"Земля Без Короля" - читать интересную книгу автора (Гринвуд Эд)

13

СЛИШКОМ МНОГО СОБЫТИЙ

ПОД РУКАМИ стражников, старательно сохранявших на лицах бесстрастное выражение, двери комнаты захлопнулись с холодным и очень решительным звуком.

— Станьте туда, — обратился барон Фаерод Серебряное Древо к двум своим младшим магам тем же самым ласковым голосом, каким обычно приветствовал их по утрам. Однако взгляд его обжигал ледяным холодом. Рядом с ним безмолвно стоял Ингрил Повелитель Заклинаний, и из широких рукавов его мантии виднелись две волшебные палочки, а на лице застыла холодная, жестокая улыбка.

Кламантл и Маркоун, не глядя друг на друга, так же молча передвинулись туда, куда указал барон, а правитель Серебряного Древа глядел на них, сложив руки кончиками пальцев, точь-в-точь как жрец, подбирающий утешительные слова для ответа молящимся.

— Нанимая вас, я считал вас волшебниками, и достаточно опытными, — продолжил барон все тем же шелковым голосом, — и даже более того: людьми, обладающими здравым смыслом. И то и другое редко встречается у магов… как оказалось, даже реже, чем я думал.

Он неторопливым изящным движением взял кубок, отпил из него и добавил:

— Вас стоит показывать в балагане за деньги как пару опрометчивых глупцов, годных лишь на то, чтобы разрушать и портить, глупцов, дальнейшая жизнь которых стала теперь предметом для серьезных раздумий, а не несомненным фактом. Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, какое количество денег, вложенных мною в Силптар, вы сожгли, взорвали и пустили по ветру нынче вечером?

Маркоун облизал сухие губы.

— Господин, я… — начал было он.

— Помолчи, — почти шепотом откликнулся барон. — Не разевай рот. Слушайте, оба, что я вам скажу; даже и не думайте проявить хотя бы тень неповиновения, хотя бы намекнуть на какую-то самостоятельность. Вы будете сидеть здесь, в этой комнате, пока вам не позволят куда-нибудь выйти из нее, и потратите все свои знания магии на то, чтобы вернуть мою дочь, краеугольный камень моей твердыни!

— Господин, — возразил Маркоун, — я хотел бы…

— Вспомни-ка, юный маг-дурак или дурак-маг, — перебил его барон, — разве я только что не приказал тебе молчать? Или моя власть кажется тебе таким уж пустяком?

Маркоун побледнел, снова открыл было рот, но тут же захлопнул его и покачал головой.

Барон медленно кивнул.

— Это уже лучше, — бросил он. — И все же я думаю, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы напомнить всем вам кое о чем. Вещи, принадлежащие вам троим, самым верным и преданным моим магам — и еще флаконы с вашей кровью, помните? — лежат, спрятанные, в тайниках этого замка, и их столько, что я могу быть уверенным в своей полной власти над Ингрилом, Кламантлом и Маркоуном. Если на какую-либо из этих вещей попадет хоть одна капля крови того мага, которому она принадлежит, его ждет неизбежная долгая мучительная смерть. Причем сразу же. А умирать он будет долго, сотрясаясь в конвульсиях, громко завывая от боли и ужаса, если, конечно, я верно запомнил кончину еще одного глупого волшебника, который некогда служил мне. А теперь — за работу.

Глазу, наблюдавшему за происходившим из укромного углубления в украшавшей карниз резьбе, представились насмерть перепуганные Кламантл и Маркоун, вприпрыжку бросившиеся к своим рабочим столам. Впрочем, если бы этот глаз смог уловить хоть один из взглядов, которые оба искоса кидали на Повелителя Заклинаний, то счел бы их убийственными.

— Сараспер.

Рядом не было никого, кто мог бы произнести его имя.

Целитель глубоко вздохнул. Караулить здесь, в чаще леса, означало прежде всего следить за тем, чтобы не заснуть, да прислушиваться к многоголосому пению насекомых — или к внезапному прекращению этих звуков.

— Сараспер, ты не забыл меня? — В голосе, звучавшем в голове целителя, отчетливо слышалось нетерпение.

— Нет, Предвечный Дуб, — молча ответил целитель.

— Вот и прекрасно. У меня есть для тебя задание.

Сараспер улыбнулся в темноту.

