"Счастье Дины Колби" - читать интересную книгу автора (Мерритт Джекки)

Глава 1

Возвращение в Вайоминг причинило Дине немало боли. Она долго мечтала об этом, но лететь сейчас туда, при таких обстоятельствах… Ей было трудно представить ранчо без отца.

Неподвижно сидя в самолете, Дина спрашивала себя, почему она не плачет? После звонка Рая Хардина в ее горле так и стоял тугой болезненный комок, однако она не проронила ни слезинки. По правде говоря. Дина ощущала себя попавшей в некий чудовищный ночной кошмар, и на задворках ее сознания теплилась детская уверенность в том, что все кошмары приходят к концу. Это ощущение в данном случае было абсурдным — ведь она умная женщина и прекрасно понимает разницу между детскими грезами и жестокой реальностью…

Самолет приземлился в Ландере в три часа ночи. Как ни странно, Дина не ощущала усталости: явно сказывался переизбыток адреналина в крови. Сойдя на землю вместе с горсткой других пассажиров, прибывших в Ландер в этот проклятый Богом час, она прошла в зал ожидания и огляделась по сторонам, отчаянно надеясь увидеть Нетти. Она позвонила на ранчо сразу же, как узнала время прибытия самолета, и Рай Хардин почти мгновенно ответил на звонок, словно ждал его, сидя прямо у телефона. Дине хотелось услышать голос Нетти, но, когда она спросила про нее у Хардина, тот ответил, что экономка лежит у себя в комнате.

— Она очень переживает, мисс Колби, — сказал он и добавил, что лучше ему самому приехать.

Он так и сделал. Без малейшего интереса к личности Рая Хардина Дина все же обратила внимание на его внешний вид. Это был высокий, грубоватый человек, глаза и волосы у него были темные. На нем были джинсы, сапоги и шляпа, которую он, приближаясь к Дине, снял и взял в правую руку. Он походил на жителя ранчо не более, чем любой другой из виденных Диной мужчин.

— Вы Дина Колби?

— Да.

— Меня зовут Рай Хардин. У вас есть багаж?

— Да, чемодан.

— Мы заберем его и отправимся в путь. Вы, должно быть, устали.

— Нет… Нет, со мной все в порядке. Рай изучающе всмотрелся в нее. Она была привлекательной женщиной — невысокой и стройной, на ней были широкие брюки, белая блузка и темно-синий кардиган. Она не казалась убитой горем, как он предполагал, впрочем, ее глаза блестели, пожалуй, слишком ярко. Чертовски ярко, поправил он себя, по достоинству оценив дочь Саймона.

Они дошли до багажного отделения, чтобы забрать чемодан Дины. Рай поднял его и вывел ее на улицу, к своему автомобилю. Точнее, это был автомобиль с ранчо. Дину передернуло при мысли, что скоро ей предстоит войти в дом, где она выросла, и почувствовать его пустоту…

Почти половину пути они проехали молча. Рай заговорил первым:

— Нетти сказала, что вы работаете медсестрой. Дина вздрогнула и повернулась к сидящему за рулем Хардину. Она совсем забыла о его существовании.

— Простите, я не расслышала… Рай повторил вопрос, добавив:

— Работать медсестрой — это так чудесно. Одна из моих сестер, которые живут в Техасе, тоже медсестра.

Дина попыталась сообразить, что на это ответить. Ей нравилось заводить новые знакомства, и Рай Хардин, похоже, был славным парнем. Но при этих, весьма неординарных, обстоятельствах вряд ли она сумеет поддержать непринужденную беседу.

— Вот как, — тихо пробормотала она и машинально отвернулась к окну, вновь погрузившись в размышления о том, зачем она этой глубокой ночью оказалась в Вайоминге.

Рай понимал ее состояние и не стал продолжать разговор, сосредоточившись на дороге. Впрочем, через несколько миль он все же не удержался и произнес:

— Мне очень жаль, что с вашим отцом все так произошло, мисс Колби. Мне нравилось работать у него. Я его уважал.

Вздохнув, Дина отвлеклась от своих мрачных раздумий настолько, чтобы ответить:

— Спасибо. И пожалуйста, называйте меня Дина, — сказала она.

Во время развода она заявила суду о решимости вернуть себе девичью фамилию, что еще больше разгневало Хоуганов, и без того исходивших желчью. Именно тогда до нее стали доходить обрывки полностью беспочвенных, лживых слухов, которые они распускали о ней по всему городу. И именно тогда она приняла решение покинуть Вайоминг. В Уинстоне не было никакой возможности сделать карьеру в какой бы то ни было области, а ей хотелось, чтобы жизнь прошла не напрасно. Теперь она вспомнила, что надеялась тогда, что ее решение уехать сможет поколебать решимость отца отречься от нее. Не поколебало.

Что касается симпатии и уважения Хардина по отношению к Саймону, она в них не сомневалась. Если ей не изменяет память, Саймон всегда ладил с людьми. Лишь с ней, со своей дочерью, своим единственным ребенком, он был жесток и неумолим.

