"Коммодор" - читать интересную книгу автора (Форестер Сесил Скотт)

Глава 9

Хорнблауэр с трудом перебрался через борт «Гарви». Лейтенант Маунд уже стоял навытяжку, приветствуя его, а два боцманских помощника отчаянно свистели в дудки. Грохот пушечного выстрела, который неожиданно грянул менее, чем в ярде, заставил его подпрыгнуть. Когда коммодор переносит свой брейд-вымпел с одного корабля на другой (теперь он как раз развернулся на массивной мачте «Гарви»), настал момент для очередного салюта, который и был отдан одной из четырех шестифунтовок, установленных в кормовой части «Гарви».

— Бросьте эту ерунду, — поморщился Хорнблауэр.

И тут же он вдруг почувствовал себя виноватым. Он только что публично назвал священный для Королевского флота церемониал «ерундой» — и выбрал для этого как раз момент отдания ему, как коммодору, особых почестей, которые должны были доставить ему удовольствие, тем более, что принимать их ему пришлось всего во второй раз. Но дисциплина, похоже, особо не пострадала, хотя молодой Маунд широко ухмыльнулся, отдавая приказ прекратить огонь.

— Поднимайте паруса и давайте двигаться, — сказал Хорнблауэр.

Когда паруса «Гарви» наполнились ветром и кеч двинулся к берегу, сопровождаемый «Мотыльком», шедшим в кильватер, Хорнблауэр огляделся по сторонам. Все вокруг выглядело для него несколько необычно: за двадцать лет службы он никогда не был на бомбардирском судне во время сражения. Прямо над ним возвышалась громадная грот-мачта (команде, похоже, пришлось хорошенько попотеть, заменяя сбитую в Зунде стеньгу), которая должна была выдерживать напор массы парусов, компенсирующих отсутствие фок-мачты. Бизань-мачта, сдвинутая далеко в корму, по своим пропорциям больше подходила этому миниатюрному суденышку. Чудовищной толщины фока-штаг, удерживающий грот-мачту, был сделан из железной цепи, которая странно выделялась среди обычных пеньковых концов. Талия кеча — если такое необычное определение можно было применить для описания конструкции боевого корабля, — была сдвинута вперед и здесь, по одной с каждой стороны миделя, были установлены две огромные мортиры, которые и явились причиной рождения столь причудливой конструкции. Хорнблауэр знал, что их тела покоились в цельных дубовых колодах, упирающихся в кильсон. Четверо матросов под руководством помощника артиллериста как раз готовили для мортир огромные тринадцатидюймовые бомбы. Боцманский помощник с другой партией моряков пропустили трос сквозь один из пушечных портов правого борта и, протянув его к носу, закрепили на якоре, висящем на крамболе. В прошлом Хорнблауэру часто приказывал для тренировки заводить шпринг на якорный канат, но использовать его в бою ему до сих пор не приходилось. Близко от него, у вантпутенсов левого борта матрос бросал лот; Хорнблауэр подумал, что девять десятых всего времени, проведенного эскадрой на Балтике, кораблям приходилось идти, непрерывно замеряя глубины — и скорее всего, так будет до самого конца этой кампании.

— И три с половиной! — выкрикнул лотовый. У этих бомбардирских кечей осадка меньше девяти футов.

Неподалеку «Ворон» готовился сниматься с мели, на которую он так некстати выскочил. Хорнблауэр видел заведенный трос — черный на фоне воды. На шлюпе уже убрали останки сломанной фок-стеньги. «Клэм» кружился вокруг «Ворона» и Хорнблауэру хотелось бы верить, что его командир, так похожий на цыгана, в полной мере усвоил полученные накануне сложные инструкции.

Маунд стоял рядом с коммодором, управляя своим кораблем. Он был единственным офицером на кече — мичман и два шкиперских помощника обычно несли вахты. Двое последних сейчас стояли на корме, широко расставив ноги для устойчивости и измеряли секстанами вертикальный угол, образуемый краем песчаной косы и верхушками мачт «Бланш Флер».

Хорнблауэр ощущал атмосферу почти дружеской сердечности, царившую на «Гарви» — да иначе и быть не могло, если его командиру всего двадцать лет. Узы дисциплины не слишком строги на этих маленьких корабликах — Хорнблауэр не раз слышал, как старые заслуженные капитаны ворчали по этому поводу.

— Четверть меньше трех! — прокричал лотовый.

Семнадцать футов воды.

— Мы почти на расстоянии выстрела, сэр, — заметил Маунд.

