"Слуги в седлах" - читать интересную книгу автора (Ринтала Пааво)
2
Он стоял на мостках и звал Заиньку.
Озеро было спокойно, на сумеречных берегах лежал туман, но верхушки деревьев темным контуром виднелись на фоне светлого неба. На прибрежной березе сидела желтогрудая птичка. Она тоже ждала солнца. Потом принялась распевать: чи-вик, чи-вик. А недавно, часа два назад, когда смеркалось, она сидела в ельнике за домом.
Он не спал всю ночь. Сидел на крыльце и вслушивался в сумерки. Через двор пронеслась летучая мышь и не заметила его. Она наткнулась на простыни, развешанные Кристиной, и упала в траву.
Лодка покачивалась в воде рядом с мостками. Банка с червями стояла под скамьей, термос — на носу, у борта лодки лежали четыре удочки.
— Заинька-а!
Да проснулась ли эта девочка? Раньше она легко вставала на рыбалку.
— Дедушка!
Голос донесся с самого конца залива.
— ка!.. ка!.. ка!.. — разнесло эхо по всему озеру, и в конце залива, на мостках возле красной бани, которая кажется сейчас черной, появилась высокая стройная девушка. Она помахала рукой и побежала вдоль песчаного берега к мосткам серой бани. Он стоял и смотрел, как она бежит.
— Легко проснулась?
— Проснулась.
— Опять под ухом был будильник?
— Конечно. У тебя есть черви?
— Дождевые?
— Да. Иди-ка на корму.
— Я буду грести.
— Я тоже могу, — сказала девушка и села за весла.
Заинька гребет. Длинноногая девочка, большие синие глаза, волосы до плеч. Они цвета только что ободранного и еще блестящего от сока березового ствола, в который подмешана желтизна ромашки. Так он и представлял их себе, когда искал в окружающем пейзаже каких-нибудь соответствий цвету ее волос. Серый свитер, брюки, резиновые сапоги. Заинька гребет.
Девочке скоро исполнится шестнадцать, думал он.
Давно ли она как товарищ ходит с ним в эти ночные путешествия за окунями? Недавно. Только четвертое лето. Первый раз ей было тринадцать лет. Прошлым летом она не пропустила ни одной рыбалки.
А кажется, совсем недавно... Пентти женился осенью. Он не возражал против этого брака, но на душе у него было тяжело, и Пентти думал, что это из-за Анна Майи. Что он не одобряет Анна Майю. А дело было не в этом. Он тревожился о них, и ему было печально. Осенью могла вспыхнуть мировая война. Гитлер двинул войска. Немецкий народ зажимали двадцать лет, он не выдержал этого и взбесился. Было страшно думать о детях, которые появятся в таком страшном мире. Поэтому его не радовал и брак Пентти с Анна Майей. Пентти женился сразу после школы и тут же попал на войну. Лаура была маленькая, черная, сморщенная. Он сунул в ее ручку свой палец, она схватила его и заверещала. Став дедушкой, он забыл о своих страхах. Теперь он вспоминал тогдашнюю Лауру, этого маленького вороненка.
— А мы что, не поедем на луды? — спросила Лаура и перестала грести. Лодка по инерции неслась вперед. Потом движение замедлилось. В утреннем сумраке вырисовывались весла, они торчали по бокам лодки.
— Поедем, поедем.
— Ты же правишь в другую сторону.
— Я поверну.
Они поплыли к лудам, опустили груз, насадили червей на большие крючки, закинули удочки и стали ждать.
— Будь туман побольше, на восходе поднялся бы ветерок и разнес его.
— А земляника в этом году будет? — Лаура махнула в сторону леса.
— Не знаю, не ходил.
В прошлом году земляники было много, словно ее кто-то посеял.
— Кажется, слишком рано, — сказала Лаура.
— Она иной раз и ночью клюет, если очень большая.
— Я не об этом. Конечно, клюет, только попозже летом.
— Пожалуй... Тут перестала попадаться рыба в это время года. Когда Пентти был еще мальчиком, здесь ловились большие окуни.
— А в позапрошлом году мы тоже больших поймали. Помнишь?
— Поймали, конечно, но с прежними не сравнишь.
— Не клюет.
— Может, кофе попьем?
Он протянул руку, Лаура достала термос и бумажный пакет и хотела передать все ему.
— Наливай сама. В пакете кружка для тебя. А мне дай крышку от термоса.
— Булки хочешь?
— Нет, спасибо. Возьми сама, если хочешь.
Он смотрел, как Лаура ест булку и прихлебывает из кружки кофе.
— Эй, дедушка, у тебя клюет.
— Это плотвичка дразнится, — сказал он и вытащил леску.
— А червяка не поправишь?
— Плотвичка не схватит такого большого червяка, — ответил он, ничего не трогая.
Сосняк порозовел. Птицы защебетали. На берегу зашумело, там поднялся ветерок. Потом он достиг озера, погнал по нему небольшие волны и унес туман. Он поднялся в воздух и исчез. Лес засверкал. Небо засинело. Солнце поднялось. Мир был сотворен сызнова.
— Теперь пора начаться клеву, — сказала Лаура.
— Пора-то пора, если он вообще будет, да про больших рыб не угадаешь — у каких камней они когда клюют. Они теперь редки в этих водах.