Дина тяжело вздохнула. Она вновь посмотрела в окно. Даже в темноте местность была знакомой, и она попыталась принудить себя сосредоточиться на ориентирах за окном. Все же это лучше, чем размышлять о причине, заставившей ее в конце концов вернуться домой…

Однако мысли о доме, о прошлом не желали покидать ее, и она наконец перестала им сопротивляться. К тому же не все воспоминания причиняли ей боль. Например, ее мать была исключительно доброй и заботливой женщиной. Пока Опал Колби была жива. Дина росла счастливым ребенком. Да и Саймон не был тогда таким суровым и непреклонным.

Теперь, оглядываясь на прошлое, Дина понимала, что, как только мягкость и кротость матери перестали служить примиряющим фактором в семье, семья их как бы перестала существовать. Саймон занимался своими делами, отвлекаясь лишь для того, чтобы убедиться, что Дина ведет себя как положено, а это означало: отсутствие косметики, правильный, с его точки зрения, подбор книг и телепрограмм, никакой болтовни по телефону и еще дюжина прочих пощечин самолюбию повзрослевшей девушки.

Во всяком случае, именно так Дина воспринимала строгие приказы и выговоры, получаемые от отца. Девушке, тяжело переживающей период созревания и только что потерявшей мать, такая жизнь казалась невыносимой. Она много раз говорила себе, что ненавидит отца всей душой, но это отнюдь не было правдой. Все, чего она так хотела от него и от отсутствия чего так страдала, — это чтобы он обнял ее и даже уложил вечером спать, как иногда делал в ту пору, когда была жива мать.

Теперь, став взрослой и получив медицинское образование, Дина поняла, что после смерти Опал Саймон не смог превозмочь горе. Его сердце ожесточилось, и поскольку он не понимал всех тонкостей души девушки-подростка, то продолжал обращаться с ней как с ребенком. Он умел поладить с ребенком, но не знал, как справиться со взрослеющей дочерью. Дина писала ему об этом в своих письмах, но, видимо, Саймон не прочел ни одного из них. Ее сердце обливалось кровью, когда она представляла себе, как он рвет ее письма или выбрасывает их, не читая. А что еще она могла думать?

При виде огней Уинстона она немного выпрямилась на сиденье, сожалея, что нельзя попасть на ранчо, не проезжая через город. Слишком много дурных воспоминаний было связано с этим городом — ее брак, семья Хоуган и распускаемые ею лживые слухи, развод, то, что каждый в городе знал: ее отец не поздоровается с ней, случись им встретиться на улице… Как и в любом маленьком городе, здесь все все знали друг про друга. Она нисколько не скучала по Уинстону или по кому-либо из здесь живущих и не испытывала по этому поводу ни малейших угрызений совести.

Въехав в пределы города, Рай снизил скорость. На главной улице не было ни машин, ни пешеходов. Лишь кое-где светились окна. Уинстон начинал пробуждаться ото сна, хотя было еще очень рано.

— Должно быть, вы здесь ходили в школу, — сказал Рай.

— Да, — коротко ответила Дина, не склонная сейчас к долгим беседам.

Рай вздохнул, он не мог обижаться на молчаливость Дины. Она, очевидно, сильно страдает, и, поскольку за все время работы Рая на ранчо «Уинд-Ривер» она ни разу не навестила отца, Рай не мог представить себе, что творится у нее на душе. Возможно, она испытывает чувство вины? Внезапно его заинтересовало то, о чем он раньше даже не думал. В самом деле, почему Дина не приезжала домой в течение трех лет? А может, и дольше, ведь Рай не знал, сколько она отсутствовала до того, как он поступил на работу к Саймону. Пожалуй, чувство собственного достоинства у нее такое же, как у Саймона. К примеру, видел ли он хоть раз, чтобы Саймон потерял самообладание? Или позволил кому-то вторгнуться в свой внутренний мир? Да, думал Рай, мне нравился мой работодатель, я уважал его, но между нами всегда сохранялась дистанция, не позволявшая мне назвать его другом.

Ранчо находилось в двадцати милях от Уинстона. Вновь оказавшись за городской чертой. Дина ощутила, что ее напряжение несколько спало. Она с трудом сглотнула. Оставалось совсем недолго, меньше получаса, и вот тогда-то и начнется истинный кошмар. Она попыталась подумать о чем-то постороннем. Ей пришло в голову, сколько раз она проезжала этим путем — от ранчо до Уинстона и обратно. Она знала каждый изгиб этой дороги, каждый ее поворот, каждую выбоину, кроме, пожалуй…

— Дорогу заасфальтировали, — удивленно произнесла она, обращаясь больше к себе, чем к Раю. Однако тот подумал, что она заговорила с ним.

— А разве она не была асфальтированной, когда вы жили здесь?

— Она была засыпана гравием.

— Наверное, с тех пор, как вы переехали в Сиэтл, здесь многое изменилось, — сказал Рай. В его искренней фразе не было и тени осуждения. Так, по крайней мере, ему казалось.

