"Сталь остается" - читать интересную книгу автора (Морган Ричард)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Последующие дни прошли для Рингила будто в лихорадочном бреду после полученной в сражении и незаживающей раны.

Было ли это состояние результатом манипуляций Ситлоу, использовавшим его для каких-то своих целей, или нормальной человеческой реакцией на пребывание на олдраинских болотах, он не знал. А если бы и знал, легче бы от этого не стало. Казавшиеся реальными ландшафты и интерьеры вдруг таяли, оплывали, как наклоненные к огню восковые стены, но за ними, что еще хуже, мерцало что-то холодное, как отражение Обруча в воде, и оттуда шло ощущение пустоты, такое пронзительное, что хотелось свернуться и заплакать. Какие-то люди приходили и уходили, склонялись к нему и с жуткой доверительностью нашептывающей на ухо змеи делились с ним загадочными фрагментами мудрости. Кого-то из этих посетителей он знал, в других было что-то кошмарно полузнакомое, подсказывавшее, что он знал бы их, если бы жизнь повернулась чуточку иначе. Они, по крайней мере, делали вид, что знают его, и именно логика их посылок пугала больше всего.

— Если это правда, — разглагольствовал Шалак теплым летним вечерком в саду за лавкой, — если верно, что страна олдраинов пребывает вне времени или на мелководье, у берегов времени, то его ограничения не применимы ко всему там происходящему. Вы только подумайте. Не обращайте внимания на сказки про то, как молодые люди, соблазненные олдраинскими девицами, проводили на болотах ночь, а затем, вернувшись наутро домой, узнавали, что прошло уже сорок лет. Это мелочи. Недостаток времени предполагает и недостаток ограничений на то, что может случиться в каждый данный момент. Вы одновременно проживаете миллион различных возможностей. Представьте, насколько трудно выйти живым из такой ситуации. Представьте, как легко сойти с ума.

— Подумайте, — повторил он и, наклонившись поближе, прошептал: — Поцелуй нас, Гил.

Рингил вздрогнул. Шалак задрожал и рассеялся. Вместе с ним исчезла часть сада. Из оставшегося на ее месте тумана вышел Флараднам. Вышел и как ни в чем не бывало сел напротив.

— Дело в том, Гил, что если бы я занял такую позицию при Гэллоус-Гэп, где мы все были бы сейчас? Уж я бы точно целым не выбрался.

— Какую позицию? — Рингил тупо потряс головой, вглядываясь в черные, как антрацит, черты кириата и не находя ни шрамов, ни даже царапинок. — Ты и не выбрался, Нам. Ты там и остался. Умер под ножом костолома.

Флараднам поморщился, словно услышал неудачную, оскорбительную для его вкуса шутку.

— Перестань. Если не я, то кто же руководил наступлением?

— Я.

— Ты?

— Да! Я. — Он сорвался на крик. — Ты же умер, Нам. Отдал концы. Мы бросили тебя. Даже не похоронили, оставили тело ящерицам.

— Гил, да что с тобой? Ты нездоров.

И так далее.

— К этому вообще можно привыкнуть? — спросил Рингил у Ситлоу, когда они сидели у мирно потрескивавшего костра. К поднимавшемуся дымку примешивался густой аромат сосновых иголок. — Ты долго привыкал?

Двенда удивленно посмотрел на него.

— Привыкнуть к чему?

— А ты как думаешь? Ко всем этим призракам, посещениям. Только не притворяйся и не говори, что ты их не видишь.

Двенда кивнул, но скорее себе, а не спутнику.

— Не буду. Конечно, ты прав, я их вижу. Но не так, как ты. Это не мои альтернативы, и для меня они ничего не значат. Я вижу лишь некое мельтешение вокруг тебя, вот и все. Что-то вроде тумана. С людьми так всегда.

— Ну да, — раздраженно бросил Рингил. — Только вокруг тебя никакого тумана не видно. Когда я этому научусь?

— Думаю, не скоро. — Двенда смотрел на огонь, и лицо его ничего не выражало. — Насколько мне известно, до сих пор никому из людей это еще не удавалось, разве что… но нет, он ведь был не совсем человеком.

— Кто?