Он говорил и смотрел на поплавки. Один из них начал погружаться в воду, потом леска дернулась, и он услышал напряженный голос Лауры:
— Большая, даже леска дрожит.
Водная гладь разбилась, когда на ее поверхности что-то сверкнуло. Потом на дне лодки забился окунь.
— Он не такой большой, как мне казалось. А дергал, как большой.
Они разглядывали добычу.
— На полкило, — сказала Лаура.
— С полкило-то потянет. Я бы сказал — грамм шестьсот пятьдесят.
— Я тоже так думаю. Эй, дедушка, у тебя клюет. Он схватил удилище, почувствовал, что леска напряглась и дернулась под водой. Он рванул удочку.
— Такой же, точно такой же, — сказала Лаура.
— Да.
— Поймать бы десяток таких, получился бы хороший завтрак.
— Даже семи бы хватило.
Лаура быстро обернулась к другой удочке.
— Этот помельче.
— Грамм на четыреста.
Лаура не ответила, она лихорадочно насаживала червя, он извивался, и крючок пропорол его.
— Ничего не получается.
Насадив червя, она закинула удочку.
— Надо было захватить маленький крючок, теперь не на что поймать плотвичек.
На плотвичку они раньше ловили самых больших окуней.
— У тебя нет с собой маленьких крючков?
— Хотел взять, да забыл в предбаннике.
— Вот беда. А тут как раз окуни, — сказала Лаура. У нее опять клюнуло. Четвертый окунь показался из воды, рассек поверхность и затрепыхался на дне лодки.
— Еще меньше, — заметил он.
— Может, там и большие есть, раз косяк двинулся, — взволнованно зашептала Лаура.
— Черт побери, забыл маленькие крючки. Эти велики для плотвички.
— И ветер ослаб, — сказала Лаура.
— Скоро совсем затихнет.
— Надо было взять на каждого по три удочки с плотвичкой, раз мы напали на косяк.
— Да-а.
— Помнишь, прошлым летом? В такое же точно время, когда ветер унес туман, мы выловили восемь крупных. И десяти минут не прошло. На косяк наскочили.
— В следующий раз запасемся плотвичками. Из садка возьмем, — решил он и вытащил из кармана трубку, табак и спички.
— Выпьешь еще кофе?
— А вдруг снова клев будет?
— Не будет.
— А если опять косяк пройдет?
— Не пройдет. Солнце уже высоко. Теперь оно быстро поднимается.
— Подождем все-таки немножко, — попросила Лаура.
— Ну, подождем, только он уже не вернется, — ответил он, раскуривая трубку.
Они стали ждать.
— Пригревает, — заметила Лаура и сняла свитер.
Косяк не возвращался. Сомнений больше не было. Ждать становилось утомительно.
— Ди-и, да-а, — замурлыкала Лаура, прислонившись к носу лодки и отбивая такт ногой.
— Что это такое?
— Просто так, это у нас в школе все поют, — сказала Лаура. Они смотали удочки. Он поднял грузило.
— Теперь моя очередь грести.
— Да я справлюсь.
— Ну, тогда пошли.
Берег приближался, баня росла на глазах.
— Не с той стороны, здесь камни, забыл?
Он развернул лодку, она скользнула в камыши. Лаура выскочила на помост, вытащила лодку и зевнула, Он потянулся и тоже блаженно зевнул.
— Я это вычищу.
— Вот хорошо. Мне спать захотелось.
— Иди ложись.
— Который час?
— Полпятого.
— Ого, ночь прошла, — сказала Лаура, зевая. Стоя на мостках, она сбросила сапоги прямо с ног на берег наклонилась и ополоснула лицо.
— Какая прохладная вода.
Лаура присела на мостки, засучила брюки и опустила ноги в воду.
Он перевернул лодку, собрал окуней и пошел вдоль берега. Там, метрах в десяти от мостков, лежал плоский камень, а на камне большая доска. Место для чистки рыбы.
Большой рыбы и на этот раз не поймали, подумал он, вытаскивая финку из ножен, наклонился и принялся чистить.
— Привет, дедушка.
Заинька стояла на мостках, поднявши руку. Она сняла рубашку. Из-под белого лифчика выступали округлые холмики.
Девушка закинула рубашку за плечо, повернулась, подобрала сапоги и, напевая, пошла к оконечности мыса.
Она удалялась, а мелодия оставалась.
Склонившись над рыбой, он смотрел, как она идет.
Заинька становится молодой женщиной. Ему казалось, что, по мере того как она уходит по берегу к красной бане на конце мыса, она навсегда удаляется и от него. С такой же быстротой. И больше у него не будет компаньона для рыбалки.
Маленький Хейкки?
Ни один мальчишка никогда не станет таким товарищем, каким была Заинька.
Вон она там, на мостках, остановилась на минутку, повернулась и вошла в баню.
Спину заломило. Надо кончать с окунями.
Когда он снова взглянул на оконечность мыса, девушка стояла на мостках и махала ему рукой. На ней был синий купальник.
— Иди купаться, дедушка!
Нырнула. Послышался громкий всплеск, поверхность воды разбилась, и весь мыс огласился плеском. Будто разбилось утро.