— Конечно.

— Смертный, для тебя будет куда лучше, если ты будешь меньше дерзить и станешь вести себя со священным почтением.

Целитель развел руками.

— Я таков, каков есть. Чем могу служить тебе?

— На волшебницу Эмбру Серебряное Древо наложено проклятие. Удали его.

— Без надлежащего руководства я не смогу даже взяться за это, — подумал Сараспер.

— В эту ночь ты все равно можешь рассчитывать лишь начать работу. Слушай меня и повинуйся.

— Приказывай, Предвечный Дуб, — ответил Сараспер.

С этого мгновения его руки и его сознание проделывали то, что говорил ему шепот в мозгу и к чему понуждали картины, представавшие перед мысленным взором.

Час шел за часом, а он продолжал трудиться. Пот струился по его лицу, как утренняя роса по камням. Краер, а затем Хоукрил отстояли свои смены, а старый целитель сидел, сохраняя почти полную неподвижность, держа раскрытые ладони с растопыренными пальцами над головой Эмбры. Мужчины еще с вечера, не договариваясь между собой, единодушно решили не будить Эмбру для несения караула.

Однажды пальцы Сараспера уловили в спящем разуме яркие магические нити, и целитель решил было, что разрушить проклятие будет несложно… но звучавший в его мозгу голос повел его в глубину переплетения и приказывал то перемещать одну из нитей, то убирать другую, то соединять две нити с третьей и делать множество других манипуляций. Ближе к рассвету всегда бывший начеку Хоукрил услышал какое-то движение неподалеку, впрочем, к поляне так никто и не подошел. Измотанный донельзя целитель пребывал в растерянности и говорил себе только, что все эти хитросплетения поверх проклятия, которые он устраивал, могут предназначаться лишь для того, чтобы внедрить колдовство еще глубже в сознание Эмбры… и сделать так, чтобы заклятие теперь подчинялось иному господину.

И для какой надобности Предвечному Дубу могло понадобиться проклятие, отбирающее у волшебницы по куску жизни за каждое заклинание, которое той приходилось творить?

Эта мысль как будто что-то переключила, и в следующее мгновение перед мысленным взором Сараспера появился дверной проем в изогнутой, осыпавшейся каменной стене. Затем вместо двери возникло изображение увенчанного куполом круглого здания. Оно было давно заброшено и густо оплетено диким виноградом. Именно его стену целитель увидел сначала.

— Это библиотека волшебника Эхрлута. Ищи Камень там.

В следующий момент изображение, казалось, начало стремительно уменьшаться в размере, удаляясь по длинному, темному туннелю, а Сараспер полетел в другую сторону: в долгожданное черное беспамятство.

Некоторые именовали его Длиннопалым, кое-кто величал Господином Паучком. Были и такие, которые презрительно упоминали о нем как об «этой крысе». Но никогда еще до этой ночи, думал Краер Делнбон, разбуженный нахлынувшим на него странным беспокойством, которое стремительно завладело его душой и заставило раскрыться надежно защищающие его доспехи из иронии и сарказма, никто не называл его «спасителем».

И уж тем более нельзя было ожидать, чтобы это сделала женщина благородной крови, волшебница, обладающая великим могуществом и такой красотой, что при одном только взгляде на нее во рту у него становилось сухо, даже теперь, когда на ней не оставалось ни клочка одежды, волосы были опалены огнем, а лицо искажено от невыносимой боли. Впрочем, вернее было бы сказать: особенно, когда на ней не было одежды.

Даже Хоукрил, остыв от гнева, стиснул Краера в медвежьем объятии и шептал на ухо слова благодарности.

— Я чуть не убил ее, — бормотал он квартирмейстеру в самое ухо. — Благодарение Троим, что ты вернулся вовремя. — Потом воин отступил на два шага, взглянул на Краера с настоящим страхом в глазах и чуть ли не грубо спросил: — А что бы мы делали, если бы я ее убил?

Квартирмейстер пожал плечами, не зная, что и сказать на это.

— Что ты тогда велел бы нам делать? — сохраняя все тот же обескураженный вид, настаивал Хоукрил.

Краер открыл рот, снова закрыл его, не произнеся ни слова, всмотрелся в плывущий между деревьями ночной туман и покачал головой.

— Туман не отвечает, — горько сказал он латнику. — Он никогда не отвечает.