— Не важно. — Ситлоу поднял голову и печально улыбнулся. — Ты спрашиваешь, сколько потребуется времени. Честно говоря, не знаю. Я с этим родился, как и все мы.

Потом они долго шли по узкой лесной тропинке, сначала между деревьями, потом вверх по склону холма. Глядя в спину широкоплечему двенде, Рингил думал о том, как странно, что он так легко, не задавая вопросов, подчинился чужаку. В этом было что-то неправильное. Просачивавшийся между кривыми стволами бледный свет помогал не терять из виду дорожку, но по-настоящему светло не становилось.

— Куда идем?

— Куда ты хотел, — бросил через плечо двенда, не оглянувшись и даже не замедлив шаг. — Выполню за тебя твое обязательство.

— И с какой же стати?

Ситлоу многозначительно ухмыльнулся.

— У тебя короткая память, Рингил Ангельские Глазки.

— Хорошо, что еще хоть что-то помню, — проворчал Рингил. — В таком месте…

Он зябко повел плечами.

В саду какой-то седой солдат в форме императорской армии, сказав, что знает его, ударился в воспоминания о кампаниях в пустыне, в которых Рингил никогда не участвовал.

— А ведь мы предупреждали старика Эршнара не уходить с холмов. Не слушали. Эти придурки понятия не имели, что такое война в пустыне. Неудивительно, что до нашего подхода чешуйчатые порвали их на куски. Помнишь, что они сделали с его ребрами? Помнишь, каким оставили?

— Не помню. — Ответил поспешно — в голову уже лезли страшные картины с пропеченного солнцем, незнакомого берега. — Говорю же, меня там не было.

— Знаешь, я потом несколько месяцев не мог избавиться от кошмаров. — Солдат как будто и не слышал его протестов. Наверно, ему, как и всем им, просто нужно было выговориться, тогда как Рингилу, чтобы жить дальше, оставалось только сопротивляться, отказываться, отбиваться в меру сил от всех этих призраков с их небывальщиной. — Да и сейчас такое бывает, особенно летом. Просыпаюсь с криком, в поту, а перед глазами они, лезущие из песка чешуйчатые рожи.

— Чешуйчатые пришли с моря, — твердо сказал Рингил — В пустыне их не было. Они выползли из западного океана, и туда мы их загнали. Это я помню, так все и было. А тебя в глаза не видел.

В глазах солдата отражались удивление и обида. Такое же выражение было у Дарби, когда Рингил предложил ему денег. А какое было, когда его убил Искон Каад? Рингил пристыженно отвернулся.

— Держись, Гил, — пробормотал, не глядя ему в глаза, Милакар. Старый солдат пропал, но сад остался. — Так оно лучше.

— Да? Кому лучше?

— Тебе никто зла не желает.

— Что за чушь ты несешь. У самого дом в Глейдсе.

— Вон оно что. Понятно. По-твоему, Глейдс только для Эскиатов? А мое место в трущобах?

Рингил усмехнулся.

— В чем дело? Хочешь быть таким, как я? Смотри не перестарайся.

Милакар отвернулся. Рингил ждал, что он вот-вот растворится, как и старик солдат, а потом понял, что хочет, чтобы он остался.

— Жаль, что с Гиршем так случилось, — сказал он торопливо. — Надеюсь, Эрил успел уйти.

Милакар только махнул рукой — сердито, не оборачиваясь. В глаза Рингилу он так и не посмотрел.

Выйдя из сумрачного леса, они пробирались между громадными камнями, как будто выраставшими из белого песка. Сколько они так шли, Рингил не знал; последним, что он помнил ясно, был сад, а до него вроде бы какая-то тропинка в лесу. Внизу, заключенный в рамку с зубчатым верхним краем, открывался вид на берег с кромкой прибоя. В ночном небе над морем сияли с десяток звезд и…

Рингил остановился как вкопанный.

— Это что еще за хрень?

Ситлоу, задержавшись между двумя булыжниками, лишь слегка повернул голову.

— Это луна.

Рингил вытаращился на висевший над горизонтом грязновато-желтый диск с темными пятнами.