— Эти ваши мортиры более эффективны на дистанции меньше предельной, не так ли?

— Да сэр, но я хотел бы иметь небольшой запас — на случай, если француз начнет менять место якорной стоянки.

— В таком случае оставьте себе необходимое место для маневра. Нам ничего не известно про эти мели.

— Есть, сэр!

Маунд повернулся, чтобы напоследок оценить тактическую обстановку: мачты «Бланш Флёр», торчащие над песчаной отмелью, за которой она укрылась глубоко в вершине бухты, батарея на конце косы, «Клэм», занимающий позицию вне радиуса действия батареи, с которой можно было бы вести наблюдение за бухтой и «Лотос», ожидающий у подходного канала, чтобы отрезать каперу путь к отступлению, если бы каким-то чудом «Бланш Флёр» удалось бы поймать попутный ветер и броситься на прорыв к Штральзунду. Маунд потянулся было к карманам панталон, но с полпути отдернул руки, вспомнив, что рядом с ним стоит сам коммодор — этот машинальный жест он повторил уже несколько раз.

— Бог с вами, молодой человек, — не выдержал Хорнблауэр: — засуньте, наконец руки в карманы и перестаньте суетиться.

— Есть, сэр! — ответил Маунд, слегка покраснев. Он осторожно погрузил руки в карманы и несколько ссутулил плечи, инстинктивно принимая более удобную для себя позу. Он еще раз огляделся по сторонам и обратился к мичману, стоящему впереди у крамбола.

— Мистер Джонс! Можете начинать.

Коротко прогремел якорный канат; команда кеча разбежалась по реям, быстро убирая паруса. «Гарви» медленно развернулся против ветра, покачиваясь на волнах; его нос теперь почти точно указывал на пока невидимый «Бланш Флёр». Хорнблауэр заметил, что «Мотылек» встал на якоре почти на одной линии со своим собратом.

Маунд готовился к открытию огня с обманчивой для постороннего глаза медлительностью. Он взял несколько пеленгов, чтобы убедиться, что якорь надежно забрал грунт. Затем по его команде моряк привязал к лежащему на палубе шпрингу, заведенному на кабестан, белый лоскут и Маунд, порывшись в карманах, выудил оттуда кусочек мела и нарисовал на палубе около лоскута несколько делений.

— Мистер Джонс, — продолжал он: — проверните кабестан.

Четверо моряков у кабестана слегка провернули барабан. Белый лоскут пополз по палубе по мере того, как шпринг все натягивался. Шпринг, проведенный через кормовой пушечный порт был закреплен на якоре далеко впереди; выбирая шпринг можно было поворачивать корму так, чтобы корабль занимал позицию под углом к ветру, а величину этого угла можно было грубо определить по положению белой тряпки относительно импровизированной шкалы.

— Выбирайте, мистер Джонс, — скомандовал Маунд, пеленгуя мачты «Бланш Флёр». Кабестан защелкал — матросы изо всех сил налегли на рукоятки.

— Еще немного!

Кланк!

— Думаю, так будет в самый раз, сэр, — проговорил Маунд. «Гарви» был развернут носом точно на «Бланш Флёр»: — конечно трос будет растягиваться и якорь может немного ползти, но будет довольно просто удерживать постоянный пеленг выбирая или потравливая шпринг.

— Да, я понимаю, — ответил Хорнблауэр.

Он был знаком с теоретическими основами использования бомбардирских судов, более того — сейчас он был рад увидеть применение их оружия на практике. Даже в те отчаянные минуты, когда Хорнблауэр пытался с большого расстояния попасть в шлюпку из шестифунтовой карронады «Эндорской Волшебницы», он был уверен, что стрельба из пушек на море — настоящее искусство, которое должно постоянно совершенствоваться. Сейчас шансы попасть или промахнуться были примерно равны. Ведение огня из мортир можно было считать вершиной искусства корабельной артиллерии — особенно по части точности стрельбы. Высокая траектория и низкая начальная скорость полета бомбы, а также возможность избежать дополнительных случайных погрешностей из-за ударов ядра о внутренние стенки канала ствола, позволяла попадать в цель с поразительной точностью.

— С вашего позволения, сэр, — начал Маунд: — я пройду к мортирам. Предпочитаю обрезать фитили сам.

— Я пойду с вами, — ответил Хорнблауэр.

Жерла двух мортир как два мрачных глаза глядели на притаившегося за дюнами противника.

— Одиннадцать сотен ярдов, — определил Маунд: — попробуем для начала заряд в фунт и три четверти, мистер Джонс.

