Светило солнце, было 3 августа 1933 года, и в Париже в ту пору масса народу проводила отпуск, слоняясь по городу.

В церкви Сен-Жермен-де-Пре состоялась в тот день красивейшая церемония бракосочетания.

Невеста была хороша собой, необычайные чистота и свежесть исходили от нее и ее белого платья. Жених, высокий, стройный, в ладно сидящем черном костюме, казался самым счастливым человеком на свете: после долгих поисков он нашел спутницу жизни.

Анн-Мари Мюсель, по прозвищу «Тоти», сочеталась браком с Луи Бардо, по прозвищу «Пилу». Ей — 21, ему — 37.

Год, месяц и 25 дней спустя родилась девочка. 28 сентября 1934 года месье и мадам Бардо с радостью сообщили о рождении дочери Брижит.

VII

Лучших съемок у меня не было. Я не играла — жила!

Вадим, изучив меня, никогда не переснимал одну и ту же сцену более двух раз — знал, что с каждым дублем уходит моя естественность. Сцены с Юргенсом еще не были досняты, а ему предстояло через день отбыть на другие съемки. Вадим переделал сценарий и в середине фильма «отправил» его в морское плаванье, так что Курт смог улететь в Мюнхен.

Играя в любовных сценах, я была сама собой, поэтому, само собой, влюбилась в партнера по фильму Жан-Луи Трентиньяна. С Вадимом мы жили как брат и сестра. Я оставалась к нему бесконечно привязана, он был мне опорой, другом, семьей. Но не возлюбленным. Я давно остыла к нему. А к Жану-Луи я испытывала безумную страсть. Скромный, глубокий, внимательный, серьезный, спокойный, сильный, застенчивый — не похожий на меня, лучше меня!

Я бросилась очертя голову в его глаза, в его жизнь, а с ним — в голубое Средиземное море. Это море стало единственным свидетелем наших встреч!

Жан-Луи хотел только меня одну, как есть, простую, простоволосую, первозданную. Он показывал мне ночное небо и звезды, и мы засыпали на теплом пляжном песке. Он открывал мне классическую музыку. Он учил меня любить неистово, по-настоящему и быть в подчинении у любимого...

И я жила все это время по-цыгански.

Мои чемоданы лежали в багажнике машины Жана-Луи, спали мы, где придется, ничто не имело значения, все казалось ерундой, когда мы были вместе.

По утрам мы, счастливые, являлись на съемки.

Под глазами у нас были круги. Мы ни на миг не расставались.

Вадим мучился, снимая с нами любовные сцены. А мы мучились, играя их перед ним и остальной группой. Не то было наедине, вдали от всех! Эти «все» судачили, сплетничали, судили-рядили и обсмеивали ту небольшую драму, которая разыгрывалась у них на глазах. Но мы в любви оставались чисты и были выше людских пересудов. Нас ничто не задевало, не ранило, не пятнало. Не раздражали даже газеты, объявлявшие меня «пожирательницей мужчин», «ветреной и бесстыдной»!

Я просто-напросто — влюбилась!

Жан-Луи был женат на Стефан Одран, я замужем за Вадимом.

И мы бросили все друг для друга!

С Жаном-Луи я прожила самые лучшие, полные, счастливые дни той моей жизни. Дни беспечности, свободы и еще — о блаженство! — инкогнито и безвестности!

Вернувшись в Париж самым длинным путем на его старой «симке», мы не знали, куда податься! Остановились в «Куин Элизабет». Какое-то время мы жили там, но жизнь в гостинице, причем роскошной, не была нам по душе. Оставался, конечно, дом на Шардон-Лагаш, но ехать туда мне было неловко: там как-никак прошли четыре года совместной жизни с Вадимом.