— Похожа на солнце, — прошептал он. — Но какая ж старая. Как будто выгорела. Поэтому и свет слабый?

— Нет.

— А это не тот Небесный Дом, о котором говорят махаки?

— Нет, не он, — с нетерпеливой ноткой ответил двенда. — Не отставай. Это не только наша территория.

— Что ты…

Рингил недоговорил. Взгляд наткнулся на что-то необычное.

Сначала он подумал, что это либо статуи, либо просто камни, напоминающие формой людей. Но потом они зашевелились, и в спину как будто дохнул холодом страх. До них было ярдов двадцать, и тусклое мерцание луны не позволяло рассмотреть деталей, но он вроде бы разглядел груди, большие светящиеся глаза и круглые, как у миног, рты.

— Оружие не помешало бы, — шепнул он.

— Оно у тебя есть, — рассеянно сказал Ситлоу. — Меч за спиной, а кинжальчик из зуба дракона, тот самый, с которым ты так ловко обращаешься, на поясе. Только если что-то пойдет не так, толку от них будет немного.

Рингил дотронулся до плеча — перевязь на месте. Пальцы нащупали ножны, рукоять Рейвенсфренда. Еще минуту назад, он мог бы поклясться, меча там не было.

— Не трогай, — сдержанно предупредил Ситлоу. — Это акийя. Улыбайся, держись подальше от воды и не останавливайся. Может быть, они нас не тронут.

Он повернул в обход гранитной глыбы. Ноги вязли в сыром песке. Пара существ исчезли под водой, но другие остались на берегу, спокойно наблюдая за чужаками.

— Они не вооружены, — заметил Рингил.

— Не вооружены. Оружие им и не требуется.

Берег уходил вверх плавными уступами. В тусклом мерцании призрачного ночного солнца валуны отбрасывали на песок черные тени. Рингил обратил внимание, что существа — акийя, как назвал их Ситлоу — движутся параллельно им: они ныряли парами, проплывали под водой двадцать — тридцать ярдов, выныривали и дожидались остальных. Ветер доносил чирикающие, чмокающие звуки, смазанные шорохом набегающих волн.

Ситлоу остановился и наклонил голову, прислушиваясь. Рингилу показалось, что губы его тронула улыбка.

— Что смешного?

— Они говорят о тебе.

— Ну да.

Тропинка уходила от берега. Нависшие стеной скалы в этом месте как будто обрушились, оставив после себя груды мусора, и Ситлоу повернул в узкий овраг между двумя накренившимися гранитными блоками. Теперь они удалялись от моря. Рингил еще раз дотронулся до Рейвенсфренда, проверяя, на месте ли меч.

— Когда ты вернул его мне?

— Он был у тебя с самого начала, просто ты этого не замечал. Довольно незамысловатый трюк. Могу научить.

— Так он все это время висел у меня за спиной? Даже в лесу?

Ситлоу оглянулся и снова усмехнулся.

— До леса мы еще не дошли.

Ноги стали вдруг словно ватные. Стена слева выросла в непреодолимую преграду.

— Тогда…

— Помолчи!

Ситлоу предостерегающе вскинул руку и указал глазами вперед. Рингил повернул голову и замер на месте.

Что за…

Один из акийя забрался на камень справа от них и сидел в позе ящерицы, опираясь на широко расставленные лапы с поджатыми, словно когти, пальцами.

Рука метнулась к Рейвенсфренду. Акийя слегка наклонил голову, похожие на лампы глаза зафиксировали движение.

— Я сказал, не трогай!

Впервые с того времени, как они встретились, Рингил явственно услышал страх в мягком, мелодичном голосе двенды. Он опустил руку. Акийя снова повернул голову и посмотрел на него в упор. Рингил пошатнулся, словно от удара.

— Только без глупостей, — негромко предупредил Ситлоу. — Никаких резких движений.

Рингил сглотнул и перевел наконец дыхание. Глаз он не отвел, в голове уже ворочались неуклюжие сравнения.

