"Господин Ганджубас" - читать интересную книгу автора (Маркс Говард)

АЛЬБИ

В апреле 1974 года, почти шесть месяцев спустя, я сидел в квартире на одном из последних этажей высотного здания на Айл-оф-Догз, с видом на Темзу и Гринвичский морской вокзал. Я скрывался, чтобы не платить залог. Несмотря на протесты моего амстердамского адвоката, голландская полиция посадила меня на борт самолета «Бритиш Юропиан Эрэуэйз». В Хитроу в самолет поднялись агенты Управления таможенных пошлин и акцизных сборов и отвели меня в полицейский участок Сноухилла. Там мне было предъявлено обвинение по ранее не применявшейся статье 20 Закона о неправомерном использовании наркотиков от 1971 года, по судебному полномочию Соединенного Королевства в совершении преступления, связанного с наркотиками, в Соединенных Штатах.

Моими подельниками стали калифорниец Джеймс Гэйтер, которого арестовали в Хитроу за пару дней до меня, и несколько работников Джеймса Морриса. После трех небогатых событиями недель в Брикстонской тюрьме, меня выпустили под залог в пятьдесят тысяч фунтов. Я поселился с Рози и детьми в Оксфорде, на Лекфорд-роуд, 46, в квартире, которую раньше снимал Уильям Джефферсон Клинтон, будущий президент Соединенных Штатов. Доказательства против меня были вескими. Частично из-за того, что я довольно безрассудно признался таможенному ведомству в ведении незаконной деятельности на территории Голландии. Надеялся, что мое дело будет рассматривать голландский суд. Эта стратегия провалилась, и мой защитник Бернард Симоне был уверен, что меня признают виновным и дадут не меньше трех лет тюрьмы.

Квартира в восточном Лондоне принадлежала Даю, старому коллеге, с которым я работал в школе. Очевидно, полиция Тэмз-Вэлли пыталась установить мое местонахождение, но особо не усердствовала. Я написал записку Бернарду Симонсу, чтобы все знали: не произошло ничего предосудительного, я просто уклоняюсь от уплаты залога. Судебный процесс начался днем раньше, 1 мая 1974 года, без моего участия. Мои подельники признали себя виновными и получили от шести месяцев до четырех лет. Эрни пообещал уплатить любые суммы, подлежащие конфискации из-за моего уклонения от уплаты залога. Он чувствовал себя обязанным, потому что тогда, в Амстердаме, я единственный знал его местопребывание и не выдал Эрни властям. Я выжидал время.

Дай разбудил меня рано утром, перед тем как отправиться в школу:

— Говард, тебя показывали в новостях.

— Что?! Что ты сказал?

— Было только три сообщения: одно о премьер-министре Гарольде Вильсоне, о президенте Никсоне и о тебе. Я не все понял. Что-то про МИ-6 и ИРА. Пойду схожу за газетами.

Всю первую полосу «Дейли миррор» занимал репортаж под заголовком «Где мистер Маркс?» Там говорилось, что я агент МИ-6, что в семи странах выданы ордера на мой арест, что меня похитили, подвергли избиениям, велели помалкивать и заставили внедриться в ИРА. Я не понимал, каким образом «Дейли миррор» стало известно о моем сотрудничестве с Секретной службой. В статье утверждалось, что я будто бы рассказал друзьям о том, что шпионил. На самом же деле я не обмолвился об этом никому, кроме Рози, родителей и Мак-Канна. В интервью прессе Рози заявила категорически, что между мной, ИРА и разведывательными службами не существовало никаких отношений. Таможенное ведомство было в курсе: телефонный номер Мака фигурировал в распечатке звонков из амстердамской гостиницы, и я пообещал не упоминать МИ-6 на суде, чтобы гарантировать себе освобождение под залог. Маловероятно, что бы информацию слила таможня.

Передовица «Дейли мейл» называлась «Скотленд-Ярд боится нового похищения». Из нее следовало: последний раз меня видели в компании двух таможенных агентов, и теперь полиция не исключает возможности того, что меня убила ИРА.

Позже в тот же день полиция Темз-Вэлли горячо отрицала то, что я был агентом МИ-6, шпионившим за ИРА, а Бернард Симоне продолжал твердить, что получал от меня известия и что никто не удерживает меня против моей воли. Средства информации оставили это без внимания. Это было слишком скучно. Справедливости ради «Дейли миррор» решила изложить альтернативную версию. На следующий день первая полоса была озаглавлена «Доносчик», а далее говорилось, что меня похитила наркомафия, чтобы я не предстал в Центральном уголовном суде, Олд-Бейли, и не донес на нее. Другие газеты намекали, будто я подстроил собственное похищение. Однако широкая общественность явно предпочитала версию о шпионе, засланном в ИРА. Именно об этом трубили телевидение и радио. Кто был моими врагами? Полиция, искавшая меня повсюду? ИРА, беспощадная к продавцам наркотиков? Наркомафия, опасавшаяся моих откровений? Таможенное ведомство, которое так и не призвало меня к ответу? Секретная служба Ее Величества? чьи тайны я разгласил? Или средства массовой информации — по причинам мне непонятным? Какая разница? Я намеревался изменить внешность и вернуться к старому ремеслу, контрабанде. У меня уже немного отросли усы. Газетная шумиха сделала меня осторожным. Хотя временами накатывало ощущение нереальности, и становилось жутко.

Цирк с газетами прекратился так же внезапно, как и начался. Судья, занимавшийся моим делом в Олд-Бейли, отложил решение по поводу взыскания залога. Меня могли похитить, объявил он, следовательно, нельзя считать, что я скрываюсь от правосудия. Прежде всего я должен был известить семью, что цел и невредим. Но Дай очень не хотел, чтобы я воспользовался его телефоном. К тому же я опасался, что телефоны родных прослушиваются: шел розыск. Окольными путями, через сестру в Уэльсе, я договорился о тайном свидании с Рози, Мифэнви и родителями. Основательно поработав над своей внешностью, я преобразился и без опаски выходил на улицу. Каждое утро я читал газеты за чашкой кофе в забегаловке для докеров. Как-то жарким июльским утром я увидел за стеклом газетного киоска «Дейли миррор». После заголовка «Долгое молчание мистера Загадки» шла моя фотография. Я приобрел экземпляр. Репортер извещал, что полиция Темз-Вэлли прекратила розыск и что мое исчезновение обсуждалось в обеих палатах парламента. Ажиотаж вспыхнул с новой силой.

— Тебе нужно другое имя и более надежная маскировка, — сказал Дай. — По телику только о тебе и говорят. Больше я не буду называть тебя Говард, но и мистером Загадкой тоже звать не стану.

— Зови меня Альби, — предложил я, отчасти из уважения к старому другу Альберту Хэнкоку, отчасти из-за того, что это была анаграмма слова bail25.

— Хорошо, — согласился Дай. — А почему бы тебе не выписать себе очки?

— У кого?

— Есть такие люди. Их называют окулистами, Альби.

— Но у меня с глазами все нормально, Дай. Мне не выпишут очки.

— Идешь к зубному — он говорит: у тебя все зубы больные. Идешь к окулисту — он говорит, тебе нужны очки. Так они зарабатывают деньги. Я читал на днях, что эта штука, которую ты все время куришь, вызывает дальнозоркость. Почему бы тебе не накуриться как следует и не сходить к окулисту?

Возможно, Дай прочитал один из этих нелепых ужастиков про марихуану, которая будто бы вызывает практически все недуги, от бесплодия до нимфомании. Но что-то в этом было. Я знал, что марихуана влияет на внутриглазное давление. Выкурил несколько косяков и проверил зрение. Мне требовалось носить очки. Они разительно изменили мой внешний вид, правда видел я неважно, за исключением того времени, когда был накурен.

Более месяца пресса строила догадки о моем местопребывании. ФБР опасалось за мою жизнь. Какой-то человек, которого я в глаза не видел, сознался, что убил меня и похоронил под эстакадой рядом с Бристолем.

Дай попросил меня уехать, и я был не в претензии. Кто же знал, что все так затянется и примет абсурдные формы? Я был не прочь убраться из страны, но не имел паспорта. Дай предложил мне свой.

Между нами имелось некоторое сходство: оба высокие, темноволосые, голубоглазые, с крупными чертами лица. Но теперь, когда я отпустил усы и спрятался за линзами очков, мы стали не так похожи. Впрочем, не составляло особого труда переклеить фотографию. Печать, которую ставит на документах Форин Офис, захватывает лишь маленький уголок снимка. Было незаметно, что на замененной фотографии она отсутствует. Дай также дал мне свои водительские права — боялся, что я где-нибудь застряну.

Я решил поехать в Италию. По двум причинам. В палаточном лагере возле Генуи стоял большой трейлер марки «виннебаго». Я приобрел его приблизительно годом раньше для Эрика, когда рассчитывал, что в Италию прибудет ливанский гашиш, доставлявшийся пронырам рыбакам. Чем не жилье? И потом, моя сестра намеревалась изучать педагогику в Падуе, и будет проще поддерживать контакты с семьей. Кроме «виннебаго» у меня имелось пять тысяч фунтов наличными. Все остальное пропало. Эрни отправил кого-то в Амстердам, чтобы забрать баксы и паспорт на имя Питера Хьюза из банковского сейфа, но ячейка пустовала. Власти добрались до нее первыми. Посланец Эрни, Бертон Молдезе, был как-то связан с лос-анджелесской мафией, что, очевидно, и породило мафиозную версию «Дейли миррор». Я был уверен, что Эрни одолжит мне денег, особенно если залог — а это казалось все более вероятным — не будет взыскан. Я располагал почтовым адресом Эрни, но не представлял его реакции на шум вокруг меня. Следовало подождать, пока все утихнет.

Помня совет Мак-Канна, я не полетел прямиком в Италию. Сел на паром до Дании, потом на самолет из Копенгагена в Геную. Паспорт не подкачал. И я принялся колесить на «виннебаго» по палаточным лагерям Итальянской Ривьеры. Очки носить перестал и вступил в период дебоширства и разврата, подбирая девушек, путешествующих автостопом. В «виннебаго» имелась кухня, гостиная, душ, стереосистема и шесть удобных спальных мест. Обычно я подбирал только одну странницу, но иногда их набивалось в трейлер до пятнадцати или шестнадцати. Моим домом стали автострады от Комо до Неаполя. Я тратился только на бензин, а наркотики, секс, еду и выпивки получал даром.

Рози приехала ко мне на пару недель с Мифэнви, чтобы я повидал дочь. Коттедж в Ярнтоне был продан. Вместе с Джулианом Пето и его семьей Рози купила большой дом в Нортли, рядом с Оксфордом. Я поддерживал связь с ней через Фэнни Хилл. В сентябре, разговаривая с Рози, которую Фэнни позвала к себе, я упомянул, что родители собираются ко мне. Как выяснилось позднее, Реймонд Карр, глава колледжа Святого Антония, все еще состоявший в отношениях с Фэнни, подслушал этот разговор по параллельному телефону. Неизвестно, передал ли Карр информацию властям, но такое возможно. Родители приехали и провели со мной и сестрой две недели, путешествуя по Северной Италии.

После их отъезда я болтался по лагерю в Падуе. И тут прибежала сестра. Она была в панике: журналисты «Дейли миррор» пытались взять у нее интервью. Они знали, что я в Италии и встречался с родителями. Стало быть, знали и власти. Куда податься? Денег почти не осталось. В Англию! Это последнее место, где меня станут искать.

28 октября 1974 года я прикатил на «виннебаго» в палаточный лагерь Генуи. Я уже вклеил новую фотографию в паспорт Дая и забронировал место на рейс «Бритиш Каледониан» до Гатуика.

