять в свои руки. Пока он не обдерет весь киль этого суденышка.

— Клементин, черт побери. Да на этих корытах и кусок говна через унитаз не провезешь.

— Все нормально, Макфаггер, не паникуй.

— Не паникуй. Да там моя плоть и кровь. Может я женился и из-за денег, но она чертовски прекрасная жена с огромным наследством.

— Может я возьму командование на себя. Вообще, это моя сфера. У меня морская подготовка.

— Не пори чепухи, парень, кому нужна твоя подготовка. Нам нужна шлюпка.

— Посмотрим, подойдет ли эта?

— Что? Да какой там.

Фонарь освещает раскрасневшиеся щеки Макфаггера. Может сейчас самое время сказать ему? Если бы у него не было этой пушки? Твоя жена готова лечь под меня и заплатить за это кучей золотых монет. Ага, Франц. Возбужденный появляется из рубки, губы поджаты, волосы взлохмачены. Темные печальные глаза с поволокой.

— Г-н Клементин я пойду в машинное отделение. Может оказаться, что я вам пригожусь.

— Да, конечно. Идите. А вы, Барон, знаете как обращаться с орудием? Ваш кивок головой означает да или нет?

Одна рука Макфаггера на бедре, другой, плотно сжатой в кулак, он покачивает перед лицом. Спокойствие с одной стороны, истерика с другой.

— К черту, орудие. Нам отсюда надо вылетать.

— Макфаггер, прошу, держи себя в руках! Первый принцип корабельного устава — привести всех в порядок. Бладмон, вы служили на флоте. В каком звании?

— Капитан-лейтенант.

— Понятно. Я ниже по званию. Вы должны принять командование на себя.

Бладмон потирает руки. Со странной улыбкой на лице. Он приподнимает подбородок и вдруг видишь жесткий белый воротничок, завязанный маленьким узлом галстук и два черных рукава, на которых две с половиной полоски. Голос его спокоен. Там на квартердеке. Чуть назад. Дайте капитану сказать.

— Благодарю, г-н Клементин. Я знаю, как вы все себя сегодня ночью чувствуете. Вы хотите выйти отсюда, как можно скорее. Но выходить в море, когда кливер болтается — сплошное неблагоразумие. Соберитесь, возьмите себя в руки, носы подтереть и мы выполним нашу миссию. Лейтенант Клементин, вы будете моим заместителем и штурманом. Барон, прошу вас, займите пост дежурного офицера по кораблю. А г-н Мафаггер, вы будете боцманом. Франц, там внизу, будет механиком. Вольно.

— Вы прекратите этот чертово представление?

— Буду благодарен вам, боцман, если вы заткнетесь. И исполняйте приказания.

Волны плещутся о гранитный пирс и борт корабля. Внизу гремит трубами Франц. Капитан Бладмон запрашивает азимут и компас. Шум двигателя. В рубке мерцает свет. Спустись и поплачь у ног Франца. Попроси прощения. За все те подленькие, злостные мысли, которые у тебя были в то время, когда он вел раскопки. Он запустил генератор. Гудит.

— Хорошо, лейтенант. Посмотрите, чтобы корма была чистой.

— Слушаюсь, капитан.

Боцман Макфаггре что-то бормочет. Пока мы вдвоем крутим и крутим ручку лебедки. Огромные двери лодочного ангара поднимаются. За ними запах моря и чернота ряби. На берегу красной точкой светит костер. Мои руки дрожат. Прошепчи правду Макфаггеру, пока его заняты. И получи сапогом в челюсть.

Палуба заливается светом. Барон стоит по стойке смирно. Трубы все громче и громче постукивают и клацают. Под кормой раздается шипенье и черными клубами начинает вырываться дым. Все судно охватывает ужасная дрожь. Вода вскипает волной и исчезает в темноте. По внутренней связи раздается голос.

— Внимание всем, говорит ваш капитан. Мы успешно запустили двигатели. Теперь кормой выйдем в бухту и когда окажемся на глубине, развернемся и пойдем в открытое море. Отдать швартовые. С Богом.

— Клементин, кто он такой? Если бы жизнь Гейл не была в опасности, я бы сказал ему пару ласковых. Ты можешь себе представить капитана от инфантерии в запасе, прошедшего шесть кампаний, боцманом? Кстати, должность была майорской. Это просто не вообразимо.