— Есть, сэр!

Порох был расфасован по одно- полу- и четвертьфунтовым зарядам. Мичман открыл по одному заряду каждого вида и высыпал их содержимое в дуло мортиры по правому борту. Пока он прибивал порох огромным прибойником, Маунд, с линейкой в руках, поднял глаза к небу, подсчитывая что-то в уме. Затем он нагнулся над одной из бомб и ножницами аккуратно обрезал часть запала.

— Один и одиннадцать шестнадцатых дюйма, сэр, — проговорил он извиняющимся тоном: — даже не знаю, почему я остановился на этом. При разной погоде фитиль горит с разной скоростью, так что думаю, что сейчас это будет в самый раз. Конечно, не хотелось бы, чтобы бомба взорвалась в воздухе, но если оставить слишком длинный фитиль, какой-нибудь лягушатник может выбросить наш подарочек за борт, прежде чем он разорвется.

— Конечно, — согласился Хорнблауэр.

Большую бомбу приподняли и опустили в короткое жерло мортиры, она осела в нем на несколько дюймов — дальше ствол сужался, образуя внутри уступ, на котором плотно осел поясок, идущий вокруг бомбы. Край бомбы с торчащим фитилем находился почти на одном уровне со срезом дула.

— Поднять красный вымпел, — крикнул Маунд, стараясь, чтобы его расслышал боцманский помощник на корме.

Хорнблауэр обернулся и взглянул в подзорную трубу на «Клэм», стоявший на якоре в нескольких милях на мелководье. Весь свод этих условных сигналов был разработан под его личным руководством и он испытывал упорные сомнения в том, что все будет работать правильно. Сигналы так легко понять неправильно. Красный вымпел поднялся на мачту «Клэма».

— Сигнал подтвержден, сэр! — прокричал с кормы боцманский помощник.

Маунд взял тлеющий запальник и прижал его к фитилю бомбы. Через мгновение фитиль загорелся, разбрасывая искры.

— Раз, два, три, четыре, пять — считал Маунд медленно, а фитиль все шипел и трещал. Вероятно, он оставил себе пять секунд в запасе, чтобы, если фитиль будет плохо разгораться, успеть его заменить.

Затем Маунд прижал запальник к запальному отверстию и мортира со страшным ревом выстрелила. Стоя прямо за ней, Хорнблауэр увидел, как поднимается бомба — ее траектория была помечена искрами и дымком горящего фитиля. Она поднималась все выше и выше и вдруг пропала из глаз, переходя на полет по нисходящей. Они все ждали и ждали, но больше ничего не случилось.

— Промах, — заметил Маунд: — спустить красный вымпел!

— Белый вымпел на «Клэме», сэр, — крикнул боцманский помощник.

— Это значит «большой перелет», — отметил Маунд: — полтора фунта на этот раз, пожалуйста, мистер Джонс.

«Мотылек» поднял два красных вымпела и в ответ два вымпела поднял «Клэм». Хорнблауэр предусмотрел возможность возникновения путаницы, поэтому все сигналы, предназначенные для второго бомбардирского судна всегда поднимались двойным числом флагов. В любом случае, «Гарви» не мог бы сообщать «Мотыльку» данные по стрельбе. Взревела мортира «Мотылька», гром эхом прокатился над водой. С «Гарви» не было видно, как летела бомба.

— Два желтых флага от «Клэма», сэр!

— Это значит, что выстрел с «Мотылька» дал недолет, — подытожил Маунд, — поднять наш красный вымпел!

Снова грохот выстрела, снова фейерверк искр от горящего фитиля поднялся к небесам и исчез из вида и… больше ничего.

— Белый вымпел на «Клэме», сэр!

— Опять перелет? — пробормотал Маунд, несколько сбитый с толку, — надеюсь у них там все в порядке с глазами.

«Мотылек» вновь выстрелил и получил от «Клэма» два белых вымпела. Бомба легла с перелетом, а в прошлый раз был недолет. Теперь «Мотыльку» было проще накрыть цель. Маунд проверил пеленг на цель.

— Мы по-прежнему стоим носом прямо на нее, — проворчал он, — мистер Джонс, убавьте последний заряд на четверть фунта.