В аэропорту Генуи я выглушил несколько стаканов траппы, преспокойно прошел паспортный контроль и взялся бухать по-черному в зале отправления. Купил сигарет и несколько бутылок черной самбуки в магазине дьюти-фри, во время полета заказал еще горячительного. Раздали газеты, я взял «Дейли миррор». На первой полосе красовалась моя фотография под заголовком «Он жив». Статья, занимавшая несколько полос, уверяла, что мистер Загадка гостил у мафии в Падуе. Его убежище знали только мафиози и сестра. Многие в самолете читали этот эксклюзивный материал. Накачавшись черной самбукой, я снова потерял связь с реальностью. Сходя с самолета, по-дурацки хихикал и думать забыл про трения с иммиграционной службой и таможней. Последовал за остальными на железнодорожную станцию Гатуик и сел на поезд до вокзала Виктория. В поезде я снова хлестал черную самбуку. Я доехал на подземке до Паддингтона и, следуя инстинкту, что ведет пьяных, сел на поезд до Оксфорда, куда прибыл в девять вечера.

От железнодорожной станции отправился к полицейскому участку в Сент-Альдате. К тому моменту мне с трудом верилось, что события последних месяцев происходили в действительности. Хотелось перемотать жизнь к тому дню, когда я был отпущен под залог. Из участка вышел полицейский. Я спросил его, можно ли добраться на автобусе до Нортли. Он сказал, что уже слишком поздно, придется взять такси. Я отыскал телефонную будку и позвонил Рози в Нортли. Ответа не было. Я побрел на Лекфорд-роуд, где в последний раз соприкасался с реальным миром. Паб «Виктория Армз», куда я часто хаживал с друзьями, стоял все там же. Я зашел внутрь и был встречен гробовым молчанием. Меня узнали почти все. Джулиан Пето нервно заржал. Я спросил, где Рози. Она с Мифэнви была приглашена на вечеринку, куда он и сам собирался. К тому времени, когда мы приехали, Рози уже ушла. Я выпил пунша, выкурил несколько косяков. Джулиан отвез меня в Нортли. Рози пребывала в прострации. Только что ушел суперинтендант из полиции Темз-Вэлли, Филип Фэйрвезер, расследовавший мое исчезновение. Рози уложила меня спать. На следующее утро в новостях сказали, что Мохаммед Али стал чемпионом мира в тяжелом весе, победив Джорджа Формана, и что судья Олд-Бейли решил не взыскивать залог с тех, кто за меня поручился, несмотря на то что полиция знала о моем пребывании в Италии. Полицейское расследование закончилось. Интересы общества не требовали во что бы то ни стало установить мое местонахождение. Но я был жив. По крайней мере, уже не числился умершим шпионом.

В Нортли приехала погостить сестра Патрика Лэйна, Джуди, которой уже исполнилось девятнадцать. Мы не забыли друг друга, и ей не пришлось меня долго уговаривать поселиться вместе в Брайтоне. У Джуди было пятеро братьев и сестер. Я знал только Патрика, который вот уже год жил в добровольном изгнании во Франции, в Дордони, выращивая улиток. Мать Джуди недавно умерла от рака, отец сошелся с молоденькой. Старшие братья и сестры жили отдельно, младшие — в пансионах. Квартира в Брайтоне, которую прежде занимала семья, осталась в полном распоряжении Джуди.

И снова газетная шумиха улеглась так же быстро, как и вспыхнула. В квартире Джуди я чувствовал себя в безопасности и начал восстанавливать связи со старыми партнерами по бизнесу, в том числе с Джонни Мартином, Энтони Вудхэдом и Джарвисом. Они помогли продать «виннебаго» и снять несколько тысяч фунтов со счета в Швейцарской банковской корпорации, открытого мною год назад. Я написал Эрни и сообщил в письме телефон Джуди. Звонок раздался посреди ночи.

— Как поживаешь? Я думал, ты вышел из игры. Ну, так что стряслось? Чем ты занимался?

— Прости, Эрни. Думал, после всей этой газетной стряпни ты меня и знать не захочешь.

— А я и не читал ничего. Здесь ты мелкая рыбешка. Слушай, моя девчонка Пэтти приедет с тобой встретиться. Объяснит, что я надумал. Деньги на жизнь нужны? Она привезет десять тысяч долларов.

Энтони Вудхэд нашел в Лондоне пентхаус с видом на Риджентс-парк за чрезвычайно низкую плату. И сдал его, неофициально, нам с Джуди. Приехала Пэтти, передала информацию и код, которым я должен был пользоваться в телефонных разговорах. У Эрни имелся свой человек в нью-йоркском аэропорту Кеннеди, который гарантировал таможенную очистку какого угодно груза из любой страны, если упаковка не пропускает запах и товар прибывает рейсами «Алиталии». За это ему причиталось двадцать пять процентов от оптовой цены в Америке. Старый компаньон Эрни из Братства вечной любви по имени Роберт Кримболл брался экспортировать тайскую марихуану из Бангкока за тридцать пять процентов от американской оптовой цены. Доля посредников составляла сорок процентов. Пару тонн уже успешно ввезли и продали. Эрни интересовался, не знаю ли я кого-нибудь в любой из стран-поставщиков, кроме Таиланда, кто подрядился бы вывозить марихуану на самолете? Часть денег вперед, остальное — по реализации. Подобное знакомство помогло бы мне озолотиться.

Это был шанс, какой выпадает раз в жизни, но, перебирая свои связи, я не находил подходящей кандидатуры. Контакты с Мухаммедом Дуррани и Сэмом Ливанцем я утратил. И тут Джарвис вспомнил, что знает парня, который семь лет жил в Непале. Зовут его Джон Денби, или Старый Джон. Джарвис зазвал его в гости и познакомил с другом, то есть со мной.

Старый Джон был очень высокой, зрелой и мужественной версией Мика Джаггера. Он одевался как байкер и питал явную слабость к ожерельям, цепочкам, четкам, амулетам и полудрагоценным камням. Старый Джон в жизни не брал косяка в рот, а на жизнь зарабатывал, покупая и ремонтируя кухонные плиты. Говорил он мудрёно, и стоило на секунду отвлечься, как речь его казалась бессвязной. Складывалось впечатление, что его разум старательно обходит любые условности и общие места. Старый Джон уникально чувствовал стихию улиц. Это качество он приобрел на мостовых Фулема, как и свой акцент. Страстно любил футбол и крикет. Отец его учился в Оксфорде. Старый Джон был абсолютно искренен и честен. Лучшего друга никто и пожелать не мог.

Джарвис скрутил косяки и заварил чай. Старый Джон курил сигары «Том Тамб»26 и пил виски. Мы обсуждали команды регбистов Уэльса и Англии. Уэльс только что разгромил Англию со счетом 20 : 4 на стадионе Кардифф-Армс-Парк. Через час я решил перевести разговор на Непал.

— Интересное было время, Джон?

— Да, интересное. И люди они замечательные, непальцы-то, уверяю тебя.

— А много там иностранцев?

— Был один англичанин. Хвастал, что обладает девятью талантами. Я же сказал, что у меня один талант: могу выкинуть его из окна. А он пошел и расписал фасад своего дома религиозными символами. Безумие.

Я едва понимал, о чем идет речь. Похоже, Старый Джон презирал европейскую диаспору на Востоке.

— А как таможенники? Не цеплялись, когда ты возвращался?

— Нет, ничего такого. Один сказал: «Останови эту мразь. Я его обшмонаю». Второй подходит ко мне и говорит: «Извините, сэр...» А я: «Сэр? Нет, не называйте меня сэром. Меня зовут Мразь. Так и называйте». И это сработало. Первый говорит: «Можно взглянуть на ваш паспорт?» А я: «Это не мой паспорт, а ваш», — и дал ему паспорт. Он спросил, что я делал в Непале. Я сказал, мол, работал барменом! Водка и лайм, что вам угодно и все такое. Он поинтересовался, не курил ли я чего веселящего. Я уточнил, не каннабис ли он имеет в виду. «Неважно», — буркнул он. И я сел на автобус до Фулема.

— Джон, ты можешь самолетом отправить гашиш из Непала?

— Нет, конечно, нет. Хотя, ладно уж, знаю я одного человека, а он знает другого человека...

— Сколько бы это стоило?

— Да, деньги, конечно, здесь самое главное, но, уверяю тебя, цена всегда приемлемая.

— А какая цена приемлемая, Джон?

— Да ты и сам знаешь, я уверен.

— Что ты за это хочешь, Джон?

— Если я помогу тебе заключить сделку, поставишь выпивку.

— Ты можешь проверить качество?

— Я курю только «Том Тамб», но я знаю человека, у которого есть нож.

Я воспринял этот ответ как утвердительный.

— А можно сделать так, чтобы запах не чувствовался?

— Нельзя, если уж Господь пожелал, чтобы пахло. Но если знаешь человека, который может, пусть приезжает или растолкует мне.

— Сколько они могут послать?

— Я должен подумать. Это зависит от сроков.

— Джон, американцы настроены получить тонну, и как можно скорее.

— Это да. Бывал я в Америке. Им там всегда нужно побольше и побыстрее. Нет предела их безумию. Несомненно, люди они приятные, но их строить нужно. Пошел я визу продлять, а тип из Службы иммиграции спрашивает: «Зачем?», а я и говорю: «Так деньги не кончились». Он печать шлепнул и говорит, значит: «До свидания». Если американцы требуют тонну, и поскорее, скажи, что сделаешь полтонны, когда Уэльс выиграет «Тройную корону». Это умерит их пыл. Кому нужны пустые базары.

Оказалось непросто передать Эрни разговор со Старым Джоном. Я сказал, что гашиш можно экспортировать из Непала примерно за такую же цену, которую запрашивал Роберт Кримболл в Бангкоке, но не больше полутонны за раз. И придется посылать в Непал человека, чтобы проверить, не пропускает ли упаковка запах. Эрни отправил туда своего верного помощника, Тома Сунде, с деньгами и указаниями насчет упаковки. Прежде чем лететь в Катманду, Том остановился в Лондоне познакомиться со Старым Джоном. Эрни велел Тому ничего от меня не скрывать.

В 1970-е годы самым могущественным мафиозным кланом в Соединенных Штатах считалась семья Карло Гамбино, послужившего прототипом Вито Корлеоне из романа Марио Пьюзо «Крестный отец». Гамбино, мафиози старой закалки, родившийся на Сицилии в начале века, все еще полагал, что мафия должна держаться в стороне от контрабанды наркотиков. Кармине Таланте, основной претендент на место Гамбино и крестный отец нью-йоркского клана, не был столь щепетилен. Он считал, что мафия должна контролировать все, включая наркотики. Организация Таланте обращалась к услугам Дона Брауна, американца ирландского происхождения, который делал деньги на наркотиках в Нью-Йорке, в Куинс, а спускал в Лос-Анджелесе. Дон Браун водил знакомство с Ричардом Шерманом, пронырливым адвокатом из Калифорнии, которого нанял Эрни Комбс. Так случилось, что Шерман представил Эрни Дону Брауну. Родилась схема поставок.

Большое количество пропавших грузов служило веским доказательством того, что клану Таланте ничего не стоит вывозить товар из аэропорта Кеннеди, минуя обычные каналы. И это открывало широкое поле для контрабанды. Чаще всего вполне безобидный груз, товары, произведенные в Нью-Йорке, отправлялись в одну из стран, поставлявших наркотики. Компания-импортер якобы возвращала импортную поставку под тем предлогом, что товары повреждены или не того качества. На самом деле мафия отправляла и получала груз гашиша.

Специально для непальских поставок в Нью-Йорке учредили компанию «Кул эйр», призванную заниматься экспортом кондиционеров. Старый Джон и Том Сунде вылетели в Катманду, поодиночке, с чемоданчиками, набитыми зеленью Эрни. Старому Джону предстояло создать непальскую компанию по импорту кондиционеров и сообщить мне ее реквизиты. Спустя неделю я получил из Катманду телеграмму, всего одно слово «Йети». Я знал, что так в Гималаях называют снежного человека, но это ничего не проясняло. Эрни не терпелось узнать новости. Я не представлял, что ему сообщить, поэтому телеграфировал Старому Джону в Катманду, попросив позвонить мне.