Ясная ночь. Над водой раздаются голоса. Начинаем набирать ход. Огни только по левому борту. По правому нет. Возгласы. Зыбь. Накатывает прямо с моря. Покачивая этот прекрасный кораблик полный друзей. Ставших еще ближе, разыгрывая целыми днями хитрые шахматные задачки. А теперь все вместе на корабле. Товарищи по плаванию. Поднять якоря. Над иссине-черной бездной, где залегли омары с крабами и прячется огромный угорь.

— Внимание всем, это ваш капитан. Мы отходим на малых оборотах менее шесть узлов. Лейтенант Клементин, прошу вас подняться на квартердек.

Дела идут, лучше не бывает. На носу стоит бесполезно на ветру Барон. В оснастке посвистывает ветер. Палуба из красного дерева. То там, то здесь небольшие скользкие мшистые пятна. На темнеющем вдали берегу одинокий огонек. Шум волн, омывающих утесы по левому борту. Прохожу вдоль иллюминаторов по левому борту. Открывается абсолютно новая жизнь. А на этой штуке можно жить. Топливо есть и ничего не течет.

— Лейтенант Клементин прибыл, сэр.

— Встаньте за руль, лейтенант. Начинается волнение. Ветер усиливается до умеренного. Я отметил район поиска в шесть квадратных миль. В открытом море ветер будет от умеренного до свежего. От встречного ветра наша скорость снизится. Но по моим расчетам мы можем натолкнуться на них в любой момент.

Бладмона в очках на кончике носа. Руки расставлены над картой. Брызги волн на ветровом стекле рубки. Стук в иллюминатор. В люк просовывает голову Барон.

— Это они. Я слышать их голос.

Клементин выбегает к носовым леерам. Вслушивается в простирающуюся впереди темноту. Над водой слышен голос Блая.

— Расстегнуть всем воротники, вынуть острое из карманов.

Из полумрака приближается Макфаггер. Тяжело дышит. С каждой руки свисает по спасательному жилету.

— Господи, Клементин, Гейл не слышно? Этот парень думает, что он в самолете, терпящим катастрофу. Ты только послушай его.

— Всем снять туфли и выкинуть за борт вместе с остальными личными вещами не религиозного характера. Теперь найдем анкерные болты на веслах. Соединяем стойки.

— Клементин, он, что, думает, что он в воздухе? Полагаю, нам следует подойти к ним осторожно. Он выжил из ума.

— Внимание всем. Говорит капитан. Сорок пять градусов по правому борту терпит бедствие судно. Стоп машина. Боцман Макфаггер, спуститесь вниз и проверьте рулевое устройство. Оно, кажется, заклинило.

— Пока ко мне не обратятся в соответствии с моим настоящим званием, я и не шевельнусь.

В пляшущей на волнах маленькой шлюпке появляется силуэт. Крики Блая несутся над поверхностью воды, эхом отражаясь от утесов.

— Все, кто в шлюпке, должны беспрекословно выполнять мои команды. Всем молчать. Говорить буду я. Женщинам с маленькими детьми пройти вперед. Всем остальным, грести. Налегай на весла, парни, налегай.

— Клементин, этот тупой ублюдок, даже не видит нас. Он же выпадет из шлюпки. Только ему, ей-богу, лучше обращаться с моей женой повежливей.

— Макфаггер, скажи капитану, что мы идем мимо них.

Яхта скользит по волнам. Ветер усиливается до свежего. Внизу во всю работают огромные поршни дизеля. Крутится вал привода. В слабом лунном свете рассыпается белым кильватер. Волнение океана усиливается. По мере того, как мы удаляемся от огромных высоких темных береговых утесов. Вперед в новый мир. Всего лишь в трех тысячах миль отсюда.

Голос Блая затихает. Становится громче, когда его маленькое суденышко, покачиваясь, тенью взлетает на волнах и снова исчезает из виду. Оставляя скакать по волнам его бесстрастные гласные.

— Девочки, на колени. У кого есть, достаньте четки. И, ради Бога, молитесь. Молитесь.

— Г-н Клементин, там есть так ужасно. Человечество есть на плаву в открытой лодка.

— Да. Барон.

— Вы разрешите, я до этого с вами много не разговаривал. И все потому, что я вижу с какой неприкрытой реальностью вы сталкиваетесь в вашем замке, которая так вас печалит. Но сегодня ночью я хочу, чтобы вы знали, что в такой самый печальный для вас момент я с вами.

Клементин переходит обратно на мостик. А там Бладмон колотит кулаком по ящику с судовым компасом. И орет через переговорную трубу в машинное отделение.

— Механик, вы меня слышите, стоп машины.

— Вас слышу, я их остановить не могу.