С утра до вечера я читала объявления в «Фигаро», пока Жан-Луи ходил на озвучку предыдущего фильма. Потом я бегала по объявлениям, осматривала то, что объявлялось как «две комнаты и кухня». Вторая комната оказывалась кладовкой без окна, а кухня — закутом с плитой в ванной комнате — без ванной. В гостиницу я возвращалась, упав духом, и еще сильней радовалась гостиничному комфорту!

Я не виделась больше ни с Дани, ни с Кристиной, ни с Одеттой, ни с Ольгой.

Я не видела никого, кроме Жана-Луи и квартирных агентов.

В моем уютном номере дни тянулись долго, часто я сворачивалась клубочком и лежала в ожидании его вечерних приходов!

Однажды я зашла на Шардон-Лагаш посмотреть, что и как. Все разобрала, поменяла, переделала, обновила. Кое-что памятное, еще дорогое сердцу, глотая слезы, выбросила! После моего рейда квартира изменилась: спальня в гостиной, гостиная в спальне. Все наоборот, ничто не смущает. Без сил, но счастливая, я вернулась к Жану-Луи, чтобы переночевать в гостинице в последний раз. На другой день мы переехали в обустроенное мной гнездышко, небольшое, зато новое и милое.

Но нет рая без змея-искусителя.

Наш свернулся в кинопленку и назвался «Кино».

Пока мы жили друг для друга вне времени и пространства, забыв обо всем на свете — радио, телевидении, друзьях, газетах, это «все на свете» то и дело о нас вспоминало!

Фильм смонтировали, нас ждали на озвучивание. Мнения о картине разошлись. Одни критики пели дифирамбы, другие ругали на чем свет стоит. «Пари-Матч» просил мою фотографию на обложку. Требовалось выйти из подполья и снова стать той, которая сыграла свою Джульетту в «И Бог создал женщину».

Кристина, не видевшая меня давным-давно, заключила за меня контракт. Раньше я просто подписала для нее пустой лист бумаги. Теперь она нашла прекрасный сценарий «Новобрачная была слишком красива» Одетты Жуайе. Я согласилась — куда деваться? А самой хотелось завязать с кино и до скончания века жить в нашем с Жаном-Луи особом мирке.

Ольга обрадовалась. Обо мне говорили еще до выхода фильма! Предложений было хоть отбавляй, и она дивилась моему безразличию к собственной новой, настоящей славе!

Именно в это время я подружилась с людьми, которые и сегодня близки мне. Тогда я еще не была так прославлена, так что полюбили они меня бескорыстно.

Однажды Мижану попросила меня принять молодого художника, приехавшего из Касси. Он оказался без денег и искал богатых покупателей. Но богатых среди моих знакомых не было, а ходить я никуда не ходила и вряд ли ему пригодилась бы.

Все-таки я приняла его, чтобы не обидеть.

Так пришел ко мне Жислен Дюссар, со временем — «друг Жики» и заодно названый брат.

Премьера «И Бог создал...» состоялась в Марселе.

Я покинула Жана-Луи, предварительно купила, по совету Кристины, «платье-секси» и вытащила из чехла свою норковую шубу «на вырост».

Мне всегда была в высшей степени небезразлична обстановка, где я ночую. Ради одной только ночи я могла переставить всю мебель в гостиничном номере. Не могу ни жить, ни спать в комнате, где мне неприятно. Бывало, обойду в гостинице все свободные номера, пока не найду угол по душе... Взять животных — кошка урчит, выбирая подушку, собака все обнюхает, отыскивая место, где заснуть. О них говорят — инстинкт. А обо мне — каприз!

Не прославься я, меня бы сочли просто чудачкой: мол, хлебом не корми, дай со скуки мебель подвигать. Но уж коли я — звезда, разумеется, — «капризна»! Марсельский отель напоминал строящуюся станцию метро. Всюду железяки, а оконные стекла до того замызганы, что едва пропускают свет. Пыль, грязь, мрак...

А спальня моя была усыпальницей. Большая, зловещая, темная гробница. Войти и выйти!