Как ни странно, и Эмбра, и Сараспер кивнули в ответ на его слова, как будто поняли, что он имел в виду.

А сейчас Краер смотрел на луну и ощущал, как его память погружается в давнишний темный кошмар. В конце концов он полностью овладел его сознанием, и квартирмейстер снова оказался в вонючих портовых кварталах в тот самый день, когда его детство внезапно оборвалось.

— Да, он пытался пустить в ход кулаки, — хмыкнул Джекки-Нож, пнув носком сапога голого человека, лежавшего па полу без памяти. — Вот и получил за это. И к тому же не слишком пострадал. Когда он очухается, ты обнаружишь, что у него еще остались челюсти, чтобы говорить, да и мозги на месте. Между прочим, хороший учетчик.

— Может читать и писать или только откладывает на пальцах и рисует палочки?

— И читает, и пишет. И его баба, кстати, тоже.

— Неужели? Расскажи-ка еще раз, что они такого натворили?

— Управляли складом «Звездных парусов», — ответил Джекки-Нож, и отрок, почти мальчик, прильнувший к стропилам над головами говоривших, уловил в его голосе издевку.

— А-а, вот оно что… — работорговец соображал довольно быстро. — Небось тем самым, который недавно сгорел непонятно почему?

— Теперь, когда ты напомнил об этом, — медленно проговорил Джекки-Нож таким тоном, будто был донельзя изумлен открытием, — мне кажется, что эта парочка — Фортас и Шеринда Делнбон, — что они могли быть как раз теми людьми, которые спалили склад «Парусов», а перед тем вывезли оттуда несколько подвод самых ходовых товаров.

— Я не могу открыто продать или использовать те вещи, которые разыскивает большой торговый дом, — категорически заявил лысый работорговец. — Это резко снижает цену.

— Умеют читать и писать, — пробормотал Джекки-Нож. — Кто не захочет заполучить таких?

— Это не такая редкость, как тебе кажется, — процедил работорговец, скрестив руки на груди; его густо поросшие волосами предплечья были толще, чем бедра Джекки-Ножа. — К тому же они не настолько здоровые, или молодые, или красивые, чтобы привлечь чье-то внимание.

Он ткнул пальцем в сторону неподвижно лежавшей женщины, скованной цепями. Если он купит ее, то будет указывать на нее не иначе как ударом ноги, но правила есть правила. Оба торговавшихся знали, что она находится в сознании и сдерживает дыхание, чтобы не показать этого, но ни тот, ни другой не скажет ей ни слова, если только она не начнет орать или не попытается сбежать. Они также понимали, что Шеринда Делнбон слишком разумна для того, чтобы рискнуть сделать что-нибудь подобное, пусть даже при первом взгляде на ее голое тело мужчины и не чувствовали желания немедленно снять штаны.

Как и муж, она лежала навзничь на плохо оструганном, неровном, грязном деревянном полу со скованными запястьями, соединенными короткой цепочкой с железным ошейником, лицо ее закрывал капюшон — отличительный знак раба. Она не могла сдвинуть ноги, так как на щиколотки тоже были надеты кандалы, прикрепленные к тяжелому бруску. Ошейник еще не был соединен с этим же бруском, но это сделают, прежде чем она вынуждена будет подняться с места. Оба мужчины, торговавшиеся, стоя над этой костлявой, плоскогрудой женщиной, знали, что она будет продана и куплена, и случится это скоро: работорговец ни разу не шагнул к двери, а Джекки-Нож не предложил ему убраться.

— Ты прав, — заявил портовый бандит, — так что я прошу всего лишь по десять дретаров. За каждого.

Работорговец хмыкнул.

— Если бы ты сказал: четыре дретара за пару, то такая цена не показалась бы очень уж смешной, — ответил он, не пытаясь скрыть возмущения.

Арбалетчики, спрятанные за раздвижными панелями, имевшимися в каждой стене, мало ценили человеческую жизнь, но все же не настолько низко.

Джекки-Нож сложил за спиной пальцы в условный знак, и панели отошли в стороны, наделав при этом немало шума. Мальчик сильнее прижался к балке, пытаясь укрыться от света вспыхнувшей ярче лампы, и беззвучно дрожал.

Работорговец даже не дал себе труда напрячься или повернуть голову.