— Джон, что означает твое сообщение?

— Так называется то, что тебе нужно.

Назвать именем снежного человека компанию по кондиционированию воздуха? Не скажешь, что это удачная мысль.

— Джон, это название неуместно.

— Еще как уместно, уверяю тебя. Ни одного пока не поймали.

Я сдался.

— Хорошо, Джон, пусть так. А как со всем остальным? Все в порядке?

— Нет. Здесь воротят нос от макарон, едят китайскими палочками, налегают на свиные колбаски или питаются со шведского стола. Макароны тут не пройдут.

С каждым днем понимать Старого Джона становилось все легче. Он не гарантировал, что груз попадет на рейс «Алиталии», перед тем как окажется в Нью-Йорке. Он мог только поручиться, что груз прибудет в Нью-Йорк на рейсах европейских или дальневосточных авиакомпаний. Я связался с Эрни, и тот обещал посмотреть, что можно сделать.

На деньги Эрни я приобрел для пентхауса в Риджентс-парк стереосистему и пластинки. Отец Джуди и его подружка переехали в брайтонскую квартиру, а Джуди позволили пользоваться отцовскими апартаментами недалеко от Риджентс-парка. Весенним днем, часа в четыре, я в одиночестве лениво озирал лондонские горизонты и слушал Ladies Love Outlaws Уэйлона Дженнингса. Взглянул вниз и увидел, что четверо здоровяков в пальто ходко направляются к моей парадной. Что-то подсказывало: это по мою душу. Но кто такие? Позвонили снизу, от двери на первом этаже. На вопрос, кто там, приглушенный голос пробормотал что-то невнятное. Я открыл дверь на первом этаже, напялил очки укурка, выскользнул из квартиры и начал спускаться по пожарной лестнице, понадеявшись, что визитеры, скорее всего, поедут на лифте. Спустившись, я заметил, что четверо громил по-прежнему стоят снаружи у стеклянного двухдверного входа и разговаривают с уборщиком, открывшим одну дверь. Меня заметили, и уборщик кивнул в мою сторону. Я медленно и нахально подошел к двери, как будто собираясь выйти на улицу. Один из четверки щелкнул затвором фотоаппарата. Другой сказал: «Это не он». «Прошу прощения, сэр. Извините нас», — добавил третий. Я смерил их недовольным взглядом, вышел на улицу и взял такси до Сохо. Очевидно, это были люди из «Дейли миррор», с полицией или без оной.

Как они пронюхали? Я не имел об этом ни малейшего представления, зато понимал, что назад, в пентхаус ходу нет.

Прощайте денежки и все ценное, что там осталось! У Энтони Вудхэда, официального съемщика пентхауса, могли возникнуть проблемы, если только не он слил информацию. Мне предстояло руководить отправкой первых партий гашиша для нью-йоркской мафии из Катманду, а я очутился на улице с парой-тройкой фунтов в кармане и очками укурка на носу. Я позвонил Джуди. Она подобрала меня на своей машине и отвезла в Ливерпуль, где мы остановились в «Холидей инн» под вымышленными именами. На следующее утро нам под дверь сунули «Дейли миррор». Мне снова отвели всю первую полосу, озаглавив ее «Лицо беглеца» и поместив снимок, запечатлевший меня в очках укурка и с усами. Я побрился, нанес гель на волосы и гладко зачесал их назад. Джуди отправилась искать жилье за четыре фунта в неделю, комнату на двоих в квартире с общей ванной и кухней. Район назывался Шейл-Парк. Я позвонил родителям, чтобы не волновались, и связался с Эрни. Он был невозмутим. Попросить у него еще денег я не осмелился. У него имелись хорошие новости для Старого Джона: груз можно отправлять самолетом «Японских авиалиний». Итальянцы потолковали с японцами и достигли соглашения.

В то время самой большой криминальной структурой в мире была якудза, включавшая несколько сотен тысяч человек. Организация возникла в начале семнадцатого века. Тогда это была кучка молодых бунтарей, благородных разбойников а-ля Робин Гуд, которые противостояли феодальным владыкам. После Второй мировой войны якудза приобрела черты западной гангстерской группировки: черные костюмы, темные очки. К концу 1960-х годов она установила прочные связи с китайскими триадами в Гонконге, Малайзии, Тайване и Таиланде. Беспрецедентно мощный китайско-японский синдикат начинал поставлять в Соединенные Штаты большие партии героина. В том числе через аэропорт Кеннеди. Теперь якудза и мафия ждали, когда сделает свое дело «Йети» Старого Джона.

Я дал Эрни номер телефонной будки в конце улицы и сказал, что стану околачиваться там между 8 и 8 : 15 вечера каждый вторник. То же самое телеграфировал Старому Джону в Катманду, присовокупив хорошие известия о «Японских авиалиниях», и повел жизнь ливерпульского бездомного, который надеется вскоре разбогатеть. Выпросил несколько сотен фунтов у многострадальных друзей и семьи.

Беспокоило отсутствие путного удостоверения личности. ИРА как раз ухлопала полицейского, «Черная пантера» из Бирмингема и кембриджский насильник в капюшоне разгуливали на свободе. Полиция останавливала всех подряд в любое время, и мне пришлось бы несладко, не предъяви я им бумажку с фальшивым именем. В автоинспекции Суонси не требовали никаких удостоверений личности при оформлении временных водительских прав. Я заказал права на имя Альберта Лэйна и получил их в Ливерпуле. Сдал экзамен и стал обладателем обычного водительского удостоверения. Записался в местную библиотеку, открыл счет в сберегательной кассе почтового отделения на имя Альберта Лэйна. За ничтожную сумму приобрел старый раздолбанный фургон марки «Бедфорд» и отправился с Джуди на недельные каникулы, колесить по палаточным лагерям. Нам нравился этот праздник без конца, хоть Джуди и раздражала моя манера ставить палатку рядом с общественной телефонной будкой, чей номер переходил из рук в руки от Лос-Анджелеса до Гималаев. Круглые сутки я звонил и отвечал на звонки, и мне совсем не улыбалось трусить в пижаме через залитые лунным светом поля. В палаточных городках телефонная будка почти всегда стояла рядом с душевыми и туалетом. И мы единственные разбивали палатку поблизости. День посвящали развлечениям или же записывались в очередную библиотеку под очередным дурацким именем. Вечера уходили на то, чтобы опробовать новаторские способы легализации новых поддельных личностей.

Нашим излюбленным методом было предсказание будущего. Джуди принимала вид сексапильной ясновидицы и сидела одна в пабе. Я устраивался чуть поодаль. Рано или поздно какой-нибудь малый примерно моего возраста завязывал с ней разговор, и в ходе беседы всплывало, что она астролог, хиромант, нумеролог и умеет предсказывать судьбу. Для этого, конечно, требовались некоторые подробности: дата и место рождения, девичья фамилия матери, где бывал или куда собирается. Некоторые парни не имели намерения ехать за границу, потому что не доверяли иностранному пиву. Так мы разжились информацией, достаточной, чтобы раздобыть несколько свидетельств о рождении в лондонском Сент-Кэт-ринз-хаус.

В американский День независимости, 4 июля 1975 года, пятьсот килограммов непальских «храмовых шариков», одного из лучших сортов гашиша в мире, перенеслись по воздуху из Катманду через Бангкок и Токио в Нью-Йорк. На следующий день эту дурь курили в Гринич-Виллидж. Я снова сильно забурел, и мне все еще не было тридцати.

Эрни рвался организовать еще одну поставку, помасштабнее, но Старый Джон не больно-то этого хотел. Чемоданчики с долларами, которые Том Сунде привез в Непал, посеяли панику на валютных рынках Катманду.

— Это американское безумие. Все больше и больше. В следующем году непальцы вместо риса посадят коноплю и будут голодать. Им не нужны деньги, им нужны лекарства.

Я, однако, согласился с Эрни и убедил, хоть и с трудом, Старого Джона отправить семьсот пятьдесят килограммов. За ними последовало еще несколько поставок, но ни одной большего веса. После очередной операции Старый Джон пригнал в Катманду машину «скорой помощи», набитую медикаментами. Он наотрез отказался продолжать дело: «Пусть Непал останется Непалом».

Эрни, как правило, присылал мою долю, несколько сотен тысяч долларов наличными, с курьером. Я арендовал квартиры и коттеджи в разных частях страны. И обзаводился все новыми документами на чужое имя. Чтобы получать по почте водительские права и прочие полезные удостоверения, требовались адреса. Я слегка обнаглел и даже обратился с просьбой выдать временные водительские права на имена Уэйлона Дженнингса и Элвиса Пресли. Компьютер в Суонси и это скушал — в его памяти 1950-е годы не запечатлелись. Свидетельства о рождении, полученные за счет астрологических изысканий, я отнес в Управление почт и телеграфа и получил британский паспорт для приезжих.

Джонни Мартин представил меня Филипу Спэрроухоку, мастеру на все руки из Эпсома, который за определенную сумму мог приобрести все остальные документы. Основным источником дохода Фила был импорт тканей с Дальнего Востока, но еще он мог оказывать полезные услуги, например задним числом оформить страховку, нанять или приобрести новый либо подержанный автомобиль с минимумом формальностей, предоставить в краткосрочное пользование адреса для жилья и телефонные линии. На этой почве мы с Филипом подружились и вскоре, объединив силы, арендовали помещение в Эвелле, графство Суррей. Эта контора в доме 38-а по Хай-стрит стала зарегистрированным офисом «Эвелл груп», объединявшей несколько компаний с уставным капиталом в сто фунтов. Их возглавляли подставные лица, которые всегда могли предоставить документ для оформления паспорта или открытия банковского счета. По настоянию Фила это был законный бизнес, правда, несколько подозрительный: купля-продажа подержанных автомобилей, служба такси. Солидность ему придавали поддельные страховки и тот факт, что фирма якобы существовала на протяжении долгого времени.

Помимо хлопот о поддельных документах, мало что выдавало во мне самого разыскиваемого подданного британской короны, скрывающегося от правосудия. Я часто виделся с Рози и Мифэнви, а также с родителями, появлялся в обществе. Восстановил дружеские отношения с приятелями из Оксфорда и Суссекса, которые с радостью называли меня Альби, и оброс множеством новых знакомств. Эти люди знали, кто я. Любой из них мог выдать меня властям. Полностью сознавая это, я не допускал, что со мной могут так поступить: у кого хватит духу донести на такого славного парня?

Денис Ирвинг, полностью отошедший от сочинения непристойных стихов, с энтузиазмом отдался новому хобби — дельтапланеризму — и работал с Майком Рэтледжом, еще одним приятелем по Оксфорду. Майк был единственным оставшимся в живых членом группы Soft Machine, которая, как и Pink Floyd, считалась хипповской. Журнал «Мелоди мейкер» неоднократно признавал его лучшим клавишником мира. Он участвовал в записи знаметитого хита Майка Олдфилда Tubular Bells. Теперь они с Денисом экспериментировали с интегральными микросхемами и электронной музыкой. Весь день просиживали с паяльником над платами. Опыт телефонных переговоров заставил меня мечтать об идеальной телефонной системе. Мне надоело таскать с собой целый мешок монет. Ну почему нельзя зайти в телефонную будку, позвонить на особый номер, который автоматически переадресует меня на любой другой номер? Тогда, бросая монеты в прорезь, я платил бы за местную связь, а тот человек, на чей номер я звонил, возмещал бы телефонной компании стоимость дальнейших звонков, внутри страны или международных. Еще я воображал, как звоню на этот особый телефон из будки, а ее номер считывается, и любой человек, набирая особый номер, автоматически переключается на телефонную будку. Вот было бы здорово: звони куда хочешь за смешные деньги и оставайся на связи с теми, кто тебе нужен, не выдавая своего местонахождения. Сегодня эту задачу посчитали бы тривиальной, но не тогда. Тем не менее, когда я изложил ее Денису и Майку, они сумели смастерить такого рода устройство. Майк разработал схему, Денис сделал все остальное. Прибор работал исправно в большинстве случаев. Я заказал Эрни новейшую модель дельтаплана для Дениса. Он выбрал меня в крестные отцы Артура, его с Мердель новорожденного сына. Летая на дельтаплане, Денис врезался в землю и скончался. Я не мог избавиться от ощущения, что убил одного из самых любимых друзей.