Я села в прихожей на чемодан и наотрез отказалась там жить! О моем «капризе» тут же донес журналистам директор отеля. От злости, что я уйду к конкурентам, он сделал мне рекламу на уровне собственного заведения. Раньше меня уже объявили «пожирательницей мужчин, ветреной и бесстыдной». Теперь, значит, еще и «капризной»! Как легко создаются репутации... Всю жизнь злословие напяливало на меня ложную личину. И сегодня я пишу книгу, чтобы представить все в истинном свете.

Во Франции фильм Вадима был встречен довольно сдержанно. Журнал «Кайе дю синема» отзывался тепло. Но упрекал за легковесность сюжета и неудачный актерский состав (кроме Юргенса).

Леви и Вадим рвали на себе волосы.

В надежде на лучшее пришлось обратиться к другим странам. Нет пророка в своем отечестве!

Тем временем в Либурне у меня начались съемки «Новобрачной...» с Луи Журданом и Мишелин Пресль, а Жан-Луи был призван в армию, так как его семилетняя отсрочка от воинской службы подошла к концу.

Это стало нашим самым тяжким испытанием.

Я постоянно заливалась слезами: предстоит три года разлуки. А потом, эта война в Алжире! Все может быть! Вечером каждую субботу я уезжала на поезде в Париж и с Жаном-Луи проводила воскресенье (по воскресеньям его отпускали с курсов в Винсенне). Вечером — опять на поезд обратно в Либурн, и в понедельник утром прибываю прямо на съемки.

В самый разгар съемок взорвалась бомба...

В августе 1956 года Насер национализировал Суэцкий канал.

Ситуация стала кризисной!

Бензин исчез!

Как в войну, нам выдавали талоны!

Я строила глазки нашему хозяину гаража по фамилии Кошону2, очень похожему на свою фамилию, и благодаря ему могла передвигаться!

Без сил, в депрессии, я бросилась к тем единственным людям, которые могли поддержать. К родителям.

Хотя им был не по душе мой недавний развод с Вадимом и открытая связь с Жаном-Луи, они приняли меня с распростертыми объятиями!..

Папа познакомил меня со своим другом. Я думала, старичок, оказалось — парень 19-ти лет, гитарист, богема, остряк, талантище. Это был Жан-Макс Ривьер, написавший мне впоследствии множество песен: «Мадраг», «Смешно», «Новая квартира» и др.

И вот после Жики — Жан-Макс, «Максу», еще один названый брат. Семья росла...

Счастливая весть прилетела из США. На картину «И Бог создал...» американцы валили валом. Успех феноменальный! Рецензии одна лучше другой. Я стала вмиг самой знаменитой француженкой за океаном!

Фильм принес десятки миллионов долларов (не мне, я получила всего 2 млн старых франков). Вадим был признан лучшим режиссером за последние десять лет, а я «новой звездой первой величины», «французской секс-бомбой» и т. п.

Вся эта шумиха подействовала на меня двояко: я и обрадовалась, и испугалась. Вроде и наслаждается душа, но и в пятки уходит, предчувствуя опасный водоворот! Я всегда относилась к себе трезво, смотрела на себя со стороны и успехом не опьянялась! Удивлялась, не верила, восторгалась, гордилась, но никогда не обманывалась, понимала, как это все хрупко, ненадежно, преходяще, а главное — ничтожно!

Я стала знаменитостью, а сама только и думала о Жане-Луи. Ему предстояло ехать в Германию, в Трир. Подумать только! Зная, что вот-вот он уедет из Винсенна, и стараясь навидаться с ним про запас, как можно больше, я, не в силах жить без него, в тоске, в отчаянье, была несчастной влюбленной дурочкой и в то же время — самой популярной актрисой, самой модной красоткой!

Телефон звонил не смолкая, письма шли потоком, я сходила с ума!