Больше всего акийя напоминал портовую шлюху из кошмара сутенера. Что-то подобное могло родиться в одурманенном фландрином воображении под плеск бьющейся о сваи воды. Длинные волосы, полные груди, бледная в свете чахнущего солнца кожа и гладкое, мускулистое, что неудивительно при жизни в воде, тело. А вот голова как будто состояла из углов. Да и глаза размером с кулак сидели в глазницах, которые больше подошли бы ящерице, чем человеку. Выдающиеся ребристые скулы отделяли верхнюю часть лица от нижней, почти полностью лишенной подбородка и приспособленной исключительно для хватания. Круглый рот казался еще одним, дополнительным глазом.

Поднявшись на валун, акийя съехала на пару футов вниз и висела на стене прямо над ними. За головой у нее Рингил разглядел два длинных, заканчивавшихся плавниками отростка, которые терлись о камень, отыскивая надежную опору.

Он прокашлялся.

— Стой, где стоишь, — шепнул Ситлоу. — Если бы она хотела напасть, уже напала бы.

Цепляясь за трещины и выступы, акийя спустилась еще ниже и теперь висела практически над головой у Рингила, так что при желании до нее можно было даже дотронуться. С собой она принесла запах соли, свежей морской воды и еще какие-то более тонкие ароматы, странным образом напоминавшие те, что издавал двенда. Волосы упали ей на глаза и повисли сетью перед лицом, но акийя откинула их небрежным и удивительно женственным движением руки. Левый глаз на мгновение закрыла мигательная перепонка, округлая нижняя губа сокращалась и расширялась наподобие зрачка. В какой-то момент за ними появились концентрические круги зубов. Появились и опустились. Рингил с усилием сглотнул, стараясь отогнать ощущение беспомощности и уязвимости. В любой миг акийя могла откусить ему голову, причем сделать это с такой же легкостью, с какой мачете срезает верхушку кокосового ореха.

Из глотки существа донеслись те же клацающие, липкие звуки, которые он слышал раньше. Оно посмотрело на двенду, потом на человека, словно сравнивая их.

Краем глаза Рингил заметил, как Ситлоу кивнул.

С быстротой и ловкостью ящерицы акийя повернулась, поднялась по камню, демонстрируя мощные мышцы задней части тела, и исчезла где-то вверху.

Рингил облегченно выдохнул. В груди грохотало сердце.

Пожалуй, оружие все-таки пригодилось бы.

Где-то на холодной, сырой от росы траве, в круге окутанных туманом камней, под незнакомыми звездами…

Обнаженное, белое, как кость, тело стоящего на четвереньках Ситлоу. Он пыхтит и рычит, словно пес, и Рингил снова и снова пронзает его сзади, ухватившись за бедра двенды. Ощущение, что они не одни, что обступившие их камни — молчаливые, возбужденные зрители, заплатившие за право наблюдать зрелище. Дрожа от вожделения, Рингил тянется за членом двенды — вот он, напряженный, пульсирующий, готовый взорваться.

Чувствуя эту силу, Рингил теряет остатки самоконтроля, слышит собственный рык, видит себя словно бы со стороны и сверху, как бьется он между расщепленных ягодиц Ситлоу, как качает набухший, выскальзывающий член, как тот вырывается из его пальцев, как воет и рвет траву двенда, и как он, Рингил, словно по сигналу трубы, кончает за ним следом.

И оседает, валится вперед, будто падающее в реку горящее здание, обхватив Ситлоу сзади, отчаянно выжимая последние капли в мокрую траву, вжимаясь лицом в широкие белые плечи, смеясь и всхлипывая, и слезы, теперь уже колючие, как льдинки, вонзаются в бледную кожу двенды.

За невысокими холмами, под небом, густо усыпанным звездами, пролегала дорога из черного камня. Дорога, построенная для гигантов. Разбитая, с торчащей между плитами травой, она растянулась на добрых пятнадцать — двадцать ярдов справа и слева от идущих по ней. Время от времени они проходили по каменным мостикам, поднимавшимся выше Восточных ворот в Трилейне. Справа, на склонах холмов, молчаливые, как стражники, застыли хмурые башни. Что-то в их архитектуре показалось Рингилу неправильным. Безликие, плоские, они напоминали детские рисунки зданий и отличались только высотой, как будто их вытянули специально, за пределы всякой разумной человеческой целесообразности.

— В них кто-нибудь живет?