Дина резко повернулась к нему:

— А что вам известно о моем отъезде? — Она считала, что он ничего не знает об истории семьи Колби, но теперь засомневалась. И если ему известно об их напряженных отношениях с Саймоном, то с чьих слов? Неужели о ней до сих пор по Уинстону бродят слухи и пересуды? Не было ничего страшного в том, что кто-нибудь узнает правду о ее прошлом, но ей казалась невыносимой мысль, что кто-то, хотя бы и незнакомый, способен поверить этим лживым слухам.

Ошеломленный ее тоном, Рай решил ответить тем же:

— Я ничего о вас не знаю, и не надо срывать на мне раздражение. Я не вмешиваюсь в чужие дела и не люблю, когда вмешиваются в мои. Это мой жизненный принцип.

Отрезвленная его отпором, Дина молчала. Поделом ей. Откуда Раю знать, что прошлое — ее больное место? Не следовало говорить с ним так задиристо. К тому же очень мило с его стороны было проснуться среди ночи для того, чтобы встретить ее в аэропорту, и она по достоинству оценила его любезность.

— Я не поблагодарила вас за то, что вы меня встретили, — виновато произнесла она. — Позвольте мне исправить свою ошибку. С тех пор как вы позвонили…, я…, я сама не своя.

— Ладно, забудем, — быстро согласился Рай. — Я знаю, вам сейчас нелегко.

Дина откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Это верно, — почти шепотом сказала она. От Рая Хардина исходили тепло и доброжелательность, которые пригодились бы ей в любое другое время. Однако она не собиралась задерживаться в Вайоминге, и тут уж не до новых знакомств. Она взяла недельный отпуск, считая, что семи дней вполне хватит, чтобы организовать все необходимое для такого печального и невыносимо тяжелого дела, как похороны отца. На мгновение Дина до боли зажмурила глаза. Сможет ли она прожить грядущую неделю без нервного срыва? Она чувствовала, что близка к этому, хотя никогда раньше ничего подобного не испытывала. Но ей приходилось иметь дело с пациентами, которые полностью утрачивали контроль над своими чувствами под влиянием потрясений или просто трудностей обычной, повседневной жизни. Это ужасно. Ей просто необходимо держать себя в руках, какие бы новые потрясения ни принесли следующие несколько дней…

Рая порадовало то, что дочь Саймона поблагодарила его — сразу же после перепалки. Несомненно, она хороший человек, да и сам он охотнее заводил друзей, нежели врагов. Кроме того, он не собирался враждовать с нею — ведь Дина, возможно, будет теперь его работодателем. Кто-то же должен принять бразды правления ранчо, выпавшие из рук Саймона, и почему бы этим человеком не стать единственному чаду Саймона? А Раю нравилось жить и трудиться на ранчо «Уинд-Ривер», простиравшемся на шесть тысяч акров, и он охотнее остался бы здесь, чем отправился бы на поиски новой работы.

Дина нервно сжала пальцы в кулаки. Ее переполняли тоскливые мысли. Надо было найти способ заставить отца поговорить с ней! Почему ей никогда не приходило в голову, что она может опоздать? Если бы она вернулась на ранчо раньше и неотвязно следовала бы за отцом по пятам, пока тот не устал бы от молчания, то теперь ей не пришлось бы ехать сюда с такой тяжестью на душе…

— Вот мы и на месте, — пробормотал Рай, сворачивая на дорогу, ведущую прямо к ранчо.

Он бросил взгляд на Дину и увидел, что она сидит скованно и неподвижно, уставившись в лобовое стекло. Хардин мысленно посочувствовал ей. Потерять любимого человека — чертовски неприятная штука. Кто бы ни была Дина Колби на самом деле, она живой человек, и ее горе отзывалось печалью в его сердце. Подъехав к дому, Рай заглушил двигатель.

— Я принесу ваш чемодан, — сказал он, имея в виду, что ей следует выйти из машины и идти в дом, не беспокоясь о багаже.

— Спасибо. — Рука Дины потянулась к дверной ручке. В доме горел свет. Нетти ждет ее? Она рывком распахнула дверцу и бросилась к заднему входу. Быстро взбежав по трем ступенькам крыльца, открыла дверь в кухню.

Вот и Нетти; ее длинные седые волосы, как обычно, заплетены в косу, на ней — халат и домашние тапочки. По щекам экономки струились слезы; она раскрыла объятия.

— Дитя мое… — вымолвила Нетти.

Она заключила Дину в кольцо своих рук, и та почувствовала, как рухнули ее внутренние барьеры. Казалось, на свободу вырвались все невыплаканные слезы. Держа друг друга в объятиях, женщины неутешно рыдали…

Мимо них прошел с чемоданом Дины Рай Хардин, но они не заметили его. Тоже чувствуя комок в горле, он отнес чемодан в ту комнату, которая, по словам Нетти, всегда принадлежала Дине. Затем, покинув дом, Рай направился к конюшне. Взяв лопату, он принялся чистить внутри. Хотя это не входило в круг его обязанностей на ранчо, но Рай решил, что так будет лучше, чем предаваться тягостным размышлениям…