"ДЕВОЧКА В БУРНОМ МОРЕ" - читать интересную книгу автора (Воскресенская Зоя)

ДЯДЕТЕТЯ

В большой просторной комнате пылал камин. Яркие отсветы пламени плясали по ковру, стенам, молодили и красили лица женщин, сидевших в низеньких креслах, оживляли портреты важных мужчин с оплывшими подбородками и женщин с немыслимо тонкими талиями. Белый пудель, лежавший на подушке, выглядел фарфоровой розовой игрушкой.

Фру Седерблюм ввела в гостиную Елизавету Карповну с дочкой и включила электричество. Волшебство исчезло. Женщины оказались вовсе не молодыми, портреты — тусклыми и пудель — серовато-белым.

Антошка поежилась от яркого света и смущения. Мама сказала, что они пойдут на чашку чая к маминой знакомой — врачу, а здесь оказалось так много незнакомых женщин.

И мама была озадачена: фру Седерблюм не предупредила, что у нее будут гости.

Хозяйка провела Елизавету Карповну с Антошкой вдоль кресел и представила их, затем пригласила всех к чаепитию.

На низеньком длинном столе стояли чашки, тарелочки, ваза с нарезанным кексом и посреди-не торт. Стульев вокруг стола не было. Хозяйка разливала по чашкам чай. Каждый брал в одну руку чашку, в другую тарелку с кусочком торта и пристраивался где кто мог. Антошка в растерянности посмотрела на Елизавету Карповну. Мама пришла на выручку: поставила тарелочку с тортом на угол цветочного столика и шепнула Антошке, чтобы она пила чай стоя. А вот дома всегда выговаривает, если Антошка пытается проглотить чашку чая, не присаживаясь за стол.

Рядом высокая полная дама рассказывала обступившим ее женщинам об английском характере.

— Представьте себе большой прием в американском посольстве. Жена английского дипломата, назовем ее миссис Икс, в числе почетных гостей. Конечно, первой леди на этом вечере была мадам Коллонтай. Подают жаркое. Лакей разносит на горячем блюде куропаток. И вдруг — неловкое движение, и горячая куропатка падает на колени миссис Икс. И что же вы думаете? Миссис Икс смахивает куропатку со своего атласного белого платья под стол и как ни в чем не бывало продолжает рассказывать какую-то милую историю. Лакей обмер и побледнел, а она даже бровью не повела. Вот что такое английский характер.

«Вот здорово! — подумала Антошка. — Если бы мне на колени свалился кусок горячего мяса, я, наверно, взвизгнула бы и вскочила». Ей очень хотелось знать, что было потом, когда все встали из-за стола, ведь пятно-то на белом платье осталось. Но дамы стали вспоминать похожие случаи и уже позабыли о миссис Икс, а Антошка все еще ощущала на коленях обжигающий жар куропатки.

В комнате равномерно жужжал разговор. Одинаково вежливо и равнодушно говорили о погоде и войне, о модах и дороговизне. Хозяйка положила Антошке на тарелочку два кусочка кекса и спросила, в каком классе она учится и какие отметки получает.

Антошка вежливо ответила, что занимается по программе 7-го класса и является первой ученицей. Мама, наверно, слышала ответ, потому что Антошка уловила в ее глазах искорку упрека. Но ведь это правда: Антошка была первой ученицей, так как в 7-м классе училась одна.

«Почему взрослые всегда задают один и тот же вопрос: в каком классе учишься, какие отметки получаешь? Несправедливо это, — вздохнула Антошка. — Ведь не спрашивают взрослые при первом знакомстве: где вы работаете, какую зарплату получаете, имеете ли поощрения и взыскания?»

Антошка чувствовала себя неудобно среди этих разряженных женщин. От нечего делать она съела все, что ей положила хозяйка на тарелочку.

Рядом с Антошкой сидела красивая, с ярко накрашенными щеками и глазами женщина. Она курила длинную голубую сигарету. Ее руки, шея и уши были украшены драгоценностями, модное платье плотно облегало фигуру, сквозь тончайший чулок проглядывали накрашенные ногти, а туфли были на высоком каблуке и с тоненькой перекладиной. Антошка заметила, что дама забыла накрасить губы.

Фру Седерблюм с коробкой конфет обходила гостей и угощала их.

Антошка осторожно взяла самую маленькую конфетку, чтобы мама не упрекнула, что она не умеет вести себя, а красивая дама горестно покачала головой.

— Помилуйте, фру Седерблюм, я — полька; как я могу есть шоколад, когда мой народ страдает!

Антошка заметила, что слезы очень шли даме, они блестели на щеках, как камешки в серьгах.

— Этим вы, пани Вержбицкая, не поможете, — резонно заметила хозяйка.

— Я дала себе обет, — сказала громко пани, чтобы все слышали, — до тех пор, пока доб-лестные английские войска не освободят мою страну, не красить губы и не есть шоколада. Мы тоже должны страдать.

Антошка поняла, что пани Вержбицкая — притвора: ногти на ногах красить можно, а не красить губы — значит страдать? Антошка представила себе, где находится Польша и где Англия, и удивилась: почему эта пани ждет помощи англичан, а не Красной Армии?

К Антошке подошла женщина с блокнотом в руках. Сперва Антошка приняла ее за муж-чину: одета она была в черный мужской костюм и белую блузку с черным бантиком, но фигура женская и голова в кудрях. «Какая-то дядететя», — отметила Антошка.

— Ты из России? — спросила дядететя и нацелилась карандашом в блокнот.