Двенда бросил на башни косой взгляд.

— Нет, если есть иные варианты, — загадочно ответил он. — Не по собственной воле.

— То есть это тюрьмы?

— Можно и так сказать.

Некоторое время вместе с ними по дороге шел Джелим, но Джелим другой, незнакомый. Угрюмый красавчик изменился, заматерел и проникся мудростью, об обретении которой настоящий Джелим не мог и мечтать. Более всего он походил на успешного морского капитана, немало попутешествовавшего, повидавшего свет и еще не потрепанного жизнью. Говорил он легко и с апломбом человека, привыкшего к вниманию, часто улыбался и поразил Рингила открытостью и доверчивостью, свойственными разве что обитателям фантастического мира, существовавшего исключительно на фресках, которыми был расписан потолок в спальне Милакара.

— Как твой отец?

Рингил недоуменно посмотрел на него.

— Эй, не надо так шутить.

— Встретил его на улице пару месяцев назад. Джелим наморщил лоб, припоминая. Да, кажется, в Тервинале. Но ты же знаешь, как это бывает, оба спешили, так что и не поговорили толком. Передавай от меня привет, ладно? Скажи, мне не хватает тех наших долгих споров у камина.

— Конечно. Обязательно.

В какой-то момент Рингил перестать спорить с призраками — бесполезно. Но на сей раз оснований было более чем достаточно. Представить Гингрена ведущим у камина задушевные беседы с Джелимом — такое просто не умещалось в голове. И все же когда Джелим наклонился, взъерошил ему волосы и поцеловал небрежно в шею, как делал прежний Джелим, сердце кольнуло. А когда он, альтернативный Джелим, исчез, не попрощавшись, растворился медленно, крикнув: «Ну-ка, парни, прибавим шагу!», рассмеялся, шагнул в полупрозрачную дымку и пропал, вот тогда что-то случилось, что-то отдалось болью, как в тот раз, когда он впервые столкнулся с двендой в голубом урагане.

Позже сделали привал под громадным мостом, и Ситлоу развел костер с помощью красивой фляги, которую носил на поясе. Что было в ней, неизвестно, но вспыхнуло оно призрачным зеленоватым пламенем, а тепла дало на удивление много, учитывая объем горючего. За спиной у двенды прыгали тени по каменной опоре.

— Что чувствуешь, когда вызываешь бурю? — задумчиво спросил Рингил, глядя на огонь.

— Что чувствуешь? — сонно переспросил Ситлоу. — Ничего особенного. Могущество… просто могущество. Потенциал и волю, чтобы использовать его. В конце концов, это и есть магия.

— Я думал, в магии есть правила.

— Ты думал? — По его губам скользнула лукавая усмешка. — Кто тебе такое сказал? Торговка с рынка Стров?

— И все-таки? Разве тот, кто вызвал бурю, никак от нее не страдает?

— Нет, конечно. — Ситлоу помолчал, потом, поняв смысл вопроса, закивал — А, вон ты о чем… Сожаление. Ощущение утраты. Да, он всегда об этом говорил. Да, такая опасность есть. Аспектный шторм — это искривление всех допускаемых вселенной вариантов. Альтернативы собираются в нем, как складки на юбке у невесты. Для смертного эти альтернативы по большей части дороги, которые они никогда не пройдут, дела, которые они никогда не сделают. И организм на каком-то уровне понимает это.

Он?

Впрочем, останавливаться на этой загадке он не стал, слишком много было другого. Джелим появился и исчез, но печаль так и осталась в сморщенных складках сердца.

— Но ты ведь ничего такого не чувствуешь? — Ему не удалось скрыть горечи. — Ты ведь бессмертный?

Ситлоу мягко улыбнулся.

— Пока.

Взгляд его сместился влево, глаза сузились. За спиной послышались шаги.

— Ситлоу…

Голос был женский, плавный и мелодичный, но немного приглушенный, так что Рингил разобрал только имя двенды, да и то прозвучало непривычно растянуто и искаженно почти до неузнаваемости. Он повернулся и увидел стоящую позади него фигуру. Незнакомка была в черном, с круглой головой, на плече у нее висел меч. До него не сразу дошло, что на ней защитный скафандр и шлем вроде того, который показывал под городом Ситлоу. Она подняла руку и сдвинула стеклянное забрало шлема, за которым Рингил увидел пустые глаза двенды.

