"Наследство Камола Эската" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Вероника)

8. Подслушанный разговор

Я помнила о наказе не ходить по замку, хоть и не понимала, почему было отдано такое распоряжение, чувствовала, что поступаю нехорошо, покинув в такой поздний час свои комнаты, но всё-таки пошла в ту же сторону, что и Галей, пугливо озираясь и прислушиваясь к собственным осторожным шагам. Слабым, но всё же оправданием, были для меня слова господина Рамона, что я не должна покидать свой этаж. Значит, при случае я могла бы сказать, что вышла погулять, но в мои намерения не входило покидать этаж. И всё-таки я боялась, что одна из многочисленных дверей, мимо которых мне приходилось красться, откроется и кто-нибудь выйдет. Разумнее всего было бы вернуться, но необъяснимая сила влекла меня вперёд. Я воображала себя немного путешественником, открывающим неведомые земли, немного — шпионом, заброшенным в неприятельский лагерь, где главным врагом был гнусный толстяк Галей, немного (по старой привычке) — кладоискателем, но, кем бы я ни была, я шла вперёд, вздрагивая и замирая от малейшего звука, который подсказывало мне моё встревоженное воображение.

Внезапно коридор повернул направо и, пройдя несколько шагов, я очутилась между несколькими шкафами, забитыми старыми пыльными книгами. Это был тупик, из которого можно было выйти, лишь повернув назад. Я посмотрела на шкафы у стен, на огромный шкаф, стоящий в торце и обозначающий конец пути, и уже порадовалась было, что в этой глухой части коридора нет дверей и никто меня не увидит, как вдруг услышала неясные голоса. Я прислушалась к ним с вполне понятной тревогой и обнаружила, что голоса приближаются.

Я заметалась, выискивая какую-нибудь щель, куда могла бы спрятаться, но редкие бра, словно в насмешку, подчёркивали безрезультатность моих поисков. Совсем потеряв голову от страха, я повернула ключ в замке торцевого шкафа, потянула за дверцу и отскочила, потому что неожиданно весь шкаф бесшумно повернулся на хорошо смазанных петлях и открыл проход на тёмную площадку с очень узкой винтовой лестницей. Я прошмыгнула туда и без особых усилий вернула шкаф на место. В другой раз я бы испугалась неизвестного места, где оказалась в полнейшей темноте, но сейчас испытывала лишь величайшую благодарность судьбе за то, что избавилась от встречи с людьми и избежала объяснений, которые ещё неизвестно к чему бы привели.

Моя радость была преждевременной, потому что кто-то подошёл к шкафу и воскликнул:

— Я же говорил, что забыл вынуть ключ!

Я узнала голос Пата и испугалась, что не смогу отсюда выбраться, если он вынет ключ.

— Ты даже не запер дверь, — раздался голос господина Рамона, выдававший, что он очень недоволен своим сводным братом. — Если ты не прекратишь пить, ты пропадёшь. После смерти Яго ты не расстаёшься с бутылкой. Возьми свечу.

У меня душа ушла в пятки, и я тут же забыла о ключе, когда поняла, что они идут сюда. Нащупав перила, я стала поспешно спускаться по очень неудобной лестнице, у которой ступени были достаточно широкими со стороны перил, но резко сужались к центральному столбу, вокруг которого вилась эта лестница. Может быть, при свете я быстро и смело сбежала бы вниз, но сейчас то держалась обеими руками за перила, нащупывая ступени ногой, то хваталась за столб, если перила почему-то прерывались.

Наверху продолжался разговор, и спускаться никто, по-видимому, не собирался, так что я остановилась, растерянная и дрожащая от возбуждения, не зная, как поступить, и ругая себя за то, что по собственной глупости очутилась в таком скверном положении. Что мне за дело до противного толстяка с его расспросами и навязчивыми взглядами? Комната от этого хуже не стала. Мне даже красный полог на кровати-катафалке казался теперь не таким безобразным.

— Да, но почему здесь? — спросил Пат.

— Здесь нам никто не помешает, — объяснил господин Рамон. — Лестница так обветшала, что обвалится, если кто-нибудь решится по ней пройти. Мы совершенно одни и сможем поговорить спокойно, не опасаясь чужих ушей.

Я крепче вцепилась в перила от известия, что стою на краю гибели. Первой моей мыслью было открыться и объяснить своё присутствие здесь случайностью и глупым страхом, как это и было в действительности, но, пока я собиралась с духом, господин Рамон снова заговорил.