Хотя Старый Джон оставался непреклонен и я не сумел найти другой источник для поставок по воздуху, Эрни позволил мне вложить свою прибыль в его операции с марихуаной из Бангкока при условии, что мы с Джуди приедем в Америку тратить пачку наличности, которая скопилась в его сейфах в Калифорнии. Нам до смерти хотелось поехать, но для посещения Соединенных Штатов требовался полный британский паспорт и американская виза. Для получения паспорта, я мог бы воспользоваться одним из свидетельств о рождении и кучей рекомендаций от компании «Эвелл груп», но меня останавливало опасение, что человек, чье имя я использую, сам вдруг решит выправить паспорт. Требовался кто-нибудь, кто знал бы, что я пользуюсь его именем, не имел намерения оформлять паспорт и в случае необходимости мог бы меня прикрыть. Джуди вспомнила про друга детства Энтони Танниклиффа. Он жил рядом с Бирмингемом и был моложе меня, но всего на несколько лет. Джуди полагала, что за разумную сумму он воздержится от выездов за границу. А еще она надумала взять имя жены своего друга. Так было бы еще надежней: мистер и миссис Танник-лифф. Настоящая чета Танниклифф с радостью ухватилась за предложение. Они заполнили анкеты, сфотографировались. Местный врач заверил оба снимка, анкеты, и Танниклиффы отдали мне подписанные формы. Фил Спэрроухок сделал копию печати доктора Танниклиффов. Мы с Джуди заполнили новые анкеты на получение паспортов своим почерком. А Фил, подделав почерк, заполнил соответствующую графу за врача на формах и на наших фото поставил печать. Мы отдали анкеты Танниклиффам, которые отправили их в паспортный стол. Единственное, что могли сделать в паспортном столе, это позвонить врачу и спросить, скреплял ли он подписями анкеты с фотографиями Танниклиффов. Не о чем беспокоиться. Паспорта с фотографиями доставили на бирмингемский адрес Танниклиффов в течение десяти дней. Теперь нам предстояло получить американские визы. Для этого мы должны были официально доказать, что можем себе позволить визит в Америку. Мы сняли квартиру в Бирмингеме на имя Танниклифф. Одна из фиктивных компаний в Эвелле, «Инсайт видео», открыла филиал на Нью-стрит в Бирмингеме и наняла некого Энтони Танниклиффа на должность генерального управляющего в центральных графствах Великобритании, а Джил Танниклифф — на должность секретаря. В «Мидленд банк» был открыт банковский счет Танниклиффов. Мы отправили по почте анкеты и паспорта в посольство Соединенных Штатов на Гросвенор-сквер и получили их обратно с многоразовыми визами, ограничивающими срок каждого визита двумя месяцами.

В конце 1976 года, не пренебрегая никакими предосторожностями, мистер и миссис Танниклифф, то есть мы с Джуди, вылетели из Бирмингема в Денвер, Колорадо, через Брюссель, Франкфурт, Нью-Йорк и Чикаго. В Денвере наняли лимузин с шофером, который доставил нас в Вейл, где Эрни, ужасно располневший, обитал в роскошном особняке вместе с Пэтти и Томом Сунде. На улице лежал снег, американцы праздновали День благодарения, который был мне в новинку. По телевизору шел поток бессмысленных передач. И хотя подмораживало, я ездил верхом в Скалистых горах. Жизнь в Колорадо мне не понравилась.

Эрни владел также апартаментами в Коконат Троув, во Флориде, где он любил встречать Рождество и Новый год. Мы впятером полетели из Денвера в Майами, с промежуточной посадкой в аэропорту между Далласом и Форт-Уэртом. Мы с Джуди остановились в гостинице «Мьютини», которую обессмертили своим альбомом Crosby, Stills, Nash S Young. Нам отвели номер «люкс» с зеркальным потолком, сауной, джакузи, баром и четырьмя телевизорами. На улицах было много колумбийской дури, наркодилеров, гангстеров, молодых девушек и экзотики. Мне пришлась по вкусу жизнь в КоконатТроув. Мы сняли на год квартиру в роскошном кондоминиуме с видом на Ки-Бискейн и обставили ее всем необходимым, включая сейф, набитый стодолларовыми банкнотами. Я поставил десять тысяч зеленых — моя первая и последняя футбольная ставка — на победу «Окленд рейдере» против «Миннесота вайкинг» в суперкубке и выиграл. Купил краденые драгоценности и «кадиллак-севилью» у мафиозного приятеля Эрни по имени Луис Ипполито, сдал экзамен по вождению и получил водительские права на имя Энтони Танниклиффа.

Установленный визой двухмесячный срок подходил к концу, поэтому мы с Джуди решили отправиться в Канаду, а затем снова вернуться в Штаты. По дороге побывали в Нью-Йорке, окунулись в роскошь «Уолдорф-Астории» и облетели на туристическом вертолете небоскребы Манхэттена. Нью-Йорк обладал особой волшебной энергией, которой был напрочь лишен Торонто. Мы там совсем заскучали и самолетом «Канадиан пасифик» перебрались в более теплый Ванкувер. Остановились в «Сипортер инн», наблюдали, как взлетают гидросамолеты.

На следующий день мы побывали в парке Стэнли, а вечером пошли в планетарий. Мы сидели почти в центре. Через полупустой зал сквозь мерцающую темноту, разинув рот от удивления, на меня пялился Марти Лэнгфорд.

Поразительные совпадения случаются достаточно часто, но это было уж слишком. Приятель с детства, с которым меня связывали пятнадцать лет дружбы, которого я не видел с 1973 года и не чаял найти, сидел в нескольких метрах от меня. Что такого есть в планетарии Ванкувера, что привлекает беглых валлийских наркоконтрабандистов?

Из рассказа Марти я узнал, что он живет вместе с Мак-Канном и его женой Сильвией, с тех пор как бежал в Ирландию три года назад. Пути членов Тафии разошлись. Мак-Канн, взявший себе имя Джеймс Кеннеди на том основании, что будто бы состоит в близком родстве с покойным президентом США, преуспевал. Его офис занимал целый этаж в ванкуверской Гиннесс^гауэр. Он жил на доходы от продажи нефти в Венесуэле и был одним из тех, кто финансировал съемки фильма Exuus27. Поддерживал теплые отношения с Джеймсом Кобурном28и его супругой, Беверли. Об источниках богатства Мак-Канна Марти умалчивал. Я сообщил ему свое новое имя и номер комнаты в «Сипортер», чтобы он передал Мак-Канну. Тот позвонил на следующее утро.

— Как английская разведка?

— Немного лучше, чем ирландская, Джим.

— Гребаная ты жопа валлийская. Все такой же подхалим, да, Гоф? Буду у тебя через полчаса.

Я представил Мак-Канна Джуди, которая тут же нас покинула.

— Все еще возишь наркоту, Гоф?

— Да, когда могу.

— Эти гребаные дни уже в прошлом, чувак. Наркодельцы теперь история. Настало время больших денег.

— В смысле?

— Возобновляемые аккредитивы, холдинговые компании и офшорные банки. Я охрененно быстро трачу деньги, и все они принадлежат другим людям.

— Ну так в чем же разница?

— В чем разница? Разница в том, тупой ты валлийский ублюдок, что я иду не обходными путями, действую законно.

— Как я понимаю, ты больше не революционер.

— Я буду гребаным революционером, пока не умру. С каких это пор продажа наркоты на пляжах Брайтона революционный поступок, ёб твою?

— Ну, по крайней мере, это более революционно, чем вся твоя продвинутая корпоративная фигня, Джим.

— Это фигня? Гоф, занимаясь этим гребаным бизнесом, я общаюсь с важными людьми, VIP. Понимаешь? В мире только пятьсот человек контролируют все стоящее дерьмо. И я знаю этих уродов наперечет.

— Джим, а где Грэм?

— Он стал гомиком. Живет в Сан-Франциско или каком другом месте для гомиков. Наверное, тоже по-прежнему возит наркоту.

— Ты проворачивал еще сделки в Шанноне после моего ареста?

— Не будем об этом, Гоф. Грэм так и не сумел справиться с идиотами из Кабула. Я узнал, кто они такие и где живут в Кабуле. Я их достану, если понадобится. Но те дни прошли, Говард. Тебе надо поумнеть, но мы будем на связи. Если у тебя возникнет настоящая проблема, обращайся к Киду.

Мы с Джуди собирались встретиться с Эрни, Пэтти и Томом Сунде в Сан-Франциско. Дон Браун в Нью-Йорке только что растаможил груз тайской марихуаны, который прислал Роберт Кримболл из Бангкока. Лучшим рынком сбыта высококачественной тайской марихуаны считалось Западное побережье, где крутились большие деньги. Эрни собирался представить меня Ричарду Шерману и приятелю, работавшему в хранилище депонированных ценностей банка «Уэллс-Фарго». В Сан-Франциско мы остановились в отеле «Марк Хопкинс», в Ноб-Хилл. Не скажу, чтобы меня радовали виды Алькатраса, зато интересно было взглянуть на Хайт-Эшбери, легендарный район Сан-Франциско, одну из колыбелей культуры шестидесятых. Впрочем, меня постигло разочарование: район как район, таких немало в большинстве американских городов. Ни одного хиппи. Может, они все сидят по домам и курят тайскую дурь? Я набил сейф в банке «Уэллс-Фарго» барышами от последней таиландской операции и махнул с Джуди в Лас-Вегас, чтобы между посещениями звездных шоу, попытать счастья в азартных играх. Приобрел книгу о том, как победить систему при игре в «двадцать одно» и старательно ее изучал. Джуди дал тысячу долларов, чтобы сыграла за любым столом. Она выбрала баккара. Себе я позволил поставить такую же сумму. К утру я стал богаче всего на сто долларов, в то время как Джуди выиграла шестнадцать тысяч. Это было унизительнее всего.

Большинство крупных контрабандистов, имевших дело с марихуаной, владело квартирами в Майами и Нью-Йорке. Мне хотелось того же. Из Лас-Вегаса мы полетели в Нью-Йорк, где забронировали номер в отеле «Плаза». Когда мы проходили регистрацию, прозвучало сообщение о смерти Элвиса Пресли. Мы нашли огромную квартиру в Павилион-билдинг на углу 77-й Восточной улицы и Йорк-авеню и заполнили ее атрибутами финансового успеха. На складе Эрни было полно мебели, которой мы могли воспользоваться. Еще он дал мне телефон оптового торговца марихуаной и гашишем в Нью-Йорке, Алана Шварца, обаятельного мультимиллионера, любимца модной тусовки Манхэттена. На Алана работала целая сеть дилеров с Манхэттена и команда водителей, возивших колумбийскую марихуану из тайников на побережье Флориды в Нью-Йорк. Он хорошо знал свое дело и, как никто другой, умел ввести новичка в светскую жизнь Манхэттена. Я познакомился с Аланом в его двадцать первый день рождения, который он справлял в «Режинз». Среди гостей были Марго Хемингуэй и Берни Корнфилд29. Пока еще манхэттенцы родом из Великобритании не приобрели клеймо «евромусора». Джон Леннон и Мик Джаггер, жившие в Ист-Сайде, иногда украшали нашу квартиру своим присутствием вместе со свитой. Прекрасные сестры Гиннесс, Сабрина, Миранда и Анита, часто заглядывали к нам, как и Джейн Бонем-Картер и Ребекка, дочь леди Антонии Фрейзер30. Я нанял на полный рабочий день чернокожего шофера Харви, который повсюду возил нас на длинном черном лимузине.

Со мной связался Мак-Канн: он едет в Нью-Йорк.