— Клементин, вы это слышали? У нас руль заклинило. Идем со скоростью восемь узлов. При отливе в пять узлов мы летим к черту на всех тринадцати. У нас возникает опасный крен. Свежий ветер перешел в сильный. Проверьте, нет ли айсбергов.

С кормы назад в ночь несется голос Гвоздя Макфаггера. Забиваемый ветром и грохотом судна, носом ныряющего в огромные пенящиеся гребни волны.

— Мы вернемся, Гейл. Не бойся. Держись.

Клементин мчится из рубки на нос. Карабкается по истрепанным линям и грудам якорных цепей. Из-за сплошной водяной пыли впереди ничего не видно.

Когда Франц доложил, что он может только увеличить обороты, а не сбросить, рука Бладмона крепко сгребла мокрую карту в кулак. Мы, оба, были страшно напуганы разворачивающейся перед нами ужасной неизвестностью. Айсбергов нет, но когда у нас кончится горючее, мы ляжем в дрейф на океанских маршрутах. И нас перережут пополам.

В рубке в ярости кругами ходит Бладмон и кулаками колотит себя по голове.

— Как вы думаете, лейтенант, с этими ржавыми трубами и отсоединенными проводами мы сможем замедлить ход этого корыта? До того, как это случилось, я был готов записать несколько приятных слов в судовой журнал.

— У нас скоро кончится горючее.

— И вы думаете, это смешно? Пока этим судном командую я, прошу шуток на квартердеке не отпускать. Понятно?

— Есть, капитан.

— Или я отправлю вас вниз.

— Мне что-то плохо.

— Выйдите на палубу и подышите глубоко. Поднимите и опустите несколько раз голову. На борту есть коньяк?

— Я прикажу поискать, сэр.

Клементин и Барон спускаются вниз и начинают рыскать в ящиках, между банками с краской, горшками, тарелками и под матрацами. Чтобы откопать бутылку. Кристально чистого алкоголя. Напитка богов. Как сказал Бладмон. Когда пропустил рюмочку.

— Лейтенант, я поставил судно по ветру. Но меня смущает название. Новена. В словаре говорится, что это девять дней подготовки к религиозному посвящению. А у меня задача не пустить корабль ко дну.

— Капитан, мы на борту из прекрасного тика и красного дерева. Постучите по переборке. Прислушайтесь. Даже гальюны работают.

— Вы хотите сказать, что пока мы здесь на посту, вы там только и знали, что срали? Да за это и под трибунал можно отдать.

— Бладмон. Умоляю. Дайте владельцу судна шанс. Я имею ввиду, что в чрезвычайной ситуации, конечно, нужно обращаться к более опытному и старшему по званию, но, я не собираюсь в мирное время проходить по цепочке команд для того, чтобы сходить в туалет в богом заброшенном уголке океана.

— Вы знаете, что такое гаечный ключ?

— Бладмон, мы в опасности. Драка на квартердеке только ухудшить состояние дел. Боже. Вал. Идет на нас. Высотой футов пятьдесят.

Бладмон хватается за руль. Огромная черная гора сваливается прямо с неба. Добрая посудина «Новена» с глухим стуком носом врезается в эту шипящую темноту. Гаснет свет. Рев и грохот. Вода врывается в рубку, заливая нас по колено. Выбивая стекла. Свет загорается вновь. Носовая мачта воткнулась в рулевую рубку. Губы Бладмона растянуты в угрюмой улыбке, с лица капает вода.

— Лейтенант, руль снова действует.

Согнувшись вдвое, Клементин блюет. Схватившись руками за леер иллюминатора и свесив голову между рук.

— Лейтенант, не время страдать от качки. Возьмите себя в руки. Выпрямитесь и держитесь молодцом. Если трюмные насосы не работают, я прикажу покинуть судно. Механик, слышите меня?

— Да, мон шер, капитан.

— Включить трюмные насосы.

— Они уже включены, капитан.

— Клементин, этот Франц — невероятный парень. Мы можем упорно продолжать. Мы можем привязать вас к мачте. Ну и что из этого? В таком море мы продержимся всего лишь пол-часа. Блай и его шлюпка не переживут такую волну.

— Капитан, давайте лучше, начнем пускать сигнальные ракеты. На шлюпбалках позвякивают лишь остатки спасательных шлюпок.

— Ерунда, лейтенант, у нас нос как у клипера и корма как у лайнера. Я тут просмотрел и брутто-тоннаж, и нетто-тоннаж, и водоизмещение. Если мы пережили эту волну, то переживем и все остальное. У меня в запасе еще несколько морских приемов.