Пришлось взять секретаря. Жан-Луи помог мне выбрать. Так появился Ален Каре. Гомосексуалист (Жан-Луи мог быть спокоен), 30 лет, очень милый человек, очень преданный, бывший актер, он сжился со мной и на несколько лет стал моей опорой и помощником, родной душой. Так что Жан-Луи поручил меня Алену перед отъездом в трирские казармы!

Пожалуй, день его отъезда, начало разлуки, я буду вспоминать до гроба, проживи я хоть сотню лет! К чертям идиотскую популярность, кино, американцев, деньги, славу! К чертям жизнь!..

А она, жизнь, продолжалась.

Леви, разжившись на удачном дебюте картины «И Бог создал...», затевал для всех нас втихую с Вадимом и Ольгой новое дело. Задумали они фильм «Ювелиры при лунном свете».

А Кристина по утрам присылала за мной машину, чтобы везти меня на озвучивание «Новобрачной». Лучше бы она присылала тягач: нелегко было вытащить меня из дома!

Озвучивала я без души.

Ален возился со мной — был нянькой, секретарем, шофером, кухаркой. Приходила я вечером с озвучки — дома тепло, чисто, уютно, на столе вкусный ужин, который мы съедали часто вместе. Потом он шел к себе. Я оставалась одна с кошками — теми, которые скребут на сердце.

Какой контрастной была тогда моя жизнь!

Я, днем новоиспеченная звезда, вечером — одинокая домоседка в тоске и тревоге!

В довершение ко всему в октябре — ноябре 1956 года произошли «венгерские события». Советские танки вошли в Будапешт и уничтожили несколько тысяч венгров.

Словно наступил конец света!

Всюду атмосфера тревоги и страха.

Того и гляди грянет третья мировая... Все могло быть. Это советское массовое убийство венгров потрясло меня до глубины души.

Ненавижу войны, революции, бессмысленное кровопролитие, огнестрельное оружие и воинскую службу, которая учит убивать.

Вместе с Аленом решили: ехать в Трир.

Поездка напоминала атмосферу романов Сименона!

Черно-серые пейзажи, суровые ледяные дома, свинцовое небо, изморось.

И мы с Аленом как два призрака.

Прибыв в Трир, мы устремились в ближайшую гостиницу. Алену удалось добиться для Жана-Луи, ввиду особых обстоятельств, увольнения до завтрашнего утра. Наш гостиничный номер стал почти прекрасен, жар, огонь разлился по моему телу. Мы очутились на пустынном островке кровати, и время пролетело незаметно.

Приехав обратно в Париж, я, чтобы развеяться, решила переехать. Мечталось мне о двухэтажной квартире с террасой. Пока ходила по объявлениям, Ольга с Раулем подготовили мне целый список предложений. Я прочла сценарии — они мне понравились, особенно сименоновский «В случае несчастья». Режиссером Раулю виделся Клод Отан-Лара. Другой фильм — «Ювелиры при лунном свете» — в постановке Вадима.

Ставки мои вместе со славой росли, и Ольга радостно потирала руки. 10% ей обеспечены. Чем больше снимусь я, тем больше получит она! Поэтому вдобавок она предложила мне «Парижанку» Мишеля Буарона (продюсер Франсис Кон). Кристина не захотела отстать и взялась за картину «Женщина и паяц» режиссера Жюльена Дювивье.

В общем, в ближайшие два года на хлеб насущный заработаю! А пока небольшая передышка, потому что первые съемки — фильма «Парижанка» — начинались весной 1957 года.

Как странно было узнать, что я нарасхват! Но выбирать теперь не придется два года. Себе не принадлежу, продана нескольким компаниям и сама ничего не решаю. Ну и ладно! У меня появились деньги. Можно позволить себе двухэтажную квартиру за 10 млн старых франков.

Наконец я устроилась на авеню Поль-Думер, 71, в доме с лифтом. Я прыгала от радости. То, что надо, с терраской! Кажется, мне тут будет хорошо.