— Я даю ужин в ресторане «Элейнз». Придут охрененно важные персоны. Вы с Джуди тоже подгребайте. Я открою тебе путь, Гоф, короткий путь к высоким финансам.

В заведение «Элейнз» на 88-й улице хаживали знаменитые актеры. Мак-Канн сидел во главе стола на десятерых, за которым собрались самые разные люди, включая Факри Амади, возглавлявшего филиал «Херц» в Дубае, Эла Мэлника, яппи с Уолл-стрит, женатого на дочери Мейера Лански, и, к моему величайшему удивлению, Мухаммеда Дуррани. Мак-Канн, очевидно, познакомился с ним через Грэма и склонил на свою сторону. Дуррани представлялся как Майкл — это было одно из имен, которым пользовался наследный принц Афганистана. Его громогласное «рад познакомиться» и выразительная мимика явно указывали, что он не хочет афишировать наши прежние отношения. Меня представили как Говарда ап Оуэна, лидера Уэльской националистической партии. Мак-Канн налил гостям шампанского, продолжая донимать Питера Устинова, сидевшего в одиночестве за соседним столом, приглашениями сыграть с ним в триктрак. Мы с Дуррани договорились встретиться на следующий день в моей квартире. Джуди приготовила ростбиф.

— Только не подумай, Говард, что я веду дела с этим сумасшедшим ирландцем. Шурину понадобился поддельный паспорт, а ирландец единственный, кого можно попросить о такой услуге.

— Я предложил Мухаммеду свою помощь. Он слышал кое-что о моих проблемах, но не придавал особого значения услышанному. Его люди по-прежнему отправляли товар самолетом из Карачи. Рауль занимался этим каждый день. На вопрос, как связаться с пакистанцем и согласится ли он вести со мной дела, Дуррани ответил, что на приличных условиях Рауль всегда готов заниматься бизнесом. Обещал потолковать с ним и договориться о встрече. Он также предложил мне встретиться с Сэмом Ливанцем, который через несколько недель приедет в его дом на Французской Ривьере.

Я позвонил Эрни и поведал о новых возможностях. Тот прилетел в Нью-Йорк первым же самолетом.

— Фантастика! Как скоро они смогут послать?

— Примерно через месяц или около того, Эрни. Я должен подумать.

— Так долго? Ну ладно. Я этим займусь, создам компании. Обстряпаем все, как в Непале. Кстати, ты не можешь помочь в сделках с Бангкоком? Что-то мои ребята зассали летать в Бангкок и обратно с информацией и деньгами. Их вечно достает американская таможня за таиландские печати в паспорте. У тебя есть какие-нибудь люди, с которыми можно работать?

Я позвонил Филипу Спэрроухоку. Через два дня он был в Бангкоке и передал Ричарду Кримболлу сумку с деньгами, которую забрал у Тома Сунде в Гонконге. Фил остался в Бангкоке на пару лет и завел свои дела с Ричардом Кримболлом и другими людьми, причастными к экспорту тайской марихуаны.

Мы с Джуди вылетели из Вашингтона в Париж на «Конкорде», а через несколько дней прибыли в Ниццу. Сняли номер в «Карлтоне», в Каннах. Я позвонил Дуррани и узнал от него, что Мак-Канна, вернувшегося в свой особняк из стекла и дерева на Брунсвик-Бич, в Ванкувере, арестовала канадская конная полиция. Очевидно, у нее имелись доказательства, что никакой он не Джеймс Кеннеди из массачусетской династии, а Джеймс Мак-Канн, беглый преступник, скрывающийся от британского правосудия со времен побега из тюрьмы Крам-лин-Роуд. В освобождении под залог ему было отказано на том основании, что это противоречит интересам общества.

В доме Дуррани в Приморских Альпах я начал переговоры с Сэмом Ливанцем. Он был не прочь получать тридцать пять процентов от оптовой цены в Америке за гашиш, который отправит из Бейрута. Мы разработали систему связи. До начала поставок ливанского гашиша и встречи с Раоулом еще оставалось время. И мы с Джуди, взяв напрокат «мерседес», отправились колесить по Франции. Под конец заехали в Дордонь, где на переделанной под жилье мельнице обитал Патрик Лэйн. Он забросил разведение улиток, которые расползлись как-то ночью, и ему не терпелось вернуться к прежним, более прибыльным занятиям. Я всегда ценил компанию Патрика, как Грэм — его бухгалтерские таланты, и подумал, что он мог бы открыть несколько банковских счетов за границей. Хранение наличности в американских сейфах причиняло некоторые неудобства. Я предложил Патрику поездить по миру — за мой счет — разузнать побольше об офшорных банковских операциях и налоговых гаванях, а может, даже открыть несколько компаний и личных счетов.

Из Дордони мы с Джуди направились на юг и не смогли удержаться от искушения заглянуть в Альби. В центре города стоял собор, величественное сооружение, напоминающее крепость. В нем мы нашли статую Юдифи и усмотрели в этом окончательное подтверждение, что предназначены друг для друга31. Перебрались через Альпы в Милан и после прекрасной ночи в отеле при вилле д'Эсте, в Черноббио, рядом с Комо, пересекли швейцарско-итальянскую границу в Чиассо и поехали вдоль берегов озера Лугано. Остановились в отеле «Сплендид» в Лугано, этом европейском Рио-де-Жанейро. За завтраком в ресторане с видом на озеро Джудит сообщила мне, что беременна. Мы оба были счастливы. Но Джуди не собиралась рожать в Америке. Ей хотелось, чтобы малыш появился на свет в Англии. И поскольку беременным полеты противопоказаны, она подумала поселиться поближе к Лондону. А пока мы решили навестить деревушку на противоположном берегу озера, окаймленном великолепными горами.

Десять минут — и по мосту мы пересекли озеро, проехали ресторан под названием «Ля Романтика», селение, именовавшееся Биссон и натолкнулись на неохраняемый пограничный столб. Поверх надписи «Кампионе-ди-Италия» развевался итальянский флаг. Машины проносились через границу в обоих направлениях, и я поехал дальше. Деревушка представляла собой причудливую смесь старинных и современных построек, и жители ее выглядели весьма состоятельными. По пути нам попалось большое казино. За деревней, где-то через милю, дорога делилась на две. Мы свернули влево, но вскоре были остановлены четверкой японцев-охранников. Правое ответвление заканчивалось теннисным кортом. Дикое, заброшенное место. Мы так и не смогли понять, где находимся—в Италии или в Швейцарии. И вернулись к центру деревни, чтобы отобедать в ресторане «Ля Таверна». Вышколенный официант усадил нас за столик на открытом воздухе. Его английский был столь же безупречен, как и его облик.

— Мы в Италии или Швейцарии? — спросил я.

— Мы принимаем валюту обеих стран, сэр. Любые деньги, любые кредитные карты. Пожалуйста, отведайте наши закуски.

— Но где мы? — упорствовал я.

— В Италии.

— Ты живешь здесь? — спросил я.

— Сейчас да, но я с Сицилии.

К ресторану подъехало такси. Из него вышел приятный пятидесятилетний немец в очках, а следом пестро одетый растафарианец, богатый бизнесмен-кокни, дама, напоминающая Софи Лорен, и тевтонская красотка-блонди. Здесь было полно любопытнейших персонажей. Я где-то читал, что главари мафии к мясным блюдам заказывают «Брунелло ди Монтальчино», и сейчас последовал их примеру. Мы поели и выпили от души.

Хотя из Кампионе-ди-Италия нельзя было двинуться дальше по итальянской территории, когда-то здесь существовал фуникулер, соединявший деревушку с ближайшими итальянскими горами, а по озеру от берега к берегу сновали лодки. Казино в деревне построил Бенито Муссолини. Секретный тоннель, о котором знали все, соединял казино с домом священника. Я был в восторге от Кампионе.

Мы с Джуди поездили по Швейцарии, открыли несколько банковских счетов, абонировали пару-тройку сейфов. В одном из сейфов Джуди спрятала паспорт на имя миссис Танниклифф. Сэм Ливанец уже вернулся в дом Дуррани в Приморских Альпах. И я двинулся из Женевы в Канны, а Джуди отправилась в Кампионе на поиски жилья. Сэм все уладил в Бейруте и брался отправить тонну гашиша в аэропорт Кеннеди. Том Сунде доставил в Цюрих деньги от Эрни, а я передал их Ливанцу в Женеве. Две недели спустя мы с Джуди справляли новоселье в Кампионе-ди-Италия в квартире на Виа Тотоне, откуда открывался головокружительный вид на озеро и город Лугано, а также пики Сан-Сальваторе и Монте-Бре. Только что я заработал еще триста тысяч долларов. Сэм Ливанец полетел обратно в Бейрут, чтобы повторить успешную операцию.

Мак-Канн тем временем делал активные попытки выйти на свободу. Через средства массовой информации Ванкувера он заявил: «Предлагаю сделку: вы меня выпускаете, и дело с концом. Держать меня под арестом все равно что швырнуть камень в пучины ирландского насилия. Поднявшаяся волна смоет все». Представителю канадской иммиграционной службы Джеку Беттериджу он адресовал такой пассаж: «Господин Беттеридж, вы враг ирландского народа, и вас будет судить ирландский трибунал. И тебе, гребаная фашистская свинья, еще воздастся по заслугам».

Восторженные жители Британской Колумбии слушали, как из раза в раз Мак-Канн повторяет с экрана телевизора, что его арест инспирировала МИ-6 после того, как он раскрыл в Ванкувере организацию протестантов Ольстера, занимавшуюся контрабандой оружия. Он заявлял, что был членом официальной ИРА и представлял Шин Феин во Вьетнаме и Камбодже в 1960-е годы. Имея свидетельство о рождении на имя Джозефа Кеннеди, он старательно объяснял, что Джим — древняя гаэльская сокращенная форма имени Джозеф. Посольства Канады в Ирландии и Южной Америке получали угрозы. Наконец канадская конная полиция пошла на попятный. Джиму вернули поддельный паспорт и посадили на самолет до Парижа, где его видели в компании Аки Леманн, жены известного нью-йоркского банкира Робина Леманна, в модном парижском ночном клубе «Кастель».

В начале октября 1977 года мы с Джуди заперли квартиру в Кампионе и добрались с пересадками: с поезда на паром, с парома снова на поезд — до вокзала Виктория. Поселились в гостинице «Блэйкз» в Роланд-Гарденз и взялись за поиски подходящей квартиры в Лондоне. Джуди нервничала из-за того, что жилье придется снимать под чужим именем: если во время родов возникнут осложнения, все раскроется, и у меня возникнут крупные неприятности. За исключением нескольких швейцарских счетов, у нее не было ни одного банковского счета на настоящее имя. Нам следовало найти человека, готового снять для нас квартиру. Год назад, еще до отъезда в Америку, мы подружились с Ником Дугласом и Пенни Слингер, которые жили вместе в Челси. Оба были необычайно талантливы. Отдав дань изучению точных наук, Ник в начале 1960-х годов, занялся выпуском пластинок, был менеджером поп-групп, потом переехал в Испанию и разработал новые методы использования солнечной энергии. Он изучал санскрит, тибетский язык, буддизм, индуизм и тантрическую йогу в Индии, на Тибете и в Непале в конце 1960-х годов. А в начале 1970-х углубился в гомеопатию, индийскую медицину и восточную алхимию. Опубликовал много книг о культуре и религиях Востока. Стал режиссером фильма «Тантра», который продюсировал Мик Джаггер. Пенни обладала самыми высокими почетными степенями в сфере изобразительных искусств. Ее работы в духе сюрреализма неоднократно выставлялись. Когда я с ними познакомился, они трудились вместе над несколькими проектами в области искусства и литературы. Я восхищался этими людьми, их работой и хотел бы помочь. Они ни разу не заикались о субсидиях, но я знал, что деньги им не помешают.