— Возможно, я немного поторопился. Скажем, пять дретаров за пару.

Портовый бандит позволил себе чуть заметно раздвинуть уголки губ в намеке на улыбку.

— Восемь дретаров. Естественно, за каждого.

Работорговец улыбнулся гораздо шире и, как бы раздумывая, шагнул к двери.

— Я регулярно посещаю сорок портов, так что всегда могу выбрать товар по душе. Возможно, когда эти двое постареют и лишатся зубов, ты все-таки снизишь цену настолько, что я смогу приобрести их. Если, конечно, не найдешь кого-нибудь другого, кто избавил бы тебя от них. И, кстати, прими дружеский совет: не предлагай их «Парусам». У их владельцев хорошее чутье.

Если бы Джекки-Нож был глуп, то, конечно, ему ни за что не удалось бы достичь власти, сравнимой с возможностями кое-кого из местных баронов.

— Похоже, что я оговорился, — спокойно произнес он. — Я хотел сказать: шесть дретаров за каждого.

Работорговец остановился, медленно обернулся, нагнул голову и резко взмахнул рукой, чуть не задев ближайшего арбалетчика, с таким видом, будто хотел сказать: «А, ладно, пропадай все!».

— Может быть, ты и впрямь оговорился, — согласился он, — может быть, ты хотел сказать, пять дретаров за каждого, но я, пожалуй, мог бы дать и по шести, если ты добавишь еще и мальчишку.

— Мальчишку?

Работорговец кивнул.

— Их сына. Этакого паучка, который обшаривает весь груз и подсчитывает для них все, до последнего тюка. Впрочем, я, конечно, хотел сказать: подсчитывал. — Он снова усмехнулся. — Наш брат, работорговец, всегда следит за тем, что происходит на складах.

Джекки-Нож сердито мотнул головой и сердито бросил:

— Этого ублюдка никто не видел с самого пожара.

Работорговец вскинул бровь.

— Да неужто? Ты, похоже, не всегда видишь, что происходит прямо у тебя над головой.

Бандит, который являлся настоящим начальником порта, нахмурился.

— Что?

Он резко вскинул голову и вгляделся в стропила. Лишь одно ужасное мгновение Джекки-Нож и Краер Делнбон смотрели друг другу в глаза. Затем нож, который мальчик держал в руке, мелькнул в воздухе, срубив одним движением все свечи, горевшие в висевшей на цепи люстре. Сразу же стало темно, посыпались громогласные проклятия, а Краер, выставив руку с ножом вперед, спрыгнул вниз, в темноту, целясь туда, где только что видел задранную вверх рожу Джекки-Ножа.

Острие ножа воткнулось во что-то твердое с такой силой, что рука мальчика на мгновение онемела до самого плеча; рукоятка вырвалась из кулака. Портовый бандит завопил; это был крик мучительной боли, быстро сменившийся надсадным хрипом. Краер, рухнув в темноте на пол, ушибся и пытался перевести дух или хотя бы застонать, когда его чуть не оглушил резкий свист стрел, одновременно вылетевших из множества арбалетов.

Треск, с которым стрелы вонзались в деревянные стены, не мог полностью заглушить влажное чпоканье тяжелых арбалетных дротиков, пронзавших человеческие тела. Зато те негромкие звуки, которые он произвел, оказавшись внизу, полностью потонули среди стонов умирающих мужчин.

Повсюду громко ругались, торопливо топали ноги в тяжелых сапогах, хлопали двери, а потом загремела длинная, в несколько футов, цепь опускаемой лампы: вероятно, кто-то отпустил стопор цепи, намереваясь вновь зажечь свет. Но этот кто-то не учел, что люди работорговца уже ворвались в контору Джекки-Ножа с обнаженными мечами и исполненными ярости сердцами.

Краер слышал, как клинки звонко бились о сталь или с глухим звуком вонзались в тела, слышал крики сражавшихся в темноте бойцов, стоны раненых и надсадный кашель умирающих, видел тусклые вспышки света — это кто-то вбегал с зажженным фонарем, который тут же разбивали, или же открывались и тут же захлопывались двери в дальние помещения… При свете одной из таких вспышек он разглядел, что в конторе уже не осталось ни одного человека, который мог бы стоять на ногах, лишь один, пробитый насквозь арбалетным дротиком, попытался было приподняться… Самое главное, что цепь от лампы была… вон там, совсем неподалеку!