Стали приходить письма от поклонников.

Алена завалило почтой, и я подумывала устроить ему рабочий кабинет с большим письменным столом в будущей квартире. А пока письменным столом служила ему моя кровать или ковер в гостиной. Я помогала Алену открывать конверты, сортировать, отвечать. В основном просили фото с автографом. Я взяла один свой снимок, напечатала сотню копий и, подписав, рассылала в ответ на просьбы.

К Рождеству Жан-Луи приехал в отпуск.

Бросив квартиру, и кино, и режиссеров, и съемки, и пятое, и десятое, мы помчались на юг в Касси, к Жики, давшему нам приют.

До этого я встречалась с Жики всего несколько раз, но между нами возникла теснейшая дружба. Художник, вечно без денег, он жил с женой Жаниной в крошечной мастерской в Сен-Жермен-ан-Ле.

А в Касси у Жики был домик — жилище, которое он обожал.

Старое кирпичное строеньице в ландах среди холмов было всей его жизнью. Никаких удобств, ни горячей воды, ни ванной, ни отопления. Только солнце, благоухание розмарина, балки, штукатурка и прованский сыр! Стоило мне попросить у Жики ключ от его лачужки на рождественскую ночь с Жаном-Луи, Жики немедленно дал мне его, предупредив только о неудобствах...

Спасибо тебе, Жики!

Удивительное было Рождество!

В нашей сельской хижине имелся камин, где сжигали мы хворост, собранный на холмах. Как сладко пахло сосновыми шишками! Над огнем постоянно грелся таз с водой — то посуду помыть, то самим помыться!

Мылись по очереди, стоя в дымящейся лохани посреди комнаты, в тепле, у огня. Жан-Луи поджаривал куски мяса с тмином, лавровым листом, чесноком и розмарином. Электричество — голая лампочка под потолком — нам не потребовалось. Свечи и каминное пламя сияли огнями вечного праздника!

Десять дней жизни сказочной, простой и первобытной, точно нет XX века с его скучно-практическими достижениями. Десять дней романтики в безымянной эпохе любви!

В последний день 1956 года мы сидели одни у камина и пили теплое шампанское (холодильника не было). В полночь мы вышли на воздух. Мир, казалось, только-только сотворен, деревья благоухали, а звезды заменяли нам елочную гирлянду!

Никогда впоследствии не было у меня отдыха спокойней и блаженней этих мимолетных дней. Разного рода обязательства, слава, комфорт и роскошь, для счастья якобы нужные, окончательно отдалили от меня первозданно-ветхий покой кукольного домика, где я по-настоящему жила десять лучших дней своей жизни!

Но порой запах сосновых шишек, розмарина или старой штукатурки повеет счастьем и перенесет меня в кассийские ланды!

Чудесным образом Жана-Луи перевели в Париж, на бумажную должность в министерстве... Помогли, может, актерская профессия, может, образованность и ум... Как бы там ни было, наступил праздник!

Мы отпраздновали новоселье на Поль-Думере.

И наконец ночевали на новом месте в доме, где будем жить вдвоем.

Фильм «Новобрачная была слишком красива» готовился к выходу.

Кристина и Ольга волновались.

Просили меня быть на премьере, дать интервью, позировать хорошим фотографам, таким, как Ришар Аведон, сделавшим мою знаменитую фотографию и включившим ее в свою собственную замечательную книгу.

Колготне этой не было конца... Новобрачная была слишком красивая, но не слишком привлекательная. Фильм получился, но публика жаждала ту же секс-бомбу, что и в первой картине «И Бог создал женщину».

Совершенства на свете нет.

Хотите секс-бомбу? Будет вам секс-бомба.

Во всяком случае, я уже стала «несбыточной мечтой женатых», «кошечкой», «испорченной девчонкой» и т. п.

Едва я выходила на улицу, фотографы начинали безостановочно щелкать.

Господи, сколько можно!..