По спине на тоненьких ножках пробежал страх, и Рингил ничего не смог с ним поделать. В какой-то момент в неверном свете костра темные, ничего не выражающие глаза двенды слились со шлемом, бледное лицо превратилось в тонкую рельефную маску с пустыми глазницами, шлем в шлеме, установленный на плечах защитного, под которым, как он подозревал, не было ничего, кроме той же, что и за глазами, пустоты.

Ситлоу поднялся и сделал несколько шагов навстречу гостье. Они взялись за руки и несколько секунд стояли так, похожие на детей, разговаривая на языке незнакомки. Потом Ситлоу кивком указал на Рингила и перешел на старо-наомский.

— …мой гость. Прошу любить и жаловать.

Женщина-двенда посмотрела на Рингила пустыми глазами, и лицо ее отразило не больше эмоций, чем маска. Потом губы сложились в кривую полуулыбку, она произнесла что-то едва слышно, сняла шлем, тряхнула шелковистыми волосами, тоже длинными, но не такими темными, как у Рингила, и покрутила головой, разминая, наверно, шейные мышцы. Щелкнули позвонки. И лишь после этого двенда шагнула ему навстречу с протянутой на уровне пояса рукой.

— Мое почтение людям твоей крови. — Она не только говорила с сильным акцентом, но и фразы строила по давно устаревшим правилам. — Мое имя Ризгиллен Иллрак, и я сестра уже знакомого тебе Ситлоу. Как твое имя?

Рингил взял протянутую руку. Почему Ситлоу она протянула две руки, а ему только одну? Что это означает?

— Рингил, — ответил он. — Много о тебе слышал.

Ризгиллен бросила взгляд на брата, который покачал головой и сказал что-то по-своему.

Женщина-двенда осклабилась — назвать это улыбкой Рингил все же не решился бы — и выпустила его руку.

— Нежданно вы пришли, я сожалею, что встретить не смогла достойно вас.

— Я выбрал береговую тропинку, и мы наткнулись на акийя, — объяснил Ситлоу.

— Мерройгай? — Ризгиллен нахмурилась. — Отнесись к ним с уважением, и они не тронут.

— Однако ж…

— Мне такое не нравится. И еще много прочего. Что-то затевается, Ситлоу.

— Ты слишком беспокоишься. Пришла одна?

Ризгиллен кивнула в сторону, откуда пришла.

— Ашгрин и Пелмараг где-то там. Никто не ожидал, что смещение будет таким значительным. Я нашла тебя только по запаху.

— Я позову их.

Ситлоу вышел из-под моста и исчез в темноте. Проводив брата взглядом, Ризгиллен с истинно олдраинским изяществом села у костра. Некоторое время она смотрела на зеленоватое пламя, возможно подбирая необходимые слова.

— Ты не первый, — сказала двенда, не глядя на Рингила. — Мы уже делали такое с другими смертными, мужчинами и женщинами. И я тоже. Но мой брат неосторожен, он слишком увлечен. Я вижу это ясно.

— Рад за тебя.

— Да. Вот что я тебе скажу. — Ризгиллен повернулась, и ее пустые глаза замерли. — Если ты обидишь моего брата, поступишь с ним плохо, я тебя убью.

Немного погодя из темноты донесся вой.

Рингил посмотрел на Ризгиллен, но черты ее идеально правильного лица нисколько не изменились, лишь по губам скользнула едва заметная усмешка. Он отвернулся и вдруг, совершенно неожиданно для себя, понял, что это за звук.

Выл, созывая своих, Ситлоу.

Ризгиллен по-прежнему смотрела на огонь, однако улыбка на ее губах заиграла смелее, увереннее — она знала, что он наблюдает за ней.

Внезапно из памяти всплыли слова прорицательницы, сидевшей у Восточных ворот, и Рингил осознал, что это за место. Битва грядет. Сойдутся силы, которых ты еще не видел. С какой уверенностью она это говорила.

Восстанет темный властелин.