Мальчик метнулся вперед в темноте, нащупал трясущимися от страха пальцами горячий, жирный от копоти металл и в лихорадочной поспешности вскарабкался наверх, а вокруг в темноте продолжали умирать люди. У него был шанс выбраться по стропилам наружу, в темноту ночи, а не попасть в число многочисленных погибших, если бы он только смог…

Дрожа всем телом, он скорчился на влажной и скользкой от поднявшегося с реки тумана крыше. У него не осталось сил даже на то, чтобы плакать. Из развалин, оставшихся на месте второго склада, который горел уже много дней, но никак не мог догореть, все еще вздымались клубы дыма, но люди, бегавшие с ведрами и баграми, уже потирали натруженные поясницы, устало крякали и уходили, устало сгорбившись, чтобы поискать, где бы выпить пива или хотя бы просто прилечь и немного отдохнуть — в порту, который теперь освободился от власти Джекки-Ножа.

Краер смотрел вниз, туда, где должны были упокоиться тела его родителей, и в отчаянии шептал их имена. В проходе, ведущем к складу, внезапно вновь раздался перезвон клинков: это кто-то не сошелся во мнениях о том, кто должен унаследовать выпавшую из рук Джекки-Ножа власть в этом самозваном баронстве. Мальчик, которого иногда называли Пауком, слышал эти звуки, не обращая на них ни малейшего внимания. Когда жизнь разбита вдребезги, а месть осуществлена — и все это прошло так внезапно и настолько впустую, — что у него оставалось?

Слишком юный для того, чтобы драться, слишком малорослый для того, чтобы таскать тяжести, не знающий никакой иной жизни, кроме той, которая проходила в порту… такой подросток был не нужен никому. Никто ничего не доверил бы такому мальцу, зная, что ему приходилось лазить по крышам, прятаться и прибегать к самым разным уловкам. Вору, никчемному бродяге… сироте. Оставалось одно — умереть.

Краер Делнбон оторвал голову от крыши, покрытой растрескавшейся дранкой, и благоговейно спросил у бесстрастного тумана:

— Что же мне теперь делать?

Он долго ждал ответа, но туман предпочел промолчать.

— Саринта, посмотри, кто пришел, — приказал барон.

Молодая женщина, не говоря ни слова, поднялась с постели — тщательно расчесанные длинные волосы прикрыли ее спину до самых ягодиц, — а барон что-то сделал со спинкой кровати и извлек из невидимого тайника волшебную огненную палочку. Если кто-то из других женщин, прижимавшихся к нему в огромной кровати, и смог заметить в первых рассветных лучах, что он направил свое оружие на дверь и на стройную спину Саринты, которая успела накинуть на себя невесомый и совершенно прозрачный пеньюар, то ни одна ничего не сказала на сей счет.

— Повелитель Заклинаний, — сообщила Саринта с той приятной хрипотцой в голосе, благодаря которой барон обратил внимание и на остальные ее прелести, и, снова закрыв глазок в двери броневой пластиной, застыла в ожидании дальнейших приказаний.

Фаерод Серебряное Древо надменно воздел одну бровь и лишь после этого сказал — очень спокойно, как будто самый могущественный из служивших ему магов каждое утро посещал его на рассвете:

— Скажи ему, пусть входит, а вы все живо убирайтесь отсюда в баню. Да не мешкайте и не пытайтесь подслушивать… если, конечно, кто-то из вас не считает, что отрезанные каленым железом уши украсят вашу внешность.

Единственным ответом послужило приглушенное взвизгивание; белокожие тела принялись поспешно выбираться из груд подушек и покрывал и устремились прочь по устланному мехами полу. Завершала исход Саринта. Поднявшись с колен, она открыла дверь, вновь закрыла ее за вошедшим и бегом устремилась к арочной двери, за которой начинался коридор, ведущий в роскошную баню.

Повелитель Заклинаний Ингрил Амбелтер почти повернулся, чтобы проводить ее взглядом — почти… Было заметно, что он сдержал движение — его плечи дернулись, — и барон почти улыбнулся при виде этого. Почти…

— Ну что, Ингрил? — вопросительно произнес он, даже и не подумав прикрыть свою наготу или же нацеленную на самого могущественного из его волшебников палочку, которую с непоколебимостью, достойной скалы, держал в руке.