Хорнблауэр попытался представить себе, что делает в этот самый момент французский капитан по ту сторону песчаной косы. Скорее всего, до той минуты, как кечи открыли огонь, он чувствовал себя в полной безопасности, думая, что иначе, чем ударом в лоб под огнем береговой батареи, британцы его не достанут. Но сейчас бомбы падают все ближе к «Бланш Флёр», а он не может ничего предпринять в свою защиту. Французу будет трудно даже сдвинутся с места — он встал на якорь в узости — в самой вершине бухты. Ближний к нему выход из нее слишком мелок даже для ялика — это видно по бурунам — а при удерживающемся ветре ему не удастся снова пробиться в канал, держась под защитой батареи. Сейчас французский капитан, наверное, жалеет, что слишком рано спустился под ветер перед постановкой на якорь. Возможно, он поступил так из опасения перед тем, что ему отрежут дорогу в укрытие. Впрочем, буксируя корабль шлюпками или подтягиваясь на завезенном якоре, он еще мог, правда медленно, подтянуться поближе к батарее, так, чтобы ее пушки не дали кечам подойти на дистанцию мортирного выстрела.

— Красный вымпел, сэр, — вдруг возбужденно воскликнул боцманский помощник.

Это означало, что бомба упала хоть и с недолетом, но близко от цели.

— Добавьте еще щепотку, мистер Джонс, — вместо ответа бросил Маунд.

Мортира «Мотылька» взревела вновь, но на этот был виден разрыв бомбы — почти над самыми мачтами «Бланш Флёр». Стал виден большой клуб дыма, а звук взрыва мгновением позже пришел к ним вместе с ветром. Маунд огорченно покачал головой — очевидно, Дункан, командир «Мотылька», слишком коротко обрезал фитиль, или же в этой бомбе он горел быстрее обычного. Два синих флага на мачте «Клэма» означали, что с него видели падение последнего снаряда — система сигнализации по-прежнему работала правильно. Маунд вновь нескладно наклонил свое долговязое тело вперед, прижимая пальник к фитилю и запальному отверстию. Мортира взревела; по какому-то капризу законов баллистики кусок тлеющего пыжа пронесло у самой головы Хорнблауэра, заставив его присесть в дыму, но когда он вновь взглянул вверх, он успел заметить вспышку горящего фитиля в самой верхней точке траектории, перед тем как cнаряд начал свое падение. Хорнблауэр, Маунд, Джонс и весь расчет мортиры стояли, терпеливо ожидая, пока бомба закончит полет. Затем над плоскими вершинами песчаных дюн показалась струйка белого дыма, и сразу же за этим до них дошел глухой звук далекого разрыва.

— Полагаю, мы попали в него, сэр, — проговорил Маунд с деланным безразличием.

— Черный шар на топе мачты «Клэма», сэр, — завопил боцманский помощник.

Это означало попадание. Тринадцатидюймовая бомба, проделав длинное воздушное путешествие, пробила палубу «Бланш Флёр» и взорвалась. Хорнблауэр не мог себе даже представить, насколько сильные разрушения это могло вызвать.

— Оба орудия залпом, — коротко бросил Маунд, отбрасывая свою деланную невозмутимость, — ну-ка, парни, пошевеливайтесь!

Два белых вымпела на мачте «Клэма» показали, что очередная бомба с «Мотылька» упал с перелетом. Затем загрохотали обе мортиры «Гарви» — маленький кеч присел, а после подпрыгнул под действием страшной силы отдачи, буквально вдавившей его в воду. На топе «Клэма» снова показался черный шар.

— Еще одно попадание, — обрадовался Маунд.

Топы мачт «Бланш Флёр», хорошо видимые за грядой дюн, вдруг начали расходиться. Капер поворачивал — его отчаявшаяся команда пробовала отбуксировать или отверповать его в канал.

— Дай, Боже, чтобы мы разбили ее в щепки, прежде чем ей удастся уйти, — пробормотал Маунд, — черт побери, почему «Мотылек» не стреляет?

Хорнблауэр пристально взглянул на него: соблазн дать еще один залп как только мортиры будут заряжены, не дожидаясь, пока выстрелит «Мотылек», был действительно велик, но это могло сбить с толку наблюдателя на «Клэме». Наконец, «Мотылек» выстрелил и два черных шара на мачте «Клэма» показали, что и он добился успеха. Но «Бланш Флёр» уже развернулся: поверх песчаных дюн Хорнблауэру было видно, как слегка сдвинулись топы его мачт — на ярд-другой, не больше. Маунд опять выстрелил из двух мортир и, даже не дожидаясь падения бомб, моряки «Гарви» бросились к кабестану и налегли на рукояти. Кланк — кланк! Дважды щелкнули палы в храповом колесе, выбирая шпринг и удерживая кеч носом прямо на цель. Фок-мачта «Бланш Флёр» вдруг исчезла из вида — над песчаной полосой виднелись только грот и бизань.