В конце октября, в больнице Святой Терезы, в Уимблдоне, Джуди родила мне дочь, слишком прекрасную, чтобы ей подошло хоть одно из тех имен, которые мы придумывали последние несколько недель. Шли дни, а девочка так и оставалась загадочно безымянной и таинственной, пока Пенни, пришедшая с Ником навестить Джуди, не заявила: «Она мне сказала, что ее зовут Эмбер32».

Это имя мы и назвали, когда пошли регистрировать рождение дочери в отделе записи актов гражданского состояния. В графе, отведенной для имени отца, записали: Альберт Уэйлон Дженнингс — имя солиста группы Laughing Grass. Много лет спустя, когда я сидел в тюрьме, Эмбер нашла свое свидетельство о рождении. Она как раз переживала подростковый кризис. Вряд ли подобное открытие ей сильно помогло.

Как-то в Лондоне я столкнулся с Салли Минфорд, сестрой Джона Минфорда, приятеля по театральному кружку Баллиола. Она теперь жила вместе с Майклом О'Коннелом, талантливым музыкантом и звукооператором. Они хотели открыть звукозаписывающую студию, требовался капитал. Я ссудил им денег, не раскрывая источника. Так в Пимлико появилась студия «Архипелаг», которая вскоре уже записывала известных исполнителей вроде Элвиса Костелло, заключала договоры с «Айланд рекорде».

На многолюдном сборище в Излингтоне судьба вновь свела меня с Энтони Вудхэдом. После моего исчезновения из пентхауса в Риджентс-парк он выкрутился, свалив вину на свою подружку из Чехословакии — заставил признаться, будто это она сдала мне пентхаус без его ведома. Я еще не видел человека, которому бы так полегчало от встречи со мной. Он провел год в Сан-Франциско и подружился с продажным офицером таможни США, который брался очистить от пошлин любой груз, прибывающий рейсом «Пан-Американ». Вудхэд спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы экспортировать гашиш. Я ответил, что знаю кое-кого в Ливане и еще в Таиланде. Мы договорились на простых условиях: он и его друг оплачивают половину стоимости в Ливане (или Таиланде); мой человек и я получаем половину денег от продаж в Сан-Франциско.

Вторая сделка Сэма Ливанца с Доном Брауном в Нью-Йорке провалилась. Сэма арестовали в Бейруте прямо перед отправкой еще одной тонны гашиша. В Нью-Йорке шло расследование, но ни Дона Брауна, ни людей мафии не допрашивали. Бизнес можно было продолжать, выждав какое-то время и отработав схему. Грузы, прибывающие в Нью-Йорк из страны, где производят наркотики, автоматически брали на подозрение. Ни Бангкок, ни Бейрут больше не должны были значиться в накладной как аэропорт-отправитель. Если бы в документах фигурировали эти названия, американская таможня обязательно бы арестовала груз. Фил Спэрроухок летал в Бангкок и обратно то с одним, то с другим заданием. Происхождение товара изменить было сложно. На какое-то время авиапоставки из Таиланда в Нью-Йорк приостановились. Но что мешало доставить груз откуда-нибудь еще в Сан-Франциско?

Дуррани приехал в Лондон обсудить последствия ареста Сэма Ливанца. Он пригласил меня к себе в Даличе. Поблагодарил за английский паспорт для шурина и посоветовал сменить документы: Сэм знал, что я живу по паспорту Танник-лиффа. Спросил, не могу ли я пристроить его сына в Оксфорд. Мол, за деньгами он не постоит.

— За деньги в Оксфорд не попасть.

— Но здесь, в Лондоне, я встречаюсь со многими богатыми людьми, и у всех дети учатся в Оксфорде.

— Это потому, что богатые люди могут отправить детей в дорогие частные школы. Оттуда легче попасть в Оксфорд: учителя и условия лучше, и есть закрытые стипендии в Оксфорд и Кембридж.

— Что это такое?

— В некоторые места в Оксфорде могут поступить только те, кто посещал дорогую частную школу.

— А ты знаешь названия этих школ?

— Некоторые знаю. Итон, Харроу, Уинчестер...

— Помоги, пожалуйста, моему сыну поступить в одну из этих школ.

— Сделаю все возможное. Мухаммед, можно ли отправить товар из Карачи таким маршрутом, чтобы таможенники посчитали, будто он прибыл из какого-нибудь другого места? И еще один вопрос: можно ли в Карачи погрузить товар на рейс «Пан-Американ»?

— На этой неделе Раоул приедет в Лондон. Мы покупаем гостиницу в Найтсбридже. У него и спросишь.

Раоул был полон оптимизма:

— Рейс «Пан-Американ» в Сан-Франциско не проблема. Что касается Нью-Йорка, тут есть несколько способов. Два могу изложить прямо сейчас. Доставляем товар из Карачи в Дубай морем, а дальше отправляем рейсом любой авиакомпании. Но придется заплатить людям на судне. Есть и другой способ. Мы грузим товар на рейс «Пакистанских международных авиалиний» из Карачи, но из авианакладной будет следовать, что груз транзитный, в Карачи прибыл откуда-то с Дальнего Востока, куда летают самолеты ПМА, скажем, из Сингапура или Гонконга.

Дон Браун все еще выжидал, зато человек Энтони Вудхэда в Сан-Франциско был наготове. Дон Браун заплатил Вудхэду установленный задаток в сто тысяч долларов. Я отвез деньги Мухаммеду Дуррани в Далич и дал ему адрес, на который следует отправлять гашиш в коробках под видом хирургических инструментов. Меньше чем через две недели Вудхэд позвонил мне на квартиру в Ричмонде и сказал, что все прошло без проблем. Не могу ли я приехать в Сан-Франциско, чтобы забрать свою долю и долю Раоула и познакомиться с его дружком из таможни? Я сказал, что приеду, как только получу новый паспорт.

Мне позарез требовался паспорт на чужое имя, такой же надежный, как выданный на имя Танниклиффа и, возможно, засвеченный из-за ареста Сэма Ливанца. Я поделился своей проблемой с Ником Дугласом, и тот вспомнил, что знает человека в Норфолке, который готов продать привилегию быть владельцем паспорта.

Весной 1978 года, рано утром, мы с Ником поехали в Норидж, где мне продали паспорт на имя Дональда Найса. К концу марта я превратился в мистера Найса. «Мое настоящее имя Дональд, но, пожалуйста, зовите меня Альби» и получил все документы, чтобы это доказать.

Патрик Лэйн вернулся из своего мирового турне, предпринятого с познавательными целями. Он разнюхал достаточно о банковских операциях с «горячими деньгами». Никаких практических шагов пока не предпринимал. Только открыл пять текущих счетов в Монреале по причинам, которые толком изложить не мог. Зато приобрел загар и богатую библиотеку по налоговым гаваням. Большинство книг он проштудировал и был в состоянии сделать все, о чем я просил.

Я все больше времени проводил с Ником Дугласом и Пенни Слингер и проникался все большим интересом к эзотерической восточной практике. Узнал несколько прекрасных людей, в том числе известного психиатра Р. Д. Лаинга и создателей бестселлеров Лайалла Уотсона и Робина Уилсона33. Никау и Пенни становилось все сложнее распоряжаться гонорарами от продажи ее картин и доходами его медиа-проектов, покупки, экспонирования и продажи восточных древностей. Я свел их с Патриком, который теперь арендовал нашу квартиру в Кампионе вместе с женой и дочкой и открыл консалтинговую фирму «Оверсиз юнайтед инвесторз». Кампионе стал одной из лучших офшорных зон в мире. Патрик произвел должное впечатление на Ника и Пенни, основав три офшорных компании: «Септер холдингз», на Каймановых островах для операций с антиквариатом Ника; «Бакингем холдингз», на принадлежащих Британии Виргинских островах, для получения всех гонораров; «Уорлдвайд энтертейнментс», в Монровии, столице Либерии, для ведения всего аудио-, видео- и информационного бизнеса. Все компании имели счета в цюрихском «Коммерц банке». Дональд (Альби) Найс числился управляющим «Уорлдвайд энтертейнментс» и консультантом двух других компаний.

У мистера Найса появились законные основания для деловых поездок по всему миру. Я начинал чувствовать себя неуязвимым, и на лице моем не дрогнул ни один мускул, когда я вошел в посольство Соединенных Штатов на Гросвенор-сквер, представил паспорт мистера Найса, документы компании и спросил, не выдадут ли многоразовую визу на неограниченный срок как можно скорее. Я получил ее в тот же день.

Оставив Эмбер и Джуди в Ричмонде, я полетел в Нью-Йорк и перевел квартиру на 77-й улице на «Уорлдвайд энтертейнментс». На следующий день в сан-францисском отеле «Марк Хопкинс», в Ноб-Хилл, я ожидал Вудхэда с миллионом долларов, четверть из которого причитались мне, а остальные принадлежали Дуррани и Раоулу. Вудхэд не пришел. Я прождал неделю и оборвал телефон, выясняя, где он. Энтони исчез.

Большинство людей, промышляющих контрабандой гашиша, придерживаются правила: если поставку накрывают власти, акционеры теряют свои инвестиции, оплачивают любые расходы, и никто не несет ответственности за потерю. Существует и другое неписанное правило: если налицо обман, акционеры не теряют своего капитала, им выплачивают их прибыль, а всю ответственность несет человек, которого кинули. И в этом есть своя логика. В беспокойные времена надо объединиться против врагов, в спокойную пору — платить зато, что доверился ненадежному человеку. Большинство преступных организаций придерживаются таких принципов. Однако многие, особенно сицилийская мафия, а также банды южного и восточного Лондона, снимают ответственность с того, кого кинули, если он убьет кидалу. Этот принцип отлился во фразу: «Либо тело на полу, либо тело в суде». Только такой крайний шаг оправдывает неплатеж. Ужасный выбор служит средством устрашения, потому что личность кидалы обычно известна. В нормальном обществе до крайних мер обычно не доходит, потому что шансы отыскать обманщика крайне невелики. Итак, мне предстояло отдать семьсот пятьдесят тысяч долларов Раоулу и Дуррани. Я мог заплатить такие деньги, но это бы несколько отбросило меня назад. В Лондон мистер Найс вернулся несчастным и уязвимым.

И тут напомнил о себе Эрни. Дон Браун и мафия были снова готовы принимать груз в аэропорту Кеннеди. Эрни продиктовал, что нужно писать на накладной. Он согласился с тем, чтобы товар отправляли морем в Дубай, а оттуда на самолете в Нью-Йорк. Что, черт возьми, я мог сделать? Поехал повидаться с Дуррани в Далич и рассказал ему все как есть. Что касается него, сказал Дуррани, он будет ждать своей доли, пока я не свяжусь с Вудхэдом, сколько бы времени ни потребовалось. И Раоул, несомненно, все поймет. Я позвонил Дуррани на следующий день. Плачущий женский голос сообщил, что он в Вестминстерской больнице, оправляется после сердечного приступа. Я поехал туда. Дуррани был плох: бледный, словно привидение, голоса почти не слышно. У его кровати сидел человек, по виду афганец.

— Говард, номер счета Раоула на этой бумаге, — прошептал Дуррани, — если будут проблемы, обращайся к этому джентльмену, Салиму Малику, он тоже из Карачи и в нашем бизнесе. Пожалуйста, отправь комиссионные на мой банковский счет в Амстердаме, он тоже здесь записан.

Малик протянул мне свою визитную карточку. Лицо его оставалось неподвижной маской.

— Вам нравится Лондон, мистер Малик? — спросил я.

— Я приезжаю сюда с 1965 года. Мне нравится Гайд-парк. Лондон — хорошее место. Англичане — хороший народ. Я прибыл сюда, потому что завтра должен встретиться с другом, а затем лечу обратно в Пакистан.

— Тогда, до завтра! Поправляйся, Мухаммед. Очень приятно было познакомиться, мистер Малик.

Приехав на следующий день в больницу, я узнал, что ночью Дуррани умер от сердечного приступа. Ему было сорок два.