Вид у волшебника был усталым, словно он явился не рано утром, а вечером после утомительного трудового дня.

— Господин, у меня есть новости, которые, я уверен, вам будет интересно узнать, — ответил Ингрил. — Я добыл их для вас, занимаясь целую ночь магическим поиском. Госпожа Эмбра и три ее компаньона находятся среди руин давно забытого города Индраевина в глубине Лаврового леса и ищут там один из Дваеров. За той же самой приманкой туда сбежались честолюбивые маги со всей Аглирты и далеко из-за ее пределов. Это место — по-настоящему гибельная ловушка, но в то же время оно дает золотой шанс заполучить для Серебряного Древа несравненное волшебное могущество.

— Вы хотите сказать: в том случае, если в наши руки попадет часть легендарного Дваериндима?

Ингрил кивнул.

— И какой же вы изобрели план для того, чтобы добраться до него?

Повелитель Заклинаний повторил почти-улыбку барона.

— Я уверен, что барон Серебряного Древа обладает вполне достаточной полководческой и политической мудростью для того, чтобы и без моих советов немедленно приказать своим магам Кламантлу и Маркоуну отправиться туда, взяв с собой законченные заклинания, а там защищать госпожу Эмбру магическим щитом и слушать ее разговоры. Вы, несомненно, прикажете им добраться до госпожи Эмбры и создать эти щиты, прежде чем приниматься за какое-либо другое дело. Если после этого им придется вступить в сражение с другими исследователями руин и нам придется наблюдать за ними и руководить ими при помощи моей магии…

— Мудрость барона Серебряного Древа согласна с вами в этом вопросе, — прервал его Фаерод Серебряное Древо. — Когда все это будет выполнено и Эмбра благополучно вернется сюда в железных или магических цепях, я предоставлю вам… ну, скажем, четырех любых моих наложниц на ночь. Как вы на это смотрите?

Повелитель Заклинаний быстро взглянул на арочную дверь, которая вела в баронские бани, но когда он снова повернулся к своему повелителю, его лицо вновь было столь же бесстрастным, как у любого из баронских воинов во время смотра.

— Это доставит мне удовольствие, — ровным голосом ответил он, — Будьте так любезны.

Наутро смерть пришла в Индраевин всерьез. Человек, неподвижно лежавший на вершине плотно окутанной разнообразными лианами башни, видел, как созданное волшебством подобие охотника голыми руками прикончило нескольких набросившихся на него воинов; маг, управлявший боевым фантомом, укрылся в чаще, не ведая о том, что сзади к нему подбирались три латника с обнаженными кинжалами в руках. На противоположных концах погибшего города происходили по меньшей мере две колдовские битвы между соперничавшими магами. Нечто, очень похожее на чешуйчатую горную ящерицу, но с львиной головой, облаченное в боевую кожаную одежду, шествовало во главе цепочки мрачных воинов, направляясь к небольшому отряду латников, нанятых защищать волшебника, который испуганно скорчился у костра.

Терпеливый человек наблюдал за схватками, слушал крики и стенания умирающих, а солнце все выше поднималось в небеса. Любому наблюдателю было бы ясно, что волшебники, несомненно, знают множество способов убивать, причем один омерзительнее другого. Но воины с мечами всегда с превеликой радостью воздавали за нанесенный им урон, когда действие волшебства заканчивалось или же им удавалось настигнуть мага врасплох и без охраны. Ну что ж, пусть они старательно убивают друг друга, делая за Лустуса эту работу.

Особенно радовало его, когда он видел, как другие уничтожают за него разных тварей, созданных магами. Бывший армейский квартирмейстер, известный многим под именем Лустус, а некоторым — под прозвищем Бархатная Лапа, мог справиться или же договориться с большинством телохранителей и даже со многими опытными латниками, но он не испытывал ни малейшей симпатии к волшебству и еще меньше — к тем существам, которых оно могло породить, и управлявшим ими людям. Поэтому сейчас он лежал, стараясь не обращать внимания на тлевший в его душе боевой огонь, и наблюдал за жестокой сумятицей, охватившей все, что находилось внизу: за тем, как наносились и отражались магические удары, как дюжинами гибли люди. Умирающие, раненые и просто отбившиеся от своих отрядов станут его добычей после того, как ночь снова вступит в свои права.