— еще одно попадание, клянусь Богом, — воскликнул Хорнблауэр. Долго сдерживаемое возбуждение наконец вытолкнуло из него эти слова, словно пробку из духового ружья. Он радовался как мальчишка и поймал себя на том, что возбужденно подпрыгивает на месте. Фок-мачта упала за борт; он пробовал представить себе страшные разрушения, которые наносили бомбы, проламываясь сквозь деревянные палубы. Над дюнами показался дымок — более густой и более темный, чем можно было ожидать от простого разрыва бомбы. Очевидно, на капере начался пожар. Грот- и бизань-мачты слились в одну линию — «Бланшфлёр» развернулся поперек канала. Похоже, француз потерял управление — лопнул трос, заведенный на верп, или взрывом были разбиты буксирующие корабль шлюпки.

Снова выстрелил «Мотылек» и два красных вымпела на «Клэме» дали знать, что на сей раз его снаряды легли с небольшим недолетом. «Бланш Флёр» лихорадочно пытался развернуться по оси канала. Маунд заметил это и приказал слегка увеличить заряд. Опять показался дым, на сей раз он несомненно поднимался с «Бланш Флёр». Так и есть — на французе пожар и, судя по тому, что его мачты совсем не движутся над линией дюн, — он сел на грунт. Маунд выстрелил опять, и они вновь замерли в ожидании. Грохот разрыва — грот-мачта француза исчезла, а минутой позже и бизань-мачта начала медленно клониться, падая за борт. Теперь из-за дюн ничего не быловидно, кроме черного дыма, который становился все гуще. Маунд взглянул на Хорнблауэра, ожидая приказов.

— Продолжайте огонь, — сказал Хорнблауэр сухо. Даже если команде «Бланш Флёр» суждено поджариться на медленном огне, его долг убедиться в том, что капер окончательно уничтожен. Мортиры снова загрохотали и бомбы вновь начали свой смертоносный путь, почти полные десять секунд поднимаясь вверх, прежде чем напрямик устремиться к цели. «Клэм» просигналил: «Близкий перелет». «Мотылек» дал залп и «Клэм» засвидетельствовал попадание. Внутренним взором Хорнблауэр видел страшные картины: бомбы, падающие с неба на беззащитный «Бланш Флёр», команда, которая среди разрывов и пламени пожаров пытается спасти свой корабль — разбитый, горящий и осевший на грунт. Все эти видения промелькнули в единый миг, пока он ожидал подъема сигнала на «Клэме». Маунд наклонился к мортирам, но не успел он поднести пальник к фитилям, как со стороны берега донесся грохот мощного взрыва. Хорнблауэр поднял подзорную трубу к глазу: над песчаными дюнами поднимались огромные клубы дыма, среди которых, как ему показалось, были видны летящие обломки, куски снастей и такелажа, вырванные из еще живого тела корабля страшным взрывом. Пожар или одна из последних бомб «Мотылька» достигли порохового погреба «Бланш Флёр».

— Сигнал на «Клэм», мистер Маунд, — приказал Хорнблауэр, — что с неприятелем?

Несколько минут они ожидали ответа.

— «Неприятель — полностью — уничтожен», сэр, — доложил шкиперский помощник и команда разразилась радостными криками.

— Очень хорошо, мистер Маунд, — проговорил Хорнблауэр, — думаю, нам лучше выбраться с этого мелководья, пока еще светло. Поднимите сигнал отмены с номерами «Клэма» и «Лотоса».

Жидкое сияние северного солнца было обманчивым. Оно светило, но совсем не грело. Хорнблауэр вдруг разозлился на себя — он же знал, что ему придется провести несколько часов, стоя почти без движения на верхней палубе «Гарви», а значит, он должен был одеться потеплее. Но не холод был истинной причиной пробившей его дрожи — просто весь интерес и возбуждение боя куда-то пропали, оставив лишь чувство мрачного разочарования. Это была грубая и хладнокровная работа — уничтожить противника, который не мог даже выстрелить в ответ. Конечно, описание боя будет замечательно выглядеть в рапорте, и собратья-офицеры будут рассказывать друг другу о новом достижении Хорнблауэра, которому удалось сжечь и потопить большой французский капер под самым носом у шведов, среди бесчисленных мелей. А об этом упадке сил, после упоительного напряжения схватки, будет знать только он один…