С Раоулом я встретился в Карачи в холле отеля «Интерконтинентал». Это было мое первое посещение страны, в которой производился гашиш. Наверху, в номере Раоул достал из кармана две толстенные пачки пакистанских рупий и кусок гашиша:

— На траты и для удовольствия. Ну, как все?

Я робко объяснил положение вещей.

— Мистер Найс, я разумный человек, но я уже расплатился со своими людьми. Ведь ты сказал, что груз прибыл в Сан-Франциско. У меня туго с деньгами. Чтобы утрясти кое-что, нужно пятьсот тысяч долларов. Давай рассчитаемся, и я подберу корабль для доставки гашиша в Дубай.

Мне пришлось раскошелиться. Патрик Лэйн, который теперь выпускал еженедельный информационный бюллетень «Офшорный банковский отчет» и распоряжался большой долей моих денег, позаботился, чтобы пятьсот тысяч долларов пришли на счет Раоула в Женеве. Я объяснил Раоулу, как заполнить авиагрузовую накладную, и несколько дней проторчал в «Интерконтинентале», дожидаясь, когда зазвонит телефон. Раоул позвонил и привез авианакладную, как только груз был готов к отправке из аэропорта в Дубае. Я проверил детали, записал закодированный номер накладной и вылетел в Цюрих, откуда связался с Эрни. Через несколько дней Эрни позвонил мне в Лондон:

— Все нормально. Думаю, ты хочешь, чтобы брат Джуди, Патрик, позаботился о деньгах, да? О'кей. Отправим через две недели.

Ник и Пенни познакомили меня с Питером Уайтхедоч, который снял фильм о выступлении поэтов-битников в Альберт-Холле в 1965 году, и картину «Давайте сегодня вечером все займемся любовью в Лондоне». Уайтхед арендовал два верхних этажа над заведением «Пицца экспресс» на углу Карлисл-стрит и Дин-стрит, в Сохо, и хотел продать право на аренду. Я подумал, что это место как нельзя лучше подходит для штаб-квартиры «Уорлдвайд энтертейнментс» мистера Найса. Дом стоял в ультрамодном центре развлекательной индустрии Лондона, всего в нескольких метрах от офиса Пола Маккартни на Сохо-сквер, того места, где жил Карл Маркс, и квартиры Лу-лу. Верхний этаж спешно переделали под жилье, нижний — п gt;д офисы. Я перевез Джуди с Эмбер на новую квартиру и полетел в Пакистан, чтобы повторить успешную операцию.

Я снова остановился в гостинице «Интерконтинентал», но на сей раз в городе-крепости Лахоре. Надолго отлучаться из номера было нельзя: мог позвонить Эрни и отменить сделку. Тем не менее я успел взглянуть на знаменитую скульпту ру голодающего Будды в местном музее и пушку Кима, которую обессмертил своим романом Редьярд Киплинг. Снова ьсе прошло гладко, и через пару недель я вернулся в Лондон. Я снова был в плюсе.

В следующую мою поездку отель «Холидей инн» в Исламабаде предоставил мне телефон. На этот раз поездка затянулась из-за массовых волнений. Зульфикара Али Бхутто, премьер-министра Пакистана, обвинили в фальсификации выборов в пользу его Народной партии. Начались беспорядки. Бхутто ввел военное положение, но был арестован своим ставленником генералом Зия-уль-Хаком, главнокомандующим армии Пакистана. Суд Лахора приговорил Бхутто к смертной казни, и его держали в тюрьме в Равалпинди, близ Исламабада.

У меня была куча гашиша, немерено пакистанских рупий и несколько дней свободного времени. Раоул посоветовал смотаться в Муррей-Хилл-Стейшн на границе с Кашмиром, в нескольких часах езды от Исламабада. Иностранцам не сдавали в аренду автомобили, поэтому я договорился частным образом с местным водителем такси, который немного говорил по-английски. Мы ехали плохими дорогами по подножиям Гималаев. Кругом простирались целые поля индийской конопли, я вдыхал ее запах. Огромная, полуметровой длины ящерица, похожая на доисторических рептилий, проворно перебежала нам путь и скрылась в зарослях конопли. Такси застыло на месте. Водитель, указывая туда, где исчезло животное, кричал:

— Кроу! Кроу!

— Что это? — спросил я.

— Это кроу, мистер Найс, лучший друг ночных грабителей.

— Не понимаю.

— Хотите заглянуть к моему двоюродному брату, мистер Найс? Я вам покажу.

— С удовольствием, — сказал я, расположенный к любым приключениям с друзьями ночных грабителей и двоюродными братьями.

Мы свернули на проселок, проехали несколько километров и остановились рядом с пыльными желтыми строениями. Из дыры в стене вышел старик, одетый в яркое тряпье, и что-то проворчал таксисту.

— Это Мухаммед, мистер Найс. Он рад познакомиться с вами, мистер Найс.

Они принялись болтать на каком-то непонятном языке и жестом пригласили меня во двор, обнесенный стеной, который просто кишел кроу всех размеров. По сигналу Мухаммеда один из пакистанцев поймал большую ящерицу за хвост, приложил вертикально к высокой стене и отпустил. Кроу приклеился к тверди. Пакистанец вскарабкался по нему, как по лестнице. Я понял, почему кроу — лучший друг — ночных грабителей, но все же с трудом представлял, как можно обнести дом на пару с гигантской ящерицей. Мне следовало курнуть.

Мы поехали дальше к Муррей-Хилл-Стейшн, завернув на ленч в гостиницу «Сесил», которой управлял пакистанец, прекрасно говоривший по-английски. Муррей напоминал старый лыжный курорт, оснащенный примитивными фуникулерами, но снега я не увидел, и было непохоже, что он вообще там когда-то лежал. Зато имелась пивоварня, выпускавшая напиток «Лондон лагер». Это было лучшее бутылочное пиво, какое я пробовал в жизни, обязанное своим качеством неукоснительному соблюдению столетнего английского рецепта. В старину знали, как варить пиво.

По возвращении в «Холидей инн» ко мне заглянул Раоул и дал авиагрузовую накладную на новую партию гашиша, готовую к отправлению из Дубая. Я вылетел в Париж и заночевал в гостинице «Эльзас» на улице Изящных Искусств, где провел свои последние дни Оскар Уайльд. Позвонил Эрни. Он плохо себя чувствовал из-за хронической болезни щитовидной железы и спросил, не могу ли я все проконтролировать в Нью-Йорке. Все проконтролировать означало забрать пару миллионов долларов у Алана Шварца, как только тот продаст гашиш, и передать Дону Брауну четверть этой суммы.

Самолет «Эйр Франс» доставил меня в Нью-Йорк, где я принял душ в квартире на 77-й Восточной улице и встретился с Доном Брауном в ресторане «Мортимерз», которым управлял англичанин Джон Бимиш. Это заведение в Верхнем Ист-Сайде было популярно среди торговцев кокаином и экстравагантной богемы. Дон, полный, рыжеволосый мужчина в очках с толстыми стеклами, был общителен и сыпал банальными остротами. Как-то не верилось, что он заправляет криминальной кухней в аэропорту Кеннеди. На следующий день он познакомил меня с приятелем, итальянцем по имени Вилли. Мы ужинали в ресторане «У Николя», куда стекались гангстеры, актеры и клиенты ЦРУ. На стене рядом с обложками недавно выпущенных книжек о мафии, висели предупреждения, что здесь принимают только наличные.

— Так ты тоже Дон, а? — произнес Дон Браун, стараясь сгладить неловкость и заставляя меня гадать, уж не пустил ли он за мной своих людей.

Возможно, Эрни сказал ему, что я мотаюсь по миру под именем Дональда Найса и прусь от этого. Не предполагалось, что мы будем раскрывать друг другу такие подробности, но тем не менее. Сообщил же мне Эрни, что фамилия Дона Браун34.

— Лучше быть Найсом, чем Брауном. Дон захохотал во все горло.

— Мистер Найс, мы разделались с нашим дерьмом, и еврейский парень Алан его получил. Когда будете отдавать деньги мне и Дону, не хотелось бы пересчитывать это гребаное дерьмо. Мы не любим мелкие купюры. Твое дерьмо из Дубая весило ровно две тысячи триста восемь фунтов, значит, ты должен мне пятьсот семьдесят семь тысяч долларов. Я получу их прежде, чем какой-либо сосунок получит десятицентовик. Возражений нет?

— Если это те условия, на которых работал Эрни, то я согласен, Вилли.

— Те самые. Передашь деньги Дону.

Дон все еще ржал.

— Как же тебя угораздило заиметь такое имечко, Найс, ради Христа?

— Выбрал, Дон. Готов поспорить, фамилию Браун ты не выбирал, не так ли?

— Правильно думаешь. Ладно, пора идти. Я буду в гостинице «Пьер», пока не принесешь деньги.

— А в какой номер, Дон?

— Не знаю. Спроси мистера Нэсти35.

Дон Браун сдержал слово, и мистер Найс, получив картонные коробки с грязными долларами от Алана Шварца, отнес мистеру Нэсти его долю.

В Бангкоке накапливалась тайская марихуана, и следующую поставку Эрни хотел получить оттуда. Я только вложил деньги. Фил Спэрроухок теперь тоже получил такую привилегию. Тонна тайской дури покинула Бангкок и пропала. Никто из людей Дона Брауна или тех, кто работал на Ричарда Крим-болла в Бангкоке, не могли ее вычислить. В итоге она обнаружилась в грузовом ангаре аэропорта Шарля де Голля в Париже. Груз «швейных машин, возвращаемых по гарантии», не привлек ненужного внимания, но их ни за что не удалось бы доставить в Нью-Йорк на рейсах «Алиталии» или «Японских авиалиний». Я нашел решение: нью-йоркская компания отправляет большую партию настоящих швейных машин вновь созданной компании в Риме; римская фирма приходит к выводу, что швейные машины никуда не годятся, и решает возвратить их по гарантии, нью-йоркская компания инструктирует своих людей в «Алиталии», как объединить парижскую и римскую поставки в Риме и переслать их в Нью-Йорк.

Я остался в Нью-Йорке. Эрни хотел получить еще одну партию из Бангкока. Операция провалилась. Управление по контролю за соблюдением законов о наркотиках накрыло груз в Нью-Йорке и арестовало шестнадцать ньюйоркцев, которые якобы являлись ключевыми фигурами организации Дона Брауна. Ближайшим рейсом я вылетел из Нью-Йорка.

По счастливой случайности самого Дональда Брауна не взяли, как и итальянца Вилли. Я мог по-прежнему оставаться мистером Найсом. Но авиапоставкам в Нью-Йорк пришел конец. Между 1975 и 1978 годами через аэропорт Кеннеди прошли двадцать четыре партии марихуаны и гашиша, всего двадцать две с половиной тонны. К их ввозу приложили руку мафия, якудза, Братство вечной любви, таиландская армия, Организация освобождения Палестины, пакистанские вооруженные силы, непальские монахи и прочая разношерстная братия. Общая прибыль всех участников составила сорок восемь миллионов долларов. Неплохие деньги.

Нас с Джуди навестила в Лондоне ее сестра, Наташа, которая провела несколько месяцев на яхте в Средиземном море и познакомилась с моряком-калифорнийцем по имени Стюарт Прентисс. Парень занимался контрабандой гашиша. Они поделились своими секретами, и Стюарт выразил желание познакомиться со мной. У него было судно, на котором он собирался доставить в Шотландию груз гашиша. Он владел бизнесом по прокату яхт на Керрере, небольшом острове в нескольких милях от Обана, и был уверен, что может привезти гашиш, не привлекая внимания властей. Оставалось только найти поставщиков на средиземноморском побережье. Сэм Ливанец все еще сидел в тюрьме, поэтому я вышел на Эрика узнать, не остался ли у него кто-нибудь в Ливане. Никого не осталось. В Бейруте стало очень неспокойно: людей убивали на войне, другие эмигрировали, качество гашиша значительно ухудшилось, на экспорт шел героин. Однако Эрик знал одного марокканца по имени Шариф, с которым, правда, еще никогда не имел дела. Шариф обещал за справедливую цену поставить тонну гашиша на яхту, стоящую на якоре на некотором расстоянии от берега рядом с Эль-Хосеймой. Мы принялись за дело.