Проворный невидимый убийца-душитель, предпочитающий нападать сверху, — так однажды охарактеризовал его один из хозяев, которым он служил. Лустус тогда лишь улыбнулся, услышав эти слова. Точно так же он улыбнулся и теперь. При нем было множество различных видов хитрых приспособлений: он намотал на себя шнуры, из которых делал ловушки, удавки, канаты для лазания. Всему этому найдется применение, как только сгустится тьма. Если же на него нападут засветло, то он сможет отбиться с помощью нескольких заколдованных «дымовых яиц» и кинжалов — их у Лустуса был целый мешок, и он умел метать их со смертоносной меткостью, — и, конечно, с помощью хитрости.

Нынешним его хозяином был закутанный в плащ и не снимавший с лица маски волшебник, утверждавший, что прибыл из далекого Реншоуна. Задачей Лустуса было найти и вернуть Замаскированному четыре камня, известные под названием Дваериндим, которые, если их использовать вместе в ходе определенного ритуала, разбудят, освободят и призовут в мир Змею в Тенях, извечного врага Спящего короля.

Этот план нисколько не тревожил Лустуса: маги всегда стремятся к каким-то недосягаемым безумным целям, далеко превосходящим их силы и возможности. Пока они платят вперед и полностью, можно позволить им уничтожать себя всевозможными хитрыми и эффектными способами. В конце концов Дарсар изменится, и жизнь простых, не столь хитроумных людей станет намного безопаснее.

Его собственный хитроумный план состоял в том, чтобы разыскать хоть один из Камней, нанять кого-нибудь, чтобы сделать его точную копию, и еще кого-нибудь, чтобы доставить эту копию заказчику, а потом, воспользовавшись неизбежным приступом ярости нанимателя, натравить на волшебника кое-кого из его врагов, которые порадуются возможности свести старые счеты. Сам же Лустус будет прятаться и наблюдать за происходящим, как делает это сейчас. Если представится возможность, то он покопается в логове Замаскированного, если же не удастся, он просто сбежит… став богаче на один Мировой Камень.

Покосившаяся каменная башня слева от них внезапно с грохотом разлетелась, превратившись в кучу обломков.

— Клянусь Троими, похоже, что сегодня здесь резвится чересчур много волшебников, — пробормотал Сараспер.

— А что, разве меня одной вам недостаточно? — ехидно шепнула Эмбра Серебряное Древо, когда Четверо поспешно пригнулись, чтобы укрыться за наклонно торчавшей из земли каменной плитой.

— По острому языку мы сможем узнать ее, когда она станет Эмброй Королевой Долины, — чуть слышно бросил Краер и вытянул руку, — Это, что ли, верхушка купола твоей библиотеки, Старый и Мудрый?

Сараспер прищурился.

— Очень может быть, Маленький и Надоедливый. Наверное, стоит подойти поближе.

Рядом с выбранным ими домом рос густой кустарник, покрывавший груды щебня, в который превратились камни разрушенного здания. Далее лежала небольшая открытая площадка, по другую сторону которой тянулась полуразрушенная стена, а за нею возвышалось почти нетронутое временем круглое куполообразное здание. Краер невозмутимо проскользнул вдоль стены, увидел перед собой дверь, точь-в-точь соответствующую тому описанию библиотеки, которое дал им Сараспер, и повернулся к своим спутникам.

— Это на…

— Ложись! — крикнула Эмбра, и квартирмейстер без раздумий кинулся ничком наземь. Что-то, шипя, пролетело над самой его спиной, и Краер перекатился набок и оказался за барьером, оставшимся от некогда высокой и толстой каменной стены.

— А кто же теперь пытается убить нас? — совершенно спокойным голосом спросил он у находившегося неподалеку латника.

Хоукрил, лежавший за другим выступом той же самой стены, не поднимаясь, развел руками.

— Не знаю. Какой-то маг, а может быть, и не маг. Молодой и держит в обеих руках по жезлу — такие длинные, металлические, наподобие того, которым старый Меллорван Крутое Заклинание так любил размахивать, когда мы были молодыми.

Часть стены, за которой прятался латник, взорвалась со вспышкой фиолетового огня. Латник вздрогнул, отпрянул в сторону и спросил:

— Видел?