— Я из Советского Союза, — вежливо ответила Антошка, поняв, что перед ней журналистка и что нужно держать ухо востро, чтобы не испортить советско-шведских отношений.

— Значит, из России, — сказала журналистка и что-то записала в блокнот. — Скажи, девочка, ты давно живешь с мамой?

Антошка пожала плечами — что за вопрос? — и оглянулась на маму. Елизавета Карповна помешивала ложечкой чай и разговаривала с обступившими ее женщинами, едва успевая отвечать на вопросы.

— Тебя выдали для поездки за границу? — допытывалась журналистка.

Антошке стало жутковато.

— Я вас не понимаю, — робко призналась она. Журналистка громко и раздельно, придвинув свое лицо к Антошке, сказала:

— Меня интересует вопрос о социализации.

Антошка стала быстро соображать, что означает это слово. «Социализм» — это понятно, «социальный» — это слово Антошка тоже знает, но вот что такое «социализация»?..

Но мама уже спешила на помощь.

— Я вижу, моя дочка чем-то озадачена? — спросила она.

— Наш женский журнал, в котором я сотрудничаю, абсолютно беспристрастный. Мы одинаково интересуемся прогрессом в Германии и жизнью в России. Никому не отдаем предпочтения. Вы понимаете меня? — громко спросила журналистка.

— Да, я понимаю.

Мама умела так улыбнуться, что никогда не узнаешь, о чем она думает, а вот у Антошки на лице всегда все написано, и она вовсе не умеет заставить себя быть любезной, если ей что-то не нравится.

— Наших читательниц интересует, как организована у вас социализация детей, — продолжала журналистка.

Вот тут и мама растерялась. Антошка поняла, что мама тоже не знает, что такое социализация.

— А что это такое? — не постеснялась спросить Елизавета Карповна. Брови у нее высоко поднялись вверх, и где-то внутри глаз дрожали смешинки.

— Мы-то знаем, что такое социализация, — значительно сказала журналистка, словно мама хотела схитрить. — Нам известно, что, когда у вас рождаются дети, они переходят в собственность государства. Нам неизвестны только некоторые детали. Ну, например, мы не знаем — имеют ли право родители давать детям имена по своему выбору, могут ли они навещать их? Знают ли дети своих родителей?

Антошка перевела недоумевающий взгляд с журналистки на маму. У мамы собрались веером смешинки у глаз, и она еле сдерживала их, чтобы они не разбежались по всему лицу.

— Вы понимаете меня? — спросила журналистка.

— Я понимаю, что вы говорите, но только у вас странное представление о нашей жизни. — Мама обняла Антошку за плечи, словно эта дядететя хотела отнять ее. — У нас никакой социализации нет.

— Отменили?

— Нет, у нас никогда ее не было.

— Странно, — передернула плечами журналистка. — Мы располагаем точными данными.

— Вероятно, из ненадежного источника, — высказала предположение мама.

— Из немецкого женского журнала.

— Я так и полагала.

Чтобы переменить разговор, журналистка спросила:

— Вы, как видно, интеллигентный человек. У вас есть профессия?

— Да, я врач, — ответила Елизавета Карповна.

— Врач? — удивилась дядететя. — Значит, у вас есть капиталы?

— Нет, — улыбнулась мама. — Когда я училась — получала от государства стипендию, немного зарабатывала уроками.

Дядететя прищурилась.

— Вы хотите сказать: за то, что вы учились, платили не вы, а платили вам?

— Вот именно. Я знаю, это удивляет многих иностранцев. В некоторых странах на врача нужно учиться десять лет и платить профессорам за лекции, за сдачу экзаменов, за пользование лабораториями, анатомичкой. Для этого надо быть состоятельным человеком.

— Благонадежный человек может получить ссуду в банке, — добавила журналистка.

— Я это знаю, — спокойно ответила мама. — За эту ссуду врачи расплачиваются всю жизнь и поэтому вынуждены брать большие деньги с пациентов.

— Вы хотите сказать, что берете с ваших пациентов меньше?

— Нет, в нашей стране лечение бесплатное. Журналистка иронически улыбнулась.

— Я хотела вас спросить, что вы думаете об исходе войны, кто победит, но едва ли я получу от вас беспристрастный ответ, — заметила журналистка и сердито перечеркнула в блокноте все, что успела записать. — Так со мюккет![1] — с трудом раздвинула она в улыбке губы.

— Вар со гуд!^[2] — весело ответила мама.

Фру Седерблюм, видя, что гости собираются расходиться, взяла маленький поднос и стала обходить дам. Женщины раскрыли сумочки, достали конверты.

— За каждый кусочек торта или кекса прошу оторвать сто граммов хлеба, — сказала хозяйка.

Все стали отрывать крохотные талончики на хлеб.

Антошка показала маме три пальца.

Одна дама забыла свои карточки дома и была очень смущена.

— Завтра мы увидимся с вами на выставке, — сказала она хозяйке, — и я непременно принесу. Фру Седерблюм кивнула.

— И кстати, — обернулась к гостям дама, которая забыла карточки, — на выставке, говорят, будут представлены последние работы Его Величества. Каждое рюэ, которое выткал Его Величество, — это настоящее произведение искусства. Очень рекомендую посетить выставку. Вы будете очарованы.

Елизавета Карповна и Антошка распрощались и вышли на улицу.

Антошка глотнула свежего воздуха.

— Мама, что такое рюэ, которые делает король?

— Это яркие пушистые коврики из шерсти.