— Ты сказал, что этот человек — твой друг, но ты познакомился с ним недавно и не можешь знать его хорошо. Меня тревожит, что Галей был здесь, когда я привёз мальчика… Я так и не смог определить, от какой болезни он умер, а ведь я считаюсь хорошим специалистом…

— Да брось, Марк! Я думал, что ты отказался от этой идеи. Какой смысл Галею его убивать? До недавнего времени он даже не подозревал о его существовании. Он бы и дальше его не знал, если бы не завернул случайно навестить меня, когда ехал к приятелю поохотиться. Мы ему должны быть благодарны за то, что он остался с нами и согласился нам помочь, хотя я до сих пор не уверен, что мы поступаем правильно.

— Пат, мне надоело, что ты обвиняешь меня в каких-то нечистоплотных замыслах, — решительно заявил господин Рамон. — Твой отец разделил наследство между двумя детьми, Камолом и Амией, не зная, что его молодая жена, наша мать, подарит ему ещё одного сына, а мне — брата. Когда ты появился, он уже умер, а переписать завещание перед смертью не успел. Вскоре не стало и нашей матери. Только ты при этом был крошкой без права на наследство, а я получил от своего отца кое-какие деньги. В вашей семье случаи преждевременной смерти нередки.

— Амия в то время была ещё девочкой, — возразил Пат. — По крайней мере, в этом преступлении её нельзя обвинить.

— Надеюсь, — жёстко и значительно произнёс господин Рамон. — Однако когда ты выбрал себе неподходящее твоему происхождению ремесло, она первая из всей семьи отказалась от родства с тобой и повлияла на решение Камола.

— Он и сам готов был меня убить, когда узнал, что я ушёл в море матросом, и не только он.

— Я никогда от тебя не отказывался, — живо возразил господин Рамон. — И сейчас я стараюсь для твоего же блага. Мне ничего не нужно и никогда не было нужно от Эскатов, а ты лишился законной части наследства по несправедливой случайности. Камол это понимал и хотел выделить тебе порядочное содержание, чтобы ты смог устроить свою жизнь, но Амия заставила его переменить решение. И даже когда ты вернулся…

— … на стезю добродетели, — вставил Пат.

— … он не захотел даже слышать о тебе.

— Я к нему тоже не слишком-то привязан, — признался Пат. — Но я ему по-своему благодарен. Если бы он назначил мне содержание, я бы, может быть, пропал, а, оставшись без денег, стал неплохим художником.

— Ну, если ты считаешь справедливым, что Камол завещает деньги твоего отца первому, кто придёт ему на ум, то оставим эту затею. Я считаю это несправедливым. Я всегда признавал, что Яго имеет право на наследство, даже в ущерб тебе, и согласился стать его опекуном в случае смерти Камола, но теперь обстоятельства изменились. Сам решай, что нам делать. Если хочешь, я завтра же поеду к Камолу и сообщу о смерти Яго.

— Подожди, — заколебался Пат. — Так тоже нельзя. Если говорить честно, мне очень нужны деньги…

— Тогда решайся на что-нибудь.

— Ты, конечно, прав: отец не включил меня в завещание лишь потому, что составлял его, когда меня не было и в помине, а потом просто не успел его переписать. У Яго я не отнял бы ни гроша, но Яго нет… Как внезапно это произошло… Извини, Марк, я понимаю, что ты стараешься ради меня, но я всё ещё не могу придти в себя.

— Ты уже попробовал утопить горе в вине. Не получилось. Больше ты пить не будешь.

— Кстати, о вине, Марк. Ты не слишком вежливо обошёлся с моими гостями.

— Ближе к делу, Пат. Представим мы Кай вместо Яго или нет? Как ты скажешь, так и будет.

— Ладно, давай попробуем, — помолчав, решил Пат. — В конце концов, это будет только справедливо.

— Отлично. В таком случае, надо попытаться обезопасить себя от случайностей. Как я уже говорил, мне подозрителен Галей… Подожди, не перебивай! Недавно он заходил к Кай. Зачем, спрашивается?

— А что он там делал?

— В основном болтал вздор, а между делом расспросил, где и у кого она жила раньше.

— Он как-нибудь объяснил своё присутствие, когда увидел тебя?

— Он меня не видел.

Наверху долго молчали.

— Мне кажется, что его побудило к этому любопытство, — заговорил Пат. — Его так удивило сходство детей, что он зашёл к Кай, чтобы ещё раз на неё поглядеть.

— Тебе двадцать четыре года, а ты так и не научился разбираться в людях, — отметил господин Рамон.

— Марк, разумеется, на правах старшего брата ты можешь считать своей обязанностью обо мне заботиться и даже читать мне нравоучения, но я не желаю, чтобы меня называли дураком каждый раз, когда наши мнения расходятся… Перестань смеяться, я говорю совершенно серьёзно.