Операция не доставила лишних хлопот. В конце 1978 года яхта Стюарта доставила тонну марокканского гашиша на его отдаленный шотландский остров. Каждый день в течение недели сто пятьдесят килограммов груза доставляли в Лондон и продавали.

Ничего не было арестовано; всем заплатили. Но когда я заговорил о том, чтобы повторить операцию, Стюарт попросил отсрочки. С него было довольно одной сделки в год. Я согласился подождать. С вырученных денег Джуди купила квартиру на Каткарт-роуд, в Челси. Мы начали приводить эту квартиру в порядок.

Настало время вложить деньги «Уорлдвайд энтертейнментс» в законный бизнес. Так и не развив в себе особого таланта к рокмузыке, я считал своим долгом поддерживать чужие дарования. На рождественской вечеринке меня познакомили с П. Дж. Проби и Томом Бейкером. Проби пел на демо-дисках для Элвиса, гастролировал с Beatles в шестидесятые, имел в своем активе несколько хитов, записанных в Англии, и концертов в Уэст-Энде. Том Бейкер, друг Проби, играл в фильме «Вирджинец» и теперь работал кинорежиссером. Он искал подходящего менеджера для Проби, кого-то с деньгами и звукозаписывающим оборудованием. Мистер Найс предложил свои услуги.

Средства массовой информации вот уже четыре года обо мне практически не упоминали. Но в июле 1979 года стало очевидным, что прессу ознакомили с секретным отчетом старшего суперинтенданта Филипа Фэйрвезера о моем исчезновении в 1974 году. Ведущий криминальный обозреватель Великобритании Дункан Кэмпбелл написал об этом в «Нью стейтсмен». Из публикации следовало, что Фэйрвезера вызвал юрисконсульт МИ-6 Бернард Шелтон. По утверждению Шелтона, «агент МИ-6, учившийся с Марксом в Баллиоле, вышел на него, чтобы использовать принадлежавшую Марксу компанию «Анна-Белинда», а также его магазин в Амстердаме для прикрытия секретных операций. Позднее, узнав, что Маркс по роду деятельности имеет доступ к ценной информации, попросил его сообщить сведения о Временной ИРА».

В то время я не придал статье много значения, но это был первый раз, когда представитель британских властей признал, что я работал на МИ-6 и что меня просили шпионить за ИРА.

Джим Мак-Канн недолго отдыхал во Франции от борений с канадской иммиграционной службой, на которые его вдохновили СМИ. Сводный отряд французской и немецкой полиции арестовал Кида в особняке на Ривьере. Он оказался в печально известной тюрьме Ле Бометт, в Марселе, и был дан ход процессу по экстрадиции Джима в Германию, где его собирались судить за теракт на английской военной базе в Менхенгладбахе в 1973 году. К счастью для Мак-Канна, французская общественность была обеспокоена тем, что страна уже не может претендовать на роль надежного убежища для политэмигрантов и с готовностью уступает требованиям об экстрадиции. Не так давно французское правительство выдало Германии Клауса Круассана, адвоката террористической организации «Баадер-Майнхоф». Итальянцы добивались выдачи активиста «Красных бригад», испанцы хотели заполучить члена баскской сепаратистской организации ЕТА, но их планам помешали поборники права инакомыслящих на политическое убежище. Зщищать Мак-Канна взялись те же самые марсельские адвокаты, которые преуспели в деле ЕТА. Своим адвокатам Мак-Канн поведал, что он не Джеймс Кеннеди, но Джеймс Мак-Канн, человек, собиравший средства для ИРА. Коммунистической газете «Либерасьон» он сплел другую историю про Питера Джозефа (Джима) Кеннеди, и он был безобидным журналистом-нелегалом. Организация «Комьюнист интернасьонель», троцкистская профсоюзная группа, отстаивала интересы Мак-Канна, утверждая, что речь идет о un scandale judiciare et politique36. Мак-Канн был очень доволен и сделал следующее заявление:

«Camarades. Je suis tres touche par votre solidarite..Mes circonstances personelles sont le resultat d'une conspiration entre les services secrets anglais et allemands de l'Ouest, tumeur fasciste au coeur de l'Europe democratique37. Ваш в сражении Джеймс Кеннеди (Мак-Канн)».

Французы сдались по примеру канадцев. Они отказались выдать Мак-Канна Германии на том основании, что подрыв британской военной базы был актом политическим. Джиму предоставили политическое убежище. Мы встретились в «Ля Куполь» на Монпарнасе, в Париже.

— Кид превратился в гребаную легенду, Гоф, в гребаную легенду. Теперь у меня едят с руки все эти гребаные троцкистские любители улиток. Никто меня и тронуть не посмеет. У меня политическое убежище. Но мне нужен гребаный хлеб, чувак. Марсельские адвокаты меня обчистили. Ты все еще занимаешься наркотой, Гоф?

— Нет, Джим. Я воспользовался твоим советом. Теперь я финансовый аристократ.

— Да иди ты на хуй. Я знаю, что ты по-прежнему торгуешь наркотой. Нужно, чтобы ты отправил мне нордель из Кабула.

— Сколько? Пары унций хватит?

— Мне нужна половина гребаной тонны по крайней мере, ублюдок ты валлийский.

— Значит, у тебя есть люди в парижском аэропорту?

— Я могу найти людей где угодно, Гоф. Ты знаешь это. Но мне нужно, чтобы ты отправил нордель в Ирландию.

— Куда? Опять в Шаннон?

— В Дублин. Он ближе к твоему гребаному валлийскому парому. У тебя есть люди в Кабуле?

— Все те же, знаешь ли. Почему ты их сам не попросишь?

— Ну, Дуррани умер, ёб твою, а этот ублюдок Раоул думает, что я его кинул.

— В самом деле?

— Ну да, я его надрал. У меня были проблемы, чувак. Лучше тебе его попросить, Гоф.

— Если я попрошу Раоула отправить наркотики в Ирландию, он поймет, что это для тебя, и откажется. Но у меня есть человек в Бангкоке.

— Где это, ёб твою?

— Столица Таиланда.

— Никогда не слышал об этом гребаном месте.

— Раньше он назывался Сиам.

— Ну и что с того, ёб твою? Мне нужен нордель, а не кошки.

— Джим, нордель из Таиланда, тайские бошки, один из лучших в мире.

— Я знаю, что такое гребаные тайские бошки, тупица ты валлийская. Вчера вечером их курил.

— Тогда я тебе их и отправлю.

— Ладно, Гоф, но быстро и без закидонов.

Фил Спэрроухок все еще жил в Бангкоке. Я полетел туда повидаться с ним и осчастливил своим присутствием гостиницу «Хайят Рама» под именем мистер Найс. Фил познакомил меня с Робертом Кримболлом, компаньоном Эрни из Братства вечной любви. Отправка тайских бошек в Ирландию из аэропорта Бангкока не предвещала никаких трудностей. Урожай марихуаны уже собрали и высушили. Существовала одна проблема: марихуану еще не привязали к палочкам, и для этого требовалось некоторое время. Роберт опасался, что если тайская марихуана не будет, как положено, обвита вокруг пятнадцатисантиметровой палочки, на рынке возникнет недовольство. В Америке, возможно, и возникнет, возразил я, но Англия другое дело: если трава тебя торкает, какая разница?

Я остался в Бангкоке всего на одну ночь, затем отправился в Гонконг. Мистер Найс должен был снять деньги со счета из банка в Гонконге и Шанхае. Фил полетел со мной, и я отдал ему деньги. После Гонконга был Цюрих, а затем поездка на поезде до Лугано на свидание с Джуди и Эмбер. Мы переезжали в Кампионе-ди-Италия. За несколько месяцев до этого Патрик Лэйн переселился в Ирландию и перевел туда свой консалтинговый бизнес. Он пока не заработал ни цента, но близкое соседство Лэйна, обосновавшегося на Изумрудном острове, могло оказаться полезным.

Мак-Канн снял шикарный дом рядом с замком Фицпатрика в Киллини, дублинском Беверли-Хиллз. Мы с Джуди и Эмбер и переехали в этот дом на неделю. Схема сработала без сбоев, и Мак-Канн пригнал большой фургон, набитый жестянками с тайской марихуаной. Всего семьсот пятьдесят килограммов. Как и в старые, шаннонские деньки для перевозки марихуаны из Ирландии в Англию или Уэльс я прибег к помощи старых друзей. И согласился также использовать двух дружков Фила, которым тот обещал подкинуть работенку.

В общей сложности курьеры пятнадцать раз переправлялись на пароме через пролив. Тайская марихуана занимала гораздо больше места, чем гашиш, и каждая машина могла перевозить только пятьдесят килограммов. В последнем заезде участвовали два приятеля Фила, один из которых, англичанин Эдди Клэмп был футболистом международного класса. В Ливерпуле их арестовало Управление таможенных пошлин и акцизных сборов Ее Величества. Для властей это был первый тревожный звонок, сигнал о том, что большие партии наркотиков поступают через Ирландию. Способ ввоза остался неизвестен.

— Провернем еще одну сделку, Гоф, но больше никаких долбаных воров, шотландских футболистов третьего дивизиона и академиков на этом гребаном уэльском пароме. На этот раз Кид все провезет.

— Каким образом?

— Как бананы.

— Бананы?

— У нашего Джерарда фруктовая компания. Каждый день, ёб твою, они возят фрукты из Южной Ирландии в Северную. Из Северной Ирландии они везут их в Шотландию.

— А разве их не останавливают и не обыскивают, Джим?

— Послушать вас, англичан, так Северная Ирландия ничем не отличается от той же гребаной Шотландии38. Какая там может быть таможня? Я считал тебя гребаным наркоконтрабандистом. Такие вещи ты должен знать, чувак.

— Я говорю о сухопутной границе между Южной и Северной Ирландией.

— Нет там никакой сраной границы.

— Я знаю, но есть таможня и проводят обыски, разве нет? Как на уэльском пароме.

— На хуй уэльский паром! Ни один ублюдок не будет обыскивать Кида. Если каждый день ребята перевозят оружие для битвы, а фермеры своих свиней, чтобы получить большие субсидии, я уверен, ёб твою, что какие-то долбаные бананы смогу перевезти.

Фил отправил еще один груз из Бангкока в Дублин. Поздним летним утром я сидел в машине, взятой напрокат, сразу на выезде с паромного терминала в Странраре на западном побережье Шотландии, дожидаясь парома из Ларна. На нем должен был находиться грузовик Мак-Канна. Джарвис сидел в большом фургоне на автостоянке в миле отсюда. Все автомобили съехали. Грузовика не было. По номеру Джима в Киллини никто не отвечал. Я тронулся обратно в Лондон, слушая автомобильный радиоприемник. В полуденных новостях передали, что большой автопоезд, направлявшийся на север от доков в Корке с грузом южноамериканских бананов, заехал на придорожную стоянку у главной магистрали к югу от Дублина. На стоянке уже был припаркован арендованный фургон. Влюбленная парочка, миловавшаяся на другом конце стоянки, увидела, как из обоих автомобилей вышли люди и стали разговаривать. Заметив, что за встречей наблюдают посторонние, один из водителей рявкнул с сильным белфастским акцентом: «А ну, валите отсюда!»

Влюбленные ушли и позвонили в полицию. На стоянку приехала патрульная машина. Мак-Канн наставил на полицейских револьвер. Коп вышел из машины и выбил оружие из руки злоумышленника. Мак-Канн запрыгнул в автомобиль и въехал в ограду. Когда его повязали, он все орал: «Я сделал это для Ирландии!»

Группа ирландских минеров вскрыла двери грузовика. Бомбы там не оказалось — только двадцать один ящик из-под чая, заполненный тайской марихуаной, самая крупная партия из арестованных в Ирландии.