— Мне очень плохо, сэр.

Рот Клементина открыт, руки переплетены. Закрыв глаза, он со стоном блюет зеленой желчью. Прижав руки к груди, сворачивается в клубок. Бладмон наливает кружку уайт-спирита.

— Выпейте, поможет.

Клементин отводит кружку в сторону. Поднимает голову. Печальными глазами наблюдает, как Бладмон прыгает от руля к ящикам.

— Что вы ищете, Бладмон?

— Ящик с флагами. Хочу поднять сигнал Q.

— Для чего?

— Потому, что нас выбросило куда-то в цивилизацию и мы лежим без сознания здесь в этой рубки, а поднятый флаг Q означает, что наше судно здорово и мы просим разрешения войти в сношения с портом.

Гвоздь Макфаггер с мокрыми рыжими волосами, задыхаясь, вваливается в рубку, задев проем плечом.

— Абсолютно верно. И мы готовы воткнуть его каждой смазливой неверной жене, ошивающейся по портовым улочкам.

— Боцман, почему вы не на палубе и не следите за оснасткой?

— Вы, что, рехнулись? Нас с Бароном чуть за борт не смыло!

— О, Боже, Гвоздь, Барона, что, смыло?

— Во всяком случае, на данный момент он там, на палубе, не симфоническим оркестром дирижирует. И послушай моего совета, Клементин. Этот капитан, твой друг, нас всех утопит.

— Да, как вы смеете, сэр?

— Ради Бога, Бладмон и Макфаггер, прекратите эту драчку. Мы и так уже идем ко дну.

— Как капитан, я приказываю покинуть судно.

— А как владелец, я приказывают всем оставаться на своих местах. Так как один я туда не собираюсь выбрасываться.

— Лейтенант, как капитан, должен отметить, что в морском деле вам не хватает опыта, но зато сколько мудрости. Последнюю команду я безоговорочно отменяю.

В рулевой рубке три джентльмена. Макфаггер за румпелем. Бладмон орет сигнал бедствия в передатчик. Клементин ищет сигнальные ракеты. Маленькая посудина разваливается на куски. Радио молчит. Волны, накатываясь, задирают корму вверх, та трясется и шатается от винтов, вхолостую крутящихся в воздухе. Объявим минуту молчания в память Барона. Который может быть играет свою последнюю партию с бездной с использованием всех своих шахматных защит. Последний момент может быть не самый печальный. Мой наступил тогда, когда мне не разрешили стать церковным служкой. Взяли мальчика, который сказал, что он хочет быть ближе к Богу. Я же сказал, что хочу нести большую свечку, чтобы выглядеть лучше и моя тетушка могла видеть меня. Вальсирующим на алтаре в воскресенье.

Вздымаясь, катятся гребни волн. По всему морю огромные пятна пены. От брызг все белым-бело. Развернув судно бортом, Бладмон направляет его вдоль уходящей волны. И тут же его разворачивает, чтобы принять находящую волну носовой частью. Такое ощущение, что мои карманы набиты шпинатом со сметаной. На губах соль. Последнее, что ты ощущаешь, уходя в водную могилу.

Умираю так и не потрахавшись. Мог бы стать у Вероники сорок первым в этом году. Упускал в замке возможность за возможностью. Даже Гейл, которая умоляла ей вставить. Под последний занавес воды скажи Макфаггеру, что она до конца оставалась ему верна и чиста. В безопасности на берегу. А ее муж пропал. В бушующем море.

Палуба залита водой. Клементин в плаще. Поет хор. За вздымающимися и падающими волнами. Менее, чем в кабельтове в шлюпке стоит Блай. На поднятом вверх весле развивается белое одеяние. И, о, Боже, Барон. Все еще в спортивной кепке. Рядом с Блаем.

За румпелем теперь Бладмон. Добрая посудина «Новена», покачиваясь, пробивается сквозь волны к терпящим бедствие. Барон падает. Каждый раз поднимается снова и берет под козырек. Клементин перебрасывает им над водой линь. Голый по пояс Блай прыгает в волны. Хватает линь зубами и плывет обратно к тихо завывающим хористкам. Посреди яхты Макфаггер чуть не вываливается через леера.

— Я не вижу Гейл. А ты, Клементин?

— Я уверен, с ней все в порядке.

— Ее нет в лодке! Как же она может быть в порядке?

— Возможно, это и не так.

— Это действительно не так, черт побери. Эй, Гейл, где ты?