— Ладно, пусть им движет любопытство, — уступил господин Рамон, — но мне он не нравится. Что ему надо, я не знаю, но у меня такое чувство, что он всё время за нами следит. Кстати, Кай он тоже не понравился, так что мы могли бы положиться на интуицию ребёнка, ведь дети, как утверждают, чувствуют тоньше, чем мы, взрослые.

— Интуиция может и подвести, — возразил Пат. — Я, по-моему, этой девочке тоже не понравился.

— Ты и мне эти дни очень не нравился, почему же Кай должна восхищаться пьяницей?

— Ну, уж сразу и пьяница, — пробурчал Пат.

— Остерегайся Галея, Пат, — вернулся господин Рамон к прежней теме. — Поменьше посвящай его в наши планы.

— Он и так всё знает, так что нет смысла скрываться.

— Да, к сожалению, он знает о наших намерениях, но он не знает вот о чём… Тебе не удивительно сходство детей? Надо найти горничную Амии и спросить у неё, одного ребёнка родила её хозяйка или двоих. Одного ребёнка могли оставить в лесу или отдать кому-нибудь на воспитание. Горничная не может об этом не знать и, если дать ей побольше денег, то она раскроет нам этот секрет.

— Ты думаешь, что Яго и Кай — брат и сестра?

— Не знаю. Если это так, то случай открыл нам удивительные вещи.

— Потеряв племянника, я обрету племянницу?

— И это в том числе, Пат. Кроме того, если ты не забыл, Камол выразился в своём завещании весьма замысловато, написав, что оставляет своё состояние "ребёнку Дорана Пинама и Амии Эскат". Имя он не поставил. Если Кай окажется единственным оставшимся в живых ребёнком Дорана и Амии, то получит хорошее наследство.

— Тогда мы представим её под настоящим именем.

— Нет, не думаю, что это будет благоразумно. Камол, как утверждает врач, болен очень серьёзно. Хватит ли у него сил и терпения дождаться доказательств нового родства? Не изменит ли он завещание, едва узнает, что Яго умер? Как в интересах Кай, если моё подозрение справедливо, так и в твоих интересах, если я не прав, лучше действовать по моему плану. Не следует забывать и про Амию.

— Она в любом случае не получит наследства.

— Если выяснится, что Кай не имеет к ней и Камолу никакого отношения и, кроме тебя, других наследников нет, она получит наследство мужа и часть наследства Камола. Если девочка окажется сестрой Яго, то Амия потеряет всё, а Кай получит и наследство отца, и наследство дяди, ведь Доран, составляя завещание, указал "моему ребёнку", потому что в то время не знал, кто родится.

— А Камол последовал его примеру, не имея на то причины.

— Именно. Но вернёмся к Амии. Ты знаешь, что она ни перед чем не остановится, если у неё появится возможность получить деньги. Пусть она думает, что Яго жив, а когда… придёт время восстановить права Кай, твоя милая сестрица до неё уже не сможет добраться.

— Об этом я не подумал. Марк. Хорошо, что ты рассчитал всё заранее. И знаешь, когда я узнал, что наш обман может послужить на пользу моей племяннице, я смотрю на него уже другими глазами.

— Не увлекайся, Пат, — остановил его господин Рамон. — Нам лишь предстоит выяснить, верно ли моё подозрение, так что прибереги родственные чувства на будущее. Ты так пылко воспринял это известие, что я начинаю жалеть, что посвятил тебя в свои заботы. Завтра я съезжу к горничной Амии и постараюсь всё выяснить, но, признаюсь честно, мне бы хотелось, чтобы наконец-то восторжествовала справедливость, и наследство получил ты. Будущее Кай всё равно будет обеспечено так, как ей и не снилось, независимо от итогов поездки, а вот ты можешь потерять слишком много.

— Обо мне не думай, Марк. Своими картинами я кое-как перебиваюсь и, надеюсь, что в будущем они будут пользоваться большим успехом, чем сейчас. Ты ведь сам всё время твердишь о справедливости, так что давай поступать, как велит совесть.

— Ты не пожалеешь об этом, когда наследство уплывёт из твоих рук?

— Нет, Марк. Можешь считать меня глупцом, но я всё равно не смог бы воспользоваться этими деньгами, если мы не попытаемся выяснить, оправданы ли твои подозрения.

— Возможно, ты, и в самом деле, глуп.

— Не притворяйся, брат. Если бы ты думал иначе, чем я, ты ничего бы мне не рассказал. К чему нам притворяться друг перед другом?

— Тогда завтра я еду. А ты не проболтайся Галею, куда я отправился. Пойдём отсюда.