— Если бы вы не поторопились изжарить моих лучших воинов, — произнес барон Серебряное Древо, обращаясь к двум своим младшим магам, — то вам не пришлось бы сейчас заниматься этим делом. Так что кончайте хмуриться, принимайтесь за работу, наколдуйте охранный щит и немедленно прикройте им мою дочь. — Он подался вперед, сидя в своем кресле, и спросил своим обычным ласковым и вкрадчивым голосом: — Или, может быть, на этот раз кто-то из вас хочет — прямо-таки очень хочет — что-нибудь сказать мне?

Кламантл уставился на знакомый до малейших подробностей потолок и промолчал, зато Маркоун, кинув быстрый взгляд на своего напарника, выпалил:

— Господин, мы оба без малейшего энтузиазма относимся к тому, чтобы отправляться верхом на созданных магией ночных червях прямо в гущу сражения, в котором участвует множество волшебников, но у Кламантла есть план.

Барон надменно вздернул бровь.

— Наверно, тот самый, из-за которого он только что лишился дара речи?

Кламантл наконец решился отвлечься от созерцания потолка и взглянул на барона безмятежными и то же время подобострастными глазами.

— Господин, мне некогда довелось побывать на озере Лассабра. Я могу магическим прыжком перенести туда нас обоих, а оттуда мы сможем подобраться к разрушенному городу достаточно скрытно для того, чтобы иметь шанс выполнить ваш приказ.

Барон перевел взгляд на Повелителя Заклинаний, и тот чуть заметно кивнул. Тогда Фаерод поднял руку и указал на столы обоих магов.

— В таком случае, отправляйтесь, а мы будем следить отсюда и радоваться вашим победам.

Как только посланцы направились к своим местам, Повелитель Заклинаний подошел к столу барона и положил на него небольшой сверток: салфетку, в которой оказались два стеклянных шара величиной с ладонь. Ингрил расправил салфетку и напевно произнес:

— Отсюда мы увидим все так, будто смотрим из пряжек их ремней.

Барон кивнул и молча потянулся за графином с вином.

Когда маги отбыли, а шары замерцали, пробуждаясь к жизни, и плавно взлетели на несколько дюймов от стола, первое, что появилось в их глубинах, был берег озера, окруженного деревьями.

Но уже в следующее мгновение барон напрягся и всем телом подался вперед — из-за этих деревьев вылетел град стрел!

Камни рассыпались кучей пыли, поднялся дым, и Сараспер, горестно вскрикнув, упал ничком.

— Все тщетно, — задыхаясь, выкрикнул целитель, глядя на отделявшую его от цели поисков небольшую площадку, появление на которой сулило немедленную смерть для каждого смельчака. — Он точно знает, куда нам надо попасть, и пока в его жезлах остается волшебство, он способен взрывать землю у нас под ногами, как ему вздумается!

— А скоро эти жезлы иссякнут? — поинтересовался Краер.

— Через столетия, — криво улыбнувшись, ответила Эмбра.

— Значит, столетия… — саркастически повторил квартирмейстер, а затем приподнял голову и еще раз осторожно выглянул через стену. Жезл плюнул огнем, по земле пробежала пламенная струя, Краер насмешливо фыркнул, поспешно убрал голову, сел и неторопливо повернулся к Хоукрилу и Эмбре.

— Он прячется во-он за тем обломком стены слева, — сообщил он. — Госпожа, вы знаете какое-нибудь обрушивающее заклинание?

— Знаю, — ответила Эмбра, прищурив глаза. — А в чем дело?

— Дело в том, что мне очень нужно, чтобы вы нанесли удар, как только я сделаю одну вещь, — объяснил квартирмейстер, поднимаясь на ноги, — причем раньше, чем мне потребуется целитель!

С этими словами он пригнулся, выскочил из-за угла прикрывавшей их плиты прямо на открытое место и изо всех сил понесся к двери библиотеки.

Сараспер разинул рот, глядя на бегущего, но тут же пришел в себя и отчаянно завопил:

— Нет! Назад! Назад, мешок дерьма, безмозглый воришка! Вернись!

Он выскочил из-за своего укрытия и успел пробежать два шага вслед за квартирмейстером, а в следующий момент весь Дарсар взорвался прямо у него перед носом — это вспышка, вылетевшая из жезла, сбила Краера Делнбона с ног и подбросила в воздух, как детскую тряпичную куклу.